Глава 24
Сквозь сон я почувствовала, как что-то тычется мне в бок, и по привычке сказала «Ири, прекрати вертеться!», а потом только очнулась, услышав такое же привычное:
– Ну еще минуточку, мам…
На мгновение я, кажется, перестала дышать, опасаясь спугнуть видение – такие приходят на грани сна и яви, их легко перепутать с реальностью, – но оно снова ощутимо двинуло меня коленом в бок и пробормотало:
– Опять чуть не придушили…
Вот тут уж я села, чуть не стукнувшись головой о каменный выступ, и неверяще уставилась на Ири, которая уютно свернулась клубком между мною и Ирранкэ. Тот, совсем как тогда, на чердаке, спал беспробудным сном и только бессознательно пытался прижать меня к себе, не чувствуя живой преграды. Преграда же отвоевывала себе место, брыкаясь по привычке.
– Снаружи еще темно, – сообщила Ири, приоткрыв один глаз, и покрепче обняла меня, – так что спи, мам. До утра далеко…
Тут она зевнула и засопела: вот чему я всегда завидовала, так это способности дочери моментально засыпать. Иногда от усталости кажется, что сейчас ляжешь и провалишься в сон без сновидений, но не тут-то было: станешь ворочаться, а если и задремлешь, приснится какая-нибудь пакость. С Ири подобного не бывало: набегается за день так, что едва на ногах стоит, поест, умоется, потом рухнет в постель, и все – уже спит, не добудишься. И не в молодости дело: я хорошо помнила себя в ее возрасте, у меня так не выходило ни тогда, ни теперь.
«Настоящая или нет?» – только и смогла я подумать. Вдруг… вдруг это тоже обманка, призрак? Вроде бы родинка на месте, на виске возле уха, и запах правильный – первый снег и ландыш… ну и прочие дорожные ароматы. И все же…
Я протянула руку и потрясла Ирранкэ за плечо. Как же, разбудишь его!
Выручила, как ни странно, ящерка: скользнув по моему рукаву, она сунулась к лицу Ирранкэ и цапнула его за ухо. По себе знаю – это очень и очень чувствительно, пускай даже она кусала не до крови! Помогло и на этот раз: Ирранкэ вздрогнул и очнулся, встретился со мной взглядом и нахмурился, мол, в чем дело? Потом глянул ниже и замер.
– Но как?.. – еле слышно выговорил он, а я только пожала плечами и прошептала:
– Ты тоже ее видишь? Такую, как надо, настоящую?
– Я даже ее котомку вижу, вон она, у тебя за спиной. И еще, – Ирранкэ притронулся к своей руке, той, что с замысловатым рисунком, – чувствую. Я ведь говорил, ключ я не ощущаю, а вот родную кровь, хоть и слабо, но…
– Ну чего вы не спите и мне не даете? – недовольно спросила Ири, села, чуть не выбив мне макушкой зубы, и потянулась. – Ночь же еще!
– Уже светает, – ответил Ирранкэ, глянув наружу.
– Это не рассвет, это зарницы, – со знанием дела ответила Ири. – Такое даже зимой бывает, правда-правда, когда гроза сухая!
– Да, говорят, это королева Зимы гневается… – прошептала я, – свои зеркала бьет, оттуда и вспышки…
– Немудрено ей разгневаться, – мрачно произнес Ирранкэ и тоже потянулся, совершенно таким же движением, как Ири.
– С чего бы?
– Если мы уже во владениях феи, то королева нас не видит, – был ответ. – И не знает, выполнено ли обещание. А нрав у нее…
– Да уж, – содрогнулась я, признав, что он прав.
Если бы Зимняя владычица могла попасть в эту долину, то тут все было бы выморожено до голого камня, а раз она до сих пор этого не сделала, выходит, что-то ее останавливает. Но… ведь здесь и так все в снегу! Или это тоже морок?
– Нет. Просто фея сильно ослаблена, – сказал Ирранкэ, выслушав меня, – и понемногу уступает границы. Здесь ее власть пока держится, но… Прежде здесь наступала осень, но настоящей зимы не бывало, день-два, несколько снежинок – и вновь весна. Во всяком случае, так говорила мне фея.
– Так, может, просто подождать? И зима все-таки придет? Этот снег намело бураном через горы, и он уже не тает, верно?
– Зима же на переломе и сама начинает слабеть. Ей не хватит времени до весны, чтобы занять всю эту долину. А проникнуть в чертоги феи она и вовсе не может.
– А к следующей зиме фея наберется сил, – вставила Ири, беспечно грызя сухарь. – И опять все начинай сначала!
– Именно так, – согласился он. – Но это только догадки. Лучше скажи, как ты здесь оказалась?
– Пришла, – пожала она плечами. – А еще что-нибудь осталось поесть?
– Ясно, что не прилетела, – я подсунула ей свою долю, – но как ты нас нашла?
– Ну мам… Я же говорила, что этот ключ звучит так, что его за месяц пути слышно! Правда, я не сразу поняла, откуда он поет, тут эхо такое, что в ушах звенит, – пояснила она, прожевав. – А потом – раз! И стало ясно, где ты. Я туда и пошла, чего на месте сидеть? Сами вы б меня еще долго искали, вы же так не умеете!
– Темень же…
– Так я ведь вижу, как папа, мне не темно, – удивленно сказала Ири. – Да и звезд целое море, не споткнешься… Одна, самая яркая, мне будто нарочно светила, вот прямо лучом дорожку указывала, и вдруг ка-а-ак полыхнула! Я даже испугалась немножко, вот. А потом смотрю – в горах светится что-то, но не костер, костер совсем другой. И как раз там, где ключ слышно. Я и подумала, что звезда туда упала, а это, оказывается, вот кто! – Она потрогала пальцем ящерку.
Та мигом взбежала Ири на голову и свернулась кольцом на макушке, будто диковинный самоцветный венец, от которого даже ночью светло.
– Звезда, значит, – негромко произнес Ирранкэ, а я кивнула. Видно, воительница Иринэль и безо всяких просьб приглядывала за своей прапра… внучкой. – А где ты оказалась, когда мы прошли водопад?
– Как это – где? – удивилась Ири. – Возле него. Только с другой стороны. Смотрю – а вас нету… Я подумала: не могли же вы уйти одни и меня бросить! Выглянула обратно – и там вас нет, а кони на месте стоят, ждут… Ну, думаю, раз так, значит, это фея что-то намудрила! И пошла вас искать, вот. Хотела коней взять, раз тут тоже снег, а вовсе не лето, но они заупрямились – и ни в какую…
– Похоже, на нее колдовство этого места не действует, – задумчиво произнес Ирранкэ.
– Или фея все еще не знает о ней. А если не знает, то и не колдует. Или у нее и впрямь сил не хватает и она решила, что нет смысла тратить их на девочку, какой от нее вред?
– Ха! – самодовольно сказала Ири. Подумала и добавила: – Нет, мне мерещились разные разности, но я сразу поняла, что это просто картинки. Ну, как в волшебном фонаре, помнишь, мам, в замке однажды показывали господам, а мы подсматривали?
– И как ты догадалась, что они не настоящие? – нахмурился Ирранкэ и сам себе ответил: – Ах да, ты же чувствуешь…
– Ага. А еще они не пахнут, – серьезно сказала она. – Вообще. А так не бывает.
Я попыталась припомнить свое приключение: пах ли разогретый солнцем луг? А деревня? Там ведь откуда дымком тянет, откуда навозом, да и от людей на жаре запах всегда имеется. И колодезная вода пахнет, и мокрое дерево, и железная воротина… И если «матушка» говорила, что ждет меня к столу, из дома должен был доноситься запах стряпни, но… ничего этого не было! Почему же я сразу этого не заметила?
– Ты сама себя обманула, мам, – сказала Ири. Видно, последний вопрос я задала вслух. – Ты ведь помнишь, как все должно быть на самом деле, вот и не заметила, что запаха нет. Ты же не сразу догадалась, что бабушка не настоящая.
– А ты откуда знаешь? – насторожилась я. – Я же ничего тебе не рассказывала!
– Так я тебя тоже видела в тех картинках. Ты бабушке помогала ведро нести, а потом картинка пропала.
– И тебе не захотелось проверить, не настоящая ли это Марион? – спросил Ирранкэ.
– Немножко хотелось, – честно созналась она. – Но ключ-то не оттуда звучал.
– А ты не подумала, что его могли и отобрать?
– Нет, – созналась Ири. – Но я покричала на всякий случай. Мама совсем близко была, а не заметила.
– Я ничего не слышала…
– Ну вот я и подумала, что ты бы меня наверняка услышала, – серьезно сказала Ири. – Так всегда было. А раз даже ухом не повела, значит, это не ты.
– Погодите, у меня уже голова кругом, – поднял руку Ирранкэ. – А меня ты видела?
Она помотала головой, так что ящерка от неожиданности съехала набок, недовольно зашипела, цепляясь лапками за волосы, и снова свернулась звездным венцом.
– Я видела кого-то другого, очень похожего, – сказала Ири. – Но точно не тебя. Одежда другая, но это-то ладно… Ты ходишь не так, и улыбаешься по-другому, и глаза не те. Наверно, это была та алийка, Иринэль, – заключила она. – Точно, кинжал был такой же, как у тебя! Но я не очень-то приглядывалась, а то так вот засмотришься, а тебя туда затянет. Как в сказке, помнишь, мам?
Я кивнула. Конечно, сколько раз я ей рассказывала историю о девушке-красавице, которой так нравилось любоваться своим отражением, что она не отходила от зеркала часами и даже разговаривала с ним. И однажды вдруг оказалась за стеклом, а ее отражение переклеило мушку с правой щеки на левую, чтобы ничем не отличаться от оригинала, и зажило обычной человеческой жизнью. Ну а о том, что сталось с настоящей девушкой в зазеркалье, история умалчивала… Я напоминала об этом, когда Ири слишком уж подолгу вертелась у старого зеркала.
– И еще, – добавила Ири, – я подумала, что у феи все зеркала кривые.
– То есть?
– Как бы объяснить… Вроде все на месте, право с левом не перепутано, но… но… Видно, что слишком ненастоящее, неправильное!
Она развела руками, отчаявшись найти нужные слова, а потом добавила, погладив котомку:
– А еще эти видения не отражаются в настоящем зеркале, в прабабушкином. Я проверяла раз или два, чаще боялась его доставать, чтобы не разбить. И вас проверила, когда сюда забралась: вы так крепко спали, что ничего и не услышали!
– Вот с этого и надо было начинать… – вздохнул Ирранкэ и вдруг улыбнулся. – Видно, я не ошибся и это действительно вещь алийской работы. Жили когда-то в незапамятные времена мастера, которым под силу было сотворить зеркала, отражающие самую суть, а не только лицо. А уж если зеркало старинное, то за много лет оно насмотрелось такого, что его не обманешь.
– И оно умеет советовать, самую чуточку, – вставила Ири. – Мама тоже знает, да, мам?
Я кивнула, потом собралась с мыслями и пересказала ее измышления насчет смерти бабушки Берты и роли зеркала в этой истории.
– Вот оно что… – протянул Ирранкэ, дослушав. – Тогда оно и впрямь волшебное! Если б не оно, ключ уже давно оказался бы у феи. И хоть она не сможет им воспользоваться…
– Поди отбери у нее! – закончила Ири. – Таким что в руки попало, то пропало! Да, а что мы будем делать дальше?
– Искать вход в чертоги феи. Нам нужен круг камней и второй водопад, – напомнил Ирранкэ, – но найти их не так-то просто. Сдается мне, фея от души запутала дорогу, если уж я за неделю блужданий не нашел ни единой памятной приметы!
– Это же был морок, – напомнила я. – Теперь, может, лучше дело пойдет?
– Как знать, звездочка, – сказал Ирранкэ, подумав, – ты говоришь, ключ звучит громко, а что насчет двери? Ее ты услышать можешь?
– Наверно, могу. – Ири почесала нос. – Только ключ я могла отличить, потому что слышала раньше, а дверь… Поди угадай, что изо всего этого… как его? Оркестра, вот! Как понять, что это именно она?
– Не понимаю тебя…
– А чего тут непонятного? Я же говорила, тут эхо такое, что в ушах то звенит, то вовсе их закладывает, – вздохнула она, явно сетуя на недогадливость и непамятливость взрослых. – Наверно, это из-за волшебства. Прямо гудит все! Ключ слышнее всего, я говорила, но все остальное тоже гремит и грохочет, и как нужное-то выбрать?
– Может, по созвучию с ключом? – серьезно сросил Ирранкэ. – Он ведь подходит к замочной скважине.
Ири снова почесала нос, как делала всегда в минуту глубокой задумчивости, потом сказала:
– Так я искать не пробовала, но попытаюсь. Вдруг да выйдет!
Я промолчала, собирая пожитки, проверила флягу Ири – почти пустая, набрала воды: она еще сочилась по стенам, будто где-то пробился незамерзающий родник.
– Мам, а разве можно здешнюю воду пить? – нахмурилась она, заметив, что я делаю.
– Марион думает, что эту – можно, – пояснил Ирранкэ и протянул руку, чтобы погладить ящерку, но та вздыбила гребень и зашипела, протестуя против такой фамильярности. – Послушай, что приключилось с нами…
Он говорил так, что заслушаться можно было, не то что я: гладко мне удавалось рассказывать только давно знакомые сказки, а вот о своих приключениях поведала настолько бестолково… Чудо, что Ирранкэ вообще что-то понял и сумел передать это уже связно!
Должно быть, его, как всех господ, учили красиво говорить, иначе как же договариваться со знатными гостями и важными послами? Ири тоже немного обучилась этому искусству: я ведь говорила, она пробиралась на уроки для детишек наших вельмож.
– Вот так дела! – выпалила она, едва дослушав. – Я-то всего чуть-чуть поплутала, да и вышла к вам, а вы… ой, мам, как ты напугалась, наверно!
– Не то слово, – вздохнула я, – таких слов я не знаю и придумать не могу. Сама-то я ладно, а ты…
– Ну и я думала, что ты будешь ужасно за меня переживать, так что надо найти тебя поскорее, – пресерьезно заявила Ири. – А папа – мужчина, сам справится, вот.
– Как видишь, не слишком-то хорошо я справлялся в одиночку, – невольно улыбнулся он и встал. – Что ж… светает уже по-настоящему. Нужно идти.
Я кивнула, а Ири живо проверила, цело ли драгоценное зеркало, и закинула котомку на плечи.
– Только вы так и не объяснили, откуда взялась ящерка, – сказала она, прыгая по камням, как горная козочка.
Меня саму Ирранкэ едва ли не на руках вниз отнес… Ума не приложу, как я ухитрилась ночью забраться на эту кручу: высота была такая, что дух захватывало! Ну да я говорила, что с башни-то порой гляну – голова кружится, а уж здесь… Впрочем, у страха глаза велики, а раз я не видела, куда карабкаюсь, то и испугаться не смогла.
– Я ее нашла в своем мороке, – повторила я, отдышавшись.
Колени у меня противно подгибались, а смотреть по сторонам вовсе не было желания: как глянешь на склоны да утесы, так сердце замирает!
– Странно как: чтобы в мороке оказалась живая ящерка… – задумчиво сказала Ири, спускаясь все ниже – она здорово нас обгоняла.
Под ноги она вовсе не глядела, и я всякий раз прикусывала язык, чтобы не остеречь ее. Хуже нет так вот окликнуть… Я слыхала, есть люди, которые ходят во сне и ничего с ними не случается, даже если они по крыше прогуливаются, по самому коньку, или по краю обрыва над пропастью, куда ни за что бы не забрались наяву. Но если такого человека внезапно разбудить, он от испуга непременно упадет и покалечится. Ири, конечно, не спала, но явно задумалась о чем-то своем, а тело ее действовало само по себе…
– Ты, наверно, права, мам, – сказала она наконец. – Ну, почти. Эта ящерка спала себе да спала, как они все зимой. А потом фея взяла и выдернула тебя в то место, где ящерка спать улеглась, и накрыла своим мороком, ну, как муху чашкой. Стало жарко, ящерка и проснулась. И погибла бы, если б не ты!
Ири остановилась на мгновение, посмотрела на нас снизу вверх и добавила:
– Представляешь: так вот улеглась спать, одеялко подоткнула… ну, или как она – под камушек забилась, сверху снегу намело, тепло, хорошо! И вдруг одеяло сдергивают, а тебя на сковородку кидают и ну поджаривать! А ты спросонок и не соображаешь ничего, а пока очухаешься, уже еле жива будешь… Складно?
– Складно, – согласилась я, выдохнув с облегчением: Ирранкэ наконец поставил меня на относительно ровное место.
Хорошо еще, за время странствий я порядком исхудала, иначе не представляю, как он таскал бы меня на руках! Алии, конечно, выносливее и сильнее людей, но он-то уже не был алием в полной мере…
– Ну а раз она все равно проснулась, то решила пойти с тобой, – заключила Ири, спрыгнув с большого валуна. – И даже помогла, вот! Ей тоже, наверно, хотелось выбраться из того места поскорее, но она же маленькая, на один твой шаг, наверно, два десятка ее придется, долго бы идти пришлось…
– А теперь-то почему она не убежит?
– Не хочет, наверно. Сама знаешь, если посреди ночи разбудят, потом поди усни! Да и поищи теперь хорошую норку, – улыбнулась дочь, – лучше уж с нами, мы теплые и живые, вот!
И добавила:
– Ой, жалко, я в зеркало не посмотрелась с этой ящеркой! Я, наверно, на принцессу похожа, а, мам?
– Да. На алийскую принцессу из легенды, – ответил вместо меня Ирранкэ и снял ее с очередного камня. – Ты вряд ли слышала о ней, люди не знают наших сказок.
– А расскажи! – загорелась Ири.
– Ну не на ходу же, – попыталась я урезонить ее, но куда там… Тем более сам Ирранкэ не возражал.
– Было это в стародавние времена, – начал он, подсадив меня, иначе мне было не взобраться на очередной склон.
Вот когда впору было начать завидовать алийкам: пес с ними, с красотой и стройными фигурками, но ведь любая из них попросту не заметила бы этого препятствия! Вроде как Ири – она уже дожидалась нас наверху и протягивала мне руку. И даже не запыхалась…
– Давай, мам, забирайся! – весело сказала она. – Так что там было в стародавние времена?
– Жила красавица принцесса, – начал Ирранкэ, – и была она настолько хороша собой, что красота ее затмила солнечный свет, что уж говорить о полной луне и звездах…
– Ой, я угадаю! – Ири перепрыгнула расщелину. – Она была слишком гордой, заносчивой и злой, и за это ее как-нибудь наказали? Ну там… превратили в старуху нищенку или даже в жабу? И кто-то должен был ее расколдовать, когда она исправится?
– Вовсе нет. Это у людей почему-то красота часто соседствует с пороком, а та принцесса была самой обычной алийкой, не злее и не добрее остальных, разве что красивее. Но, конечно, многие ей завидовали.
– Значит, завистница ее прокляла!
– И снова не угадала, – улыбнулся Ирранкэ. – Просто ее одолели влюбленные мужчины: всем хотелось взять в жены необыкновенную красавицу, а у нее ни к одному из них не лежало сердце.
– Так, выходит, ее заколдовал отвергнутый поклонник? – живо спросила Ири, карабкаясь на очередную скалу, хотя, по-моему, проще было обойти кругом.
– У кого бы поднялась рука на такое? – серьезно ответил он. – Никто ее не заколдовывал и не проклинал. Принцесса поставила условие: она выйдет замуж за того, кто найдет такое чудо, которое превзойдет и затмит ее красоту.
– И кто-то нашел?
– Да. Один знатный алий искал такую диковину очень долго, истратил все свои богатства, но положил однажды к ногам принцессы заветный ларец. Когда его открыли, сияние залило весь огромный пиршественный зал, огни факелов и светильников померкли…
– А что, что это было? – любопытно спросила Ири.
– Венец, усыпанный самоцветами. Только драгоценностями алийскую принцессу не удивишь… – Ирранкэ помолчал. – Этот безумец раздобыл настоящую звезду и вставил ее в оправу. И когда принцесса надела венец, звезда воссияла так ярко, что лица девушки стало не различить, и она поняла, что придется выполнить обещание и выйти замуж за того, кто принес ей этот дар.
– Но у нее на уме был кто-то другой, да?
– Нет. Она была еще очень молода по алийским меркам… Примерно как ты, если сравнивать со взрослыми мужчинами вроде этого вашего дэшавара.
– А, ясно, – вздохнула я. – Ровесники еще ничего собой не представляют, кто постарше – уже женат или хотя бы сговорен, а нет, так беден. Может, и пойдет искать по свету такое диво, так пока вернется, принцесса уже состарится! А у кого деньги на диковины есть – те в летах. Вдовцы или нет, не важно…
– Именно.
– А что, что дальше-то было? – спросила Ири.
– Тот алий, что был в услужении у дарителя и подавал принцессе венец, не смотрел на ее лицо, – негромко ответил Ирранкэ. – Он думал о плененной звезде и недоумевал – как можно сравнивать их? Он думал: мне все равно, красива принцесса или нет. Главное, я знаю, как звучит ее голос, я слышал ее смех, я знаю ее запах и чувствую – она плачет сейчас, молча, понимая, что сама приговорила себя к постылому браку. Вот они, эти холодные, как утренняя роса, капли на ее пальцах, теплых и нежных, а мне едва удалось коснуться их… впору позавидовать слезам!
– Вот прямо так и думал?
– Ири, это легенда! – вспылила я. – И вообще… алии не такие приземленные, как мы с тобой!
– Насчет второго я бы поспорил, а вообще Марион права – это легенда, и рассказываю я ее, как принято, – невозмутимо добавил он. – Но могу и не продолжать.
– Пап, дорасскажи! – запросила Ири. – Я не буду больше перебивать!
– Нет.
– Ну и не надо! – Она вздернула нос. – И так понятно, что было дальше!
– И что же? – с интересом спросил Ирранкэ.
– Принцесса вышла замуж за этого вот алия. Правда, не знаю почему, но в сказках всегда так случается, – хитро улыбнулась она.
– Ты угадала. – Он подал мне руку, помогая удержаться на склоне. – Потому что именно тот алий нашел нечто, превзошедшее и затмившее красоту принцессы.
– Ее душу? – тихо спросила я.
– Именно так. Он, понимаешь ли, – еле заметно улыбнулся Ирранкэ, – был почти слеп после ранения и не различал ее лица, а блеск звезды казался ему не ярче огонька свечи. Господин выбрал его именно поэтому: чтобы слуга не соблазнился небывалой красавицей…
– Я так и думала! – воскликнула Ири и тут же поинтересовалась: – А что стало со звездой?
– Ее отпустили, она заняла свое место на небосклоне и оберегала супругов всю их долгую жизнь.
– А тот алий так и не прозрел? – зачем-то спросила я.
– Нет.
– И правильно, – сказала вдруг Ири. – И не нужно. Все равно он не глазами видел.
– Не глазами, – согласился Ирранкэ и улыбнулся.