Часть седьмая
1
Я не сорвался с места, не скатился по шаткой лесенке с чердака, не ринулся на поиски хореографа. Не сделал вообще ничего, хватило выдержки воздержаться от ненужной суеты. К тому же внутри подрагивала разбуженная талантом сила, и сначала пришлось скрутить ее в тугой комок, дабы не дать развеяться впустую и сохранить на будущее.
Кто знает, когда обстоятельства заставят изменить личину в следующий раз?
После этого я без всякой спешки спустился в бар, выставил бутылку на стойку и спокойно объявил:
– Это Долин.
Софи отложила мундштук на пепельницу и взглянула на меня поверх бокала с коньяком.
– Уверен?
– Так сказала Ольга.
– Нет! Ты уверен в своих воспоминаниях? – пояснила кузина свой вопрос.
– Вполне, – подтвердил я.
Софи хмыкнула, отпила коньяка и достала из дамской сумочки записную книжицу в кожаном переплете с золоченым обрезом страниц. Отыскав нужную строчку, она сняла трубку с телефонного аппарата, набрала какой-то номер и попросила оставить сообщение для господина Долина.
Я бешено замахал руками, привлекая к себе внимание, но вмешиваться не пришлось: Софи выслушала ответ и молча вернула трубку на рычажки.
– Виктор съехал, – сообщила она. – Адрес для корреспонденции обещал прислать после того, как устроится на новом месте.
– Проклятье! – выругался я. – Упустили!
– Узнал об убийстве Ольги и решил, что мы их раскрыли, – предположила Софи, отрешенно поболтала коньяк в бокале, но пить не стала. – Теперь он уже далеко.
– Не обязательно, – возразил я. – Ольгу уже пытались похитить, он мог сбежать, опасаясь расправы подельников, а вовсе не нас! Тогда он здесь еще появится. В любом случае сегодня навещу его отель, возможно, что-то получиться разузнать. Где он жил?
– Снимал номер в «Золотой музе». Это рядом с Императорским театром.
– Ольга ведь тоже жила там до переезда в пансион?
Софи кивнула, взяла мундштук и невесело улыбнулась.
– А я-то думала, мне улыбнулась удача, когда в клуб устроилась эта парочка! Выручка стала расти, начали сходиться концы с концами…
Я лишь вздохнул.
Утром пришел доктор, осмотрел простреленную ногу Луки и поменял повязку. Полицейское оцепление к этому времени давно сняли, лишь на перекрестке дежурил одинокий постовой. Если Бастиан Моран и разместил где-то наблюдателей от Третьего департамента, на глаза они не попадались.
Когда лекарь покинул клуб, Софи отперла сейф и предложила Луке расчет, но громила лишь покачал головой.
– Вам ведь понадобится кто-нибудь присматривать за клубом? Я могу.
Софи вопросительно взглянула на меня; я кивнул.
– Отлично! – улыбнулась кузина. – Оставлю тебе ведомость и деньги, выплатишь выходное пособие персоналу. С поставщиками я переговорю завтра сама.
– Куда-то собралась? – заинтересовался я.
– Альберт предложил провести день в Императорском театре. Потом поедем к нему.
– Прошу, будь осторожна.
Софи только посмеялась.
– Со мной все будет хорошо, – легкомысленно заявила она.
Я поморщился и поднял с пола пропущенную полицейскими пулю. Рваная и оплавленная алюминиевая рубашка скрывала под собой еще два слоя – вероятно, то были титан и железо.
С улицы прозвучал задорный гудок клаксона; я выглянул в окно и увидел красную самоходную коляску Альберта Брандта. Логотип «Стэнли» на решетке радиатора сверкал в лучах утреннего солнца позолотой.
Поэт выбрался на тротуар, стянул на шею гогглы и взбежал на крыльцо. Я отпер входную дверь, кинул пулю в кадку с пальмой и расплылся в улыбке, благодушной и насквозь фальшивой.
– Мсье Брандт! Как замечательно, что вы не забываете о нас!
– Жан-Пьер… – сухо поздоровался со мной поэт и повернулся к хозяйке клуба. – Софи, ты как всегда обворожительна!
– Ты мне бессовестно льстишь! – рассмеялась в ответ хозяйка клуба, но, удивительное дело, волнения и бессонная ночь на ее внешности и в самом деле нисколько не сказались.
Софи вручила охраннику ведомость и железный ящичек кассы, надела шляпку и с сумочкой в руках подошла к поэту.
– Альберт, я готова!
– Минутку!
Я первым вышел на крыльцо, заметил невесть откуда взявшегося на улице молодого человека и спустился к нему.
– Могу вам чем-то помочь? – спросил вихрастого паренька с перекинутым через плечо ремнем пузатой сумки. Опасным он не выглядел, но по нынешним временам не угадаешь, кто действительно безобиден, а кто швырнет бомбу или плеснет кислотой. Среди студентов смутьянов хватало с избытком.
– У меня послание для госпожи Робер, – ответил молодой человек.
Я протянул руку.
– Личное послание, – покачал головой паренек.
– Жан-Пьер! – послышался окрик с крыльца. – Все в порядке?
Посыльный сунул руку в сумку, и я приготовился сбить его с ног, но тот вытащил обычный с виду конверт.
– Госпожа Робер! Вам корреспонденция!
Софи рука об руку с поэтом спустилась на тротуар, приняла конверт и рассмеялась.
– Запечатано сургучом! От кого оно?
– Не могу знать! – ответил посыльный, взял прислоненный к стене велосипед и укатил прочь.
Бомбу он в нас не кинул и кислотой не плеснул. Это радовало.
– Здесь герб, – присмотрелся Альберт Брандт к алому сургучу, но Софи попросту сломала печать и вытащила из конверта карточку из плотной белой бумаги.
– Барон фон Страге выражает искренние соболезнования в связи с безвременной кончиной Ольги Орловой, – объявила хозяйка клуба и горестно вздохнула: – В ближайшие дни нас завалят ворохом банальных писулек!
Она убрала послание в конверт и сунула мне, попросив:
– Прибери!
Я запихнул конверт в карман пиджака.
Поэт усадил Софи на пассажирское сиденье, сам запрыгнул за руль. Самоходная коляска фыркнула и тронулась с места. Я поглядел ей вслед, затем поднялся на крыльцо и спросил у охранника:
– Остались еще патроны к револьверу?
Тот покрутил завитой ус и подтвердил:
– Остались.
– Открывай только своим, – посоветовал я на прощанье, спустился на тротуар и зашагал вдоль улицы. Парикмахерская у соседнего перекрестка уже принимала посетителей, зашел туда побриться, заодно попросил подровнять волосы и уложить прическу. Ну и от чистки туфель тоже отказываться не стал.
Расплачиваясь, я взглянул на себя в зеркало и удовлетворенно кивнул.
Выбрит, ухожен, благоухаю одеколоном.
А что костюм не самый дорогой, так это не страшно. Где вы видели частного детектива в пошитом на заказ костюме?
2
Отель «Золотая муза» располагался совсем рядом с Императорским театром. С тротуара даже была видна часть фронтона с мраморными статуями античных героев.
К отелю я приехал на извозчике. Поймал его за квартал отсюда и сторговался за четвертак, поэтому никакого урона кошельку поездка не нанесла. Тут же подбежал мальчишка с газетами, я ссыпал ему в ладошку мелочь и зашел под навес со свежими выпусками «Атлантического телеграфа» и «Столичных известий». Швейцар на миг поколебался, решая, стоит ли утруждать себя, распахивая массивную дверь перед непонятным гостем, но в итоге все же потянул ручку, запуская меня внутрь.
На первом этаже «Золотой музы» было обустроено уютное кафе, и я расположился внутри, намеренно выбрав место, с которого мог наблюдать за стойкой портье. Сделать это оказалось не так-то и просто: заведение пользовалось немалой популярностью, и ранних посетителей хватало с избытком.
Официанты в белоснежных накрахмаленных сорочках, черных жилетах и брюках сбились с ног, принимая и разнося заказы, поэтому я спокойно уселся за столик и развернул газету.
Большая часть материалов «Столичных известий» оказалась посвящена скорому визиту императрицы в восстановленный лекторий «Всеблагого электричества». Новость эта не оставила равнодушным решительно никого. Одни колумнисты исходили по этому поводу ядом, другие бились в верноподданническом экстазе. Немногие объективные обозреватели пытались донести до читателей всю грандиозность момента, но, как по мне, газетчики просто дурили людям головы, высасывая сенсацию из пальца.
Подошел официант, откашлялся, а когда я отвлекся от газеты, спросил:
– Что будете заказывать?
Я демонстративно посмотрел на часы и попросил:
– Будьте любезны, черный кофе и два эклера с белковым кремом.
– Что-то еще?
– Нет, благодарю.
Цены кусались. Пусть им и было далеко до расценок заведений на площади императора Климента, но полноценный завтрак тут был мне определенно не по карману.
Когда официант отошел, я кинул взгляд на конторку портье и вернулся к чтению газеты. Прежде чем приступать к расспросам, хотелось оглядеться и проникнуться атмосферой отеля, да еще – хоть немного примелькаться.
Ничего интересного в «Столичных известях» так и не обнаружилось; я взял «Атлантический телеграф» и совершенно неожиданно для себя самого увлекся статьей об удивительном достижении русского авиатора. На днях тот исполнил в небе над Киевом какой-то совершенно невообразимый трюк. Мертвую петлю.
Я вспомнил увиденный на рассвете аэроплан и вздохнул.
Небо и простор. Полет. Это было бы здорово. Было бы…
Принесли мой заказ, и я без особого аппетита приступил к завтраку, но стоило только открыть криминальную хронику, и всю мою меланхолию как рукой сняло. Полиция решила приоткрыть тайну налета на Ссудно-сберегательную контору Фойла и Морса и обнародовала личности грабителей. В газете даже напечатали их снимки из полицейских досье. Сообщалось о причастности налетчиков к подпольной ячейке анархистов, но больше никаких подробностей не приводилось.
Я подточил карандаш, стряхивая стружку в фарфоровую пепельницу, и на всякий случай перерисовал портреты налетчиков в блокнот. Один из них показался знакомым. Полной уверенности не было, но складывалось впечатление, что именно он следил за Ольгой до «Парового котла», а потом стоял на улице.
Зацепка? Зацепка. Вот только не уверен, что она меня куда-либо приведет.
Доев эклеры, я запил крепкий горький кофе водой, кинул на стол мятую пятерку и подошел к портье.
– Чем могу служить? – поднял голову господин средних лет с бледным лицом человека, которому часто выпадают ночные смены.
– Могу я увидеть господина Долина?
– Долин… Долин… Долин… – забормотал портье. – Увы, господин Долин съехал от нас вчера в первой половине дня.
– Он оставил новый адрес?
Портье открыл какой-то журнал и повел пальцем по строчкам.
– Нет, не оставил. Сообщит позже, чтобы мы переслали багаж.
Хореограф съехал столь стремительно, что даже не забрал вещи? Ну уж нет, едва ли он даст здесь о себе знать. Пустышка.
И все же я спросил:
– Им кто-нибудь интересовался?
– А почему вы спрашиваете? – насторожился портье.
Вместо ответа я выложил на стойку карточку частного детектива. Клерк взглянул на нее и вернул, а вот подсунутая под низ десятка куда-то запропала.
– Нет, господин Маркес, вы первый.
– А Ольгой Орловой, после того как она съехала от вас, случайно, не интересовались?
Портье задумался и неуверенно покачал головой.
– Не думаю, что я имею право распространяться о постояльцах…
Я выложил перед собой пятерку и улыбнулся.
– Меня не интересуют ваши постояльцы. Лишь те, кто их спрашивал.
Клерк посмотрел на меня с нескрываемым сомнением, но банкноту в итоге принял.
– Если не брать в расчет газетчиков, в мою смену приходил еще один молодой человек… Непонятный. Не понравился он мне, а чем – даже не скажу.
Я немедленно достал карандаш и блокнот.
– Как выглядел?
– Обычно. Непримечательная внешность, знаете ли. Усы. Черные. И еще он немного косил.
– Вот как? – заинтересовался я. – А никаких особых примет у него не было? Шрамы, родимые пятна, пятна оспы…
– Оспа! Да, точно! Он был рябой. Но это почти не бросалось в глаза.
– Благодарю, синьор. Вы мне чрезвычайно помогли.
Я убрал блокнот и отошел от стойки, обдумывая свои следующие шаги. Портье точно описал одного из объявленных в розыск налетчиков, но на деле эта информация никуда меня не продвигала.
Долин исчез, грабители залегли на дно.
Конец.
На глаза попалась телефонная будка, я поколебался, но все же зашел в нее, опустил в прорезь аппарата четвертак и позвонил в Ньютон-Маркт. Инспектор Моран оказался на месте, и меня соединили с ним, стоило только представиться.
– Если вы передумали, надо встретиться лично, – с ходу объявил Бастиан Моран. – Это не телефонный разговор.
– Мы все еще ничем не можем вам помочь, мсье, – ответил я. – Но есть человек, который может. Найдите Виктора Долина. Расспросите его о налете на Ссудно-сберегательную контору Фойла и Морса. У кузины была там ячейка.
Сквозь шорох помех до меня донеслось тяжелое дыхание.
– Если вы решили использовать меня для решения собственных проблем, – медленно произнес после этого Моран, – ничем хорошим для вас это не закончится. Обещаю.
– Поговорите с Долиным, – повторил я и повесил трубку.
Ничем хорошим не закончится? Скорее всего, так оно и случится, но отыскать человека в Новом Вавилоне самостоятельно у меня, в отличие от Третьего департамента, не было никаких шансов. А так… Вдруг да и выгорит свалить пропажу валиков от фонографа на анархистов?
3
На фабричную окраину добирался подземкой. Вагон подошедшего к перрону поезда оказался почти пуст, я уселся на скамью и спокойно укатил на конечную станцию. Там поднялся на улицу и обратился к дымившему трубкой старичку в фуражке, форменной тужурке и брюках с лампасами:
– Уважаемый, как дойти до Слесарки?
Дед, который с одинаковым успехом мог оказаться как местным служащим, так и обычным попрошайкой, неопределенно махнул рукой вдоль одной из дорог.
– Шагай и не промахнешься, – усмехнулся он.
Смешок перешел в надсадный кашель, я кивнул и зашагал в указанном направлении. Вскоре вдоль обочин выросли высоченные заборы, помимо телег начали попадаться и огромные паровые погрузчики. В воздухе витал дым, он резал глаза и оставлял неприятный привкус во рту. Где-то басовито ухал кузнечный молот, в такт его ударам под ногами содрогалась земля.
Небо? Небо затянул густой серый смог, грузовые дирижабли плыли в нем, словно корабли по штормовому морю. А мы уже на дне, будто утопленники…
Настроение окончательно испортилось, и я даже пожалел, что приехал сюда, да вот только подсказка Гаспара была единственной ниточкой к моему прошлому.
Я собирался навестить Рамона Миро и выяснить, что ему известно о пожаре в «Готлиб Бакхарт». Никакой гарантии, что он вообще станет со мной разговаривать, не было, поэтому я на ходу нервно сжимал и разжимал правый кулак. Встречавшиеся по пути рабочие предпочитали переходить на другую сторону дороги, даже когда шли компаниями по три-четыре человека.
Порожденная талантом сиятельного сила билась во мне и рвалась наружу, удерживать ее в узде удавалось с превеликим трудом. Но я старался. Я не собирался становиться кем-то иным, прежде чем выясню, кто же я такой на самом деле.
Дед не обманул. Вскоре промышленные гиганты остались позади, заборы стали ниже, проезды между ними сузились и начали вилять из стороны в сторону. На глаза попадались сплошь склады и кустарные мастерские, в переулках курили – словно им недоставало дыма, растворенного в воздухе! – разные подозрительного вида личности. Что-то куда-то везли на тачках, истошный визг инструмента не умолкал ни на миг.
Изрядно попетлял, но в итоге нужный адрес я все же отыскал. Длинный склад с пристроенной к нему двухэтажной конторой прятался за высоким дощатым забором; ворота были заперты, пришлось стучаться в калитку.
Открыл чумазый паренек в перепачканном маслом комбинезоне, темноглазый и черноволосый. Если в нем и была кровь аборигенов Нового Света, то весьма и весьма разбавленная.
– Чего надо? – неприветливо спросил парень, вытирая руки ветошью.
Я хотел улыбнуться, но передумал и просто спросил:
– Могу я увидеть синьора Миро?
Чумазый вытаращился на меня во все глаза и выдал:
– Чего еще?.. – Но он тут же поправился: – В смысле, по какому вопросу?
– По важному, – ответил я со всей возможной серьезностью и предельно честно.
– А ты… вы кто вообще?
– Его коллега. В некотором роде…
Парень внимательно изучил карточку частного детектива на имя Августо Маркеса, что-то неразборчиво пробурчал и захлопнул калитку.
Был немалый риск получить от ворот поворот, но через пару минут чумазый вернулся из конторы и запустил меня внутрь.
– На второй этаж! – подсказал он, а сам отправился в каретный сарай, в темном нутре которого мне почудились очертания полицейского броневика.
Присматриваться я не стал и сразу прошел в дом. В гостиной за пустым столом сидел еще один испанец, жилистый и усатый. На меня он взглянул без всякой приязни, но ничего не сказал. Я молча кивнул и по боковой лестнице поднялся в комнату на втором этаже.
Рамон Миро оказался невысоким черноволосым господином, широкоплечим и мощным. Лицо его было слегка красноватым, но естественный цвет не мог скрыть болезненной бледности. При моем появлении хозяин кабинета остался сидеть за массивным рабочим столом.
– Чем могу помочь коллеге? – спросил Миро, машинально поглаживая большим пальцем узкую полоску черных усов.
Я взял один из стульев и передвинул его к столу, заодно огляделся.
Ничего примечательного, впрочем, в кабинете не оказалось. Железные шкафы картотек, сейф, окно с видом на одну из окрестных фабрик. Единственное, что показалось важным, – это выдвинутый верхний ящик стола. Не приходилось сомневаться, что хозяин держит там оружие.
Но я никак не выказал обеспокоенности, уселся на стул и беспечно закинул ногу на ногу.
– У меня вопрос весьма деликатного свойства, синьор Миро…
Крепыш лишь махнул рукой.
– Излагайте!
– Мне хотелось бы знать, что вы делали в Психиатрической больнице имени Готлиба Бакхарта в день того печально известного пожара два года назад.
Рука частного детектива легла в ящик стола, и я поспешил уточнить:
– На самом деле меня нисколько не интересует, что именно привело вас туда, я разыскиваю одного из пациентов, который сбежал во время пожара.
Крепыш кивнул и с невозмутимым видом выложил из ящика на стол ребристое металлическое яйцо. Шар напоминал пехотную гранату, за тем лишь исключением, что вместо фитиля из нее торчала трубка с проволочной петлей на конце.
– Что это, синьор Миро? – спросил я, гадая, успею ли выскочить за дверь, прежде чем рванет дьявольская машина.
Рамон крутанул гранату, от чего та завертелась на столешнице, и на ужасном немецком произнес:
– Кугельхэндгранате.
– Никогда ничего подобного не видел.
– Новинка этого года. Порождение сумрачного тевтонского гения.
Я осторожно кивнул, понемногу начиная успокаиваться. Хозяин кабинета казался слишком уравновешенным и уверенным в себе, чтобы покончить жизнь самоубийством из-за моих голословных обвинений.
– Так, говорите, где я был? – с усмешкой спросил Рамон Миро.
– «Готлиб Бакхарт». Позапрошлый октябрь. Полицейская форма, – спокойно перечислил я. – Есть свидетели. Но все это совершенно не важно, я просто пришел поговорить.
– А мне показалось иначе.
– Я ищу одного из пациентов…
– Ваша история шита белыми нитками… синьор Маркес.
Я в ответ на это утверждение лишь фыркнул.
– Вы не читаете газет? Псих, который взрывает электрические подстанции, откуда он взялся, по-вашему? Сбежал из «Готлиб Бакхарт», черт побери!
Рамон Миро нахмурился.
– Допустим, – с некоторым сомнением произнес он и оставил гранату в покое. – И чего же вы от меня хотите?
– Расскажите о клинике.
– Смахивает на шантаж. Вы приходите, угрожаете, требуете объяснений… Нужны мои услуги? Платите!
Я покрутил головой из стороны в сторону, потом с плохо скрываемым недовольством произнес:
– Мой бюджет не столь велик, чтобы покупать кота в мешке. Откуда мне знать, что вы знаете что-то, чего не знаю я сам?
Рамон Миро рассмеялся, к торговле с прижимистыми клиентами ему точно было не привыкать.
– Что вы хотите узнать, синьор Маркес?
– Специализация отделения. Кто и по каким критериям отбирал пациентов. Кто из пережившего пожар медицинского персонала может рассказать об историях болезней пациентов, – перечислил я и усмехнулся. – Вот что я хочу узнать. Но вы ничего этого рассказать не можете. Поэтому просто объясните, кого и зачем вы оттуда вытащили. И как мне с ним поговорить.
Рамон Миро покачал головой.
– Я не выдаю своих клиентов. И в любом случае, он давно покинул Атлантиду и перебрался на континент.
– Досадно, – произнес я, но и не подумал встать со стула.
Торг только начался.
– Отделение специализировалось на электротерапии, – проявил осведомленность Миро. – Пациентов отбирал лично заведующий. Насколько мне известно, его интересовали исключительно сиятельные. Он хотел излечить их от таланта, сделать обычными людьми.
– Звучит бредово! – фыркнул я, напряженно обдумывая услышанное. – И раз уж вы раскрыли эти карты, полагаю, в рукаве у вас припрятан козырной туз?
Крепыш кивнул.
– Я знаю, как найти заведующего отделением, профессора Берлигера. Только он способен ответить на ваши вопросы, синьор Маркес. Только он один.
– Профессор? Разве он не погиб при пожаре?!
– Он сам его устроил, заметая следы.
– Проклятье! Вы сейчас серьезно?!
Я впился взглядом в лицо собеседника, но оно оказалось совершенно непроницаемым, как у профессионального картежника, а то и вовсе вырезанного из дерева туземного идола.
– Ну да, – со спокойной улыбкой подтвердил крепыш.
– И вам известно, где сейчас профессор? – спросил я, не веря собственной удаче.
– Я знаю, как его отыскать, – поправил меня Миро. – Мне поручил его розыски клиент, но сначала я покинул Новый Вавилон, а потом уже к этому делу потерял интерес мой наниматель. Временно потерял, поэтому скидок не ждите.
– Сколько? – перешел я к делу.
Ответ вогнал меня в ступор.
– Тысяча франков! – объявил Рамон Миро.
– Тысяча?! – взвился я со стула. – Откуда такие людоедские расценки?! Вы состоятельный человек, как можно драть три шкуры со своих коллег?
– Синьор Маркес! – подался ко мне над столом хозяин кабинета. – Я уж точно не богаче вас! Последний контракт принес серьезные убытки, пару шрамов и малярию! Я еще не банкрот, но чертовски близок к этому! А профессор Берлигер – это мой актив. Рано или поздно информация о нем принесет мне деньги, поэтому тысяча франков, и ни сантимом меньше!
– Дьявол! – выругался я. – У меня нет тысячи!
– Так идите и найдите!
Рамон Миро наполнил стакан минеральной водой, высыпал в него из бумажного кулька какой-то порошок и осушил до дна. Возникло желание схватить стул и запустить им в упрямца, но вместо этого я отвернулся к окну.
– Легко сказать – найдите!
Но крепыша чужие затруднения нисколько не волновали.
– Займите, – только фыркнул он. – Не мои проблемы. Будут деньги – поговорим.
Захотелось достать пистолет и пригрозить оружием, но я вовремя вспомнил о кассе, которую оставила в клубе Софи для расчета персонала.
– Вы здесь целый день, синьор Миро? – спросил я, прикидывая, сколько времени займет поездка до клуба и обратно.
Рамон Миро макнул стальное перо в чернильницу, написал несколько цифр и вырвал из блокнота листок.
– Позвоните, когда у вас появятся деньги.
Я взял листок и пообещал:
– Позвоню.
4
В обратный путь я отправился на паровике, и тот, как назло, угодил в огромную пробку из-за аварии у съезда на мост Броуна.
Несколько раз я даже порывался выскочить из вагона, но стояла не только набережная, забиты оказались и выходившие на нее боковые улочки. На извозчиков в такой ситуации надеяться не приходилось, а пронзительно гудевшие паровики, в отличие от остального транспорта, худо-бедно продвигались вперед. Пришлось заставить себя успокоиться и ехать дальше.
Сразу после злополучной аварии затор рассосался, и вагон резво помчался дальше, стуча колесами на стыках рельсов. На площади Ома я спрыгнул с задней площадки на мостовую и зашагал по тротуару, нервно помахивая на ходу рукой. Шел и гадал, наберется ли в кассе клуба тысяча франков. Вопросы этики сейчас мало волновали меня. Уж если на то пошло, я точно так же, как и остальные, имел право на выходное пособие. Пьетро Моретти работал практически за еду…
Я так погрузился в свои невеселые раздумья, что обратил внимание на поравнявшуюся со мной коляску, лишь когда из нее выпрыгнул непривычно плечистый китаец. Бритый наголо мордоворот с яростным криком замахнулся огромным тесаком и неминуемо развалил бы мне голову надвое, не успей я шагнуть ему навстречу и обеими руками перехватить могучее запястье.
Китаец оказался невероятно силен. Получив коленом в пах, он лишь выпучил глаза; пришлось дернуть его на себя, крутануть и поставить подножку, заваливая на тротуар. Вовремя! Кучер бросил вожжи и ринулся на помощь подельнику. Он замахнулся коротким китайским мечом и сиганул через мордоворота, а я подловил его в прыжке, подбив ноги мощным резким пинком.
Кучер рухнул на мостовую и ловко откатился в сторону. Я саданул носком туфли по виску поднимавшегося с тротуара крепыша и отпрыгнул, уходя от нового замаха. Клинок просвистел в ладони от лица.
Разорвав дистанцию, я выхватил из кармана пистолет, но кучер моментально оказался рядом и ударом меча выбил его из руки. Клинок юркнул вперед; мне удалось раскрытой ладонью отвести его в сторону, и даже так бок пронзила острая боль.
Неподалеку пронзительно заверещал свисток. Китаец не обратил на него ни малейшего внимания и вновь махнул мечом. Я уклонился, запрокидываясь назад, пнул по опорной ноге противника и попал по колену. Мерзко хрустнул мениск, кучер оступился и упал, но прежде чем удалось зацепить его еще раз, покалеченного напарника прикрыл громила с тесаком.
От перекрестка к нам уже бежал постовой, он выдернул из кобуры револьвер и сделал предупредительный выстрел в воздух. Враз позабывшие обо мне китайцы заскочили в коляску; коняга заржала и понеслась прочь.
Седоусый констебль остановился посреди дороги, но стрелять вдогонку не решился и убрал револьвер в кобуру. Затем подошел ко мне и спросил:
– Что тут происходит?
Я зажал ладонью рану в боку и криво ухмыльнулся.
– Кошелек или жизнь, сказали они!
– Совсем озверели! Грабеж средь бела дня! – опешил постовой. – Описание дать сможете?
– Да эти узкоглазые все на одно лицо, – скривился я и поднял с тротуара пистолет, на кожухе затвора которого обнаружилась глубокая засечка.
– И то верно, – согласился констебль. – Сильно порезали? Нужна помощь?
– Ерунда! – отмахнулся я, хоть сквозь пальцы так и сочилась кровь. – Простая царапина.
– Проводить?
– Нет, живу недалеко.
– Вызовите врача!
– Всенепременно, мсье! – отозвался я и зашагал через дорогу. Кровь уже стекала по ноге, и с каждым шагом в боку разгоралось болезненное жжение; кружилась голова.
Через главный вход в клуб я проходить не стал, свернул на задворки и уселся на лестницу крыльца черного хода, а потом и вовсе откинулся спиной на ступеньки.
Задрав сорочку, посмотрел на широкую рану, обильно сочившуюся кровью, и поспешно отвел взгляд, пытаясь справиться с накатившей дурнотой.
Небо закружилось перед глазами, но я обрадовался его синему фону и белесой дымке облаков, словно старому другу. Потянулся к накопленной с прошлого раза силе, отщипнул малую толику, восстановил в голове образ Жан-Пьера и осторожным движением ладони стер рану, будто карандашный штрих ластиком. Просто вернул свое тело в первоначальное состояние.
Это оказалось весьма просто, но дьявольски болезненно.
И никакой анестезии…
Когда боль наконец отступила и я перестал скрипеть зубами, то потихоньку поднялся со ступеней, нашарил в кармане брюк связку ключей и отпер дверь. Сразу прошел на кухню и напился, заодно отмыл руки от крови. В ушах по-прежнему звенело, да еще при неосторожных движениях адски резало бок, но голова больше не кружилась. А вот бившаяся внутри сила так и клокотала. Разбуженный талант сиятельного никак не желал униматься, глаза светились, и все кругом представлялось каким-то болезненно резким. Это было неприятней всего.
Минут пять я простоял у кухонной мойки, время от времени ловил ладонями тугую струю холодной воды и умывался, пытаясь унять жар, потом вышел в коридор.
– Лука! – крикнул во всю глотку. – Я вернулся!
Из фойе донеся отклик охранника, и я отправился в костюмерную комнату. Отпер дверь, прошелся вдоль вешалок, подбирая новый костюм. В итоге плюнул на все, прямо на голое тело натянул перепачканный белилами малярный комбинезон и отправился в фойе.
Лука загородил распахнутую дверь столом, на него он выложил ведомость, а железный ящик с кассой поставил на табурет так, чтобы до денег не могли дотянуться с улицы. Пиджак громила повесил на спинку стула, поверх сорочки натянул бухгалтерские нарукавники и выглядел совсем как заправский счетовод.
При моем появлении Лука обернулся и удивленно спросил:
– Чего так вырядился?
Я только махнул рукой.
– Надо кое-что сделать. Многих уже рассчитал?
– Да уж прилично, – кивнул охранник и покрутил ус. – В очередь выстраивались!
– Серьезно? – Я распахнул металлический ящик и выругался. Там хватало мелочи, бумажных пятерок и десяток, но тысячи не набиралось даже близко.
– Ты чего? – вытаращился на меня Лука.
– Да так, – махнул я рукой. – Чего уж теперь…
Не став ничего объяснять, я уселся на подоконник и закрыл глаза.
Итак, тысячу франков не собрать при всем желании, но это и не самая большая из моих проблем. Клятый ростовщик решил поквитаться за нанесенное оскорбление, и, если я хоть что-то понимаю в этой жизни, попытки порубить меня на куски продолжатся и дальше. Тут все просто: либо он, либо я.
Принять новое обличье? Увы, не вариант. Чен не отступится, он будет искать Жан-Пьера. Сбегу – подставлю под удар Софи. Нельзя.
Я зажал виски в ладонях и спросил:
– Лука, Гаспар не рассказывал вчера, китайцы с сицилийцами уже вцепились друг другу в глотку?
Вышибала покачал головой.
– Только готовятся. Ростовщик теперь без десятка охранников на людях не появляется, а перед его конторой дежурит пара констеблей. Если сицилийцы дернутся – их прямо на входе положат.
– Ясно, – кивнул я и вздрогнул, когда затрезвонил стоявший на столе телефонный аппарат. Лука, дабы не отходить от кассы, протянул провод прямо к входной двери.
Громила поднял трубку и представился, потом коротко ответил:
– Хорошо, передам.
– Стой! – остановил я его. – Это Софи?
– Да.
Я выхватил трубку и поспешно крикнул в нее:
– Софи, подожди!
– Да, Жан-Пьер?
– У нас есть свободная тысяча? Объясню потом, просто ответь – это очень важно!
Но удача повернулась ко мне спиной. Денег у Софи не оказалось, не хватало средств даже на оплату уже поставленных в кредит продуктов и алкоголя. Ко всему прочему, кузина еще и разболелась и не знала, приедет завтра в клуб или нет.
– Тысяча франков? – пробормотал Лука. – Серьезные запросы!
– Забудь!.. – только и махнул я рукой.
Содействием Рамона Миро теперь точно не заручиться, да и черт бы с ним. Сначала надо разобраться с китайцами…
Я вернулся на подоконник и закрыл глаза, пытаясь в мельчайших деталях восстановить в памяти окрестности конторы господина Чена. Но, как ни печально было это признавать, по всему выходило, что там мне до него не добраться. Даже если засяду с винтовкой где-нибудь на крыше, самое больше, на что смогу рассчитывать, – это на несколько выстрелов по движущемуся экипажу. А верх наверняка будет поднят, и попробуй попади в ростовщика!
Да и в саму контору тоже не зайти. Охранники наверняка дежурят в холле у лестницы, там меня и остановят. Даже если прорвусь, остаются еще телохранители в приемной. И дверь кабинета такая массивная, что ее только взрывать…
Взрывать? А это мысль!
Я с сомнением посмотрел на Луку и решил его в свой план не посвящать, поэтому воспользоваться телефоном из бара на втором этаже. Позвонил, как ни удивительно, Рамону Миро.
– Слушаю! – отозвался тот после трех или четырех гудков. – Да, узнал, синьор Маркес. Нашли деньги?
– Не все сразу, – сказал я и поинтересовался: – Та граната на вашем столе – она мощная?
– Допустим, – осторожно ответил Миро. – А почему вас это волнует?
– Сколько вы хотите за нее?
– Зачем она вам вдруг понадобилась?
– Я же не спрашиваю, зачем вам тысяча франков! Вы торгуете оружием, так? У вас есть товар, у меня деньги. Все просто.
Долгое время в трубке слышался только шум помех, затем Рамон Миро объявил цену:
– Сто франков.
– Да вы издеваетесь! – вспылил я. – Пятьдесят, и ни сантимом больше!
– Сто! – отрезал Миро. – И, синьор Маркес, обойдемся без торга. Считайте это платой за риск. Я вас не знаю.
– Черт с вами, – сдался я. – Только включите в эту цену доставку до площади Ома.
– По рукам!
Мы обговорили детали, а потом я повесил трубку и отправился в костюмерную комнату, намереваясь подготовиться к небольшому маскараду…
5
Гранату на площадь Ома привез тот самый черноволосый паренек, что отпер мне калитку.
– Где деньги? – сразу спросил он.
– Держи.
Я вытащил заранее отложенные в карман банкноты и вручил парню полсотни франков одной купюрой и пять мятых десяток. Тот внимательно проверил их и лишь после этого расстегнул кожаный саквояж и передал мне увесистый холщовый мешочек.
Я убедился, что там лежит ручная граната с уже вкрученным запалом, затем уточнил:
– Через сколько рванет?
– Обычная задержка – пять или шесть секунд.
– Нормально.
Паренек запрыгнул на заднюю площадку проезжавшего мимо паровика и укатил прочь, а я убрал мешок в пухлую сумку с перекинутым через плечо ремнем, отошел к витрине и придирчиво оглядел свое отражение в стекле.
Темно-синяя тужурка с начищенными медными пуговицами, форменная фуражка, приметная бляха, сумка.
Почтальон.
Уж не знаю, для какого представления понадобился этот наряд, но скопировали униформу столичных почтальонов просто мастерски. Со стороны подделку было попросту не определить.
До Максвелл-стрит я добирался пешком. Выглаженные китель и брюки за это время слегка пообмялись, а ботинки запылились, и сходство с обычным, замотанным жизнью служащим городской почты стало абсолютным. В одном из глухих переулков, где сильно пахло мочой и гниющим мусором, я приклеил на верхнюю губу длинные усы и слегка исправил форму носа телесного цвета накладкой, потом посмотрелся в карманное зеркальце и остался увиденным доволен.
Сам на себя не похож, а это главное.
Как и сказал Лука, перед конторским зданием прохаживался констебль, а у крыльца курил один из людей Джимми Чена в неброском, но весьма недешевом костюме. Больше никто знакомый на глаза не попался. Стоя у соседнего дома, я специально пролистал блокнот, но нет – запечатленные там китайцы нигде поблизости не маячили.
Ладно, иду дальше…
В переулке на углу конторы терся какой-то оборванец, но он лишь мельком взглянул на меня и сразу потерял всякий интерес. То ли наблюдатель, то ли просто бродяга. В любом случае курьеры и посыльные пользовались черным ходом постоянно – тут я с униформой почтальона попал в яблочко.
Во дворе конторы караул выставить не озаботились, да и в полутемном помещении за конторкой у телеграфного аппарата дежурил лишь сонный клерк.
– Срочная депеша для господина Чена! – с порога объявил я, имитируя северно-континентальный акцент. – Он у себя?
– Где еще ему быть? – философски ответил клерк и выставил на конторку контейнер пневматической почты, а сам отвернулся и начал возиться с какими-то переключателями.
Когда он закончил и начал оборачиваться, я подступил сзади и взял тощую шею в удушающий захват, испытанный на себе в Ньютон-Маркте. Сдавил, пережимая артерии, и бедолага враз обмяк и опустился на пол.
Я убедился, что не переборщил с удушением, потом передвинул к себе телефонный аппарат и набрал вызубренный наизусть номер.
– Приемная господин Чена, – послышалось из трубки уже после первого же гудка.
– Господин Чен свободен? – спросил я, на сей раз – без всякого акцента. – Это Юго-Западное кредитное товарищество, мы хотим обсудить выкуп ряда закладных, но, если у него посетители, я перезвоню позже.
– Оставайтесь на линии, – попросил секретарь ростовщика. – Соединяю…
Кинув трубку болтаться на проводе, я дернул петлю запала и сунул гранату в контейнер.
Раз!
Контейнер отправился в трубу пневмопочты.
Два!
Стоило лишь потянуть на себя рычаг, как негромко хлопнуло, и смертоносное послание унеслось на третий этаж.
Три!
Я подскочил к входной двери.
Четыре!
Дальше уже не торопился и зашагал через двор без всякой суеты и спешки. И в тот же миг на другой стороне дома глухо хлопнул взрыв!
Пять! Пять!
Когда я вывернул в переулок, оборванца на углу уже и след простыл. Мне только и оставалось, что перебежать до соседнего дома и юркнуть в подворотню.
Фуражку и тужурку – на землю! Приметные форменные брюки – туда же!
Взамен я вытащил из почтальонской сумки свободного кроя штаны, а парусиновую куртку натянул прямо поверх майки. Вновь обулся, нацепил на голову кепку и рывком отодрал усы. Театральный клей присох как-то слишком уж сильно, кожу обожгло огнем.
Вполголоса изрыгая проклятия и ругательства, я собрал ненужную больше униформу в просторную сумку и поспешил прочь.
В клуб я вернулся уже под вечер. Сначала добирался окольными путями, затем решил подстраховаться и воспользовался лодкой, чтобы проплыть по подземному тоннелю и выбраться сразу в каретном сарае, благо разблокировал люк заранее.
– Если будут спрашивать, меня нет! – предупредил я Луку, который вынес с кухни заставленный немудреной снедью поднос и тяжело опирался на костыль, изо всех сил стараясь не опрокинуть тарелки на пол.
– Да кому ты сдался? – фыркнул вышибала. – Это хозяйку поставщики с фонарями разыскивают!
– Ну мало ли…
– Есть будешь?
Я непроизвольно прикоснулся к пропоротому животу и покачал головой.
– Воздержусь.
– Если что – присоединяйся.
Лука поковылял к своему посту в фойе, а я прихватил в баре початую бутылку коньяка и отправился на второй этаж, в бывший кабинет барона Гетти. Там первым делом задернул шторы, потом уселся на диванчик и сделал пару глотков прямо из горла.
Хоть немного переведу дух…
Проснулся, когда на улице окончательно стемнело. Взял с пола бутылку, к которой так больше ни разу и не приложился, но коньяка не хотелось. Хотелось есть. За день маковой росинки во рту не было, эклеры не в счет. Да и что толку с тех эклеров? На один зубок…
Дарованная талантом сиятельного сила никуда не делась и мягко билась внутри, где-то под сердцем. Тени в коридорах выцвели, мрак отступил. Я прекрасно все видел и без всяких фонарей.
В животе урчало все сильнее, но когда я спустился на первый этаж и вышел в фойе, то не обнаружил на подносе Луки даже объедков. Сам громила спал, навалившись грудью на стол и подложив руки под голову. От него так и несло перегаром, а на полу стояли две пустые бутылки крепленого вина.
Я только покачал головой и отправился на кухню. Все так же не разжигая света, начал шарить по ящикам в поисках хлеба, сыра и ветчины, и тут из коридора донесся явственный щелчок. Я замер на месте, весь обратившись в слух, и очень скоро различил, как под легкий скрип петель открывается дверь черного хода.
К нам пожаловали незваные гости.
О-хо-хо…