Чтобы добраться до Маргита, мне нужно доехать на поезде до Лондона, потом на метро пересечь весь город и сесть еще в один поезд с вокзала Кингс-Кросс. За руль садиться я не решаюсь. До Кингс-Кросс пять станций. Я все их знаю, и на подъезде к каждой планирую выйти. Вообще-то все уже кончилось. Полиция кого-то арестовала. С меня хватит. Я вполне могу, например, сойти на Эджвер-роуд и проехать на автобусе до Фулхэм-Бродвея. Или сделать пересадку и отправиться в кино на Ноттинг-Хилл-Гейт. Или выйти на Чансери-лейн и купить графин вина в погребке на Фернивал-стрит.

Рэйчел не видит. Ей все равно, оболью ли я его дом бензином и подожгу. Это не имеет никакого значения. Я могла бы отпраздновать арест подозреваемого, забравшись на вершину Барбикана и сиганув вниз. Я могла бы отпраздновать арест, отправившись в Баттерсийский приют для кошек и собак и взяв себе псину. Но ничто не изменит того, что он сотворил с ней несколько недель назад. Насколько мне известно.

Может, в тот момент, когда я шмякнусь на асфальт под Барбиканом, мы вернемся назад в прошлое. Может, когда я начну оформлять собачку, в контору зайдет Рэйчел, вытирая руки о джинсы, пристроится на стуле рядом со мной и спросит:

– Ей прививки все сделали?

Кит Дентон под стражей, но до суда может не дойти, или же присяжные не признают его виновным. А если и признают, то он может получить сокращенный срок и, наверное, выйдет еще при моей жизни. Особенно если прокурор не сможет доказать, что он спланировал убийство. Не знаю, принадлежал ли нож Рэйчел или же он принес его с собой. Содеянное им с собакой все же должно приниматься во внимание, и всякий раз, когда он будет подавать прошение об условно-досрочном освобождении, судебная комиссия станет рассматривать фотографии его деяний.

Поезд прибывает в Маргит, а я уже вымотана до предела. Вокзал находится на окраине города, я подхватываю сумку на плечо и иду по главной дороге к старомодной приморской гостинице. Одолеваю три пролета устланной ковром лестницы, которая доведет меня до кровати, сжимая в руке ключ. Приоткрыв окно, вдыхаю запах моря.

Раньше я здесь никогда не была. Я понимаю, что Пол не знает, где я сейчас нахожусь. Я задергиваю за собой тяжелую штору, чтобы не видеть отражения комнаты, и передо мной открывается вид на Маргит. Неяркие дома с крышами из толя, блеклые желтоватые фонари, море вдали. Странно, что этот город существует, что он существовал бы, даже если бы я сюда не приехала.

Убийца Рэйчел под стражей. Он сидит в камере, и прежде чем заснуть, я воображаю, будто бы говорю Рэйчел: «Пора». Потом веду ее по коридору, поворачиваю ключ в замке и впускаю к нему в камеру. Сестра одета очень просто, у нее нет оружия, да оно ей и не нужно. Рэйчел сможет растерзать его голыми руками.

Мать Наташи приехала к ним на несколько недель после рождения их второго сына, и во время ее приезда они с Джайлзом иногда болтали, как он мне сказал. Зовут ее Диана Ивс. Ее адреса у Джайлза не нашлось, но он есть в справочнике.

Как только я просыпаюсь, я сразу же нахожу автобус, идущий к ее дому на окраину города. До его отправления я решаю прогуляться к морю. В городе пахнет смолой и солью, с воды наплывает легкий туман. Вдоль улиц стоят обветшалые дома с террасами и пабы для рыбаков. Почти все прохожие – подростки или люди лет двадцати-тридцати, и все это напоминает мне Эдинбург, район Художественной академии. Текила, шаурма, танцевальная студия.

Я дохожу до самой воды, ровной и унылой, а вокруг до самых домов простираются однообразные и тяжелые пески Маргита. Кабинки на пляже очень милые. Все они окрашены в разные цвета, возможно, встретившимися мне студентами-художниками. Со стороны моря ползет плотное облако тумана.

Дадут ли они Киту спать? Допрашивали ли его всю ночь? Я представляю, что теперь Моретти, всегда выглядящий усталым, станет работать без устали. Проведя шестнадцать часов с заключенным под стражу подозреваемым, он станет держаться так, словно может пахать без остановки.

Я устраиваюсь на окружающем гавань моле. Не хочется мне говорить с женой Кита, и не смогу я на нее смотреть. Меня от нее воротит. После того, что он совершил, жила с ним под одной крышей.

На краю мола стоит направленная в туман старая пушка, словно в любой момент появится корабль. Не могу припомнить, кто вторгался с этого побережья. Вместе с пушкой я гляжу на хлопья тумана, слушаю плеск волн об остов и жду, пока покажется бушприт.

Что бы теперь ни случилось, я все же смогу наказать убийцу. Смогу вывезти его собаку в лес и там бросить. Смогу забрать его сыновей из школы. Привет, я подруга вашей мамы, не хотите по дороге домой съесть по мороженому? Кит никогда не узнает, живы дети или нет или куда они исчезли.

Я сажусь в автобус, едущий на юг, к Рамсгиту. Когда я иду по проходу, он начинает движение, и с обеих сторон уплывают назад лавки и домишки Маргита.

Мать Наташи Дентон живет в небольшом районе недалеко от главной улицы. Дома представляют собой небольшие белые отштукатуренные коробки с низкими керамическими крышами. На ветру изгибаются бурые всклокоченные пальмы. Тут и там торчат телеантенны.

Дверь открывает Наташа, и я сразу же оказываюсь как во сне, возникнув у нее на пороге так далеко от места, где она живет. Она смотрит куда-то на крышу за моей спиной.

– Пойду пальто возьму. Не хочу, чтобы мать слушала, – кивает Наташа в глубь дома.

Она молчит, пока мы не заходим за угол.

– После того, как вы приходили, я залезла к нему в телефон. Я едва ему не проговорилась, хотела извиниться. Дом обыскивать мне не пришлось, полиция его уже проверяла несколько недель назад. Они там все перевернули вверх дном.

Мальчишки любили играть с отставшей плиткой в ванной. Когда ее отодвигаешь, то под ней видно маленькое углубление, вроде пещеры. Полиция об этом не знала. Я почти убедила себя не лезть туда, и прождала весь день, прежде чем посмотрела. Там были фотографии Рэйчел.

Я отнесла их в дом к подруге, прежде чем стала его расспрашивать. Умно, да? Я думала, что он может попытаться их сжечь. Кит расплакался, сказал, что у них был роман, но он ее не трогал и не знает, кто это сделал. Муж сказал, что любит ее. Спросил, позвоню ли я в полицию, а я ответила, что нет, и все из-за ребят, а потом он ушел на работу, и я вызвала полицию.

– А вы его раньше подозревали?

– Нет. Вы так на нее похожи. Когда я вот сейчас вас увидела, мне показалось, что вы и есть Рэйчел. Я решила, что вы явились отомстить мне.

– Сестра бы не стала вам мстить.

– Ой, а, по-моему, стала бы, – говорит она. – Она бы в ярость пришла.

– А Кит где-нибудь на фотографиях был?

– Нет. Я спросила, может, он их украл, а он ответил, что нет. Он очень разозлился, когда я на это намекнула. Мы сидели на кухне, и я, помню, смотрела на ножи и думала, как бы он меня не пырнул. Из-за меня бы он так не завелся.

– А раньше он вел себя агрессивно?

– Нет, но он очень вспыльчивый.

Я думала рассказать ей, что он меня ударил, но это, похоже, не нужно. Ее уже и так от него воротит.

– Ничего больше не припомните?

– Когда мы услышали об убийстве, он меня спросил, когда я в последний раз виделась с Рэйчел. Мы только разминулись на канале, но ему хотелось все знать. В чем она была одета, что говорила, куда шла. Мне показалось, что он в шоке.

Мимо нас проходит женщина с коляской. Когда она удаляется, Наташа произносит:

– Нам придется сменить фамилию. Я не хочу, чтобы ребята росли со всем этим.

– Наверное, стоит.

Я не уверена, что смогу выбраться из их района, так что она провожает меня до главной улицы, словно по лабиринту. Я жду автобуса на Маргит. Наташа сказала мне, что собирается переезжать, может, даже за границу, и все из-за сыновей. Интересно, она хоть чуточку волнуется или нет? У меня не создалось впечатления, что она прямо-таки счастлива, но теперь она сможет начать все с начала и найти другую, лучшую жизнь. Обычные обязательства над ней больше не довлеют. Я представляю, как она несколько недель размышляла. Это все? И вот так все и продолжит крутиться? Но теперь есть ответ – нет, не все.