Глава 17
С утра зарядил дождь. И это не летний ливень, а осенняя нудь, но расстраиваться было глупо. После долгой жары немного сырой прохлады — в радость. И экономия электроэнергии опять же, а то кондиционеры работали на износ.
Но прохладно стало сейчас, а ночью было жарко. Настя помнила, как проснулась в третьем часу и до самого утра думала о Севе. Совсем недавно она с такой легкостью обходилась без мужчин, а сейчас одиночество просто невыносимо. И так хочется поскорее увидеться с ним.
Настя собиралась звонить Севе, когда дверь открылась и в кабинет вдруг вошел Бастурмин. Как будто какая-то дьявольская сила внесла его в помещение. Внесла, поставила на пол, а сама переместилась к Насте, чтобы со всей силы надавить на грудь. Да так, что невозможно стало дышать.
— Зачем? — хлестко и зло спросил Бастурмин.
— Что зачем? — не поняла Настя.
— Зачем ты убила Яну?
Он смотрел на нее, ничуть не сомневаясь в том, что говорил. Как будто Настя на самом деле убийца.
— Убила Яну?! — обомлела она. — А ее что, убили?
— Не притворяйся!
Бастурмин подошел вплотную к ней, рукой взял за горло, надавил. Настя уперлась, но против резкой мужской силы устоять не смогла. Вдобавок еще и стукнулась затылком о стену.
— Что ты делаешь?
— Вот так! Вот так твой Сева ее задушил?
— Сева?! Задушил?! Что ты такое говоришь?
Бастурмин держал ее за горло, но пальцы сжимал не очень сильно. Она попыталась оттолкнуть его, только тогда он сжал их сильней. Настя поняла, что лучше не сопротивляться.
— Сева задушил мою Яну! И ты мне за это ответишь! — Бастурмин смотрел на нее люто, но не взбешенно.
Смотрел, вчитывался в Настю, думал, анализировал. Но при этом он твердо придерживался своего заблуждения. А ведь он должен был видеть в ее глазах переполох, удивление. Он должен был понять, что Настя ничего не знала про убийство. И сама новость ее потрясла до глубины души.
— Где Сева? — спросила она, с трудом выталкивая слова.
— Закрыли твоего Севу. Но отвечать он будет не перед судом, отвечать он будет передо мной. Сразу после тебя!
— Как он мог убить Яну?
— Я же сказал, вот так!.. — Бастурмин с силой сжал одну руку, но этого ему показалось мало, он подключил вторую. И полностью пережал приток воздуха. И еще Настя стала терять сознание от недостатка воздуха. — Вот так он ее задушил!..
Очнулась на полу. Она сидела, спиной прижимаясь к стене, а плечом — к шкафу, а Бастурмин стоял над ней и лил на голову воду из графина. Настя должна была убрать голову, но она задрала ее, открыла рот и подставила его под струю. Она страшно хотела пить, а потому жадно хватала губами воду. А Бастурмин стоял над ней и презрительно, со злорадством усмехался. И Настя поняла, почему он скалится. Он не просто лил воду, он мочился на нее. И любой, кто наблюдал бы за этим действием со стороны, подумал бы так же. Настя шарахнулась, поднялась.
Ее качнуло, каблук подвернулся, но все же она удержала равновесие.
— Зря ты это сделала. — Бастурмин смотрел на нее пристально и беспощадно.
— Что я сделала?
— Я знаю, ты хотела мне отомстить. Но ничего не было, пока не появился Сева. И началось…
— Ничего не началось.
— Сначала ты попыталась стравить меня с Ругалем.
— Ничего я не пыталась.
— Но Ругаль вышел из игры. Тогда ты взяла в прицел Яну.
— Не брала я ее в прицел.
— Сева взял. Чтобы убить. И сделать мне больно.
— Не было ничего такого.
— Было. И Яна мертва. А мой сын остался без матери. Вот и как мне теперь быть?
— Сева не мог ее убить.
— Сева с ней спал.
— Как спал?
— Как спал, так и задушил. Не поднимаясь с постели… Я не хочу говорить об этом.
— Не мог он с ней спать.
— Он с ней спал. И ты это знаешь.
— Нет! — Настя мотнула головой так, что хрустнули шейные позвонки.
— Я тебе этого никогда не прощу, — внешне спокойно, но с клокотанием в душе сказал Бастурмин.
— Я ничего не знаю!
— Зачем ты требовала у меня извинений?
— Я не требовала.
— Опять врешь. Сева был у меня. Он требовал.
— Я не знала.
— Опять не знаешь… Как я могу тебе верить?
— Но это правда.
— А я тебе не верю… Мне придется тебя убить.
— Убить?!
Глядя на Гену, Настя пронзительно поняла, что это чудовище может убить.
— Но сначала я втопчу тебя в грязь. И ни одна сволочь тебе не поможет.
Перед глазами у нее пронеслись шприцы, ампулы, жгуты, собственные затуманенные наркотиками глаза. Увидела она и перекошенное от похоти лицо Сластика. Так же перед мысленным взором всплыла печка, из огня в которой появился Симон…
— Нет! — в ужасе простонала она.
Сева знал, кто такой Бастурмин. Он просил Настю не связываться с ним… Но ведь он сам полез к нему. И еще задушил его жену… И кто теперь ее защитит?
— Ты должна была забыть обо мне раз и навсегда.
— Я забыла!
— Ты знала, что у меня ресторанный бизнес. Зачем ты полезла в общепит? — Гена смотрел на нее, взглядом пытаясь пригвоздить к стене.
— Так вышло… Мама работала в столовой, она попросила меня помочь…
— Ты к чему-то стремишься. Ты уже многого добилась… Ты хочешь стать сильнее меня?
— Нет.
— Да… Ты собиралась мне отомстить. И ты мне отомстила.
— Не мстила я тебе.
— Мне сейчас не до тебя, и, мой тебе совет, воспользуйся этим. Чем раньше ты исчезнешь из города, тем лучше.
— Исчезнуть из города?
— Продай свой бизнес. И сваливай, пока не поздно.
— Я не могу продать свой бизнес… Кто его купит?
Бастурмин поднял руку, глянул на часы и с них перевел взгляд на Настю.
— Время пошло.
Он ушел, а она опустилась в кресло, оцепенело глядя перед собой. И вдруг поняла, что ее руки свисают плетьми. Неужели она опустила руки? Неужели она испугается какого-то подонка?
* * *
Следователь Морохов дослуживал последние месяцы до льготной выслуги лет. Будет он служить дальше или нет, не знал никто, кроме него самого. Но Сева слышал, как он трепался в курилке со своими коллегами. Достала его служба, хочется поскорее уволиться и вместе с женой поселиться на даче. О садочке, о морковке и лучке он рассказывал с таким упоением, как будто не было ничего милее для души. Возможно, о своей даче он мечтал и сейчас, тусклыми своими глазами глядя на Севу. Может, уже мысленно писал рапорт об увольнении со службы, на которой он так и не смог сделать карьеры. Рядовой следователь в рядовой прокуратуре.
Но как бы ни относился Морохов к своей службе, как бы вяло ни выглядел, дело свое он знал. И на Севу смотрел как охотник на взятого в прицел кабанчика. Вряд ли его интересовала благодарность от начальства, но в Севу он вцепился крепко.
А может, он был для него картошечкой с дачи. Которую нужно было посадить… Как бы то ли было, а копал он глубоко.
— Вот показания вашей супруги, Лебедевой Олеси Петровны. — Морохов достал из папки несколько листов, но протягивать их Севе не спешил. — Вечером указанного дня вы пришли домой в состоянии алкогольного опьянения. А вы утверждаете, что были совершенно трезвым. И как мне теперь вам верить?
— Олеся сказала, что я был пьян? — удивленно вскинулся Сева.
— Вот протокол допроса. Можете ознакомиться.
— Зачем? Я в любом случае не изменю своих показаний. Как было, так и говорю. Я был совершенно трезв, ночью мне позвонила Яна Бастурмина, я поднялся и поехал к ней.
— В каком часу?
— В половине второго ночи.
— А вашу супруга утверждает, что вам позвонили в половине двенадцатого.
— Нет, Яна позвонила мне в половине второго.
— И кто из вас врет? — усмехнулся Морохин.
— Олеся может просто ошибаться.
Олеся могла плясать под дудочку Бастурмина, в угоду ему очерняя мужа. Но Сева об этом говорить не хотел. Он сам служил и знал, какое у следствия отношение к версиям о всяких там подставах. Это в кино, в книгах такие зигзаги на каждом шагу, а в жизни все гораздо проще. Тем более что Сева мог надраться в хлам, лечь в постель к Яне и там ее задушить. А половой акт у них был, экспертиза это доказала. Как там Бастурмин химичил, Сева мог только догадываться, но сделал он все на совесть, не подкопаешься.
Только вот зачем он жену свою убил? Вернее, почему Яна ему помогала, если знала, что умрет? Скорее всего, она просто не знала, какая судьба ей уготована. Возможно, Бастурмин обещал ей сладкий приз, а расплатился горькой смертью…
— Еще ваша супруга призналась в том, что состояла в интимных отношениях с гражданином Бастурминым. — Морохин выложил очередной козырь.
И Сева ему поверил. И вместе с тем убедился в том, что Олеся действительно состояла в сговоре с Бастурминым. Как тогда, когда он набил морду этому подонку. Бастурмин тогда подсунул ему Олесю, чтобы разлучить их с Настей. А сейчас он разлучал его со свободой. И с той же Настей.
— Зачем она это сказала? Какой в этом смысл? — мрачно усмехнулся он.
— Ваша супруга объяснила, почему вы могли сойтись с потерпевшей. Гражданин Бастурмин гулял с вашей женой, а вы загуляли с его.
— Я не знал, что Олеся изменяла мне. А если бы знал, я просто бы набил Бастурмину морду.
— Вы были у него в офисе, вы угрожали ему расправой.
— Но морду ему не набил. И разговора насчет Олеси не было.
— Разговор был насчет Насти Солохиной, вы требовали, чтобы гражданин Бастурмин извинился перед ней.
— Вы знаете за что?
— Да, Бастурмин редкая сволочь, — не мог не признать Морохин. — Но, возможно, это и объясняет вашу неконтролируемую агрессию. Возможно, в постели с Яной Бастурминой вы душили ее мужа.
— Я ее не душил. И ее мужа тоже.
— Но вы же не станете отрицать, что у вас был конфликт с гражданином Бастурминым?
— Нет.
— И ваша неприязнь к нему могла перекинуться на Яну.
— Я не душил Яну. И если вы ждете от меня признания, вы его не получите.
— Все факты против вас.
— Я знаю.
— Обвинение вам предъявлено.
— Да, я знаю, завтра меня отправляют в СИЗО.
— А потом суд. И приговор. Возможно, высшая мера… Если вы, конечно, не признаетесь, что душили Яну Бастурмину в состоянии сильного душевного волнения.
— Ну да, главное — признаться, — усмехнулся Сева. — А потом состояние сильного душевного волнения переквалифицируют в состояние сильного алкогольного опьянения…
— Ну вот, вы уже ищете лазейки, — с едкой иронией глянул на него Морохов. — Но пока что находите тупики.
— У меня сейчас только один тупик. В который загнал меня Бастурмин. Чтобы я не смог доказать его вину. Это ведь он заказал Ругаля. И Яна это знала.
Следователь поморщился так, как будто его сначала напоили горькой микстурой, а затем дали понюхать нашатырный спирт.
— Я же говорю, что это тупик.
Никто не верил Севе. Один только Жильцов попытался проанализировать ситуацию, но нашел в ней массу изъянов. Не той величины Бастурмин фигура, чтобы бросить вызов Ругалю. Тем более из-за жены. Но с Бастурминым он встречался, говорил с ним. Но сторону Севы так и не принял…
А может, и не виноват был Бастурмин в гибели Ругаля. Может, Яна нарочно подыграла Севе, чтобы покрепче привязать к себе. И чтобы он затем пошел у нее на поводу — на бойню. А Бастурмин мог наказать его только за то, что Сева угрожал ему. И еще Сева мутил воду, пытаясь уличить его в покушении на Ругаля…
— Ты еще молодой, — сказал Морохов. — Если признаешь вину, получишь пятнашку. Но не вышку. Отсидишь, в сорок лет выйдешь… Поверь, в сорок лет жизнь только начинается.
— Устал я, Александр Николаевич. Или дальше жмите, или давайте отпускайте.
— На свободу?
— В камеру… Там сейчас моя свобода, — горько усмехнулся Сева.
Он понимал, что его подставили без шансов. Куда ни кинь, всюду клин. А значит, от тюрьмы не отвертеться. К высшей мере вряд ли приговорят, но пятнадцать лет влепить могут запросто. Так что хочешь не хочешь, а нужно привыкать к жизни за решеткой.
Об этом он думал и по пути в свою камеру. А когда дежурный сотрудник открыл дверь, с горечью усмехнулся себе под нос. Домой он вернулся. А там жена, дети… Будет ему жена и все остальное…
Но на койке действительно сидела женщина. Настя поднялась ему навстречу, обняла его.
— Откуда ты?
— Ну, ты же говорил — к Жильцову, если что, обращаться.
— Обращалась?
— Как видишь.
— Говорила с ним?
— Говорила, — вздохнула Настя.
— Дело дрянь.
— Я пыталась его убедить… Говорила, что Бастурмин ко мне приходил. Говорил, пугал, угрожал.
— Он был у Бастурмина.
— И что?
— Не знаю.
Жильцов, конечно, мог пригрозить Бастурмину. Но послушается ли он?
— А если он меня убьет?
— Не убьет… Вспомни, сначала он отказался извиняться перед тобой. А потом пришел. Почему? А чтобы отношения со мной не обострять. Чтобы я не наседал на него. И не вышел на его след. А я вышел. И тогда он решил меня убрать…
— А ко мне зачем приходил?
— Чтобы обвинить нас в смерти своей жены. И чтобы все знали, как сильно он ее любил…
— А он разводиться с ней собирался. И Ругаль на него наехал.
— А кто об этом знает? Где Ругаль? Где Яна?.. А где я?
— Все будет хорошо. — Настя снова обняла Севу и крепко, до дрожи в теле прижалась к нему.
— Кстати, Яна знала, что мы были вместе… Она все про меня знала. Бастурмин все обо мне знал. Он следил за мной. Он следит за тобой… Он очень опасный человек.
— Ты это мне уже говорил.
— Но сам же себя не послушался… Ничего, я еще до него доберусь.
— Я знаю, ты ни в чем не виноват. И я постараюсь это доказать.
— Как?
— Ну, адвоката я уже наняла… А толку? — Настя уныло пожала плечами. — Он доказательства искать не будет.
— И ты в это дело не лезь.
— Не лезь… Мне бы самой от этого козла отбиться.
— Я попробую поговорить с Жильцовым…
— Я говорила… Предложила ему деньги, — тихо сказала Настя.
— Деньги?
— За крышу… — еще тише добавила она.
— И что?
— Обещал подумать…
— И свидание устроил, — усмехнулся Сева.
— Ну да, помог… А насчет крыши… Я же не могу платить и вашим, и бандитам…
Сева до хруста сжал зубы. Если вдруг на Настю наедут, он даже не сможет ей помочь. И на Жильцова надежды мало. Хорошо, если он возьмет Настю под свою персональную защиту, а если нет? Сева воздействовать на него не мог. Слишком уж мало проработал в одной связке с Жильцовым, чтобы сдружиться с ним по-настоящему. Скоро Юрий Сергеевич забудет, как его звать…
Может, сбежать? И вцепиться голыми руками в глотку Бастурмину. Но легко сказать, а как сделать, когда вокруг сплошь заслоны?
— Ты за меня не переживай, — спохватилась Настя. — Я обязательно выкручусь.
— Может, тебе действительно продать бизнес?
— И уехать из города?.. Может, мне и от тебя отказаться?
— Не надо от меня отказываться… Но вдруг подвернется кто, не теряйся, выходи замуж.
— А если меня тошнит от мужиков?
— И от меня?
— Ты не мужик. Ты мой любимый мужчина… И сколько бы тебе ни дали, я буду тебя ждать.
— Пятнадцать лет?
— Да хоть сто пятнадцать!.. Кстати, о времени. Его у нас не так уж и много.
Настя отстранилась, загадочно посмотрела ему в глаза и стала расстегивать пуговицы на его рубашке. Сева кивнул. Да, не в его положении отказываться от столь большого удовольствия. Более того, он должен записать в память, как на магнитофон, каждую секунду, проведенную с Настей. Чтобы просматривать эту запись долгими холодными вечерами под зарешеченным небом.
