День седьмой
— Ну, что еще? — простонала я, сдернув с головы подушку, не обладающую, к сожалению, идеальной шумоизоляцией.
— Почему — еще? — фальшиво удивился мой внутренний голос. — Не еще, а уже! Пришел новый день, а с ним и новые непри… приключения!
Я прислушалась, идентифицировала разбудившие меня звуки и поняла, что новый день пришел ко мне в лице Сереги Лазарчука, а также в его ногах. Потому что в дверь били явно задними конечностями, отчего неудержимо захотелось тоже кому-нибудь чем-нибудь врезать.
Я с сожалением вспомнила, что вчера вечером оставила боевую скалку у Максимовых.
— Ну? Чего тебе надобно, старче? — неласково спросила я незваного гостя, выдав в проем широко распахнутой двери приветливую гримасу фасона «Щас как дам больно!».
— Кто тут старче? Ты еще мне про кризис среднего возраста расскажи! — хмыкнул неуязвимый для психологического оружия полковник, окидывая цепким взглядом комнату за моей спиной.
Я поняла, что Серега успел пообщаться с Моржиком и уже сложил для себя некую цельную картину мира.
Имело смысл запросить информацию:
— Ну, что там Максимовы?
— Будут жить в любви и согласии, пока не умрут в один день, — пожал плечами Серега.
— Одновременно ударив друг друга по головам сковородками? — предположила я, хмыкнув.
— Вот зря ты смеешься. — Полковник сделал строгое лицо. — Удар сковородкой по-прежнему лидирует в хит-параде причин непредумышленных убийств в российских семьях.
— Косные люди! — вздохнула я. — По старинке пользуются чугуном, а надо тефлон покупать — он легкий!
Теперь уже Лазарчук ехидно хмыкнул:
— Кстати, о сковородках. Меня послали пригласить тебя на завтрак. Поторопись, пока наши друзья все не съели.
— А у них есть еда?!
Я искренне удивилась, потому что прекрасно помнила, что все съедобное содержимое Иркиного холодильника еще накануне перекочевало в мой собственный.
— Представь себе, есть! И именно еда, а не какие-нибудь оладушки со сметанкой. — Серега скривился, демонстрируя свое отношение к оладушкам. — Сегодня у Максимовых на завтрак хачапури с сыром и яйцом по-аджарски, овощи с орехами по-абхазски и мамалыга с копченым мясом!
— Мощно, — оценила я, скрываясь в ванной, чтобы переодеться для званого завтрака.
Майка и шорты — самое то, что нужно, чтобы непринужденно выпить утренний кофий с хачапури в компании добрых людей.
Но вопрос не давал мне покоя:
— И откуда же вся эта вкуснятина в такую рань?
— Как я понял, это была какая-то экспресс-доставка, — пожав плечами, ответил Лазарчук.
— А! — Я догадалась, что утреннюю поставку хачапури и прочего осуществил бесценный Хачатурович. — Доставка на резинке!
— На какой резинке?
— На обычной, бельевой, какая у тебя в трусах.
Я вышла из ванной, на ходу закручивая волосы в небрежно элегантную ракушку:
— Идем, а то и вправду нам ничего не останется.
Полковник немного помешкал (явно борясь с желанием оттянуть пояс джинсов и взглянуть на сказочную резинку-самобранку) и пришел к столу последним. Максимовы, судя по довольным замасленным физиономиям, к этому моменту уже успели основательно заморить червячка, но деликатно подождали с застольной беседой, уважая аппетит гостей.
Наконец, мы перешли к кофе, и Ирка, поправив сияющий медный локон, с самым невинным видом поинтересовалась:
— Ну, Сереженька, какие новости с фронта борьбы с преступностью? Чем нынче живет наша доблестная полиция?
— Спасибо за вопрос, я, собственно, потому и пришел. — Лазарчук поставил чашку. — Доблестная полиция обеспокоена тем, что нынче ночью в двух шагах от этого дома орудовала какая-то банда.
— Так уж прям и банда! — пренебрежительно фыркнула я в свой кофе. — Али-Баба и сорок разбойников?
— Не сорок, а всего два человека, — поправил невозмутимый полковник. — Цитируя показания потерпевших, «здоровенный лупатый мужик с усами и вертлявая тощая баба». Оба были в костюмах пиратов.
— Совсем аниматоры распоясались! — подобрав челюсть, возмутилась подружка, которую впервые в жизни перепутали с мужиком. — До чего нагло навязывают свои услуги, слов нет!
— Навязывают — не то слово, — кивнул Серега. — Буквально связывают по рукам и ногам! Скотчем. И складируют потенциальных клиентов в кустах. Наверное, не успевают обслуживать сразу.
— И кто у нас, в смысле у них, потенциальные клиенты? — Вот это меня живо интересовало.
Проверили коллеги Лазарчука в полиции документики нами задержанных или не проверили?
Ирка посмотрела на меня с укором — в самом деле я чуть не проговорилась! — и переформулировала вопрос:
— Личности связанных и складированных установлены?
— С легкостью, — кивнул Серега. — Все трое — местные бомжи, тихие, безвредные человечки, не замеченные ни в чем более серьезном, чем кража фруктов с лотка и эпизодическое попрошайничество.
— Всего трое? — озадаченно спросила Ирка, и теперь уже я ее тихо пнула под столом.
Да, пленников было четверо, но мы же не должны показывать, что нам это известно!
— А тебе мало? — уж слишком пристально посмотрел на болтливую подружку полковник.
— Ой, да мне-то какая разница! — Ирка спрятала физиономию за высоко поднятым кофейником. — Кому еще кофе налить?
— Мне. — Я подставила чашку, логично развивая мизансцену. — И что теперь? Бомжей отпустили, а разбойных аниматоров ищут? А зацепки-то есть?
— Зацепка — девочка, которая вызвала полицию, — Лазарчук перевел инквизиторский взгляд с недобрым прищуром на меня. — Особа с писклявым голосом…
— Чем угодно поклянусь, что это не я, даже не смотри на меня! — Для пущей убедительности я даже перекрестилась.
Настоящий полковник снова посмотрел на Ирку, но явно не увидел в нашей некрасовско-рубенсовской красавице потенциала для роли писклявой девочки и пожал плечами:
— В общем, будем искать… Морж, пойдем, покурим…
Мужчины встали из-за стола и вышли.
— Милый, ты же давно не куришь! — спохватившись, покричала Ирка в спину супругу.
— Оставь их, они явно пошли посекретничать, — одернула я ее. — И нам с тобой нужно заняться тем же самым.
— Давай выкладывай, что у тебя.
Ирка отодвинула чашку и сложила руки перед собой, как примерная школьница, всем своим видом показывая, что готова внимать.
— У меня нехитрая задачка, — начала я. — Дано: в бамбуке лежали четыре связанных пленника. Полиция нашла троих и выяснила, что это местные безвредные бомжи. Вопрос: кто четвертый?
— Помимо того, что это с высокой степенью вероятности тот самый гад, который упорно лез в мою хату и убил там управдомшу? — уточнила подружка.
Я кивнула.
— Ну, давай вспоминать. — Она потерла лоб. — Первого, второго и четвертого пленников мы уложили кучно, буквально бок о бок, так? А третий вредничал, сопротивлялся, и его мы затащили в бамбук совсем неглубоко, так что он лежал наособицу. Те трое могли даже не знать, что на самом деле их было четверо. Поэтому они не сказали о четвертом товарище полицейским…
— А тот четвертый, который по порядку был третьим, сумел освободиться и потихоньку смылся еще до появления патруля, — кивнула я, соглашаясь со всем сказанным. — Итак, мы можем предположить, что именно этот четвертый — преступник, которого мы ищем. Ты помнишь, как он выглядел?
— Я бы сказала — никак, — подумав, ответила Ирка. — Неприметный он был совершенно. В кепке с якорем и майке с надписью «Сочи».
— Тут таких, в кепках и майках, каждый второй, — вздохнула я. — Значит, никаких особых примет у него не было…
— А теперь, может, и есть! — внезапно оживилась подружка. — Все зависит от того, как долго он пробыл связанным и с заклеенным ртом. Если больше получаса, то на ближайшие сутки одна весьма особая примета у него точно имеется.
— Какая?
— Красный прямоугольник на морде лица!
Я непонятливо нахмурилась.
— Ты разве не помнишь, чем рты заклеивала? — хихикнула Ирка.
— Пластырем, а что?
— А то, что это был перцовый пластырь! Такой, знаешь, в котором липкая основа пропитана смесью экстракта стручкового перца и камфорного масла! Смекаешь?
— Ой! Он же жжет, как горчичник!
— Ну, не как горчичник, но тоже прилично, — подружка развеселилась. — Так что на лицах наших арестантов сейчас наверняка имеет место быть выраженное покраснение кожи. И не такое, как у тех, кто просто сгорел на пляже, а в виде четкого прямоугольника. Чем не особая примета?
— Тем более что нашему пропавшему пленнику я залепила рот сразу двумя пластырями! — вспомнила я. — То есть у него на морде даже не прямоугольник, а красный крест!
Мы переглянулись, чрезвычайно довольные.
Мужчины к нам не вернулись. Моржик поехал к детям — сменять наверняка ополоумевших нянек, а Лазарчук отправился по каким-то своим секретным полицейским делам.
— А мы куда? — задумалась Ирка, которой в отличие от меня претило откровенное безделье.
— Для начала — в цирк, — ответила я и подмигнула подружке. — Есть у меня одна идея…
— Всего одна? — Подружка фыркнула и привычно съязвила: — Маловато будет!
— Как сказали бы гномы, мал золотник, да дорог! — парировала я.
— Кстати, о гномах и иже с ними. — Ирка оживилась. — Как там наш роман в стиле фэнтези?
— Не выдерживает конкуренции с нашей суровой реальностью, — вздохнула я. — Ты слушай про идею. Я вот недавно думала о том, что разного рода преступники обычно организуют некое сообщество и в его рамках делят функционал и территорию. И что происходит, если в сложившуюся систему вторгается кто-то извне?
— Ясно, что! На добропорядочных граждан ложится дополнительная нагрузка в виде еще одного преступного элемента.
— Но добропорядочным гражданам в массе своей это нечувствительно — одним преступником больше, одним меньше. — Я подняла указательный палец. — Тогда как местный криминалитет залетных конкурентов наверняка замечает! Следовательно, преступник-абориген может указать нам на варяга!
— Осталось только найти такого преступного аборигена, который согласится поделиться с нами ценной информацией, — с сомнением в голосе заметила подружка. — С чего бы кому-то такому с нами откровенничать?
— А с того, что есть один такой, на которого у нас с тобой имеется рычаг давления в виде вполне обоснованной угрозы сдать его, гада, полиции! — напомнила я.
— Ворюга, свистнувший мой кошелек? — смекнула Ирка.
Я кивнула.
— Сердечный друг Варвары Буровой! — припомнила еще она и зловеще улыбнулась. — Что ж, едем! Иди, собирайся!
Я ушла к себе, переоделась и причесалась, приобретя в итоге вполне цивильный вид. Шишка на голове под волосами была незаметна, хромота совсем прошла, а азартный блеск в глазах спрятали солнечные очки.
Ирка зашла за мной через несколько минут, позванивая, как корова колокольцем. Я обернулась — подружка потрясла в воздухе ключами.
— Вот, полюбуйся! — Она звучно припечатала ключики к столу.
Я полюбовалась:
— А что? Ключи как ключи. У меня такие же.
— И у меня, — кивнула подружка. — Только это не мои, хотя на бирке написан номер нашей квартиры. Это ключи того голозадого типа, которого вчера Моржик мутузил.
— Значит, он жил в этой квартире до вас и при отъезде не сдал ключи, — легко догадалась я. — Помнится, мы с тобой говорили о том, что такое возможно.
— Найду нового управдома — заставлю поменять замок, — решила Ирка. — Хотя теперь это уже не очень актуально, раз квартира почти пустая, и мы в ней фактически не живем.
— Разве что половой жизнью, — поддакнула я.
— Р-разговорчики! — притворно сурово рыкнула подружка. — Все, поехали в цирк!
Поехали мы на автобусе, потому что Иркину машину Моржик отогнал ремонтировать, а в мастерской неожиданно выяснилось, что штопка распоротого сиденья — тонкое рукоделие, требующее времени.
Ирка, давно отвыкшая от сомнительного удовольствия раскатывать на общественном транспорте, обиделась на суровую судьбу, надулась, как добычливый хомяк, и отвернулась к окошку.
Уяснив, что скоротать дорогу за разговором с подружкой не получится, я позвонила мужу, но он не взял трубку.
Я набрала номер сына, но он тоже не ответил.
Тогда я отправила потомку эсэмэску: «Привет, сынишка, как дела?»
И тут же получила ответ: «Ты только не волнуйся, все в порядке».
Разумеется, я сразу же заволновалась и потребовала уточнений: «Что случилось?!»
«Все прекрасно, — ответил потомок. — Сижу на бархане, смотрю, как папа выезжает из воды».
— По крайней мере, понятно, почему папа не ответил на звонок, — рассудила Ирка, которой я показала интригующую переписку. — Он занят тем, что выезжает из воды.
— На чем?
— На моторной лодке, квадроцикле, водных лыжах, банане — мало ли на пляжах солнечного Крыма экстремальных развлечений! — Подружка махнула рукой. — А упоминание в одном контексте бархана и воды явно говорит о том, что они на пляже.
— Да, но все, что ты перечислила, ездит ПО воде, однако не способно выехать ИЗ нее! — напомнила я.
Воображение мигом нарисовало мне вариацию на тему известной картины Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина «Купание красного коня» с дюжим Коляном вместо хрупкого томного юноши на спине жеребца, который уже совершил омовение и шел не в воду, а из нее. Прогибаясь под весом двухметрового всадника, конь приседал на все четыре ноги и апоплексически багровел, делаясь из просто красного ярко-малиновым. Ноги всадника волочились по песку, оставляя в нем глубокие борозды…
— Звони своему наезднику, — посоветовала Ирка. — Авось он уже выехал из воды, выпустил из рук поводья и теперь сможет взять телефон.
Я послушно послала вызов мужу и после серии гудков, за время которой я успела яростно нашептать в динамик «Если ты еще жив, я убью тебя, лодочник!», услышала радостный голос:
— Привет, любимая!
— Привет, вы где, что случилось, на чем ты выехал из моря и на каком еще бархане сидит наш сын? — выдала я нервной скороговоркой.
— Да никакой это не бархан, это капот разбитого автомобиля, его просто песком занесло и травой затянуло, — объяснил любимый.
— Где вы?! — рявкнула я.
Воображение услужливо нарисовало крутой откос, а под ним — живописное приморское кладбище разбитых машин, и на переднем плане — автомобиль супруга. Полузатопленый, он влажно поблескивал и мягко покачивался на волнах, как дохлый кит.
— На речке, а что? — безмятежно отозвался Колян. — Заехали машину помыть. Ты лучше расскажи, как дела у тебя.
— Не волнуйся, прекрасно, — ответила я в стиле сына. — Я недавно повредила ногу…
— Так что же в этом прекрасного?! — предсказуемо заволновался супруг.
— То, что я взяла больничный и отдыхаю от работы.
— А нога?
— А нога в порядке, я без проблем хожу на пляж и вообще всюду, куда мне нужно.
Успокоив друг друга, мы с любимым супругом закончили телефонный разговор.
— Все хорошо? — спросила Ирка.
— Все прекрасно, — ответила я.
— Так на чем же он выезжал из воды?
— На машине.
Подружка моргнула:
— На бронемашине?
Я тоже моргнула:
— Почему — на броне?
— Ну, я знаю, на вооружении у Российской армии есть такие бронемашины, которые амфибии, — объяснила подружка. — Они форсируют водные преграды, катясь по дну, и благополучно выезжают из воды на берег.
— Даже если это берег Черного моря? — не поверила я. — Не говоря уж о том, что на вооружении у Российской армии, слава богу, нет Коляна, это сколько же надо ехать по дну, чтобы скатиться в воду на турецком берегу, а выкатиться на крымском?!
— А Колян аж из Турции ехал?!
— Да нет же! Он просто мыл машину в речке!
— А-а-а, — разочарованно протянула Ирка. — Это неинтересно…
Настроение у подружки было упадническое, но духа авантюризма она еще не утратила.
— И как же мы проникнем в цирк на этот раз? Опять под предлогом доставки корма для животных? — запоздало поинтересовалась она, когда мы уже прибыли на место.
— Боюсь, второй раз этот трюк не пройдет, — решила я.
Честно признаться, мне просто не хотелось снова идти на помойку за коробками.
Что за нездоровая тяга к помойкам? Вчера только были на одной такой, можно и перерывчик организовать!
— Я могу прикинуться собачьим парикмахером, — предложила Ирка. — У меня и ножницы в сумке есть!
— Кто бы сомневался, — пробормотала я.
— А ты можешь быть… Ну, я не знаю…
Подружка окинула меня критическим взглядом.
— Ножниц у тебя точно нет, а с голыми руками… О, я придумала! С голыми руками ты можешь быть звериным массажистом!
Я вспомнила крупногабаритного бегемота и энергично замотала головой. С такой красотой мне не справиться!
— Массажистом для мелкого зверья, — уточнила Ирка.
— Например, для крысы Ларисы?
Увидев, как вытянулось лицо подружки, я проказливо хихикнула и успокоила ее:
— Расслабься, не надо ничего придумывать — нет нужды прорываться в цирк. У нас же есть номер телефона фокусника, мы позвоним ему и попросим на выход его маменьку.
Так мы и сделали.
Варвара Бурова выплыла из служебного входа, как скульптурная дева на носу корабля.
За корабль сошли высокие ступеньки крыльца. Сходство с фигурой мореного дерева подчеркивал ровный темный загар. Глянцево-коричневые руки дама загодя раскинула для объятия, ширина которого позволяла охватить не только нас с Иркой, но еще и того бегемота в придачу. Слепящая, как маяк, улыбка не давала усомниться в том, что Варвара чрезвычайна рада нашей встрече.
— Здравствуйте, здравствуйте, мои дорогие, золотые, серебряные, яхонтовые! — провозгласила она. — С чем пожаловали на этот раз?
Если учесть, что в прошлый раз золотые-серебряные мы пожаловали с целью провести допрос с пристрастием, Варваре действительно имело смысл радоваться.
— Всего лишь с вопросом, — ответила я, ловко увильнув от обнимашек. — Нам очень нужна информация о том коварном типе, который стырил бумажник у моей подруги.
— Мы же вам вернули деньги! — Сияющая улыбка Варвары угасла.
— И мы не имеем к вам претензий! — поспешила заявить Ирка.
— И тому коварному типу, если вас беспокоит его судьба, мы ничего плохого не сделаем, — продолжила я. — Он нужен нам как своего рода знаток для небольшой профессиональной консультации.
— Вы тоже будете тырить бумажники? — заинтересовалась Варвара.
— Нет! Мы будем противодействовать тыренью! — Я не позволила даже тени подозрения пасть на нашу официально безупречную репутацию. — Скажите, как нам найти этого человека?
— Знала бы — сама бы нашла, — вздохнула мама фокусника. — Морду бы поцарапала, носопырку расквасила, волосенки повыдергала…
— Подробнее, пожалуйста: какая именно морда? Какая носопырка? Какие конкретно волосенки? Цвет, длина, наличие плеши или залысин? — Ирка взяла быка за рога.
— Ну, вы скажете! На плешивого я бы не позарилась! — слегка обиделась Варвара. — Нормальные у него волосенки, светлые, стрижка ежиком. Лицо круглое, нос курносый, глаза серые — вполне себе приятный мужчина, с виду и не скажешь, что гад первостатейный…
— А где он живет?
— Не знаю! Я к нему в гости не ходила!
— А что вы вообще о нем знаете?
Очи Варвары подернулись дымкой:
— Он говорил, что у него небольшой собственный бизнес, связанный с перевозками…
— А точнее?
— Точнее не знаю. — Варвара вздохнула.
Мы с Иркой переглянулись и развели руками.
— Бизнес, связанный с перевозками? Хм… Даже не знаю… Это может быть все, что угодно, — озвучила подружка наши общие мысли. — Я затрудняюсь конкретизировать!
— А я, кажется, знаю того, кто не затруднится!
Я встрепенулась и, коротко поблагодарив Варвару, поторопилась с ней распрощаться, но, отойдя на пару шагов, поспешила вернуться:
— А как зовут этого коварного типа гражданской наружности? То есть как он вам представился?
— Именно так, как его зовут! — Варвара бледно улыбнулась. — Может, и соврал бы, да улика не позволила: у него на правой руке на костяшках пальцев татуировка «Сеня».
— Береги руку, Сеня, береги! — на редкость уместно процитировал знаменитый кинофильм мой внутренний голос.
— Сеня, по-быстрому объясни товарищу, почему Володька сбрил усы! — подхватила Ирка и ассоциативно повозила пальцем над верхней губой, где минувшей ночью у нее и у самой имелись усы, только не настоящие, а нарисованные.
Хихикая и щедро рассыпая окрест перлы классики отечественного кинематографа, мы пошли на вокзал.
По пути я кратко проинструктировала подружку:
— Запомни, ты журналистка из Москвы. Приехала в Сочи с редакционным заданием подготовить материал о том, как тут заботятся о безопасности курортников.
— Хреново тут о ней заботятся! — Ирка моментально завелась.
— Цыц! — окоротила ее скандалистку. — Не путай, пожалуйста, роли, у воображаемой журналистки из Москвы нет такого печального опыта, как у тебя настоящей.
— Тогда о чем же я буду писать?
— Ни о чем ты не будешь писать! Журналистка из Москвы — это всего лишь прикрытие.
— Ладно, прикрытие, так прикрытие. А от кого или от чего мы прикрываться будем?
— От пронзительного взора начальника железнодорожного вокзала. — Я слегка покривилась.
— Он такой страшный? — насторожилась Ирка.
— Она, — поправила я. — Это дама, и она не страшная, а почти такая же роскошная, как ты.
— Тоже некрасовско-рубенсовская красавица? — приосанилась подружка.
— С поправкой на армянский колорит, — кивнула я. — Джульетта Гамлетовна — смуглая брюнетка.
— Джульетта Гамлетовна?!
— Ага. В армянских семьях почему-то очень модно называть детей именами героев Шекспира.
— Ну вот! А ты говоришь, что это я постоянно грешу плагиатом! — хмыкнула Ирка.
— Ты хотя бы не назвала сыновей Аяксом и Ахиллом.
Подружка наморщила лоб:
— Не помню таких у Шекспира…
— Потому что они у Гомера, — объяснила я. — Аякс и Ахилл — это знаменитые братья-герои из поэмы «Илиада», правда, они были не родные братья, а двоюродные.
— Аякс и Ахилл, говоришь?
Ирка надолго задумалась, видимо, всерьез рассматривая возможность переназвать своих близнецов на величественный древнегреческий манер. В итоге постановила:
— Нет, эти красивые имена не для наших суровых широт. У нас Аякса еще в яслях стали бы кликать просто Яшкой, а Ахиллу уже в первом классе дали бы обидное прозвище Хиляк!
Я развеселилась, и в кабинет мадам начальницы вокзала вошла с широкой улыбкой.
С Джульеттой Гамлетовной я уже не раз контактировала по работе, договариваясь о выгодных условиях размещения рекламы, призванной без потерь перенаправить поток вновь прибывших гостей курорта прямиком в наш развлекательный парк — как есть, с чадами, домочадцами, чемоданами и — главное — еще не похудевшими кошельками.
Зная, что я добросовестно и самоотверженно курирую вопросы рекламы и пиара, Джульетта Гамлетовна не удивилась моей роли пастыря московской журналистки.
«Столичная штучка», старательно акая на московский манер, лаконично поведала о своем редакционном задании, а я конкретизировала вопрос и одновременно польстила хозяйке кабинета:
— Джульетта Гамлетовна, все знают, что новый вокзал — образцовый во всех смыслах, включая и вопросы безопасности. Уверена, что никто лучше ваших специалистов не расскажет представителю прессы о том, как велико и разнообразно количество угроз, которым подвергается беспечный пассажир. Коллегу из Москвы особенно интересуют всяческие аферы и жульничества, которые вы успешно пресекаете.
У меня не было сомнений в том, что Сенин «небольшой частный бизнес, связанный с перевозками», — это что-то незаконное.
Величаво кивнув, дородная чернокудрая красавица Джульетта Гамлетовна подалась к селектору и низким грудным голосом призвала:
— Ричард Лаэртович, зайдите ко мне.
— Ричард Лаэртович! — восторженно пискнул мой внутренний голос. — Ричард, да еще и Лаэртович! Вот уж замахнулись добрые люди на Вильяма-то нашего Шекспира, так замахнулись!
Я подавила ехидный смешок и встретила появление в кабинете нового персонажа вежливым кивком.
— Ричард Лаэртович — начальник нашей службы безопасности. Он окажет вам все необходимое содействие, — возвестила Джульетта Гамлетовна, вставая из-за стола.
На том высочайшая аудиенция завершилась, и мы переместились в просторный кабинет со множеством экранов, в совокупности образующих широкую панораму жизни вверенного сыну Лаэрта объекта.
— Вас интересует что-то конкретное? — пригласив нас располагаться, спросил хозяин кабинета.
— Все, что попадает под определение «небольшой криминальный бизнес, связанный с перевозками», — ответила я, воспользовавшись чеканной формулировкой Варвары Буровой.
— Гм…
Ричард Лаэртович потер сизый подбородок.
— Вокруг вокзалов, знаете ли, много разного жулья вьется… Есть такие умники, которые предлагают организовать проезд в поезде без билета. Есть мошенники, которые просят простака присмотреть за чемоданом, а потом объявляют, что из этого чемодана исчезли деньги, и прессуют бедолагу, заставляя его компенсировать «пропажу». А есть новомодные схемы, например, развод на съемку…
— Это как, расскажите? — неподдельно заинтересовалась «столичная журналистка».
— Ну как? Подходят к провинциальному лоху парень и девушка, представляются вашими коллегами — журналистами, только не из газеты, а с Центрального телевидения, и объявляют, что здесь и сейчас проходит беспрецедентная акция-шоу по раздаче подарков. Вручают кучу ярких коробок, просят помахать в камеру и передать привет родным, а потом настойчиво вынуждают заплатить восемнадцать процентов от стоимости подарков. Мол, так по закону положено, это НДС.
— А если провинциальный лох не соглашается?
— Тогда набегают горластые тетки и крепкие парни — стыдят несчастного, орут, угрожают, и слабонервная жертва, как правило, сдается, — объяснил Ричард Лаэртович.
— Интересная схема, но нас интересуют варианты, которые реализуются в одиночку, — сказала я. — В идеале хотелось бы взять у такого ушлого деятеля интервью…
Тут Ирка решила не ходить подолгу вокруг да около и максимально сузила запрос:
— Нам рассказывали об одном известном махинаторе по имени Сеня, у него еще татуировка на костяшках пальцев. Не знаете ли вы такого?
— Это Садовник, что ли?
Ричард Лаэртович снял с пояса рацию и сказал в нее:
— Третий — Первому!
— Хр, хр! — с секундной задержкой откликнулась рация.
— Жаник, Садовника как зовут?
— Хр, хр!
— Точно, Садовник — это ваш Сеня! — перевел специально для нас с Иркой Ричард Лаэртович.
— А почему Садовник? — Подружка нахмурилась.
Ей, как человеку, честно и праведно ведущему торговлю посадочным материалом, было неприятно, что к столь благопристойному бизнесу цинично примазывается какое-то жулье.
— А потому, что он выходит на перрон с ящиком, в котором встык помещаются пластиковые стаканы с добрым южным черноземом, а из него торчит разная южная ботва, — заулыбался хозяин кабинета. — Веточки пальм, эвкалиптов, лавра, лимонов там всяких…
— И что?
— А то, что это просто веточки без корней! А Садовник продает их отъезжающим в дальние края курортникам как живые ростки, которые при должном уходе со временем непременно превратятся в прекрасные субтропические деревья!
— Какая подлость! — искренне возмутилась Ирка.
— Подлость, конечно, — согласился Ричард Лаэртович. — А только предъявить прохиндею мы ничего не можем, потому что заявлений обманутых граждан не получаем.
— Конечно, они же понимают, что их бессовестно обманули, только дома, недели и месяцы спустя! — Я не могла не оценить простоту и изящество аферы. — А как найти этого самого Сеню, не подскажете?
— Третий — Первому! — Ричард Лаэртович снова вышел в эфир.
— Хр, хр!
— Каким транспортом Садовник обычно прибывает?
— Хр-хр-хр-хр!
Первый внимательно выслушал ответ Третьего и передал нам:
— На шестидесятой маршрутке он приезжает.
— Точно на шестидесятой? — усомнилась Ирка.
Конечно, ведь «семидесятая», «восьмидесятая» или «тримиллионастопервая» в исполнении хрюкающего Третьего звучало бы точно так же!
— На шестидесятой, на шестидесятой, — уверенно кивнул Ричард Лаэртович. — Повезло вам.
— Почему? — До сих пор я никак не связывала свое везение с нумерацией городского транспорта.
— Потому, что шестидесятый — это самый короткий городской маршрут: от Кудепсты до гипермаркета «Магнит». Соответственно район, в котором вам имеет смысл искать Садовника Сеню, относительно невелик.
Я крякнула, но сделала вид, что нисколько не разочарована, и встала со словами:
— Значит, будем искать.
— Такого же, но с перламутровыми пуговицами, — пробормотала Ирка, вспомнив еще одну подходящую киноцитату.
Выйдя из здания вокзала, мы оказались на остановке общественного транспорта. Там Ирка сразу же встала в картинную позу богатыря-защитника земли русской. Она замерла на краю тротуара и устремила в туманную даль, из которой периодически возникали маршрутки и автобусы, пытливый взор из-под ладони, приставленной ко лбу козырьком. Я поняла, что она ждет шестидесятую маршрутку, и повернулась к улице спиной.
Меня заинтересовал инфостенд со схемой маршрутов общественного транспорта.
Надо сказать, что общественный транспорт — далеко не самая сильная сторона главного курорта России, но зато неотъемлемая часть его знойного колорита.
«Памэщаемся, памэщаемся! — покрикивают водители на пассажиров в начале лета. — Ви же шубы все сняли, савсэм худые стали, памэщаемся!»
«Граждане пассажиры, засовывайте свои зонты поглубже, не делайте лужи на полу!» — это типичный осенне-зимний призыв.
«Оплата при входе, кто деньги заплатил — сразу идите в зад, тут еще желающие имеются!» — командуют посадкой рулевые в любое время года.
Одна поездка в сочинской маршрутке может заменить собой целый курс прессотерапии, сеанс интимного массажа, посещение сауны, поход на концерт юмориста старой школы и пару раундов борьбы без правил в режиме фулл-контакта.
Зато с маршрутами здесь разобраться достаточно просто.
Ни метро, ни троллейбусов в Сочи не имеется, город по большей части вытянут вдоль моря, и схема движения общественного транспорта похожа не на тугой клубок разноцветных змей, а на аккуратную девичью косу.
Я быстро выяснила, что почти все протяженные маршруты имеют общую точку пересечения в Адлере, и повернулась к Ирке, чтобы поделиться с ней этой информацией, но подруге уже было не до меня.
Она как раз воздвиглась на подножку долгожданной маршрутки номер шестьдесят и крайне недобрым пристальным взглядом рассматривала пассажиров.
С образом былинного богатыря это сочеталось прекрасно, но в целом выглядело устрашающе и зловеще: как если бы Илюша Муромец с пристрастием досматривал телегу с мирными селянами на предмет обнаружения затаившегося в сене Соловья-разбойника.
Причем было ясно, что выявленному ворогу ничего лучшего, чем фингал под глазом, не светит.
Я покосилась на рекламный шедевр городской мэрии — растянутый над улицей баннер с лозунгом «Добро пожаловать в Сочи — столицу радушия, гостеприимства и сервиса!» — и покачала головой.
«Добро пожаловать в мир страданий и пыток!» — было написано на физиономии Ирины Иннокентьевны Максимовой, временно и по собственной инициативе исполняющей обязанности Ильи Муромца.
О радушии и гостеприимстве даже речи не было, а в качестве сервиса в контексте могла упоминаться разве что похоронная контора.
— Ириш, ты там полегче! — позвала я подружку, но отреагировала на происходящее отнюдь не первой.
Водитель маршрутки, терроризируемой моей обычно доброй подружкой, уже выпрыгнул из персональной двери, оббежал свой транспорт и тоже воззвал к захватчице:
— Слезай, пожалуйста!
Ирка машинально подчинилась.
— Вот, — водила схватил ее за руку и потряс ее, вроде как пожимая. — Все пассажиры с билетами, да? Все хорошо.
Ирка не успела ответить. Водила резво ретировался на свое место, дверь закрылась, маршрутка поехала.
— А? — Подружка обернулась ко мне.
Разжала кулак, с недоумением взглянула на свою ладонь:
— Это что?
Присмотрелась:
— Пятьсот рублей?!
Я захихикала:
— Это, милая, не просто пятьсот рублей! Это совершенно новая схема мошенничества — твой собственный вариант небольшого собственного бизнеса на перевозках!
— То есть?
— По твоему грозному виду водитель решил, что ты контролер, проверяющий, обилечивает ли он пассажиров!
— А он, конечно, не обилечивает, а откупается взятками, — сообразила Ирка и снова зажала купюру в кулаке.
Я подняла брови.
— Что? — огрызнулась подружка. — Меня с детства учили, что экспроприация экспроприаторов — благое дело! И вообще не бежать же мне теперь за маршруткой, чтобы отдать эту пятисотку? Я в беге не сильна!
— Тогда тренируй прыжки.
Я подтолкнула ее к очередной маршрутке:
— Заскакивай внутрь, поспешим убраться отсюда подальше, пока Ричард Лаэртович не вышел тебя задерживать. Наверняка он захочет пополнить свою богатую коллекцию способов мошенничества на транспорте твоим авторским методом.
— Ты думаешь, он видел? — заволновалась Ирка, послушно заскакивая в маршрутку.
— Камеры точно видели. — Я пожала плечами.
Полюбовалась, как подружкина щекастая физиономия трансформируется в печальную мордочку бездомного бассет-хаунда, и сжалилась над начинающей мошенницей:
— Расслабься, у камер наружного наблюдения оптика слабая, мелкие детали на экранах не видны.
— Ну, я бы не назвала пятьсот рублей такой уж мелкой деталью. — Ирка успокоилась и хозяйственно прибрала «левую» пятисотку в карман. — Ну и куда мы едем?
— На остановку «Новый Век».
— А что там?
— А все! В смысле, все адлерские маршрутки по пути следования проходят эту остановку.
— Ты полагаешь, что это достопримечательность, достойная нашего внимания? — усомнилась подружка. — Может, мы лучше в хачапурную или хинкальную сходим?
— В хинкальную тоже сходим, но потом. Сначала — на «Новый Век».
— Но почему?
— Потому, что я не хочу прочесывать территорию площадью примерно двадцать квадратных километров, а именно таков ареал обитания Садовника Сени, если резонно предположить, что он приезжает на вокзал на шестидесятой маршрутке потому, что она ему удобнее всех других! — горячась, объяснила я. — Стратегически правильнее будет засесть в узловой точке, которую проходят практически все маршрутки!
— И досматривать каждую машину? — догадалась подружка.
Она ассоциативно покосилась на карман, в котором спрятала неправедно добытую денежку.
— А вот об этом и думать забудь. — Я пресекла развитие нового преступного бизнеса на корню. — Мы просто будем заглядывать в каждую машину под каким-нибудь благовидным предлогом.
— Не подскажете ли, как добраться в Мордор? — хихикнула Ирка, намекая на вчерашнюю ночь.
— Еще проще. — Я припомнила схему маршрутов. — С остановки «Новый Век» транспорт идет либо в Сочи, Кудепсту, Хосту, либо в Олимпийский парк, к гипермаркету «Магнит», на Красную Поляну, в Блиново, совхоз «Россия» и на границу с Абхазией. Другими словами, или в сторону Сочи, или НЕ в сторону Сочи. Поэтому мы станем спрашивать: «В Сочи или не в Сочи?» и, вне зависимости от того, что нам ответят, будем делать вид, что эта конкретная маршрутка нам не годится.
— А что, это умно, — согласилась подружка. — Только ты очки надень, пожалуйста.
— А что, без очков у меня недостаточно интеллигентный вид? — заволновалась я. — Что, я выгляжу как типичный адлерский абориген, а не как безлошадный гость из цивилизованного мира?
— Без очков у тебя зрение недостаточно острое, а мы должны будем очень быстро рассмотреть народ в маршрутке, — объяснила Ирка, доставая свои собственные окуляры с диоптриями.
Два часа спустя я не походила не только на интеллигентного, но и вообще ни на какого человека. Разве что на никакущего. Мы обе с Иркой превратились в парочку лупоглазых гудящих стрекоз.
Глаза устали напряженно всматриваться в бесчисленные лица, в ушах стоял сложный полифонический шум, сочетающий рычание моторов, визг тормозов, топот ног, шелест шин и гул голосов, и даже язык уже начал заплетаться, притомившись раз за разом выговаривать однообразное: «В Сочи? Не в Сочи? В Сочи? Не в Сочи?»
— В чёсе? Ничёсе! — брякнула я в какой-то момент, и пассажиры очередной маршрутки посмотрели на меня как на ненормальную.
— В носочек! — попыталась поправить меня Ирка.
— В начёсе! — не уступила я.
— В сосочек… Тьфу! — Подружка яростно плюнула на раскаленный асфальт, и тот отозвался змеиным шипением. — Всёче, то есть просто ВСЁ! Признаем, что операция провалилась, и идем отсюда, хватит!
Было жаль напрасно потраченных времени и сил, но я не стала возражать против отступления на заранее подготовленные позиции в тихом кондиционированном помещении. Ну его, этого Сеню Садовника, обойдемся как-нибудь без него!
Стоило так подумать — и ехидное мироздание организовало подачу нам того Сени на блюдечке с голубой каемочкой.
По паспорту Сеню звали Семеном, и он с детских лет привык откликаться на сокращенное Сёма. Однако в лагере, где он отбывал свой первый срок за сущую ерунду, не заслуживающую прошения об амнистии, нашлись фанаты фильма «Бриллиантовая рука», и на два долгих года Сёма сделался Сеней, да так им и остался. Татушка на костяшках пальцев правой руки в отличие от записи в паспорте была у всех на виду. Не поправлять же каждого, кто верит своим глазам? Сеня так Сеня.
В чудный летний день Сеня, он же Сёма, он же Садовник, тестировал новый способ относительно честного отъема денег, тематически привязанный к перевозкам.
Сеня свято верил в пользу специализации, считал мошенничество на транспорте своим призванием и без устали совершенствовался. Мини-спектакль «Забывчивый пассажир» он самолично придумал, поставил и добросовестно играл на протяжении трех часов.
Дольше было нельзя, если актер не желал, чтобы его заклеймили как жулика и нещадно побили.
Авторский замысел был прост и, как все гениальное, произрастал из глубокого знания жизни.
Многие знали, что маршрутка номер сто двадцать четыре «С» идет из пункта А до пункта Б добрых два часа и примерно в середине пути проходит остановку «Новый Век», отличающуюся от всех других только тем, что посадка пассажиров в любом возможном направлении производилась там в одном и том же месте. Из-за этого постоянно возникала путаница, на которой и сыграл хитромудрый Сеня-Семен.
Для премьеры он выбрал вечерний час пик.
Сеня загружался в маршрутку вместе с толпой других пассажиров, деньги за проезд водителю не передавал и, едва дождавшись, пока транспорт тронется, демонстративно «осознавал», что едет не в том направлении. Дальше следовал крик-мольба: «Командир, останови, мне в другую сторону!» и просьба вернуть деньги. Замороченный водитель возвращал жулику плату за проезд, и двадцать рублей оседали в кармане Сени, который быстро возвращался на остановку и повторял свой маленький спектакль.
Жаль, что его нельзя было играть с утра до вечера, ведь за четыре часа маршрутка совершала полный круг, а выходить на бис к уже обжуленным водителям Сеня осмотрительно остерегался.
— Неплохо! — оценил он свой дебют, подсчитав, что «обработал» двадцать семь маршруток, обогатившись в итоге на пятьсот сорок рублей.
И даже тот факт, что получил он их медной мелочью — десятирублевыми монетами, Сеня планировал обернуть себе на пользу.
Вблизи автовокзала Сочи имелся древний, но чрезвычайно популярный автомат с очень вкусной газировкой, принимающий оплату исключительно «десятками». Если встать рядом с ним с табличкой «Размен» и взимать с жаждущих за конвертацию бумажного полтинника в чеканный металл всего лишь десять рублей, то за четверть часа можно разбогатеть еще на сотню…
— Ой, простите!
Погрузившись в финансовые просчеты, комбинатор налетел на даму, которая едва плелась в том же самом направлении, при этом перекрывая дородным телом три четверти тротуара.
Последнюю его четверть занимала гражданка помельче, но столь же тихоходная.
Плюх!
Сумка, сбитая с плеча дородной дамы, ляпнулась в пыль.
Сеня наклонился, предупредительно поднимая оброненную дамой ношу, и замер, как сторожевой суслик.
Две руки — разрисованная изысканными узорами мехенди женская и украшенная примитивной татуировкой мужская — максимально сблизились, разом вцепившись в несчастную сумку.
— Неужто Сеня?! — при виде заметных синих буковок молвила дородная дама и улыбнулась полнозубо, как голодный крокодил.
Мы с подружкой уже двигались в направлении дома, относительная близость которого мешала немедленно рухнуть плашмя на газон, заползти в тень деревьев и залечь там на час-другой.
Я помалкивала, сосредоточившись на процессе переставления ног, а Ирка, похоже, тихо бредила. Хриплым голосом она озвучивала поток сознания, сфокусировавшегося на вожделенном прохладительном напитке.
— Любим мы холодный квас. Это раз, — бормотала она. — Будет он у нас внутри, это три.
— А два? — спросила я, отметив нарушение счета.
— Мы ползем едва-едва. Это два, — откликнулась Ирка. — Да что за?!
Какой-то живчик, устав плестись за нами, перегородившими весь тротуар, дерзко пошел на обгон, не вписался в поворот и зацепил подружку, сбив сумку с ее плеча.
За упавшей торбой они потянулись одновременно, и тут произошла впечатляющая метаморфоза. Только что выглядевшая как гибрид виноградной улитки и истомленного жарой гиппопотама, Ирка мгновенно напряглась, и голос ее зазвенел, как боевая сталь:
— Неужто Сеня?!
Я тоже подобралась, просканировала взглядом татушку на руке побледневшего живчика и скомандовала:
— Держи его!
Свободной рукой Ирка мгновенно цапнула запястье Сени, организовав ему несъемные кандалы с утяжелением более центнера:
— Врешь, не удерешь!
Я выдернула из собственной сумки рулончик скотча, оставшийся при мне с бурной ночи, и ловко обмотала липкой лентой соединенные руки подружки и Сени от запястья до локтя. Полюбовалась во всех смыслах блестящей работой и заключила:
— Вот теперь точно не удерет.
— Эй, эй, женщины, в чем дело? Отпустите меня!
Сеня задергался, как герой актера Вицина, удерживаемый на проезжей части шоссе героями актеров Моргунова и Никулина.
— Щас я тя отпущу, — ласково пообещала Ирка, забрасывая на плечо подобранную сумку, что смотрелось как боевой замах и с учетом габаритов и немалого веса ручной клади выглядело пугающе. — Щас я тя так отпущу, что ты свое имя забудешь!
— А он посмотрит на свою татушку и вспомнит, — хмыкнула я.
— Так пусть посмотрит на мои рисунки и тоже вспомнит!
Ирка дернула Сеню поближе к себе, почти уткнув его носом в свой расписной бицепс.
— Судя по выражению лица, он уже все вспомнил, — прокомментировала я. — Ну что, Сеня? Готов давать признательные показания?
— Да верну я ваши деньги, верну!
— Верни, — сговорчиво согласилась Ирка. — А пока не вернул, плати проценты натурой!
— Максимова, ты с ума сошла? — нашептала я грозной подруге на ухо. — На фиг тебе эта невзрачная гнилая натура!
— Информацией плати! — покосившись на меня укоризненно, громко сказала Ирка.
— Точно, плати информацией! — с облегчением выдохнув, поддержала я.
Информация — это понятная мне валюта.
— Только не здесь, — спохватилась подружка. — Продолжаем движение в выбранном направлении до ближайшей укромной лавочки, а вот там поговорим. И, Сеня, не дергайся, я на карповое удилище царь-рыбу вытягиваю, мне тебя удержать — тьфу, один раз плюнуть и прибить!
… — Хорошее пиво, — похвалил Лазарчук.
Он поставил запотевшую кружку и захрустел зажаренной, как сухарик, барабулькой.
— Холодное пиво плохим не бывает, — со вкусом отхлебнув упомянутого напитка, философски заметил Моржик.
Друзья сидели на веранде кафе «Мцыри», построенного в старогрузинском стиле и живописно нависающем над высоким речным берегом.
За спиной трапезничающих в наполненном пластиковыми шариками и наглухо опутанном сеткой загоне барахтались счастливые дети, в том числе родные кровиночки Моржика.
Перед расслабленными гостями сквозь широкие просветы меж тонкими колоннами, поддерживающими навес, видна была набережная реки, в незначительном отдалении впадающей в море. Для пущего удобства желающих полюбоваться красотами в углу веранды был установлен телескоп с монетоприемником. Всего тридцать рублей — и рассматривай на максимальном увеличении хоть пограничные суда в нейтральных водах, хоть содержимое декольте красавиц на променаде!
По набережной в предвечерний час тек прерывистый и тонкий ручеек отдыхающих, обещающий с наступлением прохлады превратиться в плотный поток. Мужчины предвкушали момент, когда на променад во множестве выйдут фигуристые дамы облегченного поведения и облачения, но пока, если честно, полюбоваться было особо нечем. Хотя Моржик и зацепился взглядом за изобилующую приятными округлостями фигуру, напомнившую ему о любимой супруге Ирине Иннокентьевне.
— Мне эта парочка уже мерещится, — сказал тем временем Лазарчук, досадливо цокнув языком.
— Какая парочка? — лениво поинтересовался Моржик, рассматривая приближающуюся близняшку Ирины свет Иннокентьевны.
Вот всем бы хороша была гражданочка, кабы ее вкус не подвел. Ну как такая роскошная женщина могла польстится на какого-то задохлика?
Хотя, как говорится, любовь зла, полюбишь и дистрофика-рахитика.
Ишь, как руки переплели, голубки!
Моржик хихикнул.
По комплекции сладкая парочка напоминала не голубков, а воробья и индюшку.
— Да Ленка с Иркой, кто же еще, — ответил на ранее прозвучавший вопрос Лазарчук. — Куда ни гляну — всюду их вижу, представляешь? Вон, смотри, в точности Ленка, разве нет?
Моржик посмотрел, куда устремил указательный палец настоящий полковник, и согласился:
— Действительно, похожа. Хм…
Он нахмурился.
Присмотрелся.
Побарабанил пальцами по столу.
Спросил отрывисто:
— У тебя мелочь есть? Тридцать рублей монетами?
— Вот, а заче…
Лазарчук с удивлением отследил разительные перемены в поведении друга.
Только что он сидел, счастливо расслабленный, как кришнаит в нирване, и вот уже коршуном летит к телескопу!
Нервически звякнули торопливо заброшенные в монетоприемник монетки.
Глаз коршуна приник к окуляру.
— Твою ж мать!
Высокохудожественно выматерившись, Моржик сорвался с места и, опасно лавируя между тяжелыми деревянными столами, кинулся к лестнице.
— Стой! Куда? — только и успел выкрикнуть полковник.
— За мелкими следи! — прилетело в ответ.
А потом только дробный топот ног по ступенькам.
Почесав в затылке, Лазарчук помахал официантке:
— Милая, не разменяете мне сотню металлическими десятками? Хочу полюбоваться видами с помощью этого вашего устройства. Похоже, он что-то интересное открывает…
Но к тому моменту, когда милая, но крайне неторопливая девушка вернулась к столу с кучкой мелочи, все интересное сместилось за пределы зоны обзора.
Тот, кто планировал эту зону отдыха, явно был законопослушным гражданином, потому что учел интересы правоохранительных органов в ущерб запросам публики.
Лавочки, равномерно расставленные на набережной, прекрасно просматривались с трех сторон. С тыла их более или менее прикрывали пунктирно высаженные молодые лиственные деревья, однако это не создавало даже иллюзии уединения.
Поэтому неведомые ценители приватности взяли дело (в смысле, лавочку) в свои руки и устроили уютное гнездышко в стороне от пешеходной зоны — под елкой, пышная юбка которой почти мела землю.
Не знаю, когда и как Ирка узнала об этом месте, но она привела нас туда уверенно и быстро, буквально за минутку.
В темно-зеленом шатре было сумрачно и прохладно.
— О, отличный карцер! — одобрила я, смахивая с лавочки еловые иголки и пивные крышки.
— Да, прекрасная пыточная! — подхватила Ирка, продолжая запугивать арестанта.
По Сениному тусклому лицу было видно, что это уже лишнее.
— Прошу всех сесть, — сказала я и опустилась на край скамьи.
— Прокурор посадит, — ответила Ирка, после чего приземлилась сама, утянув за собой и Сеню, который оказался между нами.
— Итак, приступим.
Я развернулась к мужчине:
— Арсений!
— Семен, — угрюмо поправил он.
— Неважно, — свободной от пленника рукой отмахнулась невежливая подружка. — Хоть Навуходоносор!
— А че сразу в ухо да в нос? — Сеня попытался отодвинуться подальше, но не смог.
— Семен, не волнуйтесь, мы не будем вас бить, — пообещала я.
Ирка посмотрела на меня скептически.
Я изменила формулировку:
— Мы не будем вас бить, если вы постараетесь нам помочь.
— А че надо-то? — Сеня не спешил ликовать.
В чем-то я его понимала. Налетели на мужика две явно ненормальные бабы, связали, затащили в кусты… Он же не знает, что мы с подружкой регулярно так развлекаемся, для нас это уже почти норма курортной жизни…
— А надо нам, Сеня, рассказать, какие посторонние жулики работают нынче в этой дивной местности. — Ирка свободной рукой очертила широкий полукруг с севера на юг.
— А я почем знаю? — рыпнулся Сеня.
— А вы, Семен, он же Садовник, тут известная личность, промышляющая нечистыми делишками, — вступила я. — И если до сих пор вам удавалось уворачиваться от цепких лап закона, то кража кошелька с деньгами у моей подруги в случае, если мы пойдем с этим в полицию, живо приведет вас прямиком в Заполярье. Вы же не хотите так радикально сменить климат?
Сеня помотал головой.
— Тогда давайте сотрудничать. Мы знаем, что местное преступное сообщество — это своего рода закрытый клуб, где чужаков не терпят. Территория у вас поделена, и нарушителя конвенции ждут большие неприятности…
— Как вы это узнали? — простодушно удивился Сеня. — Кто вам рассказал?
— Ильф и Петров.
— Не знаю таких…
— Они тоже не местные, — кивнула я.
— Короче, Сеня! — встряла Ирка. — Несколько дней назад на Цветочной объявился какой-то залетный фраер. Чего хочет — непонятно, но руки замарать не боится. Шастает по квартирам, одну женщину убил, еще паре граждан нанес телесные повреждения.
Я машинально пощупала голову. Шишка уже не болела, но рельеф еще не утратила.
— Поможешь его найти — получишь от нас амнистию, — закончила подружка.
— И тогда деньги можно не возвращать? — уточнил Сеня.
— Можно. — Ирка поморщилась.
— Ну, вообще-то Цветочная — это не мой район, но кое-кого я здесь знаю, — наш новый союзник расправил хилые плечи. — Как выглядит этот ваш, который залетный?
— Невысокий, худощавый, движения резкие, — припомнила я. — Действует, не раздумывая. Умеет работать отмычками, по голове бьет ловко — временно отключает одним ударом.
— Это все? Да тут таких резких валом! — присвистнул Сеня. — Весь молодняк, особенно если под кайфом, такие дерзкие пацаны. Не дай боже кому напороться ночью на стаю…
— Этот не местный, — напомнила я. — И он одиночка.
— Уже несколько дней отирается вокруг сорок четвертого дома на Цветочной, — добавила Ирка.
— Ну, я поспрашиваю кого надо, — пообещал Сеня и с намеком похлопал ладонью по запакованному в многослойный пластик набору из двух разнокалиберных локтей. — Отпустите уже!
Мы с подружкой переглянулись. Ирка пожала плечами.
Ну, мы же не думали, что с ходу получим адресок и телефончик залетного фраера?
Хотя я все же надеялась разжиться хоть какой-то полезной информацией.
Вздохнув, я размотала скотч, попутно произведя явно болезненную эпиляцию волосатого мужского локтя. Сеня шипел, но не роптал.
— Так смотри, постарайся что-нибудь узнать, — сурово напутствовала его Ирка. — Сдашь нам залетного — не будешь сам сдан полиции!
— Понял, — потирая оплешивевший красный локоть, скривился Сеня. — Разрешите идти?
— Идите, — позволила я, вручив завербованному агенту свою визитку с контактами для связи.
— И помни: мы знаем, как тебя найти! — припечатала Ирка.
В лучших традициях конспиративных встреч мы разошлись в разные стороны: Сеня из-под елки вернулся на набережную, а мы с подружкой отправились в противоположную сторону — к рынку.
— Я чувствую, что необходимо подкрепиться, — важно, как Винни Пух, и практически его же словами объявила Ирка.
В маленьком армянском кафе-пекарне у рынка мы съели по одуряюще пахнущему хачапури, в торговых рядах накупили винограда и персиков, а потом уже пошли домой.
— Кстати, — Ирка вздохнула, — я ведь выяснила, что у меня пропало.
— Настроение? — Я попыталась пошутить.
— Нет.
— Ну, не аппетит же?
— Хорош хохмить, я серьезно говорю, — подружка нахмурилась. — Вчера, ликвидируя разгром в квартире, я выяснила, что пропала одна очень дорогая мне вещь.
— Что именно? — Я замедлила шаг.
— Бабушкина вышитая подушка!
Я остановилась:
— Послушай, я точно помню, что вернула ее тебе.
— Ага, — согласилась Ирка.
— Ну а что в ней ценного? Я, признаюсь, никогда не присматривалась, но чем там твоя почтенная прародительница наволочку вышивала — золотой нитью и самоцветами?!
— Какая ты меркантильная! — Ирка подкатила глаза. — Бабушка вышивала обычными нитками мулине, но для меня ее работа бесценна!
— Так то для тебя! — подхватила я. — А с чего бы неведомому гаду чуть ли не с боем прорываться в квартиру, чтобы украсть подушку с вышивкой мулине? Или он тоже внук твоей любимой бабушки?
Ирка задумалась.
Я подтолкнула ее, чтобы мыслила на ходу, а то мы никогда так до дома не доберемся.
— Вообще-то ты знаешь, есть у меня пара троюродных братиков, которых я не видела со времен голопопого детства, — поразмыслив, сообщила подружка. — С тех пор кто-то из них запросто мог пойти по кривой дорожке, но повышенной сентиментальностью ребята никогда не страдали. Не вижу, с чего бы им тырить у меня бабулину подушечку.
— Теперь мы можем только гадать, — рассудила я. — Может, твоя бабуля вышила на наволочке карту пиратского клада!
— Вообще-то мой дедушка и вправду был моряком! — ахнула Ирка и окончательно застопорилась.
— Вообще-то я пошутила. — Я потянула ее за руку. — Мы обе помним, что на наволочке были изображены котятки. Кому она такая нужна? Скорее всего ты сама ее куда-то засунула. Поищи дома в пакете с грязным бельем или в стиральной машине.
— Может, ты и права…
Подружка со мной согласилось, но я видела, что с мыслью о том, что пропавшая подушечка имела некую общечеловеческую ценность, она прощается неохотно.
Помню, я тоже была горда и счастлива, когда облезлая деревянная доска, которой моя белорусская бабушка прикрывала кадушку с квашеной капустой, оказалась пейзажем с типично шишкинскими медведями. К сожалению, быстро выяснилось, что картину еще в бытность студентом худграфа нарисовал мой папа, так что осчастливить человечество возвращением утраченного шедевра не получилось.
— Давай возьмем у Артура Хачатуровича бутылочку «Изабеллы»? — предложила Ирка.
Я кивнула: правильно, горечь разочарования отлично смывается красным полусладким.
Проходя мимо шашлычника, мы озвучили свой заказ.
— Парень сделает, спускай пакет, — невозмутимо кивнул Хачатурович.
Я убедилась, что экспресс-доставка в окошко действительно стала штатной опцией в наборе услуг нашего шашлычника.
Мы с Иркой пошли ко мне. Сначала по очереди приняли душ, потом подняли на резинке посылку от Хачатуровича пластиковой бутылкой домашней «Изабеллы» и шашлыком, наскоро и без затей сервировали стол и сели ужинать.
Закон вселенской подлости сработал как часы: едва я вонзила зубы в сочное жареное мясо, запел мой мобильник.
Я прожевала мясо, вытерла руки — мобильник все вопил. Достала аппарат из сумки, посмотрела на дисплей и сообщила подружке:
— Это Серега.
— Лазарчук? — Ирка то ли потерла руки, то ли размазала по коже полезный жир. — Включи на громкую.
Я так и сделала.
И чуть не оглохла от гневного:
— Ленка! Я не понял!
— Знал бы ты, Серега, как много в моей жизни было таких непонятливых, — хладнокровно заметила я, надеясь, что мой нарочито спокойный тон хотя бы отчасти передастся взвинченному собеседнику. — Особенно когда я работала учителем русского языка в коррекционном классе — пятом «Г»… А ты чего конкретно не понимаешь?
Ирка, бессловесно одобряя мою манеру беседы, подняла вверх большой палец.
— Я не понимаю, мне это только кажется или вы с подружкой действительно выбились в теневые хозяйки микрорайона, а на Цветочной у вас блатная хаза? — не задержался с ответом полковник.
Ирка поспешно повернула руку большим пальцем вниз. Я не поняла, был ли то классический древнеримский знак гладиатору «Добей противника!» или же подружка так давала знать, что наше дело плохо.
— Какая блатная хаза?! Да у нас тут как в самых благородных домах Парижа! — возмутилась я.
И слегка отвернулась от стола, чтобы не видеть пластиковую «литрушку» с домашним вином и дымящиеся куски мяса.
Натюрморт слегка компрометировал наш благородный дом.
— Да? — не поверил мне вредина Лазарчук. — Тогда объясни, почему вы как-то связаны со всеми криминальными происшествиями в округе!
— Ну, уж так прям и со всеми, — пробормотала я несогласно. — А с чем на этот раз?
Лазарчук в трубке сердито посопел. Не иначе, считал до десяти, надеясь успокоиться.
Э нет, дружище ты наш полицейский! С нами и до ста десяти недостаточно будет!
— В ста метрах от вашей Цветочной патруль задержал избитого гражданина, — сказал Серега. — Некоего Семена Маркушина, местного прохиндея по кличке Садовник…
— Это не мы! — возмутилась я.
— Мы не имеем к этому никакого отношения! — поддержала мой протест подружка.
Услышав ее, полковник охотно сменил собеседника:
— Тогда скажи мне, Ирина, почему у него в бумажнике твоя визитка?
— Какая визитка? — спросила я.
Ирка пнула меня под столом и спросила иначе:
— Какой бумажник?
— Какое это имеет значение? — не понял Лазарчук.
В отличие от меня он не знал, как нежно любила Иришка украденный у нее недавно бумажник из красной телячьей кожи с тиснением. Не говоря уж о том, как она любила все его штатное содержимое, включая купюры, монетки, кредитки и визитки.
— Не вздумай спросить про кредитки, — тишайшим шепотом предупредила я подружку.
Она закрыла рот.
— Сереж, ты же сам ответил на свой вопрос, — рассудительно молвила я. — Этот гражданин Морковкин…
— Маркушин.
— Да хоть Навуходоносор! Ты сказал, он садовник, а у Максимовых серьезный бизнес по продаже посадочного материала. Это явно профессиональный контакт. Может, он хотел у Ирки проконсультироваться или, наоборот, поделиться с ней ценной информацией.
Подружка беззвучно похлопала в ладоши. Я приняла аплодисменты благосклонным кивком.
Ведь выкрутилась и даже практически правду сказала!
— Ладно, предположим, я поверил.
Ирка помотала головой. Да я и сама поняла: не поверил. Сейчас еще что-то выдаст.
И выдал:
— Лен, а твоя-то визитка в его кармане откуда? Ты же не торгуешь семенами и удобрениями? Где Садовник, а где пиар?
— Э-э-это не пиар, а журналистика, — вывернулась хитрая я. — Я помогаю знакомой столичной журналистке с подготовкой материала о безопасности на курорте, а для статьи требуется интервью представителя, так сказать, темной стороны. Мне обещали найти подходящего человека, видимо, это и есть тот Маркошин.
— Маркушин. И кто это тебе такое обещал?
— Начальник службы безопасности вокзала Ричард Лаэртович, знаешь такого? Мы с коллегой как раз сегодня были у него по этому самому вопросу.
Ирка изобразила мимический этюд «Снимаю перед вами шляпу». Я раскланялась перед воображаемым залом.
— Лаэртович? Знаю, нормальный мужик, — полковник заметно успокоился. — Ладно, тогда пока все, отбой.
Я выключила телефон и шумно выдохнула:
— Фуууух… Какая все-таки тяжелая публика — эти ваши полицейские полковники!
— Да все мужики такие, — махнула рукой подружка. — Как втемяшат себе в голову какую-нибудь ерундистику, так не выбьешь ее оттуда! Вчера Моржика еле убедила, что голый дядька в ванной не ко мне приходил. Полночи добивались взаимопонимания!
— Добились?
— Полного!
Ирка мечтательно улыбнулась и поделилась планами:
— Моржик нанял пацанам сразу двух нянек. Уложит их спать и приедет ко мне. Будем крепить взаимопонимание.
— Кровать не сломайте, — хмыкнула я.
— За это надо выпить. — Повеселевшая подружка потянулась к бутылке и налила нам вина.
Мы чокнулись бокалами, но выпить не успели — отвлек сердитый вопль за стеной:
— Ир-р-рина!
Подвески на люстре жалобно зазвенели. Ирка побледнела:
— Это мо-мо…
— Моржик, — подсказала я, исключительно из деликатности опустив вариант «монстр».
— Мо-мой му-муж!
— «Му-муж» как-то не очень звучит, — заметила я, усилием воли сохраняя спокойствие. — Хотя мычанье вполне органично сочетается с этим ревом Минотавра.
— Это кто тут вам рогатый мужик?! — возмутился му-муж Мо-морж, распахивая дверь и грозно воздвигаясь на пороге.
— Милый, мы же вчера уже выяснили, что у тебя нет поводов для ревности! — тщательно скрывая беспокойство, напомнила ему Ирка.
— Так то вчера! А сегодня повод снова появился! Я видел вас на лавочке. Кто это был, такой тощий?
Ревнивец прошел к столу, бесцеремонно хапнул ближайший бокал и разом осушил его.
— Еще? — Хитрая Ирка услужливо потянулась к бутылке.
— Так, забирайте вино и закусь, мне уже ничего не хочется, кроме тишины и покоя, — объявила я, сунув в руки Моржику бутылку и тарелку с шашлыком. — Вам только дай повод укрепить взаимопонимание, вот и топайте к себе, а я спать лягу. У меня нервы не железные.
— У меня тоже ничего железного нет, — буркнул Моржик, но послушно потопал к двери.
Следом за ним, льстиво мурлыкнув «Не скромничай, любимый!», выкатилась Ирка.
— Какая блатная хаза? Типичный сумасшедший дом! — проворчала я, закрывая дверь на ключ.
Наивная! Я думала, это обеспечит мне нерушимый покой до утра!
Как бы не так!
Минут через десять после ухода Максимовых раздался настойчивый стук в дверь.
А я, прекрасно понимая, что трудный путь к взаимопониманию мои соседи будут преодолевать преимущественно лежа, уже заткнула уши комочками ваты и поняла, что кто-то рвется в мою квартиру, далеко не сразу.
Мне понадобилось время, чтобы осознать, что ритмичный стук соответствует мелодии героической песни со словами «Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!».
Максимовы, при всем моем к ним уважении, не могли сливаться в экстазе столь творчески, чтобы производимый в процессе шум образовал идеальное сопровождение для исполнения знаменитой песни на стихи Василия Ивановича Лебедева-Кумача. Поэтому я подошла к двери и поинтересовалась личностью виртуоза-барабанщика:
— Кто там?
— Ох, ну, наконец-то! — донесся из коридора знакомый голос. — Ты, что, уже спишь?!
— Лазарчук, — вздохнула я, открывая дверь. — А что, по-твоему, я должна делать в поздний час?
— Варить колдовские зелья, строить козни и искать приключений на нижние девяносто?
Серега через мое плечо заглянул в комнату, бурлящего котла, плящущих вокруг него чертей и иных признаков локального шабаша не увидел, кивнул и поманил меня пальцем:
— Иди-ка сюда.
— Зачем? — уточнила я настороженно. — Если за приключениями, то, спасибо, уже не надо.
— Не заболела? — хмыкнул Лазарчук.
Подхватив мой локоток в жалкой пародии на галантность, он подвел меня к порогу квартиры напротив той, в которой уединились Максимовы, распахнул дверь и предложил:
— Понюхай и скажи мне, что ты об этом думаешь.
Я неохотно сунулась в чужое жилище и сморщила нос:
— Фу! Тут кто-то умер?
— Ага, значит, мне не померещилось.
— Определенно тут воняет дохлятиной, — подтвердила я, помахав перед носом ладошкой.
— А я понадеялся, что у меня профессиональная деформация, проявившаяся в обонятельной галлюцинации, — сказал Серега и звучно поскреб подбородок. — Хм… Не вижу, где тут можно спрятать труп… Пол плиточный, шкафы и полки пустуют, я уже проверил.
— А чей труп?
— Откуда мне знать? — удивился полковник. — Я же его не вижу!
— А кто тут живет?
— Я. В смысле, снял квартиру Моржик, а ночую в ней я.
— Давно?
— Со вчерашнего дня, как приехал. — Серега тоже принюхался и скривился. — Но завоняло так мощно только сегодня.
— Значит, труп образовался еще до твоего приезда, — решила я.
— А вы с Иркой в последнее время никого не того? — непринужденно поинтересовался полковник и получил подзатыльник. — Ай! Я понял, не виноватые вы, он сам! Ладно, иди в кроватку, соня, я вызову группу, ребята разберутся, откуда тут трупная вонь.
— Может, из вентиляции? — подсказала я еще, но полковник уже потерял интерес к разговору со мной, дилетантом, и принялся вызванивать своих специалистов.
Я вернулась к себе. Спать мне уже расхотелось — возникло желание дождаться результатов проверки, которую учинят специально обученные коллеги Сереги.
Некоторое время я тупо слонялась из угла в угол.
Потом сварила кофе.
Выпила его.
Сделала себе маску из кофейной гущи.
Прилегла с книжкой — и задремала.
А проснулась опять от художественного стука в дверь!
— Это что было? «Спят усталые игрушки, книжки спят»? — спросила я, впуская Лазарчука.
— «Одеяла и подушки ждут ребят», — подтвердил он. — И только мне одному негде преклонить голову, потому что мою квартиру провоняла чертова дохлая птичка! Представь, она как-то попала в пространство между бетонным перекрытием и натяжным потолком, выбраться оттуда не смогла, закономерно сдохла и навоняла, как целый бегемот!
— Так это была птичка! — Я обрадовалась.
Не тому, что живое существо откинуло лапки, хвостик и крылья, и не тому, что полицейский полковник превратился в бомжа, а тому, что прояснилась личность таинственного бегуна по потолку. Стало быть, это не человечек-паучок был, не крыса и не мышь. Всего лишь птичка!
— Она сначала у Ирки по потолку топала, а потом куда-то убежала, и больше мы ее не видели, — объяснила я Лазарчуку.
— То есть я был прав, когда сказал, что вы с подружкой замешаны во все криминальные истории в округе, — съехидничал он.
— Птичка разве умерла насильственной смертью?
— Вроде нет.
— Тогда какие к нам претензии?
— Претензий нет, есть нижайшая просьба, — Серега разительно переменил тон. — Пусти меня переночевать! Согласен лечь на полу и обещаю лежать тихо-тихо, как мышка!
— Лишь бы не как дохлая птичка, — хмыкнула я и включила верхний свет.
— Ой! — Лазарчук уставился на меня с неописуемым выражением. — А ты сама-то живая?!
— Что за вопрос? — Я опешила. — С чего бы мне быть неживой?
— Ну, с вашей-то бурной жизнью случаев отойти в мир иной хоть завались. — Серега прищурился. — Просто у тебя морда странно темного цвета и как будто даже мухами засиженная!
— Что? — Я метнулась к зеркалу и нервно заржала. — Да это масочка!
— Хэллоуинская?
— Кофейная! Для освежения кожи лица! — Я поспешно умылась.
— М-да, что такое освежение, каждый понимает по-своему. — Лазарчук профессионально быстро осмотрелся, сориентировался и взял со стола бокал с вином, которое я так и не выпила. — Сухое?
— Полусладкое.
— Неважно. — Он с откровенным удовольствием выдул мой напиток и закусил конфеткой. — Так ты уложишь меня спать?
— Уже напоила, накормила, придется и дальше действовать по сказочному протоколу, — вздохнула я.
— Тогда я еще в баньке попарюсь, а ты пока мне постелишь, да? — Наглый товарищ утопал в ванную.
Я постелила ему на полу, не пожалев одеял и подушек, и вскоре мы уже улеглись, каждый на свое ложе.
— Спокойной ночи, — выключая ночник над кроватью, вежливо пожелала я гостю.
— Хр-р-р, — ответил он.
Служивый человек Лазарчук рухнул в сон, как по команде «Ложись!», а меня бог Морфей бессовестно динамил. Не раскрывал мне свои объятия, вот хоть ты тресни!
Меж тем какой-то треск и впрямь имел место быть. Время от времени в темной комнате звучало то короткое «хрррр», то более распространенное «хрррр-бум». Один раз даже целое «хррр-бум-шмяк». Я догадалась, что досадный сбой навигации привел в мое окно какое-то крупное ночное насекомое.
Уснуть с таким знанием стало еще более проблематично.
Не вставая, я дотянулась до шторы и сдвинула ее в сторону. В слабом свете забортных ночных огней рассмотрела стены и потолок.
Незваный гость — то ли толстая ночная бабочка, то ли длинный жук — устроился прямо под плинтусом натяжного потолка в полутора метрах над моей головой. Висел там и не жужжал, беспокоя меня как фактом своего присутствия, так и перспективой внезапного контакта. Очень не хотелось, чтобы среди ночи эта гадость ляпнулась мне на макушку!
— А что ты можешь сделать? — задумался мой внутренний голос.
Я включила фантазию.
Фантазия предложила мне выбор: прицельно метнуть в насекомое тапок, засосать его пылесосом или зафиксировать сверху оставшимся у меня перцовым пластырем, благо тот как раз подходящего размера. В отличие от поступившего последним совета пристрелить жужуна из табельного пистолета Лазарчука (нереального по целому ряду причин, из которых главной было отсутствие у полковника пистолета) все ранее предложенные варианты были вполне рабочие, однако они приводили ночного гостя прямиком в рай для насекомых. А я не считала правильным убивать живую тварь только за то, что она пришла с визитом не по адресу.
Но спать в одной комнате с родственником Чужого? Не-е-ет! Хватит того, что я приютила бездомного гуманоида!
И тут я вспомнила.
Помимо пресловутых сапог, Моржик оставил в соседней квартире кучу вещей для рыбалки: брезентовый плащ, непромокаемую шляпу, удочки и сачок. К нему-то меня и потянуло, как иголку к магниту.
Ключ от соседней квартиры, принадлежавший вчерашнему голому типу, так и лежал на столе. С ним я могла незаметно явиться к Максимовым, которые наверняка уже спали, и взять сачок. Я даже знала, где именно его взять, — в углу за шкафом.
Я встала и из соображений соблюдения приличий — ввиду присутствия в доме чужого мужчины, а также в связи с возможностью встречи с кем-нибудь в коридоре — надела плотный и длинный банный халат. Сунула в глубокий, едва ли не до колена, карман ключи, а в тапки — ноги и пошла к Максимовым.
Разумеется, вламываться к ним, как красный командир продотряда в кулацкую хату, я не стала.
Сначала послушала под дверью и убедилась, что за ней царит полная тишина. Потом почти беззвучно провернула ключ в замке, тихонько вошла в квартиру и, экономно подсвечивая себе ослабленным до минимума фонариком мобильника, нашла за шкафом сачок. Взяла его, а заодно прихватила и оставленную на видном месте собственную скалку, решив, что скалка вблизи пары, склонной к бурным семейным сценам, это все равно что ружье на стене в первом акте пьесы: рано или поздно обязательно нехорошим образом интегрируется в сюжет.
Скалка удобно поместилась в глубокий карман, сачок непринужденно возлег на плечо.
Может, я и смотрелась как псих на прогулке — в махровом белом халате, с сачком на плече и скалкой в кармане, но покрутить при виде меня пальцем у виска было некому. Ирка с Моржиком посапывали, как пара ежиков, а в коридоре было пусто.
Я вернулась к себе, и тут моему одинокому бдению пришел конец, потому что я увидела восставшего Серегу.
— Чего ты вскочил, лунатик? — полюбопытствовала я.
Дружелюбно полюбопытствовала и даже весело, но он дернулся как ужаленный.
Обернулся ко мне…
И тут я поняла, что это вовсе не Лазарчук!
Пришлый лунатик был мельче, чем Серега, по всем статьям, да и держался совсем по-другому, отнюдь не демонстрируя военной выправки — он ссутулился и присогнул ноги в коленях, как бандерлог перед прыжком.
— Берегись! — рявкнул мой внутренний голос.
Предупредил он, я полагаю, меня, а поберечься-то стоило пришлому.
Чингачгук, как говорится, два раза на одни грабли не наступает!
Я категорически не желала вновь получить по голове, и на сей раз без раздумий атаковала первой.
Наверное, мои далекие предки ходили с рогатиной на медведя, и управление моими действиями взяла на себя проснувшаяся генетическая память. Я ловко и точно по самые плечи накрыла пришельца сачком и еще вдавила его металлический обод во вражье горло, удерживая гада на безопасном расстоянии от себя.
Гад задергался и вцепился руками в свой сетчатый колпак, пытаясь его сорвать и раздирая ткань.
А я выпустила ручку сачка, сделала один шаг (маленький для человечества и большой для человека), выдернула из махровых ножен на боку купального халата скалку-убивалку и решительно стукнула по вылупившейся из продранной сетки голове.
— Тюк! — провозгласила скалка в ознаменование встречи.
— А-а-а? Х-х-х-х-х… — выдохнул пришелец, плавно оседая к моим ногам.
— А твое фэнтези, оказывается, исполнено подлинного реализма! — одобрительно отметил мой внутренний голос.
Но мне было не до литературного анализа.
— Лазарчук! — скандальным голосом, идеально сочетающимся со скалкой в руке, взвизгнула я. — Ты чего тут зря матрас пролеживаешь?! По квартире шастает невесть кто, а ты спишь как убитый!
— А вдруг он и вправду убитый? — испугался мой внутренний голос.
— Лазарчук, а ты живой? — позвала я, сбавив тон.
Не получив ответа, отпихнула в сторону тело павшего врага, упала рядом с импровизированной постелью друга и потрясла его как грушу.
Безрезультатно.
— Се-ре-о-о-ога! — завыла я.
— Му-у-у, — мученически простонал он в ответ.
— Живой! — обрадовалась я, мгновенно выйдя из роли плакальщицы. — А почему стонешь? Ранен? Черт, ничего не видно!
Заламывать руки было некогда. Я развила бурную деятельность.
Проскакала к выключателю, зажгла свет. Вернулась к полковнику, поворочала его вялое тело, видимых повреждений не нашла, нащупала пульс. Переползла к чужому, обмотала его скотчем, потом тоже нашла пульс.
Обнадеженная находками, побежала к Максимовым, чтобы поднять их по тревоге, но… не подняла!
Ирка и Моржик дрыхли беспробудно!
Пощупала пульс и у них.
Нашла, а что толку?
Выругалась беспомощно.
Вернулась к себе, трясущимися руками обыскала карманы штанов, сброшенных Серегой, нашла его мобильник и позвонила на номер, стоящий последним в списке исходящих.
— Лазарчук, твою в бога, в душу, мать, что у тебя еще в такой-то час?! — после длинной серии гудков, которую я прослушала, упрямо закусив губу, отозвался злой и сонный бас.
— У него что-то вроде комы! — деловито сообщила я. — Лежит и мычит, не приходя в сознание!
— Пьяный? — помолчав пару секунд, предположил бас.
— Один бокал «Изабеллы» считается?
— Да ну, это несерьезно.
— Тогда не пьяный. Возможно, стал жертвой нападения злоумышленника, который проник в квартиру, пока мы спали! — доложила я.
— А вы вместе спали? — заинтересовался бас.
— Порознь! Но в одной комнате. И в какой-то момент я на минуточку вышла, а когда вернулась, Серега уже был в полном ауте, а посреди комнаты стоял какой-то мужик…
— Пьяный?
— Слушайте, что вы заладили — пьяный, пьяный! — рассердилась я. — Откуда я знаю, какой он? Я его не нюхала! На фиг мне его нюхать, дала по башке скалкой — и все дела!
— Девушка, а вы вообще кто? — запоздало поинтересовался бас.
— Елена меня зовут…
— А-а-а! Та самая?! Тогда все понятно!
— Рада за вас, потому что мне лично понятно далеко не все, — пробурчала я. — Так что, вы приедете?
— Куда ж мы денемся…
— Пишите адрес. — Я обрадовалась. — Улица Цветочная…
— Да знаем, знаем.
— А «Скорую»…
— Вызовем.
С приездом коллеги Лазарчука, надо отдать им должное, не задержались. Прибыли даже раньше «Скорой». Я ждала их, стоя в проеме открытой двери. За моей спиной на полу вытянулись две аккуратные параллельные гряды — Серега и незнакомец.
— О, какая знакомая техника работы со скотчем! — обрадовался басовитый товарищ, взглянув на обмотанного липкой лентой пришельца.
— Опа, кто-то прокололся, — прокомментировал мой внутренний голос.
Я сделала вид, что ретируюсь, чтобы не мешать служивым работать, и улизнула к Максимовым.
Супруги все так же дрыхли, так что медиков «Скорой помощи» имело смысл завести и к ним. Состояние нестояния, в которое массово впали друзья, меня здорово беспокоило.
— А ты выпей — и успокоишься, — посоветовал мне внутренний голос.
Выпивка в доме была — в бутылке на столе осталось с полстакана «Изабеллы».
Не раздумывая, я выхлебала вино, как воду, и чинно присела на стульчик, ожидая, когда «лекарство» подействует.
Через пару минут вдруг ужасно захотелось спать. Я потерла слипающиеся глаза, зевнула, поудобнее пристроила голову на спинке стула и плавно отчалила в туман.
— Пья-а-ана-я-а-а? — донеслось еще до меня, быстро уплывающей в глубокий сон.
Ответить, к сожалению, не получилось.
