Этим утром в реке Хамбер было найдено тело той самой женщины, о пропаже которой я слышала в день гибели Рэйчел. Ее звали Николь Шеперд. В Хессле водолазы обследовали сваи моста, который слишком долго ремонтировался. Они-то и обнаружили спальный мешок, утяжеленный шлакобетонными блоками. Кто-то сбросил его с середины моста, но река в этом месте неглубокая, метров десять, и течение медленное.

Я дочитываю статью, а внутри меня все переворачивается. Я сгорбилась в своем пальто, сидя за одним из столиков снаружи гостиницы. Я прижимаю газету локтями, чтобы ветер не унес ее. Разумеется, тело серьезно пострадало. Интересно, а смогут ли они выяснить, кому же принадлежал спальный мешок?

Над дверцей киоска звенит колокольчик, и я поднимаю глаза. Выжидаю пару секунд, потом поднимаю руку и приветливо машу.

Кит Дентон отвязывает собаку и переходит через улицу, чтобы добраться до меня. Его тень заползает на столик, и я гляжу на него, закрывая глаза ладонью от света. На Ките все то же пальто, в которое он был одет во время прогулки по каналу, но теперь оно не застегнуто, а под ним спецовка. Он весь такой крепкий и высокий, но все же где-то в самой середине достаточно мягкий.

– Добрый день, – говорю я. Я складываю газету и оставляю ее на скамейке рядом.

– С вами здесь хорошо обращаются? – интересуется он, указывая на гостиницу.

– Да.

Он кивает. Пауза затягивается, и я просовываю руку в газету, чтобы мне стало поуютней. Откуда-то из-за гостиницы доносятся звуки работающего утрамбовщика, и Кит поясняет:

– Эту дорогу они чинят уже несколько недель.

Собака кладет передние лапы мне на колени, и я чешу ей за ушами. Она прижимает голову к моей груди. Кит произносит:

– Было приятно повидаться с вами. Может быть, мы еще чем-то можем быть полезны. – С этими словами он отступает, поводок натягивается, и собака опускает лапы со скамейки, и вот я уже не могу дотянуться до нее.

– Вообще-то, – начинаю я, и он останавливается, – мне только что позвонили. Полиция уже закончила осмотр машины, принадлежавшей Рэйчел. Она сейчас находится в Дидкоте, а автобусы туда не ходят.

Дентон смотрит на меня так, будто не понимает, что я имею в виду. Я выжидаю некоторое время, и вот он говорит:

– Это не проблема. Я могу отвезти вас туда прямо сейчас, если нужно.

Я захожу к себе в номер и беру с собой нож для разделки мяса, завернутый в кожаную перчатку, и газовый баллончик. Выйдя из комнаты, я тут же сообщаю управляющей, что Кит Дентон сейчас отвезет меня в Дидкот. Она улыбается и замечает:

– Как это мило с его стороны.

Кит подъезжает на черном «Рено».

– Это не фургон, – говорю я, забираясь внутрь.

– Он у меня только для работы, слишком много горючего ест.

В кармане я сжимаю газовый баллончик. Он держится обеими руками за руль. Я думала, что мне будет страшно, но вместо этого меня охватывает предвкушение грядущих событий, и я понимаю, что внутри меня нарастает некая сила. Кит начинает нервничать.

Мы едем через Марлоу. Дверца рядом со мной не заперта, я опускаю стекло окошка. День выдался ясный, и он не возражает против легкого потока свежего воздуха. Кит спрашивает меня, есть ли у нас родственники в округе, и я отвечаю ему отрицательно. Он включает радио. Я показываю путь на шоссе. Он въезжает на скользкую дорогу, и тут я замечаю:

– Наверное, для вас это особенно трудно.

– Почему?

– Вы же видели ее прямо перед случившимся.

Его руки крутят руль, сначала в одну сторону, потом в другую.

Если это сделал ты, думаю я, то я тебя уничтожу. Кит подается вперед, чтобы проверить, нет ли транспорта в ближайшем переулке, и только потом едет, делает все это с преувеличенной осторожностью.

Долгое время он молчит, потом говорит:

– Возможно, он уже был там и только ждал, когда я уйду. Мне надо было быть повнимательней.

– Вот тут съезд, – говорю я. Мы проезжаем мимо вереницы магазинов, потом целого складского хозяйства. Кит едет медленно, сверяется с номерами домов. Здесь совсем нет пешеходов, и впервые за все время нашего путешествия мне становится боязно.

– Сюда.

Он тормозит возле стоянки, где у входа в будку сидит охранник. Кит передает ему в окошко мои права, и мы молча ждем, пока тот проверит свои записи. Кажется, мой спутник не находит себе места, и теперь я думаю о том, уж не приезжал ли он сюда за своим фургоном после того, как его обыскивали на предмет наличия крови моей сестры.

Охранник возвращает права и открывает ворота. Кит трогается с места, и мы начинаем двигаться вдоль первого ряда. Я осматриваю каждую машину, и тут он останавливается около джипа Рэйчел. Кит поворачивается ко мне, губы его сжаты, но он улыбается и ждет, когда я выйду.

– Спасибо. Вы не голодны? – спрашиваю я. – Может быть, я смогу вас где-нибудь угостить?

Мы договариваемся встретиться в «Дак энд Кавер». Он уезжает, а я остаюсь в машине сестры и запираюсь изнутри. В салоне стоит знакомый запах, здесь тепло и пыльно. Я открываю бардачок и достаю оттуда золотистый футлярчик губной помады насыщенного темно-красного оттенка.

Ей еще так много оставалось сделать. Не то чтобы Рэйчел сама задумала нечто грандиозное, а если и так, то мне об этом ничего не рассказывала.

Но случилось ужасное. У нее отобрали все. Ей нравилась красная губная помада, но она уже никогда не будет стоять в проходе магазина и сравнивать оттенки на тыльной стороне ладони. Ей нравилось кино, но теперь она никогда не сможет посмотреть в отпуске все те фильмы, которые планировала. Она обожает хлеб с помидорами, но она уже никогда не вернется домой с работы и не начнет смешивать миксером томаты, чеснок и оливковое масло, чтобы потом намазать этот соус на кусочек поджаренного хлеба и съесть его стоя, прямо на кухне.

В пабе «Дак энд Кавер» Кит заказывает виски. От разочарования я оседаю. А ведь именно тут подают «Теннетс», светлое пиво, банками из-под которого была завалена площадка на холме.

– Мисс?

– Баночку «Теннетс», пожалуйста, – говорю я, пальцем указывая на пиво. Кит никак на это не реагирует. Бармен подает нам напитки, прислоняется к стойке спиной и, сложив руки, наблюдает за тем, как борзые бросаются вперед по дорожкам.

– У вас это правило – днем пить виски? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает Кит, также следя за собаками.

– А что вы обычно пьете? Какой ваш любимый напиток? – громко произношу я, чтобы бармен поправил его, если тот вздумает соврать.

– Такого нет.

Борзые исчезают в туманной дымке. Бега заканчиваются, на фотографии показано, какая была разница между мордами первых двух собак на финише. Морды у них длинные, как у лошадей.

– Что-нибудь на закуску? – интересуется бармен.

– Я не голоден, – отзывается Кит.

– Я тоже.

Бармен достает пачку «Бенсон и Хеджес» с полки и отправляется на задний дворик, оставив дверь приоткрытой. Если закричать, он услышит и вернется в бар. Я не знаю, кто из этих двух мужчин сильней и одержит победу. Делаю большой глоток пива и тут же жалею, что это не виски.

– Вы вызвались помочь мне, – напоминаю я.

Кит не выпрямляется и не смотрит на меня, выглядит он напряженным.

– Рэйчел была милая. Такая милая женщина.

– Вы испытывали к ней симпатию?

– Я женат.

Я пожимаю плечами, и он продолжает:

– Нет, совсем не так.

– А как?

– Вы насчет Таши? У нас все хорошо. Нормально.

– Нет, я насчет Рэйчел.

Кит ставит виски на стол, и мне кажется, что он мне сейчас хорошенько врежет.

– Я ее почти не знал.

Ничего страшного не происходит, но я уверена, что ему все же очень хотелось вмазать мне.

– Я не говорила вам, когда нужно остановиться, – замечаю я, а он внимательно смотрит на меня. – Откуда вам известно, какая именно машина принадлежала ей?

– Я просто работал у нее в доме.

– А Рэйчел говорила, что вы буквально с ума по ней сходили.

Кит кладет на стойку бара купюру, а сам уходит. Я не уверена, что должна была сказать именно то, что сказала. Рэйчел никогда даже не упоминала его имени.