Я выхожу из бакалейной лавки на главной улице с двумя пакетами в руках. Одна из моих договоренностей с управляющим состоит в том, что теперь я могу целиком и полностью пользоваться кухней. В воздухе кружатся белые хлопья, но для снегопада слишком морозно. Я перекладываю тяжелые пакеты в другую руку. У входа в гостиницу я оборачиваюсь, как и следовало ожидать, рядом со своим фургоном стоит Кит и смотрит на меня.

Я стояла позади него в очереди к кассе. Очередь подвигалась очень медленно. Казалось, Кит все больше смущался и нервничал, но не мог же он исчезнуть при виде меня, по крайней мере, не на людях. Дело в том, что мы с Рэйчел похожи.

Я возобновляю свое расследование, скорчившись над лежащим на кровати лэптопом и сражаясь с упаковкой лакричных конфет. Я добавляю имена к своему списку и работаю над ним, отсеивая тех, кто сидел в тюрьме во время нападения на нее или во время убийства. Для обозначения приоритетности ставлю звездочки и через несколько часов поисков натыкаюсь на Пола Уилера.

У меня ушло так много времени потому, что осудили его шесть лет назад и с тех пор он вообще не фигурировал в новостях. В семь утра он напал на молодую женщину в Брэмли, районе Лидса. Как только я читаю первое предложение в репортаже, лицо у меня начинает гореть.

Увидев фотографию Пола, я словно вспоминаю давно забытое имя, как будто с самого начала знала, что это он. Уилер выглядит в точности так же, как она его описывала.

Я сползаю с кровати и пью воду прямо из крана. Мне так хочется позвонить Рэйчел, что я беру телефон и нахожу ее номер, несколько секунд теша себя иллюзией того, что я смогу ей рассказать.

По почерку нападение совпадает с тем, что произошло с Рэйчел. Жертва – незнакомый человек, само нападение – жестокое и внезапное. Еще два часа поисков – и у меня есть имя жертвы, название города, где жил Пол, и фамилия его адвоката. Судили его в Йоркском Королевском суде, а сидел он в Уэйкфилде. Я звоню его адвокату и оставляю сообщение со своим номером и просьбой, чтобы Пол со мной связался. Представляюсь я Сарой Коллиер из газеты «Телеграф». Через несколько часов у меня звонит телефон.

Мы договорились встретиться в кафе в Лидсе. Я удивлена тому, что Пол Уилер хочет со мной поговорить, хотя терять ему нечего. Он уже отсидел за нападение в Брэмли. Если бы его дело еще не передали в суд или если бы Пол еще отбывал срок в ожидании условно-досрочного освобождения, он бы никогда не согласился на встречу со мной.

Сейчас у него наголо бритая голова. Раньше, когда его фотографировали при аресте, волосы были длинными. Пол меня еще не приметил, и я задерживаюсь у входа. Я не могу приблизиться к нему в таком состоянии, так что заставляю себя подождать на улице несколько минут. У него еще не закончился условный срок. Мне известны условия его досрочного освобождения и то, что произойдет, если он их нарушит.

Увидев меня, Пол улыбается. Это он. Я в этом уверена. На столе стоит стеклянная сахарница, и мне хочется расколоть ее пополам о спинку стула, а потом вдарить так называемой «розочкой» ему в лицо.

– Здравствуйте, Пол. Спасибо, что пришли, – подражаю я Саре Коллиер. Говорю я быстро, как она, а движения у меня резкие и решительные. После того как мне приносят кофе, я стучу ложечкой по краю чашки, а затем кладу ее рядом с блюдцем. – Я пишу статью для «Телеграф», и касается она вас. По-моему, во время суда над вами имела место ошибка.

У меня уходит масса усилий на то, чтобы говорить четко и сохранять нейтральный тон. Если я хоть на секунду утрачу контроль над своим лицом, все рухнет, и я выложу, каким образом я его покараю.

Пол таращится на меня с веселой улыбочкой, и мне кажется, что моя «легенда» его не убедила, но он, наверное, так себя ведет со всеми женщинами – журналистками, прокуроршами, судьями, – мысленно их раздевая и оценивая. Их сдержанность и компетенция мозги ему не запудрят. Пол знает, как они себя ведут. Он знает, как они выглядят и что говорят, когда им страшно.

Я позволяю себе немного эмоций, чтобы показать свое отвращение, как могла бы поступить настоящая журналистка. Какие-то пару секунд мы откровенно таращимся друг на друга, потом я делаю знак официанту и заказываю пирожное из слоеного теста. Это рассчитанный шаг. Не так уж я напугана, чтобы не есть в его присутствии.

– Вам что-нибудь заказать?

– Нет, – отвечает Пол, а я его внимательно изучаю. Это ты избил мою сестру? Это ты ее убил? Я думаю о женщине из Брэмли. Когда он закончил, у нее были вывихнуты оба плеча.

– Вы слышали об Анне Картрайт? – спрашиваю я.

– Нет.

– Она была судебно-медицинским экспертом в США. Несколько лет назад ее поймали за фальсификацией улик. Ее заключения фигурировали в тысячах обвинений, и все их сейчас приходится пересматривать. По-моему, нечто подобное происходит в Йорке.

– И кто это делает?

– Пока не могу сказать. Но этот человек готовил материал к суду над вами.

– Так ведь уже поздно, а? – говорит мой собеседник. – Я успел пять лет отсидеть.

– Вы могли бы восстановить свое доброе имя. Наверное, вам трудно найти работу.

– Нет, – отвечает Пол, – уже не трудно.

– Статья все равно появится. Если вам нужна возможность рассказать, что произошло на самом деле, вам всего лишь нужно поговорить со мной.

Официант ставит передо мной пирожное, и я принимаюсь есть, давясь сладким кремом и тестом. Ненавижу такие сладости, но не переводить же добро.

– И сколько мне заплатят?

– Мы не платим интервьюируемым, однако вы можете получить компенсацию, если обвинение признают недействительным. – Я делаю паузу, словно дальше ему станет нелегко слушать. – Тот человек все сделал грамотно. Он резко пошел вверх в Министерстве внутренних дел.

Мы говорим еще с полчаса. Пол вырос в Галле и ходил в школу на Фаунтин-роуд. Жил там же, пока его не посадили, и я вычисляю, что он находился там в то лето, когда напали на Рэйчел. Провел пять лет в тюрьме в Уэйкфилде. Брат купил ему квартиру и обставил ее прямо перед условно-досрочным освобождением.

– А брат забирал вас при выходе из тюрьмы?

– Нет. Он живет в Германии.

На мгновение я запинаюсь. Брат Пола считает, что он виновен. Прилетал, чтобы купить и обставить квартиру, но не за тем, чтобы встретить его из тюрьмы. Догадываюсь, что он и в тюрьме его ни разу не навестил.

Мы обсуждаем отношение полиции. Жалобы есть, но вообще-то обращались с ним пристойно. Он упоминает фамилию своего офицера-куратора по условному сроку. Рассказывает мне о том, как ему живется под условным наказанием, и о своей работе.

Когда мы заканчиваем разговор, я мельком упоминаю фамилию выпускающего редактора в «Телеграф».

Он улыбается.

– Вы живете в Лондоне? – спрашивает Пол.

– Да.

– А где именно?

– В Клапаме, – отвечаю я с натянутой улыбкой. Он наклоняет голову набок. Знает, что я вру, но, по-моему, ему приятно, что я не говорю ему, где живу. Я сую блокнот в сумочку. Совсем собираюсь закинуть ее на плечо и встать, как он произносит:

– А мы ведь уже встречались. Не помните?

– Нет.

– В «Скрещенных ключах».

– Никогда там не была. Это где-то здесь?

– Да. Вы тогда, наверное, совсем девчонкой были. Мы как-то вечерком поболтали. Не помните наш разговор?

– Нет. Понятия не имею, о чем вы говорите.