Глава 15
Какое-то время после отъезда грузовичка над округой царила тишина. Был слышен лишь пересвист каких-то лесных птиц, да и те вскоре угомонились, и стало совсем тихо. А ребята, сами не зная почему, продолжали сидеть в своем укрытии. Костик с тоской думал о бабушке, которая, конечно, уже обнаружила его отсутствие и теперь вовсю мечет громы и молнии. Интересно, она уже носится по Бобровке в поисках своего непутевого внука или пока готовит ему горячую встречу дома?
– Чего сидим-то? – прошептал Вован.
– Не знаю, – откровенно признался Костик.
Перед уходом аккуратный Всеслав Всеволодович не только закрыл двери в доме художника, но и погасил свет во всех комнатах. И вдруг в тот самый момент, когда ребята уже собрались вылезать из своих кустов, свет в доме вспыхнул вновь!
– Опля! Там кто-то есть!
Но кто? Виктор? Ната? Наверняка они. Кто же еще? Хозяева прятались все это время где-то в доме, а теперь, после отъезда директора, вновь решили выйти на свет. Но почему хозяева не вышли еще раньше, когда директор музея нахально хозяйничал у них в доме? Почему не предотвратили порчу имущества? Они могли запросто открыть Всеславу дверь мастерской, выдать заказ – фигуру охотника – и уберечь окно от разрушения. Так и нужно было поступить. Но почему они этого не сделали? Оба друга на этот счет терялись в догадках.
Или художник не хотел отдавать заказ и специально прятался, надеясь таким образом увильнуть от исполнения взятых на себя обязательств? Если так, то он плохо знал директора музея. Когда речь заходила о его обожаемом детище, Всеслав Всеволодович не церемонился.
– Что, пошли?
Вован тянул за собой приятеля.
– Попрощаемся! Ради этого же и пришли.
Но Костик что-то медлил. Какая-то непонятная тяжесть появилась во всем его теле, мешая двигаться в указанном Вованом направлении.
– Давай все же сначала посмотрим, что там и как, – предложил он наконец.
Вован немного поворчал, но в итоге согласился с предложением приятеля, как соглашался всегда и со всем, что предлагал Костик. Ребята очень осторожно прокрались обратно к дому. Потом улучили минутку, заглянули в окно и сразу поняли, что поступили совершенно правильно, когда не полезли сразу на рожон. В доме кто-то был.
Лица этого человека ребята разглядеть не могли, но это был точно не Виктор. Дело в том, что ростом этот человек в облегающей тело плотной черной одежде был меньше хозяина дома на целую голову и в то же время плотней.
– Какой-то чужак!
– Ему-то что здесь нужно?
– Кто это вообще такой?
В отличие от Всеслава Всеволодовича человек этот двигался очень осторожно. Казалось, что меньше всего на свете ему хотелось шуметь или как-то иначе привлекать к себе внимание. Даже короткая вспышка электрического света, в которой друзья успели увидеть неопознанную темную фигуру, длилась совсем недолго. Пару минут, и свет снова погас. Видимо, человек успел разглядеть все, что ему было нужно. И теперь довольствовался светом маленького фонарика, который прыгал по комнатам.
– Кто это? Вор?
– Похоже на то.
– Надо звонить Васе! В полицию!
– Погоди, – остановил приятеля Костик. – Не горячись. А вдруг мы ошибаемся? Вдруг этот человек какой-нибудь приятель Виктора? Тот поручил ему собрать вещи или еще что-то в этом роде.
Вован с сомнением посмотрел на Костика. Он явно не знал, что ему предпринять, и ждал команды более сообразительного приятеля. Но Костик и сам был в растерянности.
– Полицию вызвать всегда успеем, – решил он наконец. – Давай сначала понаблюдаем за домом снаружи.
Но наблюдение снаружи не принесло никаких результатов. Снаружи ничего не происходило. Все самое интересное творилось внутри, а ребята были лишены возможности это интересное лицезреть.
– Чего мы здесь высиживаем? – снова начал ныть Вован. – Никакого толку!
Костик был с ним согласен. И решился.
– Ладно. Идем внутрь.
Но кое-какой осторожности события предыдущих дней Костика все-таки научили. Потому что перед тем, как сунуться в темный и ставший таким угрожающе опасным дом, он позвонил Васе.
– Мы у дома Виктора, – предупредил он участкового. – Художник то ли уехал, то ли что, а здесь какая-то движуха намечается. Кто-то приезжает, уезжает, кто-то ходит по дому. Может, это его знакомые, не знаю. Хотим с Вовой подойти к ним. Но если что и я не перезвоню вам через десять минут, значит, здесь что-то неладное. И вы приезжайте, пожалуйста.
И Костик сбросил звонок прежде, чем Вася успел ему запретить соваться в это дело.
– Пошли!
И они пошли в дом. То есть попытались это сделать. Дверь была закрыта изнутри. И ребята без всякого толку подергали ее. Пока дергали, Костику показалось, что кусты за его спиной шевельнулись, словно в них кто-то сидел. Но нет, ничего не произошло. Значит, ему это просто показалось.
– Как же нам быть?
Хорошо, что Вова, такой молодец, вспомнил о тайном ходе, который вел из мастерской Виктора прямо на кухню его дома. Художник сам показал его ребятам еще в первую их встречу. Забраться через разбитое окно в мастерскую не представляло для друзей никакого затруднения. И оказавшись там, они легко нашли в мастерской художника потайную дверь, которая, на их удачу, оказалась открытой. И уже через эту дверь они проникли в сам дом.
Сначала было тихо. Потом откуда-то донеслись человеческие голоса. Звучали они негромко. Но в тишине и темноте эти негромкие фразы прозвучали вдруг настолько угрожающе, что у ребят мурашки побежали по спинам. Им обоим отчего-то сильно захотелось не ходить дальше. Чутье подсказывало, что вернуться сейчас на улицу было бы правильней всего. И все-таки какая-то непонятная сила властно влекла ребят туда, где раздавались сейчас эти голоса.
В конце пути ребята уткнулись носами в стенку. Совершенно гладкую простую стенку, но именно здесь лучше всего был слышен разговор. И ребята решили, что больше блуждать по дому не будут, останутся здесь и послушают.
– И возвращаясь к нашему разговору, – услышали они голос, который показался им обоим знакомым, – хочу снова спросить вас, уважаемый, где мои деньги?
– Я не понимаю, о чем идет речь.
Это был голос художника. И он дрожал то ли от страха, то ли от гнева, то ли от обоих чувств разом.
– Как же так, Витя? – продолжал все тот же первый голос, прозвучавший куда фамильярней. – Как же ты не понимаешь? Я же проверял, схрон есть, а вот денег там нет.
– При чем здесь я? Я вообще не понимаю, о чем речь. Какой-то схрон. Какие-то деньги. И потом, вы же не один там деньги хранили.
– Я тебе уже говорил, что там деньги троих человек находились.
– Вот и спросите у ваших дружков, кто из них наведался сюда до вас.
– Ах, Витя, Витя, – с сожалением произнес первый голос. – Не знаешь ты законов нашего мира, Витя. Не могли мои, как ты выразился, дружки так поступить, потому как в одиночку я этот схрон устраивал. Не было у меня к ним полного доверия. А они и пикнуть не посмели. Дружки-то у меня в подчинении были. Как я решил, так мы и сделали. Деньги там были общие, их доля и моя, а схрон надежный я один устроил. У сестрицы моей в гостях побывал. С полным чемоданчиком приехал, с пустым отчалил. Неласково меня сестренка встретила, да мне на ее ласку плевать. У меня дело к ней было. Сестрице-то моей и невдомек оказалось, что я на ее гостеприимство-то и не слишком рассчитывал. Мне к ее времяночке да к этому участку подобраться надо было. Знал я, что он заброшенный стоит, никто здесь не бывает. Как я к сестренке родной словно снег на голову свалился, так она меня прямехонько сюда на жительство и определила. Неохота ей было перед соседями братцем своим уголовником светиться. У себя она меня приютить отказалась, а здесь пожить разрешила. Да только я еще раньше на это место глаз положил. Очень уж оно уединенное. Сестрице еще муженек ее покойничек, чиновником он был при прежней администрации, помог кусочек земли от лесного заказника в собственность оформить. Других таких умников не нашлось. Да и муженька кондрашка в скором времени хватила. Хотела сестра с мужем дом здесь строить, а успели только сарайчик маленький поставить. Вот в этом сарайчике сестрица мне по доброте души и позволила перекантоваться. Ну да я на нее не в обиде. На том и расчет мой строился. Один я сюда приезжал. Один и уехал. Не видел никто из моих дружков, где я деньги прячу.
– За вами могли проследить.
– Ты мне пургу не гони. Проследить! Деньги где?
– Я не знаю. Если их нет в тайнике, значит, их забрали раньше.
– Кто мог их забрать? Никто о них не знал. Нет, это ты, когда строительство своего дома начал, тогда и нашел.
– Я не сам строил. Бригаду рабочих нанял. Если кто и нашел, так это они.
Голос притих. Задумался. А потом заявил:
– Все равно ты хозяин, ты мне должен эти деньги вернуть!
– С какой стати, если их другие взяли?
– А с такой стати, что я на бобах на старости лет оставаться не намерен. Там в валюте сто тысяч было упаковано. Вот ты мне их и верни.
– Нет у меня таких денег!
– У тебя и больше есть, я узнавал. У тебя и квартира площадью сто квадратов, и дом у супруги. И еще кое-какие акции и ценные бумаги имеются. Продашь и не заметишь, как со мной рассчитаешься. Да там у тебя и поболе в загашнике наберется.
– Пусть даже так. Но почему я должен отдавать эти деньги вам?
– Потому что жизнь, художник, она подороже и поценней денег будет. Жить-то всякому хочется. Вот и Сушка тоже жить хотел, а я его не пожалел. А все почему? Потому что неосторожно он себя повел. На рожон полез. Нашумел, натоптал, мог меня подвести. А я шуму очень не люблю. Я сам человек тихий и дела свои тихо предпочитаю делать. И я тебе так скажу, художник. Ты эти деньги у меня взял или не ты, а вернешь их мне ты! Это я тебе гарантирую!
– А если нет? Если не захочу?
– А иначе я твою любезную супругу на ленточки у тебя на глазах порежу. Живот ей распорю и кишки на прялку намотаю. Была такая старинная русская забава, когда заставляли преступника с распоротым брюхом вокруг колеса ходить. Вот мы с тобой и повеселимся, художник. Хочешь?
– Вы этого не сделаете.
– Сделаю. Можешь мне поверить, что сделаю. И не люблю я откладывать дело в долгий ящик. Прямо сейчас и начну.
Что произошло дальше, друзья увидеть не могли. Но раздался приглушенный женский крик:
– Виктор!
И в ту же секунду сам Виктор крикнул:
– Прекратите немедленно! Вы… чудовище! Я все сделаю! Слышите! Я сделаю все, что вы требуете!
– Вот так бы сразу. И не пришлось бы твоей бабе брюхо портить. Но вперед вам обоим наука. Не выполнишь обещания – не ходить ей больше в бикини. Так порежу, ни один доктор не заштопает.
– Послушайте…
– Нет, это ты меня выслушай, художник. Я за тобой не первый месяц присматриваю. И в прошлом году наблюдал, и в этом. Ты меня пойми, я человек мирный. Мне чужого не надо, но и свое я тоже никому грязными лапами трогать не позволю. Я тебе сколько раз намекал, что с деньгами, которые ты у меня из схрона стибрил, расстаться придется? А? Я тебе и записки увещевательные писал.
– Записки? Вы об этих жутких посланиях с дохлыми зайцами и воронами?
– Не вразумил я тебя, да? Совсем непонятливый? Писал же: не доводи ты дело до греха. Писал я тебе такое?
– Да, что-то такое в записках было.
– Так чего же ты меня добром-то не послушался?
– Я не знал, что вы имеете в виду!
– Я тебе прямо написал, верни, что взял. Не твое, не трожь. Ты и тогда не понял?
– Нет.
– Ну а когда я тебя серьезней шуганул? Когда ты пулю из ствола выковыривал, тогда как?
– Так это вы в меня стреляли?
– Я.
– Вы что же, хотели меня убить?
– На кой ты мне сдался мертвый? Нет, учил я тебя. Объяснял, что с тобой, дурнем, может случиться, если ты меня не послушаешься. А ты не послушался. Один раз, другой, нет, вижу, туго до тебя доходит. Пришлось мне твою собаку повредить. Знал, что ты ее чуть меньше жены любишь. Но ты и тогда не сдался. Крепкий ты орешек. Но на бабе все-таки сломался. Любишь ее?
– Люблю.
– Вот и я свою тоже люблю. И она меня любит. Только у баб ведь любовь она как устроена? Ты ей подарки, она тебе любовь. Ты ей бабки, она тебе ласки. А иначе у них процесс не идет. Если я свою бабу баловать не буду, то и она мне в любви откажет. А я без нее, прямо тебе скажу, жизни не смыслю. Люблю ее, стерву, хоть ты что со мной делай.
– Но при чем здесь Барон?
– Пес твой? А ни при чем. Под руку он мне очень удачно подвернулся, вот и все. Обычно-то он во дворе сидит, и не сунься к нему. А тут в лесу я его и поприжал. Сначала подстрелил, потом задние лапы ему перебил, еще чуток над ним по мелочи покуражился. Убивать не стал, цени мою доброту. Знал, что рано или поздно ты его найдешь. А сам бы не нашел, я бы тебе помог. Хи-хи. Должен же ты был мое послание получить.
Ребята слушали и чувствовали, как их распирает самое настоящее негодование. Вот гад! Признается в своих злодействах и даже не стесняется. Еще и смеется!
– И стамеску мою вы подкинули?
– Я. Чтобы ты точно понял, с Бароном – это не случайный человек сделал. Против тебя работа ведется.
Но художник присутствия духа не терял. И задал следующий вопрос:
– А кто стрелял в Евгения Васильевича? Тоже вы?
– Я! Промазал разве что чуток. В тебя целился. Последнее предупреждение хотел тебе дать.
– Я все равно бы не понял.
– Конечно, правильней было бы сразу твою бабу в заложницы взять, как мне Сушка предлагал, да я его уговорил не торопиться. Хотел дать тебе время одуматься. А ты вон как решил поступить. В бега податься решил. Разве так дела делаются? Должок не выплатив, сбежать от меня решил? Да? В другие места захотел податься? Да? Чтобы там уж я бы тебя не достал? Так, что ли?
– Да, я хотел отсюда уехать, – ответил Виктор. – И по-прежнему этого хочу.
– Деньги отдашь и можешь валить на все четыре стороны. А можешь и остаться. Я деньги получу, с тебя все претензии сниму, живи себе спокойно.
– Выходит, что вы действовали по собственному умыслу. И вас никто другой для этого не нанимал?
– Для себя самого стараюсь. На дядю батрачить не нанимался.
– А я все это время думал, что вас с этим вашим Сушкой церковники пригласили, чтобы со мной вопрос решить. И с моей земли меня согнать.
Какое-то время было тихо. А потом злодей захохотал:
– Ха-ха-ха! Чтобы попы меня наняли! Да у них кишка тонка такое дело провернуть. Не сдюжили бы. Хотя это идея! И как это я им сам не догадался свои услуги предложить? Двух зайцев бы одним махом убил.
– За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.
Голос художника, несмотря на сложное положение, прозвучал почти угрожающе.
– Ну, тебя-то я поймал, – спокойно отозвался его собеседник. – А все-таки хорошо было и к попам удочку закинуть. Я бы тогда и с тебя шерстки настриг, и с попов дополнительно деньжонок бы стряс. У них там, поди, в загашниках еще больше твоего припрятано.
– Не берусь судить.
– А я тебя и не спрашиваю.
– Скажите, а этот ненормальный, который напал на меня возле моего дома, он был вашим другом?
– Кореш он мой. Вместе по одному делу шли.
– Ограбление?
– Кража. Но зато какая была кража. Легенда! О ней потом еще десять лет шептались. А мы с Сушкой молчок и ни гугу. Ни он, ни я. Сушка раньше понятливый был. Это уже с возрастом у него мозг плавиться начал.
– И вы тогда вдвоем действовали?
– Еще один с нами был – Филин.
– Почему Филин?
– Очкастый потому что. И умный еще вдобавок. Это он того ювелира вычислил. Он у него вроде секретаря был. И очень ювелир Филина этого деньгами обидел. Вот Филин и решил бывшему хозяину отомстить.
– И не нашел ничего лучшего, как обратиться к вам с Сушкой? Успешный, образованный молодой человек связался с вами – двумя старыми уголовниками?
– Кто старые? Да ты че! Мы с Сушкой тогда молодыми были. Сушка постарше, а я вообще сопляк. Мы с Филином в одном классе учились. А насчет образованности я тебе так скажу: не тот учен, кто много книжек прочел, а тот учен, кто многое в жизни повидал. Я такое повидал, что тебе и не снилось. Так что поученей других буду.
– Вы втроем ювелира грабили?
– Нет, Филин с нами на дело не ходил. Но доля его в наваре имеется. Он нам наводочку дал. Так мы и рассудили. Десять процентов ему, а остальное нам с Сушкой поровну. И это справедливо. Мы рисковали, нам и главный барыш.
– И что пошло не так?
– Все так пошло. Золотишко мы тогда взяли и валюту. Много валюты. И было это еще при Советах. А тогда, чтобы ты знал, валютой одно государство распоряжаться имело право. Рядовым гражданам вроде нас с Сушкой или того же ювелира валюту иметь запрещено было. И срок за это можно было получить совсем нешуточный, не то что за кражу. За валюту и свинец в башку можно было схлопотать. А там валюты было столько, что ювелиру бы совсем кранты.
– Значит, обратиться в милицию он не мог?
– Не мог. Но он, сучий потрох, другой план придумал. К авторитетам нашим за помощью обратился. Долю им посулил, вот они и принялись среди наших шуровать, мол, не слыхал ли кто. А если слыхал или лично руку к этому приложил, чтобы назад все сыграл. Мол, валюту вернуть нужно.
– Но вы с Сушкой не захотели?
– Нет. С какой стати? Это наш хабар. Авторитеты пусть на других дела делают. Золотишком, что мы у ювелира взяли, мы с Филином расплатились. Он хлипкий был, ненадежный. Ему валюту дать – мигом ее тратить бы побежал. Ну, и взяли бы нас всех. Бумажки-то у ювелира переписаны, поди, были. Серийные номера он нашим авторитетам предоставил. Знали они, что искать нужно.
– И вы затаились?
– Всю валюту я у сеструхи под сарайчиком на этом самом участке закопал. Нынче у тебя там клумба с пионами растет. Вспомнил?
– Да, был сарайчик. Но совсем ветхий. Рабочие его снесли. Доски в печке сожгли. А землю под ним мы потом вдвоем с женой перекопали.
– Признаешься, значит! Вы с женой копались! Так я и думал, что валюту все-таки вы стибрили!
– И ничего там не было. А земля, между прочим, уже и до того была кем-то основательно перелопачена. Мы с женой потому и решили именно на этом месте устроить свою клумбу, что копать пришлось совсем чуть-чуть. Основную работу за нас уже кто-то сделал. Уж не вы ли сами там и копали?
Бандит молчал.
– А если землю, бывшую когда-то под сарайчиком, перекопали вы, то должны знать, что там ничего не было. Или вы сами забрали деньги, а теперь пытаетесь меня убедить, что их там не было!
Злодей сплюнул.
– Снова ты за свое! Было – не было! Мне это слушать неинтересно. Я знаю, что было. Знаю, потом не оказалось. И знаю, что вы оба сейчас у меня в руках. И еще я знаю, что если ты мне этих денег не вернешь, то твоей бабе придется очень и очень худо.
– Я все понял, – коротко ответил художник. – Больше не надо нам угрожать. Вы лучше скажите, вы своего друга убили, потому что испугались, что он вас этим вашим авторитетам выдаст или потому что делиться с ним не хотели?
– Было бы чем делиться! Не нашел я ничего. И авторитетов мне бояться нужды не было. Все, кто в этом деле интерес имел, давно уже на том свете. Сколько лет прошло!
– Когда же это было?
– Посчитай, сколько лет уже Советов нет? То-то. И к тому прибавь еще пяток лет. Точный срок и получишь.
– Значит, кражу вы совершили в середине 1980-х?
– Точно.
– Больше четверти века назад!
– И чего?
– Да ведь с тех пор была проведена реформа! И доллары с 1996 года совсем другого образца стали.
– И чего с того?
– Прежние банкноты перестали быть платежеспособными.
– А я читал и знаю, американские банки хоть какие доллары обязаны все равно принять. Правительство США гарантирует, что любой доллар, пусть даже выпущен он был в XIX веке, обязательно примут и выдадут взамен него новенький. Это вам не наше правительство – тиснуло у всех граждан их накопления за все время, что Советы существовали, и привет. Грейте лапки у костерка. Топите «буржуйки» вашими бумажками. Или просто подотритесь ими. И все молчат. И все не рыпаются. Почему так? Не скажешь?
– Потому что у нас люди морально устойчивые и не к таким переделкам за прошедший век привычные. И еще потому, что они не привыкли считать, будто бы деньги – это наше все. Вот потому сидят и не дергаются. Знают, круговорот вещей в природе рано или поздно вернет им все их накопления, да еще и с процентами.
– Как же! Вернет он! Многие хозяева сгоревших денег уже на том свете, а так ничего и не дождались.
– Дети их дождутся. Или внуки.
– А если нет этих детей? И внуков нет?
– Друзья получат. Друзья-то у всех есть. А насчет ваших долларов… Если вы их четверть века назад в землю закопали, то они могли там запросто сгнить.
– Не-а. Я тоже не дурак. Я их в целлофан обернул. Каждую пачечку отдельно завернул, а потом еще все вместе обмотал. Не могли они сгнить. Целлофан воду не пропускает.
– Мыши могли сгрызть. Мышам целлофан не помеха. А мыши бумагу любят.
Эта фраза художника заставила его собеседника задуматься.
– А ведь и правда, – задумчиво пробормотал он. – Когда копал, было там мышиное гнездо. Целая колония в земле жила. Штук двадцать, если с детенышами считать. И гнездо сухой травой и полуистлевшими бумажными какими-то огрызками выстлано было.
– Вот! – радостно воскликнул Виктор. – Вот мы и нашли ответ на загадку. Эти мыши ваши доллары и слопали. Приятного им аппетита. А из обрывков семейное гнездо себе построили. Это они ваши доллары нашли и ими по своему разумению воспользовались. Идите и с них теперь возврат требуйте.
И на сей раз расхохотался уже художник. Смеялся он громко и от всей души, что очень не понравилось злодею, который велел Виктору заткнуться. А когда тот не послушался, пригрозил ужасными карами и ему, и его жене, и всем остальным, кто посмеет встать на пути между ним и заветными пачечками с валютой.
