Глава 23

Зачем мне этот уступ? Может, за ним найдется пещера, которой не видно снизу? Тогда можно будет переночевать не на самом ветру… Главное, чтобы пещера не оказалась обитаемой!

Но нет, когда я взобралась наверх, никакой пещеры не увидела. На уступе еще и продувало намного сильнее, чем внизу, и я решила спускаться, пока еще хоть что-то видно… Жаль, нет луны, но звезды можно высмотреть в прогалах между быстро летящими облаками, например, вон ту, яркую-яркую даже зимой! Летом ее, бывает, видно даже днем, рядом с туманным лунным серпом.

«Я родился в страшный день, но под счастливой звездой», – вспомнила я слова Ирранкэ. А имя его прародительницы… Не в честь ли этой вот звезды, самой яркой на нашем небосводе, алии нарекли воительницу Иринэль? Говорят, на далеком юге звезды намного крупнее и ярче, а этой вовсе не видать, там другие созвездия, но где он, тот юг? Здесь есть только вот эта…

«Пожалуйста, окажись счастливой!» – попросила я неведомо кого и попыталась поймать отражение звезды лезвием ножа. Это было не проще, чем ловить крохотных головастиков голыми руками в густой тине, но я все-таки справилась. Пусть звезду – я даже не знала, как она называется, – то и дело закрывали тучи, она все же то и дело взблескивала на стали.

Ири как-то пересказывала мне, что говорил ученый на уроке: дескать, звезды – это вовсе не маленькие светлячки в темном небе, каждая из них – как наше солнце, просто они далеко-далеко, вот и кажутся крохотными. (Ведь если издалека посмотреть вечером на деревню, тоже увидишь не дома, а только огоньки в окнах.) И где-то там, возле тех невероятно далеких звезд, наверно, живут люди. Говорится ведь в легендах, что Создатель умел ходить между мирами? Может, он просто научился быстро добираться от одного солнца до другого? Шагнул – и нет бесконечного пустого пространства…

«Пустота, – вспомнила я, – предвечный мрак. То самое место, куда ушли феи и откуда не могут вернуться… Наверно, это все равно как пуститься в плаванье без руля и ветрил: куда-то ты, возможно, и приплывешь, но когда и куда именно, вот в чем вопрос? У них нет ни карты, ни компаса, и они могут вечно кружить в этом бескрайнем черном океане, так и не приблизившись ни к одному из миров! И не могут даже умереть».

Быть может, ключ – это не только ключ, а еще и тот самый компас, указующий верное направление? Как-то ведь феи находили другие миры, когда добрались до двери, выбирали тот, что получше… Владычица вод обронила, помнится, что новый мир будто создан для нее – сплошь моря да океаны, царство воды.

Возможно ли, чтобы ключ подчинялся желаниям? Почему нет? Вдруг сам Создатель, встав с утра пораньше и умывшись из ручейка, говорил: «Что-то скучно стало, не прогуляться ли мне в какое-нибудь местечко, где нет людей? Подустал я от них, леса и горы тоже надоели… Хочу на морской берег и чтоб ни души вокруг!» Поворот ключа – и вот оно, море…

«Ты совершила невозможное, – обратилась я к мерцающей высоко-высоко в небе звезде, – избавилась от фей, настоящих, чистокровных. Осталась последняя полукровка, но и мы уже не те, Ирранкэ почти не способен колдовать, а обо мне и говорить нечего… Если не можешь помочь, так хоть укажи дорогу, Иринэль! Я же обычный человек, и я не могу отыскать… любимых!»

Я толком не поняла, что это был за звук: то ли ветер так свистнул, то ли прямо мне в ухо зашипела белая ящерка… Главное, меня едва не сдуло с уступа, зато тучи совсем разошлись, обнажив холодное зимнее небо, подбитое серебряными гвоздями. Только счастливая путеводная звезда сияла, как драгоценный бриллиант на черном бархате…

Я вдруг вспомнила слова еще из какой-то сказки: «Нечисть боится холодного железа и огня, настоящего огня»! Верно, злое колдовство (пусть не все, но многое) рассеивается с восходом солнца, так не потому ли его нет в наведенном феей мороке?

А если поверить, что далекие звезды – тоже солнца вроде нашего, то их свет ничуть не хуже! Свет Иринэль – я теперь называла эту звезду именно так, – отразился от потертого лезвия моего ножа, и едва заметный серебристый луч протянулся прямо к скале, туда, куда не доставал просто так – мешал нависший камень.

И в этом слабом свете я смогла разглядеть пещеру, не слишком глубокую. Я могла видеть происходящее, будто сквозь мутную пелену.

Ирранкэ был там. Вернее, я хотела верить, что это именно он, настоящий, высматривала приметы: шрам на щеке, не светлые, седые волосы, надорванный рукав – он зацепился за сучок в лесу, когда Зимняя королева решила устроить нам испытание, а зашивать не было времени… Его кинжал – в руке, не на поясе, а глаза – холодные и злые.

Я не видела, на кого он смотрит, и, чтобы отраженный луч упал немного правее, осторожно развернула нож… и едва не выронила его.

Это была она, фея: длинные распущенные волосы почти совсем закрывали ее лицо, но пальцы по-прежнему тянули и тянули бесконечную пряжу…

Я не слышала, о чем они говорят, губы шевелились беззвучно, но догадаться было не так уж сложно: должно быть, Ирранкэ грозил прикончить ее, а она лишь улыбалась – убить фею в ее владениях не так-то просто!

Стоп… Я присмотрелась лучше: веретено было у феи в правой руке! В правой, как принято, а не в левой, как во всех видениях Ирранкэ! И вертелось оно в правильную сторону, а не в обратную…

– Ирэ! – крикнула я и тут же закашлялась, поперхнувшись ветром с пригоршней снега. – Ирэ, это не она! Это морок, обманка! Отражение! Ирэ, посмотри же внимательнее, ну?!

Он меня не слышал, конечно же, поди дозовись сквозь такое толстое стекло…

Сама не знаю, почему мне пришло на ум такое сравнение. Хотя… я ведь подумала об отражении, а где отражение, там и зеркало! А зеркала прекрасно бьются… если они сделаны не алийскими мастерами, припомнила я слова Ирранкэ, кинув в преграду очередной камень. Это было бесполезно, нож тоже ее не брал… И кровь не помогала – я ободрала пальцы, неудачно ухватив тяжелый обледеневший камень, и здорово запятнала его, но толку не вышло.

Но это и верно, подумалось мне, ведь я выбралась из своей ловушки благодаря собственной крови, значит, Ирранкэ тоже должен воспользоваться своим наследием! Хоть как-то…

– Иринэль, ну хоть ты нашепчи что-нибудь потомку! – взмолилась я, обращаясь к холодной звезде. – Мне до него не докричаться, да я и не знаю, на что он способен. И способен ли хоть на что-то?

Не знаю, было это ответом или нет, но звездный свет отразился в льдинке у меня под ногами, а я вспомнила: алии созданы из лунного луча и первого снега… Луч не лунный, снег не первый, но, как по мне, Иринэль вполне могла быть выточена изо льда!

Я подобрала ледышку и, ни на что уже не надеясь, изо всех сил швырнула ее в почти непрозрачную уже стену. На мгновение мне показалось, будто я вижу призрачную серебристую фигуру с длинными развевающимися волосами – она миновала преграду и исчезла. Еще минута – и я невольно закрыла лицо руками, такой нестерпимо яркий белый и горячий свет ударил из пещеры. Вот звона бьющегося стекла в этот раз не было, зато я услышала треск и грохот, какой бывает, когда по весне вскрывается лед на реке, а потом негромкое журчание – это по уступу текли невесть откуда взявшиеся среди зимы ручьи и медленно застывали бахромой сосулек по его краям.

– Марион? – услышала я хриплый голос, а когда проморгалась (перед глазами все еще плавали черные круги, как бывает, когда слишком долго смотришь на солнце), увидела Ирранкэ прямо перед собой. – Это ты? Настоящая ты?

– А ты? – шепотом ответила я.

– Я сам не знаю, – сказал он. – Я… очутился здесь, нос к носу с феей. Только я не мог до нее дотронуться, а она все дразнила меня… Показывала, что делает с тобой. И обещала, когда я налюбуюсь вдоволь, поразвлечься и со мной.

– А она не упоминала о… о зеркале? – придумала я, как спросить об Ири. (Слушать о забавах феи с моим двойником мне вовсе не хотелось, мне и без того хватило приключений.)

Ири ведь сама как-то заявила, что она – это зеркало. В общем, это не так уж далеко от истины, ведь в чем-то дети – отражение родителей, разве нет?

Ирранкэ нахмурился, потом, видимо, понял, о чем я, и выдохнул с облегчением.

– Нет. И это странно. Она что, не видела?..

– А вдруг нет? – медленно выговорила я. – Что будет, если зеркало отразится в зеркале?

– О чем ты?

– Ты опять не заметил, что на этот раз веретено было в другой руке?

– Кажется, так, – сознался Ирранкэ. – Я лазал по этим клятым горам неделю, не меньше, оголодал хуже волка, а когда решил заночевать в пещере и встретил фею… Мне было не до ее рукоделия. Впрочем, если бы я сумел, я бы ее повесил на этой пряже!

– А что ты видел вот сию минуту? – спросила я. – Я чуть не ослепла, такая была вспышка!

– Вспышка? Ничего подобного я не заметил, – покачал он головой. – Я в очередной раз попытался добраться до этой твари, но тщетно, и тогда меня будто кто-то отодвинул в сторону. Кто-то поменьше меня ростом, с длинными волосами. Я видел его только со спины, успел разглядеть доспехи – таких уже несколько веков не носят – и старый плащ. Это точно был алий, с человеком не спутаешь. И его кинжал… – Ирранкэ перевел взгляд на свою руку. – Похоже, вот этот самый, фамильный. А потом… потом никого не стало, я повернулся – под ногами вода хлюпает, ты стоишь, руками закрываешься… Что ты сделала?

Я посмотрела вверх и сказала:

– Решила, знаешь ли, что если моя бабушка ни разу в жизни мне дурного не присоветовала, то и твоя прародительница чем-нибудь да поможет. Но я не думала, что она может явиться сама…

Он тоже взглянул на небо и тихо произнес что-то на своем языке. Мне показалось, звезда мигнула несколько раз и засияла еще ярче, а рука Ирранкэ едва заметно засветилась, будто рисунок на ней вспыхнул так, что видно было даже сквозь одежду. Правда, длилось это всего лишь мгновение.

Ящерка, явно заинтересовавшись, выбралась из моего капюшона и ловко перебралась – словно перетекла или перелетела, как струйка поземки, – на плечо Ирранкэ.

– Это еще кто? – удивился он.

– Не знаю. Я ее нашла в своем мороке, так и бродим вместе. Потом расскажу, если время будет, а теперь… пойдем дальше?

– На ночь глядя, по скалам? – Ирранкэ посмотрел вниз. – Я-то вижу ночью, могу и ощупью пройти, опыта хватает, а ты как же?

– А я буду держать тебя за руку, – ответила я. – Или ты хочешь дождаться утра? А как же…

– Я понимаю, – медленно выговорил он и наконец-то обнял меня. Сердце у него билось тяжело, я слышала. – Но, стыдно сказать, я едва стою на ногах, почти как после той скачки.

– И я, – созналась я. – Но мы ведь вдвоем, а…

– Тоже не в одиночестве, – произнес Ирранкэ и снова посмотрел на яркую звезду. – Ты скажешь, что я просто пытаюсь тебя успокоить, но я в самом деле чувствую это.

– Ирэ, ты сказал, что бродил не меньше недели? – спохватилась я. – А я… не знаю, сколько именно, я потеряла счет времени, но вряд ли больше дня, иначе тоже валилась бы с ног. Но я, хоть и устала, могла бы еще идти!

Он только вздохнул и потянул меня в пещеру: ветер здесь в самом деле почти не ощущался.

– Дай мне передохнуть хотя бы недолго, – попросил он. – Иначе от меня не будет никакого толку. Это прежде я мог не то что неделю, а месяц лазать по таким вот скалам, а теперь… Ты же помнишь условие моей сделки с королевой Зимы? Время жизни – это само собой, но и сил я отдал немало, и теперь я почти человек. А вы намного слабее алиев.

Я молча кивнула.

Ирранкэ был прав. Даже если мы сможем идти всю ночь, что толку? Ему, положим, достаточно света звезд, чтобы найти дорогу, но его ведь в самом деле шатает от усталости! А для меня сейчас темным-темно, разве что снег хорошо виден, а вот коварных камней, так и норовящих подвернуться под ноги, я не замечу, и там, где Ирранкэ прошел бы с легкостью, буду спотыкаться о каждый обломок скалы.

А Ири… Ири уже не маленький ребенок. Она тепло одета, у нее есть одеяло, еда и вода, а еще – ее удивительное чутье. Я даже не удивлюсь, если она отыскала логово какого-нибудь горного барса и пристроилась к нему под бочок погреться… И даже если фея и для нее устроила игру в отражения, уверена, Ири сумеет продержаться, пока мы не придем за ней.

Да, я понимала, что утешаю себя, но…

– Марион, – тихо сказал Ирранкэ и привлек меня к себе. – Марион, я знаю, что ты готова бежать в темную ночь сломя голову, но ты даже не представляешь, куда именно. И я не представляю. И если мы переломаем ноги, а то и шеи на камнях, то ничем не сможем помочь…

Он умолк, потом продолжил:

– Я знаю, что ты говоришь себе то же самое. Но лучше это скажу тебе я, вслух, чем ты будешь думать одно и то же, по кругу… И станешь винить себя, если, не приведи Создатель, что-то случится. Виноват буду я. Только я. Если бы не я, вовсе ничего бы не случилось, фея не узнала бы о тебе, и…

«Ири бы не было», – подумала я и крепче обняла его за шею. Сейчас он пах правильно, первым снегом, и этот аромат перекрывал все прочие, не такие уж приятные запахи.

Ирранкэ говорил нужные слова, но они были насквозь фальшивыми, как будто я не слышала!

– Я не могу… – сказал он мне на ухо, прижав к себе. – Я рад бы бежать сейчас вниз, в долину, звать, искать, а я не могу, Марион. Голова идет кругом, и не важно, вижу я дорогу или нет, я ведь сам свалюсь с обрыва и тебя за собой утащу… Я как выжатая тряпка сейчас, ни на что не годен, себя-то защитить не сумею, не то что…

– Неправда!

– Думаешь, я так говорю, лишь бы никуда не идти среди ночи? – Он отстранил меня на вытянутых руках, чтобы взглянуть мне в глаза. – Ты забыла все, что видела?

Конечно же, я помнила, как он брел сквозь пургу, выбиваясь из сил, но…

Тогда он еще был алием, вспомнила я. Настоящим алием, а они намного выносливее и живучее людей. Теперь же… Теперь он мало чем отличался от человека, и эта неделя скитаний его почти доканала.

– Я не смог вас найти, – тихо сказал Ирранкэ. – Это ты меня отыскала. Я уже совсем…

– Окоченел? – коснувшись его руки, спросила я.

Он снова был холоднее льда, хотя замерзнуть нам не грозило даже и без костра, внутри пещеры было заметно теплее, чем снаружи. Камни будто нагрелись от звездного огня и до сих пор не успели остыть. Снаружи лед уже застыл, а тут еще текли ручейки!

– Да.

– Фея тебя знает, поэтому так легко и околдовала, – прошептала я. – А нас не знает толком. Со мной у нее почти вышло, да только выглядело это, будто кукольное представление! Наверно, она решила, что для меня и так сойдет, а все силы отдала тебе.

– Может, и так…

– Мне еще подумалось, – вспомнила я, – что она играет в отражения.

– То есть?

– Ну… то, что я видела: деревня, мама – это все было словно в зазеркалье. Дотронуться можно только до стекла, но отраженной водой не напьешься, а с отраженным человеком не поговоришь по-настоящему.

Я попробовала объяснить ему, что именно поняла, встретившись с мороком.

– Это уж, скорее, похоже на отражения воспоминаний, заключенные в стекле раз и навсегда, – выслушав, произнес Ирранкэ.

– Как мошки в застывшей смоле? Говорят, смоляные камни с северного побережья, в которых даже птички попадаются, – это действительно очень-очень старая смола. Такая древняя, что ее даже расплавить не выходит. А бывает не такая старая, та плавится…

Еще до моего рождения – бабушка рассказывала – украшения из этих золотистых камней были в моде, и чем диковиннее оказывалось включение, тем больше важничала владелица. Конечно, и подделок хватало, настоящие-то такие смоляные камни стоили очень дорого, едва ли не сравнимо с алмазами.

– Так и теперь, – сказал Ирранкэ. – Думаю, ты права, это воспоминание моего слуги. Фея поймала его – уже отраженным в моем разуме! – и заключила в своем зеркале вод. Помнишь?

– Еще бы! Оно холоднее льда. Я еще подумала – странно, что не замерзает.

– Может, это такой особенный лед, текучий, – едва заметно усмехнулся Ирранкэ. – Так вот, когда настал подходящий момент, фея показала тебе эту картинку. Только она и без того была… мутновата, а в отражении вовсе исказилась, как в кривом зеркале.

– Думаешь, окажись это твое собственное воспоминание, я могла бы и не заподозрить неладное? – невольно поежилась я.

– Как знать, – тяжело вздохнул он. – Не хотелось бы проверять. Но… если подумать, отражение ведь повторяет за оригиналом, а воспоминание на это не способно.

– А твое видение…

– Похоже, было именно отражением настоящей Владычицы вод. Не знаю, где она сама, но прислать своего зеркального двойника сумела… Может, ты и права – сил у нее осталось не так много.

– А может, все намного проще: не может же она на части разорваться!

Он кивнул и умолк.

– Ирэ, как думаешь, вот эта вода, что со стен сочится – настоящая? – спросила я, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

Если настоящая, фея может заметить нас и явиться… Впрочем, о чем это я? Она и так знает, где мы!

– Не знаю. Ни в чем уже не уверен.

Ящерка соскользнула с моего плеча (и когда успела вернуться, я и не заметила!), пробежалась по влажным камням, выбрала струйку потолще и вдруг распласталась прямо в ней, явно блаженствуя. Чешуя ее снова заблестела и, по-моему, даже засветилась, будто в ней отражался звездный свет. Это был уже не молочный опаловый или жемчужный блеск, как прежде, а куда более яркий, почти что бриллиантовый.

– Должно быть, пить можно, – заключила я, отцепила с пояса Ирранкэ пустую флягу и подставила под соседнюю струйку. Хоть сколько-то да нацедим, все не сосульки грызть!

– Почему ты так решила? И что это все-таки за зверюшка? – кивнул он на ящерку.

Та только хвостом дернула и что-то прошипела, мол, сам ты зверюшка!

– Говорю же, не знаю. Ты ешь, а я пока расскажу, что со мной приключилось…

Рассказ занял не так уж много времени: о чем там говорить-то? Блуждала и блуждала по пустоши, подобрала ящерку, и если бы не она, могла и не выбраться…

– Я подумала, что ее затянуло со мной вместе, когда я угодила в то место. – Я потрогала пальцем длинный ящеркин хвост, вьющийся по стене, и он, отдернувшись, со свистом метнулся в воздухе. – Кто знает, какие звери водятся в этой долине?

Мне показалось, острый кончик хвоста, ударив по камню, выбил крошку, хотя, возможно, это была просто изморозь – холод уже начал пробираться в пещеру.

Стоп…

– Ирэ, сейчас же ночь? – зачем-то спросила я, и он кивнул. – И мы вдобавок в пещере. Сюда свет не попадает!

– Ну да, – удивленно произнес он.

– А почему я тогда так хорошо тебя вижу? И тебя, и… все вокруг. – Я огляделась. – И камни, и ящерицу, и вещи наши… Или это снова морок? И ты вовсе не ты, и…

– Подожди пугаться, – резко оборвал он. – Что именно ты видишь? И как?

– Говорю же – тебя, все кругом…

– Подойди к выходу и посмотри, снаружи сумеешь что-нибудь различить?

Я послушалась, выглянула и покачала головой:

– Тьма кромешная. Только снег виднеется, я даже края уступа не могу рассмотреть.

– А я могу, пускай и, как я тебе говорил как-то, будто сквозь закопченное стекло, – сказал Ирранкэ, встав рядом, и усмехнулся. – Не бойся. Дело вовсе не в шутках феи, а вот в ней.

Он кивнул на ящерку, а я только теперь сообразила: в самом деле, снаружи-то обычная зимняя темень, даже звезды снова пропали за тучами, а в пещере достаточно света, чтобы различать лица друг друга. И ящерка светилась вовсе не как свеча или фонарь – ярким огоньком, кругом которого падают резкие тени. Нет, от нее расходилось ровное и мягкое сияние… не знаю даже, с чем сравнить его!

– Я сам не сразу заметил, – сказал Ирранкэ, – Это началось только после того, как она напилась вдоволь. Никогда прежде не встречал подобного, а я повидал немало. Удивительно…

– Да, и костер не нужен, – невольно улыбнулась я, – когда она живая и светится.

– Жаль, не греет.

– Неужели? – удивилась я, протянув руку к ящерке. Помнила же, какой та была горячей! Но нет, прежний жар не ощущался. – Ну ничего. Не замерзнем.

Ирранкэ молча кивнул, и мы принялись устраиваться на ночлег. Нужно было поспать хотя бы пару часов, иначе мы и впрямь никуда не дойдем…