Глава 14
Правила поведения в очереди просты: стой молча и торопи события. Но спокойствие легко дается в очереди за хлебом. А если это очередь за дармовым золотом? На такой раздаче всего три правила: беспредел, беспредел и еще раз беспредел. Потому и неудивительно что Барбамбия борзеет не по дням, а по часам — лезет, толкается, пытаясь выпихнуть Ругаля с его свята места.
Пока что Барбамбия толкается локтями, но скоро в ход пойдут кулаки и ноги. Если, конечно, его не остановить. Пора забиваться с ним на стрелу и класть всю его кодлу штабелями.
Но сначала нужно во всем разобраться. Тростика, а с ним еще двух бойцов замели руоповцы. Чан уже в деле, он доберется до этих уродов, узнает, зачем они наехали на Солохину. Им же ясно дали понять, что бабу трогать нельзя. Но, видно, Барбамбия шел на обострение.
Впрочем, Ругаль понимал это все и без всяких разборов. Поэтому к Насте он подъехал не только для того, чтобы выяснить. Он совсем не прочь был запустить руку к ней под юбку. Уж больно хороша баба. К тому же из-за Яны он не успел познакомиться с ней поближе… А сама Яна в тот день была ну очень уж хороша в постели. И Солохина могла показать класс. Уж он-то знает.
— Рада вас видеть, Александр Андреевич. — Настя смотрела на него как на досадную неотвратимость.
— Ну, зачем же так официально?
Ругаль осмотрел ее кабинет. Тесно, бедно, можно даже сказать, убого. Чувствовалось, что Настя экономит каждую копейку, чтобы пустить ее в расширение дела.
— Ну, вы же моя защита и опора. — В ее голосе можно было уловить сарказм.
— А у нас как в милиции, мы работаем по факту. Сначала преступление, потом уже наказание… И поверь, эти ребята будут очень серьезно наказаны… И я стану для тебя такой опорой.
Ругаль подошел к ней, обнял за талию, но Настя не позволила ему зарыться носом в свои волосы. Оттолкнулась, отошла.
— В милиции сработали на опережение.
— Ну, бывают исключения…
— Может быть, — не стала спорить она.
Алик снова подошел к ней, а отступать уже некуда. Кабинет тесный, угол близко. В этот угол он ее и зажал. И все-таки зарылся в ее волосы.
— Хорошо! Коноплей пахнет!
Настя поднатужилась, оттолкнула его от себя.
— Давно уже не пахнет.
— А чего так?
Настя смотрела на него с тихим ужасом в глазах. Она, похоже, поняла, о чем он думает. А на иглу она возвращаться не хотела.
— Я все про тебя знаю, — усмехнулся он.
— Не надо про меня знать.
Настя просила, нет, умоляла оставить ее в покое. Но разве Алик собирался ее опускать? Нет. Всего лишь разок-другой, и все, дальше она может спать одна.
— Скажи, тебя тянет на это дело? — Он шлепнул себя пальцами по локтевому сгибу правой руки.
— Не надо! — Опустив голову, Настя исподлобья глянула на него.
— А на мужиков?
— Ты такая же сволочь, как твой дружок!
— Ух ты! — Ругаль глянул на нее возмущенно, но вместе с тем и с иронией.
Никто не смел разговаривать с ним в таком тоне, но Насте можно было сделать исключение. Но с условием. Если она ляжет с ним в постель, то никаких проблем.
— Я не удивлюсь, если ты помогал Бастурмину.
— В чем?
— А ты не знаешь?
— Я знаю, что ты лечилась от наркомании… А там, где наркота, там и мужики. Все кому не лень… Так что не надо строить здесь из себя целку.
— А кто сделал меня такой?
— Кто?
— Как будто ты не знаешь!
— Неужели Гена Бастурмин?
— Твой дружок!
— Ну, мы мотали с ним срок… Но Гена повел себя неправильно… Мы с ним не друзья… Так это он тебя подсадил?
— Скажи, что я его ненавижу. Но крови его не ищу.
— Я же сказал, что мы с ним о таких делах не говорим.
— А с его женой о чем ты говоришь?
— С его женой?.. А ты знаешь Яну?
— Ну, лично не знакома…
— Яна — моя любовница. — Алик смело зашел прямо в лоб.
Настя заинтригованно вскинула брови.
— А Гена, можно сказать, ее увел. И я заставил его на ней жениться.
— Заставил?
— А он подал на развод.
— И что?
— Я запретил ему разводиться. И он забрал заявление.
— Да?
— Угадай, чем она расплатилась?
— Не хочу напрягать голову.
— Хочешь, я заставлю его извиниться перед тобой? — разошелся Ругаль.
— Это не извинение.
— А если он будет ползать перед тобой на коленях?
— И что ты за это хочешь? — загорелась Настя.
— Угадай с трех раз.
— А как же милиция?
— При чем здесь милиция? — не понял Алик.
— Ну, Тростика же замели не просто так. Старший лейтенант Лебедев — мой бывший однокурсник… Он любит меня… Он будет против наших с тобой отношений.
— Старший лейтенант Лебедев? — Это имя ему ни о чем не говорило.
— Оперуполномоченный управления по борьбе с организованной преступностью. Он только что перевелся. А уже Тростика задержал…
— Управление по борьбе с организованной преступностью… — невольно повторил Ругаль.
Это управление в Холмогорске было создано совсем недавно и уже успело стать головной болью для бандитов. И не факт, что Чан сможет пробить ситуацию с Тростиком. Зато у Алика появилась кое-какая информация. Похоже, у Солохиной образовалась ментовская крыша.
— Ты же не думаешь, что это твоя новая крыша?
— Это моя крыша, — кивнула Настя. — Над моей личной жизнью. В которую ты пытаешься влезть.
— Меня больше интересует твой бизнес.
У Алика вдруг пропала охота пугать и шантажировать Настю. И лезть к ней в трусы вовсе не обязательно. В конце концов, свет клином на ней не сошелся. Действительно, зачем обострять отношения с курицей, которая несет золотые яйца? Тем более что через нее можно завязать знакомство со старшим лейтенантом Лебедевым. Может, он и мал, этот золотник, но раз в год, как говорится, и палка стреляет.
— Думаешь, надо сменить крышу? — спросила Настя.
— А вот этого я тебе не советую, — качнул головой Ругаль.
— Будут проблемы?
— Да еще какие!.. И никакой старлей тебе не поможет.
— Гену на колени ставить будешь?
— Забудь.
— Уже, — улыбнулась Солохина.
— А насчет Лебедева я узнаю… — поворачиваясь к ней спиной, сказал Ругаль. — Если вдруг наврала, пеняй на себя.
Не обломилась ему здесь масленица, но унывать не стоит. Город большой, и в нем столько возможностей на сегодняшнюю ночь. Он обязательно найдет себе что-нибудь новенькое.
* * *
Прошлое остается в воспоминаниях. А если прошлое грязное, то и память о нем — это медленный яд, который отравляет настоящее. Но есть способы, чтобы снять интоксикацию. Одно из них — доброе слово.
— Я хочу, чтобы ты извинился перед Настей. — Сева в упор смотрел на Бастурмина.
Но тому как с гуся вода. Взгляд неподвижный, непроницаемый, такой же скользкий и холодный как наледь в морозилке.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, товарищ старший лейтенант. — И голос у него как механический автоответчик.
— Все ты понимаешь, Гена-Женя. И все ты знаешь.
— Почему вы обращаетесь ко мне на «ты»?
— Да потому что за решеткой к тебе по-другому обращаться не будут.
— На меня заведено уголовное дело?
— Нет. Но предпосылки уже есть.
— Меня не интересуют предпосылки. Меня интересуют факты.
— Будут и факты.
— Вот когда будут, тогда и поговорим. А пока что прошу вас очистить помещение. В противном случае мне придется обратиться к прокурору по надзору.
— То есть перед Настей ты извиняться не будешь?
— Я ни в чем перед ней не виноват.
— Ну что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому… — Сева смотрел на Бастурмина, как на непроходимого тупицу.
Это же так просто, извиниться перед Настей. А больше ничего и не нужно. Настя его, конечно же, не простит, но лед в ее душе тронется. И ужасы из прошлого снимут блокировку с ее подсознания. И она снова станет нормальной девушкой. Которая сможет любить и быть любимой. А он хотел быть с ней вместе. Тем более что Олеся — это его жизненный тупик, в который он умудрялся попадать раз за разом. Он уже поумнел и после следующего заскока с ее стороны они расстанутся навсегда. А заскок не за горами. Олесе снова надоело быть примерной женой, ее снова тянет на приключения, в которых она наконец сможет найти свой идеал с тугим кошельком…
А Бастурмин ответит перед законом — за то, что он сотворил с Настей. Но уже по другой статье.
Сева собрал всю имеющуюся информацию по этому типу. И узнал, что Бастурмин в свое время подозревался в распространении наркотиков, но там такой темный лес, что взять его с поличным не представлялось возможным. Этот гад умел конспирироваться… Сейчас, возможно, он уже отошел от этих дел, но, если вдруг его возьмут с наркотой на кармане, никто особо не удивится. А что такое подстава по-ментовски, Сева знал не понаслышке. С волками жить, по волчьи выть…
— Я еще раз повторяю, что ваши обвинения, товарищ старший лейтенант, несостоятельны, — с непроницаемым лицом, монотонным голосом проговорил Бастурмин.
— Это не обвинения, это черная проза жизни… Это хорошо, что Настя выкарабкалась из дерьма, а если бы не смогла?
— Это не мое дерьмо. И убирать я его не собираюсь. — Из-под каменной маски вылупилась живая злость.
— Да, и к Насте своими грязными руками не лезь. Если вдруг замахнешься на нее, будешь иметь дело со мной.
— С чего бы это мне на нее замахиваться?.. Ну, расстались мы с ней, и что? У меня жена, ребенок… Вы свободны, старший лейтенант! — Бастурмин величественно повел рукой в сторону двери.
— Ну, я тебя предупредил.
Гена ничего не сказал. Он молча взглядом выдавливал Севу из своего личного пространства. И наверняка с издевкой усмехнулся, когда их разделила закрытая дверь.
Из ресторана Сева выходил как оплеванный. За три года в уголовном розыске он успел хлебнуть лиха. И стреляли в него, и ножом слегка задели. А сколько преступлений он раскрыл, а сколько задержаний на личном счету! Его считали перспективным опером, поэтому в РУОП взяли без особых заминок. И там он уже успел отличиться — с его подачи взяли бандитов из бригады Барбамбии, вышли на него самого… А Гена взял и окунул его мордой в холодную воду. Как щенка, которого собирались утопить. Ну ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним…
* * *
Барбамбия должен был сиять от радости. Как же, сам Алик Ругаль снизошел до личной встречи. Но Барбамбия вел себя неприлично нагло и смотрел на Алика как на последнее ничтожество, на которое он вынужден был терять драгоценное время.
— Твоя телка заявила на моих пацанов, — сказал он. — Их замели. И теперь она должна за это ответить.
Нос у Барбамбии острый, как у ястреба, но сам он почему-то больше похож был на тупого хомяка, чем на хищную птицу.
— Она не телка, — усмехнулся Алик. — Она уже корова, которая дает молоко. И это мое молоко, а не твое… Ты пристроился к чужому корыту, пацан.
— Я могу пристроиться и к чужому заду, — ухмыльнулся Барбамбия.
Ругаль едва сдержался, чтобы не врезать ему с правой. И хотелось бы, но нельзя. Во-первых, Барбамбия мог ответить тем же. А во-вторых, толпа за ним реально серьезная. Пацанов много, и у них оружие — дробовики, автоматы. И стоят они так, что их не положишь одной очередью. А Ругаль так на это рассчитывал. Бойцы у него подкованы получше, а в кущерях расставлены снайпера. Но не исключено, что и Барбамбия приготовил сюрприз. Во всяком случае, было у Ругаля чувство, что на него смотрят через перекрестье прицела.
— Это все слова, — выжал он из себя.
— Отдашь мне свою корову, и я снимаю претензии, — сказал Барбамбия.
— Ты что-то не понял, претензии у меня…
— Хорошо, я отдам тебе свою корову. Баш на баш.
— Это не разговор.
— Я предлагаю реальный расклад. Ты сдаешь мне свою корову вместе со всеми ее надоями. И все, конфликт улажен.
В ответ Ругаль повернулся к Барбамбии спиной. Все, разговор закончен, и можно разъезжать по куреням — готовиться к боям местного значения. А этого не избежать. Война так война — бойцов Барбамбии будут истреблять по всему городу, пачка за пачкой. Терпения у Ругаля хватит. А заодно людей в деле проверит…
— Ты пожалеешь, — бросил вслед Барбамбия.
Ругаль усмехнулся так, чтобы это видели все его бойцы. А усмешка, должно быть, удалась. Мефистофельская усмешка — хищная и коварная. Все пацаны должны знать, что его месть будет жестокой и беспощадной. А главное, быстрой.
Он сел в машину и подумал, что на всем пути к ней мог находиться под прицелом. Но ничего не случилось, и он перевел дух. А когда эскорт пересек городскую черту, едва сдержал вздох облегчения. Уж очень сильное впечатление произвел на него сегодня Барбамбия со своими бойцами. Автоматы — это серьезно. Из воюющей Чечни сейчас везут целые арсеналы, а там и пулеметы, и гранатометы. Барбамбия мог бы устроить залп из «Мух» и поднять Ругаля на воздух вместе с машиной. Но нелегкая пронесла, и теперь можно приступать к планомерному истреблению.
Выходя из машины, Ругаль думал о том, чтобы собрать в банкетном зале всех своих бригадиров и поставить перед каждым задачу. Первым делом завалить Барбамбию. Ругаль представил, как снайпер ловит в прицел голову этого отморозка, жмет на спусковой крючок, и в этот момент в шею, прошивая ее насквозь, что-то ударило. В голове громко щелкнул выключатель, и свет жизни погас…
* * *
Снайпер стрелял с чердака пятиэтажного дома. Снайперская винтовка аккуратно приставлена к вентиляционной трубе, стрелянная гильза лежит на полу в пыли. Все, больше никаких следов. Можно не сомневаться, «пальчиков» на винтовке не окажется.
— Обзор неважный, и сектор узкий, — сказал майор Жильцов, глядя в отдушину, через которую предположительно стрелял киллер.
Сева кивнул. Он уже смотрел вниз. Внутренний двор ресторана обнесен бетонной стеной. Стрелок просто не мог видеть машину, которая остановилась у рабочего входа. Он видел только само крыльцо, на которое поднялся Ругаль. И момент истины для него длился совсем немного — секунды две-три. Может, потому он и не смог убить жертву.
Впрочем, шансов у Ругаля мало. Пуля задела шейные позвонки, разорвала трахею. Его доставили в больницу, сейчас идет операция, но спасут его или нет, большой вопрос. Впрочем, переживать за этого бешеного пса Сева не собирался. Слишком уж много крови на руках у этого нелюдя.
— Профи работал.
— Сейчас этих профессионалов… В Грозном такие бои были. А солдатики уже возвращаются.
— А Барбамбия тут как тут, — сказал Сева. — И тепленьким, тепленьким…
— Барбамбия, Барбамбия… — проговорил Жильцов, сопровождая каждое слово кивком. — Ругаль со стрелки с ним ехал…
— А здесь его поджидали.
— И не просто поджидали. Ругаля вели. Снайпер не видел, как машины въезжали в ворота, но ему сообщили, он приготовился…
— И сделать это мог Барбамбия. Кто-то из его людей.
— Если у него такие профи, почему Ругаля не сделали на стрелке? — в раздумье спросил Жильцов.
— Чтобы мясорубка не закрутилась.
— Логично… Давай-ка ты, Лебедев, езжай в Веселовский военкомат. Пробить надо, кто там этим летом из Чечни вернулся. Кто там снайпер из них…
— Веселовского будет мало. Барбамбия в Первомайском округе фестивалил. Может, там кого-то нашел.
— С Первомайского округа и начнешь… Завтра… — немного подумав, уточнил Жильцов. — А сейчас давай по свидетелям… Куй железо, пока не унесли…
Сева кивнул. Что такое работа со свидетелями, он знал не понаслышке.
* * *
Пицца уходила влет, предложение с трудом поспевало за спросом. Настя подъехала к пиццерии, чтобы самой встать у плиты, но на пути неожиданно появился Гена Бастурмин. В душе у Насти дрогнуло так, как будто перед ней всплыло самое настоящее привидение — из преисподней.
— Не ждала? — спросил он, с чувством вины, но без переживания глядя на нее.
— Я тебя ненавижу! — вырвалось у нее.
— Значит, любишь.
— Что?! — Настя ошалела от возмущения.
— Ну, ты же меня любила.
— Ты идиот?
— Нет. Просто смотрю на тебя и хочу думать, что ты когда-то меня любила. А я этого не ценил.
— Если я сейчас выцарапаю тебе глаза, ты сам будешь в этом виноват.
— И я так виноват перед тобой. И перед твоим отцом.
— Застрелись.
— Уже. Я застрелил в себе Женю.
— А почему не похоронил? — поморщилась Настя. — Падалью воняет.
— Очень смешно, — нахмурился он.
— Зачем пришел?
— Я же сказал, что виноват перед тобой. Хочу извиниться за Женю.
— Извиняйся.
— Извини.
— Женю извинила, тебя — не знаю…
— Это в тебе говорит обида. Может, подождем, когда в тебе заговорит любовь? — натянуто улыбнулся он.
— Обязательно заговорит. Матом.
— С тобой весело… Может, встретимся, поужинаем?
— Взорвем косячок, закинемся.
— Я и раньше себе в этом не отказывал. И сейчас иногда балуюсь… Просто я не думал, что тебя затянет. Если бы я посадил тебя на героин, а морфий — так, баловство…
— А Сластик?
— Я проиграл ему кучу денег, он зажал меня в угол, давай, говорит, Настю. Я ему и говорю: если ты согласишься, то можно. А ты взяла и согласилась…
— А моему отцу ты не мстил?
— Ну, одно зацепилось за другое…
— Имя ты тоже не менял?
— А вдруг он бы узнал меня? Вдруг бы подумал, что я нарочно тебя снял…
Бастурмин благодушно улыбался, чуть ли не влюбленно глядя на Настю. И вид у него был как у человека, который, совершив героический поступок, через много лет пришел за благодарностью. Как будто он не втаптывал Настю в грязь, а, напротив, вытаскивал ее из пропасти. Глядя на него, она не могла испытывать ничего, кроме омерзения.
— Ты меня снял? — скривилась Настя.
— В смысле, познакомился… Извини, не так выразился.
Он почему-то уверен был, что любое его слово, произнесенное в извинительном ключе, будет воспринято ею как проявление высочайшей милости. Интересно, удивится он, если Настя вдруг падет перед ним ниц и начнет целовать ему ноги?
— Не надо путать меня со своей женой. Ее ты снял, а со мной, да, познакомился.
Настю задело за живое, и она не смогла сдержаться. Нужно было держать язык за зубами, а с него вдруг слетело.
— Что ты знаешь о моей жене? — вскинулся Гена.
Насте бы прикусить язык, но ее понесло.
— Ой, ты знаешь, а, я, наверное, извинюсь за Ругала! Который трахает твою жену!
Гена дернулся, как будто собирался влепить ей пощечину, Настя подалась назад, собираясь подставить руку по удар.
— Кто тебе такое сказал?
— Я тебя любила, я пылинки с тебя сдувала. А ты со мной как со скотиной… Может, и Ругаль к тебе в зоне тянулся. Не удивлюсь, если ты обошелся с ним по-свински… Ты же не можешь с людьми по-хорошему, да?
— Ругаль тебе про Яну сказал?
— Я ее сама у него видела… Ты точно заявление из загса забрал?
Гену передернуло изнутри, как будто через него пустили высокоамперный ток.
— Приятно знать, что тебя хоть кто-то имеет. За твое скотство!
На этот раз Гена все-таки поднял на нее руку. Но за его спиной вдруг появился Сева. Он поймал руку, развернул Гену к себе и сам замахнулся для удара. Но в самый последний момент сумел себя остановить.
— Ну ты и урод! — просипел он в лицо Гене.
Тот не выдержал его взгляд, опустил голову и даже что-то виновато пробормотал себе под нос. Он был сейчас таким же жалким, как тогда, когда сидел перед Сластиком, примотанный к спинке кресла. Но тогда он притворялся. Может, он и сейчас изображал смирение.
— Это он так извиняться приходил, — презрительно скривилась Настя.
— Извини! — Гена вырвал руку, резво развернулся и убегающим шагом пошел прочь.
— Больше не приходи! — крикнул ему вслед Сева.
— Да я близко его к себе не подпущу, — кивнула Настя, благодарно глянув на своего спасителя.
— А больше и не надо. Главное, что приходил… А то «не приду, не приду»…
— Кому он это говорил?
— Ну-у… — Сева отвел в сторону взгляд.
— Ты что, был у него?
— Прошлое тебя душит, а ты должна дышать полной грудью.
— А ты думаешь, теперь я смогу дышать свободно?
— Не знаю.
— Этот козел пришел, наговорил мне, я не сдержалась… — вздохнула Настя.
— Что такое? — спросил Сева, внимательно глядя на нее.
— Да он мне что-то такое сказал, а я про его жену вспомнила… Ну, и сказала ему… Ругаль мне сам сказал, что спал с Яной.
— Когда он тебе это сказал?
— Ну, приходил… Я сказала ему все, что думаю про них с Геной, а он сказал, что не дружит с ним. Как раз наоборот… Яна его любовницей была, а Гена ее отбил. С тех пор между ними кошка сдохла… А я их еще сильней стравила… — поморщилась она. — Если Гена вдруг наедет на Ругаля и скажет на меня… Хорошо, если Ругаль его сначала убьет, а потом уже с меня спросит… Если он Гену убьет, мне и самой умереть будет не страшно… А если не убьет, а с меня спросит?
— Не убьет.
— Значит, с меня спросит…
— Не спросит.
— Почему?
— Потому что он сам сейчас при смерти. Вряд ли выкарабкается.
— Кто при смерти?
— Ругаль. Стреляли в него сегодня. Ранили. Возможно, смертельно.
— Кто стрелял? Гена?
— Почему Гена?
— Ну, из-за Яны…
— Почему он мог стрелять в него из-за Яны?
— Ну, я же сказала ему, что Ругаль спал с его женой.
— Когда ты ему это сказала?
— Ну, сейчас…
— А Ругаля убили до того.
— Ну, да… — кивнула Настя. И тут же вспомнила. — Да, но Ругаль запретил Гене разводиться с ней.
— Разводиться с Яной? Запретил?! — удивился Сева.
— Ну да. Он подал на развод, Яна пришла к Ругалю, пожаловалась, расплатилась, и тот надавил на Гену.
— Кто тебе такое сказал?
— Ругаль. Я же говорила, он приходил, намекал. Предлагал наказать Гену, ну, чтобы я потом с ним расплатилась. Ну, как Яна… Я сказала про тебя, он отстал… В него что, стреляли?
До Насти только сейчас дошло, что в Ругаля стреляли не просто так. Его пытались убить. И хотелось бы знать, кто это сделал.
— Снайпер.
— Ничего себе!..
— Чистой воды заказуха.
— И кто его заказал?
— Да кто ж его знает… — в раздумье кивнул Сева. — Возможно, Барбамбия.
— А если Гена?
— Из-за Яны?
— Ну ты же видел, как Бастурмин вышел из себя… Я думала, он меня убьет.
— Думаешь, он мог?
— Он — мразь мстительная. Вспомни, как он ко мне подъезжал. Дом снял, имя сменил… А еще и Олесю подговорил, чтобы тебя сдвинуть… А отца моего как из игры вывел, с фотомонтажом провернул…
— Да уж, подготовился… Значит, Ругаль запретил Гене разводиться с женой?
— Сам знаешь, как это называется.
— Беспредел.
— И кому же мне теперь платить?
— Ну, за этим не заржавеет… Или кто-то из ругальских встанет. Или Барбамбия всех задавит…
— Вместе со мной… Тростик на мне погорел, такое не прощается. — Настя ощутила себя в состоянии, близком к легкой панике.
— Тростика принял РУОП. Вали все на меня…
— А кто подпряг РУОП?
— РУОП не надо звать, РУОП приходит сам.
— Так я и скажу. Вдруг Барбамбия со смеху лопнет?
— Скажи, что РУОП — твоя крыша. Мой телефон у тебя есть. Если что, звони. Подъедем, прижмем. Тем более мы сейчас по Барбамбии работаем… А я тут с тобой… Мимо проходил, а работы… — Сева провел пальцем по горлу.
— Аналогично, — кивнула она.
— Может, вечером встретимся? — Сева заметно разволновался, задав этот вопрос.
Он очень боялся, что Настя отвергнет его, а это такой удар по самолюбию.
А почему она должна его отвергать? Ругаль всего лишь предложил наехать на Бастурмина, а Сева пошел и потребовал от него извинений. А от бандитов кто ее отбил? А кто сейчас остановил Гену?.. Но, самое главное, Сева был единственным мужчиной, с которым она могла бы переспать. Если бы вдруг очень захотела… Но разве она не женщина? Почему она не может захотеть?
— Встретимся, — кивнула Настя.
Она жила с родителями, но, если вдруг свидание заведет их очень далеко, всегда можно снять номер в гостинице. И все равно, что Олеся будет против.
