Наш папа не отправлялся ни в какой поход, он гостил у приятеля в Сандерленде, у того самого, который помог ему устроиться на работу на строительный участок. На третий день после того, как Рэйчел отправили в больницу, мне удалось поговорить с отцом, и я сказала, что она сломала лодыжку.

– Ты можешь позвонить в больницу Селби и сказать, что ты не возражаешь, если они отпустят ее с сестрой. Вот номер…

Это, конечно, не должно было бы сработать, но больница была переполнена и к тому же была государственной, поэтому лишняя койка оказалась бы им весьма кстати.

В последний день пребывания Рэйчел в больнице Элис взяла машину своей матери, и мы отправились забирать ее домой. На пути назад Рэйчел молчала, и я подумала, что, несмотря на то, что она хорохорится, ей страшновато возвращаться домой.

Все утро мы с Элис готовились к ее приезду. Взяли напрокат шесть видеофильмов. Купили литр супа со свиными клецками и всякой другой интересной еды. Мы специально съездили в итальянское кафе в Уитли, где купили целый килограмм орехового мороженого. Я приобрела бутылку чистящего средства – совсем не такого, каким мы привыкли пользоваться каждый день у себя дома, – и тщательно отскоблила ванну. Мне пришло в голову, что Рэйчел, хоть никогда раньше этого не любила, сейчас вдруг захочет хорошенько помыться. Потом нас посетила гениальная идея – и мы взяли на время у знакомых собаку, щенка лабрадора кремового окраса.

Рэйчел даже не спросила, чей он. Это был плохой выбор, как я поняла уже потом. Например, подошел бы доберман-пинчер. Мы могли его найти, псов этой породы полно в Снейте и на фермах. Когда она увидела щенка лабрадора, то сразу поняла, что мы обе ничегошеньки не понимаем в собаках.

Рэйчел медленно поднималась по лестнице в свою спальню. Занавеска была по-прежнему сдвинута в одну сторону, так что золотистый солнечный свет озарял ее руку. Забравшись в постель, она натянула на себя пуховое одеяло и закрылась им до подбородка. Я прилегла рядом с ней, но только лицом в комнату. И увидела кучи разбросанной одежды, стопки книг, пустые пивные бутылки, пачки из-под сигарет и пустые зажигалки. Ее зеркало стояло на полу, рядом с радиоприемником и несколькими золотистыми футлярами губной помады.

В комнате было немало хлама, но тем не менее она казалась достаточно свободной. Рэйчел не стала занимать пространство безделушками и, в отличие от меня, не собирала сувениры и не выставляла их напоказ. Никаких спичечных коробков – только если требуются спички. Единственным украшением на стене оставалась карнавальная маска с длинным, загнутым, как клюв, носом, которую она нашла как-то по дороге в Лидс. Вероятно, кто-то выкинул маску, возвращаясь домой с вечеринки.

Интересно, что с ней стало теперь. По пути к кровати Рэйчел, похоже, даже и не взглянула на собственную комнату. Так мы и лежали, повернувшись в разные стороны на подушке, и слушали, как внизу поскуливает щенок.

Вскоре после выписки из больницы Рэйчел приобрела дубинку у старшего брата Рэйфа. Богу одному известно, где он ее достал. Это был металлический брусок, вроде полицейской дубинки, только поменьше размером. Рэйчел тогда еще спросила:

– Если это как раз то, чем полицейские пользуются вместо пистолетов, она должна действовать так же надежно, как и пистолет, верно?

В тот первый вечер Элис приготовила молочно-ореховые коктейли, и мы пили их и смотрели полнометражный мульт про лисиц. Рэйчел сказала, что совсем не хочет есть из-за лекарств, которые должна принимать. Она частенько дергалась на кровати. Никто из нас при этом не смотрел ни друг на друга, ни на дверь, ни на окна. Мы только пялились на экран, пока не наступила ночь.

На следующий день она заявила:

– Я отправляюсь в Галл. Хочешь поехать со мной?

– А зачем?

– Мне нужно пройтись по магазинам.

Насколько я помню, Рэйчел никогда еще в жизни не нужно было проходиться по магазинам. Ну, хотя бы потому, что у нее никогда и денег-то не было.

В Галл мы ездили редко. Чаще бывали в Лидсе, там посещали «Гараж», «Вэйрхауз», «Клубную мяту». Там мы покупали себе кебабы или острые сосиски, запеченные в булочках, и наблюдали за студентами, развлекающимися на центральной площади.

Совсем не тем, по моему мнению, должна была в то время заниматься Рэйчел. Ей нужно было бы хорошенько отдохнуть. А она так до сих пор даже не приняла ванну.

В Галле я повсюду следовала за ней, по букмекерским конторам, по пабам. Люди везде пялились на нас. Рэйчел еще не сняли швы, а лицо было таким же распухшим и все в синяках. Когда проводник в поезде спросил, что же случилось, я думала, что она соврет и сошлется на дорожную аварию. Но она вместо этого заявила:

– Меня избили. Этот человек роста примерно метр восемьдесят, темноволосый, прическа почти закрывает шею, носит холщовую куртку. У него узкое длинное лицо, а лоб выступает вперед, да так, что все кости видны. – Она даже провела пальцем у себя по лбу, чтобы можно было представить это наглядней. Потом она написала что-то на оборотной стороне билета и передала его проводнику. – Это мой номер, вдруг он вам повстречается.

Мы провели весь день в Галле, потом еще один, после чего отправились в Лидс. Эти поездки были изматывающими. Рэйчел едва передвигалась, пешие прогулки причиняли ей сильную боль. Я смотрела на то, как сестра, прихрамывая, исследует все магазины и пабы, и мне было ее так жаль, что становилось трудно дышать.

Я понимала, что мы не найдем нападавшего, и на обратном пути мы обе чувствовали себя вымотанными и несчастными. Всю дорогу от вокзала домой Рэйчел надеялась, что мы его встретим, а я – что не встретим.

Полиция ничем не помогла. Рэйчел отправилась в участок и поговорила с детективом, но вся беседа свелась к тому, что он выпытывал у нее информацию о потоке наркотиков в Снейт. Кроме того, что Рэйчел запомнила его лицо, она рассчитывала еще на то, что слышала его голос. У него был такой же говор, как и у нас. Значит, мужчина был из местных.

Мы решили, что нападавший небогат, потому что сами были бедны, а он был родом из нашего города. Мы стали ходить по тем местам, которые бы посещал наш отец, в основном это питейные заведения. Ну, такие, куда пошел бы человек, склонный к насилию, куда бы отправился монстр. Притом нам было трудно понять, что же нравится тому человеку, который любит причинять боль женщинам.