Глава VIII. Он бог войны, наш Маннергейм
Решение советского правительства начать военные действия застали финнов врасплох. Миролюбивая политика Сталина на московских переговорах сыграла с ними злую шутку. Полностью уверенные в том, что их вызывающие действия останутся полностью без ответа, что московский горец не решиться начать боевые действия против своего агрессивного соседа, правители Финляндии были ошеломлены грянувшей над их головами громом войны.
Да, они были готовы к началу войны. Более того, они хотели её начала, но когда война произошла, они напугались. Напугались как малые дети, которые ожидали, что зажженный ими огонь будет, тих и послушен, но внезапно налетевший ветер раздул пламя и погнал его на самих поджигателей.
Первые двое суток, президент и его кабинет находились в подавленном состоянии. То, что русские перешли границу и стали атаковать финские войска не в одном, а сразу трех местах и крупными силами повергло их в страх и уныние.
Мало кто из членов правительственного кабинета за это время сумел сомкнуть и глаза и поспать более трех часов. Все в напряжении ждали известий с границы. Сразу возникло множество проблем и недочетов, связанных с подготовкой к предстоящей войне.
Оружия оказалось не так много как того хотелось, подготовка новобранцев шла низкими темпами, да и настроение у солдат оставляло желать лучшего. Всё это в наслоении с внезапностью начала боевых действий сильно давило и угнетало президент и членов его кабинета. Всем казалось, что страшный русский медведь одним ударом прорвет карельские укрепления и двинет свои дикие орды и армады на беззащитную финскую столицу.
Когда завыли сирены воздушной тревоги и первые бомбы врага упали на Хельсинки, пагубное настроение только усилилось. И пусть вместо военных складов и прочих важных объектов русские разбомбили завод по производству лимонада и одну из городских бань, страх от смрадного запаха войны, что пахнул тебе прямо в лицо, только усилился.
Сразу заговорили, что вслед за бомбежками столицы, русские могут высадить воздушный десант в пригороде Хельсинки.
— Вы только подумайте! Все войска на перешейке и на Ладоге, а в столице никого! Одни только полицейские! Стоит Сталину высадить с самолетов одну дивизию и наша столица взята! — с негодованием говорили одни.
— Да, что там дивизия, достаточно одного полка, чтобы взять нас голыми руками и подписать капитуляцию! — раздражено вторили им другие.
— Маннергейма! Вот кто нас спасет от большевиков!! Маннергейма!!! — кричали третьи в этом визгливом хоре напуганных взрослых детей и все были с ними согласны.
С первых дней войны, почти все население страны видело в старом фельдмаршале своего спасителя.
— Маннергейм остановит русских, как это в свое время сделал Гинденбург. Ему следует поручить жезл главнокомандующего финской армией! — говорили на каждом углу столицы и Финляндии.
Откажись старый полководец брать бразды правления войсками в свои руки, вспомнив все прежние обиды, полученные им от правящего кабинета и дух финского воинства, сразу же упал бы до нулевой отметки и ход войны, возможно, пошел по-иному. Однако Маннергейм не скатился до мелочного сведения старых счетов. Сделав над собой усилие, он пошел навстречу воле народа и согласился встать во главе армии.
Именно Маннергейм и тот бардак и неразбериха, что творилась в соединениях РККА, позволили финнам пережить трудности первых дней войны.
Иностранные утешители и воздыхатели появились перед президентом страны только на третий день начала войны и сходу стали петь оды стойкости финнов и мудрости господина президента сделавшего первым шаг навстречу Маннергейму.
— Проницательность вашего ума господин Каллио видна во всех ваших действиях. Какая проникновенная речь к своему народу о начале войны. Скажу честно, не каждый из ныне действующих правителей Европы был бы способен так четко и емко довести свой посыл до сознания людей. Многие наши политические деятели назвали вашу речь блистательной! — упоенно ворковал французский посланник.
— Да, речь достойного правителя. Тут не прибавить, не убавить, она достойна, не только появиться на передних страницах «Таймс», но и быть отлита в граните благодарным финским народом — расточал свое скупое островное обаяние британец. Как истинный островитянин, он в глубине души откровенно презирал этого самодовольного финна, но был вынужден ему улыбаться. Ведь кто-то должен был стать «пушечным мясом» в этой войне в угоду священным интересам Британии.
— Как замечательно вы себя повели, сделав решительный шаг по сближению с маршалом Маннергеймом. Только грамотный и мудрый политик, смотрящий далеко вперед мог совершить подобный демарш — ловко закачивал в уши Каллио откровенную лесть француз.
— Что и говорить назначение Маннергейма на должность главнокомандующего, очень важный шаг. Только ему под силу остановить орды большевиков вторгшихся в священные пределы Финляндии — энергично повышал самооценку своего финского собеседника британец.
От этих слов, господин президент таял как эскимо под лучами жаркого солнца. Конечно, ему было гораздо приятнее и спокойнее услышать, что Англия и Франция объявляют войну Сталину но, к сожалению, так этого и не услышал.
У ведущих стран Европы подобной договоренности с Финляндии не было и значит, рассчитывать, на столь важный шаг она была не вправе. Да, прежние тайные соглашения остались в силе, джентльмены держат свое слово, но только не надо их торопить. Всему свое время.
Так или примерно в таком ключе шел разговор между Каллио и его европейскими союзниками в этот вечер. Просидев в кабинете президента около часа, они ушли, оставив хозяину твердую уверенность в том, что Запад ему поможет.
Появление во главе армии Маннергейма и трудности «красных» на Карельском перешейке, приободрили финских генералов и заставили думать в то, что все будет хорошо. Также их приободрили данные разведки, говорящие, что общая численность советских войск брошенных против Финляндии не достигает соотношения 3:1, что необходимо для того, чтобы наступающая армия одержала победу над держащим оборону противником.
Общее соотношение, по мнению финских штабных специалистов, составляло 1:1,5, а против войск обороняющих Выборг вообще 1:1. Все это отгоняло прочь прилипчивые страхи грядущего поражения и пробуждали грезы о победной весне.
Главное продержаться до весны, а там союзники нам помогут, убеждали себя генералы и политики.
Военные успехи финнов в средине декабря, стали поводом для нового визита союзников в гости к господину президенту. Вооружившись газетами, на первых полосах которых красовались фотографии с подбитыми советскими танками, они буквально засыпали Каллио поздравлениями по поводу оглушительных успехов финского оружия.
— И вот эти дикари намеревались прорвать ваши мощные укрепления и поставить на колени свободолюбивый народ Суоми!? — удивленно восклицал француз, тыча пальцем в фотографию с застывшими среди снегов танками.
— Эти большевицкие орды могут только добивать ослабленные и разбитые другим врагом государства по типу Польши. На борьбу с сильной и хорошо вооруженной армией, такой как финская армия, они просто не способны по определению — выносил свой, безапелляционный вердикт британец указывая на снимок с изображением убитых финскими пулеметчиками красноармейцев.
— А вот и наш вклад в наше святое дело борьбы с коммунистической заразой, — важно вещал француз, так словно намеривался вынуть из кармана жилета, если не целую дивизию французских солдат, то наверняка самолет или танк последней модели. — Правительство наших стран добилось признания Советской России агрессором, что грозит ей всемирным осуждением.
— Господин Чемберлен и господин Даладье не только добились от свободного мира осуждения действий СССР, но и поставили вопрос об его изгнании из Лиги наций! Вы представляете себе, какой это позор для европейского государства!? — требовательно вопрошал британец. Он говорил так проникновенно и выразительно, что от его слов бедного президента просто бросало в дрожь. Действительно, позор джунглям был ужасным. Что подумает дон Педро? Что скажет синьора Амалия!? Как смотреть в глаза благородному сообществу?
Не приведи господь оказаться на месте Сталина, которого теперь не пустят ни в один приличный дом и не подадут руки при встрече. Все будут только сторониться как прокаженного или вообще перестанут замечать как шудру.
Заводя разговор о Лиге наций, хитрые финские союзники скромно забывали о том, что к этому моменту, по тем или иным причинам Лигу покинули такие тяжеловесы мировой политики как Штаты, Германия, Италия и Япония. К декабрю 1939 года из числа ведущих держав в ней оставались лишь Англия и Франция. Одним словом была Лигой, а стала — фигой.
Это сравнение, данное пролетарским поэтом, было очень точным и весьма емким, но завороженные приглашением в клуб Большой европейской политики, финны не обратили на этот факт никакого внимания. Главное — от нас не отказались, главное — мы по-прежнему вместе, несмотря на то, что все задуманное пошло не так. Нас по-прежнему считают равноправным партнером, и значит, все будет хорошо.
Видя, как господин Каллио обрадовался относительно решения Лиги наций, господа визитеры остались довольны результатом своего вояжа. Призвав финского президента держаться и крепиться, а также заверив, что великий дуумвират о них постоянно помнит, они удалились. Много ли надо для наивного и доверчивого туземца. Дружеское похлопывание по плечу и обещание хорошей жизни без каких-либо обязательств. Главное — мы с тобой, а дальше сама-сама-сама.
Совсем в ином ключе, протекал разговор англо-французских союзников с маршалом Маннергеймом. Будь их воля они бы не стали отзывать шведского барона из отставки, куда его отправили господа политиканы, но иного выхода у них не было.
Только такая легендарная фигура как Маннергейм, победитель русских большевиков и красных финнов, мог встряхнуть и вывести страну из шока, в который её ввергло начало войны и отступление армии.
Поэтому, господа союзники, были вынуждены сквозь зубы петь дифирамбы мудрости Каллио и почтительно раскланиваться с человеком, имевшим прочную прогерманскую ориентацию и умевшим разделять котлеты от мух.
Первым делом, заступив на пост главнокомандующего финской армией, Маннергейм в пух и прах, разнес военные планы своих предшественников.
— Созданный и утвержденный мною наступательный план против русских гласил, что мы наступаем на Архангельск только при возникновении благоприятных условий для этого! Вы помните об этом!? — громил штабистов маршал.
— Да, экселенц — покорно лепетал ему в ответ нестройный хор.
— Были изменены основы плана и его приложения!? — продолжал допрос Маннергейм.
— Нет, экселенц.
— Тогда почему вы стали готовить нападение на русских, если в приложении черным по белому расшифрованы эти благоприятные условия? — маршал на секунду замолчал, а затем принялся цитировать по памяти. — Наиболее благоприятным моментом для вступления Финляндии в войну против России, является начало агрессии со стороны третьей страны или стран. Только тогда финская армия может перейти к активным действиям и начать наступление на Архангельск и Ленинград. Во всех других случаях Финляндия должна вести оборонительную тактику. Я правильно говорю?
— Да, экселенц.
— Так какого черта вы затеяли войну, будучи не готовы к ней!? — маршальский бас разлетелся по всему кабинету, подавляя у стоящих перед ним военных всякую волю к диалогу. — Что молчите? Я вас спрашиваю!
— План предстоящей войны был принять совместной комиссией с представителями британского и французского генерального штаба — наконец выдавил из себя один из штабистов.
— Мне стыдно за вас, Манфред. Как вы могли пойти на поводу у этих людей и изменить мой план им в угоду?! Как!? — с горечью воскликнул маршал. — Как было можно превратить нашу армию из положения ладьи или слона в простую разменную пешку!? Ведь мы должны были напасть на Россию тогда, когда все её силы будут раздроблены по разным углам, а не тогда, когда они собраны в единый кулак и могут так ударить, что размажут всю нашу армию как комара!
— Нас попросил об этом господин президент — с трудом выдавил из себя военный и тотчас получил в ответ гневную отповедь.
— С каких пор политики стали учить военных как им воевать!? Хорошо они далекие от стратегии люди, но вы, офицерская кость, вы же прекрасно понимаете, что по плану господ союзников наша армия отдается на заклание русским. Точно также как до этого ими были отданы немцам чехи и поляки.
— Вы говорите, так как будто наша армия разбита, и русские вот-вот войдут в Хельсинки, а это не так. Наши войска вместе с отрядами «Кайселите» достойно держат удар — рискнул возразить маршалу полковник и был моментально им растоптан.
— Наша армия должна благодарить бога за то, что Россия многонациональная страна и воюют против нас многонациональная армия. Мне трудно представить, что было бы, если против нас воевали дивизии, составленные из выходцев с русского Севера. Которые также как и мы привычны к этому климату. Также как и мы, хорошо знают местность, где предстоит воевать. Хорошо экипированы и вооружены и кроме того имеют свои старые счеты. Вот эти давно бы вышли через Лапландию к Ботническому заливу и обошли наши укрепления на перешейке со стороны Ладоги.
Сказано было громко и безапелляционно, подобно хлесткой пощечине, что дает матерый ветеран зарвавшемуся юнцу.
Получив плюху, полковник покрылся красными пятнами и понуро опустил голову, но своей речью, маршал исчерпал запас своего гнева и молний. Дав волю чувствам в отношении бестолковых подчиненных, он успокоился. Ему предстояло работать с ними, ради спасения республики. Строить планы, разгадывать намерения противника и пытаться переиграть его.
От первоначального плана нанесения удара русским в районе восточной Карелии и выходом к Архангельску пришлось отказаться. Не наступай русские на дальнем севере и в Лапландии, финны бы смогли не только остановить наступление врага в Карелии, но и при хорошем исходе дела потеснить его. Местные условия исключали создание сплошной и непрерывной линии фронта, давая возможность обходить фланги противника и атаковать его с тыла.
Однако угрожающее положение северных провинций заставляло маршала дробить свои скромные резервы, бросать их на помощь терпящим бедствие войскам.
Единая и крепкая армия расползалась подобно кафтану из знаменитой басни, угрожая в скором времени треснуть пополам.
Положение было сложным, но прорабатывая различные варианты, Маннергейм пришел к необычному выводу. Для эффективной борьбы с русскими нужно было провести свое контрнаступление.
Его предложение вызвало бурю удивления, но старый маршал твердо стоял на своем.
— Читая ваши сводки и докладные записки, — он пренебрежительно ткнул пальцем в папку с бумагами для доклада, — можно сделать два вывода. Первый — натиск русских войск в Карелии и на перешейке, по тем или иным причинам ослаб. Они приостановили свое наступление и подтягивают отставшие тылы. Второе — дух наших солдат не сломлен, но сильно поколеблен. Все это вместе вынуждает нас к проведению контрнаступления против русских.
Маннергейм сделал паузу, давая своим словам возможность дойти до сознания своих генералов, а затем продолжил.
— Численность наших войск позволяют нам провести только два контрнаступления. В районе нашей оборонительной линии на перешейке и в восточной Карелии. Для перегруппировки войск и подтягивание тылов, в условиях нашей зимы и бездорожья, русским потребуется максимум две недели. Будь моя воля, я приказал наступать завтра, стремясь добиться максимального результата, но я реалист. У генерала Эстермана и командующего IV корпусом генерала Хейсканена есть ровно четыре дня для того, чтобы подготовить войска к контрнаступлению. Если мы этого не сделаем, боюсь, что на шестой день, русские возобновят свое наступление, если не на перешейке, то в Карелии точно.
— Но войска генерала Хейсканена сильно измотаны и вряд ли смогут нанести врагу полноценный удар — возразил маршалу помощник начальника оперативного отдела.
— Добавьте к тому, что мы собирались дать генералу, полк из состава тех сил, что планировалось отправить в Лапландию. Также посмотрите, что можно будет взять у Эстермана. Судя по всему, русские надолго встали в районе Карелы и это надо использовать.
— Этими распоряжениями вы бросаете нашу лапландскую группировку на растерзание врагу — с ужасом проговорил полковник, но его слова остались пустым звуком для маршала.
— Согласно донесениям генерал-майора Туомпо, в Лапландии дела у русских идут не особенно удачно. Отправьте вместо изъятых мною войск отряды самообороны. Думаю, этого будет достаточно, чтобы заставить их окончательно остановиться.
— Однако и этих сил Хейсканену не хватит для нанесения полноценного удара — продолжал гнуть свою линию полковник.
— Пусть он нанесет удар в три четверти, в полсилы, в конце концов, но нанесет его, — разозлился маршал. — Вместо того чтобы заниматься различными арифметическими подсчетами и делать на их основе умные выводы, лучше бы вы брали пример с таких людей как полковник Талвела. В отличие от вас он не составляет расчеты соотношения наших сил и сил противника, а готов драться с ним малыми силами. Не имея сил, он ищет возможности для решения задачи, тогда как вы ищите причины, позволяющие не заниматься её решением. Если такова ваша позиция, то я буду вынужден отправить вас в отставку и назначить на ваше место другого человека.
— Как вам будет, угодно, господин командующий — с трудом проговорил бедный полковник, для которого слова маршала были сходны с похоронным звоном.
Несчастный штабист побелел, от горя у него потемнело в глазах, но Маннергейм не обратил на это никакого внимания. Реалист до мозга костей, он мало интересовался эмоциями своих подчиненных. Главное для него была боевая задача, которую следовало решить, а остальное было для него неважным.
— Господа генералы. Задача вам поставлена и объяснена. Прошу приступить к её исполнению — в голосе маршала зазвучали раскаты боевых труб, противиться которым было невозможно.
Именно после этого совещания, в приподнятом настроении Маннергейм принял у себя представителей союзной миссии. При этом он всячески старался не уронить перед иностранцами собственную значимость и вместе с этим не перейти грань дозволенности согласно дипломатическому этикету.
В отличие от президента Каллио и окружавшей его политической камарильи, Маннергейм хорошо знал цену слов и обещаний англичан и французов. Он не играл в большую политику и от того не имел шор на глазах, не позволявшие ему правильно сложить два плюс два.
За прошедшие двадцать лет после своей «клятве на мече», Маннергейм ни на йоту не изменил своих политических воззрений. Он по-прежнему был готов всеми силами добиваться вхождения земель восточной Карелии в состав финского государства и ради этого был согласен на союз с немцами, французами, американцами и даже японцами. Однако в этом союзе он видел себя равноправным партнером, а не слепым исполнителем.
Пытаясь хоть как-то исправить тот урон позиции Финляндии, что нанесло слепое соглашательство с новыми союзниками правительственным кабинетом, с самого начала разговора, он начал задирать свои акции.
Едва гости сели в кресла и пригубили маленькие рюмочки коньяка, как Маннергейм начал свое наступление на дипломатическом фронте. С явной гордостью в голосе, он сообщил господам союзникам, что финская армия выстояла под подлым ударом большевистских орд и не допустила их прорыв вглубь страны.
— Вся Финляндия в едином порыве встала против нашего заклятого врага большевизма и готова стоять до конца. И в качестве подтверждения серьезности сказанных слов, я хочу сообщить вам, что в самое ближайшее время наша армия перейдет в наступление, которое должно выбросить русских с нашей территории.
Тон и слова, произнесенные маршалом на отличном французском языке, произвели должное впечатление на гостей. Они пришли с намерениями уговаривать финского главнокомандующего продолжить воевать со Сталиным и неожиданно услышали о его намерении начать наступление. Это было для союзников приятным сюрпризом.
Они заулыбались и засыпали маршала комплементами, но старый вояка быстро продемонстрировал гостям свое отличие от президента Каллио. Сдержанно отреагировав на хвалу в свой адрес, он перевел беседу на деловые рельсы.
— Мы нанесем как это, и планировало ранее удар по Сталину, но на это уйдут все наши силы. И может случиться так, что одержав победу над врагом, мы не сможем удержать её в своих руках — Маннергейм требовательно посмотрел на гостей, решительно опуская их на грешную землю с высот политических эмпирей.
— Я не совсем вас понимаю, господин маршал, — насупился француз. — То вы говорите, что разобьете русских, то опасаетесь, что не сможете удержать победу.
— По-моему я сказал все достаточно ясно и просто. Для выхода к Архангельску, согласно согласованному с вами плану, нашей армии нужна помощь и чем скорее она будет оказана, тем лучше для всех для нас. Налеты русской авиации на Хельсинки очень сильно влияете на настроение простых финнов. Я не удивлюсь, что после недели непрерывной бомбежки, толпы народа хлынут к президентскому дворцу, и будут требовать прекращения войны.
Хитрый Маннергейм знал, что говорил. Налеты британской авиации на Берлин были в первую очередь направлены на пробуждение неудовольствия политикой фюрера среди простых немцев. Маршал знал об этом и ловко бил господ союзников их нем же оружием.
— Финляндия уже получили две партии зенитных орудий из Швеции! — с негодованием воскликнул англичанин, нервно ерзал на стуле, но Маннергейм полностью игнорировал его слова.
— Вы прекрасно знаете, что этого мало для того, чтобы хотя бы наполовину покрыть потребности ПВО столицы. Кроме зениток нам нужны истребители, которые будут способны отогнать прочь русские самолеты от Хельсинки.
— Мы активно работаем и над этой проблемой, господин маршал — с негодованием, как будто его уличили в нечестной игре, вспыхнул француз.
— Наше правительство уже отправило финской стороне, на безвозмездной основе двадцать один истребитель, вместе с двумя десятками самолетов других типов. Кроме того мы договорились с итальянцами о том, что они продаже вам в счет военного кредита сорок два истребителя «Фиат», переброска которых будет производиться в целом виде, через Швейцарию, Германию и Швецию.
— В свою очередь, господин маршал хочу сказать, что по личному указанию господина премьер министра в Финляндию уже отправлены в разобранном виде двадцать истребителей «гладиатор» и «харрикейн», а также пять бомбардировщиков «блэнхэйм». Также Южно-Африканский Союз согласен безвозмездно передать вам имеющиеся у них на вооружении двадцать истребителей «Глостер». Согласитесь это — существенная помощь — с укоризной произнес англичанин, но его попытка смутить Маннергейма оказалась неудачной.
— Все это так хорошо звучит на словах, но мне бы было бы во сто раз спокойней, если бы все эти самолеты не были в пути, а стояли на наших аэродромах. Так мне гораздо удобнее бить русских — парировал маршал и, не дав гостям проявить законное чувство гнева, продолжил разговор.
— Чтобы осуществить наш план по изоляции Мурманска, нашей армии нужны танки, полевые орудия, мины, снаряды, бомбы, гранаты, патроны и многое другое, что позволит создать на пути русских непреодолимую линию сухопутной блокады. Готовясь к встрече с вами, я приказал составить подробный список всего необходимого, — Маннергейм уверенно открыл лежащую перед ним папку и любезно протянул каждому из гостей по экземпляру требований. — Мы очень надеемся господа получить все это к концу января. В противном случае, мы не сможем подтвердить ранее взятые на себя обязательства в войне с русскими.
Все это было сказано предельно корректно, но твердо, давая возможность собеседникам ощутить под мягким бархатом сталь перчатки старого вояки. Прочувствовав крепость хватки Маннергейма, высокие гости не стали с ним спорить, говоря о массе своих проблем, а тихо пообещали рассмотреть просьбу господина маршала в самое скорое время.
Списки с перечнем всего необходимого для славной финской армии были уложены в папки гостей, но они оказались не самой последней фигурой Марлезонского балета. Обозначив свои потребности в вооружении и военных материалах, Маннергейм заговорил о живой силе.
— Финляндия маленькая страна, господа. И если для таких великих держав как Англия и Франция гибель двух тысяч человек — это статистика, то для Финляндии большое горе. Мы готовы сражаться с красными до последнего финна, как это не раз заявлял господин президент, но наши людские запасы не безграничны. Сейчас у нас под ружьем около полумиллиона человек, но это то, что мы можем взять, не причиняя ущерба для экономики страны. Все остальные изъятия мужского населения приведут к самым пагубным для неё последствиям — маршал сделал паузу, которую тут же нарушил темпераментный француз.
— Если господин маршал говорит о наших войсках, то срок появления наших войск на территории Финляндии обозначен второй половиной марта будущего года и пересмотру не подлежит! — решительно отрезал заморский гость. — Мы конечно великая держава, но наш премьер министр не господь Бог и не может из одного солдата сделать десять за один день. Мы прекрасно понимаем ваше опасение по поводу малого людского ресурса вашей страны, но мы ничего не можем поделать. Потерпите. Продержитесь до средины марта, и мы обязательно поможем вам войсками. Наши правительства не отказываются от взятых на себя обязательств, но у нас нет возможностей помочь вам в возникшем форс-мажоре со Сталиным. Его неожиданное решение начать войну против вас, спутало карты всем нам.
Француз в негодовании возвел руки, но в ответ Маннергейм только неопределенно хмыкнул и продолжал выжидательно смотреть на гостей.
— Единственное, что мы можем сделать для своего союзника — это усилить агитацию в странах Европы для записи в добровольцы для войны в Финляндии. Я знаю, что в странах Скандинавии многие изъявили желание сражаться на вашей стороне и число таких людей растет с каждым днем.
Что касается моей страны, то кроме подданных его королевского величества, вы можете рассчитывать на жителей Канады и Австралии. Более того, согласно последнему решению американского сената, каждый из граждан Америки может отправиться воевать в Финляндию, и это не будет считаться нарушением акта нейтралитета страны — энергично увещевал Маннергейма англичанин, но и его слова не принесли спокойствия на его сердце.
— Волонтеры — это, несомненно, хорошо. Я, как и все жители Финляндии, глубоко благодарен всем людям земли, готовым защищать нашу страну с оружием в руках. Однако, на мой взгляд, есть ещё возможность помочь Финляндии людьми, и ваши страны могут сделать это очень быстро.
— Если господин маршал имеет в виду отправку в Финляндию алжирцев, марокканцев или индусов, то скажу сразу — он ставит не на ту лошадь, — безапелляционно произнес англичанин, — эти люди совершенно непривычны к вашему суровому климату, и они будут больше болеть, чем воевать. Согласитесь, что это плохая идея.
— Действительно, снега и холод Финляндии выкосят их ряды лучше русского пулемета — вторил англичанину француз, но гости снова не угадали ход мыслей собеседника.
— Я говорю не об индусах или алжирцах господа. Я говорю о тех, кому снега и холод не являются серьезной климатической помехой для войны в Финляндии. Я говорю о поляках, что были интернированы в Румынии и теперь находятся на территории ваших стран. Согласно моим сведениям общее их число равняется тридцати тысячам, но мы будем рады и десяти тысячам человек.
В наступившей тишине было хорошо слышно, как энергично скрипят мозги у собеседников финского маршала, усиленно обдумывая его слова.
— И как вы себе все это представляете, господин Маннергейм? — осторожно подал голос англичанин.
— Надеюсь, что вам будет не трудно вооружить их и через норвежский порт Нарвик переправить их к нам. Это очень поможет нам и сэкономит деньги, которые тратит британская казна на их содержание.
— А захотят ли они ехать сюда? После своего бегства из страны многие из польских солдат деморализованы и находятся в депрессии.
— В первую очередь они солдаты, а солдатам достаточно как полагается отдать приказ и направить на войну. Кроме того, зная пылкий характер поляков и их ненависть к советам, я убежден, что их не долго придется уговаривать выступить против Сталина. Как говорится — За нашу и вашу свободу.
— Не знаю, господин маршал, согласится ли на это польское руководство. Поверьте это сложный вопрос — развел англичанин руками.
— Это, которое сидит в Лондоне на полном содержании британской короны? — колко уточнил Маннергейм.
— Да это так, — признался англичанин, — но я, как и вы только простой солдат и не могут говорить от имени своего правительства, не имея на то полномочий.
— Но вы можете довести до сведения своего правительства мою просьбу — продолжал давить маршал.
— Да, конечно, я сделаю это сегодня же — заверил хозяина гость и на этом встреча завершилась.
«Этот военный бог Финляндии обещает наступление, но требует за него такую цену, что проще самим его организовать» — возмущался в своем послании британец Айронсайду, но его горечь не задела сердца адресата. Начальник имперского генерального штаба с интересом воспринял идею Маннергейма о посылке поляков в Финляндию.