Ко мне заходит дежурный юрисконсульт. Она представляется как Амрита Гош.

– Мне предъявили обвинение? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она. – Я пришла, чтобы разъяснить вам возможное развитие событий.

Говорит она прямо, без обиняков, и смотрит мне в глаза. Не могу сказать, считает ли она меня виновной. Очень может статься, что у нее нет собственного мнения. Амрита явилась, чтобы разъяснить мне общие понятия, а не давать советы. Она вполне могла лишь бегло ознакомиться с делом.

Начинает она с того, что мне уже известно. После моего ареста у полиции есть тридцать шесть часов, прежде чем мне или должны предъявить обвинение, или выпустить на свободу. Если меня отпустят, полиция, скорее всего, продолжит рассматривать меня как подозреваемую и не прекратит дело против меня, пока новые данные или улики не позволят снять с меня подозрение.

Юрисконсульт не делает ничего, чтобы меня запутать. Она ни разу не спрашивает, как я себя чувствую. Она четко дает понять, что ее позиция нейтральна. Если мне предъявят обвинение, я останусь под стражей до тех пор, пока прокурор графства Оксфордшир не решит, достаточно ли свидетельств и улик против меня для того, чтобы передать дело в суд. Если да, то я предстану перед судьей. Если я признаю себя виновной, начнутся переговоры между моим защитником и прокурором. Если я себя виновной не признаю, судья либо выпустит меня под залог, либо вновь отправит меня под стражу до суда.

– Мой долг уведомить вас о том, что для признающих себя виновными возможно смягчение сроков приговора. Прокурор может также переквалифицировать обвинение с убийства на непредумышленное убийство. Все зависит от тяжести преступления.

– А какой средний срок заключения при признании себя виновным в непредумышленном убийстве?

– Два года.

– А если не признать себя виновным в убийстве и быть осужденным?

– Двадцать лет.

Она смотрит мне в глаза. Похоже, она не верит в то, что я невиновна.

Разница в том, выпустят тебя в тридцать два года или в сорок девять лет.

На перекрестном допросе я могу облажаться. В Йоркском Королевском суде некоторые подсудимые оставались собранными и сдержанными. Другие впадали в эмоции, к большому раздражению присяжных. Для присяжных, похоже, предпочтительнее, чтобы подсудимые сохраняли спокойствие, чего я сделать не смогу.

Приход дежурного юрисконсульта был не для того, чтобы осведомить меня о процессе, это был первый акт давления. Полицейские могли бы подождать, пока мне предъявят обвинение, но они хотят убедиться в том, что у меня есть время все обдумать до первых судебных слушаний. Два года или двадцать лет.