ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Про тревоги и открытия герцога Лаверно, королевы, кадеток и прочих обитателей Беленгора
— Бетрисса, может, мне уйти? Ты устала, а Олифания говорила что-то про утро.
— Да, — усмехнулась Бет, — и значит, я могу тебе кое-что объяснить. Видишь ли, Фанья — наш командир после разбойника, и если бы она тебя не сочла надежным, то просто сделала бы знак, а она сказала прямо — знала, что ты заинтересуешься ее словами.
— Дорогая, ты меня прости, но тут что-то не так. Она просто камеристка, и хотя у королевы с ней весьма доверительные отношения, но командовать вами она не должна.
— Вот именно — не так, — усмехнулась Бет, поднялась с постели и пересела в кресло. — Не умею целый день лежать, да и не болит уже ничего, Годренс — великий целитель. А Фанья только изображает камеристку, на самом деле она телохранитель, и очень хороший. И нас учит защищаться и защищать тех, кто дорог, поэтому по утрам у нас тренировки.
— Что у вас? — опешил герцог.
— Тренировки, дорогой. Но это тайна, и, кроме тебя, в нее пока никого не посвятили.
— И где вы тренируетесь? И можно ли посмотреть?
— В подвале есть особый зал, там имеется все необходимое. Но ход туда ведет потайной, и взять тебя я не смогу.
— Вот как, — задумался Тайвор. — А разбойник, как я понимаю, — это граф Шаграйн?
— Ты очень догадливый, — беззлобно усмехнулась Бет. — Просто сначала нам казалось, что он над нами издевается. Заставляет ходить по лестницам, таскать камни, пробираться через лабиринты и везде подстраивает ловушки, каждый раз разные. Теперь-то я понимаю, чего он этим добивался, — хотел научить нас внимательности, бдительности, быстроте реакции и выносливости. И теперь я очень надеюсь, что его умения помогут им с Тэри спастись.
— Светлые боги, я даже не мог бы о таком подумать, — потрясенно смотрел на нее герцог. — Но почему он учил всему этому именно фрейлин, а не егерей и не оборотней?
— Но ведь королева беседует, гуляет и обедает не с егерями и оборотнями, а с нами.
— Действительно… Извини, дорогая, сегодня я какой-то несообразительный, зря ты меня хвалила. Но в таком случае тебе действительно пора отдыхать. — Герцог присел на подлокотник, нежно взял руку жены и поднес к губам.
— Айви, — с лукавой улыбкой тихо проговорила она, наблюдая за его действиями, — мне кажется или ты не настолько несообразителен, как пытаешься меня уверить?
— Я просто не намерен тебя ни торопить, ни принуждать, — бережно целуя ее ладошку, выдохнул он. — Мне хочется, чтобы в нашей семье не было ни упреков, ни обид.
— А я столько лет мечтала о семье, что успела придумать и заучить самое важное правило. Если боги подарят мне это счастье… — голос Бетриссы прервался, и несколько мгновений она сидела, глотая непролитые слезы, — никогда не позволять мелким недоразумениям и капризам его испортить.
— Милая… — Тайвор бережно приподнял ее лицо, заглянул в потемневшие, полные слез глаза и задохнулся от счастья, сострадания к ней и самому себе, — клянусь, я буду свято его выполнять.
Склонился к ней и припал к губам, сначала осторожно, боясь отказа или равнодушия, потом, почувствовав робкий ответ, все смелее и увереннее, с каждой секундой все жарче загораясь огнем нерастраченной нежности и страсти.
— Фани, прости… но в последнее время мне кажется, будто ты что-то скрываешь.
— Не кажется тебе, — укрывая подругу легким покрывалом, вздохнула телохранительница. — И вправду есть несколько вещей, о которых я предпочитаю помалкивать. Просто нет еще уверенности, как повернется дело, так зачем тебя лишний раз беспокоить? Тебе сейчас и без того нелегко, а там пока все очень зыбко.
— Но если это про Рада, — порывисто поднялась с подушек королева, — то лучше не молчи!
— Ох, Занта! — укоризненно качнула головой Олифания. — Ну когда уже ты начнешь относиться к нему как к взрослому мужчине? Ведь ему тридцать скоро. И воин он незаурядный, и командир хороший, и вождь заботливый, и советник рассудительный и осторожный, и наставник для кадеток из него получился отличный, даже я удивилась.
— Боюсь, что никогда, — слабо улыбнулась королева, снова опуская голову на постель. — Наверное, потому, что в огромном долгу перед ним и никогда уже не смогу этот долг оплатить.
— Не хочется напоминать, что сам он никаких долгов за тобой не находит, и ты прекрасно это знаешь. И жизнью вполне доволен, вот только немного разберется с нашими бедами, и все у него наладится. Кстати, про последние нападения. Несмотря на все печальные происшествия, не могу не радоваться тому, что наши злобные невидимки нечаянно задели магов с плато. Насколько я знаю, те таких выходок не прощают никому и теперь непременно займутся этим делом всерьез. Поэтому очень прошу, когда они придут к тебе с какими-нибудь советами или предложениями, не упрямься, сразу делай так, как они скажут. Это лучший выход и для королевства, и для тебя, и детей.
— А Рад?
— Он считает так же, — твердо ответила камеристка, глядя прямо в глаза старой подруге. — Да и как может быть иначе? У злодеев слишком много сил и пособников, а значит, и золота. Задаром ведь никто шею не подставит, нам матушка сто раз повторяла: «Ищите того, кому выгодно и у кого есть деньги». Вот уже сколько лет живу ее советами и не перестаю говорить спасибо.
— И я тоже, — благодарно улыбнулась королева. — Даже не представляю, как бы я жила, если бы в моей жизни не было тебя.
— А я без тебя и вовсе не жила бы, — тихо выдохнула Фанья и решительно поднялась. — Все, спокойной ночи. А то я что-то слишком сентиментальной становлюсь, наверное, к старости.
Плотно прикрыла за собой двери, сделала знак охранявшему королевские покои оборотню, расслабленно лежавшему в ближайшей нише, и отправилась прямиком в свои комнаты. Ей рано утром еще тренировку проводить, если Рад не вернется.
Но, войдя в свои комнаты, тихоня не сразу легла спать, сначала прошла в маленький кабинет, отдернула шторку и несколько секунд смотрела на статую Святой Тишины, стоявшую на украшенном черными агатами пьедестале. Потом опустилась перед ней на колени, прижалась лбом к прохладным камням и немного помолчала, в душе прося у богини только одного — чтобы они вернулись живыми.
Святой Тишине не нужно ни громких признаний, ни торжественных ритуалов и политых кровью клятв, а тем более — роскошных даров. Она богиня, и у нее все есть. А если нет, ей достаточно пожелать, и все будет, как у магов с плато. Поэтому более всего она ценит только одну, самую важную на свете вещь — искренность. А кроме нее сострадание к тем, кому в этот момент по-настоящему плохо, и готовность помочь, так же искренне и от всей души.
Так, как когда-то юная, но решительная маркиза Лерайт помогла худенькой девчонке, накрепко примотанной озверевшими селянами к мельничному колесу кожаными ремнями и серебряными цепями.
Дураками они были, печально вздохнула Фанья, те трое деревенских охотников, считавших несложной задачкой поймать одиноко бредущую по дороге девчушку в старомодном сером платье со смешными оборочками. Дураками и сдохли, когда Фанья поняла по отрывочным фразам и ухмылкам, как именно намерены позабавиться с ней здоровенные парни. Нет, не просто развлечься разок, а приковать в лесной сторожке и превратить в вечную, покорную всем прихотям игрушку, ведь никому не придет в голову искать там одинокую странницу. И не ее вина, что бить пришлось всерьез, иначе ей с тремя никогда бы не справиться.
И никто на пятнадцатилетнюю худышку даже не подумал бы, да на беду вывернула на дорогу вереница возвращавшихся с покоса телег. На ней сидело почти полтора десятка селян — мужчин, женщин, подростков, и у ослабленной голодом и дракой девчонки не хватило сил от них улизнуть.
Зантария подоспела как раз вовремя, не иначе Святая Тишина привела ее к своей захлебывающейся сестре. Как объясняла сама маркиза — ей просто стало интересно, почему это в самый разгар сенокоса вся деревня, от мала до велика, сидит на высоком берегу напротив мельницы и самозабвенно любуется ее работой.
Ее светлость вылезла из кареты, отмахнулась от охранника и тихонько подошла поближе. И оцепенела на несколько секунд, рассмотрев распятую на лопастях кашляющую и дергающуюся девчонку, которую колесо снова неумолимо тащило в глубину. Однако сумела довольно быстро спохватиться.
— Немедленно остановить! — рявкнула маркиза так яростно, что мельник побоялся ей перечить и дернул ремень, перекрывая хлещущую в желоб воду.
— Это ведьма! — поднялся в толпе недовольный ропот, но ее светлость пресекла его так же решительно, достав весомый кошель и предложив купить утопленницу.
Сметливые селяне вмиг прониклись ценностью предложения. Тем более удовольствие от необычного зрелища они уже получили, и если теперь не согласятся, то после сами утонут в упреках родичей погибших бездельников, к слову, известных в селе своими жестокими шутками, грубостью и пристрастием к хмельной браге.
Уже через несколько минут Фанья полулежала напротив спасительницы на переднем сиденье и рассказывала, как все происходило на самом деле. Из одежды на ней был лишь пушистый плед, но время от времени девчонка звонко лязгала зубами от накатывающего изнутри холода и украдкой растирала скрученные судорогой ноги, больше всего боясь, что красивая и печальная госпожа ей не поверит.
Но Зантария поверила и предложила подвезти.
— Все равно я не спешу, — нерадостно обронила она, — поэтому могу доставить тебя, куда нужно или куда пожелаешь. Селяне сгоряча польстились на золото, но вполне могут и передумать.
— Я шла в порт Агезо, — не стала лгать Фанья. — Хотела заработать и найти судно в Торем. Тут меня больше ничто не держит, отец пропал, а другой родни нету. А из Торема можно добраться до Ардага, там у меня сестры. Но раз ваша светлость меня спасла, я перед вами в кровном долгу. Поэтому, если вам нужна преданная служанка, я готова поехать с вами куда угодно.
— Знаешь, — подумав, предложила маркиза, — мой путь далек, а поговорить не с кем. А ты, судя по разговору, девушка образованная. Давай просто несколько дней путешествовать вместе, потом будет видно.
«Вот так и едем в одной повозке уже тридцать лет», — тихо вздохнула камеристка, поднимаясь с колен.
Все, что было в ее силах, она для воспитанника и его ученицы сегодня уже сделала.
— Мне не кажется хорошей твоя идея, — сухо буркнул Ительниз и покосился вверх, хотя точно знал: отсюда ничего увидеть невозможно. — Девушкам сегодня и так досталось, а ты не дашь отдохнуть.
— Я просто скажу ей спокойной ночи… по-своему. — Граф и сам не мог понять, откуда у него берется столько упорства.
Какая-то, прежде неведомая, но непреодолимая сила не давала ему отказаться от неприступной герцогини. Мишеле и сам прекрасно осознавал, как жалко выглядят порой его усилия, но несущая его лавина не отпускала, заставляя делать отчаянные и временами смешные попытки обратить на себя внимание.
— Только покороче и не на весь Беленгор. — Итель присел на широкие перила, всем видом показывая свое отношение к этой затее.
— Спасибо, — едко буркнул Мишеле, — ты настоящий друг.
— Если сомневаешься, я могу уйти.
— Иди и спи спокойно. Незачем вспоминать про друга, который валяется где-то в камере.
Итель смолчал — неудачи сделали неунывающего Мишеле не только неузнаваемо упорным, но и колким.
Граф отвернулся от него, прислонился к колонне, над которой был балкончик Октябрины, тронул струны верной стойны и негромко запел балладу о мореходе, заблудившемся между Дивными островами, с которых его наперебой манили к себе синеволосые красавицы. Но стойкий капитан упрямо крутил руль, уходя от их объятий, ведь где-то далеко его ждала самая желанная и самая прекрасная из всех женщин.
От куплета к куплету его печальный голос креп, становился увереннее и свободно летел по примолкшему поместью, проникая в каждое распахнутое ночному ветерку окно и теряясь в пустынных залах.
Отзвучали последние строки, стих прощальный перебор струн, и налетевший ветерок унес очарование песни, а Итель все молчал, давая другу время вернуться из страны грез, где минуту назад он был смелым и отважным героем морских просторов.
— Если бы не проклятые заговорщики, — с ненавистью процедил вдруг граф, — я бы уехал. Клянусь, взял бы себя за шиворот и пинком выкинул из этого дома. Но теперь не могу… не хочу быть похожим на тех, кто бежал отсюда три дня назад, и не могу оставить вас без моего меча. Хоть он и не такой ловкий, как твой, но на что-нибудь сгодится.
— Мишеле…
— Не нужно. Я все знаю… понимаешь, знаю! И о том, что у меня нет никакой надежды ее заинтересовать. Я только граф, и то из милости, я рыжий, я шут! Смешно вспомнить — лишь несколько дней назад это меня не волновало, я даже гордился собой. Да, я рыжий шут, и мать у меня не из знатной семьи, а от фрейлин и белошвеек отбоя нет. А теперь мудрая судьба наказывает меня за ту глупую спесь, и, наверное, поделом. По если бы я знал раньше, как это будет больно и обидно — быть обреченным всю жизнь вспоминать ее и тосковать до самого последнего вздоха, но не иметь никакой возможности хоть что-либо изменить.
Небрежно перехватил жалобно звякнувшую стойну и пошел прочь, не оглядываясь на так и не ответившего друга.
Ительниз посидел еще с минуту, тяжело поднялся и отправился к себе. День выдался очень трудный, и беды еще не закончились. Пока ничего не известно о судьбе советника и маркизы Дарве Ульгер, хотя в коротких записках Годренса, которые регулярно получает его жена, нет и намека на отчаяние. Они неизменно бодры, но подозрительно кратки и больше посвящены нежности, чем сути поисков.
И всем, кто представляет, как непросто найти спрятанную могущественными похитителями девушку, по этим весточкам ясно, как далеки пока маги от цели своих поисков. Но и он сам, и Олифания, и Майзен, и герцог Лаверно делают довольный вид, узнав содержание очередной записки, хотя после стараются помалкивать. Боги не любят пустых уверений и обещаний и иногда мстят за самоуверенность самым изощренным образом.
Едва шагнув в оранжерею, барон Габерд мгновенно забыл и про усталость, и про мрачные мысли. Недалеко от лестницы на скамье сидела Кателла, в простом светлом платье и накидке из торемского кружева. После возвращения Доры из Дройвии такими щеголяли все фрейлины, княгиня щедро оделила сестер кусками свадебного наряда.
— Кати, — ринулся к ней барон, — ты давно тут сидишь?
— Нет, — качнула она головой, серьезно всматриваясь в лицо любимого. — Мы слушали песню, и мне стало так грустно. Ты был с ним?
— Да, — кивнул Итель, обнимая ее и увлекая дальше, под прикрытие пышных растений. — А как там Октябрина?
— Не знаю. Мы сидели с Дорой, потом я ее проводила, и мне пришла в голову мысль…
— Боюсь, — нежно поцеловав свое счастье, огорченно вздохнул барон, — эта прекрасная мысль немного несвоевременна.
— А откуда ты знаешь, о чем я подумала? — хихикнула Кати. — У тебя есть амулет, читающий мысли?
— Нет, но я очень надеялся, что, проводив Дору, ты вдруг поняла, насколько ближе идти в мою комнату, чем в твою, — игриво шепнул мечник.
— А почему тогда она несвоевременна? — затаила дыхание Кати.
— Майзен установил ночные дежурства, и через два часа моя очередь, — честно признался мечник. — Поверь, бросить тебя одну будет свыше моих сил, но и отказать Майзену я не могу, сейчас во дворце нет мага, и мой долг ему помочь.
Кателла погрустнела и обиженно шмыгнула носом, но тут же забыла свое разочарование, утонув в жарких объятиях и не менее горячих поцелуях барона.
— Счастье мое, — шептал он в коротких перерывах между поцелуями, — пойми и прости… Я безумно желаю назвать тебя своей женой. Но еще мне хочется, чтобы у тебя был праздник… яркий, необыкновенный, с фейерверком и подарками, такой, чтобы запомнился на всю жизнь.
— Итель, — счастливо засмеялась Кати, украдкой смахнув светлые слезинки, — у меня уже праздник. Ты мой самый лучший фейерверк и подарок, дороже и лучше уже не будет. Но спорить я не стану, проводи меня и иди отдыхать, я знаю, как нелегко дежурить ночью.
— Малышка, — растроганно выдохнул барон и, боясь переменить свое решение, подхватил девушку на руки и понес к дверям на женскую половину.
Он уже успел обдумать сегодняшнее нападение на купальню и сделать собственные выводы. И они ему очень не понравились. Но хуже всего, не ему одному, иначе не стал бы маг перед уходом так яростно махать руками в сторону королевских покоев. Значит, тоже сообразил, что украсть морское чудовище должно было вовсе не фрейлину из бедного рода, а королеву. Потому и защитил дополнительно ее покои, а заодно и всю женскую половину. И пусть Кати лучше спит там, у него будет спокойнее на душе, когда пойдет проверять посты.
Поцеловав любимую на прощанье, Итель подтолкнул ее к двери и огорченно вздохнул, когда та захлопнулась за его нежданным счастьем. А едва развернулся — обнаружил Дуна, наблюдавшего за ними из-за увитой зеленью колонны.
— И давно ты тут прячешься? — сам слетел с губ раздраженный вопрос, хотя к оборотням барон Габерд относился намного лучше, чем большинство запуганных небылицами жителей Идрийса.
— Минут пять, но я не подсматривал, — добродушно проговорил Дун. — У тебя есть немного времени, поговорить?
— Мне через два часа дежурить, — попытался увильнуть от разговора мечник. — Может, тогда и поговорим?
— Ладно, — на удивление покладисто кивнул оборотень. — Так даже лучше. Спокойного сна.
«Откуда ему быть спокойным, — едко усмехался барон, открывая дверь в свою комнату, — если душу гнетет тревога за любимую, за друга и за фрейлин, при ближайшем знакомстве оказавшихся вовсе не высокомерными ледышками, а милыми и душевными девушками?..»
