— Я попаду, честное слово...

— Заткнись, сказал...

— Обязательно попаду, дядь Франк, ну дай стрельнуть...

— Я тебе не дядя, а господин капрал. Сейчас по шее дам, а не стрельнуть...

В десятке метров слева от меня находилась замаскированная позиция одного из наших орудий. Вот как раз оттуда и доносились голоса.

Нет, ну в самом деле, развели тут, понимаешь... Это все старый пень Борисов, едрить его в печенку. Набрал себе в расчеты из бурских пацанов сплошной детский сад. Ну как пацанов — от шестнадцати и старше, мелких я в рейд категорически отказался брать. Правда, парни сплошь способные, на лету артиллерийскую премудрость схватывают, но у доброй половины детство все еще в одном месте играет.

Пришлось рыкнуть грозно:

— Сейчас кому-то так стрельну по заднице — неделю сидеть не сможет!

Мгновенно наступила тишина.

— Так-то лучше... — проворчал я и опять взялся за бинокль. — И что вы собрались делать, чертовы обезьяны?

Но «обезьяны», то бишь выдвинувшийся на рекогносцировку британский отряд, ничего решительного предпринимать не собирались. Докатившись до разобранного участка железнодорожного полотна, они постояли немного, обстреляли из пулемета близлежащие кусты, опять подождали, снова постреляли и только после этого собрались высаживаться. Спрыгнув на насыпь, маленькие фигурки в форме цвета хаки сразу же залегли.

— Пужаные уже... — презрительно фыркнул Степан.

— Да пусть их, — я щелкнул крышкой часов, — все равно им пока ничего не видно. Еще пару часиков провозятся — глядишь, вечерок настанет. А там и ночь не за горами. Время на нас работает.

— Угу, — согласно кивнул Степа, — пущай валандаются.

Тем временем британский разведотряд наконец созрел для решительных действий. Под прикрытием пулемета, время от времени палившего в белый свет как в копеечку, бритты разделились на две группы, растянулись в цепи и потихоньку стали выдвигаться в нашу сторону. Но едва они скрылись в зарослях кустарниковой акации, как прозвучало несколько глухих, едва слышных хлопков, и над деревьями поднялись клубки грязно-серого дыма. А еще через мгновение показались и солдаты, в несколько урезанном составе дружно несшиеся к дрезине.

— Думаю, на большее их не хватит, — прокомментировал Зеленцов, довольно хмыкнув, — я там с растяжками немного побаловался.

— Молодец, Павел Евграфович, хорошо сработал! — Я хлопнул его по плечу и отдал команду: — Капрал Штайнмайер! Дайте две гранаты по дрезине.

Для острастки. К тому же, а вдруг попадут?

— Есть дать две гранаты! — отозвался грубый бас. — Наводи...

И почти сразу же звонко рявкнуло орудие. Одновременно с лязгом снарядной гильзы, брякнувшейся об камни, в десятке метров от платформы с пулеметом вспух огненный клубок.

Не успел я досчитать до трех, как ствол орудия изрыгнул еще один длинный язык пламени. На этот раз граната угодила прямо в дрезину, немедленно окутавшуюся плотным облаком пара. Особого вреда она живой силе не причинила, но сам факт оказал на противника впечатляющее действие — солдатики, как пуганые газели, стартовали по рельсам в направлении Ледисмита.

— Говорил же, что попаду!!! — радостно заверещал кто-то совсем юным ломающимся баском, но сразу же замолк, заглушенный звонкой затрещиной.

— Кто стрелял и кто верещал? — Орудийный капонир прикрывала маскировочная сетка и я не смог рассмотреть источника восторгов.

— Я... — отозвался обиженный злой и совсем юный голос. — Я... рядовой Ян Роодт...

— Объявляю тебе свою личную благодарность, рядовой Ян Роодт... — едва сдерживая смех, громко объявил я. — Помимо этого...

— Служу Республике! — сбиваясь на фальцет и перебивая меня, восторженно воскликнул паренек.

— Франк...

— Да, мой капитан? — немедленно отозвался Штайнмайер.

— А теперь, дай ему еще разок по загривку, чтобы не перебивал командира. Дурень ты, Ян Роодт. Я как раз собирался в качестве поощрения оплатить твой первый визит в бордель. Будешь теперь опять обходиться своей правой рукой. Или левой. Какая там у тебя рабочая?

Последние мои слова утонули в дружном хохоте бойцов. Предбоевое напряжение, в буквальном смысле сводившее скулы и заставляющее бешено биться сердце, бесследно испарилось. Вот и хорошо. Успеем еще надрожаться.

— Наумыч, пошли бойцов проверить дрезину и платформу. Все патроны и оружие — сюда. Павел Евграфович, ты со своими восстановишь растяжки. Да-да, я помню, мин осталось в обрез. Ставь все что есть. И поосторожней там. Взводные, быстро делите бойцов на бодрствующую и отдыхающую смены. Счастливчикам немедленно на боковую. Чувствую, ночка нам предстоит еще та...

Закончив отдавать приказы, я сам отправился в командирский вагон. Вторые сутки бодрствования начинают уже сказываться. Могу и вырубиться на ходу. Вон в глазах уже все плывет.

Раньше чем к завтрашнему утру бриттов ожидать не стоит, вряд ли они решатся атаковать ночью без предварительной разведки боем, так что можно и покемарить часок-другой.

Стянул сапоги, выкурил сигару в горизонтальном положении и только собрался задремать...

— Капитан...

— Вот же зараза! Чего надо?

— Вам надо взглянуть на это своими глазами.

М-да... Вбил распухшие ноги в сапожищи, накинул френч и побрел смотреть. А куда денешься?

Вечерние пейзажи Южной Африки просто завораживают. Начинающий остывать после дневного пекла воздух становится свеж и прозрачен. Днем все кажется блеклым, покрытым пылью, а вечером природа оживает и расцветает всеми красками палитры. Живность...

Стоп, а к чему это я веду? Ах да... Вот к чему. Все это окружающее нас великолепие испоганили высокие столбы черного дыма, вздымающиеся в небо.

— Твою же шпротину в клюзы наперекосяк! — невольно выругался я, наблюдая длинный монструозный бронепоезд, вползающий на холм.

— Сейчас попадется, голубчик... — азартно шептал рядом со мной Зеленцов, припав к биноклю. — Еще немного проползи...

Бронепоезд сбавляя ход, как по заказу стал останавливаться именно на том месте, где мы заложили фугасы. У меня самого екнуло сердце в ожидании веселенького фейерверка. Ну, мать твою! Взлетай...

Но...

Но ничего не произошло. Вообще ничего. Бронепоезд, как ни в чем не бывало, стоял прямо на мине и взлетать на воздух явно не собирался.

— Но как? — завопил минный инженер. — Почему не сработало? Михаил Александрович...

— А хрен его знает, Павел Евграфович... — спокойно пожал я плечами, изо всех сил стараясь не выдать свою злость и разочарование. — Возможно, я переборщил с настройкой нажимного механизма, и ударник просто не наколол капсюль. А может, еще что...

— Говорил же я вам, надо инициировать электрическим способом!.. — зло буркнул Зеленцов. И тут же дисциплинированно сбавил тон: — Прошу извинить меня, господин капитан. Не сдержался.

— Понимаю тебя, но я по этому поводу уже все сказал и повторять не собираюсь.

Тем временем за британским бронепоездом показался еще один состав, с впряженными в него сразу двумя паровозами. С учетом количества вагонов, по самым скромным прикидкам, прибыло не меньше пехотного полка с двумя артиллерийскими батареями.

— Что со стороны Гленко?

— Пока чисто, господин капитан.

— Хорошо. Значит, так... — я опустил бинокль и развернулся к взводным, — думаю, все интересное будет завтра. Они с рассветом проведут разведку боем, вскроют наши огневые позиции, после чего начнется обработка артиллерией перед решающим наступлением. Нахрапом лезть не будут, потому что этот щенок в аэростате, — я не удержался и сплюнул, — с перепугу передал, что бронепоезд атаковало не меньше батальона с тяжелым вооружением. Наумыч...

— Да...

— Согласно разведданным, бритты пригнали сюда из Индии небольшой отряд каких-то охотников-следопытов, вроде как специально обученных проводить разведывательные действия в джунглях.

— Где?..

— Джунгли — это такой густой лес, — быстро растолковал казаку Паша Оладьев.

— Так бы и сказали. А то жунгли, жунгли... — недовольно буркнул Степан. — И шо с этими разведчиками?

— Не шокай. Не исключаю, что эти разведчики могут нас сегодня ночью пощупать. Буш — это, конечно, не джунгли, но, сам понимаешь, поостеречься не помешает. Поэтому отбери пару десятков бойцов и скрытно выдвинься... Примерно вон туда и туда. Если что, по-тихому встретишь гостей. Понятно? Выполнять. Для остальных: будите личный состав, пусть занимают окопы. Готовность по команде перейти на запасные позиции...

Закончив инструктаж, я отправился к Борисову, рассматривающему позиции британцев в какой-то очень древнего вида громоздкий оптический прибор, видимо, снятый с дальномерной рубки бронепоезда.

— Добьешь да них, Палыч?

— Может, и добью, но вряд ли попаду... — Борисов оторвался от прибора, сплюнул и ткнул прокуренным пальцем в орудийные башни. — Предел. Угол возвышения на этих дурах всего четырнадцать с половиной градусов. К тому же стволы порядочно настрелянные. Ежели на пару верст пулять, еще куда не шло, а вот на такое расстояние... — артиллерист еще раз сплюнул. — Но надо пробовать, может, и свезет. Будем пристреливаться?

— Нет, завтра с рассветом. И только в ответку. Не стоит демаскировать позиции раньше времени. — Едва сдерживая разочарование, я поплелся к себе в командирский вагон.

Хотел еще вздремнуть часок, но не смог, и решил поболтать с Киплингом.

— Извините, что лишил вас возможности отдохнуть, — я сунул в руки писателю стаканчик с виски и сигару, — просто все складывается таким образом, что другой возможности пообщаться у нас может уже не появиться.

Выглядел будущий лауреат Нобелевской премии довольно неважно. Глаза красные, лицо припухшее, да и в целом он смотрелся каким-то помятым. Но ничего удивительного — в плену все-таки человек. Да и я сам примерно так же выгляжу. Если не хуже.

— Пустое... — быстро ответил Киплинг и цепко ухватился за бокал.

— Вы не против, если я буду обращаться к вам по имени?

— Я ваш пленник, — неопределенно пожал плечами британец. — Вы вольны ко мне обращаться, как вам вздумается.

— К чему эта лишняя бравада, Редьярд? —улыбнулся я и спокойно предложил: — Могу вас немедленно отпустить. Сейчас прикажу выделить вам лошадь и припасы на дорогу.

— Нет! — твердо отказался писатель. — Не могу бросить своих товарищей. Останутся они — останусь и я.

— Вы оправдываете мои ожидания, — одобрительно кивнул я. — Но, к сожалению, не могу пока отпустить пленных, хотя они и являются для меня обузой. Причины просты — они станут источником информации, которую я не хочу раскрывать. Но... посмотрим. Давайте к этому вопросу вернемся немного позже, а пока займемся интервью.

— С удовольствием. — Киплинг взялся за карандаш и открыл блокнот. — Минуточку... ага. Вы прибыли в Африку по собственному желанию?..

«По собственному? — я про себя выругался. — Черта с два! Какая-то хренова сила зафитилила, за непонятно какие прегрешения...»

— ...либо вас наняли? — закончил вопрос англичанин.

— Нет, меня никто не нанимал, — ответил я чистую правду. — Скажем так... оказался я здесь по причинам, совсем не связанным с этой войной, но со временем принял решение остаться. Признаюсь, первоначально мне очень не хотелось ввязываться в эту заваруху. Но потом последовательно произошел ряд событий, которые в буквальном смысле вытолкнули меня на тропу войны.

— И какие же? — старательно скрывая интерес, поинтересовался Киплинг.

— По воле случая, я наткнулся на повозку с ранеными, которую сопровождала сестра милосердия. В тот самый момент, когда я их увидел, раненых добивали ваши уланы. Попросту закалывали пиками. Ну а саму медсестру сноровисто освобождали от одежды — сами понимаете, в каких целях.

— У меня нет оснований вам не верить, — сухо процедил Киплинг, — но если таковое и произошло, то это редчайшее исключение. Наше командование тщательно расследует подобные случаи и беспощадно карает преступников, несмотря на чины и происхождение.

— Командовал этими уланами двенадцатого полка некий второй лейтенант Арчибальд Мак-Мерфи... — пропустив слова бритта мимо ушей, невозмутимо сообщил я. — Увы, фамилии пятерых его подчиненных я сейчас не помню. Скажите, Редьярд, как бы вы поступили на моем месте в подобном случае?

Писатель с каменной мордой буркнул:

— Я попытался бы прекратить бесчинство любым доступным мне способом.

— Я поступил таким же образом. Убил их всех. Сделал это из обычных человеческих побуждений. Напомню, я на тот момент не испытывал симпатий ни к одной из сторон.

— Люди звереют на войне, — заметил Киплинг немного невпопад. — Хотелось бы, чтобы этот ужас быстрее закончился.

— Он закончится. Но, увы, не бесследно для Британии.

— Можете растолковать свои слова, Майкл?.. — писатель впервые за все время нашего общения назвал меня по имени.

— Конечно, Редьярд... — я подлил в стаканы виски, — поражение в этой войне станет началом заката Британской империи.

— Вы шутите? — возмущенно, даже гневно воскликнул Киплинг. — Не буду спорить: да, мы потерпели ряд тактических поражений, но это не более чем случайность, из которой уже сделаны выводы. Вы не осознаете мощи моей страны.

— Не горячитесь, Редьярд. Случайность, говорите? Длинный ряд последовательных случайностей — это ни что иное, как закономерность. Вам ли не знать, Редьярд, что когда, казалось бы, случайные, не связанные между собой люди — от генерала или богатой вдовы до бродячего дервиша или даже уличного попрошайки — начинают действовать удивительно согласованно, то вследствие их «танца», или, если хотите, «игры», меняются межгосударственные договоры, а порой и границы государств? С Британией играют, причем искусно. Пока она увязает в этом болоте, теряя как кровь свои ресурсы, некие игроки, в совокупности не уступающие империи по силе, потихоньку готовятся нанести решающий удар, чтобы покончить с вашей гегемонией в мировой расстановке сил. И первые уступки империя уже сделала. Они кажутся незначительными, но на самом деле они знаковые. Игроки почувствовали вашу слабость и теперь будут только усиливать нажим.

— В ваших словах есть резон... — Киплинг озадаченно потер лоб. — И как выйти из этой ситуации? Какой бы вы могли дать совет?

— Совет? Врагу?.. Ну что же, извольте. На любых условиях заканчивать эту войну...

Говорили мы долго, в чем-то спорили, во многом соглашались, и мне даже показалось, что отношения между нами стали менее формальными. Ледок стал таять. Но развить успех не получилось. Мои предположения подтвердились — бритты все-таки послали разведчиков, прямиком наткнувшихся на Наумыча и его архаровцев. Пришлось отослать Киплинга и идти разбираться.

— Матерые, собаки, — зло выругался Степан. — Одного нашего маленько порезали, а второго начисто завалили. Уже отошел. Пятеро их было, взять удалось всего двух, остальных мы порешили.

— Кого они убили?

— Энрике, брата моего... — Хорхе Орхеда, по прозвищу Капуцин, один из четырех басков в роте, шагнул вперед и стал передо мной на колено. Его смуглое лицо было мертвенно бледно, в уголках глаз блестели слезы. — Комманданте, отдай их мне. Прошу тебя...

Я перевел взгляд на пленных лазутчиков. Почти голые, в одних набедренных повязках, тела вымазаны темной краской, худые, почти тощие, но жилистые, словно сотканные из толстой проволоки. Морды бритые, но не европейцы — это точно. Индусы, что ли? А вам-то здесь что понадобилось?

— Кто такие?

Первый пленный зыркнул на меня и презрительно отвернул расквашенное лицо в сторону. Второй даже не пошевелился, начисто проигнорировав вопрос.

Я ненадолго задумался. Добровольно они ничего не скажут — это сразу видно. Придется стараться, чтобы разговорить. Но сам я этим заниматься не хочу. Так что решение напрашивается само по себе.

— Забирай их, Капуцин. Но прежде чем утолить свою кровную месть, сделай так, чтобы они рассказали, сколько их сюда прибыло и с какими целями. И главное, узнай, кто это вообще такие.

— Сделаю, комманданте... — Баск прижал руку к сердцу и коротко поклонился мне. — Клянусь кровью моих предков, эти шакалы расскажут все.

— Надеюсь. Благодарю за службу, парни. Можете отдыхать.

Но отдохнуть ни у кого не получилось. Через час на наших позициях стали рваться первые снаряды.