День четвертый
Утром я с удивлением (и, не скрою, с разочарованием) обнаружила рядом со своей подушкой пустую обертку от шоколадки. Ностальгически ее понюхав, я задумалась.
Поскольку дверь с вечера была захлопнута Иркой, предположить наиболее вероятное — что меня снова объели младые обжоры Максимовы — я не дерзнула. Домашних животных в съемной квартире я не держу, даже тараканов — и тех превентивно извела мелком «Машенька».
Так кто же стырил мою прекрасную шоколадочку?
Почему-то вспомнился вчерашний труп загадочного происхождения.
Мужик ведь откуда-то прилетел, так, может, он летал не по прямой, а с грабительской целью закладывая виражи в окна мирно спящих граждан — счастливых обладателей надкусанных шоколадных плиток?
— Хронология у тебя не сходится, — как обычно, непрошеным высказался мой внутренний голос. — Летучий труп образовался прошлой ночью, а шоколадка пропала этой. Ты же не думаешь, что вороватые мужики тут летают регулярно, стаями? Или что вчерашний труп снова встал на крыло?
Я выглянула в окно, ни старого, ни нового трупа во дворе не увидела и согласилась, что дала слишком много воли нездоровой фантазии. Когда погружаешься в мир фэнтези, нежить вроде зомби начинает казаться нормой жизни…
Должно быть, это я сама лунатично схомячила шоколадку во сне.
Хотя…
Полуоформившаяся мысль застряла в мозговой извилине, как Винни Пух в парадном подъезде Кролика. Я бы непременно ее додумала, но помешал интригующий звук:
— Шкря, шкря…
— Кто там? — проявила я любопытство, не вставая.
— Это я, твоя лучшая подруга, пытаюсь деликатно разбудить больную! — донеслось из-за двери.
— Сама больная, — отозвалась я, спустив ноги на пол и осторожно испытав пострадавшую правую.
Нога побаливала, но не сильно.
Тем не менее я не видела, почему бы благородной даме не использовать редкий случай откосить от всех трудов и обязанностей по причине очевидного нездоровья.
Поэтому я не двинулась к двери бодрым шагом кремлевского гвардейца, а демонстративно поскакала на одной ножке.
За дверью ожидаемо обнаружилась Ирка с подносом.
— Кофе с молоком и рисовая каша с персиком! — важно, как королевский подавальщик еды в романе-фэнтези, объявила подружка.
И свободной от подноса рукой сделала мелкое досадливое движение, отгоняя жалкую меня с пути следования торжественной процессии.
Я покорно проскакала обратно и поудобнее угнездилась в подушках.
В конце-то концов когда мне еще кто-нибудь кофе с кашей в постель подаст? От любимого супруга раньше Восьмого марта такого красивого жеста не дождешься.
— Ты ешь, а потом перебирайся в нашу квартиру, — сказала Ирка, с удовольствием полюбовавшись трапезничающей мной. — Мы с пацанами сейчас на пляж пойдем, а к тебе я ремонтную бригаду вызвала, ты тут под шум строительных работ не поспишь.
— Какую еще ремонтную бригаду?
Я допила постельный кофе и послушно воздвиглась, готовясь к показательному выступлению в паралимпийской дисциплине «двадцать метров в прыжках на одной ножке».
— Какая у них тут есть, я не знаю.
Ирка пропустила меня вперед и пошла следом, позвякивая посудой на подносе.
Походя объяснила мне:
— Я на дверь управдомши, да оплешивеет ее любимый махровый халат, налепила записку с категорическим требованием произвести в твоей квартире срочный ремонт санузла.
— Интересно было бы почитать это послание, — хихикнула я. — Уверена, там содержался мощный императив.
— Если хочешь, я тебе на память процитирую близко к тексту, — предложила подружка, которая всегда рада поделиться плодами своих литературных трудов.
— Давай.
— Я написала примерно так: «Уважаемая Софья Викторовна! Карниз, закрепленный какими-то идиотами на чьих-то соплях, чуть не привел к безвременной смерти временно проживающей в квартире великой русской писательницы. Если не хотите неподъемных претензий со стороны мировой культуры, срочно чините этот чертов сортир!»
— Спасибо тебе, дорогая, — искренне поблагодарила я за все разом — и за комплимент, и за заботу.
Следующие полчаса я просидела на диване, поджав колени к подбородку, чтобы суматошно собирающиеся на пляж Максимовы не оттоптали мне последнюю здоровую ногу.
Потом они ушли, а я легла и приготовилась со вкусом подрыхнуть.
Тихий и безмятежный дневной сон! Что может быть приятнее в будний день для большинства представителей просвещенного человечества, угнетенного необходимостью тяжко и пошло трудиться!
Однако получить чистое и незамутненное удовольствие от редкого занятия — дневного ничегонеделания — мне не удалось.
Помешал раздражающий шум ремонтно-строительных работ.
Едва я идеально совместила ухо и подушку, где-то рядом загудело мощное сверло, стена завибрировала, а мой диванчик затрясся.
Неуемное воображение живенько нарисовало мне пару коренастых гномов с отбойными молотками. Заткнув за пояс длинные бороды, Балин и Двалин вгрызались в мифриловую жилу…
Или это был Доктор Айболит с бормашиной особо крупного размера? Спрятав благообразное лицо с эспаньолкой за маской сварщика, он старательно сверлил кариозный бивень слона…
— Чтоб вам там лопнуть мыльными пузырями! — выругалась я в адрес тружеников, кем бы они ни были.
И с запозданием сообразила, что трудовой процесс разворачивается непосредственно за стеной, то есть в соседней квартире.
То есть у меня.
То есть это материализовались и трудятся на мое благо вызванные Иркиным волшебным заклинанием ремонтники.
— Ладно, тогда не лопайтесь пузырями. Работайте, — разрешила я великодушно.
Нашла в тумбочке подружкину косметичку (размер XXXL — с малый походный рюкзак Федора Конюхова) и смастерила себе из ватных шариков беруши. Закупорила ими слуховые органы, и раздражающее гудение сразу же ушло. Осталась только легкая вибрация, но она мне не мешала.
Наоборот, колыбельное потряхивание помогло уплыть в сон.
Однако спалось мне под звуки неравной битвы отбойного молотка со слоновьим кариесом тревожно, подсознательно хотелось спрятаться в каком-нибудь звукоизолированном блиндажике. Видимо, поэтому во сне я умудрилась отрыть подобие узкого мелкого окопчика между матрасом и стеной и удачно завалилась в него, обрушив сверху на себя подушки.
Со стороны это гнездо, наверное, смотрелось не очень аккуратно, но мне в нем было хорошо, пока не стало жарко.
Я повела плечами, мягко сбрасывая с них подушки, и неожиданно услышала сюжетно чуждый ситуации стеклянный звон.
— Интересно, а Ирка тоже прячет в постели продовольственные заначки? — сонно пролепетал мой внутренний голос.
Намекнул, язва, на мою вчерашнюю шоколадку под подушкой. Или на сегодняшнюю, спрятанную похитрее — под кроватью.
— Интересно, а у нее тут что припрятано — банки солений? — заинтересовался мой внутренний голос.
Резон был понятен: Иркины секретные соленья гармонично дополнили бы мой тайный шоколад. У нас с подружкой мог бы получиться симпатичный глубоко законспирированный поздний ужин…
Я секунду подумала и отрицательно покачала головой.
Банку солений я бы под собой почувствовала, чай, она не горошина, а я не принцесса. Да и звякнуло неведомое стекло деликатно, не так, как упавший на кафель баллон.
Я искательно огляделась и… обнаружила, что я в квартире не одна!
Стоя ко мне спиной, в кухонном шкафчике сосредоточенно копалась некая личность!
Точно не Ирка — из Ирки можно было бы выкроить трех таких.
— Или троих, — поправил внутренний голос.
Как филолог, я не могла с ним не согласиться.
Нельзя было определиться с местоимением, не зная гендерной принадлежности этой личности. А тощая фигурка с узкими плечиками, с ног до головы облаченная в мешковатый серый трикотаж, могла принадлежать как стройной женщине, так и хлипкому мужчинке. Да будь у нее хвост на попе, я бы вообще решила, что это гигантская голодная мышь. Ишь, как истово шарит по полкам!
— Эй, а вы кто вообще? — спросила я хриплым спросонья голосом, и Мышь замерла, растопырив локти. — А что это вы тут делаете? — резонно поинтересовалась я. — И как сюда попали?!
Мышь тяжело вздохнула, сокрушенно помотала затянутой в капюшон толстовки башкой, удрученно развела лапками — и внезапно развернулась в стремительном прыжке к моему лежбищу.
В лапе у шустрой Мыши слепяще сверкнуло, и я как-то даже не удивилась тому, что в лоб мне прилетело что-то твердое и — точно, стеклянное!
— Не, не соленья, — успел еще вякнуть мой внутренний голос, прежде чем мы оба с ним ушли в аут.
Голова болела так, будто я славно порезвилась в составе той команды из анекдота, где тренер обещал: «А как нырять научитесь, так мы вам и воду в бассейн нальем».
— Дело пахнет керосином, — промямлил мой внутренний голос.
О, тоже очнулся! Но явно еще неадекватен.
Пахло не керосином, а колбасой.
Копченой.
Даже, кажется, сырокопченой.
Определенно вкусной.
Я искательно клацнула зубами и охнула, ощутив сотрясшее содержимое черепной коробки злое эхо.
— Ну, слава богу! — сердито и озабоченно изрек знакомый голос. — Очухалась, спящая красавица! Я уже беспокоиться начала, не летаргический ли это сон на сто лет! Но решила сначала проверить версию с голодным обмороком — и не ошиблась, есть эффект!
— Вот что колбаса животворящая делает, — согласилась я, осторожно открывая глаза.
Ирка отсалютовала мне початой палкой салями.
— А Мышь где? — спросила я, злобно щурясь.
— Какая мышь?
Подружка покосилась на колбасину и махнула рукой:
— Это не мышь, это я сама немного отгрызла, не удержалась, извини уж. Мне, ты же знаешь, редко достается провиант, не надкушенный чьими-то зубками.
— Кстати, где они?
— Зубки-то?
Вообще-то я спрашивала про Мышь и ее зубки, но Ирка явно решила, что речь о ее драгоценных короедах:
— В твоей квартире, легли поспать.
— Прощай, шоколадка под кроватью! — вздохнул мой внутренний голос.
Провидец, да.
— Болит? — сочувственно спросила подружка, оценив мою гримасу.
— Как будто череп треснул, — пожаловалась я.
— Череп? — Ирка искренне удивилась. — Когда мы уходили, у тебя болела нога! Неужели в наше отсутствие еще что-то случилось?
— Мышка бежала, хвостиком махнула, череп и разбился!
— Ты бредишь?
Подружка потянулась пощупать мой лоб, и я взвыла.
— Вот это шишка! — ощутив рельеф, восхитилась подруга. — Откуда?!
— От верблюда! То есть от Мышки!
— Чтоб ей ни дна ни покрышки! — удачно срифмовала Ирка нарочито добрым голосом психиатра, забалтывающего потенциально буйного пациента. — А что за мышка, я ее знаю?
— Уж наверное, знаешь, раз у нее есть ключи от твоей квартиры!
— Да-да, ключи от квартиры, где деньги лежат…
Тут тетя доктор вспомнила, что фантазии фантазиями, а ее совсем недавно натурально ограбили, так что деньги уже нигде не лежат, и сразу же надулась, как та мышь:
— Несмешно. Объясни толком, о чем ты?
— Объясняю.
Я отняла у Ирки колбасу и понюхала ее так мощно и вдумчиво, что голова стала болеть заметно меньше.
Всегда знала, что вкусная еда — отличное болеутоляющее средство!
— Когда я проснулась, тут нагло шарился кто-то в сером спортивном костюме с капюшоном, — объяснила я. — Мелкий такой, как мышь. Я только успела поинтересоваться, что эта серость тут делает, как она треснула меня по голове бутылкой…
— Из-под ликера брусничного, — кивнула подружка.
— Откуда ты знаешь?
— А она в мойке лежит, пустая и мокрая, — Ирка шагнула к мойке, подняла и показала мне бутылку.
Правильно говорят, спиртное вредит здоровью!
— Я было подумала, что ты ликер этот вылакала, потому и спишь теперь мертвецким сном, — продолжила подружка. — Но это у меня была самая первая рабочая версия, потом-то я обнюхала тебя и обнаружила, что ты спиртным не пахнешь.
— То есть эта тварь еще и ликер допила! — огорчилась я.
— М-да-а-а… Если бы не шишка у тебя на голове, я бы подумала, что тебе все приснилось, — призналась подружка. — Очень не нравится мне сознавать, что в отсутствие хозяев в квартире шарилась какая-то темная личность!
— Серая, — машинально поправила я.
— А ты морду ее разглядела? Фоторобот составить сможешь?
— Не успела разглядеть, — повинилась я. — Пока спросонья проморгалась — как раз бутылка прилетела…
— Так. Ладно. Давай думать, чего этой серости нужно было? — Ирка помяла в горсти подбородок. — Никаких ценностей я тут не держу, а кошелек у меня еще раньше стибрили…
— Серость об этом могла и не знать, — рассудила я. — Знаешь, в высокий сезон на курорте отираются толпы жуликов и ворья всех мастей, полагаю, у них высокая конкуренция. Вчера тебе не повезло нарваться на карманника, а это уже был домушник. Другая специализация. Кстати, ключи ведь у тебя вместе с бумажником не украли?
— Нет, а что?
— А то, что это как раз подтверждает версию об отсутствии связи между тем карманником и этим домушником… У тебя фонарик есть?
— Что за вопрос, мы же в Адлере!
Я понятливо кивнула.
Перебои с электроэнергией — это местная традиция, не прервавшаяся даже после Олимпиады, подарившей курорту новую инфраструктуру. Наличие фонариков в номерах и квартирах — обязательная часть адлерского гостиничного сервиса.
— Сходи, посвети в замочную скважину и присмотрись, нет ли там свежих царапин, — велела я.
— А как я отличу их от несвежих?
Я развела руками.
Ирка послушно побрела к двери.
— Свежие царапины блестят! — сообщила я ей вслед.
— И откуда ты это знаешь?
— Ну, здрасте! А кто у нас автор детективов?
— На этот раз — в стиле фэнтези, пожалуйста! — напомнила о предварительной договоренности подружка.
И, поигрывая фонариком, напела на манер бессмертной «Мурки»:
Раз пошли на дело
Хоббит, эльф и гномы,
С ними был волшебник с бородо-ой…
Мне стало интересно, как поэтесса Максимова продолжит куплет (лично у меня уже родились подходящие по стилю и смыслу строки «банда занималась ювелирным ломом, и кольцо грозило всем бедой»), но я удержалась и не стала провоцировать творческую личность.
Пусть лучше детективной прозой занимается, в данный момент это актуальнее.
— Ну, что там? Есть ли свежие блестящие царапины? — нетерпеливо прокричала я.
Ирка повозилась у двери и после паузы отозвалась:
— Я не уверена. Мое техническое образование не включало изучение слесарного дела.
— Тогда у нас два варианта.
— Хороший и плохой?
— Нет, они оба плохие, — вздохнула я. — Вариант первый: поганая серость располагала своим ключом. Возможно, она снимала эту квартиру до тебя и сохранила ключик.
— Действительно, это плохой вариант, — согласилась подруга. — Я буду вынуждена потратиться на покупку и установку нового дверного замка. А какой второй вариант?
— Замок открыли отмычкой.
— Этот вариант еще хуже первого, потому что при таком раскладе наша поганая серость мгновенно превращается из личности с криминальными наклонностями в опытного вора-рецидивиста! — заволновалась Ирка. — В любом случае я потребую срочно поменять замок.
— И правильно, потому что неважно, чем открыли дверь, — кивнула я. — Важно — зачем ее открыли? Серость что-то искала, и мне чертовски интересно — что именно? Что такое важное или ценное предположительно находится в этой квартире, что стоит риска сесть по статье за несанкционированное проникновение в чужое жилище, отягощенное нанесением ни в чем не повинной мне тяжких телесных повреждений?
— Уж так и тяжких?
— А ты эту шишку видела? В ней добрых три кило весу, она мою бедную головушку к земле пригибает, как лосиные рога! — слезливо пожаловалась я и, чтобы слова не расходились с делом, бережно опустила упомянутую головушку на подушку.
— Тише, деточка, не плачь, я куплю тебе калач! — продекламировала поэтесса.
— Лучше калаш, — попросила я. — В смысле, автомат Калашникова. Очень нужная вещь в таком беспокойном домашнем хозяйстве, как наше! С калашом под подушкой я бы спала спокойно.
— Ты лежи, лежи, но спать не вздумай, — подружка не дала мне расслабиться. — Во-первых, я где-то слышала, что при сотрясении мозга пострадавшего клонит в сон, а засыпать нельзя, потому что так можно и помереть нечувствительно. А во-вторых, сначала закончи дедуктивное рассуждение, оно меня очень заинтересовало. Говоришь, можно предположить, что в квартире спрятана какая-то ценность? А какая, как думаешь?
— Не очень большая. — Я прикинула на глаз размеры полки. — Не больше тридцати сантиметров в высоту и девяноста — в длину. Иначе поганая серость не шукала бы эту ценность в твоем кухонном шкафчике.
— Тридцать пять на девяносто и на двадцать пять. — Ирка наметанным глазом оценила третье измерение — глубину полки. — Это максимальные габариты. А минимальные…
— Крупинки манки, — подсказала я. — Или что там у тебя в закромах самое мелкое?
Ирка не поленилась заглянуть в пресловутый шкафчик и доложила:
— Самое мелкое тут — мука. Или крахмал. Или сода. Или вот еще пудра сахарная.
— Хм, все это белые порошки, — задумчиво обобщила я.
— На припрятанные наркотики намекаешь? — встрепенулась подружка. — Кокаин-мокаин, и все такое? Ну да, эти гадости дорогущие, конечно, но не компрометируй мои съестные припасы, пожалуйста. Я все свои белые порошки регулярно использую и за каждый из них головой могу поручиться…
Ирка недоговорила — послюнила перст и полезла им сначала в одну баночку, потом в другую, потом в коробочку, а потом в пакетик, всякий раз вдумчиво облизывая палец после очередного погружения в порошок.
— Да, я твердо могу поручиться, что это просто мука, крахмал, сода и сладкая пудра!
— Сколько припасов ты натащила в съемную квартиру! — восхитилась я.
— У меня семья, а у семьи аппетиты, — с достоинством сказала Ирка.
— Ладно, значит, что-то спрятано где-то еще, — рассудила я.
Подружка нахмурилась, вооружилась вилкой и полезла ворошить ею крупы в картонных пачках.
Я устало прикрыла глаза и через минуту недоверчиво распахнула их, услышав:
— Нашла! Нашла!
— Что ты там нашла?!
Ирка победоносно потрясала в воздухе чем-то маленьким и блискучим. Судя по тому, что рука добытчицы от кончиков пальцев до ремешка часов ярко белела и густо пылила, находка была сделана в пакете с мукой.
Надо же! Везет некоторым! Мне вот в муке только жучки-долгоносики попадались!
— Это что?
Я привстала, вглядываясь в сверкающую мелочь.
— Кольцо с бриллиантом!
— Да-а?! Откуда?!
— Ну, не от верблюда же! От Моржика! — Ирка надела находку на палец, полюбовалась красотой необыкновенной. — Он мне это кольцо на годовщину подарил, помнишь? Я его и носила не снимая, пока оно не потерялось, а оно и не терялось, оказывается, оно с пальца соскользнуло, когда я муку зачерпывала, наверное, когда вареники лепила…
Обрадованная подружка сделалась многословна.
— Стоп, стоп! — Я подняла руку, останавливая поток раскрепощенного сознания. — Это здорово, что ты нашла свое кольцо, но вряд ли наша серость искала именно его!
— Полагаешь, имеет смысл пошарить и в других пакетах? — Судя по бриллиантовому блеску в очах, Ирка приготовилась накопать в крупе гарнитур из пяти предметов как минимум.
— Не ограничивайся крупами, — посоветовала я. — Смотри всюду. И ищи то, чего тут раньше не было.
Моя подруга — дама основательная во всех смыслах и отношениях. Пока она проводила ревизию в шкафах и ящиках, охватив вниманием даже холодильник, я успела немного подремать и проснулась от того же возгласа — аналога архимедовой «эврики»:
— Нашла!
— Что-о-о ты нашла?
Я зевнула.
— Вот это!
Я прищурилась.
Очередная находка вновь была небольшой — без очков не разглядеть.
— А что это?
— Это то, чего тут раньше не было! Совершенно точно не было, я только вчера мыла плинтус самым тщательным образом!
— А плинтус причем? — Я еще не совсем проснулась.
— Притом, что это я сняла с гвоздика!
— Какого гвоздика?
— Которым плинтус прибит!
— Это вата, что ли?
— Какая вата? Это шерсть!
Я присмотрелась: действительно, шерсть. Плотный такой серый клок. Тем не менее по инерции я спросила еще:
— Какая шерсть?
— Сейчас узнаем, какая…
Подружка протянула руку, включая газ, и поднесла серый клок к голубому огню.
Я поморщилась, ощутив характерный запах.
— Натуральная! — возвестила Ирка.
И покосилась на меня с опасливым подозрением:
— Хм, а ведь твоя бредовая версия про гигантскую серую мышь приобретает убедительность…
— Брось, это же козья шерсть, а не мышиная, — отмахнулась я. — И что-то она мне, знаешь ли, напоминает… Напоминала. Зря ты ее сожгла, я теперь и не вспомню…
— Нет уж, ты вспомни, пожалуйста! — потребовала подружка. — С учетом того, что ничего иного инородного я не нашла, эта шерсть — единственный ключик к разгадке тайны!
Словно давая понять, что она не даст мне уйти, пока я не выужу из глубин склероза нужное воспоминание, подружка развернулась и успешно перегородила собой узкий коридор.
Демонстрация получилась внушительная: бицепсы у Ирки такие, что плечи не выглядят особо женственно даже в росписи изящных узоров мехенди.
— Гюльчатай, закрой личико, — пробормотала я, оценив выражение решимости, пугающе затвердевшее на физиономии подруги, как не снятая своевременно масочка из целебной грязи.
И, чтобы не травмировать свою нежную психику этим зрелищем, отвела взгляд.
Незаинтересованно соскользнув по крутому расписному плечику, взгляд сам собой уперся в зеркальную дверцу платяного шкафа, к которой Ирка привалилась в позе, промежуточной между расслабленной и угрожающей. И неожиданно сфокусировался:
— Ой! Это что такое?
— Где? — Подружка покосилась на шкаф, ничего «такого» не разглядела и заворочалась.
— Стой!
Я выбросила вперед руку жестом, который Гарри Поттер сопроводил бы заклинанием оцепенения:
— Не двигайся!
— Это почему же?
Ирка послушно замерла, но беспокойно нахмурилась при виде явно ненормальной поспешности, с которой вся такая хворая я покинула спальное место:
— Ты куда? Тебе чего?
— Мобильник где? — Я судорожно озиралась.
— Чей? Твой или мой?
— Да хоть царицы Савской!
Не знаю, почему я вспомнила эту самую царицу. Наверное, восточные узоры мехенди навеяли.
— Бредишь, — постановила Ирка и рыпнулась было отлепиться от шкафа, чтобы оказать мне посильную медицинскую помощь (ну, там, в смирительную рубашечку переодеть, спиртовый компрессик в кляп скрутить).
Но я рявкнула «Стой, стрелять буду!» — и таки выстрелила в дорогую подругу серией звонких щелчков, сопровождающих в моем мобильнике работу фотокамеры.
— Эй! Ты не в том ракурсе снимаешь, так я получусь на фото жутко толстой и с четырьмя подбородками! — пуще прежнего заволновалась невинная жертва папарацци.
— В том, в том!
Я посмотрела, что у меня получилось, и разрешила:
— Все, можешь отваливаться.
— Ты гонишь меня из моего собственного дома?! — Подружка засопела, опасно приближаясь к точке закипания.
— Да нет же, от шкафа можешь отваливаться! — объяснила я. — Я уже сняла что хотела.
— И что же это?
Ирка отлепила свое расписное плечико от зеркала и целеустремленной поступью голодного бронтозавра — с пугающим топотом и вытянутой шеей — пошла на меня.
Не дожидаясь, пока меня, многократно ущербную, помнут и затопчут, я повернула мобильник к себе задом, к красной от возбуждения даме передом и позволила ей взглянуть на дисплей с запечатленным на фото крупным планом расписного плеча и его же отражения.
— Калейдоскоп какой-то, — прокомментировала подружка увиденное.
— Ага, похоже, — согласилась я. — А теперь к узорчику приглядись повнимательнее.
— Да я его же не первый день рассматриваю, налюбовалась уже, — начала было Ирка, но замолчала.
Я подергала бровями, побуждая ее продолжать.
— Мне это кажется — или тут цифирки?
Подружка всем телом (в авангарде шел указательный палец) потянулась к дисплею.
Я предупредительно увеличила фрагмент изображения.
— Один, четыре, ноль, семь… Это же…
— Четырнадцатое июля — это день взятия Бастилии, — припомнила я.
— Да?
— Да.
— Нет! — Ирка помотала головой, разметав по плечам буйные кудри. — То есть я ничего не знаю насчет Бастилии, но четырнадцать ноль семь — это пин-код моей банковской карты!
Я пожалела, что лишена таланта скульптора — с подружки в этот момент можно было ваять аллегорическую фигуру Искреннее Недоумение, но все же подтолкнула застопорившийся мыслительный процесс:
— Какой банковской карты? Той самой, которую украли?
— Вот черт, — беспомощно моргнув, после выразительной паузы сказала подружка.
— С которой все деньги сняли? — поднажала я.
— Вот же скотство, а? — как-то даже не злобно вздохнула Ирка. — Нет, ну, что за люди?
Она сокрушенно хлопнула себя по бедрам, потопталась на месте, разворачиваясь, и бросила мне через плечо:
— Ну, что, пойдем им головы отрывать?
Я непроизвольно потерла собственную — не оторванную, но чуток прибитую — голову, однако спорить не стала:
— Пойдем.
Кто я такая, чтобы становиться на пути некрасовско-рубенсовской фурии, жаждущей справедливой мести?
Да мне и самой было интересно принять участие в разборках с отрыванием голов, если, конечно, речь о головах посторонних, ничуть не дорогих мне авантюристов.
Но до начала крестового похода надо было решить еще один немаловажный вопрос:
— А дети с кем останутся?
— С Дартом Вейдером! — уверенно ответила подружка и скрылась в гиперпространстве за дверью.
— Неплохой выбор, конечно, — пробормотала я озадаченно. — Вот только согласится ли он?
На месте Дарта Вейдера посиделкам с Иркиными детками я определенно предпочла бы энергичное махалово на световых мечах.
До сих пор в честном бою джедаям никак не удавалось одолеть главного негодяя «Звездных войн», тогда как, заманив Дарта Вейдера на роль няни близнецов Максимовых, добро вполне может победить зло окончательно и бесповоротно!
Искренне сочувствуя товарищу Вейдеру, я облачилась к выходу и вышла встречать Ирку к лифту.
А подружка действительно явилась не одна, а в сопровождении типа в черном трико, плаще и пластмассовом шлеме, незабываемый дизайн которого изящно совместил черты противогаза, рыцарского забрала и красноармейской буденовки.
— Да пребудет с вами сила, уважаемый, — вежливо сказала я, посторонившись, чтобы пропустить грозно сопящего Дарта в коридор. И, придержав за полу подружку, конспиративно поинтересовалась: — Ты где его взяла?!
— В детском клубе, где же еще!
Ирка отцепила мои ручонки от своей юбчонки и уплыла в кильватере злодея, горделивого и величавого в своем траурном парусящем плаще, как пиратская бригантина.
Я вспомнила, что на первом этаже нашего дома есть такое заведение с воспитателями и аниматорами, куда измученные нелимитированным общением с потомками папы и мамы из числа отдыхающих сдают на временное хранение своих отпрысков, и оценила:
— Отлично придумано!
— А то! У меня тоже с фантазией неплохо, хоть я пока романов не пишу, — похвалилась подружка, выныривая из квартиры и плотно прикрывая за собой наружную дверь. — Все, побежали, у нас не так много времени, Дартик супротив моих юных падаванов больше часа вряд ли продержится, хлипковат он, мне кажется…
— Против твоих-то кто же не хлипковат? — пробормотала я. — Разве что танк Т-34…
Ирка польщенно хихикнула (приятно же, что сыновья богатырями силы и духа растут), и мы пошли в цирк.
И только подойдя к кассе, сообразили, что вышли в крестовый поход совсем без денег. Ирка — потому, что у нее украли кошелек, а я — подсознательно пребывая в уверенности, будто заявленное как цель операции откручивание голов будет производиться нами самолично и голыми руками, без затрат на наемников, оружие и снаряжение.
— Ну? И как же мы попадем во вражескую крепость? — ехидно вопросила подружка, когда я вывернула карманы шортиков и виновато опустила голову. — Как бедные греки — по методу Троянского коня?
— Те греки были не бедные, а древние. А в этой крепости нет коней, там бегемот и собачки, — машинально возразила я. — О! А ведь это мысль! — Я взбодрилась, огляделась и возвестила: — Пойдем-ка мы с тобой на помойку!
— Чего сразу на помойку, к чему такое избыточное самоедство? — заволновалась подружка, следуя за мной откровенно неохотно. — Ну, просчитались немного, так надо дать себе второй шанс!
Я остановилась:
— Ты же не думаешь, что мы идем хоронить себя в мусорной куче?
— Э-э-э…
Похоже, она так и думала.
— Нет! — Я решительно развеяла это возмутительное заблуждение. — Мы идем путем вечной классики!
Я наконец увидела вожделенные мусорные баки и устремилась к ним.
— А путь вечной классики ведет на помойку?! — недоверчиво пробормотала Ирка.
Кажется, подруга-поэтесса наконец задумалась о своих творческих перспективах.
— ЧЕРЕЗ помойку он ведет! Как через тернии — к звездам! — объяснила я и изящным пируэтом скользнула за мусорный бак.
Там, на бетонированном пятачке, пирамидой высились разнообразные картонные коробки.
Я довольно быстро нашла то, что нужно, — пару чистеньких коробок из-под пакетиков с собачьим кормом. Ошибиться было невозможно — на каждой коробке красовалось знакомое по назойливой телевизионной рекламе изображение улыбчивого бобика.
— У тебя в сумке, случайно, скотча нет? — Я с надеждой посмотрела на Иркину торбу.
— Почему это случайно? — слегка обиделась подруга. — Вовсе не случайно у меня всегда там есть и скотч, и лейкопластырь, и изолента!
— Греция ты моя! — умилилась я. — Все-то у тебя есть! Доставай скотч, будем заклеивать коробки, чтобы они выглядели как новенькие.
Пара минут работы клуба «Очумелые ручки» — и вуаля!
— Только не надо жонглировать коробкой, делай вид, что она увесистая, — предупредила я подружку, вручая ей условно тяжкую ношу.
— Угу.
Ирка послушно согнула спину и свесила руки с коробкой до колен, как питекантроп.
Я обняла свою собственную коробку, и мы потопали к служебному входу в цирк.
Знаете, большие коробки, даже если они пустые и легкие, явно не относятся к числу изящных дамских аксессуаров!
С большой коробкой, притиснутой к животу и верхней гранью подпирающей подбородок, дама приобретает стать кенгуру и поступь страуса.
Остается скроить страдальческую физиономию — и образ усталого портового грузчика женского пола выглядит вполне себе убедительно!
— Собачий корм куда? — неласково поинтересовалась я-грузчик у дедушки-одуванчика, приставленного к турникету в качестве вахтера.
— Собачкам? — предположил он, подняв ясные лазоревые глазки от кроссворда.
Логично, не поспоришь.
Но я-то рассчитывала на автоматический ответ точно в рифму «куда — туда» и разрешительный жест в указанном направлении.
— А за получение тоже собачки распишутся? — противным голосом о-о-очень утомленной базарной торговки-и-грузчицы рявкнула из-за моей спины боевая подруга.
— Сейчас вызову нужного человечка, — пообещал дедуля и потянулся к телефону.
Развитие мизансцены окончательно перестало меня устраивать.
Я кашлянула, привлекая к себе внимание и одновременно перенастраивая голосовые связки, а затем почти нежно молвила:
— Уважаемый, вы бы вышли к шлагбауму! Сейчас еще для бегемотика вашего корма привезут — полторы тонны сырой брюквы, вы где их складировать собираетесь?
— Какой еще брюквы?!
Дедуля наконец оправдал мои режиссерские ожидания и вымелся из своего окопчика во двор.
Мы с Иркой тут же проникли на оставленный без охраны объект и, на всякий случай продолжая прикрываться коробками, отправились искать такой путь в фойе цирка, который не пролегал бы через арену. Там, судя по дикому хохоту, как раз резвился клоун.
Не то, чтобы я боялась помешать его выступлению — скорее наоборот: опасалась, что Рыжий удачной импровизацией вовлечет нас с подружкой в представление.
Внутренний режиссер-постановщик подсказывал мне, что две разновеликие тетки с коробками, особенно если эти тетки — мы с Иркой, имеют изрядный комический потенциал.
К счастью, выходить в фойе не пришлось. Подружка удачно проявила инициативу:
— Здрасте, не подскажете, где нам художницу найти? — спросила она пробегавшую мимо деву в блестящем трико, бережно придержав ее за газовую юбочку.
— Какую художницу?
Дева непонятливо хлопнула накладными ресницами.
Наверное, ее смутили коробки в наших руках. Хотя при наличии хотя бы небольшого интеллекта вполне можно было найти какую-нибудь логическую связь между картонками с портретом бобика и живописью!
— Нам нужна художница, которая вот такие узоры на живых людях рисует! — объяснила подружка, для наглядности выразительно округлив свой могучий расписной бицепс.
И дева прониклась.
А кто бы не проникся?
После такой демонстрации всякий, кто помельче, выдал бы секрет местонахождения любого деятеля или предмета искусства, хоть самой Янтарной комнаты.
— А, понятно! К фокуснику загляните! — посоветовала дева и, осторожно вытянув из захвата край юбчонки, упорхнула.
— К фо-окуснику?!
Ирка нахмурилась: недавний сеанс общения с фокусником ей явно не понравился, и повторять его подружка не хотела:
— Это какой фокусник — который Бургеркинг?
— Питер Бург он, — поправила я, устремляясь туда, куда махнула ручкой трепетная дева.
Фокусника мы искали недолго — сметливо определили как нужную нам обшарпанную дверь с прикрепленной к ней кнопками глянцевой открыткой с изображением сверкающего шпиля Адмиралтейства.
— О! Петербург! — молвила Ирка точь-в-точь с такой же кровожадно-предвкушающей интонацией, с какой Волк в мультфильме «Ну, погоди!» произносит «О! Заяц!»
Чувствовалось, что эту выразительную реплику она усвоила с голоса Анатолия Папанова еще в детстве и много лет нетерпеливо ждала случая применить домашнюю заготовочку.
Помимо открыточки, которую артист с именем Питер Бург креативно использовал в качестве визитки, дверь украшали лохмы облезающей краски, сколы, царапины и забеленное, но вполне удобочитаемое ругательное слово из четырех букв — первая «с».
Ирку это слово заметно смутило. Она посмотрела на слово, потом на свою коробку с собачьей мордой и заколебалась:
— Или там дрессировщик, а не фокусник? Как думаешь, кто?
— Да хоть конь в пальто! — ответила я в рифму и в продолжение темы дрессировки домашних животных. — Подними-ка повыше боевой дух — и вламываемся!
Вместо боевого духа подружка подняла в замахе бутафорскую коробку, и, как тут же выяснилось, правильно сделала.
Едва мы с ней ворвались в помещение, где уютно попивали чаек молодой человек и далеко не юная дама, как мирная обстановка сменилась военными действиями.
Пожилая смуглянка с тощим оранжевым хвостиком на макушке, увидев Ирку, ойкнула, прикрыла лицо сдернутым с подоконника чернявым париком и ринулась в темную смежную комнату.
— Держи ее! — скомандовала я, понимая, что в моем собственном хромоногом исполнении погоня будет нерезультативной.
Но Ирка тоже не тронулась с места, зато мощным гандбольным броском метнула под ноги беглянке свою коробку.
Смуглянка запнулась о неожиданную препону и рухнула лицом в пол, оставив в зоне нашей видимости за порогом розовые пятки. Тапочки при падении она потеряла.
— Мама!
Вскочив на ноги, Питер Бург перевернул на себя кружку с недопитым горячим чаем, после чего зашипел и заметался из угла в угол, как пробитый воздушный шарик.
Ирка в два шага пересекла комнату и, походя сбив с челночного курса фокусника, сцапала за щиколотку поверженную смуглянку.
Это вполне заменило чугунные кандалы с гирляндой пушечных ядер, так что можно было не волноваться: теперь-то пленница никуда не убежит!
— А теперь поговорим, — зловеще молвила подружка, присев на пороге и перегородив выход из смежной комнаты своим телом.
Я приблизилась, заглянула в темное помещение, похлопала стену вдоль дверного косяка и включила свет.
Стало видно, что матушка фокусника жива, невредима и уже активно ворочается.
Ирка разжала стальную хватку, позволив даме подняться, и мы все вместе вернулись к столу, чтобы побеседовать как цивилизованные люди.
Однако вежливый тон дипломатических переговоров подружке никак не давался.
— Что, не ждали? — оскалилась она на смуглянку. — Думали, дурочку себе нашли?
— Ах, боже мой, кто же знал, что вы так болезненно воспримите невинную, в общем-то, шутку! — всплеснул руками Питер Бург.
— Эту невинную, как вы говорите, шутку закон трактует как уголовное преступление, — заметила я.
— Статья сто пятьдесят восемь УК РФ — кража на сумму, превышающую тысячу рублей, — подсказала Ирка. — Штраф до восьмидесяти тысяч рублей или два года тюрьмы, если вор — одиночка, и целых пять лет за решеткой, если кража совершена группой лиц.
На мой восхищенный взгляд подружка ответила признанием:
— Это мне Серега вчера рассказал.
— Серега — это полковник Лазарчук, дружественный нам суровый мент, — пояснила я для тех, кто еще не в курсе.
— Какой полковник? Какой штраф? Какая тюрьма? — Питер Бург покраснел, натужился и разродился вопросами: — Какая кража?
— Скорее два года, чем пять, — внимательно посмотрев на фокусника и решив, что он вполне искренне недоумевает, сказала я Ирке.
— Думаешь, Бургер не в деле? — усомнилась подружка.
— Питер Бург, — в очередной раз поправила я.
— Какое дело? — Фокусника переклинило на однотипной вопросительной конструкции.
— Да уголовное же! — рявкнула Ирка и попыталась закатать отсутствующие рукава.
— Ира, спокойно! Закон осуждает самосуд!
Я похлопала по локтю подружку и взглядом приморозила к месту смуглянку, потихоньку отъезжающую от стола вместе со стулом.
— Слышь, ты, Киндер! — злобная Ирка повернулась к фокуснику. — То есть Бургер!
— Я Питер! Питер Бург!
— Да хоть Магадан! Ха, Маг Адан — это я здорово придумала! — пугающе развеселилась подружка. — Отличный псевдоним для затяжных гастролей на нарах, дарю!
— Да на каких нарах?!
— Слушайте, вы, фокусник и мать его! — не выдержала я. — Не знаю, кто из вас виноват, а кто нет, с этим суд разберется, но я вам ответственно обещаю: артистическую карьеру мы вам порушим, как…
— Как карточный домик! — договорила за меня подружка и с треском раздавила ногой пустую картонную коробку на полу.
— Я ничего не понимаю, — после паузы признался Питер Бург.
— Петя, я…
Все посмотрели на смуглянку.
— Покайтесь, гражданочка, — душевно посоветовала я. — Чистосердечное признание смягчает вину.
— Мама?
У Пети-Питера вытянулось лицо.
Смуглянка вздохнула и начала свою печальную повесть.
Она хотела как лучше.
Какая мать на ее месте не думала бы о том, как помочь талантливому сыну, буквально день и ночь?
Однажды на рассвете, когда силуэты темных гор оттиснули на розовеющем небе красивые загогулины, Варвара придумала идеальную сигнальную систему, с помощью которой она могла бы передавать сынишке Пете-Питеру полезную информацию о зрителях.
Дамочки, которых она разрисовывала узорами мехенди в антракте представления, в процессе болтали кто со спутниками, кто по телефону, а кто и с самой художницей, не делая различия между ней и, например, маникюршей. А ведь маникюрша — это для современной женщины примерно как святой отец-исповедник!
За четверть часа, сноровисто работая кисточкой, кивая и поддакивая, Варвара успевала узнать те или иные подробности личной жизни клиенток — как правило, в первую очередь «всплывали» имена родных и близких. Оставалось зашифровать эту информацию в живописном послании и указать «ясновидящему телепату» Питеру Бургу на очередную жертву.
Забавный розыгрыш, не более того!
Варваре не в чем было бы себя упрекнуть, и Уголовный кодекс не был бы к ней в претензии, если бы одна болтливая гражданочка, не будем показывать на нее пальцем, держала в секрете такую важную информацию, как пин-код своей банковской карты!
И если бы подружка этой самой гражданочки, не будем показывать пальцем и на нее тоже, имела в своем кошельке разменную монету для автомата с шоколадками!
Но нет, одна гражданочка через ползала орала другой, как сноповязальщица косарю в чистом поле: «Лен, Мася тебе сейчас мою карточку принесет, пин-код четырнадцать-ноль семь!»
Разве они не знали, что не надо так делать?
И не подумали, что тонко чувствующая художница в порыве творческого вдохновения вполне может запечатлеть на заменяющем ей холст плече те самые цифры, которые ей прокричали буквально в ухо?
И что наивная художница после бокала-другого прекрасного абхазского вина вполне может доверчиво рассказать эту забавную историю случайному знакомому, который окажется не приличным бизнесменом, а предприимчивым карманным вором?
— Мне все понятно, — вздохнул Питер Бург, с досадой и жалостью поглядев на хлюпающую носом маменьку. — Один вопрос: какую сумму вы потеряли по нашей с мамой вине?
— В кошельке было две тысячи рублей, на карте — шестьдесят две тысячи с копейками, — ответила Ирка. — Для пущей точности я эсэмэску из банка могу посмотреть…
— Не надо пущей точности, — отмахнулся фокусник. — Округлим сумму до шестидесяти пяти тысяч. Мы вам их вернем, а вы забудете эту историю, договорились?
— Вернете деньги — забудем, — согласилась подружка.
— Но снова вспомним, если узнаем, что еще кого-то обокрали подобным образом, — пригрозила я. — А мы узнаем, не сомневайтесь, у нас связи и в СМИ, и в полиции…
— А сроку мы вам даем одни сутки, потому что денег у нас никаких не осталось, а дома дети малые плачут, их надо кормить, а они та-акие прожорливые! — поплакалась Ирка.
— Кстати, о маленьких и прожорливых!
Я вспомнила, что не разгадала еще один профессиональный секрет семейства фокусников:
— Скажите, а как вы свою ручную крысу непосредственно на нужного человека науськали?
— Только не надо врать, что это была любовь с первого взгляда, — пробурчала Ирка.
— Нет, конечно, — бледно улыбнулась художница. — Я специально для вас развела краску арахисовым маслом, крысы его обожают.
— А я-то думала, это попкорн так густо пахнет, — хмыкнула я.
— Все так думают, — кивнула изобретательная художница.
На том мы и расстались.
Домой шли быстро — почти бежали. Мамаша Максимова беспокоилась о своих детках, а меня тревожила судьба Дарта Вейдера. Ну, проводник Темной Силы, и что теперь? Отдавать его на растерзание?
Предчувствие меня не обмануло.
— Это мамочка пришла! — пропела Ирка, с хрустом вонзив в замочную скважину ключ.
Уходя, мы для пущего спокойствия (Иркиного, не моего) заперли деток и няню Дарта в квартире.
Дверь открылась.
Подружка охнула и окаменела на пороге, перекрыв мне и доступ в комнату, и вид.
Я вытянула шею, заглянула поверх ее плеча и вздохнула:
— Так я и думала!
Дарт наш Вейдер лежал на полу и, несмотря на заботливо подсунутую ему подушку, мирно спящим не выглядел. Распластанный, он здорово походил на таракана, беспощадно прибитого тапком.
— Детки, что с ним случилось?!
Ирка отмерла и ринулась в комнату.
Я проницательно изменила формулировку вопроса:
— Детки, что вы с ним сделали?!
— Дядя Далт спит! — невозмутимо сообщил один из деток, мелодично скрипя мелком.
Пользуясь случаем, он вдохновенно разрисовывал дядин черный плащ. Что-что, а нападение тараканов Дарту Вейдеру теперь не грозило.
Второй ребенок энергичными движениями ловко вытряхивал из светового меча пальчиковые батарейки.
— Как — спит?! — не поверила Ирка.
— Вечным сном? — предположила я и осторожно пощупала запястье товарища Вейдера. Нашла пульс и обрадовалась: — Нет, он еще живой!
— Вот же гад безответственный! — тут же возмутилась непоследовательная подружка. — Вместо того чтобы присматривать за детьми, он тут дрыхнет! Лучше бы я магистра Йоду наняла, он вроде порядочный…
— Лучше бы ты шлем с него сняла, — перебила я негодующую подругу. — Как-то не верится мне, что кто-то может просто так уснуть рядом с твоими бодрствующими парнями!
Ирка послушно стянула с головы Вейдера пластмассовое ведро с прорезями и сообщила:
— М-да, ты права, похоже, что он не просто уснул! Посмотри, какая у него шишка!
Я посмотрела, присвистнула и невольно потянулась пощупать собственную голову:
— Прям, как у меня!
— Только свеженькая совсем.
Подружка намочила под краном махровую салфетку и украсила бледное чело Вейдера холодным компрессом.
— Мне помог очнуться аромат копченой колбаски, — напомнила я.
— Нет у нас никакой копченой колбаски, — торопливо сказала Ирка, упреждая соответствующий запрос от своих прожорливых мелких. — Обойдется дядя Дарт водичкой из-под крана! Или вот могу еще нашатырь предложить, в аптечке был флакончик…
Пузырек с нашатырем был извлечен из аптечки, откупорен и состыкован с ноздрей дяди Дарта. Для пущего эффекта свободной от пузырька рукой Ирка энергично похлопала бессознательного дяденьку по щеке.
За звонкими шлепками немудрено было не расслышать слабый стон, но я неотрывно смотрела на бледную физиономию товарища Вейдера и вовремя увидела, что он заморгал.
— Все, Ирка, не лупи дядю, он уже очнулся!
— Что… Где…
Дядя Дарт выдохнул пару слов, поморщился и попытался увести свой нос от соприкосновения с вонючим пузырьком.
— Что случилось и где вы? — Ирка с готовностью подсказала страдальцу два вопроса и сразу же выдала один известный ей ответ. — Вы в Адлере, в доходном доме на улице Цветочной!
— А что случилось, это вы нам расскажите! — потребовала я.
— Эти монстры…
— Какие? — не поняла Ирка.
— Эти? — спросила более сообразительная я, качнувшись в сторону, чтобы открыть страдальцу вид на пару ангелочков на диване.
— Да!
Дядя Вейдер засучил ногами, пытаясь отползти подальше от дивана с милыми крошками.
— Нет! — проследив направление его испуганного взгляда, возмутилась любящая мать ангелочков. — Не может быть, чтобы два маленьких мальчика победили главного темного ситха!
— Ну, не знаю, не знаю, — пробормотала я.
— Сейчас узнаем!
И Ирка учинила участникам конфликта перекрестный допрос, получив в итоге противоречивые показания.
Сходились они в одном: оставшись втроем, дядя Дарт и детишки затеяли игру в прятки.
По словам товарища Вейдера, детки завязали ему глаза, вернее, соответствующие прорези в шлеме, чуток повозились и затихли. Добросовестно досчитав до ста, дядя Дарт стянул с головы полотенце, объявил, что он идет искать, и таки пошел, но никого не нашел. Мелкие затейники исчезли, как сквозь землю провалились!
К чести главного ситха, он не стал нам врать, будто это его сколько-нибудь огорчило.
У лидера темной стороны силы выдался трудный денек: до обеда он в паре с магистром Йодой работал на детском празднике, потом битых два часа в душном костюме раздавал флайеры на пляже, а потом пришла Ирка и, не слушая никаких возражений, бестрепетной рукой увлекла утомленного солнцем главситха в клетку к диким… Извините, оговорился — в квартиру к милым детям!
Неудивительно, что внезапное исчезновение этих милых, но шумных детей дядя Дарт расценил как неожиданный подарок судьбы и не преминул воспользоваться случаем.
Вновь водрузив на шлем маскировочное полотенце, усталый сидх закрыл глаза, расслабился и задремал в удобном мягком кресле, не сомневаясь, что пропавшие детки вернутся сами и много раньше, чем ему хотелось бы.
Через какое-то время его действительно разбудили скрипы и шорохи невидимой за полотенцем деловитой возни.
— Кто не спрятался, я не виноват! — возвестил дядя Вейдер так громко и бодро, как будто он и не выходил из игры.
Но вместо ожидаемого испуганно-радостного визга услышал хруст проломленного шлема, а следом пришла и растаяла в черном тумане боль от удара по голове…
Естественно, дядя Дарт предположил, что по кумполу его двинули ушлые детки. А кто же еще, если в квартире они находились только втроем, и дверь была заперта?
Однако Масяня и Манюня свою вину отрицали.
По их альтернативной версии, они просто спрятались в шкафу и тихо сидели там, пока не поняли, что игрок в прятки из дяди Дарта никакой и результативные поиски — точно не его сильная сторона.
Не дождавшись, пока их найдут, дети вылезли из шкафа и увидели, что дядя, скрючившись, спит на полу.
Затащить спящего на диван они не смогли (хотя и хотели, потому что дядя на полу мешал играть в футбол), зато уложили его поудобнее и даже подсунули под голову подушку. Правда, шлем снять не догадались, потому что думали, что без шлема дядя вовсе умрет.
— Лена, можно тебя на минуточку! — Подружка деликатно поманила меня пальцем.
Мы отступили подальше в прихожую, и там Ирка возбужденно нашептала мне на ухо:
— Тебе это ничего не напоминает?!
— Еще как напоминает! — согласилась я. — Похоже, что история повторилась: кто-то снова проник в твою квартиру, воспользовавшись своим ключом и отмычкой, и вновь обманулся тишиной! В разгар поисков злоумышленник внезапно обнаружил рядом ненужного свидетеля и привычно вырубил его ударом по голове, после чего удалился!
— Вот интересно, на этот раз он нашел то, что искал?
Ирка осмотрелась и досадливо выругалась:
— Черт! Хоть знать бы, что это такое!
— Не знаю, что это, но есть мнение, что оно не могло находиться в шкафу-купе, — рассудила я.
— Почему?
— Потому что в шкаф-купе он даже не заглядывал, иначе увидел бы прячущихся там мелких, а они увидели бы его, — объяснила я.
— Блин! — Подружка нервно взлохматила кудри. — Думаешь, это твое соображение хоть что-то прояснило? Теперь я буду ломать голову над вопросом, что такое в шкафу-купе храниться никак не может, а в подвесных кухонных шкафчиках — очень даже запросто!
— Чеснок и лук, — подумав чуточку, предположила я. — В платяном шкафу их точно нельзя хранить, если не хочешь, чтобы одежда провоняла.
— Мне трудно представить, что кому-то так нужен чеснок и лук, что он ищет его в моей квартире, — резонно возразила Ирка. — По-моему, никакие луковицы не стоят того, чтобы нарушать закон. Хотя, конечно, я помню, что в свое время в Голландии за луковицу редкого тюльпана можно было купить дом…
— Знаешь, с учетом того, что ты у нас совладелица известной фирмы по продаже посевного материала, эта версия вовсе не лишена смысла, — заметила я. — Признавайся, ты не припрятала тут где-нибудь саженец бесценного агарового дерева?
Ирка озабоченно моргнула:
— Не-а…
В копилке нашей общей памяти уже есть история о черенке розы, обмазанном воском с бриллиантами. Ее переправили через границу в фуре с товаром для Иркиной фирмы, и с этого начался неслабый детективчик…
— Но скорее всего вторженец просто не успел пошарить в шкафу-купе, — успокоила ее я. — Его Вейдер спугнул.
— Вот, кстати, а можно, я уже пойду? — с надеждой спросил упомянутый персонаж.
— Конечно, конечно! — фальшиво радостно улыбнулась Ирка.
Стребовав с меня тысячу рублей, она расплатилась с няней Дартом и отпустила его с миром.
Мне не показалось, что ситх остался недоволен суммой оплаты, однако я была уверена, что в будущем он никогда не возьмется за трудную и опасную роль бебиситтера.
Миры губить много легче, чем за детьми присматривать, одназначно.
На ужин Ирка подала пельмени — не самолепные, как обычно, а магазинные, причем из дешевых.
Я расценила это как демонстрацию с элементами шаманства: подружка явно пыталась оказать психологическое давление на мироздание, показывая высшим силам, что вместе с чадами и домочадцами балансирует на грани голодной смерти, как группа цирковых эквилибристов на проволоке.
Подразумевалось, что мироздание должно расчувствоваться, сжалиться и срочно вернуть в бюджет страждущей семьи Максимовых деньги, украденные вороватым поклонником мамы фокусника. Шестьдесят пять тысяч рублей с копейками развеяли бы призрак скорой голодной смерти.
Размеренно помешивая ложкой в кастрюле, Ирка с видом, исполненным печального достоинства, и со слезой в голосе напевала:
Не думай о пельменях свысока!
Наступит время — никуда не денешься:
Поймешь, как роль пельменей велика
В безденежье, в безденежье, в безденежье…
Я оценила пародийную каверверсию и поаплодировала автору адаптированного текста. Ирка поклонилась и продолжила заметно громче и веселее:
И крохотным пельменям будешь рад –
Горяченьким, на вилочку наколотым!
Не красная и черная икра –
Пельмени не дадут опухнуть с голоду!
— Перемени! Перемени!
Включились ударные инструменты — детки затопали ножками и застучали ложками.
— Переменей требуют наши сердца-а-а! — напела я почти бессмертное, цоевское.
Ирка произвела раздачу еды, и сложное полифоническое музицирование сменилось примитивным чавканьем.
В относительной тишине особенно громно прозвучал внезапный длинный шорох свыше. Судя по мягкому рокочущему звуку, над головой у нас прокатился волосатый бильярдный шар.
Я подняла взор к натяжному потолку и едва не выронила из открывшегося рта пельмень, увидев, что белоснежная пластиковая ткань провисла крошечными сталактитами!
Прежде чем я успела сообразить, что на потолок сверху давят чьи-то лапки, сталактиты бесследно исчезли, а на ткани со свистом образовался и тоже пропал узкий выпуклый желоб.
— Кто это быр? — уронив ложку, изумленно спросил Масяня.
— Реально, быр-р-р! — Ирка брезгливо передернулась. — Неужто мышь или крыса?!
Она посмотрела на меня, явно надеясь, что я опровергну это вполне резонное предположение, но я только покрутила пальцем у виска и показала глазами на Манюню.
Поздно.
Юный любитель грызунов услышал волшебное слово, и детские глазки вспыхнули, как габаритные огни автомобиля:
— Клы-ы-ыса!
— Где крыса? — Второй ребенок тоже задрал голову.
— Это не дом, а воздушный замок на песке! — возмутилась Ирка. — Потолки матерчатые, стены бумажные, а в системе вентиляции не воздух циркулирует, а кры…
— Крыша в этом доме тоже так себе! — Я заглушила подружкин монолог своей репликой, изобретательно спрятав опасное слово. А мелким авторитетно заявила: — Никакая это не крыса, успокойтесь.
— А кто же? — спросила Ирка, желающая успокоиться больше, чем кто-либо из присутствующих.
Я с укором посмотрела на нее. Ну, откуда я знаю, кто, кроме крысы или мыши, может бегать по потолку?
— Черовек-Паук? — предложил свою версию сын поэтессы — потомственный фантазер.
— Очень, очень может быть! — благосклонно кивнула я. — Только он маленький еще.
— Болел в детстве, — пробормотала Ирка.
— Такой, знаете, человечек-паучок. — Я не позволила сбить меня с курса. — Детеныш Человека-Паука. Не будем пугать его, пусть растет большим и сильным супергероем.
— И ловить его тоже не будем, — с нажимом сказала Ирка, оценив, как засверкали глаза азартных пацанят. — Вырастет — сам к нам прилетит и спасибо скажет.
— Спасибо-то за что? — не поняла я.
— За мир во всем мире!
Ирка с усилием нажала на вихрастые макушки, возвращая внимание деток тарелкам, и, дождавшись, пока они снова заработают ложками, тихо спросила меня:
— Они же еще маленькие и не дотянутся до потолка, ведь правда?
Я как-то сразу поняла, что речь не о маленьких грызунах и даже не о младенцах Человека-Паука, а потому не стала обнадеживать подружку:
— Ну, если ты снимешь с окон шторы… Хотя… Если со спинки дивана залезть на книжную полку, а оттуда на шкаф…
Я не сомневалась, что мелкие, если им что-то понадобится на потолке, найдут способ до него добраться.
— Тише! — Ирка бесцеремонно закрыла мне рот ладонью. — Ты с ума сошла — прокладываешь им маршрут!
Мы опасливо покосились на пацанов, но они как раз по уши занырнули в чашки с чаем.
Закончив ужин, детки перебрались на диван играть в лото.
Ирка самоотверженно переместилась к мойке с грязной посудой, а я задумалась и задержалась за столом, ложкой выводя узоры по сметанно-масляной лужице на дне пустой тарелки.
— Что ты там вылавливаешь? — не выдержала Ирка.
— Мысль.
— А в голове ни одной не осталось? — съязвила подружка.
Я поглядела на ехидину в равной степени беззлобно и бессмысленно.
При виде столь нетипичной кротости подружка заволновалась:
— Леночка, ты хорошо себя чувствуешь? Такая тихая, как мышь, прибитая метлой!
— Вот! — Я оживилась и взмахнула ложкой, как гаишник жезлом. — Точно! Мышь! И боты!
Ирка вытерла руки полотенцем, села за стол напротив меня, подперла подбородок ладошкой и задушевно спросила:
— Мышь в ботах? Ну-ка, ну-ка…
В ласковом голосе подруги отчетливо зазвучали интонации доброго доктора-психиатра:
— Мышь в ботах — это что-то сказочное, типа Кота в сапогах?
— Нет! Помнишь, ты обнаружила на плинтусе клок посторонней шерсти? — Все той же ложкой я потыкала в пол. — Я поняла, откуда она!
— И откуда же? — Добрый доктор был полон самого доброжелательного интереса.
— Это Мышь зацепилась за гвоздик ботиком!
— Ага, навязчивая идея, — тихо пробормотала доктор Ира.
— Да что тут навязчивого?! — Я рассердилась. — Мышь — это тот тип в сером прикиде, который стукнул меня по голове, и он был в войлочных ботах! И знаешь, что самое интересное?
— Слушаю, батенька, слушаю!
— Матенька, — поправила я. — В смысле, матушка я.
— Святая мать? Это, пожалуй, уже целая мания величия…
— Да какая мания!
Тут я психанула, швырнула стальную ложку в мойку, и она загудела, как колокол.
Надо признать, к теме святой матери это шло.
— Самое-то интересное, что в таких же серых войлочных ботах был знаешь кто?
Я задала вопрос и поспешила сама же на него ответить, пока Ирка не спорола еще какую-нибудь чушь, которая собьет меня с мысли:
— В аналогичных серых войлочных ботах был перелетный мужик!
— И что?
Против ожидания, подружка не ахнула потрясенно, а пожала плечами и призналась:
— Я не знаю, из какой это сказки.
— Потому что это не сказка, а страшная быль! Я говорю про того мужика, который разбился у нас во дворе! Я видела, у него на ногах были новые серые боты из войлока!
— И-и-и?
Доброжелательного и возмутительно невозмутимого доктора страстно захотелось убить.
— Ты не думаешь, что из этого можно сделать некий вывод? — Усилием воли я распрямила загибающиеся в когти пальцы и дала тупице еще один шанс на прозрение. — Ну же, подумай, кто носит войлочные боты?
— Старушки?
— Старушки не в счет! Кто еще?!
Ирка немного подумала:
— Ну, я ношу, если честно. Зимой в доме холодно, а войлочные боты легкие и теплые.
— Зимой не в счет! Кто носит войлочные боты летом?!
— Где? Если в Норвегии, то…
— Норвегия не в счет! — Я поудобнее прихватила тарелку, решив, что все-таки стукну тугодумку. — Кто носит боты летом в Сочи?!
— Психи?
Ирка щелкнула пальцами:
— А, я поняла, о чем ты! Хочешь сказать, что войлочные боты — это некий объединяющий момент? Символ такой вроде масонского знака?
Я моргнула. Масонская ложа психов в валяных ботах — это была могучая фантазия.
— Вообще-то я всего лишь хотела сказать, что в летнюю жару на модном курорте боты из войлока могут быть востребованы лишь за одно из своих многочисленных ценных качеств, — сказала я со вздохом. — И это качество — бесшумность!
— Слу-у-ушай, а ты права! — Ирка всплеснула руками. — Даже кроссовки и кеды, уж на что прекрасная спортивная обувь, на плиточном полу скрипят! А в войлочных тапках даже я хожу не как слон, а как мышка!
— Вижу, ты поняла. — Я кивнула. — Именно, как мышка! Очевидно, что та мерзкая серость, которая тайно шарила в твоих шкафчиках, специально обула войлочные боты, чтобы ее шагов никто не услышал. И я рискую предположить, что погибший перелетный мужик тоже делал что-то предосудительное и не желал быть замеченным!
— К любовнице ходил?
— Как вариант. — Я неуверенно кивнула. — Хотя, мне кажется, что войлочные боты — это вовсе не эротично. К любовнице надо бы в праздничном убранстве и с букетом!
— Ну, это дело вкуса, — справедливо заметила Ирка. — Я читала в журнале, что на Тайване в прошлом веке мужчина, желающий соединиться с желанной дамой, преподносил ей вовсе никакой не букет, а самую настоящую отрезанную голову врага. Вот это, мне кажется, действительно неэротично!
— Чьего врага? — заинтересовалась я. — Его или дамы?
— Народа? — предположила Ирка.
Мы немножко похихикали над странными чужеземными обычаями, а потом я удалилась к себе, чтобы не мешать подружке укладывать детей спать. У Максимовых это всегда эпическая битва, а мне, калечной, и так уже неоднократно досталось.
Забравшись на диван с ногами и ноутбуком, я с удовольствием погрузилась в мир относительно доброго фэнтези и в сладких муках творчества не заметила, как стемнело.
В реальность меня вернул телефонный звонок.
— Ты что, не слышишь, как я скребусь в твою дверь?! — сердитым шепотом поинтересовалась подруга.
— А зачем ты в нее скребешься? — спросила я, не спеша открывать.
— Инжир будешь?
Знает, чем выманить утомленного писателя из воображаемого мира в реальность! Воображаемый инжир — он реальному и в подметки не годится!
Я впустила подружку в квартиру, отняла у нее тарелку с инжиром и по дороге к столу успела набить щеки, испортив себе дикцию, так что Ирка не сразу поняла меня, когда я спросила:
— Оуа ыы?
— А?
— Откуда инжир, спрашиваю?
— А! О уаоы! — Ирка тоже налегла на фрукты. — От управдомши, говорю! Я сходила к ней с претензией по поводу мыши на потолке, и она откупилась от меня инжиром и мышеловкой!
Я огляделась.
— Мышеловку я не принесла, — правильно поняла мой немой вопрос подружка. — Поставила ее у порога. Вдруг мышь на этот раз как порядочная придет — через дверь.
И тут меня вдруг осенило:
— Окно!
— Что — окно? Думаешь, на подоконник тоже нужно мышеловку от незваных гостей пристроить?
— Да ты, похоже, уже пристроила одного незваного!
Я метнулась к окну, свесилась за подоконник и прищурилась:
— Так-так-так…
— Как-как-как?
— Иди сюда! — позвала я. — Смотри! Видишь, где лежал тот мужик?
— Тот, который жмурик? — Подружка тоже цепко прищурилась. — Ну, вижу. Господи, и как только эта дурища управдомша могла подумать, что он упал из твоего или моего окна, ведь он лежал намного правее!
— Молодец, хороший глазомер! — похвалила я. — Теперь пойдем во двор, кое-что покажу.
Мы спустились во двор и встали к нашей многоэтажной избушке передом, к шашлычнику Артуру Хачатуровичу задом (что Артур Хачатурович приветствовал одобрительным цоканьем, адресованным нашей некрасовско-рубенсовской красавице).
Я плавно, как Василиса Прекрасная, выпускающая из рукава лебедей в фольклорном танцевальном баттле, повела рученькой:
— Видишь, где он лежал?
— Кто?
— Жмурик ты мой! Я ночами плохо сплю, я убить тебя хочу! — словно отвечая на вопрос, радостно взвыл шансонье в кафе.
— Жмурик наш, кто же еще, — повторила я, автоматически поблагодарив шансонье за подсказку кивком. — Он лежал во-он там, так?
— Так.
— А теперь поверни голову. Что ты теперь видишь?
— Кафе «Китайский фонарик».
— Правильно. — Я кивнула. — Кафе «Китайский фонарик» пристроено к первому этажу нашего дома. И что же мы можем сказать об этом кафе?
— Что кормежка там отвратительная! Говядина с гречневой лапшой — это такая гадкая коричневая размазня, как в больничной столовке! — с полоборота завелась фанатичная любительница вкусной и здоровой пищи. — Жареный рис по-китайски у них похож на размятые тефтели! А пекинская утка там — вообще не утка, а курица! Короче, более или менее китайского в этом самом кафе только крыша с приподнятыми углами!
— Вот именно! — энергично кивнула я. — А теперь представь, что на эту самую китайскую крышу с одного из тех узких карнизов, что визуально размечают наше здание на этажи, падает некое тело. Что с ним будет?
Инженерно образованная подруга погрузилась в расчеты:
— Ну, это зависит от того, сколько весит это самое тело, какова его аэродинамическая форма, с какой высоты оно падает и в какую конкретно точку крыши попадает…
— Форма морской звезды, вес примерно шестьдесят кило, а летит до встречи с крышей метров семь! — Я с готовностью предоставила запрошенные вводные данные.
— Ну, если она ляпнется на наклонную плоскость плашмя и при этом не проломит крышу, то покатится с нее, как с детской горки, а на приподнятом углу ее еще слегка подбросит, как на трамплине…
Я кивала.
— Стоп! — Ирка помотала головой. — Какая может быть морская звезда весом в шестьдесят кило?! И как она могла попасть на карниз?!
— Никакая и никак, к черту морскую звезду! — отмахнулась я. — Закончи рассуждение! Тело подкинет, как на трамплине, и-и-и-и?
— И оно шмякнется на асфальт примерно вон там.
Ирка показала пальцем и, сообразив, что попала точно в точку, горестно охнула:
— Что?!
Ага, дошло!
— То самое, дорогая моя, то самое! — Я кровожадно потерла ладони. — Получается, не зря я назвала этого жмурика нашим, хотя точнее было бы назвать его твоим! По всему выходит, что стартовая точка его последнего полета — твое окно!
— Это просто невозможно! — Подружка помотала головой.
Впечатлительный Артур Хачатурович при виде разметавшихся рыжих кудрей снова восторженно зацокал, как особо крупная белочка.
— Сама подумай: дело было ночью, и я с малышами была дома, — аргументировала Ирка. — Неужели ты думаешь, если бы в нашу квартиру кто-то потихоньку забрался, по-хозяйски открыл окно и по-идиотски из него десантировался, мы бы этого не заметили?!
Я скептически хмыкнула.
Нет, если бы ночной вторженец у них холодильник открыл, Максимовы точно восстали бы, как мертвяки по зову некроманта! А окно… В авоське за окном Ирка уже лет тридцать ничего съестного не держит.
— Во-первых, точно заметили бы, поскольку ложимся спать при включенном кондиционере и с вечера это самое окно закрываем, а оно у нас скрипит! — Ирка парировала мой скепсис. — Во-вторых, в случае прыжка из окна этот кто-то летел бы не морской звездой, а солдатиком, и траектория его полета была бы совсем другой…
— А если этот кто-то забрался на уровень шестого этажа во-о-он по той пожарной лестнице, пошел, придерживаясь за подоконники, по карнизу и вдруг полетел с него ласточкой, с силой получив по спине внезапно распахнутой створкой? — вкрадчиво проговорила я.
— Да с чего бы… Гм…
Подружка осеклась.
— Ведь ты же выключаешь кондюк и открываешь окно перед рассветом, когда жара спадает? — дожала я ее.
Ирка открыла и снова закрыла рот.
Яростным почесыванием взлохматила кудри на затылке.
Вздохнула, пожала плечами и беспомощно развела руками — мол, что тут скажешь?
Она, конечно, могла бы заявить: «Я не нарочно!», но я и так не сомневалось, что произошла трагическая случайность.
— Пойдем домой. — Я потянула расстроенную подружку к подъезду. — Обдумаем, что делать с этим новым знанием.
Направив погрузившуюся в тяжкие думы Ирку к крыльцу, я быстро метнулась к Хачатуровичу и попросила остудить для нас бутылочку позапрошлогодней «Изабеллы».
В позапрошлом году этот сорт винограда особенно уродился, а калякать о делах наших скорбных за рюмочкой доброго вина мне представлялось наиболее перспективным и гуманным.
— А мясо, когда оно готово будет, вы нам в пакетик положите, хорошо? — попросила я шашлычника.
— Новый парень сделает, он умеет уже. — Хачатурович кивнул на парнишку, укладывающего в картонную коробку стопки горячих лепешек.
Я мельком улыбнулась ему — лицо показалось смутно знакомым.
— Представляешь, Хачатурович взял себе помощника на укладку-доставку шашлыка! — сообщила я подружке, догнав ее у лифта. — Не удивлюсь, если новая услуга «Экспресс-доставка в окошко» действительно приобрела уже массу поклонников!
— Эх, недодумались мы, надо было запатентовать нашу идею, — посетовала Ирка.
Подружка была печальна, но я верила, что горячий шашлык и холодное вино повысят градус ее настроения.
Петя Буров, известный любителям циркового искусства как Питер Бург, решительно не желал себя компрометировать.
Не доверяя матушке, которая уже показала себя преступно доверчивой простушкой, он лично отправился на встречу с обворованной гражданкой Ириной Максимовой, но при этом принял определенные меры к тому, чтобы остаться инкогнито.
С ног до головы Петя оделся в черное и выглядел как мелкий черт, то есть, можно сказать, просто адски шикарно.
Шелковая рубаха цвета воронова крыла на свету переливалась радужными нефтяными разводами, черная бейсболка плотным козырьком надежно затеняла лицо, черные вельветовые джинсы вкрадчиво шуршали, черные кроссовки на кафеле поскрипывали…
Объективно говоря, неузнанным Пете-в-черном остаться было легче, чем незамеченным.
В кармане черных-черных джинсов лежал черный-черный бумажник с деньгами, которые нужно было вернуть гражданке Максимовой, чтобы та не сделала черной-черной репутацию фокусника.
Не застав упомянутую гражданку дома — на осторожный стук в дверь никто не откликнулся, — Петя-в-черном непринужденно присел на ступеньку черной лестницы, запыхтел для успокоения нервов электронной сигаретой и приготовился ждать сколько понадобится.
Уложив отпрысков, папа и мама Васи, Кати и Нюры с обманчивым чувством добросовестно исполненного родительского долга отправились на ночную прогулку.
Дождавшись, пока лифт, увезший предков, с сигнальным грохотом причалит далеко внизу, шустрые дети вылезли из своих постелей и тоже покинули мирный кров, но двинулись в противоположном направлении — вверх.
На верхних этажах доходного дома было больше пустых квартир, так как отдыхающие предпочитали селиться там, куда не затруднялись попасть без помощи перманентно барахлящего лифта.
В коридоре шестого этажа в поздний час было тихо и пусто.
С появлением Васи, Кати и Нюры там стало еще и темно, потому что первым делом дети выключили единственный источник освещения — лампу на площадке у лифта. А вторым — включили свой ручной фонарик.
Атаман Васька вручил его мелкой Нюрке, повелев:
— Свети на пол!
На полу в коридоре шестого этажа не имелось ровным счетом ничего интересного, но это лишь до тех пор, пока Катя не достала мелок.
Мальчик открыл книжку с автографом сочинительницы фэнтези. Сверяясь с чертежом работы признанного знатока мистических обрядов, девочка изобразила на полу аккуратную пентаграмму.
Затем несвятая троица рядком уселась под стеночкой.
Фонарик погасили, и стало темно.
— Я боюсь, — восторженно шепнула Кате Нюра.
— Не бойся, все равно без кровавой жертвы ничего не получится, — успокоила ее старшая сестрица.
— Цыц, болтушки! — шикнул на разговорчивых младшеньких Васька.
И зашептал торжественно, с подвыванием:
— Че-о-орный призрак, явись к нам немедленно! Приди же, приди к нам, о Черный призрак!
Черный призрак что-то не спешил. Затянувшуюся паузу Катя с Нюрой заполнили напряженным сопением.
— Ну, приди уже, чего ты! — обиженно попросил Васька, откровенно расстроенный несговорчивостью призываемой нежити.
Можно подумать, этого самого Черного призрака наперебой зовут в приличные дома!
— Эй, Черный! — теряя почтительность вместе с терпением, возвысил голос Васька.
Уединившийся на черной лестнице Петя-в-черном, предположив, что обращение адресовано ему, выглянул в коридор и, пыхнув электронной сигаретой, хриплым шепотом вопросил:
— Че надо?
Катя и Нюра взвизгнули.
Васька при виде черной башки в клубах серого дыма, поперхнувшийся недетским ругательством, испуганно пискнул:
— Ой, кто это?!
— Черный призрак! — обрадовалась мелкая Нюрка.
Окрас явившегося детям «призрака» определенно соответствовал запросу, а вот с локацией вышла промашка.
— А почему он не в пентаграмме сидит? — нахмурилась Катя. — Должен за линиями находиться, тогда к нам не вылезет!
— Эй! Ты почему там, а не тут? — повысив голос, спросил самозваный верховный колдун Васька.
— А почему нет? — ответил Петя-в-черном и пыхнул дымом. — Я свободная личность в свободной стране!
— Он свободен?! Мама, нам конец! — охнула Катя.
Васька шумно сглотнул.
В этот момент гулко бухнул, брякнул и мучительно выдохнул прибывший лифт. Створки двери разъехались, выплеснув в забортную тьму лужу тусклого желтого света и выпустив пару темных фигур — судя по звукам, не бесплотных и не безгласых.
— Вот гадство, опять у нас тут загробная тьма! — досадливо молвил один женский голос.
— Вот как теперь жить, а? — страдальчески вопросил другой. — Мне же призрак убитого будет являться в кошмарах!
— Ирина, я пришел! — узнав знакомый голос, поспешил сообщить заждавшийся Питер Бург — и выскочил в коридор из закутка черной лестницы, точно черт из табакерки.
— А вот и кошмар! — констатировала Ирка.
— Кошма-а-а-ар! — завопили Васька, Катя и Нюра, стремглав сбегая по ступенькам.
— Что за черт?!
Я отшатнулась к стене, пропуская мимо себя непонятно кого вроде гигантской сороконожки.
Азартно орущий многоног, обдав меня ветром, с топотом покатился вниз по лестнице. Верхних конечностей у многонога было, наверное, поменьше, чем нижних, либо они были слабенькие, не цепкие: из разжавшейся лапки аккурат мне на ногу что-то упало.
Я машинально наклонилась, подняла с пола фонарик и автоматически — палец сам нашел нужную кнопку — включила его.
— Черт, кто это?! — нервно вскинулась Ирка, узрев в круге света перед собой слегка размытую дымом кляксу черной фигуры. — Изыди, бес!
— Ира, спокойно, это наш новый знакомый! — Я узнала фокусника и поспешила успокоить подружку.
— Живой? — с подозрением спросила она.
— А у вас есть новые мертвые знакомые? — неудачно попытался пошутить Питер Бург.
— Ох, лучше вам этого не знать, — вздохнула я и поводила фонариком, отыскивая в темном коридоре свою дверь. — Пойдемте ко мне, там поговорим.
Я пропустила подружку и фокусника в свое жилище и мягко закрыла за нами дверь.
В коридоре снова стало тихо.
Этажом ниже Вася, Катя и Нюра замерли на полусогнутых ногах, задрав головы к потолку.
— Как вы думаете, Черный призрак кого-нибудь убил? Или писательница его развеяла? — вслух задумался колдун-самоучка Василий. — А, ладно, завтра все узнаем!
— Вот деньги, — фокусник тщательно пересчитал купюры и вручил их Ирке. — Надеюсь, на этом мы в расчете?
— И я надеюсь, — сговорчиво согласилась моя подруга. — Надеюсь, что больше с вашей подачи никого не ограбят!
Фокусник поморщился.
— Тогда позвольте откланяться. — Он глубже надвинул бейсболку и шаркнул ножкой.
— Вежливый какой, — одобрительно сказала Ирка, закрыв за поздним гостем дверь.
— Не зря носит имя культурной столицы, — кивнула я.
Мы дружно захихикали.
— Вино сейчас пить будем или уже завтра? — сменив тон, деловито спросила подружка.
— Конечно, сейчас!
— А о жмурике давай поговорим уже завтра, договорились? — попросила Ирка. — Не все сразу, пожалуйста.
— Вечером вино — утром жмурик! — согласилась я узнаваемым перефразом Ильфа и Петрова. — Утром вино — вечером жмурик!
Старательно задвинув в дальний угол сознания неприятные мысли, мы со всем возможным удовольствием съели поданный нам в окошко шашлык и распили вкусное вино.
О чем болтали в процессе — я не запомнила. Как спать легла — тоже не запомнила.
Не худшее завершение дня, между прочим! Не хеппи-энд, конечно, но такая, знаете, классическая открытая концовка…
Хр-р-р…
