День пятый
— Владимирский централ, ветер северный! Этапом из Твери, зла немеряно! — радостно взвыл расхлябанный тенорок.
Значит, уже десять утра — открылась кафешка под окнами.
Судя по выбору песен, целевая аудитория этого заведения общепита — бывшие и будущие заключенные. А вот еда там вполне нормальная, баланды в меню нет. И называется кафе прилично — «Белинский». Правда, не в честь великого литературного критика, как я думала, пока меня дружественный полицейский полковник Лазарчук не просветил: оказывается, по фене так белый хлеб называется.
— Вот, кстати, об уголовничках! — проснулся мой внутренний голос. — Есть одна идея…
— Какая?
Я зевнула, потянулась, села в постели и замерла с руками в растопырку, узрев натюрморт на столе.
Он состоял из пустой бутылки, двух грязных бокалов и одного сверкающего непорочной белизной «макбука». Причем ноут был открыт, что меня и встревожило.
— И что тут у нас?
Я вылезла из постели, легким пассом оживила комп и выжидательно уставилась на экран.
Та-а-ак…
Похоже, вчера имел место быть творческий акт коллективного бессознательного!
Фыркнув, я натянула футболку с функцией непарадного платья, обняла ноутбук и понесла его к соседям.
— Доброе утро?
Адресованное мне подружкой приветствие слегка испортило прозвучавшее в нем сомнение.
— Ну, не знаю, — честно ответила я, в обход разбросанных по полу машинок по синусоиде проследовав к столу.
Водрузив на него комп, я выразительным жестом пригласила Ирку ознакомиться с сочинением на экране.
Короткий рифмованный текст пленял трогательной откровенностью и фольклорной задушевностью. По-моему, сразу видно было, что автор — не я, я так проникновенно и пасторально не умею:
Вот кто-то с горочки скатился!
Наверно, это волколак.
Упал на брюхо и разбился,
Мотает сопли на кулак.
— Это что? — спросила я, терпеливо дождавшись, пока Ирка прочитает четверостишие, а потом еще и пропоет его на мотив известной песни жалостливым голоском.
— Развитие сюжета? — предположила подружка.
— Ну, допустим, развитие, — скрепя сердце согласилась я. — Но почему в таком стиле?
— А чем тебе не нравится? — напряглась Ирка.
Ага, самолюбие выдало горе-автора с головой!
— Это твое творчество неприемлемо грубое, сермяжное и посконное! — объяснила я. — А у меня прекрасное фэнтези! Волшебная сказка, маги там, эльфы и хоббиты!
— Страшно далеки они от народа, — вздохнула Ирка. — Ну, ладно. Так и быть, сотри стишок.
Я так и сделала.
— Все равно в моей памяти он сохранится на веки вечные! — пафосно добавила подружка, с сожалением глядя, как на глазах укорачиваются и исчезают ее гениальные строки.
— В твоей памяти — это сколько угодно, — согласилась я. — Главное, чтобы не в моем романе.
— А там только один стишочек был? — сделав вид, будто ей вовсе не жаль утраченного шедевра, спросила подружка.
Я пролистала текст назад и нашла еще один мини-опус, отчетливо отдающий беззастенчивым плагиатом:
Маги бывают разные:
Черные, белые, красные,
Но всем обязательно хочется
Исполнить ее пророчество!
— Кгхм, — укоризненно кашлянула я. — Не буду спрашивать, что еще за красные маги, просто потому, что не хочу, чтобы ты начала рифмовать слово «коммунисты»…
— Монисто! — тут же выпалила Ирка.
— Что?
— Коммунисты — монисто! Ну, рифма такая! — Поэтесса доверчиво взглянула на сурового критика в моем лице ясными лазоревыми глазами.
— Вот шагают коммунисты, на груди у них мониста, — машинально сгенерировала я свежую строчку и потрясла головой, выбрасывая из нее выразительную иллюстрацию. — Брр! Ты лучше скажи, чье пророчество они хотят исполнить?
— Коммунисты-то? — Подружка уже прочно сменила образный ряд. — Наверное, ленинское? Например, то, что гласит, будто каждая кухарка сможет управлять государством?
— Ха, да на всех амбициозных кухарок государств не напасешься! Вот, кстати, о кухарках, мы сегодня завтракать будем? — Я тоже сменила тему на более актуальную.
С магами и пророчествами позже как-нибудь разберусь.
— А мы уже! — Подружка виновато развела руками. — Я испекла гору оладий, но тебе, извини, не хватило!
— Ораьди! — расплылась в улыбке замасленная мордашка ребенка, и я без дополнительных объяснений поняла, почему мне не хватило оладышков.
— Ну, хоть кофе-то дашь?
На мое счастье, кофе мелкие Максимовы не пьют, так что бодрящий напиток я получила.
— У себя выпью.
Взяв чашку в одну руку и ноут в другой, я троекратно (чтобы она точно заметила) подмигнула Ирке и ушла.
Подружка прибежала ко мне через полминуты, я еще не успела руки освободить.
— Чего ты моргаешь, на что намекаешь? — поинтересовалась любительница стихов и загадок, быстро оглядевшись.
Сообразительная!
Я аккуратно положила на стол ноут, поставила рядом чашку и прижала палец к губам:
— Тсс!
Потом сняла с полки жестянку из-под детского желудочного чая с ромашкой (Масяня с Манюней его с младенчества терпеть не могут), открыла ее и продемонстрировала Ирке глубоко засекреченную заначку.
— О-о-о! Ба-а-атончики! — беззвучно, но мимически бурно обрадовалась подружка.
Абсолютно бесшумно мы развернули по паре конфеток каждая, набили щеки и сразу же сожгли обертки в пламени газовой конфорки.
А как иначе? Если мелкие увидят в мусорке фантики от конфет, которых они не ели, учинят мне полный обыск с конфискацией всего сокрытого.
— Послушай, Ира, есть у меня одна мысль, — начала я, проглотив прожеванное.
— Всего одна? Маловато! — съязвила подружка.
— Одна, но гениальная, — скромно сказала я.
— Уверена, что гениальная, а не как обычно — завиральная?
Я пожала плечами:
— Суди сама! Нынче утром, вынужденно слушая песню про Владимирский централ, я вдруг подумала: криминальное сообщество — это же своего рода закрытый клуб, да?
— Он же шайка, он же банда, — кивнула подружка, с интересом ожидая продолжения.
— И можно предполагать, что члены этого сообщества один другого знают, а кого не знают, того распознают как своего по неким типическим признакам и принципу «рыбак рыбака видит издалека»?
— Бандюк бандюка видит издалека, — подредактировала Ирка. — Ну, предположим. И что?
— А вот что: можно попробовать поискать информацию о личности того мужика, который стал жмуриком, упав с карниза, в криминальных кругах! Ведь, если он шлялся ночью под окнами шестого этажа не как бескорыстный псих-лунатик, а с преступной целью, то другие нехорошие люди-редиски могут что-то об этом знать. Вдруг это какой-то традиционный промысел?
— Знаешь, мне как-то не хочется расширять наш круг общения за счет уголовных редисок, не будучи уверенной, что тот жмурик был из их числа, — поморщилась Ирка.
— А это легко проверить.
Я потянулась за мобильником.
— Ну что еще?! — страдальчески взвыл на том конце воображаемого телефонного провода полковник Лазарчук. — Ленка, ты издеваешься?! Я только с выезда вернулся, сел в кресло, кофе себе налил, а тут ты!
— А если я, так сразу утро напрочь испорчено? — Я показательно обиделась, даже шмыгнула носом. — Может быть, я тебя к нам в гости позвать хочу, к теплому морю!
— Правда? — Серега не спешил мне верить.
Опытный, зараза.
— А почему бы и нет? — вмешалась добрячка Ирка, отняв у меня мобильник. — Сереженька, в самом деле приезжай к нам на выходные! Я Ленку к себе заберу, а ты в ее хате поживешь!
— О-о-о, они обе тут, значит, точно что-то случилось! — вздохнул наш полицейский циник. — Не заговаривайте мне зубы, девочки! Чего вы хотите от бедного мента в редкую минутку отдыха?
— Ой, да ничего особенного! — Я вырвала мобильник у подружки. — Просто я тут на днях во дворе один труп нашла…
— Действительно, ничего особенного, — съязвил Серега. — Кстати, хорошо, что всего один…
— Так вот, ты узнай, пожалуйста, по своим служебным каналам, не было ли у него при себе отвертки, стеклореза или какого-то иного подобного инструмента, — договорила я.
— Хм… Лунатик с отверткой — это интригует. Может, мне стоит заранее знать весь сюжет?
— Не, так неинтересно будет! Главное, уясни, что это случилось позавчера, и адрес наш местный запомни: Адлер, улица Цветочная, дом сорок четыре, дробь два.
Лазарчук фыркнул и отключился.
Перезвонил минут через десять.
Доложил лаконично:
— На первый твой вопрос ответ — нет, личность погибшего коллеги не установили. На второй — да, у него в кармане нашлись сапожный нож и резиновые перчатки.
— Перчатки! — возрадовалась я. — Ну, все с ним ясно!
— Да? Я могу быть свободен? — обнадежился Лазарчук.
— Можешь, только сначала объясни мне, что такое «сапожный нож».
— Это и я тебе могу рассказать, — оживилась Ирка. — Сапожный нож — это такой режущий инструмент характерной формы — со скошенным краем.
— Отчего его еще называют «косячок», — дополнил информацию голос Лазарчука в трубке.
— Фактически это полоса металла, заточенная наискось, — продолжила Ирка. — Самый подходящий инструмент для резки кожи, резины, войлока, линолеума, пластмассы и иных мягких материалов.
— А стекла? — спросила я.
— Нет, стекло сапожным ножом не порезать! — Подружка решительно помотала головой.
— А вот запорный механизм окна определенной конструкции сапожным ножом отжать чрезвычайно удобно! — снова встрял профессионально эрудированный Лазарчук.
— О! — Я просияла. — Серега, большое спасибо! Твоя помощь, как всегда, бесценна!
— Что, как всегда, означает «бесплатна», — буркнул приятель и поспешил отключиться, пока его еще чем-нибудь не нагрузили.
— Надо все-таки затащить Серегу к нам, ему не помешает отдохнуть на море пару дней, — вздохнула совестливая Ирка.
— Обязательно, — отмахнулась я. — Но позже! Сейчас нам не до гостей, мы срочно должны поставить следственный эксперимент.
— Какой именно?
— Надо проверить, относится ли твое окно к типу тех, которые открываются сапожным ножом!
Подружка уставилась на меня с выражением, которое я не смогла расшифровать.
— Что? Хочешь сказать, что трудновато будет в эпицентре праздной курортной жизни найти сапожный нож? — спросила я. — Да, я умею ставить задачи!
— Да нет, несложно, наоборот…
Теперь уже я на нее воззрилась изумленно:
— Хочешь сказать, что у тебя есть сапожный нож?!
— А что такого? — Ирка горделиво вздернула нос. — Если у человека есть сапоги, у него должен быть и сапожный нож!
— Никогда не думала о сапогах в таком ключе, — призналась я. — Воистину ты суперхомяк! Но какие сапоги на море летом?!
— Резиновые! Три пары! Даже четыре, если считать пару Моржика, который уехал так стремительно, что забыл тут кучу своих вещей, — вспомнив о покинувшем ее супруге, Ирка загрустила.
— Не реви, — сказала я ей с интонацией Карлсона. — Тащи свой сапожный нож, и мы проверим, открывает ли он окно.
— Как? Полезем с ножом в зубах на карниз шестого этажа? Для эксперимента нам нужно быть снаружи! — Подружка досадливо фыркнула и съязвила: — Да уж, умеешь ты ставить задачи!
— Не язви, — повторила я добродушно-ворчливым карлсоновским голосом. — В нашем доме на всех окнах одинаковые стеклопакеты. Выберем для опыта любое окно на первом этаже!
— Но на первом этаже плотность населения, как в Китае! Нас непременно заметят, повяжут и посадят!
Ирка заволновалась.
Насчет повышенной плотности населения — это правда.
Квартиры на первом этаже пользуются особым спросом у многодетных отдыхающих, потому что им особенно трудно таскаться по лестнице с малышней и пожитками, а лифт у нас в доме, как всем известно, величина переменная. Поэтому коридор первого этажа похож на перегруженную парковку колясок и детских велосипедов, а каждая комната, можно не сомневаться, встык заполнена кроватками и раскладушками. Так что я разделила бы Иркино беспокойство относительно перспектив нашей смелой вылазки, если бы не знала одно секретное место.
На прошлой неделе, когда мелкие Максимовы играли во дворе в футбол, форвард Масяня забил мяч глубоко в кусты, и на поиски спортивного снаряда делегировали меня. Более крупная Ирка не полезла в джунгли, чтобы не нанести непоправимый вред живой природе, а мелких пацанов опасно было упускать из виду. Я же зайчиком перепрыгнула через зеленую изгородь, змейкой проползла под раскидистым жасмином и благополучно отыскала блудный мяч среди плетей дикого винограда.
Заодно узнала, что крайнее в ряду окно на первом этаже принадлежит какому-то секретному помещению — иначе его стекло не было бы снизу доверху густо забелено.
Окольным путем в обход изгороди я привела подружку к этому таинственному окну и сказала:
— Вот. Это наверняка нежилое помещение, так что в ходе нашего смелого опыта покой мирных граждан и доброе имя экспериментаторов не пострадают. Давай свой нож!
— Я сама. Отодвинься, ты свет загораживаешь!
Ирка потеснила меня у экспериментального окна, примерилась и засопела, энергично работая локтями.
— А ты у нас перспективный начинающий домушник! — похвалила я подружку, когда через считаные секунды створки окна бесшумно разъехались.
— Просто сапожный нож хороший, — поскромничала Ирка.
— Что и требовалось доказать, — кивнула я и потянулась закрыть окно, сочтя эксперимент успешно завершившимся.
— Погоди-ка… Чем это пахнет?
Подружка чутко повела носом и заглянула в сумрачную комнату.
— А ну-ка, посвети сюда мобильником!
— Тебе это точно нужно?
— Точно!
Я направила свет мобильника в помещение.
— Вот же блин дырявый! — выругалась Ирка.
И здорово удивила меня, лихо задрав ногу в па высокого канкана.
— Ты куда?!
Поздно. Подружка уже влезла в окно.
Оставаясь снаружи, я перегнулась через подоконник и зашептала:
— Ирка, что ты делаешь?! Пойдешь по статье, лишишь малых деток матери! Вылезай оттуда немедленно!
— Одну секундочку! — напряженным голосом отозвалась моя боевая подруга, и до меня донесся протяжный журавлиный крик беспощадно разодранного полиэтилена.
Да что там происходит?!
Я тихо выругалась и тоже полезла в окно.
В комнате густо пахло бытовой химией, а вдоль стен с двух сторон штабелями высились разновеликие коробки.
— Стиральный порошок! — Ирка показала мне добытую из надорванной упаковки пачку. — А тут мыло, моющие средства, чистящее средство, туалетная бумага, поролоновые губки и проволочные мочалки. А тут бумажные полотенца! Ты понимаешь, что все это значит?
Я, разумеется, поняла:
— Что вредная тетка управдомша нагло врет, утверждая, будто бытовая химия, пипифакс и мыльно-рыльные принадлежности не входят в комплектацию наших съемных жилищ!
— Конечно, они же позиционированы как апартаменты, а в апартаментах должны быть и мыло, и шампунь, и туалетная бумага, и полотенца! — Ирка насупилась, переоценивая соответствующую статью расходов.
Я провела пальцем по ближайшей коробке:
— Смотри, штабеля уже пылью покрылись! Значит, все это добро еще до начала сезона завезли. И ни разу ни одного кусочка мыльца на рыльце не выдали, а ведь лично я тут уже почти год живу и все необходимое сама себе в магазине покупаю.
— Вот же бессовестная грымза, эта управдомша! — искренне возмутилась экономная подружка. — Считай, цинично вытягивает деньги из карманов постояльцев! А сама небось потом втихую все это добро на сторону продает! В тот же магазин, например! Ну, погоди, махинаторша, я тебе покажу, как обманывать честной народ!
Не возражая (я всегда за справедливость), я с интересом следила за действиями подружки.
Разнообразно полезным сапожным ножом она аккуратно расковыряла угол пачки с порошком и пошла к двери.
Обыкновенный английский замок с задвижкой с внутренней стороны даже не попытался оказать сопротивление.
Ирка открыла дверь, выглянула наружу и радостно шепнула:
— Никого нет!
— Разумеется, в это время все на пляже, — пробормотала я, следуя за подружкой.
Та уже вышла в коридор и поплыла по узкой дорожке между малышовым колесным транспортом, опустив пачку прорванным углом вниз.
Из дырочки, образуя сплошную белую линию, на пол посыпался стиральный порошок.
— О, классика! Метод Ганса и Гретель, — кивнула я, злокозненно ухмыльнувшись.
Иркина затея была мне понятна и представлялась похвальной.
Дойдя до лестницы, подружка скрылась за углом, но я не сомневалась, что приметная порошковая дорожка закончится под дверью управдомши.
Через пару минут народная мстительница вернулась, и мы благополучно отступили на заранее подготовленные позиции.
Полегчавшую пачку со стиральным порошком хозяйственная Ирка унесла с собой, сказав:
— Не пропадать же добру!
— Кому теперь пропадать, так это управдомше! — хихикнула я и нарочно оставила свою дверь приоткрытой, чтобы не пропустить предстоящий народный суд.
Ждать было недолго: мамаши с малышами всегда возвращаются с пляжа еще до полудня.
Ирка тоже не хотела пропустить публичную казнь управдомши, поэтому изменила планы и отвела детей не на пляж, а на игровую площадку у входа в наш дом. Пока Масяня и Манюня мячиками скакали на надувном батуте, подружка пытливо всматривалась в даль, нетерпеливо ожидая возвращения соседей с первого этажа.
Я в это время без спешки наслаждалась поздним завтраком из пары бананов и йогурта.
Радостные вопли Масяни и Манюни, доносящиеся со двора вперемежку с тяжкими вздохами батута, служили гарантией нерушимого покоя как минимум на две минуты — быстрее мелким на шестой этаж при всем желании не подняться, а до кнопок лифта они не дотягиваются. А за две минуты можно съесть даже не два банана, а целых семнадцать — именно такой результат зафиксирован в Книге рекордов Гиннесса! Правда, поставил его не обычный жрун, а целый доктор Калифорнийского университета…
Я задумалась, на какой результат могла бы рассчитывать со своим университетским дипломом, но без ученой степени, и чуть не пропустила подружкин звонок.
— Сейчас начнется! — азартно выдохнула она мне в ухо, едва я оживила мобильник. — Повезло, первыми Милявины идут!
Милявины — это очень шумное многодетное семейство из пятой квартиры. У них есть пара близняшек (по этой причине мама Милявина особо симпатизирует Ирке) и еще три потомка разного возраста и пола. Семейство небогато и не может позволить себе просторное жилье, а в маленькой съемной квартирке пышный букет «цветов жизни» помещается с трудом. Поэтому окна и двери Милявины держат открытыми, и фамильная экспрессия изливается в мировое пространство без помех.
Я свесилась за окно как раз вовремя, чтобы услышать, как коварная Ирка интересуется у мамы Милявиной:
— Танечка, а вам порошок уже выдали?
— Порошок? Какой порошок?
Мама Милявина остановила двухместную коляску и прекратила поступательное движение к дому.
— Обыкновенный, стиральный!
— Нам — нет, а кому выдали?
В голосе мамы Милявиной предвестником бури заклубилось невысказанное подозрение.
— Не знаю, но кому-то совершенно точно выдали — у вас порошок по всему коридору рассыпан!
Мамаша Милявина нажала на ручки коляски и устремилась к подъезду с ускорением, от которого разморенных полуденной жарой близняшек вдавило в спинки сидений.
Ирка проводила ее взглядом, потерла ладошки, подняла глаза вверх и подмигнула мне.
Я показала ей большой палец.
Подружка ухмыльнулась и поспешила перехватить очередную следующую к подъезду мамашу, чтобы задать ей тот же самый провокационный вопрос про порошок.
На нижних этажах уже набирал обороты скандал.
Я отнесла в мойку испачканную йогуртом ложечку, посмотрела на почти пустой флакон со средством для мытья посуды и решила, что не буду сочувствовать попавшей в переделку управдомше.
Поделом ей!
Проявив гражданскую сознательность, я приготовила обед на всех, и, как только котлеты пожарились, на густой мясной дух без дополнительных призывов сами собой явились Масяня с Манюней.
Вот из кого в сказочном мире получились бы идеальные рабы лампы! Ее даже тереть не пришлось бы, достаточно было бы кусочком колбаски в воздухе помахать.
За детишками топала Ирка. Против ожидания, она не сияла улыбкой, а хмурилась.
— В чем дело? — спросила я, вручая подружке кастрюльку с супом и тем самым давая понять, что трапезничать (а потом и мыть посуду) мы будем не у меня. — Что, управдомша ушла невредимой?
— Да нет, Милявина и другие проредили ей космы…
— Тогда чем же ты недовольна?
Я подхватила миску с котлетами и поплыла в кильватере флотилии Максимовых, взявшей курс на тихую гавань соседней квартиры.
— Моржик звонил, — сообщила подруга, не оборачиваясь.
Я не видела ее лица, но уверенно оценила тон как раздраженный.
Странно, обычно Ирку радуют звонки любимого супруга.
— Он сказал, одна птичка насвистела ему, что я, доверчивая раззява, вчера стала жертвой карманника, и теперь у меня совсем нет денег, — объяснила подружка.
— Кажется, я знаю это излишне болтливое пернатое, — пробормотала я, смекнув, что Моржика оповестил Лазарчук.
— Пообрывать бы этой птичке… ее полковничьи погоны! — Ирка подтвердила мои подозрения. — Я-то думала, что с порядочным полицейским можно общаться доверительно, как с врачом или священником, а для него, оказывается, не существует тайны исповеди!
— Хм, да для него и тайна следствия не всегда существует. — Я завуалированно напомнила рассерженной подруге о былых заслугах «болтливой птички» перед нами. — Так что Моржик?
— Моржик был чем-то очень занят и потому лаконичен, но, разумеется, обещал, что спасет нас от голодной смерти, — повеселела Ирка. — Сказал, мол, ждите, помощь близка! Я даже не успела ему сообщить, что мне уже вернули украденные деньги.
— А, так ты расстраиваешься из-за того, что не развеяла нелестный образ доверчивой раззявы! — смекнула я. — Ну, ничего, зато у тебя теперь будет много денег. А Лазарчука мы непременно покараем как-нибудь.
Мы приступили к обеду и едва успели справиться с первым блюдом, как в дверь постучали.
— Кто-о-о та-а-ам? — издали покричала хозяйка дома в лучших деревенских традициях.
— Посыльный! — донеслось из-за двери.
— Ого! Я знала, что мой любимый супруг не бросает слов на ветер, но такой фантастической оперативности даже от него не ожидала! — приятно удивилась Ирка.
Она сбегала в прихожую и вернулась с конвертом.
— Вот это, я понимаю, экпресс-доставка денег! — восхитилась я.
— Ага, экспресс… Только это не деньги, — подружка засмотрелась в открытый конверт.
— А что же там?
— Пригласительные билеты на пиратскую вечеринку с ужином в детском клубе «Морячок». — Ирка озадаченно похлопала глазами. — Сегодня в восемнадцать ноль-ноль в Лазаревском районе Сочи!
— Детская вечеринка с ужином? Моржик нашел необычный способ не дать вам оголодать, — захихикала я.
— Не вам, а нам, — поправила меня подружка, пересчитав цветные карточки. — Тут четыре билета — два взрослых и два детских, так что на пиратский ужин пойдем все вместе.
— Поедем, — в свою очередь, поправила я. — От Адлера до Лазаревского километров пятьдесят. По пробкам, считай, час туда, час обратно… Может, ну ее, эту вечеринку?
— Ты что! Моржик проявил заботу и фантазию, а мы ответим ему черной неблагодарностью?! — шокировалась любящая супруга.
— Пилатский узын! Пилатский узын! — солидарный с маменькой, загомонил Масяня.
— Тетя Рена, а сто едят пираты? — спросил Манюня.
— В смысле — сто? — не поняла я. — Сто — это не про еду, сто — это про выпивку, хотя пираты, кажется, пиво употребляли пинтами, вино галлонами, а ром бочонками…
— Не учи моих детей плохому! — окоротила меня Ирка. — С этим я и сама неплохо справляюсь… Тебя спросили не сто, а что! Ребенок интересуется, что именно ели пираты!
— Солонину, кашу, сухари, галеты, черепаший суп. — Я честно попыталась вспомнить типичное меню героев «Одиссеи капитана Блада» и «Острова сокровищ».
— Суп из челепа?! — восхитился Масяня.
— С ума сошел? — Я ловко сунула в восторженно раскрытый рот ребенка котлету. — Из черепахи!
— Надеюсь, эта черепаха при жизни квохтала или мычала, — проворчала подружка, которая не любит гастрономическую экзотику.
Однако портить детям удовольствие от предвкушения праздника она не стала, даже наоборот: пока мелкие спали, заботливо приготовила пару косынок для пиратских бандан.
Черным карандашом для глаз мы нарисовали пацанам лихо закрученные усы, контурным карандашом для губ изобразили на розовых щечках грубо заштопанные шрамы, а фиолетовыми тенями имитировали живописные фингалы — Масяне под левым глазом, Манюне под правым.
Игрушечные пистолеты и сабли у парней в избытке имелись свои, так что экипировались они достойно.
— На абордаж! — улыбаясь, скомандовала мать пиратов, подав к подъезду машину.
В пути я выполняла функции массовика-затейника, разучивая с юными корсарами бессмертную песнь про пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылку рома. Получалось смешно: один пел не про бутылку, а про Бутырку, другой не про ром, а про лом.
— Какая же это пиратская песня? — придиралась хихикающая Ирка. — «Бутырка», «лом» — это же образный ряд родного русского шансона! Я требую чистоты жанра, якорь мне в глотку!
— Разрази меня гром! — откликалась я.
Пираты заливисто хохотали.
Нам было весело, и ничто не предвещало беды.
В седьмом часу вечера, когда временные хозяева съемных квартир в доме номер сорок четыре, дробь два, по улице Цветочной в большинстве своем вернулись с пляжа и приступили к приготовлению или же употреблению ужина, Софья Викторовна выкатила из рассекреченной кладовой тяжело нагруженную тележку.
Продвигая ее вперед дергаными толчками, управдомша устремилась к лифту.
Скандалистке Татьяне Милявиной и ее драчливым соседкам она все причитающееся уже выдала и не собиралась задерживаться на первом этаже ни на секунду.
Поднявшись в лифте сразу на девятый этаж, Софья Викторовна с тележкой двинулась от квартиры к квартире, по-матерински заботливо оделяя жильцов одинаковыми наборами необходимых в каждом хозяйстве средств и предметов, получение которых неизбалованные постояльцы воспринимали как приятный сюрприз.
До верхних этажей скандал с мордобоем на первом еще не дошел, и щедрой, как Дед Мороз, управдомше одариваемые искренне радовались.
Ответная улыбка удавалась Софье Викторовне с заметным трудом: многодетная Милявина, чьи натруженные руки отродясь не знали маникюра, своими неровными ногтями сильно расцарапала управдомше щеки. Толстый слой белил визуально скрыл повреждения кожи, но чрезвычайно затруднил естественную мимику. Обычно благообразное лицо Софьи Викторовны приобрело неприятное сходство с распухшей, перекошенной и неестественно-бледной мордой зомби, что ее дополнительно расстраивало.
Перемещаясь от квартиры к квартире и с этажа на этаж, управдомша мысленно готовилась к неизбежному неприятному разговору с собственником доходного дома. Можно было не сомневаться, что о некрасивой истории с замыленным мылом ему непременно доложат, и Софье Викторовне придется оправдываться.
— Как это я ничего им не выдаю? Все я им выдаю! — бормотала на ходу управдомша, ведя воображаемый диалог. — По очереди, по списку выдаю, а как же иначе? Дом-то вона какой большой, а лифт у нас то и дело барахлит, по лестнице с коробками много не побегаешь, вот и выходит, что кто-то уже получил, а кто-то еще нет. А кого-то и дома не застанешь, я же не могу без спросу в квартиру вламываться?
Тут она вспомнила, что вообще-то может, соответствующий пункт договора о найме дает ей право входить в квартиры в отсутствие хозяев, чтобы снять показания счетчиков и для иных важных надобностей, для чего у нее и ключики имеются.
— Нет, конечно, если я раз-другой приду и никого дома не застану, тогда сама дверь открою, но лучше ведь так не делать, правда? — Софья Викторовна поспешила исправить логическую ошибку. — И опять получается трата времени, потому и не удается отоваривать жильцов оперативно!
Времени она и вправду потратила немало: три этажа обошла за полчаса, и это при том, что половина квартир «на верхотуре» пустовала.
— Шестому еще сегодня раздам, а остальные подождут до завтра, — самой себе сказала Софья Викторовна, утомленная непривычной и неприятной ей благотворительностью.
Жильцы шестого этажа массово отсутствовали, и вскоре управдомша перестала подолгу колотить в каждую дверь, сразу после символического стука пуская в ход свой ключ.
Все мало-мальски неприглядные виды вроде немытой посуды и незаправленных кроватей она дотошно фиксировала, собирая компромат на жильцов.
За очередной открытой дверью Софье Викторовне явилось форменное безобразие.
С порога увидев разбросанные по полу вещи, вывороченные с корнем ящики и перекошенные полки, управдомша мстительно нашептала воображаемому собеседнику:
— Кому моющие средства — этим свиньям? Да им бы только в грязь зарыться, вы посмотрите, что творят!
С этими словами она шагнула в прихожую, на ходу выуживая из кармана халата мобильник.
Запечатлеть свинарник, в который превращают приличное жилье недостойные бесплатного мыла неряхи жильцы, — разве это была не гениальная идея? Такое фото гарантировало, что симпатии собственника будут не на стороне безответственных квартиросъемщиков.
Софья Викторовна с резвостью опытного папарацци запечатлела окружающее безобразие. Как оказалось, оно творилось в режиме реального времени: спиной к двери, копаясь в глубоком ящике обеденного стола, возился пресловутый безобразник.
Управдомша кровожадно усмехнулась, спрятала в карман мобильник и, незамеченной подойдя вплотную к погруженному в раскоп безобразнику, гаркнула ему в ухо:
— Ты что это делаешь, пакостник, а?
Пакостник дернулся.
Замер.
И повернулся, резко взмахнув рукой.
— А-а-а-а! — болезненно выдохнула Софья Викторовна.
Вскрик превратился в долгий хрип и затих, заглушенный шумом упавшего тела.
Настоящий полковник Лазарчук мелодично позвенел мельхиоровой ложкой в фарфоровой чашке и любовно оглядел горделиво возлежащий на блюдечке шоколадный эклер.
Покрытый толстым слоем глазури, он имел гармоничную форму восьмерки и был приятно округлым, что свидетельствовало о большом количестве крема внутри пирожного. Идеальный размер эклера позволял загрузить его в емкий полковничий рот аккурат до половины.
Мысленно Лазарчук уже сомкнул зубы на воображаемой талии аппетитной «восьмерки»…
И тут мобильник, на манер засадного полка припрятанный за стратегической высоткой в виде сахарницы, тревожным голосом полузабытого общественностью певца Михаила Муромова запел:
— Стра-а-анная женщина, странная!
— О нет, — простонал настоящий полковник.
Он прекрасно помнил, на чей входящий звонок установил прозвучавший позывной, и обоснованно заподозрил, что его уютное чаепитие закончилось, толком еще не начавшись.
Однако игнорировать звонок Лазарчук не мог. Настоящий полковник свято чтил долг многолетней дружбы.
Ну и еще ему было самую капельку интересно, что опять стряслось у этой странной женщины.
— Ну что? — досадливо выдохнул он в трубку.
— А все, Лазарчук! Кирдык, амба, полный песец! — ответил ему незабываемый голос, вибрирующий от напряжения.
— Прям полный-полный? — напрягся настоящий полковник, вполне себе представляющий масштабы возможной катастрофы по опыту совместно пережитых апокалипсисов.
— Да куда уж полнее? Представь, мы пришли с вечеринки — а у Ирки в квартире бардак полнейший, и посреди тотального разгрома труп лежит!
— Опять?!
— Что значит — опять?!
— Лежал же уже у вас один такой? — припомнил Лазарчук.
— Так тот позавчера лежал и во дворе, а этот сию минуту и прямо в квартире! Чувствуешь разницу?! — бешено рявкнули в трубке.
— Так, Елена, — полковник собрался. — С тобой там рядом есть кто-то поспокойнее?
— Да! Труп!!!
— А кроме трупа?
— Ирка была, но она повела пацанов в мою квартиру, потому что тут сейчас детям точно не место!
— Ленка! Ты в полицию позвонила?!
— А ты не заметил?! Мы с тобой уже вторую минуту разговариваем!
— Да не мне! — Полковник тоже помянул пресловутого полного песца — и по матушке помянул, и по батюшке.
Помолчал, выдохнул:
— Ладно, я понял. Ничего не трогай, выйди за дверь и стой за порогом, пока не приедет следственная группа. Я сам позвоню куда надо.
Настоящий полковник залпом выпил чай и, с сожалением посмотрев на нетронутое пирожное, убрал его с глаз долой — за стратегическую высотку в виде сахарницы.
— Пс! Пс-с-с!
Я неохотно открыла глаза и недовольно посмотрела на подружку:
— Ну, чего еще?
— Давай выйдем, поговорим! — Ирка поманила меня пальцем и поплыла к двери.
— Ты еще не наговорилась? — желчно удивилась я.
Но все же встала с постели, устроенной прямо на полу, и пошла на выход за подружкой.
На моем диване спокойно посапывали Манюня с Масяней. Смене места дислокации пацанята несколько удивились, но возражать против переселения не стали — слишком утомились пиратскими баталиями на вечеринке, а потому уснули, едва легли.
А вот маменьке юных пиратов покой пока даже не снился. Ирка не по своей воле долго общалась со следственной группой, заметно перевозбудилась и теперь не спешила устроиться на лежбище, организованном мной для нас обеих на полу.
Кутаясь в пледы, мы с подружкой уныло ссутулились на верхней ступеньке темной лестницы.
— Сидим тут во мраке, как две горгульи на фронтоне готического замка, — заметила я.
— Две горгу-ульи! — в четверть голоса тоскливо затянула Ирка на мотив народной песни про черного ворона. — Что ж вы се-ели…
— Типун тебе на язык, никто из нас не сядет! — поспешила я оборвать заунывное пение, прекрасно понимая, что именно беспокоит подружку. — У нас железное алиби — мы были на пиратской вечеринке, нас там видело множество людей, и все, кто видел, — наверняка запомнили!
— Да, нас трудно было не запомнить. — Ирка оживилась. — Как Масяня с Манюней рубили саблями торт, а? Поди, забудь такое! — Она улыбнулась: — Хороший был отдых! Жаль, закончился…
— Вы теперь уедете? — Я огорчилась.
С Максимовыми мне было беспокойно, но весело.
— Малышей я решила отправить к папе, что-то меня тревожит повышенная криминогенность здешней обстановки, — вздохнула подружка. — А самой мне еще придется задержаться, полиция просила пока из города не уезжать. Ты пустишь меня к себе пожить? Что-то не хочется возвращаться в ту квартиру…
— Конечно! — Я обрадовалась. — Уступлю тебе диван и буду спать на кресле-кровати, мы прекрасно поместимся!
— Договорились, — Ирка встала. — Тогда пошли спать.
Вообще-то я думала еще обсудить нашу детективную историю, но по подружке было видно, что криминальной тематикой она сыта по горло, и я не стала возражать против объявления отбоя.