День шестой
Я проснулась раньше всех и не сразу поняла, что именно меня разбудило. Не будильник, не телефонный звонок, не шум за окном…
А, вот что: встроенное чувство ответственности!
Пришел мой черед выносить мусор.
— Да брось, какой мусор? — зевнув, отмахнулся от дежурного подвига мой внутренний голос. — После вчерашнего погрома вся Иркина квартира — сплошная помойка, и одно-единственное ведерко с мусором никак не изменит общую картину! Для наведения порядка придется вызывать профессиональный клининг. Спи дальше!
Но мне уже не спалось. Я сообразила, что завтракать мы будем у меня, и попыталась вспомнить, каков нынче внутренний мир моего холодильника.
По всему выходило, что скуден.
Воображение красным по белому в эффектном минималистском стиле нарисовало заиндевевшую бутылочку кетчупа, одиноко и горделиво высящуюся на фоне снежных сугробов…
Я смущенно засопела, вылезла из постели, тихо оделась и пошла добывать пропитание для компании из четырех человек, на три четверти состоящей из едоков повышенной прожорливости.
В пекарне тетушки Ануш уже поспели лаваши и хачапури — я взяла по паре того и другого. В круглосуточном магазинчике под вывеской «Да, еда» я купила молоко, сметану, масло, овсяные хлопья и банку меда. Пробегая мимо стеклянного павильона «Сувениры», зацепилась взглядом за шеренгу белых «олимпийских» медведей и решила порадовать пацанов неожиданным, но желанным подарком. Пусть вдали от солнечного Адлера вспоминают добрым словом любящую их тетю Лену…
Подарок пришелся очень кстати.
Особо мощный сдвоенный рев я услышала сразу же, как только вышла из лифта.
Ревели в моей квартире.
Богатые обертона глубоких голосов и суперэмоциональное исполнение не оставляли иных вариантов: либо это Фредди Меркьюри в дуэте с Монсеррат Кабалье — либо пока еще менее известная, но перспективная пара Масяня — Манюня Максимовы.
Фредди уже покинул этот мир, а Монсеррат я к себе нынче не ждала, потому что две некрасовско-рубенсовские красавицы в одной маломерной квартирке — это перебор.
— Значит, Масяня и Манюня, — вздохнул мой внутренний голос. — Как кстати ты купила им утешительного мишку!
Я вытащила медведика из пакета с продуктами, прикрылась его плюшевым телом, как щитом, переформатировала свое заурядное сопрано в мажорный дедморозовский бас и смело шагнула в сотрясаемую децибелами квартиру со словами:
— Здра-а-авствуйте, дети!
— Смотрите, дети, кто к нам пришел! — без промедления вступила с партией Снегурочки Ирка. — Миша, мишенька, медведь!
— Хватит, Мишенька, реветь! — подхватила я-Дед Мороз.
И дети затихли.
— Брось им игрушку, быстро! — напряженным шепотом скомандовала мне подружка.
Я послушно катапультировала медведика — и вовремя: Масяня и Манюня уже стартовали, как две ракеты.
Не последуй я совету мудрой Ирки, сдвоенным ударом меня унесло бы обратно в коридор. А так самонаводящиеся дети вовремя изменили траекторию, подпрыгнули и в четыре руки выхватили игрушку из воздуха, никого не травмировав.
— А еще я купила продукты для завтрака! — радостно возвестила я, отвлекая пацанов уже от медведика, которому всерьез грозило четвертование. — Хачапури! Лаваш! Молоко! Сметана! Мед!
Эффектно (в стиле Питера Бурга, мастерски работающего со шляпой фокусника) я извлекла из пакета покупки и выразительным жестом пригласила присутствующих к столу.
Едва мы закончили завтрак, как настойчиво затрезвонил подружкин мобильник.
— Моржик прилетел в Сочи, — отлепив от уха трубку, сообщила Ирка. — Просил не уходить из дома, сказал, что они скоро будут.
— А кто — они? — насторожилась я.
Включив детям мультики, мы с Иркой вышли во двор, старательно сформировали на лицах наиприветливейшие улыбки и встали на крыльце плечом к плечу а-ля верные крепостные, встречающие любимого барина.
Задние двери подъехавшего такси синхронно распахнулись, и из машины выбрались Моржик и Лазарчук.
— Их только двое? — Ирка вытянула шею, высматривая еще пару крепких мужских фигур.
— Значит, мои еще не в курсе. — Я выдохнула с облегчением. — До солнечного Крыма дурные вести не дошли!
— А это упущение. — Подружкин муж и наш общий друг переглянулись.
— Но-но! — сказала я им строго и с понятным намеком. — Птички, которые слишком много чирикают, у нас тут долго не живут!
— У вас тут вообще смертность явно повышенная, не заживешься, — ехидно хмыкнул Лазарчук.
Я поморщилась.
Ясно было, что неприятного разговора на неизбывную тему «Дуры-бабы, вечно во что-то вляпывающиеся» нам не избежать, но я не ожидала, что это случится так скоро.
— Ленка, не язви, это не в наших интересах! — торопливо нашептала мне на ухо Ирка.
Она всплеснула руками и слетела с крыльца с приветственным воплем в лучших народных традициях:
— Здравствуйте, здравствуйте, наши дорогие! Поди, устали с дороги, сердешные? А вот мы сейчас вам накормим, напоим…
— В баньке попарим, зажарим и съедим, — голосом Бабы-яги пробормотала я, узнав сюжет.
Отчетливо хмыкнул Лазарчук.
И чего это у него слух такой хороший?
— Бабушка Леголасовна, отчего у тебя такие большие уши? — пропищал мой внутренний голос.
— Серега, ты, случайно, не эльф? — спросила я друга, пропустив вперед Ирку с Моржиком.
Подружка ворковала голубем и вилась вьюнком, игриво, как дельфин утопающего пловца, толкая мужа боками.
— А что? Похож на эльфа?
Полковник приосанился.
— Болевшего в детстве, — хихикнула я.
— Язва, — привычно констатировал Серега. — Все б тебе хиханьки да хаханьки, а дело-то серьезное.
Он придержал меня у входа в лифт и жестом показал Моржику, что они с Иркой могут ехать.
Двери закрылись, кабина лифта ушла вверх.
Мы с полковником остались в сумрачном коридоре вдвоем, и я поняла, что шуточки закончились.
— А теперь живо колись, почему тебя интересовал сапожный нож? — приступил к экспресс-допросу Лазарчук.
— Потому что мы хотели проверить, относится ли окно Иркиной квартиры к типу тех, которые с легкостью открываются этим самым сапожным ножом, — отрапортовала я.
— И проверили?
— Конечно!
— И?
— Да!
— А где же вы взяли этот самый сапожный нож для своего смелого эксперимента?
— У Ирки свой нашелся.
Я отметила, как округлились глаза полковника, и сочла нужным дать пояснения:
— Она считает, если у человека есть сапоги, то должен быть и сапожный нож. Кстати, это логично.
— Да неужели? А если у человека есть две руки, то у него должен быть и двуручный меч?! Это же тоже логично!
Я мигом представила себе Ирку с притороченным вдоль позвоночника богатырским мечом — острие заботливо прикрывает копчик, над рукоятью боевым знаменем реет огненная шевелюра — и восхитилась:
— Хм, Серега, интересно, а ты не пишешь ли фэнтези?
— Я рапорты пишу! И протоколы читаю! И вот, знаешь, что интересное совсем недавно вычитал? Что причиной смерти гражданки Галосиной Софьи Викторовны стало несовместимое с жизнью ранение горла, нанесенное острым режущим инструментом, предположительно — сапожным ножом, который, кстати говоря, и был найден на месте преступления!
— Каким сапожным ножом? Тем самым, Иркиным?! — Я схватилась за голову. — И с ее отпечатками, наверное…
— Ну, положим, ее отпечатки смазаны, — снизил давление Лазарчук. — Но других следов на ноже нет, вероятно, убийца был в перчатках.
— Так! — Я цепко ухватила полковника за неуставную майку с покемонами. — Серега, ты должен вытащить Ирку из этого дерьма!
— А зачем же я здесь, по-твоему?
Я мигом отпустила полковничью майку и изобразила мимический этюд «Глубокое раскаяние».
Тут тихоходный лифт вернулся и выгрузил на первом этаже все семейство Максимовых в полном составе.
— Мы решили пойти в ресторан, потому что в доме тесно, а в холодильнике пусто, — радостно объявила Ирка. — Стойте все здесь, я через минуту подгоню машину!
— Зачем машину-то, до «Макдоналдса» всего три минуты пешим ходом по прямой! — напомнила я, прекрасно зная, какой именно ресторан предпочитают всем другим заведениям общественного питания самые главные — младшие — Максимовы.
Они, конечно, уже позавтракали, но от картошки фри и маффинов никогда не откажутся.
— Безопасности ради! — веско молвила подружка и указала взглядом на хмурого Моржика.
Отец семейства явно успел выразить недовольство организацией безопасного отдыха супруги и потомков, и Ирка спешила исправиться.
В столь критической ситуации идеально было бы поднять качество охраны труда и безделья на уровень пулеметной вышки, но на рубежах нашего дома никаких оборонительных сооружений не имелось, поэтому подружка подогнала прямо к крыльцу подъезда свой четырехколесный танк.
Откровенно демонстрируя недоверие к проштрафившейся супруге, Моржик сам сел за руль. Лазарчук устроился рядом с ним на пассажирском сиденье, а нам с Иркой и мелкими пришлось тесниться на заднем диване. В итоге мы высились там, как многоярусные снеговики: у меня на коленях сидел Масяня, у Ирки — Манюня, а у Манюни — новый белый медведь.
В мишку пацаны вцепились так, словно он был их третьим индийским близнецом, утерянным во младенчестве и чудом найденным. В ресторан игрушку не взяли только потому, что Ирка твердо сказала:
— Чтоб вы знали, кетчуп и сырный соус с белых медведей практически не отстирываются. Измажете игрушку — придется ее выбросить.
Еды подружка заказала целую гору и всякий раз, когда Моржик или Серега открывали рот, чтобы начать застольную беседу пограничного формата «допрос — исповедь» с последующим (вероятно) отпущением наших с Иркой грехов, подружка подсовывала мужчинам очередную аппетитно пахнущую коробочку.
Я оценила этот ход как тактически правильный: по опыту знаю, что в плане общительности сытые мужики отличаются от голодных примерно так же, как персидские котятки от нильских крокодилов.
Наконец, все наелись. Пресыщенные дети приступили к бессмысленному и беспощадному выковыриванию из маффинов ягод черники, и Моржик, промокнув рот салфеткой, объявил:
— Ириша, пацанов я забираю в Краснодар.
— Нет! — вскинулась Ирка.
Моржик пристально посмотрел на супругу, и она поникла:
— Да, я понимаю.
— Мы снова приедем, как только закончится эта история со следствием, — пообещал Моржик.
— Вот, кстати, о следствии, — вступил полковник Лазарчук, коротко взглянув на часы. — Я прямо отсюда отправлюсь к местным коллегам и приму посильное участие в процессе, но сначала вы, девочки, расскажете мне свою версию этой криминальной истории.
— Слово предоставляется великому русскому писателю! — Ирка моментально перевела стрелки на меня.
— Спасибо, дорогая, — саркастично пробормотала я. — На самом деле я еще не уловила сюжета этой истории, и повествование мое, боюсь, будет пунктирным. Итак…
Я сосредоточилась:
— Все началось прекрасным летним утром, когда я вышла выбросить мусор и обнаружила во дворе свежий труп…
— Любопытно, как же ты поняла, что он свежий? — поинтересовался въедливый Лазарчук.
— Наверное, в отличие от мусора он не пах? — попыталась помочь мне подружка.
— Все проще, коллеги: накануне поздним вечером на этом месте никакого трупа не было, значит, он возник на старте нового дня, а все утреннее для меня по умолчанию является свежим, — объяснила я.
— Как утренняя выпечка, утренняя прохлада и утренние анализы, — любезно подсказала Ирка.
— Не сбивайте меня, не то я не выстрою хронологию!
— Да уж ты постарайся, — попросил Лазарчук.
— Итак, сначала я нашла труп, — повторила я для тех, кто успел забыть завязку сюжета. — А, нет! Вот, с чего надо начать: еще до трупа — накануне днем, когда Ирка с мальчиками спали, кто-то ковырял в замочной скважине не то ключом, не то отмычкой, но в дом не попал!
— Потому что я с присущей мне предусмотрительностью загодя подперла дверную ручку стулом, — похвалилась подружка и горделиво выпятила грудь, как бы намекая на то, что заслужила орден.
Выпячивание проводилось в сторону Моржика.
— Я всегда говорил, что паранойя — не худший диагноз, — пробормотал Лазарчук, и Ирка скуксилась.
А я продолжила:
— Вечером того дня, когда нашелся труп, я травмировала голеностоп: упала в душе и кое-что там сломала…
— Ногу? — Лазарчук скептически покосился на мои явно не поврежденные нижние конечности.
— Нет, штангу для шторки! Но это стало поводом для вызова ремонтной бригады и моего временного переселения в соседнюю квартиру, — ответила я. — Там, у Ирки, я уснула, а когда проснулась — увидела, что по шкафчикам азартно шарит некий персонаж в сером.
— Мужчина, женщина? Рост, возраст, особые приметы? — заинтересовался Лазарчук.
— Не знаю, не разглядела, он-она-оно сразу треснуло меня по голове пустой бутылкой, и я отключилась! — сообщила я, не скрывая сожаления. — А вечером того же дня сходным образом получил по голове Дарт Вейдер, которого Ирка пригласила посидеть часок-другой с детишками.
— Посиделки с Дартом Вейдером происходили в той же квартире? — уточнил Лазарчук.
Я кивнула.
— Не квартира, а аномальная зона какая-то! — возмутился Моржик. — И ты, Иришка, живешь там с детьми и безответственно замалчиваешь возникающие проблемы!
— А вот и не замалчиваю, мы сразу после того, как Вейдер получил контузию, позвонили Сереге! — возразила подружка и кивнула на Лазарчука. — Подтверди, Серый, что мы тебе звонили!
— Звонили, — вздохнул полковник. — И спрашивали, не было ли у позавчерашнего трупа при себе инструментов!
— Каких инструментов? — Моржик нахмурился.
— Каких, каких! Маникюрных! — рассердилась я. — У нас возникло предположение, что труп тот, будучи еще живым, разумеется, хотел забраться в Иркину квартиру через окно! А для этого ему могли понадобиться какие-то инструменты! Оказалось — и в самом деле у него был при себе сапожный нож! Серега сказал, таким ножом удобно окна открывать, мы проверили — и вправда, удобно!
— Могу я узнать, в чье окно вы ломились? — поморщившись, поинтересовался полковник.
— Ни в чье! — рявкнула я. — В окно глубоко засекреченной кладовки на первом этаже!
— Рассказывай дальше, — попросил Моржик.
— А дальше нам экспресс-доставили твою посылку — конверт с билетами на детскую тематическую вечеринку с ужином, и мы поехали в Лазаревскую, — вклинилась Ирка. — Кстати, спасибо тебе, дорогой, за этот приятный подарок, мальчикам очень понравилась пиратская вечеринка!
Моржик поднял брови:
— Пожалуйста, только я вам ничего такого не посылал. Я всего лишь деньги со своей карты на твою перевел, ты разве не заметила?
— Не заметила!
Ирка полезла за мобильником, проверила входящие сообщения и обрадовалась:
— Ой, правда, есть уведомление о пополнении счета!
— Стоп, стоп, стоп! — повысил голос Лазарчук. — Если посылка была не от Моржика, то от кого же?
— От того, кому нужно было гарантированно убрать нас из квартиры на несколько часов! — сообразила я. — Чтобы спокойно и без помех пошарить по шкафам и ящикам!
— А, так вот почему по возвращении мы застали такой разгром! Кто-то снова устроил шмон в нашей несчастной квартире! — дошло до Ирки.
Я посмотрела на нее недоверчиво:
— А ты, что, подумала, что это управдомша устроила такой беспорядок?! А потом покончила с собой в приступе глубокого раскаяния?!
— Ну-у-у… Лично мне было бы ужасно стыдно, если бы я так насвинячила в чужом доме в отсутствие хозяев. — Подружка покраснела. — Хочешь сказать, это была глупая мысль?
— Хочу сказать, что управдомшу убили, полоснув по горлу сапожным ножом! — Я выдала информацию, полученную от Лазарчука, и шокированная Ирка замерла с открытым ртом.
Безжалостный полковник звучно пощелкал пальцами перед ее носом:
— Ну-ка, отомри! Ты проверила, из квартиры что-то пропало?
— Что-то определенно должно было пропасть, — фыркнул Моржик. — Очевидно же, что злоумышленник что-то искал!
— Честно говоря, я еще не навела порядок после разгрома, — призналась Ирка. — Соответственно и ревизию имущества еще не провела.
— Так проведи поскорее, — посоветовал полковник и встал из-за стола. — Все, мне пора в райотдел!
— Мы подвезем тебя куда нужно! — подхватилась подружка.
— Заодно узнаем, где этот райотдел, — пробормотала я. — Мало ли, вдруг пригодится…
Мы вышли из ресторана, всем табором проследовали к машине и застыли вокруг нее, как персонажи «Ревизора» в знаменитой немой сцене.
Сквозь чисто вымытые стекла было прекрасно видно, что содержимое бардачка и полочки за задним диваном вывалено на пол, сиденья порезаны, а игрушечный медведик вспорот и выпотрошен.
Масяня и Манюня заревели как встречные теплоходы. Ирка бросилась их успокаивать.
Моржик поднял глаза к небу и вопросил, адресуясь, вероятно, к небесной канцелярии:
— Интересно, это у нас страховой случай или нет?
А я подергала за рукав Лазарчука и задала ему вопрос с намеком:
— Серый, скажи, пожалуйста, а автомобильную дверцу можно открыть сапожным ножом?
Полковник нехорошо выругался, бросил на меня бешеный взгляд и скомандовал:
— Ничего не трогайте, отойдите в сторону, я сейчас позвоню куда надо и вызову кого нужно!
— Спиши номерок, гляжу, полезный телефончик, — меланхолично посоветовал мне внутренний голос.
Сергей Максимов, в узком кругу друзей, родных и близких откликающийся на милое прозвище Моржик, не относился к числу тех косных личностей мужского пола, которые осуществляют тактическое планирование жизни по принципу «Выслушай женщину — и сделай наоборот».
Обычно он не только внимательно и с интересом выслушивал советы, рекомендации и пожелания любимой супруги Ирины Иннокентьевны, но и следовал им в тех нередких случаях, когда мнения супругов не расходились, как усы допотопной телевизионной антенны.
Однако в данном конкретном случае Моржик счел возможным и даже необходимым нарушить категорическое требование супруги не оставлять без присмотра малых детушек, так как считал, что куда важнее присмотреть за самой Иркой.
Оставив Масяню и Манюню готовиться ко сну под приглядом сразу двух квалифицированных нянь с ухватками и опытом, позволяющим одним взглядом сбивать летящего Карлсона, Моржик при поддержке и содействии дружественного полковника полиции разжился ключом от свободной от найма квартиры в доме на Цветочной — дверь в дверь с жилищем, которое снимала Ирка с детьми.
План Моржика был прост и точен, как боевая секира гнома.
Запершись в квартире изнутри, он тщательно протер специальной салфеткой для оптики дверной глазок и подтащил к порогу стул, оборудовав таким образом секретный наблюдательный пункт в непосредственной близости от места пребывания супруги.
Теперь Моржик был совершенно уверен, что ни одна преступная сволочь не сможет подобраться к Ирине Иннокентьевне без риска окриветь на левый глаз: у заботливого супруга доброй женщины с юности был прекрасно поставлен удар правой.
— И каков же твой дар, красавица? — задумчиво огладив бороду, спросил Рину старый волшебник.
Притащивший ее в этот мир и в этот конкретный замок юный маг «слегка за триста» скривился. «Красавица», как же! На рыжую буйволицу похожа. Кого помельче затопчет и не заметит.
Юный маг как раз был заметно помельче.
— Чего-чего? Какой вам еще дар, дедуля? — насупилась Рина. — Сегодня вроде не двадцать третье февраля и не День святого Валентина!
— Твой покровитель святой Валентин? — заинтересовался маг. — Ему ты служишь?
— Служат в армии и в театре, а я работаю! — огрызнулась красавица.
— Пастушка, что ли? Или доярка? — спросил юный маг.
— Что?! Сам ты пастух! А я менеджер салона сотовой связи! — Дева окинула магов победным взором, ожидаемого восторга не узрела и скривилась. — Ах да, вы же понятия не имеете о сотовых, темные…
— Мы не темные! Мы люди, а не дроу! — возмутился юный маг.
— Подумаешь, дроу-ведроу, — фыркнула менеджерша сотовой связи. — Вы такое хоть видели, нет?
Она вытащила из кармана свой мобильник. Испачканный, с треснувшим экраном, тот не выглядел очень уж презентабельно, поэтому Рина поменяла вопрос:
— Хоть слышали, нет?
Она привычно потискала сенсорные кнопки, и аппарат холодным женским голосом возвестил:
— Вызываемый абонент находится вне зоны действия сети.
— Артефакт! — распахнул глаза юный маг.
— Не-а, «Мегафон»! — точно в тон ответила ему Рина.
— Агафон? Знавал я одного мага с таким именем, — задумчиво молвил глуховатый волшебник.
— Вижу, ты продвинутый дед, — одобрительно хохотнула Рина.
— Все продвинутые, кроме меня, — пробормотала я и щелкнула мышкой, сохраняя текст, который продвигался крайне медленно.
Битый час я сидела за компьютером, старательно пытаясь погрузиться в дивный и прекрасный мир фэнтези.
И что?
Дивный и прекрасный воображаемый мир выталкивал меня обратно в суровую и бескомпромиссную реальность, как роскошная ванна с шампанским — пошлую резиновую уточку.
За стеной с энергичным шуршанием и стуками, навевающими мысли о нелегких крестьянских трудах на нивах и пашнях, возилась Ирка. Мое предложение помочь ей с наведением порядка в разгромленной квартире она отвергла, мотивировав отказ необходимостью лично и детально исследовать и классифицировать учиненный беспорядок.
— Ты не знаешь, где у меня что лежало, и не сможешь понять, если что-то пропало совсем, — сказала подружка. — Если хочешь помочь — озадачься ужином на две персоны.
Тут Ирка вздохнула.
Она чрезвычайно огорчалась тем, что количество персон, нуждающихся в регулярном питании, резко уменьшилось всего до двух, поскольку Моржик взял детей в охапку и переселился с ними в отель. Несмотря на то что гостиницу он выбрал хорошую, с питанием по системе «все включено», гиперзаботливая мамаша Максимова все равно переживала, как там ее мальчики без шестиразового домашнего питания и всеохватывающей маменькиной заботы.
Я решила вопрос с нашим ужином очень просто — одним звонком нашему придворному поставщику шашлыка. Артур Хачатурович пообещал отложить для нас с подругой кило жареных свиных ребрышек и заботливо держать их в тепле до нашего прихода.
На сей раз я не собиралась конструировать из хозяйственно-галантерейных товаров подъемник для доставки шашлыка на шестой этаж. Лифт исправен, так почему бы нам не сходить в кафе?
— Ладно, поедим в кафе, — согласилась подруга, явившись ко мне уже вечером. — А потом ты поможешь мне выбросить мусор. Одна я буду неделю возиться, там куча тряпок — я решила выбросить почти все, чего касались грязные лапы преступника.
— А не жалко?
Я вспомнила, сколько в соседней квартире разнообразного барахла, и подумала, что мы могли бы поднять бизнес на секонд-хенде.
— Не жалко, — отмахнулась подружка. — Все равно пацаны из вещичек, прикупленных к лету, почти повырастали, пора покупать новое тряпье, да и свой гардероб я не прочь освежить.
— Ладно, а куда же ты хочешь выбросить ваше старое тряпье? — не поняла я. — Ты же знаешь, что поблизости нет контейнеров, а мусоровозка придет только утром.
— Угу, но с тыльной стороны мини-рынка, который обращен к нам передом, а к бамбуковой рощице задом, есть площадка, куда торговый люд выставляет для вывоза разный хлам, не имеющий характера пищевых отходов, — приглаживая у зеркала встопорщенные кудри, просветила меня подружка. — Мы аккуратно сложим там стопки тряпья, и поутру их заберет мусоровозка.
— Ммм…
— Что?
— Не мешай, я думаю…
— А мычание как-то улучшает твой мыслительный процесс?
— А чего сразу мычание? — обиделась я. — Может, я мантру тяну? Сакральный звук «Оммм», способствующий успеху медитативной практики!
— Я бы предпочла банальный звук «Ам», сопутствующий успешной практике приема пищи, — призналась подружка. — Очень уж я голодная, прям как тигр! Пойдем уже трапезначать, а?
— Пойдем, а за едой я расскажу тебе, о мой великий тигр, какая светлая мысль меня только что посетила!
— А чего сразу великий? В смысле, толстый, что ли? — заволновалась подружка, оглядев свои бока.
Взгляд, направленный сверху, по касательной к упомянутым бокам, ушел в пол под углом.
— Я не толстый. Это из-за шерсти я кажусь объемным, — процитировала я симпатягу-мамонта из мультфильма.
Ирка поняла сказанное буквально и собрала свою суперобъемную головную шерсть в тугой узел:
— Так лучше?
— Просто прекрасно.
Мы вышли в коридор и, пока я тщательно запирала замок, подружка переместилась под дверь квартиры напротив.
Дождавшись, пока я справлюсь с замком и смогу уделить все свое внимание ей, Ирка вопросила:
— Вот интересно, каким образом собственники так быстро нашли замену погибшей управдомше?
— А почему ты думаешь, что они ее уже нашли?
— Потому что заселением жильцов всегда занималась исключительно Софья Викторовна, царство ей небесное и прах пухом, и, если у нас уже появились новые соседи, значит, приступила к работе очередная управдомша, — логично рассудила подружка.
— А почему ты думаешь, что у нас появились новые соседи?
— Так я же слышу, что за этой дверью кто-то возится!
Ирка сунулась лицом к упомянутой двери и попыталась заглянуть в стеклянный глазок.
— Бу! — сказала я.
Любопытная Варвара отпрыгнула в сторону и надулась:
— Ты зачем меня пугаешь?
— А ты зачем подглядываешь? Какая тебе разница, есть там кто-то или нет никого?
— Ну, знаешь ли! Соседи — они важнее родственников! Если соседи будут шуметь…
— Судя по отсутствию в коридоре колясок и детских велосипедов, малышей у них нет. — Я тоже применила дедукцию.
— Не только маленькие дети могут быть источниками большого шума, — авторитетно заявила подружка. — Представь, что там поселился честолюбивый музыкант, готовящийся выиграть конкурс по виртуозной игре на тромбоне! Или парочка горластых скандалистов-алкашей, или вообще трудолюбивый мастер с бензопилой и электродрелью, днем и ночью собирающий на дому собачьи будки и скворечники!
Мне показалось, что за дверью захихикали.
— Надеюсь, эти новые соседи не относятся к вышеперечисленным категориям граждан и не будут тревожить наш ночной покой! — громко произнесла я.
— Не относятся и не будут! — авторитетно заверил нас из-за двери загробный бас.
— Таким пугающим голосом упыри в фэнтези должны разговаривать, — доверительно нашептала мне подружка, и мы с ускорением двинулись в сторону лифта.
Ну их, этих упырей… В смысле, новых соседей.
Выйдя из дома, мы с подружкой устроились в кафе за столиком, максимально отдаленным от шансонье.
С четверть часа мы вообще ни о чем не говорили, только самозабвенно чавкали и сладострастно мычали — шашлык, как всегда у Артура Хачатуровича, оказался превосходен. Потом насытившаяся Ирка откинулась на спинку стула, смакуя наше любимое красное вино, удовлетворенно прижмурилась и напомнила мне:
— Ты обещала поделиться гениальной идеей.
— Просто светлой мыслью, — поскромничала я, тоже с удовольствием приложившись к бокалу. — Вот, слушай. У нас же нет сомнений в том, что твоя машина не просто так пострадала от вандалов?
— Ясен пень, в ней порылись так же, как в нашей квартире! — убежденно кивнула Ирка.
— И о чем это говорит?
— О том, что уровень преступности в этом городе почти такой же высокий, как цены!
— С этим не спорю, но вообще-то я о другом: по-моему, это говорит о том, что преступник за нами следит!
— Что? Мы под колпаком?!
Слегка нетрезвая подружка привстала и просканировала часть ближнего космоса вокруг нас таким внимательным и недобрым взглядом, что народ за соседними столами начал давиться и кашлять, как будто кафе накрыла эпидемия коклюша.
— Не пугай людей, — попросила я, аккуратным рывком за подол приземляя Ирку на стул. — Расслабься, в образе счастливой идиотки ты лучше впишешься в мой смелый план.
— И в чем же он заключается?
Подружка послушно размягчила закаменевшие черты и изобразила сладкую улыбку.
— Сейчас мы закончим трапезу, вернемся в твою квартиру, сложим приготовленные на выброс шмотки в коробки и пакеты и вынесем их на площадку в тылу мини-рынка…
— Вообще-то это был мой план, — ревниво напомнила подружка. — И мне он не кажется особенно смелым…
— Да, верно, смелым его делает вторая часть, до которой ты недодумалась, — не стушевалась я. — Оставив вынесенное из квартиры хламье на площадке, мы с тобой спрячемся в засаде и подкараулим того гада, который рылся в квартире и машине, потому что он вряд ли упустит долгожданную возможность свободно покопаться в твоих вещах!
— В самом деле отличный план! — воодушевилась Ирка. — Мы поймаем его и побьем!
— Поймаем и сдадим полиции, — поправила я.
— Поймаем, побьем и сдадим полиции!
На том мы и сговорились, после чего встали из-за стола и пошли претворять в реальность наш смелый план из двух частей с антрактом на вынужденное пребывание в засаде.
Детализацию смелого плана производили уже параллельно со сборами на выход.
— Во-первых, коробки поставим так, чтобы их было хорошо видно оттуда, где мы спрячемся. — Ирка загнула палец. — Во-вторых, оденемся удобно, но так, чтобы остаться неузнанными.
Я подняла брови.
— На всякий случай, — туманно молвила подружка. — Мы же планируем балансировать на грани закона! Лично я буду в этом!
Она продемонстрировала мне приготовленные джинсы и просторную тельняшку.
— Почему в полосатом? — не поняла я.
— Потому, что засада у нас с тобой будет в бамбуковых зарослях, а они с небольшого расстояния видятся отчетливо полосатыми, как штрихкод! — объяснила подружка.
— Но ведь штрихкод вертикальный, а на тельняшке полоски горизонтальные, — заметила я. — В сочетании они образуют весьма заметную клетку!
— Ничего страшного, при необходимости я лягу на бок и полностью сольюсь с местностью, — уперлась Ирка.
Она непоколебимо уверена, что эта балахонистая тельняшка ее заметно стройнит.
— С ума сошла? Нельзя лежать в бамбуковых зарослях! — испугалась я. — Ты разве не знаешь, что бамбук очень быстро растет, в Азии даже когда-то была такая страшная казнь: приговоренного сажали на побег бамбука, и он прорастал сквозь тело несчастного, мучительно его убивая!
— Эй, кто из нас специалист по растениям? — Подружка стукнула себя в грудь кулаком. — Да, бамбук в природе может вырасти на полметра за сутки, но это же максимум два сантиметра в час. Мы не будем залеживаться в засаде так долго! Так что не болтай, а одевайся, скоро стемнеет, а нам бы вынести коробки еще засветло. Не будем усложнять задачу нашему преступнику, пусть он с легкостью отследит вынос столь интересного ему мусора.
Я подошла к шкафу и закопалась в содержимое полки. Нужны темные джинсы и майка…
Стоп, а как мы спрячем лица?
— Ира, а для маскировки-то что? — Я озвучила возникший вопрос. — Думаешь, темных очков будет достаточно?
— Ой, а я потеряла свои темные очки! — Подруга было растерялась, но тут же нашла гениальное решение: — Ничего, я надену очки для плавания! В них меня совершенно точно не узнают!
— Но совершенно точно запомнят, — пробормотала я, представив, как это будет выглядеть.
— А на головы, чтобы спрятать волосы, мы повяжем вчерашние пиратские банданы, — постановила подружка. — И еще я усы себе нарисую карандашом для бровей.
Она быстро экипировалась, осталась вполне довольна своим собственным видом и обратила деятельное внимание на меня:
— Может, ты тоже нарисуешь себе усы и наденешь тельняшку? Для пущей гармонии и чистоты пиратского стиля?
— Может, мне еще деревянную ногу пристегнуть и попугая на плечо посадить? — съязвила я, немного сожалея, что размотала со своей пострадавшей ноги все бинты — а так бы, глядишь, они и сошли за деревянную ногу и порадовали бы Ирку, дополнив образ. — Нет уж, я буду просто в черной майке.
— С черепом и костями? — не потеряла надежды самозваная стилистка.
— Чего сразу с костями? — Я обиделась. — У меня и мясо кое-какое есть! Местами…
Некрасовско-рубенсовская красавица хмыкнула, но обсуждать мои мощи не стала.
Ее другое заботило:
— Обсудим, как будем действовать, когда рыбка клюнет.
— Куда клюнет? Кого клюнет? — не поняла я.
— Ну, заглотит наживку! В смысле, гад придет и начнет копаться в вещах! Как мы его брать будем?
— Ну-у-у-у…
Я осознала, что ключевой момент мы не продумали.
— Я знаю как! — сама же ответила Ирка. — Ты тихо подойдешь к нему и спросишь что-то невинное…
— Здравствуйте, у вас есть славянский шкаф?
— Невинное, я сказала!
— Кому на Руси жить хорошо?
— Не вызывающее подозрений! Типа, который час или как пройти в библиотеку. Только закурить не спрашивай, это классический зачин гоп-стопа, парень сразу насторожится.
— Ага, а вопрос о местонахождении библиотеки, вкрадчивым голосом озвученный ночью на помойке, он, надо думать, примет как должное, — съехидничала я.
— Заменишь библиотеку на что-то более подходящее, — отмахнулась подружка. — Короче! Ты отвлекаешь врага своим невинным вопросом, я незаметно подхожу сзади, хватаю его и обездвиживаю, и ты затыкаешь ему рот.
— Рот лучше не затыкать, а заклеивать, — поправила я, как матерый автор детективов. — Нужен широкий скотч или пластырь.
— Так скотч или пластырь?
Не дожидаясь ответа, Ирка полезла в сумку.
Я вспомнила, что у нее есть все.
— Пластырь крепче держится, но к нему еще понадобится нож или ножницы, это будет несподручно, — рассудила я. — Давай скотч.
— Все тебе будет сподручно, у меня есть такой пластырь, который не в рулоне, а отдельными пластинками. — Ирка вручила мне пачку листов размером примерно с ладонь. — Держи!
— Удобная штука, — оценила я. — А скотч все же тоже возьми, вдруг обездвижить гада понадобится основательно и надолго.
Нагрузившись коробками и обвешавшись пакетами, мы вышли из дома. Все хламье решили перенести за один раз, опасаясь, что враг объявится в наше отсутствие, когда мы отправимся за очередной партией вещей.
По той же причине в засаду мы отступали по очереди: сначала ушла Ирка, а я тем временем караулила складированное на площадке барахло, пока подружка не заняла наблюдательный пост в бамбуковой роще.
К тому моменту, когда я присоединилась к Ирке, уже стемнело, но площадку-ловушку неплохо освещал одинокий фонарь, так что проглядеть появление врага мы не могли.
Мы даже мелкую уличную кошку с рыбиной в зубах хорошо разглядели, хотя она пересекла открытое пространство на такой высокой скорости, что стало ясно: добыча у кисы неправедная, явно уведенная из ближайшего кафе.
Уминать рыбешку кошка примчалась в бамбук и неприятно удивилась, застав там нас с Иркой.
Успокаивая недовольное животное и намекая на некую общность их экстерьера, подружка похлопала себя по обтянутой полосатой тельняшкой груди и напела:
— Ты морячка, я моряк!
— Ты рыбачка, я рыбак! — подхватила я.
В самом деле мы же тоже пришли ловить тут одного ушлого карася.
Киса нашего пения не оценила и отошла подальше.
— Плохо поем, — вздохнула Ирка.
— Давай хорошо помолчим, — предложила я.
И мы замолчали.
Но прилипчивая песенка уже ввинтилась в мозг, форматируя мысли короткими рифмованными строчками.
На поэтессу ментальная магия винтажной попсы подействовала почти мгновенно. Не прошло и пары минут, как Ирка вопросила:
И как долго нам сидеть,
на коробочки глядеть?
— Полчасика хотя бы посидим, а там будет видно, — ответила я, старательно держась прозы, но сбить подругу с поэтической стези не смогла. И пожаловалась:
Ну и где же этот гад,
Затекла уже нога!
— Потопай, попрыгай, пройдись туда-сюда, — посоветовала я. — Только не шуми, бамбук сказочно скрипучий и трескучий.
Слово «сказочно» подружка тут же проассоциировала с моим романом фэнтези, напророчив:
Вдохновит тебя бамбук,
Ты напишешь много букв!
И тогда меня прорвало:
Ира, хватит, замолчи!
Перестань галдеть в ночи!
Мы переглянулись и затряслись, давясь неслышным хохотом.
Отзывчивый бамбук заплясал, шелестя и треща.
Краем глаза я заметила за качающейся завесой высоких прямых стеблей фигуру, которой раньше не было: на условной сцене под фонарем появилось некое действующее лицо.
— Смотри-ка, он пришел! — радостно зашептала Ирка. — Все, хорош бамбук околачивать, твой выход!
И она выпихнула меня из зарослей.
Ой, а я же еще невинный вопрос вместо «Как пройти в бибилиотеку?» не придумала!
Некто, живо заинтересовавшийся содержимым наших коробок, моего появления не заметил.
Для пущей секретности семеня на цыпочках, я подкралась к нему поближе и, вежливо кашлянув, спросила:
— Не подскажете, как пройти в Мордор?
— А?
Мужичок обернулся ко мне и замер. Руки его, энергично ворошившие тряпье в коробке, застыли, как будто увязли в бетоне.
— Смотри-ка, он сам обездвижился, — удовлетворенно отметил мой внутренний голос.
Ирка, стремительно и бесшумно, как каравелла по волнам, подплывшая к мужичку сзади, рывком под локти выдернула его руки из короба и скрутила их за спиной.
— Значит, не знаете, где Мордор, — посильно поддерживая вежливый разговор, резюмировала я и старательно заклеила приоткрытый рот мужичка припасенным плыстырем.
Пленный дернулся, но Ирка доверительно пробасила ему в ухо:
— Не рыпайся, карасик, хуже будет!
И, удерживая локти пленника в болезненном захвате, в полупоклоне повела его в бамбук.
Там я щедро опутала ошалело моргающего мужичка лентой скотча и уже приготовилась приступить к допросу, когда Ирка озадаченно хмыкнула:
— Хм, а это кто еще?
Я обернулась и разглядела в просветах бамбука еще одну подозрительную фигуру, алчно погрузившую руки по локти в полупотрошенную коробку с вещичками.
— Те же и Чацкий, — пробормотала я.
И покосилась на Ирку, которая вздернула нашего пленника за шкирку, как котенка, и теперь переводила оценивающий взгляд с него на второго расхитителя помойки:
— Этого тоже брать будем или как?
— Будем! — решила подружка. — Иди!
И вновь я семенящей поступью маленького балетного лебедя поплыла по импровизированной сцене, на ходу поспешно придумывая новый невинный вопрос. Повторно пускать в ход уже использованную заготовку мне не хотелось — я сочинитель или кто?
— Добрый вечер, не подскажете, в чем смысл жизни? — поинтересовалась я у второго кандидата в кавказские пленники.
— Че?
— Милый, че, милый, че-о! Щас те вывихну плечо-о! — задушевно напела Ирка, материализуясь за спиной у «милого» и без дополнительных предупреждений ловко скручивая его в бараний рог.
Мне пришлось наклониться, чтобы оклеить нижнюю часть лица пленника звукоизолирующим пластырем.
Подружка быстро отконвоировала второго задержанного в бамбуковую рощу, к номеру первому, а я замешкалась на опушке, обуреваемая недобрым предчувствием.
Обернулась — и точно, к нашим магнетически привлекательным коробкам уже притянуло третьего кладоискателя!
— Ирка, сцена та же, дубль три! — прошептала я и уже привычно встала на цыпочки.
Третьего товарища я озадачила вопросом, есть ли жизнь на Марсе.
Он отреагировал куда более развернутой фразой, нежели его предшественники:
— Чокнутая?
Я обиделась и с особым удовольствием лишила грубияна дара речи, налепив ему на фейс сразу два пластыря, чтобы уж наверняка.
Ирка уволокла пленника в бамбук, а я не выдержала — сама заглянула в коробку.
Что туда Ирка накидала — бриллианты россыпью? Почему к ней какое-то массовое паломничество образуется?
Ничего особо интересного я в мешанине тряпок не высмотрела. Сколько-нибудь интругующе смотрелись разве что мужские трусы целомудренного семейного фасона, но веселой расцветочки — в красных помидорках по черному фону.
— Кажется, мы недооценили потребность социально не защищенных слоев населения в добротной ношеной одежде, — сказал мой внутренний голос. — Смотри, еще кто-то идет!
Я живо метнулась в густую тень бамбуковых зарослей, а через минуту повторила свой балетный номер. Спросила очередного любителя халявного секонд-хенда, не знает ли он, почем нынче фунт изюма, получила в ответ изумленный взгляд, пришлепнула носогубные складки задержанного пластырем, опутала его скотчем…
— Как-то утомительно и однообразно мы вечер проводим, — пожаловалась мне Ирка, транспортировав в бамбуковые кущи очередного пленника и смахнув пот со лба.
Четверо, уложенные на младой бамбуковой поросли, доступными им скудными выразительными средствами типа мычания и моргания выразили несогласие со сказанным.
Скука их явно не томила.
Еще бы!
От грозной усатой Ирки в тельняшке, бандане и синих плавательных очках, в слабом свете далекого фонаря похожих на дико выпученные бельмастые очи, всякая скука бежала наперегонки со здравым смыслом!
— Ждем еще пятнадцать минут, — посмотрев на наручные часы, постановила подружка. — Если больше никто не появится — обрабатываем накопленный материал.
Прозвучало это пугающе.
«Накопленный материал», осознав нехорошие перспективы, душевно и физически заволновался.
Потревоженный дергающимися конечностями бамбук нервно затрясся и зловеще зашелестел.
— Отойдем на минуточку.
Я потянула подружку поглубже в заросли, чтобы приватно обозначить техническую проблему:
— Слушай, а как мы будем обрабатывать такое количество материала? Я думала, у нас будет всего один пленник, тогда мы бы кололи его на пару, как хороший полицейский и плохой полицейский. Но теперь у нас целых четыре кадра! И мы вдвоем с ними со всеми не справимся! Или провозимся тут всю ночь напролет, а бамбук тем временем будет расти, а мы же не собираемся всерьез подвергать опасности жизнь задержанных!
— Цыц!
Упреждающим жестом (сунув мне под нос кулак) Ирка остановила назревающую истерику:
— Мы не будем разбираться с каждым задержанным персонально. Мы сдадим их всех оптом Лазарчуку с коллегами, и вот они-то и выяснят, кто из ху! Они это умеют.
— Лазарчук нам с тобой головы оторвет за самодеятельность, — боязливо поежилась я.
— Не оторвет.
— Почему это?
Я была уверена, что желание оторвать нам с Иркой головы не покидает полковника практически никогда.
— Потому что не будет уверен, что отрывать их нужно именно нам! — объявила подружка.
Я секунду подумала.
— То есть мы с тобой не самолично сдадим наработанный материал в полицию?
— Сдадим-то сами, но при этом останемся неузнанными. — Ирка коварно усмехнулась. — Так, пятнадцать минут прошло, больше не ждем, приступаем к следующему этапу! На набережную, бегом, марш!
— Ты надумала прогуляться по набережной? А эти бедолаги тем временем будут, как йоги, лежать на бамбуковых ростках? Это не гуманно, я так не могу! — Я шокировалась, однако не отстала от подружки.
— А ты вспомни, что один из этих бедолаг с высокой степенью вероятности является преступником, разгромившим мою квартиру и убившим нашу общую управдомшу, и гуманизм твой мгновенно иссякнет, — предложила Ирка, не сбавляя темпа.
Она целеустремленно двигалась в сторону моря. Я все еще не уяснила зачем. В буквальном смысле умывать руки?
— Стоп, — подружка притормозила в тени роскошной раскидистой глицинии. — Видишь?
Из шатра, образованного душистыми плетями увешанных цветущими гроздьями ветвей, открывался роскошный вид на шелковое лиловое море, расшитое разноцветным бисером береговых огней.
— Вижу, — кивнула я. — Ой, красота-то какая!
— Не то ты видишь, — досадливо цыкнула Ирка. — Смотри прямо, тетеря слепая: вон там чурбан железный. Теперь разглядела?
— Сама ты тетеря! — обиделась я. — И сама чурбан! Это называется «стойка с кнопками экстренного вызова»!
— Совершенно неважно, как этот чурбан называется, — отмахнулась подружка. — Главное, если нажать на кнопочку и покричать в дырочку, полиция примет вызов и приедет!
— Кажется, я поняла, каков будет следующий акт марлезонского балета, — пробормотала я. — Вот только, Ира, чтоб ты знала, кроме кнопочек и дырочек, на этой стойке есть глазок видеокамеры…
— А у тебя разве пластырь закончился?
— А ты стратег! — Я посмотрела на подружку с уважением. — Значит, подходим к железному чурбану с тыла и заклеиваем объектив видеокамеры пластырем. А если Лазарчук узнает нас по голосу?
— Не узнает!
Ирка отпрянула в сторону, мгновенно растворилась во тьме и через минуту вернулась, победно размахивая воздушным шаром красного первомайского колера.
— Тут за углом сегодня открылся ювелирный салон «Рубин», над дверью осталась арка из красных шариков, — объяснила добытчица.
— Украсим шарами колонну наших пленников? Пусть идут в отделение в праздничном убранстве? — съязвила я.
— Если хочешь, — не стала спорить подружка. — Но шары для их убранства сама иди рви, этот шарик я использую, чтобы изменить голос.
— Там гелий! — Я хлопнула себя по лбу. — Это гениально!
— В шаре гелий, Ира — гений! — тут же зарифмовала поэтесса. — Все, пошли к чурбану. — И она замурлыкала: — Гоп, стоп! Мы подошли из-за угла!
Мы вплотную подобрались к стойке с той стороны, где не имелось ни кнопок, ни камеры.
— Сестра! Пластырь! — совсем как хирург на операции, только шепотом, скомандовала Ирка.
Я обняла стойку с тыла и наощупь залепила стеклянный глазок видеокамеры разнообразно полезным пластырем.
Показала Ирке пустые руки.
Подружка кивнула, приникла к шарику губами и мощным вдохом всосала добрую половину помещавшегося внутри гелия.
— Пациент, не дышите! — велела я ей, перехватывая роль доктора. — А теперь дышите!
Пуча щеки, Ирка обошла стойку, нажала на кнопку вызова полиции и запищала:
— Полиция! Помогите! Спасите! Тут какие-то люди на нас нападают, хватают и в кусты затаскивают!
— Кто вы и где происходит нападение? — встревоженно хрюкнув, отозвался чурбан железный мужским голосом.
— А я Катя! Катя я! Я девочка Катя! — подстреленным зайчиком заверещала Ирка. — А нападают возле дома номер сорок четыре по улице Цветочной, за кафе «Белинский», где бамбуковая роща! Уже троих в кусты утянули, небось маньяки многосерийные!
— Вызов принят, патруль выезжает, остава…
— Нет уж, оставаться на месте мы не будем, — смешным гномьим голосом сказала артистка, отжав кнопку вызова. — Ленка, домой!
— Зачем ты обманула доброго дядю полицейского, плохая девочка Катя? — попеняла я подружке. — Ты сказала, что в кусты утянули троих, а там их целых четверо!
— А это я, тетенька, нарочно так сказала, чтобы дяденьки полицейские не подумали, что Катя слишком хорошо осведомлена о происходящем! — хихикнула Ирка.
— И улицу Цветочную, дом сорок четыре тоже нарочно упомянула?
— Конечно! Ведь этот адрес уже засвечен в криминальных сводках, и у полиции будет повод задуматься, а не связаны ли эти дела!
— Какая же ты, Катя, умница! Хорошая девочка!
Я искренне похвалила подружку, и мы ускорились, торопясь проскочить в свой подъезд до того, как прибудет полицейский патруль.
Вот уже вторую неделю Никита Дедкин регулярно совершал вечернюю прогулку по маршруту «Гаражный кооператив «Ласточка» — улица Цветочная, дом 44».
Прогуливался он не для моциона, а в трепетной надежде на то, что в один прекрасный вечер окна интересующей его квартиры останутся темными. Рано или поздно это обязательно должно было случиться, потому что Никита точно знал: жилье сдается приезжим отдыхающим, и мало кто задерживается в нем на длительный срок.
Надолго по доброй воле в этом скворечнике поселился бы только псих с редкой болезнью ксенофобией — боязнью больших незаполненных пространств. Пространство данной квартиры было маленьким и практически встык, квадратно-гнездовым способом, заставленным мебелью.
Зато море от дома было в двух шагах.
В прошлом месяце Никита жил в этой самой квартире две недели, а потом деньги у него почти закончились, а желание продолжить пребывание на курорте не прошло. Пришлось съезжать из крошечной, но благоустроенной квартирки в самом центре в еще более микроскопическую и к тому же лишенную удобств комнатку над гаражом. Спалось в ней нормально, но питаться в отсутствие кухни приходилось всухомятку, а помыться и постирать вещички было и вовсе негде.
Но финансовая голь в лице Никиты была хитра на выдумку.
«Хоромы» на Цветочной он покинул по-английски, не прощаясь, и не вернул управдомше ключ от квартиры. Ключ этот стал залогом его светлого (в смысле, чистого) будущего и воплощением надежды на простое человеческое счастье помыться-постираться.
Вечер за вечером страстно мечтающий о горячем душе и мыльной пене Никита томился под заветным окном, а оно то загоралось, то гасло, явственно демонстрируя, что внутри, в квартире, размеренно бьется пульс жизни, в которой Дедкину места нет. И вот наконец настал тот долгожданный вечер, когда окошко ни разу не просветлело, оставшись темным до позднего часа.
Никита решил, что пора.
Поглаживая заветный ключик в кармане, он вошел в знакомый подъезд, поднялся на шестой этаж и, убедившись в отсутствии свидетелей, направился к нужной двери.
Разумеется, сначала он позвонил, потом постучался. Мало ли, вдруг жильцы просто спят с утра до ночи?
Но никто не отозвался.
Незваный гость заглянул в замочную скважину и на фоне окна, скупо позолоченного светом уличных фонарей, разглядел неподвижные очертания мебели, образующие безжизненный пейзаж в стиле кубизма.
Ни малейшего шевеления состыкованное с замочной скважиной Никитино око не узрело.
Аналогичным образом состыкованное с тем же функциональным отверстием ухо Никиты не уловило ни звука.
— Ну, с богом! — сам себе шепнул Никита.
И, ничуть не смущаясь явной богопротивности своего деяния, проник в чужое жилище.
Входная дверь хлопнула, отсекая тихую гавань с сопящими в кроватях детьми от бурного моря людей и событий, в которое отважно вышли жаждущие развлечений и приключений родители.
— Рота, подъем! — выждав пять минут, громким шепотом скомандовал командир Васька.
— А может, ну его, это приведение? — зевнув, пробормотала Катя. — Одним больше, одним меньше… Сколько их еще будет в нашей жизни…
Васька, успевший выбраться из постели, аж подпрыгнул, звучно шлепнув босыми ногами по линолеуму:
— Да ты не понимаешь разве, как нам повезло?! Оказаться совсем рядом с местом убийства — это же редкая удача! Сегодня самая первая ночь, когда может появиться привидение Софьи Викторовны, и ты согласна пропустить такую премьеру?!
— Уговорил, встаю, — сдалась Катька. — Нюр, ты с нами?
— Я боюсь, — из-под пододеяльника, натянутого на голову, глухо ответила Нюрка.
— Привидение?
— Софью Викторовну!
— Так она же уже привидение, а не живая!
— Все равно боюсь!
— Нюра не с нами, — резюмировал Васька. — Ладно, пусть остается дома. Что возьмешь с малявки…
— Сам малявка! — обиделась Нюрка и вынырнула из-под покрывала. — Я тоже пойду.
Экипировались дети быстро: взяли фонарики и прямо поверх пижам надели на шеи ожелелья из чесночных головок, приобретя таким образом заметное сходство с трио босоногих гавайских музыкантов в праздничном убранстве и с маракасами.
Только в отличие от музыкантов постарались не производить никаких шумов и пришлепали к двери квартиры, где ожидалось явление народу привидения, почти никем не замеченными.
Любящий муж Сергей Максимов, он же Моржик для своих, приготовился неотлучно провести на сторожевом посту бессонную ночь, однако не учел, что среди естественных надобностей человеческого организма (а любящие мужья — тоже люди, а не ангелы) наиболее настоятельной потребностью является вовсе не сон.
За время, проведенное в плотной стыковке с дверным глазком, бдительный страж всего лишь дважды отлучался по нужде, и, хотя отсутствовал он каждый раз всего минуточку, умудрялся пропустить что-то важное.
В первый раз аккурат в момент короткого забега Моржика «к удобствам» на охраняемый им объект успел проникнуть жаждущий помывки и стирки Никита Дедкин.
Во второй раз под дверью материализовалась группа голопятых карликов в байковых брючных костюмах и странных бусах.
Разглядеть их толком в сумраке коридора, в высшей степени экономно освещенного одной слабой лампочкой у лифта, наблюдатель не смог. Но сам факт того, что карлики сгрудились у двери квартиры Ирины Иннокентьевны, насторожил его и побудил вмешаться.
Впрочем, достаточно было погреметь дверной цепочкой, чтобы голопятые с топотом убежали.
Открыв дверь (она зловеще скрипнула), Моржик выглянул в коридор, огляделся и прислушался.
В сизой дали у лифта терялись смутные шорохи.
А из роковой квартиры, все еще числящейся за ответственной квартиросъемщицей Ириной Иннокентьевной, доносились приглушенные преградой, но при правильной постановке уха на дверном полотне явственно различимые звуки: гудение, журчание и пение.
И, если вполне себе уютные и домашние гудение и журчание можно было объяснить незаметным возвращением в дом законной хозяюшки Ирины Иннокентьевны, то пение в категорию невинных будничных шумов решительно не попадало.
Просто потому, что пели мужским голосом.
— Интересное кино, — зловеще пробормотал крепко любящий и столь же ревнивый муж Моржик, судорожно нащупывая в кармане джинсов свой дубликат ключа.
В прихожую он вошел бесшумно, старательно сдерживая пробуждающегося в душе зверя, и первым же пытливым взором наткнулся на совершенно посторонние и откровенно мужские резиновые тапки.
Шлепанцы по-хозяйски уверенно стояли под дверью санузла, явно дожидаясь воссоединения с владельцем, который распевался под душем под аккомпанемент журчащих струй и басовито рокочущей стиралки.
Примитивная обувь, типа «тапки резиновые обыкновенные», в неизменно актуальном тренде курортной моды идеально сочеталась с носками до середины голени. Моржик живо представил себе эти носки, весело кувыркающиеся в барабане стиральной машины вместе с трусами и майкой-алкоголичкой, и воображение по опорным точкам нарисовало ему на редкость отвратный образ героя-любовника.
— Как дома себя чувствует, мерзавец! — презлобно восхитился Моржик и направил осветительный прибор в темную теплую духоту не проветренной квартиры.
Если бы острый луч фонарика обрисовал во мраке крупные формы знакомой обнаженной натуры и растрепанные рыжие кудри, праведный гнев обманутого мужа обрушился бы на Ирину свет Иннокентьевну.
Однако в комнате было пусто и даже относительно чисто — во всяком случае, постель не выглядела разворошенной.
— Не понял! — честно признался Моржик самому себе и пробудившемуся внутреннему зверю. Негромко рыкнув, он со словами: — Интересно, кто же это к нам пожаловал?! — рванул за пониманием в занятый санузел.
Мы с подружкой вышли из лифта и уловили отголоски затихающего на лестнице топота.
— Что за ночные забеги по ступенькам? — мимоходом удивилась Ирка, резво рыся к моей квартире.
Ей не терпелось выглянуть в окошко и со вкусом, толком и расстановкой наблюдать прибытие вызванного полицейского патруля. Топография местности не позволяла патрульке проехать к бамбуковой роще за складированными в ней «подарочками» так, чтобы с нашего шестого этажа мы не могли бы отследить это шоу хотя бы в общих чертах.
Жаль, что я близорука…
— У тебя, случайно, бинокля нет? — без особой надежды спросила я Ирку, устраиваясь у окошка.
Напрасно усомнилась в запасливости выдающегося суперхомяка современности!
— Бинокля нет…
Я вздохнула.
— Но есть подзорная труба! — Подружка деловито раздвинула суставчатый пластмассовый тубус. — Ну, что ты так смотришь? Это из детского пиратского набора. Труба игрушечная, но оптика в ней настоящая. Во-о-от, я уже вижу патрульку!
— Где, где?! Дай посмотреть! — заволновалась я.
— Не на что еще смотреть. — Ирка легко отбила мою несерьезную атаку на свою трубу. — Слушай, я рассказывать буду. Патрулька подъехала и остановилась. Из нее вышел мужик.
— Какой мужик?
— Среднего роста, полноватый, волосы светлые, редковатые, нос курносый, цвет глаз не разберу… Слушай, какая разница, какой он, этот мужик? Главное — это полицейский!
Я согласно кивнула.
— Вот, значит, вышел он и озирается, — продолжила Ирка.
— Ищет ту добрую девочку Катю, которая вызвала полицию, — сообразила я. — Ой, если не найдет — уедет, а пленники в бамбуке так и останутся невостребованными!
— Не уедет.
Подружка быстро огляделась:
— Тебе очень нужен этот камень?
— Очень!
Я отняла у сверхинициативной подруженьки крупный голыш с интересным рисунком — основу свежей летней коллекции моего сына — и только потом поинтересовалась:
— А зачем тебе камень?
— А я сейчас запулю его в бамбук, он зашуршит, затрясется, привлечет внимание полицейского блондина, тот полезет в заросли и найдет там наших пленников!
— Причем один из них будет уже трупом, если твой камень неудачно прилетит! — фыркнула я.
— Тогда я вот это яблоко запулю! — Идея что-нибудь запулить крепко овладела умом Ирины Максимовой. — Яблоко никого не убьет, а внимание привлечет ничуть не хуже.
— Еще бы, яблоки в бамбуковой роще даже Мичурин не собирал, — ехидно поддакнула я, но мешать броску не стала.
— Размахнись, рука! Раззудись, плечо! — провозгласила богатырка земли русской и таки запулила наливное яблочко в стилистически чуждую ему бамбуковую рощу.
Несмотря на то что приборов для усиления слуха у нас не имелось, треск и шелест взволнованного внезапной встречей с антоновкой бамбука мы уловили без труда.
— Навела я шороху, а? — горделиво приосанилась Ирка.
Я воспользовалась случаем, чтобы сцапать отложенную ею трубу, прильнула к окуляру и доложила:
— Есть контакт! Полицейский лезет в заросли!
— Ну, все, считай, повязанных наших нашли! Можно ложиться спать! — обрадовалась Ирка и заспешила. — Чур, я первая в ванную…
Она умчалась в санузел, а я снова приникла к окуляру подзорной трубы, но ожидаемого выноса тел из бамбука не дождалась — Ирка вернулась, и глаза у нее были круглые, как те яблоки.
— Там кто-то есть! — объявила она страшным шепотом.
— В моей ванной? — удивилась я.
— В МОЕЙ ванной!
— Как это? Мы же заперли дверь!
— Мы заперли, а кто-то вперся!
Ирка огляделась и сдернула со стены над плитой деревянный молоток для отбивания мяса:
— Все, на этот раз он от меня не уйдет!
— Подожди меня! Я хочу в этом участвовать! — крикнула я и, цапнув скалку, побежала за подружкой.
Очень ошибаются те, кто думает, что санузел — это приют спокойствия, идеальное место для медитации, уединения и единения с природой. Отнюдь не всякий санузел таков, чтоб вы знали!
В нетипичном санузле Иркиной съемной квартиры происходил ожесточенный мордобой.
Подпрыгнув повыше, я поверх плеча застывшей в дверном проеме подружки разглядела с мясом вырванный из стены карниз, раскатившиеся по кафелю и частично раздавленные флаконы, а также гигантскую интригующе шевелящуюся выпуклость на полу, накрытую оборванной шторой.
— Дежавю, — с легким злорадством молвил мой внутренний голос, оценив мизансцену.
— Я под шторой одна была, — возразила я, пытаясь сквозь полупрозрачный полиэтилен оценить количество конечностей, взмахи которых придавали павшей шторе драматическое сходство с противостоящим буре парусом.
Если сосчитаю руки-ноги, пойму хотя бы, сколько там народу…
— Кто это? — явно спасовав перед аналогичной задачей, изумленно вопросила Ирка.
— Это ты мне скажи, кто это! — донесся из-под шторы гневный рев, который подружка, судя по мгновенно изменившемуся лицу, безошибочно узнала, а я — вовсе нет.
Потому и спросила:
— А это кто?
— Мо-мо-мо…
— Монстр? — как мне кажется, резонно предположила я, продолжая с подозрением присматриваться к буйствующему многоножью под шторой.
— Мо-Моржик! — Подружка героически поборола заикание.
Я недоверчиво уставилась на вынырнувшую из-под зеленой шторы всклокоченную голову, наливными синяками больше напоминающую морду панды, чем человеческое лицо:
— Разве?
— А это кто? — озадачилась Ирка.
— Ты же сказала, что Моржик! — напомнила я склеротичке.
— Это голос был Моржика, а морда совершенно чужая! — заволновалась подружка.
— Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, — некстати встрял с цитатой мой начитанный внутренний голос.
— А слова чьи? — спросила я, прислушиваясь к доносящимся из штор-палатки виртуозным ругательствам.
Слова были народные.
Фольклорная тема прозвучала вдохновляюще:
— Потянем! — голосом Шаляпина, поющего про дубинушку, вскричала Ирка и ухватилась за край шторы.
Я подсобила, мы дружно ухнули, подернули, и зеленая, как в песне, сама пошла.
— Ой…
Под шторой прятались два мужика.
В одном из них я со смущением признала Иркиного любимого супруга, а второго постеснялась как следует расмотреть, потому что он был абсолютно голым, а я слишком хорошо воспитана, чтобы таращиться на постороннего голого мужика, если он, конечно, не профессиональный стриптизер.
Но этот был не стриптизер.
У стриптизеров не бывает «пионерского» загара, при котором на потемневшем теле отчетливо белеют следы трусов и майки.
Ирка мучительно покраснела и нервным голосом, срывающимся на визг, воззвала:
— Сергей Максимов! Что это ты делаешь?!
— Слушай, не надо, а? — Я потянула подружку за рукав. — Это все средний возраст, кризис, всякое случается, я уверена, мы видим случайный сбой сексуальной ориентации, давай не будем его акцентировать…
— Какой еще сексуальный сбой?! — грозно рявкнул Моржик, пугающе поднимаясь с пола.
В отличие от своего партнера по спаррингу он был почти одет — на нем имелись шорты.
— Я сейчас тут всех поубиваю! — пообещал Мо-мо-мо…
Да монстр какой-то, честное слово!
— А чего сразу всех?! — возмутилась я.
— А кого?!
— А это кто?!
Последний вопрос мы озвучили синхронным трио, как будто долго репетировали.
Образовалась короткая пауза.
— Послушайте, я прихожу и вижу: в доме моей жены посторонний голый мужик! — чуть сбавив тон, но быстро вновь закипая, начал Моржик.
— Нет, это ты послушай! — мгновенно разъярилась Ирка. — Я прихожу домой и вижу: мой муж валяется с посторонним голым мужиком!
— Послушайте…
Я попыталась вклиниться в семейную сцену, но не преуспела.
С таким же успехом можно было пытаться остановить темпераментного Отелло, который твердо вознамерился задушить… другого темпераментного Отелло. На кроткую Дездемону ни один из участников этого домашнего спектакля не тянул.
Супруги Максимовы орали друг на друга, пока я не грохнула об пол уцелевший стеклянный пузырек с дорогим французским кремом от мимических морщин (жаль было, а что делать? Ладно, это был не мой крем).
— Эй, вы, припадочные, заткнитесь оба на минуточку, пожалуйста, — сказала я почти вежливо. — Не знаю, заметили ли вы, но вас обоих интересует один вопрос: «Кто это?»
— И что?
Отелло-1 и Отелло-2 одинаково хмуро уставились на меня.
— И то, что мы этого уже никогда не узнаем, потому что, пока вы вопили, как два бабуина, тот голый мужик убежал!
— Вот сволочь, — выдохнула Ирка и сердитым щипком убрала с вспотевшего лица влажный локон.
— А чего сразу бабуины? — обиделся Моржик.
— Максимовы. — Я вздохнула. — Я вас очень люблю и поэтому прямо сейчас лягу спать и накрою голову подушкой. А вы тут деритесь, миритесь… Делайте что хотите, хоть на карнизах фехтуйте, этой квартире уже ничего не повредит. Спокойной ночи! Я надеюсь, что мы все доживем до утра.
С этими словами я вышла в коридор, плотно прикрыв за собой дверь квартиры, которой предстояло пережить бурное примирение любящих супругов — а это пострашнее иного разгрома.
По плиточке в коридоре тянулись вдаль влажные отпечатки босых ног немалого размера. Потревоженная лестница гудела.
— Ну, ни фига себе привиденьице! — донеслось откуда-то снизу.
Мне показалось, что голос был детский.
— А вот это плохо, — расстроился мой внутренний голос. — Представь, какая психологическая травма может возникнуть у ребенка, который темной ночью столкнулся с опрометью бегущим голым мужиком!
— Даже не представляю, — откликнулась я без особого чувства.
В нашем доме есть такие детки, которые сами вызовут психологическую травму у кого угодно.
Самой мне, я чувствовала, подобное уже не грозило: вечер выдался столь богатым на переживания, что впечатлить меня чем-либо еще было практически невозможно.
Поэтому я пошла спать.
