Глава 8
Когда к Виктору вернулась обычная манера разговора, он в первую очередь снова поблагодарил друзей.
– Спасибо, что подтвердили мое алиби. Если бы не ваша стойкость, замели бы они меня. И хорошо, если меня одного.
– С чего им вообще пришло в голову заподозрить вас?
– Кто-то же нужен для отчетности. Антон Степанович – наш следователь, как я понял, человек предусмотрительный. Лучше кого-то задержать, а потом выпустить, чем оказаться вообще без подозреваемого. Как увидел меня в хирургии да услышал, что я был рядом с потерпевшим в момент выстрела, так и сделал на меня стойку. Одно слово, легавый.
– Витя, что ты болтаешь, – перебила его Ната.
– А что? Неспроста же их так называют.
– Милый, помолчи. Ты и так много сегодня пережил.
– Еще бы! Меня чуть не ухлопали!
И смачно выругавшись, Виктор схватил коньячную бутылку и сделал прямо из горла несколько больших глотков. Закончив пить, он уставился на жену и двоих друзей. Вид его был такой чудной, что все трое отчего-то задрожали. И оказалось, что не напрасно.
– Сегодняшняя пуля предназначалась мне!
Ната ахнула.
– Витя, что ты говоришь!
– Да! Стрелок целился в меня!
Друзья тоже были удивлены этим заявлением своего старшего друга.
– Стреляли в Евгения Васильевича.
– Стреляли в меня, – упрямо возразил художник. – Стреляли в меня, а попали в него! Промазали!
– Но…
– Какие основания у меня так думать?
– Да.
– Есть основания.
И Виктор сделал еще два глотка. Его жене это не понравилось, она встала, отняла у него бутылку, которая и так была уже почти пустой, и твердо произнесла:
– Витя, мне это все не нравится! Быстро объяснись! Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что стреляли в тебя? Кто в тебя стрелял? И зачем?
– Я не знаю, – покачал головой Виктор. – Только это уже не первый раз.
– Что не в первый раз?
– Стреляли.
– В тебя стреляли и раньше? – нахмурилась Ната.
– Да. Два раза.
Ната побледнела.
– Ты мне не рассказывал!
– Не хотел тебя волновать.
– Когда это случилось? И где?
– На охоте. Это было на охоте. Оба раза я был в лесу один, свидетелей не было. И если честно, то первый раз я вообще счел, что это недоразумение. Бывает, что неопытный охотник палит наугад, не думая, что за кустом может притаиться вовсе не лось или кабан, что там может прятаться другой охотник.
– Значит, в тебя стреляли, и ты решил, что это случайность? И конечно, не подумал сообщить об этом куда следует?
Голос Наты не предвещал ее мужу ничего хорошего.
Но Виктор упрямо продолжал каяться:
– Да. Первый раз в меня стреляли на майских праздниках.
– На этих?
– Да. А второй раз в меня палили в конце мая, числах так уже в двадцатых.
– Ты даже не помнишь, когда именно!
– Оба раза промазали. Хотя после второго раза у меня зародились кое-какие подозрения. Я понимал, что случайностью вторую попытку объяснить нельзя. Ведь после первого выстрела, под который я едва не угодил, я стал надевать в лес очень приметную и яркую одежду.
– Да. Красная куртка, желтая кепка и ярко-зеленые брюки. Я дразнила тебя светофором, а ты, значит, пытался уберечься.
– Спутать меня с животным теперь не мог бы и слепой. А значит, второй раз стреляли в меня, и стреляли прицельно. И сегодняшний случай – это третий в общей цепи.
Сейчас было начало июня. И получалось, что между покушениями на жизнь Виктора всякий раз проходило около двух недель.
– Я не понимаю, – растерянно произнесла Ната. – Почему ты раньше мне об этом не рассказывал?
– А что бы это изменило? Ты могла мне помочь?
– Нет, но я хоть была бы в курсе.
– И волновалась бы, и ночей не спала, и накручивала себя. Нет уж, знаю я эти ваши женские штуки. Напридумывала бы себе всякого.
– Витя, я тебе поражаюсь! Тебя могли убить!
– Пока что я жив.
– Чудом! И вместо тебя пострадал другой человек.
– Трудненько будет убедить нашего Антона Степановича, что покушались на меня. Но я уверен, что неизвестный стрелок собирался всадить пулю в меня. Евгений Васильевич попал на линию огня случайно.
– Но как получилось, что вы так удачно отошли в сторону?
– Я случайно вспомнил, что не отдал Евгению Васильевичу ножны, которые он просил меня поправить. Пошел за ними, и вдруг выстрел, крик. Евгений Васильевич падает. Я заметил, пуля вошла в него в том месте, где была моя голова. Это стреляли в меня. И стрелок тот же. И оружие то же.
– Как вы поняли?
– Узнал звук. Запомнил его по прежним двум случаям.
– Разве выстрелы можно отличить?
– Конечно. Разное оружие звучит по-разному. И знаете, что я вам скажу? Та пуля, которой пытались завалить меня, с ней все очень непросто. Хотите знать что?
Еще бы друзья не хотели. Очень хотели. И Ната тоже хотела.
– Так вот, когда первый раз в меня выстрелили, я был еще непуганый, не знал, что нужно бояться, бежать и прятаться. Я решил найти пулю, которая засела в дереве.
– Боже! – ахнула Ната. – Ты безумец!
– Мне повезло, Рой спугнул своим лаем стрелявшего. Других выстрелов не последовало, иначе я бы здесь с вами не беседовал. Пока я ковырялся, то представлял собой легкую мишень. Но я не поленился и нашел выпущенную в меня пулю.
– Зачем она вам понадобилась?
– Мне думалось, что с ее помощью я смогу определить оружие. Что там было у стрелявшего в меня охотника? Карабин или двустволка. В наших краях не так уж много охотников, я бы нашел стрелявшего и поговорил с ним по душам. Растолковал бы этому недотепе, как нужно вести себя в лесу. В общем, я стал искать пулю. Мне показалось, что она ударила в ствол дерева у меня над головой. Там я ее и нашел. И хотя я хорошо разбираюсь в современном охотничьем оружии, такой пули я никогда не видел. Мне даже стало интересно, я влез в Интернет и там поискал похожую. Нет, и среди боевого оружия таких пуль я тоже не обнаружил.
– Странно.
– Да, – согласился Виктор. – Но это еще не все! Самое странное знаете что? Самое странное, что та пуля, которую извлекли из Барона и отдали мне, вот она точь-в-точь как та, что чуть было не спровадила меня на тот свет.
Виктор замолчал, с сожалением глядя на бутылку коньяка, которую Ната все еще сжимала в руке. Художнику хотелось выпить, но он не смел нервировать еще больше свою жену. Ната и так выглядела бледной, как покойница.
– Витя, – прошептала она. – Ты немедленно должен рассказать обо всем следователю! Прямо сейчас!
– Думаешь, я сам этого не понимаю? Но сейчас я не могу. У меня нет сил.
– И ты должен показать ему пули! Это важная улика! А ты присвоил ее себе!
Тут оживились и Вован с Костиком.
– А можно нам тоже на них взглянуть? На эти пули!
Виктор поколебался, но потом все-таки полез в карман и извлек оттуда бумажку. Внутри нее оказались две вытянутые и заостренные на концах пули, каждая из которых была украшена продольными бороздками.
– Вот эту извлекли из Барона, – указал Виктор на ту, что лежала справа. – Видите, на ней ржавые пятна? Это его кровь. А вот эту, у которой носик слегка затупился, я извлек из дерева.
Но если не обращать внимания на эти отличия, пули были совершенно одинаковыми. Их явно отлили в одной форме. И сам металл, из которого пули были отлиты, тоже был одинаковым. Но что это был за металл, сказать было сложно. Он был тусклым и серым.
– И вы не знаете, от какого оружия могут быть эти пули?
– Нет. Говорю же, здесь нужен эксперт. Настоящий эксперт по стрелковому оружию.
Друзья еще раз посмотрели на пули. Допустим, Виктор говорит правду. А если нет? Что, если эти пули у него были припасены давно? И оружие, для которого они предназначались, тоже? Но если Виктор врет, то с какой целью? Они снова взглянули на Виктора. Бледный, трясется, нет, не похоже, чтобы человек всю эту историю придумал. Скорей уж Виктор похож на того, кто напуган до крайней степени.
– Скажите, а у вас есть подозрение, кто мог в вас стрелять?
– Да!
Ответ был таким быстрым и четким, словно Виктор давно обдумал и приготовил его.
– Я знаю, верней, я догадываюсь, кто мог в меня стрелять! Я знаю, кому я здесь как кость в горле! Знаю, кто мечтает от меня избавиться и заграбастать этот клочок земли себе!
– Витя! – возмущенно воскликнула Ната. – Снова ты об этом!
– Молчи, Ната! Молчи, потому что я сейчас на грани и за себя не отвечаю. Если ты снова примешься защищать этих святош, то я наговорю тебе такого, о чем потом крупно пожалею!
– Это достойные люди! Я с ними разговаривала. Они бы никогда не стали…
– Не смей защищать этих святош, которые едва не угробили твоего мужа! Не смей, это я тебе говорю!
Видя своего мужа таким грозным, Ната замолчала.
Зато Костик с Вованом заговорили:
– Каких святош?
– Таких! Вы знали, что в этих местах раньше стоял монастырь?
– Да.
– Пусть и не самый крупный, не самый процветающий, но вполне себе такой действующий монастырь. Мужской, кажется.
Ребята удивились. Это каким же боком та стародавняя история затесалась в рассказ Виктора? Как сгоревший в начале девятнадцатого века монастырь может быть связан с сегодняшним покушением на жизнь Виктора?
Но так как Виктор выглядел очень возбужденным, они лишь кротко подтвердили:
– Да, мы слышали.
– Вот! – воскликнул Виктор. – А стоял этот монастырь ровнехонько на том самом месте, где сейчас стоит мой дом! Один в один на этом месте! И святошам этим позарез хочется поставить свою новую постройку на этом же месте. Сто метров вправо или влево их, видите ли, не устраивает. Каждый день звонки, каждый день письма с уговорами. Сначала пытались меня подкупить, деньги предлагали.
– Причем неплохие, – вставила его жена. – Мы легко могли бы на эти деньги купить дом по своему вкусу в другом месте. Но ты встал в позу.
– А почему я должен сниматься с насиженного места? Я здесь был раньше, чем они!
– Они здесь были еще в восемнадцатом веке.
– И что? И были. А потом ушли! И теперь здесь живем мы с тобой.
– Но они хотят вернуться.
– И что с того? Мало ли кто и куда хочет вернуться!
– Напрасно ты упрямишься.
– Дело не в упрямстве, дело в принципе! Я отстаиваю не только свое спокойствие, но и покой других. Если мы, моя дорогая, сейчас начнем во всем мире перекраивать границы городов и стран, устраивая их, как было в восемнадцатом веке, такая заварушка начнется! Попомни мои слова: стоит только начать, и все сцепятся друг с другом. Здесь уже до настоящей войны недалеко.
Понятное дело, подумали ребята, если все сцепятся насчет границ, до добра это не доведет.
Вован с Костиком прекрасно помнили, как несколько лет назад чуть было не поссорились насмерть двое их соседей. И сцепились-то они всего из-за какого-то спорного метра, шедшего вдоль границы их участков. И ладно бы там посадки какие особо ценные были сделаны, на этой узкой полоске земли. Так нет же. Не было там вообще никаких посадок. На этом спорном метре у них была вырыта дренажная канава, одинаково нужная обоим. Несмотря на это, двое соседей изрядно поколотили друг друга, пытаясь доказать один другому, что это именно его канава и ничья больше.
Хорошо еще, что вмешался участковый Вася, который пригласил геодезиста, который обмерил участки спорщиков и доказал им, что канава проходит тютелька в тютельку по их границе, отнимая у каждого не больше полуметра. И значит, все справедливо. Но это тогда так повезло. А бывает, что везет не всем и не всегда.
– Не приведи бог! – испугалась Ната, услышав мрачное пророчество супруга. – Все лучше решать миром.
– И я им очень мирно сказал, чтобы они убирались к черту. Но разве они меня послушались? Нет! На мою гражданскую совесть давить начали, на историческую память. Подослали ко мне директора музея, милейшего Всеслава Всеволодовича, чтобы он со мной политинформацию провел. Потом на телевидение пригласили. Будто бы о моем творчестве поговорить, а на деле оказалось, снова по новой об этом монастыре талдычить стали, который я будто бы мешаю строить. Мол, такой уважаемый человек, а не понимаю необходимости такого поступка. А я разве мешаю? Пожалуйста, стройте. Но стройте в стороне. А лучше так и вообще в другом месте, потому что в монастырь обязательно паломники потянутся, экскурсанты всякие, источник рядом есть, они его целебным объявят. И пойдет молва по народу гулять, потянутся сюда толпы страждущих исцеления телесного и душевного.
– Что же в этом плохого? – удивился Костик. – Люди приедут. Работа будет. У нас так все рады.
– А я-то разве за этим сюда ехал? Нет, я сюда за уединением ехал, за вдохновением, за тишиной, за благодатью!
– Витя, они тебя и меня обещали в молитвослов новой обители вписать, вечно наши с тобой имена поминать. Чего уж больше для благодати-то!
Но художник, что называется, закусил удила. Не желает он сниматься с насиженного места, и все тут! Ни для кого не сделает исключение. А ради хитрых попов и подавно!
– И тогда они сделали вид, что пошли на уступки. В официальных чертежах и планах строительство будущего монастыря в сторону сдвинули, а сами решили меня потихоньку извести! Убить меня решили! Подсылают ко мне убийц! Думают, что, когда меня не станет, они тебя, Наташка, с легкостью обработают, ты им землю продашь или вовсе подаришь, они и восторжествуют. Поставят свои стены там, где они и стояли. На прежнем, так сказать, историческом месте. А что здесь кровь людская пролита, об этом никто и знать не будет.
Виктор так впечатлился от собственного рассказа, что у него даже слезы на глазах навернулись. Расчувствовался человек от предвкушения собственного трагического конца и лютой смерти от рук оборзевших вконец святош.
– Им ведь чего? Убьют, потом покаются, и снова могут жить себе припеваючи. Они всегда так делают. У них это основополагающий тезис. Не согрешишь – не покаешься. Убьют, и ничего им за это не будет ни на земле, ни на небе. Знаю я их лицемерную натуру! А еще насчет искупления грехов что-то бормочут.
– Что бормочут?
– Что, мол, пришло время простить старые грехи и наладить новую жизнь в обители.
– Какие грехи? Чьи?
– Он мне рассказывал, – отмахнулся Виктор, – да я невнимательно слушал. Вроде как настоятель прежний в чем-то крупно провинился перед всем монастырским уставом. Девку какую-то себе распутную для потехи привел. И вроде как через нее распря у монахов и вышла. А потом и пожар случился, тоже вроде как в наказание за грехи. Не знаю, говорю же, я его особенно не слушал. Как понял, что он на сторону святош встал, так и указал ему прямо на дверь.
– Вы это о ком говорите?
– О нем. О директоре музея нашего. Всеславе Всеволодовиче Кулебяке.
Язык у художника все больше заплетался. Было ясно, что коньяк, выпитый на голодный желудок, и перенесенный сегодня нервный стресс сделали свое дело. Разум у Виктора все больше туманили коньячные пары.
И пока он совсем не уплыл от них, Костик вытащил найденную ими в лесу железку и прямо спросил:
– Ваша вещь?
Виктор посмотрел на них, виновато поморгал глазами и признался:
– Моя!
– А чего же вы нам вчера в этом сразу не признались?
– А как бы вы поступили на моем месте? – вздохнул Виктор. – Посудите сами, ребята, в какую ловушку я угодил. У меня пропал пес. Дорогой и любимый. Я бегаю, его ищу повсюду. Более того, я не только сам его ищу, но и вас всех дергаю, умоляю помочь мне в поисках собаки. Люди откликаются, тратят свое время, силы, средства. И пес находится! Но находится он в очень плохом состоянии, серьезно раненный, обез-движенный, избитый, а рядом с ним находится моя вещь. Стамеска из моей мастерской. Что бы вы тогда подумали, скажи я вам вчера, что вещь моя?
– Что вы сами Барона и избили.
– С пьяных глаз чего не сделаешь!
– Избили и бросили собаку одну в лесу подыхать.
– А потом протрезвели, раскаялись, а вот место, где вы оставили собаку, найти не смогли. И прибежали к нам просить, чтобы мы Барона помогли отыскать.
– Вот! – с каким-то мрачным удовлетворением кивнул Виктор. – В точку! Точно так бы вы и подумали! А я не хотел, чтобы вы так думали, потому и соврал. Соврал, чтобы не дать большей лжи вылезти наружу. Потому что я Барона не бил, не избивал, я его любил и люблю. Барончик, Бароша, если бы ты только мог говорить! Ты бы уж назвал мне этого гада, который так с тобой поступил.
Мирно спавший до того пес при звуках своего имени проснулся, заскулил и пытался ползти к хозяину. Виктор от проявлений такой собачьей преданности совсем расчувствовался. Отнял у Наты бутылку коньяка, уселся рядом с Бароном на полу и начал рассказывать тому, почему его хозяин так окосел. Барон сочувственно лизал хозяину руки, и между ними двумя было полное согласие и взаимопонимание.
– А еще говорят, что собаки не выносят пьяных.
Но, наверное, Барон был совсем особый пес, потому что он не выказывал никакого раздражения, а одно лишь безмерное сочувствие своему хозяину.
Вот только разговаривать сейчас с Виктором о серьезных вещах было делом зряшным. Не говоря уж о том, что через пару минут таких душевных излияний художник вообще заснул, привалившись к теплому боку Барона. Ната подсела поближе к мужу. И сидела рядом как приклеенная, прислушиваясь к его неровному дыханию.
– Приходите завтра, – сказала она Костику с Вованом.
И ребята, попрощавшись с Натой и Бароном, отправились назад, к себе в Бобровку. Во дворе их встретил Рой, который проводил ребят до калитки и повилял им на прощание хвостом. Пес уже разобрался со своими дневными делами и был не прочь поиграть. Но у ребят не было на него ни времени, ни сил. Для них день тоже оказался тяжелым и насыщенным событиями. И хотя они напились всего лишь квасу, в голове у них гудело, а глаза слипались не хуже, чем от коньяка.
Когда Костик пришел домой, то обнаружил, что ни бабушка, ни тетя еще не спят. И вообще, сна у них ни в одном глазу. Тетя Таня стояла возле зеркала, расчесывая волосы и чему-то при этом загадочно улыбаясь. Бабушка сидела неподалеку и критически разглядывала свою дочь.
– Волосы-то под платок прибери, – ворчливо сказала она ей. – И юбку подлиньше надень.
– К чему это все, мама?
– Небось не с кем-нибудь на свидание идешь, батюшка тебя пригласил.
– Да какой Андрей батюшка! – засмеялась Таня. – Ты бы его видела! Подтянутый, стройный, улыбается. И он, чтобы ты знала, без всяких таких закидонов: надень платок, ходи в церковь, он простой, как ты или я. И если бы ты знала, как мне с ним легко!
Костя насторожился. Значит, у Тани сегодня намечается новое свидание? Выходит, вчерашним вечером все не ограничилось? Тане и впрямь удалось подцепить себе кавалера, и кавалер этот из той братии, что собирается строить монастырь у них в Бобровке? Может быть, даже из той самой команды, которая мечтает выжить Виктора из его дома?
Все эти мысли пронеслись в голове у Костика, и в мгновение ока им был выработан план, как использовать влюбленность тетки в своих целях.
И он вкрадчиво спросил:
– Таня, а ты одна идешь или, как вчера, с тетей Наташей?
– Одна.
Отлично! Это идеально укладывалось в планы самого Костика. И он продолжал расспросы.
– Значит, тетю Наташу не пригласили сегодня?
– Ее – нет. А меня – да!
Тетя не скрывала своего маленького торжества. Прежде получалось так, что кавалеры куда чаще выбирали фигуристую и эффектную тетю Наташу, а на тетю Таню посматривали лишь в самом крайнем случае. А здесь получилось совсем наоборот. Сколько ее подруга ни кокетничала, ни строила глазки, никакого продолжения ее знакомства не получили.
– А куда вы пойдете?
– Слушай, Костян, не много ли ты вопросов задаешь? – ухмыльнулась тетя. – Куда пойдем? Может, тебе еще сказать, что мы делать будем?
Костик промолчал. Задирать тетку ему сейчас было не с руки. Таня должна была выполнить его поручение.
– А твой Андрей где служит? Он здешний?
– Во-первых, он не мой, а просто отец Андрей. А во-вторых, нет, он не местный, он из Питера в числе большой делегации приехал. А вообще он в управлении митрополии служит. А ты почему им интересуешься?
– Да так, – важно отозвался Костик. – Должен же я знать, что за человек встречается с моей тетей.
Таня снова весело рассмеялась и подскочила к нему, ероша волосы на голове. Потом она обняла Костика и поцеловала его в лоб и щеки. Вообще-то Костик терпеть не мог эти телячьи нежности, но сейчас мужественно терпел, потому что ему требовалось кое-чего добиться от тети. Он даже сделал неуклюжую попытку обнять тетю, отчего та даже насторожилась.
– Ты это чего вдруг?
– Таня, а этот Андрей, если он из самого Питера приехал, наверное, насчет будущего монастыря приехал?
– Ага. Они готовят торжественную церемонию закладки первого камня. Говорят, даже сам архиепископ приедет. Вот и нужно, чтобы к его прибытию все было бы уже устроено в лучшем виде.
– И как? – самым невинным голосом спросил Костик. – Все у них гладко идет?
– Насколько я знаю, да.
А вот и нет! Чуть было не закричал Костик. Ничего ты не знаешь! Никакой гладкости и не наблюдается у твоих новых друзей! Совсем даже напротив, имеется у них огромная проблема. То место, на котором они хотят поставить монастырь, нынче занято. И пока что им не удалось сдвинуть несговорчивого художника ни на сантиметр с занимаемой им территории.
– Таня, а Таня, – просительно произнес Костик, – а ты можешь ради меня выяснить, что там и как?
– Где?
– В смысле, как у них там с монастырем дела обстоят.
– А тебе-то это зачем?
– Интересно. Все-таки не каждый день у нас монастырь начинают строить. Да еще говорят, что ставить его будут на месте уже ранее существовавшего. Не могла бы ты и о том старом монастыре разузнать подробнее?
– Да зачем тебе? Не пойму, когда это ты у нас в историки заделался!
– Таня, пожалуйста.
– Отстань!
Но на помощь Костику неожиданно пришла его бабушка.
– Татьяна, что ты в самом-то деле! Костик тебя о деле просит! И мне тоже интересно будет узнать, что там с прежним монастырем приключилось и почему именно сейчас решили новый ставить.
– Да вы сговорились! – вспыхнула Таня. – Друг за дружку горой!
– Что же, если нам интересно! – бойко ответила ей бабушка. – Сама развлекаться будешь, а мы сиди. Вот сейчас не пустим тебя никуда, будешь знать.
– Ладно, ладно, спрошу, конечно, если вам так все интересно, – отмахнулась Таня, которой тоже совершенно не хотелось ссориться перед свиданием.
Не отпустить-то не смогут, а вот настроение испортить – вполне.
– Только я уверена, что Андрей ничего насчет старого монастыря не знает.
– Ты, прежде чем говорить, спроси.
Таня обещала, что спросит, и убежала. А Костик с бабушкой прилипли к окну. На этот раз за Таней приехала совсем другая машина. Не внедорожник, а обычный седан, к тому же машина была совсем невысокого уровня.
– Скромная машинка-то, – с видимым удовольствием заметила бабушка. – Самое по нам.
А Костик про себя подумал, что, видимо, отец Андрей был еще молод и не успел занять соответствующих постов, чтобы заработать себе на машину получше. Отсюда же и его стройность и подтянутость. От сытой жизни все батюшки толстеют. А он, видать, до сытой жизни еще не дослужился.
Этой ночью Таню ждали двое. И Костик, и бабушка не ложились спать, желая дождаться гулену. Но часа через три усталость их все же сморила. Они пошли спать и не заметили, как под утро вернулась Таня. В руках у нее был огромный букет из самых разных цветков люпина. Здесь были и фиолетовые грозди, и нежно-розовые, и сиреневатые, и почти белые. Большущая охапка, ростом почти с саму Таню. Молодая женщина едва могла ее нести. Цветы были еще влажные от росы, тяжелые, нести их было крайне неудобно, но Таня все равно улыбалась.
Какое-то время она ходила со своими цветами взад и вперед по дому, явно пребывая в некотором замешательстве и не зная, куда их поставить. Банки казались ей недостойными, вазы – слишком маленькими. А потом Таня сообразила, извлекла из шкафа красивое металлическое ведро для шампанского, налила в него воды, и получилась прекрасная напольная ваза, в которую отлично поместился весь сноп люпинов.
После того как Таня устроила цветы в эту импровизированную вазу, она еще долго стояла рядом, любовно поправляя цветы, чтобы они живописней смотрелись. Кто-то бы решил, что она хочет поразить своих близких видом волшебной красоты букета. Чтобы Костик и бабушка встали и прямо сразу бы ахнули. А кому-то другому бы показалось, что молодой женщине просто доставляет удовольствие касаться руками этих цветов, которые еще недавно собирали для нее сильные мужские руки.
