Глава 6
Истории

В юности я долго не мог понять всю эту путаницу с Константинополем, Царьградом, Стамбулом. Восточная Римская империя, Византия, басилевсы, то распутницы, то святые на троне и около, дворцовые перевороты с садистким оттенком, медный раскаленный бык, в котором сжигали неугодных, походы нашего буйного князя Олега на Царьград — про все это читал запоем! А потом, видимо, стал читать что-то другое и как-то упустил превращение столицы империи греков, называющих себя ромеями, — Константинополя — в Стамбул и исчезновение Византии с карты мира!

Только впервые посетив Южную Сибирь, с удивлением узнал, что предки современных турок именно отсюда! Кто-то до сих пор считает их полумонголами, отставшими от основного войска во время Великого похода на запад. Так или иначе, они тоже на месте не усидели: стали выдавливаться другими племенами, по дороге, в свою очередь, подминая под себя более слабые народы.

Делали это настолько успешно, что постепенно зародилась Османская империя. Она-то в XV веке и вошла в Константинополь, разрушив окончательно остатки разложившейся и ослабленной Византии, и появилась на ее месте Турция, и странно теперь осознавать, что Троя была именно здесь, как и десятки других цветущих греческих городов! Вот где истоки застарелой греко-турецкой вражды!

Я не знаю, с кем из их соседей у османов были дружеские отношения. Простираясь от окраин Вены до Эфиопии и Каспийского моря Османская империя правила жесткой рукой, разговаривая с соседями только языком силы. Даже постепенно теряя мощь и территории (удел всех империй), оставалась высокомерной и задиристой! Русско-турецкие войны — отдельная история! Потемкин, Ушаков, Кутузов, сколько громких имен российской истории закладывали свою славу именно в этих войнах! Не останови Англия своим ультиматумом войска «белого генерала» Скобелева в конце XIX века — назывался бы и сейчас Стамбул Царьградом! Глядишь — и армянской резни не было бы!

Как бы то ни было, я рос русским ребенком, с нашим взглядом на историю. Я знал, что у меня мать крымская татарка, но кто тогда в СССР придавал этому значение! И лишь потом мне сказали, что у меня дед — турок, что он и сейчас живет в Анкаре, и вот мама впервые, наконец, поедет к нему в гости! Я в то время очень увлекался историей русского флота, лепил из пластилина довольно точные модели парусников и на полу расставлял их в боевом порядке, разбирая в подробностях перипетии невероятной победы Федора Ушакова над капудан-пашой! А тут дед — турок!

Как-то странно.

А потом узнал и все подробности той далекой и невероятной семейной истории. Я не могу ручаться за ее фактическую точность, пересказываю, как слышал от бабушки сам.

Мой дед в молодости приехал с друзьями и единомышленниками из Турции в Крым создавать «коммуны» из бедняков-мусульман. Ну что-то вроде более поздних кибуцев в Израиле. Но довольно скоро оказалось, что в советском государстве слово «коммуна» понимают несколько по-другому.

Встал вопрос выбора: уезжать или оставаться.

Но дед к тому времени встретил и полюбил невероятной красоты девушку — мою будущую бабушку (видели бы вы ее фото!). «А когда нам шепчет сердце, мы не боремся, не ждем», — вот и он остался, организовывая уже колхозы. Непонятной политической окраски, верующий мусульманин, инородец — понятно, что его ждало в те времена ранней советской власти.

Ему и друг, ставший одним из руководителей Крыма, говорил: беги! Но тут оказалось, что моя будущая бабушка беременна. Он снова остался и через какое-то время был арестован. Его ждал скорый расстрел — других приговоров тогда не было! Бабушка собрала все украшения (а была она из весьма богатой семьи), срезала золотые монетки, традиционно носимые на татарской женской шапочке, и пошла к охранявшим мужа солдатам. Отдала все золото и упросила отпустить мужа на рождение ребенка — ведь уже вот-вот, а муж ведь так и не увидит! То ли золото возымело действие, то ли вид рыдающей красавицы, да еще в таком положении, но через два дня, когда прошли роды, моего деда выпустили и с часовыми повели смотреть на новорожденную дочь — мою будущую маму.

Часовые остались на входе, но моя бабушка всегда была хитрой и умной (оставалась такой до глубокой старости!): заранее разобрала заднюю стену в комнате, закрыв содеянное ковром.

Так дед и сбежал и стал скрываться в дубовых лесах Ай-Петри.

Бабушка, едва избежав расстрела по обвинению в содействии побегу (пожалели молодую мать и новорожденную), носила ему еду и одежду. Однажды ее выследили и долго обстреливали рощу, куда она с мужем скрылась.

Оставаться в Крыму больше было нельзя. С невероятными приключениями и при помощи высокопоставленного друга, который рисковал всем, помогая врагу народа (его все-таки расстреляли в том же году по другому, вымышленному поводу), вся семья перебралась в Батуми с целью перейти турецкую границу. А вот в последний момент удача от них отвернулась. Пограничники обнаружили нарушителей. Бабушка с 3-месячным ребенком спряталась в лощине, где и просидела несколько дней. А деда погнали под выстрелами и повернули обратно, только увидев, как он раненый упал в горную реку — сочли мертвым. Река — я думаю, это была река Чорух, я люблю путешествовать по Грузии — вынесла безжизненное тело деда на турецкую сторону и выкинула на берег. Где его и подобрали местные жители. Семья оказалась разделена «железным занавесом», и в итоге мой дед женился на дочери своих спасителей из приграничного селения.

Деда я живым так и не увидел, зато в Нью-Йорке общался со своей тетей — его дочерью от второго брака, она профессор-лингвист в университете. Тетя-профессор рассказывала мне: «Мы все росли в обстановке обоготворения твоей бабушки, отец постоянно повторял — и я, и мы все живы только благодаря ей!»

Мать встретилась впервые с отцом только в 1965 году, после того как его поиски бывшей семьи увенчались успехом. Мне до сих пор неясно, как он нас нашел: все документы бабушки и мамы сгорели во время войны. А до этого они и живы-то остались тогда только благодаря тому, что бабушка вышла замуж за председателя крымской ЧК, чья фамилия и стала девичьей фамилией моей матери.

В те годы выехать за рубеж было непросто, выпустили только мою маму, бабушка и я остались в Москве. А вскоре после этой единственной встречи дед умер.