…После беседы с Иосифом трудно заснуть. Я ворочаюсь, но сон не идёт ко мне. А вот действительно. Кто она такая? Зачем ей это надо? Почему сомнительная девица собирает нас всех вместе? Чувствую, как появляется раздражение, которое я всегда стараюсь давить в себе – мне положено соответствующее Спасителю смирение. Хотя… кто конкретно установил правила о смирении, согласно популярному библейскому правилу «ударили по одной щеке, подставь другую»? Я сам? Отлично. Почему тогда я же не могу их и отменять? О, ну опять упираемся в эти проклятые законы. Вот забавно – всё в мире рушится, кроме древних постулатов религии. Типа, их пять тысяч лет назад провозгласил бог. Кто возражает – умрите все. Факт, что у бога за столько времени могло поменяться мнение, отстаивать на публике вредно для здоровья. Взять хотя бы шариат: если сказано в седьмом веке от моего рождения – за воровство полагается рубить руку, значит, даже спустя полторы тысячи лет конечность ампутируется без обсуждений. Как бог считает в именно данный момент – интересоваться у него стрёмно и даже опасно.

Так, я опять сел на своего любимого конька. Пора слезать.

Первая мысль – наведаться в бар и разобраться с девицей начистоту. Я легко проникаю сквозь стены в палатах, для меня подобное приключение проблемой не будет. Но что дальше? Вот это и тревожит. Я захлёбываюсь в океане вопросов и не вижу ответов. Выходит, я пройду сквозь кирпич и штукатурку, но залезть в голову обычной представительнице человеческого племени и узнать её намерения я отчего-то больше не в состоянии. Будь на моём месте другое создание, с куда менее устойчивой психикой, оно, я уверен, впало бы в настоящую панику, но я лишь позволяю себе понервничать. Я же бог. «Устаканиваю» ситуацию – впопыхах сотворяю бокал шотландского напитка. Виски получается откровенно дрянное – сейчас такое в супермаркетах рублей по восемьсот, но извините, я не могу сосредоточиться на купаже.

Думаю о ней. Вспоминаю наш разговор – слово за словом.

Интересно. Я полагал, что играю с котёнком, а оказывается, котёнок играл со мной. Как прекрасно она умеет притворяться. Меня профессионально довели до психушки – я сам пришёл сюда на обследование сразу после беседы с ней, изрядно устав от несовершенства созданного мной же мира, да так тут и остался. Сын Виссариона не страдает муками совести и рафинированным мироощущением, посему дама использовала грубую силу санитаров. И в данный момент, как опытная паучиха, плетёт паутину для следующей жертвы. А вообще, что это за бар такой? Всегда одна девушка и только один посетитель. Я смотрел английский фильм, где посетители паба вышли в туалет, а там оказалась машина времени и перебросила их в будущее. Кстати, весьма символично для потребителей культуры двадцать первого века: здесь свято верят, что можно сесть на унитаз и в одночасье оказаться в футуристических мирах. Хорошо. Но если бар «Рок-н-ролл» – портал, перекрёсток Вселенной? Ты входишь, и с тобой проводят интервью, чтобы допустить дальше. Не знаю куда. Допустим, на Марс. Я не подошёл. Иосиф не подошёл. И нас отправили лечиться.

Хм… да что я такое несу?

С чего, интересно, я взял – ах, умерев на кресте, я оказался в будущем? Прожил здесь годы, разочаровался в гнили и безыдейности созданного мною мира, годящегося лишь для того, чтобы выбросить на помойку, и заперся в лечебнице? Наивно. Да я способен быть где угодно. Давайте представим, на минуточку. Я умер. Все знают, как выглядит ад: жалобные вопли грешников, котлы, огонь, черти. Красочно и правдоподобно. Рай не так широко известен (ввиду того, что туда попадает куда меньшее количество душ): ангелы, облака и праведники в белых балахонах до пят. А вот ЧИСТИЛИЩЕ… Кто встречал точное описание этого места? Транзитный зал означает в людском представлении нечто сумбурное, сумрачное… И могу ли я теперь быть уверенным, что знаю вещи, происходящие на промежуточной станции между раем и адом? Быть может, вся моя жизнь в новом Вавилоне – и есть испытание Чистилищем после креста… Ведь нет определения срока, который душа проведёт в ожидании преисподней или райских кущ: возможно, каждой душе готовятся свои, персональные испытания, придуманные моим Отцом. Кто-то отправляется на сковородки моментально, а кому-то положен персональный менеджер. Он намеренно провоцирует, чтобы вы утратили веру: Отец глядит на вас с небес и с грустью констатирует: мда, какая же вы убогая мелочь.

Тогда, получается, девушка – смотритель Чистилища, специальное существо, коему высшие силы отдали приказ экспериментировать над группой умерших. Да. Это и объясняет, отчего я не вижу её мыслей, а, пытаясь думать о ней, различаю только расплывчатое пятно, как близорукий человек без очков. Она соберёт всех нужных персонажей, и тогда ЧТО-ТО произойдёт. И вот тут я как раз могу разглядеть результат. Всматриваюсь, а впереди нечто облепленное тиной, изъязвленное, со слепыми глазами, в червях из гноящихся ран. Вот что нас ждёт.

Нет, вы поймите правильно. Меня это не пугает.

Я сотворяю себе второй бокал. На сей раз виски получается достойным, с чётким бархатистым привкусом. Пригубив, я вспоминаю давние события с одержимым человеком, сказавшим мне о числе терзающих его изнутри бесов: «имя им – легион». Тогда я вселил демонов в стадо свиней, и они утопились в море. Иногда от усталости я признаю свой поступок ошибкой. Кажется, я погорячился. Свиньи – тонкие ранимые существа. Почувствовав в себе демонов, они утопились. Всели я свиней в людей – никто и не подумает бросаться в воду. Все станут жить-поживать дальше. Меня определённо тянет на проповеди. Не разбудить ли Иосифа? Представители его народа умеют пить. Они говорят столь долгие тосты, что человек успевает протрезветь и может благополучно напиваться по кругу. До бесконечности.

…Ладушки. Допустим, здесь я разобрался. Хотя нет. Нет, нет, нет! Ох, скоро я сам попрошу инъекцию успокоительного. Зачем я обманываю себя, будто девушка в баре «Рок-н-ролл» выполняет мистическую работу, и посему я не читаю её мыслей? Не пора ли взглянуть правде в глаза? Быть может, я давно превратился в обычного человека – пусть и с экстраординарными способностями? А что такого? С кем поведёшься – от того и наберёшься. Сегодня мне попалась на глаза газета. Обитателям лечебницы стараются не показывать прессу, а просмотр телевизора фильтруют строго избирательно: допускается исключительно позитивная информация. В принципе как и во всей стране. Плохие новости должны быть сугубо у соседей, иначе люди посмотрят по сторонам и поймут, как они живут, – а тогда правительству не поздоровится. Надо же, как смешно. Ещё раз убеждаюсь: со времён правления пятикратно пресветлого цезаря Тиберия в мировом порядке абсолютно ничего не изменилось. И здесь, и в стране франков, и в лесах германцев, и в заморском государстве с труднопроизносимым названием из трёх букв (нет, с местным популярным словом с таким же количеством букв оно не связано) граждане уверены: именно они избранные, именно они отмечены мной, я поддерживаю их во всех начинаниях. А на остальных плевать хотел. О, я опять погрузился в длинные проповеди. Извините, такой характер, люблю мусолить одно и то же. Сто раз не повторишь – твоё учение никто не усвоит.

Стало быть, я прочитал газету.

А там на второй полосе целое расследование. Выражаясь языком газетных профессионалов, Москву потрясла серия загадочных самоубийств. Один мужик выбросился из окна, богатая женщина застрелилась, известный пианист подорвал себя гранатой вместе с любовницей, успешный бизнесмен устроил ужин в дорогом ресторане, где отравил цианидом всех своих друзей, покончив затем с собой. Объяснений их поведению не найдено, словно вирус сумасшествия поразил мозг сразу нескольких человек и тут же растаял в воздухе. Такое бывает. В современных мегаполисах люди часто сходят с ума, это норма жизни. Пять-шесть случаев безумия – не стоило бы внимания. Но только все успокоились, как спустя месяцы (и тут снова в действие вступает газетный язык) столицу охватила эпидемия кровавых преступлений. Скупщик антикварных золотых украшений вместе со своим нотариусом растерзан в клочья в Алтуфьеве. Как выяснила полиция, оба ехали на встречу с некой особой, предложившей приобрести старинное колье. Останки нашли в абсолютно пустом помещении, без мебели, уже давно выставленном на продажу. Зачем человек притащился в старую квартиру, где даже нет жильцов? Ещё удивительнее другое. Мысли привычно рисуют картину из репортажей криминальной хроники – преступник «развёл» опытного волка, заманил в ловушку, дабы отнять деньги. О нет. Рядом с частями тел в той же квартире обнаружена огромная сумма. Месть? Возможно, но кому мог помешать сухарь и брюзга? С особой жестокостью убивают за что-то серьёзное, а мертвец (если верить статье) хотя и назначал за украшения рекордно низкую цену, всё-таки платил не совсем уж копейки. Телохранитель погибшего исчез в неизвестном направлении, он и является главным подозреваемым. Хотя следствие не исключает – бедняга похищен или убит. Газета настаивает на версии мести (о да, читатели обожают истории в стиле «Графа Монте-Кристо») и приводит другой случай: резню на подпольной студии порнофильмов в Подмосковье. Там уже три трупа – сам владелец студии и две сомнительных личности, подвизавшиеся в качестве актёров. Почерк, можно сказать, тот же – несчастные растерзаны буквально на куски. Источники в полиции намекают: и в первом, и во втором случае погибшие стали жертвой либо крупной, обученной убивать собаки, либо дикого хищника – вероятно, анаконды. То есть действует маньяк-затейник – не так-то быстро натренировать пса для расправы, что уж говорить об амазонской змее. Правда, ДНК животных на месте расправ не обнаружена. Зацепок ноль. Следствие в тупике. И, наконец, совсем недавний инцидент. Взрыв четырёх бомб на церемонии телепремии «Богиня года», вручаемой самой красивой ведущей. Премия идиотская, но они сейчас везде такие. Гибель пятерых популярнейших лиц на телевидении и шести приглашённых гостей – певцов и актрис. Увы, трудно вспомнить, что они пели и где играли: их знали исключительно по светским новостям, когда те безбожно пили и ели. Предположение прессы безбашенное: взрывные устройства заложил ребёнок лет тринадцати, судя по внешности, либо из Средней Азии, либо китаец. О его участии якобы свидетельствуют записи камер наблюдения. А вот дальнейшие события – атака сразу нескольких подростков с автоматическим оружием на стройку гастарбайтеров в Бирюлёво: двенадцать жертв. Разгром центра, обслуживающего горячую линию доверия. Резня в публичном доме – но нападали не на проституток, а на клиентов… Журналистов напрочь порвало в предположениях, сыпавшихся, как конфеты из «пиньяты». «Исламское государство», предельно радикальные христиане, организация городских сумасшедших… или все вместе. Да, ненависть к попсе может объединять как исламистов, так и радикалов или простейших психов. Главное – убийцы известны. Они на камерах. В метро расклеены портреты. Но их не поймать. Дежурные комментарии, что ведётся следствие, найдены зацепки. И ничего более. Я роняю газету на пол, поражённый внезапным озарением. Теперь можно сосредоточиться на сотворении новой бутылки прекрасного нектара. Я напрасно переживал и терзался сомнениями – вечер удался. Я только что получил прямое доказательство, что не являюсь жертвой эксперимента высших сил во Вселенной. Вопрос, отчего я до сих пор не могу прочитать мысли девушки из бара, остаётся открытым, но… я подумаю об этом завтра.

Я понял суть происходящего. Мне всё предельно ясно.

Но, пожалуй, моему новому соседу Иосифу пока лучше ничего не рассказывать.

– Господи, Александр Сергеевич? Какая радость, не верю глазам своим. Простите, не смогу ответить вам в подобном чудеснейшем стиле, любезный мой приятель. Вы же понимаете, бог меня на изложение стихов в лоб не целовал. Кстати, а где мы с вами сейчас? Почему вокруг так темно и холодно? Может, послать за свечами?

– (Посерьезнев.) Пожалуйста, прекратите! Я сейчас с ума сойду.

– Полноте, Николай Васильевич. И без того многие так и считают – у вас было психическое расстройство. Вы сожгли второй том «Мёртвых душ», а нормальный человек не способен на столь глупые и безрассудные поступки. Да-да, простите меня. Ваши душевные терзания оставили вас без денег, издателей – без ещё больших денег, а читателей – без долгожданного продолжения известной книги, в будущем именуемой англосаксонским словом «бестселлер». Как можно, сударь?

– (В смущении.) Позвольте… но мои сомнения! Хочу сказать – я задумывал три тома. Однако второй показался мне ужаснейшим, полным самоповторов… вы сами же осведомлены, Александр Сергеевич, как капризна наша российская публика.

– (С пренебрежением махнув рукой.) Кого беспокоит столь ничтожный фактор, как публика, Николай Васильевич? Её мнения вообще не спрашивают, отныне всё решает маркетинг. Скажут – народ станет кушать икру, скажут – карасей в сметане, а нет, так и обойдётся чёрным хлебом с чесночком-с. Я объясню вам с современной точки зрения вашу ошибку. Следовало сразу после первой части бросить на прилавки книжных магазинов продолжения «Мёртвые души: Плюшкин наносит ответный удар», «Мёртвые души: месть Ноздрёва», хотя лучше не останавливаться на трилогии. Достойно, мой милый друг, покуда дела шли хорошо, выпустить также «Мёртвые души: и наступит тьма» плюс «Мёртвые души: возвращение Коробочки». Но это не основное упущение. Как вы могли создавать второй том целых десять лет, последовательно сжигая черновики? Безумие. Требуется писать три книги в год, только тогда читатели и торговцы запомнят вас, иначе вы обречены на забвение.

– (Холодно.) Сударь, я вас не понимаю. Отдать душу и сердце мамоне, суть её благам и презренному металлу? Разве к такому должен стремиться писатель, своим пером создающий волшебные миры, изобретающий новые царства и населяющий их прекрасными девами и благородными рыцарями? Роман, потрясший сердце и заставивший читателей рыдать, не напишешь за месяц! Сие кровь вен твоих.

– (В огорчении.) Я вижу, Николай Васильевич, вы где-то в облаках витаете. Волшебные миры в нашем будущем создаются на коленке, по десять штук в год. Эх, почитали бы вы свежую романтическую фантастику, у вас бы кровь из глаз пошла, а не из вен. Вы и представить себе не можете, какое огромное количество держателей пера тысячами клепают подобные тексты, и между ними на грош разницы. Тему принято выжимать до последнего. Сдав в издательство финальную часть «Мёртвых душ», надо ковать железо, пока горячо – предложить межавторский проект с броским названием. D.E.A.D подойдёт, а вот C.H.I.C.H.I.K.O.V наверняка отклонят.

– (В ступоре.) Межавторский проект? Это, простите, на каком языке?

– На современном русском, милостивый государь. Сейчас встречаются выражения вроде «менеджер клининг-сервиса», и сие отнюдь не заклинание, вызывающее демонов, а обозначение дворника. Межавторский проект… Попытаюсь объяснить. Ну представьте, я и Лермонтов пишем свои версии «Мёртвых душ». Я помещаю в сюжет Руслана и Людмилу: собственно, Людмила растлевает Плюшкина и сбегает в Ниццу со всеми его деньгами, а Руслан убивает мечом себя и Манилова с Собакевичем по причине обескровленного сердца. Туда же неплохо добавить чернобыльских мутантов, и я понятия не имею, куда их впихнуть… но надо. Возможно, Руслан превратится в чудовище, или Людмила внезапно обернётся красногубым вурдалаком в момент растления Плюшкина. Или Плюшкин, долгое время по незнанию хранивший свои сокровища в сундуке из-под радиоактивного метеорита, подвергся мутации: он нападает на всех, у кого в кармане есть хотя бы пятьдесят копеек, отрывает голову и жадно пожирает мозг. Лермонтов же перенесёт действие романа к подножию седых кавказских гор. Дикая страсть Коробочки и Собакевича посреди радиоактивного пепла, обратившего её в красавицу с огромной грудью, как у кормилицы, а помещика – в подающего надежду юношу с грустной судьбой. Вокруг – абреки-мутанты, питающиеся человеческой плотью и появляющиеся исключительно в ночи, а также сановники государева правительства, переродившиеся в вампиров. Настоящий бестселлер, сударь.

– (Бледнея, крестится.) Да воскреснет бог и расточатся врази его. Какие ужасные слова вы говорите. Разве могут существовать подобные вещи на белом свете? Неужели, даже будучи голодным, вы впряглись бы в сию литературную телегу? Но вы же мой учитель, наставник: «Мёртвые души», по сути, вообще ваша идея!

– (Со вздохом.) Эх, Николай Васильевич. Для того, чтобы вас в России нашей православной уважали читатели и издатели, вы должны, умерев сто пятьдесят лет назад, встать на полку в обложке с золотым тиснением, желательно в серии «Классики века». Но вам лучше, нежели мне. Я бы в новой России смог публиковать сугубо продолжения «Капитанской дочки», ибо прозу не жаловал. А стихи нынче крайне неохотно издают. Даже патриотические вроде «ура, мы ломим, гнутся шведы». Впрочем, я бы извернулся. Выпустил бы «Капитанскую ночку» – эротическую фантастику – или даже «Капитанскую сучку» – так вернее купят. Кстати, вы вспомните первый том «Мёртвых душ»… ну что там за обложка?

– (С неожиданной стыдливостью.) Да соблаговолите простить, обложка как обложка… Чёрные буквы на белом фоне, заметно издалека, читатели оценили.

– Сейчас бы над вами все посмеялись, милостивый государь. А романы бы мёртвым грузом повисли в книжных магазинах: любой читатель, завидев столь убогую картинку, пройдёт мимо. «Ревизор» должен завлекать покупателя рисунком, как Хлестаков целуется с Марией Антоновной – девицeю топлесс в прозрачных панталонах. В «Женитьбе» хорошо бы и посмелее – Агафья Тихоновна голая, но её бюст и лоно закрывает руками стоящий сзади, хищно улыбающийся во тьме Подколёсин. Зато коммерческий успех ожидает «Тараса Бульбу» – ввиду политической обстановки. Там можно давать лицо грозного казака (обязательно с висячими усами) и слоган «Ну что, сынку, помог тебе твой Евросоюз?». «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Предлагаю изобразить барышню со скорострельным ружьём (здесь его зовут пулемётом), в броне и с большим вырезом на грудях между пластин.

– (Хрипит.) Боже, о чём вы говорите? В тексте ни слова об этом… пулемёте.

– (Назидательно.) Николай Васильевич, друг мой милый! Думайте в первую очередь о продажах. Неважно, что внутри книги, покупают рисунок на обложке. Надо девушек, пулемёты, радиоактивных зверей и секс. Иначе и полушки ломаной не заработаешь.

– (С надрывом.) Вы убили меня, как есть убили, сударь. Мне нужно успокоиться, осознать. Лишь молитва вернёт в душу благость, разорвёт клубок гнетущих мыслей. Пойдёмте в церковь, преклоним колени пред алтарём и попросим Господа избавить нас от греховных размышлений о девушках в броне. Вы помните прекрасный в своей скромности храм у Арбата, который я ранее так любил?

– Да. Одно время он стоял разрушенный, а потом там продавали хомячков.

– (В паническом ужасе.) Зачем?!

– Ну, храм после славной революции, приближение коей, проклиная царский режим, мы так с вами ожидали, переоборудовали в выставку-продажу мелких домашних животных, включая хомячков, белых крыс и морских свинок. Здание изрядно пропиталось их запахом. Я заходил туда недавно – вроде бы всё с виду нормально, но знаете, никак не могу избавиться от напасти, так и вижу хомячка на алтаре.

– (Истово крестится.) Александр Сергеевич, как храм Божий может быть с хомячками?

– Ах, Николай Васильевич. Да хоть с утконосами, тут ничего удивительного нет. Сущность нашей с вами прекрасной страны в следующем. Сначала люди истово бьют поклоны и держат посты, затем без всяких на то сомнений размещают на постой в церкви хомячков. Через полсотни лет, терзаясь в раскаяниях, возвращают храму первозданный вид, низвергая на пол богохульные клетки с морскими свинками, а ещё через двадцать годков бьются в истерике, если церковь в Петербурге внезапно теряет статус музея. Сударь, вы даже не представляете, где я сейчас живу. Покажи я вам мой мир, вы умерли бы вторично – уже от инфаркта.

– (С печалью.) Я никогда не куплю себе белую крысу.

– Огорчения ни к чему. Так что хватит заниматься паломничеством и пением псалмов вместе с церковным хором. Наша империя осталась в прошлом и больше никогда не станет прежней. Продолжим относительно ваших книг. По поводу повести «Нос» у меня горькие ожидания. Кто станет читать о похождениях носа, сбежавшего от коллежского асессора Ковалёва? Сейчас следует эпатировать публику. Для привлечения интереса должен быть не нос, а хуй.

– Хуй?!

– Николай Васильевич! Да что ж вы за мной каждое слово повторяете, как эхо.

– Милостивый государь, мне ничего иного не остаётся: я имею такое ощущение, словно брежу. Хорошо, я готов себе представить: цирюльник побрил чиновника, потом нашёл его хуй в тряпочке и выкинул срамные части в реку. Однако же и в горячке гнилой не представишь, как Ковалёв встречает свой собственный хуй в шитом золотом мундире, шляпе статского советника и при шпаге. Помимо этого, хуй прыгает в карету, едет в Казанский собор и там истово молится. Вы, так горячо рекомендовавший «Нос» к печати, способны представить себе подобную сцену? (Срывается с бормотания на визг.) Способны?!

– Помилуйте. Конечно же, нет. Но у меня хватит воображения увидеть картину – как Ковалёв идёт с жалобой в полицейский участок, и там пристав говорит ему: «Приличному человеку хуй не оторвут, если он не таскается чёрт знает где». А под конец и вовсе хуй перехватывают по дороге в Ригу с фальшивым паспортом, возвращают владельцу. Чёрт возьми, Николай Васильевич, это точно бестселлер!

(Попытка удержаться от рыданий.)

– Знаете что, Александр Сергеевич? В жопу все ваши бестселлеры. Сил моих больше нет слушать. Я растоплю камин как следует и уничтожу всё без остатка. Если камина поблизости не найдётся, разорву рукописи голыми руками или съем. И «Мёртвые души», и «Ревизора», и «Нос» в первую очередь – к свиньям собачьим. Куда лучше, нежели на подобных условиях публиковать. Потом ведь себя сжечь захочу.

– Может быть, оно и правильно. Кстати, Николай Васильевич. А почему вы не удивляетесь моему появлению и беседе с вами? Мы оба изволили преставиться.

– (С несокрушимой логикой.) Полноте. Я писатель, и вы писатель. У обоих были явные странности. Так почему же сейчас мы не можем оказаться в каком-нибудь неопубликованном нашем черновом романе или вы – не являться Сатаной, пришедшим оторвать меня от таинств Господа? А ещё у меня есть мысль…

– Давайте остановимся на Сатане, милостивый государь. Мне нравится.

– Я так рад.

– В чём радость, сударь мой?

– (Слышен звук аплодисментов.) Я так люблю ваши стихи. Продолжайте.

– Спасибо. Какой же поэт не гнушается лестью?

– Никакой.

– Вот и я о чём.