16 июля
Доктор Туше светит фонариком в глаза Мисти и просит ее поморгать. Он светит ей в уши. Светит ей в ноздри. Выключает свет в кабинете и просит Мисти направить фонарик в рот. Точно так же фонарик Энджела Делапорта заглядывал в дырку, пробитую в стене у него в столовой. Это старый врачебный прием — высветить носовые пазухи, чтобы они проявились, засияли красным под кожей, и можно будет проверить, нет ли там затемнений, означающих закупорку, очаг инфекции. Синусовые головные боли. Доктор Туше запрокидывает Мисти голову и смотрит ей в горло.
Он говорит:
— Почему вы решили, что это было пищевое отравление?
И Мисти рассказывает ему о поносе, о спазмах в желудке, о головных болях. Мисти рассказывает обо всем, кроме галлюцинаций.
Он надевает ей на руку манжету тонометра, закачивает в нее воздух и сбрасывает давление. Взгляды обоих прикованы к манометру. Стрелка вздрагивает с каждым ударом сердца. Боль в голове Мисти бьется в такт пульсу.
Потом ей приходится снять блузку, и доктор Туше поднимает одну ее руку вверх и ощупывает подмышку. Доктор носит очки и сосредоточенно смотрит в стену, пока его пальцы заняты делом. Мисти наблюдает за ними в зеркале на стене. Ее бюстгальтер натянут так туго, что лямки врезаются в плечи. Рыхлый живот свисает над поясом брюк. Ее ожерелье из поддельного жемчуга провалилось в глубокие складки жира сзади на шее.
Пальцы доктора Туше, они внедряются, зарываются, ввинчиваются ей в подмышку.
Окна в смотровом кабинете — матированное стекло, блузка Мисти висит на крючке на двери. В этом же кабинете Мисти рожала Табби. На стенах — бледно-зеленая плитка. На полу — белый кафель. Тот же самый смотровой стол. Здесь родился Питер. Здесь родилась Полетта. Уилл Таппер. Мэтт Хайленд. Бретт Питерсен. Все жители острова младше пятидесяти лет. Этот остров так мал, что доктор Туше также и похоронных дел мастер. Он готовил к погребению тело отца Питера, Харроу. Готовил к кремации.
Твоего отца.
В Харроу Уилмоте было все, что Мисти хотелось бы видеть в Питере, когда тот станет старше. Мисти смотрела на свекра так же, как молодые мужчины смотрят на своих предполагаемых тещ, чтобы понять, в кого превратятся их юные невесты лет через двадцать. Гарри был именно таким мужчиной, за которым Мисти хотелось быть замужем, когда ее молодость отцветет. Высокий, с седыми бачками, прямым носом и длинным раздвоенным подбородком.
Но теперь, когда Мисти закрывает глаза и пытается представить Харроу Уилмота, она видит лишь пепел, который развеяли со скал над морем на мысе Уэйтенси. Длинное серое облако.
Мисти не знает, где доктор Туше бальзамирует покойных. Может быть, прямо здесь, в смотровом кабинете. Если он доживет, то подготовит и тело Грейс Уилмот. Доктор Туше осматривал Питера на месте неудавшегося самоубийства.
Твоего неудавшегося самоубийства.
Если кислород все-таки перекроют, доктор Туше подготовит тело.
Твое тело.
Доктор ощупывает ей подмышки. Проверяет, нет ли там уплотнений. Раковых опухолей. Он знает, где нужно надавить на позвоночник, чтобы твоя голова запрокинулась. Поддельные жемчуга еще глубже уходят под складки кожи сзади на шее. Глаза доктора скошены в сторону, он не смотрит на Мисти. Он напевает какой-то мотивчик. Уносясь мыслями в дальние дали. Сразу видно, что он привык работать с телами мертвых.
Сидя на смотровом столе, наблюдая за ними обоими в зеркале, Мисти говорит:
— Что раньше было на мысе?
Доктор Туше испуганно вздрагивает. Он поднимает глаза. Его брови изогнуты в удивлении.
Как будто с ним заговорил покойник.
— На мысе Уэйтенси, — говорит Мисти. — Там статуи. Как в заброшенном парке. Что там было раньше?
Его пальцы вонзаются глубоко между сухожилиями у нее на загривке, и он говорит:
— Пока не построили крематорий, там было кладбище.
Это было бы даже приятно, но пальцы у доктора ледяные.
И Мисти не видела ни одного надгробия.
Его пальцы прощупывают ее шею под челюстью, проверяют, не увеличены ли лимфатические узлы. Он говорит:
— Там есть мавзолей, вырытый прямо в холме.
Сосредоточенно глядя в стену, доктор хмурится и говорит:
— Ему не меньше двух сотен лет. Спросите у Грейс, она знает лучше меня.
Тот самый грот. Миниатюрное здание банка. Каменный Капитолий с колоннами и резной аркой. Все рассыпается и держится только корнями деревьев. Запертые металлические ворота, темень внутри.
Боль вгоняет свой гвоздь еще глубже в затылок, тюк-тюк-тюк молотком.
Дипломы на зеленых кафельных стенах, они давно пожелтели, затуманились под стеклом. Во влажных потеках. Засижены мухами. Даниэль Туше, доктор медицины. Обхватив двумя пальцами запястье Мисти, доктор Туше проверяет ее пульс по своим наручным часам.
Его мышца, опускающая угол рта, тянет вниз уголки губ, и рот получается хмурым. Доктор прикладывает свой холодный стетоскоп между лопатками Мисти и говорит:
— Сделайте глубокий вдох и не дышите.
Холодная головка стетоскопа ползает по спине Мисти.
— Теперь выдыхайте, — говорит доктор. — И снова вдохните.
Мисти говорит:
— Вы не знаете, Питеру делали вазэктомию?
Она делает глубокий вдох и говорит:
— Питер сказал мне, что Табби — божье чудо, и я не должна делать аборт.
И доктор Туше говорит:
— Мисти, вы много пьете в последнее время?
Млядь, у них такой маленький городок. И бедная Мисти Мэри, она городская алкоголичка.
— В отель приходил детектив из полиции, — говорит Мисти. — Спрашивал, нет ли у нас на острове Ку-клукс-клана.
И доктор Туше говорит:
— Покончив с собой, вы не спасете дочь.
Он говорит в точности, как ее муж.
Как ты, милый мой Питер.
И Мисти говорит:
— Не спасу дочь от чего?
Мисти смотрит ему в глаза и говорит:
— У нас на острове есть нацисты?
Глядя на нее в упор, доктор Туше улыбается и говорит:
— Конечно нет.
Он идет к своему столу и берет папку с несколькими листами бумаги внутри. Открывает ее, что-то пишет. Смотрит на календарь на стене над столом. Смотрит на свои часы и продолжает писать. Его почерк: конечные линии каждой буквы уходят вниз, под строку, — подсознательный, импульсивный. Голодный, жадный, злой, сказал бы Энджел Делапорт.
Доктор Туше говорит:
— Вы в последнее время занимаетесь чем-нибудь необычным?
И Мисти говорит ему, да. Она рисует. Впервые после института Мисти рисует карандашом и понемножку пишет красками, в основном акварелью. У себя в комнате, на чердаке. В свободное время. Она поставила мольберт у окна, чтобы видеть все побережье до мыса Уэйтенси. Каждый день она что-то рисует. Берет картинки из головы. Список желаний девчонки из белых отбросов: большие дома, венчания в церкви, пикники на пляже.
Вчера Мисти работала, пока не заметила, что на улице уже темно. Пять или шесть часов просто исчезли. Пропали, как недостающая прачечная в Сивью. Сгинули в Бермудском треугольнике.
Мисти говорит доктору Туше:
— У меня постоянно болит голова, но когда я рисую, то почти не чувствую боли.
Его стол сделан из крашеного металла. Такие столы стоят в кабинетах у инженеров или бухгалтеров. Ящики стола выдвигаются на гладких роликах и закрываются с громким грохотом. На столешнице — накладка из зеленого сукна. На стене над столом — календарь, старые дипломы.
Доктор Туше с его рябой лысиной и немногочисленными длинными волосенками, зачесанными от уха до уха, он мог бы быть и инженером. С его круглыми очками с толстенными стеклами в стальной оправе, с его наручными часами на растяжном металлическом браслете, он мог бы быть и бухгалтером. Он говорит:
— Вы же учились в институте, как я понимаю?
В художественном институте, говорит ему Мисти. Но она не доучилась. Забрала документы. После смерти Харроу они перебрались сюда, чтобы позаботиться о матери Питера. Потом родилась Табби. Потом Мисти заснула и проснулась жирной, усталой и немолодой.
Доктор не смеется. Оно и понятно.
— Когда вы изучали историю, — говорит он, — вам рассказывали о джайнах? О джайнизме, индийской религии?
Только не на истории искусства, говорит ему Мисти.
Он выдвигает ящик стола и достает желтый пузырек с таблетками.
— Это очень сильный препарат, — говорит он. — Даже близко не подпускайте к нему Табби.
Он открывает пузырек и вытряхивает на ладонь пару капсул. Капсулы из прозрачного желатина, состоящие из двух половинок. Внутри — какой-то сыпучий темно-зеленый порошок.
Отковырянное сообщение на подоконнике в комнате Табби: Ты умрешь, когда станешь им не нужна.
Доктор Туше держит пузырек перед носом у Мисти и говорит:
— Принимайте только при сильных болях. — На пузырьке нет этикетки. — Это травяная смесь. Она поможет вам сосредоточиться.
Мисти говорит:
— Кто-нибудь когда-нибудь умирал от синдрома Стендаля?
И доктор говорит:
— В основном это зеленые водоросли, немного коры белой ивы, немного пчелиной пыльцы.
Он возвращает капсулы в пузырек и защелкивает крышечку. Ставит пузырек на стол рядом с бедром Мисти.
— Спиртное пить можно, — говорит он, — но умеренно.
Мисти говорит:
— Я и так пью умеренно.
Повернувшись обратно к столу, он говорит:
— Ну, вам виднее.
Гребаные маленькие городки.
Мисти говорит:
— От чего умер отец Питера?
И доктор Туше говорит:
— А что вам сказала Грейс Уилмот?
Она вообще ничего не сказала. Ни слова. Когда они развеяли прах, Питер сказал Мисти, что это был сердечный приступ.
Мисти говорит:
— Грейс сказала, у него была опухоль мозга.
И доктор Туше говорит:
— Да, именно.
С грохотом он задвигает ящик на место. Он говорит:
— Грейс мне сказала, что вы проявляете подающий большие надежды талант.
Просто для сведения: погода сегодня тихая и солнечная, но воздух насыщен галиматьей.
Мисти спрашивает о той индийской религии, о которой он упоминал.
— Джайнизм, — говорит доктор. Он снимает блузку с крючка на двери и подает ее Мисти. Подает, как пальто. Ткань под обоими рукавами потемнела от пота. Доктор Туше переминается с ноги на ногу, держит блузку для Мисти, ждет, когда она засунет руки в рукава.
Он говорит:
— Я имею в виду, иногда, для художника, хронические боли это просто подарок судьбы.
