Глава 24 
     
     Библиотека располагается на главной улице Марлоу в одном из крашеных деревянных домов. У меня остался библиотечный абонемент Рэйчел с того раза, как я его брала, а по вечерам в «Охотниках» мне нужно чем-то заняться. Я наугад снимаю книги с полок. «Любовник». «Валтасар». «Король Лир».
     Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда. Убивай, убивай, убивай, убивай.
     Не помню, верная ли это цитата. Я продолжаю снимать с полок книги, но не могу ничего в них разобрать, даже если раньше их и читала. Предложения не стыкуются друг с другом. Я по узенькой лестнице поднимаюсь в детский отдел и выбираю сборник сказок братьев Гримм с дивными цветными иллюстрациями.
     – У вас две книги просрочены, – говорит мне библиотекарь на выдаче. Молодой парнишка с черными волосами в круглых очках. Он не из Марлоу: я видела, как он ждал автобуса на Оксфорд, положив на колени портфель.
     – Какие?
     – Несбё и Лэкберг. – Он ждет. Ее последние книги. – Хотите их продлить?
     – Да, – отвечаю я, – спасибо.
      
     После библиотеки я еду в Абингдон. Плакат, висящий в коридоре полицейского участка, анонсирует план досрочного выхода на пенсию, а я смотрю в пространство между ним и сборником сказок.
     – А почему вы не уходите на пенсию? – спрашиваю я у Моретти.
     – Ага, – говорит он, – вы заметили нашу программу добровольного сокращения штатов. – Я жду. Он снимает очки и массирует веки. – Тут все сложно.
     – У вас есть дом в Уитстейбле.
     – Лачуга, – возражает Моретти. Я пытаюсь представить его рыбаком в желтых болотных сапогах, ведущим лодку сквозь камни.
     – В больнице мы не нашли никого по имени Мартин, – продолжает он. – Вы уверены, что она так его называла?
     – Она говорила, что это друг из больницы. Вы вообще никого не нашли? Это очень редкое имя?
     – Никто не контактировал с Рэйчел, ни из персонала, ни из больных в отделении. Как именно она сообщила о нем?
     – Она говорила, что ей пришлось сбросить вызов. Сказала, что собирается встретиться с другом из больницы по имени Мартин.
     – И когда это было?
     – В воскресенье вечером.
     – Где она с ним встречалась?
     – Не знаю.
     – Она собиралась ехать на встречу на машине или идти пешком?
     – Рэйчел мне не сказала.
     – Раньше вы упомянули о том, что они собирались поужинать. Отчего вы так подумали?
     – Да по времени. Полседьмого, что-то вроде того.
     – Дело в том, – продолжает Моретти, – что мы просмотрели ее телефон и электронную почту. Не было ни недавних звонков, ни входящих или исходящих сообщений с неизвестным именем или от субъекта по имени Мартин. Похоже, она на словах договорилась о встрече с ним.
     – А это странно?
     – Вам лучше знать, чем мне. Как Рэйчел обычно уславливалась о встречах?
     – Текстовыми сообщениями, – отвечаю я. – А потом она всегда опаздывала и все время посылала сообщения с извинениями за опоздания. А в городе живет кто-нибудь по имени Мартин?
     – Да, но ему девять лет. – Моретти берется за кончик галстука и заправляет его. – Тут ваш отец интересовался, где вы остановились.
     – Вы ему сказали?
     – Нет. Он живет в пансионе в Блэкпуле. Вам нужен его телефон?
     – Нет. А вы ему говорили, что Рэйчел владеет домом?
     – Нет, прямо не говорил.
     Он может захотеть там поселиться. Может, отец уже там и пользуется вещами Рэйчел, подменяя ее ауру своей. Много лет назад один из пациентов реабилитационного центра попросил меня сохранить его имущество. Когда я вошла в его квартиру, то обнаружила три мешка для мусора, набитых проволочными вешалками, бумагами и парой жестких мятых джинсов. Вот и все пожитки.
     Когда мы росли, отец почти не обращал на нас внимания. Тогда он пил, хотя по-прежнему находил работу на стройках и содержал дом в более-менее пристойном виде. После того как мы разъехались, он лишился дома и стал пить еще больше, а жил у приятелей. Не знаю, почему он резко ударился в пьянство, то ли от случившегося, то ли оттого, что не выдержал многих лет жизни по крохам.
     Мы все время пытались его вытащить. Вдвоем с сестрой появлялись в доме в Галле или на стройке в Лидсе. Как только Рэйчел начала работать, она регулярно посылала отцу деньги. Однако все оказалось впустую, и мы со стыдом оставили все потуги.
     Моретти дает слово, что он не дал ему адрес Рэйчел, и мы говорим еще с час.
     – Почему прекратились ваши последние отношения? – спрашивает детектив.
     – Он мне изменил.
     – И когда вы расстались?
     – В мае.
     Мне не кажется странным, что он об этом спрашивает. Кажется, это даже не имеет отношения к работе полиции. Ранее мы поговорили о новостях, о политическом скандале в Лондоне, и у меня создалось впечатление, что он об этом еще ни с кем не разговаривал и хотел все тщательно разложить по полочкам. Скандал в Уайтхолле уж точно никак не соотносился с расследованием. Мне по-прежнему не хватает Лиама. Каждый день, когда я о нем не думаю, – своего рода достижение.
     – А кто была та женщина?
     – Жаль, не запомнила, как ее зовут. Он ездил в Манчестер по работе, познакомился с ней в баре. Больше не встречался.
     – А как вы все узнали?
     – Я нашла у него в сумке черные кружевные трусики. Они, наверное, затесались между его рубашками, когда он съезжал из гостиницы. Я знала, что они не мои, на них была этикетка фирмы, о которой я раньше и не слышала.
     Кружева оказались из дорогих, такие тонкие, они выглядели хрупкими, словно паутина.