Книга: Гоблин
Назад: ГЛАВА 4 АЛЕКСЕЙ СОТНИКОВ И ДЕТИ, ПОЧТИ КЛАССИКА
Дальше: ГЛАВА 6 ЮРИЙ ВОТЯКОВ НА ПРИОРИТЕТ-ТОЧКЕ ЗАПАДНЫЙ ПОСТ

ГЛАВА 5
ОДИН В ЧУЖОМ МИРЕ

Место обследовано, загадок навалом, противник неизвестен, его планы тоже. Дальше сидеть здесь бессмысленно. Привычным движением я накинул на плечо матерчатый ремень ручного пулемета, скрутил и положил в свой потрепанный рюкзачок бандану младшего. Обернулся, чтобы кинуть последний взгляд на клятую поляну с двойной засадой, и тут меня остановили.
Хру! Что?!
— Хру! Хрю-хрю!
Вот это, понимаю, поворот! На меня маленьким, неожиданно страшноватым в таком освещении монстром вразвалку бежал старый знакомый свиненок — пятачок наперевес, хвостик пружинкой. Ствол поднятого «крестовика» был направлен, что называется, в клюв, а указательный палец, лежащий на спусковом крючке, вот-вот должен был выбрать свободный ход, чтобы встретить набегающую внезапность ливнем пуль.
— Ты что, тупой?! — выкрикнул я хрипло после выдоха.
— Хрю-хрю, — согласился поросенок на подходе и опять ткнулся мне в ногу, урча по-кошачьи.
Значит, мамки он не нашел. Или не искал, зная, что это бесполезно. Подумать только, все это время он пилил за мной! Говорят, что у свиней отличный нюх. Ну да, они же трюфели в земле искать могут…
— Верховым чутьем, значит, шел? — поинтересовался я дружелюбно, присаживаясь и доставая конфету. — Тебя бы на заставу к погранцам.
Ходячий рулет слизал с ладони ириску и старательно облизал ладонь.
— Что ж, делись толковым планом, Хрюн, если он у тебя есть.
План пятачка был предельно ясен: прижаться к большому и сильному человеку, однажды уже спасшему его, как можно крепче, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Я вздохнул и почесал затылок. Теперь уже не бросишь…
— Ты тут не разваливайся особо, рвем к убежищу, скоро ночь.
Ближайшее верное место, где можно будет поспать более или менее спокойно, это сухогруз малого класса «Бильбао». А уж там найдем, где и как запереться от приближающейся бури и незваных гостей.
— Пошли, что ли, Хрюн, вторым на марш-броске пойдешь. И смотри у меня, боец, не отставай! — строго предупредил я нового напарника, посмотрев на чернеющее небо. — Придется побегать, времени, чувствую, у нас в обрез.
Взяли мы бодро. Мало-помалу ко мне возвращалось спокойствие.
Первые три сотни метров было трудновато вновь войти в ритм, сказывалось еще не полностью прошедшее волнение. Дышалось тяжеловато, в ногах ощущалась странная вялость и ломота. Да и рысил я медленно, не желая загонять Хрюна до пены. Только это не помогло: поросенок не гончая, его выносливости хватило на полкилометра. Затем он начал шататься, как пьяный, и смешно заваливаться набок. Э-э, нет, брат, так дело не пойдет.
— На ручки, боец! — приказал я.
Привязать бы его ремнем каким-нибудь поудобней да закинуть за спину, как пулемет, во было бы зрелище! Но лишнего ремня не было. В рюкзак не влезет. Недолго думая, я схватил дитятю подмышку и рванул дальше. Мало-помалу ходовая машина налаживалась. Меняя руки, потрусил все быстрее и быстрее, уже без аутотренинга чувствуя: мне легко. А вскоре вообще вошел в раж и полным ходом попер по уже плохо заметной колее со всем своим грузом в четверть центнера.
Начался дождь, это сразу стало мешать. Почва под ногами быстро стала липкой, подошвы опасно скользили по мокрой траве, на них налипли комья грязи. Красивый ковер из листьев, покрывающий дорогу с боков, куда-то пропал, открыв взору черную вязкую землю, утыканную тонкими острыми корнями. Поливало все сильней и сильней, одежда постепенно промокала. Хорошо, что поросенок не мешал, трясся молча, висел смирно.
Есть, наконец-то!
Солнце зашло. Под грозовым тропическим небом темный корпус допотопного сухогруза «Бильбао» приобрел новый облик — нехороший, зловещий, не думаю, что даже рисковые любители такого индастриала с восторгом остались бы здесь на ночь. Теперь вид судна со стороны еще больше впечатлял фактурой, самим фактом своего появления на суше да и вообще полным контрастом с окружающим миром. Только небу Амазонки известно, сколько долгих лет сухогруз неспешно ржавеет на тропическом берегу. Грустное зрелище. Некогда ухоженное и работоспособное судно, которым гордился капитан и экипаж, ныне беспомощно лежит на берегу чужой планеты… Чего-то ждет. Или кого-то.
После бега чувство голода обострилось. Жаль, что я не набрал тех устриц. Сейчас без соли сожрал бы.
Неприступное ржавое чудовище, исключив все пути наверх, кроме одного с кормы, словно ожидало нас, приготовив внутри засаду. Да не пугай ты меня, пуганый… Но на подходе к судну я дернулся — прямо передо мной зашуршала трава. Какой-то паразит удирает, ночью их тут будет много. Уф, все-таки заставил вздрогнуть! Тут же зашуршало опять. Бляха, да это же полоз! Полтора метра вкусного мяса! На этот раз Мишка Сомов не оплошал. Бросив свинью в лужу и в два прыжка догнав удирающую змею, я молодецким ударом отрубил голову и победно поднял извивающееся тело над головой.
— Живем, братан!
Поросенок взвизгнул и тут же спрятался за спину.
— Не сикай, хвост крученый, этот нас уже не укусит, а вот мы его укусим, да еще как, полной пастью. Добыча есть, подниматься будем здесь, иди сюда, малец, закину, — сообщил я детенышу. — Там будем в безопасности, да и мокнуть надоело.
На корме рядом с огромной лопастью мятого пера сюрреалистически таращились на нависающие деревья огромный руль и ржавый гребной винт. Винторулевая группа простейшая, никаких подруливающих устройств, судно все-таки очень старое. Каютных окон не видно, иллюминаторы по минимуму. Корма ушла в песок глубже и лежала ниже носа, так что палуба накренилась к надстройке.
Затянувшийся дождь все вокруг сделал неприятным, даже гадостным. Или же так мне показывало окружающий мир мое убитое напрочь настроение. С деревьев, кустов, веток и словно вздувшихся корней, достигавших кое-где в высоту нескольких метров, постоянно капала какая-то скользкая жижа, все вокруг было мокрым, грязным и шевелилось.
И-и, р-раз! Лети, друг! Удачно запустил! Поросенок уже был на палубе и, тревожно повизгивая, смотрел на меня сверху крошечными ошалевшими бусинками.
— Иду, иду.
Подтянулся. Скользкая от капель воды палуба встретила ногу еще и неприятным поперечным наклоном, так что ступать приходилось осторожно: не хватало мне еще травму получить. Рептилиям на борт не подняться. Свин, часто оглядываясь, побежал вперед, и я почти сразу услышал громыхание. Что-то металлическое рухнуло и зазвенело, перекатываясь по палубе.
— Да тихо ты, боров!
Неожиданно по телу пробежала странная мелкая дрожь — такая бывает, когда человек испытывает внезапный страх. Я что, испугался чего-то? Быстро огляделся. Нет, если и испугался, то не дикого зверя. Но и не человека, боевой адреналин не выделился. Тогда чего дергаемся, черт возьми? Стук мириад тяжелых капель по металлу рождал непрерывный тревожный гул. Других фоновых шумов вообще не слышал. Палуба пока не интересовала, вниз, в темноту и сырость трюмов, я лезть не собирался, поэтому сразу пошел к надстройке, поднимаясь на лестнице к ходовой рубке. Поросенок, через раз сваливаясь вниз, карабкался по крутым ступенькам следом.
Мутные от накопившейся грязи стекла рубки уцелели, кроме небольшого окошка с правой стороны. Открыв дверь, я осмотрел поверхности — никаких признаков чужого присутствия. Рубка была разгромлена. Нас встретили панели с выломанными приборами, от которых остались лишь круглые кратеры с загнутыми внутрь краями, всего один ряд латунных тумблеров, переговорная труба, колоритный машинный телеграф с надписями на английском и, конечно же, стянутое латунью грандиозное рулевое колесо с точеными спицами. В другой ситуации я бы обязательно свинтил его и ценным трофеем кинул в джип.
Птичьих гнезд и следов на полу нет, резких запахов тоже, нигде не гниет брошенная еда.
— Заваливай, приятель, не стесняйся.
Если тут и было что-то ценное, то аборигены вычистили все до нитки и винтика. Лишь самую грубую мебель не вынесли, оставив пару тяжелых, не утащишь, штурманских столов, два закрепленных к полу крутящихся кресла возле них, из которых одно побольше, с высокой спинкой, сломанное кресло-качалку в углу и длинную дощатую лавку у задней стенки. Не для взыскательной публики мебелишка. Такие помещения устроены специфично, глупо требовать от них комфорта. Крыша со стенами есть, двери — и ладно.
Только череп смущает. Обыкновенный человеческий череп, лежащий на столе. Не самая приятная деталь интерьера.
За стеклами — стена воды.
— Ох, и не люблю я такие приключения, Хрюн… Ладно, будем жить.
«Фляжку надо бы подставить», — устало вспомнил я и вышел на козырек крыла мостика с пистолетом в левой руке. Пристроив флягу под струю, принялся простреливать округу взглядом и стволом «люгера», чтобы сразу привалить смелого, если поблизости появится какой-нибудь хищник-хозяин. Хотя в такой дождь… Обычно животных и птиц в такой местности вокруг почти не видишь, только слышишь. В этом плане река — лучшее место в джунглевом лесу, возле нее обзоры лучше. Здесь много больших разрывов в зеленке, с реки видны вершины деревьев и сидящие на них птицы. Когда же разглядываешь макушки деревьев непосредственно из леса, ты видишь лишь сумрачное хитросплетение ветвей, сложную игру света, от которой рябит в глазах, и больше ничего.
Движения не отмечено. Никто не появлялся ни в небе, ни на земле вблизи судна, не застучали по рыжему железу покрытого ржавчиной корпуса страшные когти, не затопали тяжелые монстрячьи лапы.
— Посижу немного.
Только я устроился в кресле штурмана, как на меня опять накатило. Настрой — ни к черту, сущий кошмар.
«Проблемы? Да не то слово! Гоблин ты и есть, Сомов… Или лось плюшевый, с опилом в бестолковке, тебе в лямке бычить надо по мирному делу, а ты тут с „крестовиком“ носишься и рембо изображаешь, пытаешься режим бога включать. А его у тебя не было и нет. Не уберег друзей».
Зачем ребят спеленали? Откровенные враги у русской общины на Амазонке так и не завелись. Грохнуть по бандитскому делу здесь запросто могут, спору нет, а вот похищения совершаются исключительно с целью выкупа. Скорее всего, причина именно в этом.
— Ну, будет вам выкуп, сволочуги, всей бандой не унесете, отвечаю.
Не, так дело не пойдет, свихнуться недолго. Как-то надо переключаться, в таком режиме долго не протянешь. Осознавать, что я на время, пусть всего на одну ночь, остался в некоем поле вынужденного бездействия, и именно в эту минуту ничего от моих решений, знаний, сил и опыта не зависит, было очень и очень непросто. Невыносимо! В планах — полная непонятка. Где завтра лодку брать? Не факт, что ее можно найти возле поляны Утонувшего Джипа, могли угнать, могли повредить. Момент натурально критический, обваливался весь каркас привычного образа жизни сплоченной группы.
— Как там наши парни, а? — спросил я шепотом у Хрюна.
Тот, согреваясь и обсыхая, никак не мог отклеиться от ноги. Ничего, найдем, свин. Поспим и начнем действовать, мы этот гадский эстуарий руками выкопаем, воду сольем и кверху днищем поставим.
Противодействие обещает быть серьезным, в противниках окажутся пацанчики с какой-то подготовкой, решимостью и нешуточными намерениями — непросто взять таких заложников, а потом еще и выкуп потребовать. Но ребят своих все едино вытащу, смогу, чувствую, а Кастет всегда хвалил меня за интуицию.
Пока же я остался один.
***
Нет, ходовая рубка — место, не совсем подходящее для ночного сна.
Повинуясь инстинкту большого хищника, я, не особо размышляя, тупо забрался как можно выше, чтобы видеть всю округу, и с этим тут все нормально. Для отдыха же рубка категорически не подходит. Тесно! Мне будет непросто раскинуться на полу во весь рост, а быстро вскакивать в рубке вообще не рекомендуется, обязательно врежешься в железо. Костерок тоже негде развести, разве что на металлическом столе, прямо перед скошенными внутрь окнами. Но это то же самое, что поставить на судне хороший маяк, который начнет дружелюбно светить всем подряд.
Надо поискать более подходящий вариант.
Шторм набрал полную силу. Деревья тропического леса клонились под ураганными порывами ветра. Над макушками нависла огромная черная туча, очерченная угрожающей медно-красной полосой. Причудливые вспышки молний, короткие и продолжительные, вылетали из нее, словно из вулкана, перевернутого кратером вниз. Артиллерийской канонадой звучали раскаты грома. Поднятые ветром испарения клубились, уносясь в облака, чтобы обрушиться на реку новыми ливнями. То, что где-нибудь в средней полосе называют струями дождя, здесь превращалось в сплошные потоки, стекающие по корпусу судна и похожие в отсветах молний на ленты расплавленного металла.
Встать с нагретого кресла оказалось весьма непростым делом. С каждым движением поверившее в долгожданный отдых тело сопротивлялось насилию, стонало и даже вопило, очень резко реагируя на предательство мозга, опять гнавшего его непонятно куда и зачем. Еще тяжелей было заставить себя спуститься ниже и заглянуть в служебные помещения. Оставив подопечного в рубке, я с острой ненавистью к хреновой погоде вышел под непрекращающийся дождь, протопал по ступеням, быстро откинул дверь со сломанным запором и, пригнув голову, нырнул внутрь надстройки. В коротком коридоре было всего четыре двери и два деловых помещения: каюта и гальюн. Остальные двери вели в какие-то кладовые. Сначала я заглянул в гальюн, как самое важное помещение. Солидный унитаз, большие вентили, сгоны-муфты-контрагайки, пыльные решетки вентиляции, толстенные фановые трубы в потеках многократной окраски, сплошной паропанк. Но устроиться для посиделок можно вполне удобно!
— Сомов, признайся, как на духу, ты когда в последний раз на нормальном толчке сиживал, а?
Каюта была заперта. Я подошел к двери, посмотрел на грязное остекление небольшого круглого окошка и задумался. Замок старинный, серьезный, под длинный бородчатый ключ, такой с наскока не вскроешь. Эх! По молодости саданул бы по окошку локтем — да и все дела. Но сейчас я стал битым, неоднократно травмированным судьбой, умным и знаю, что на судах часто применяется толстое закаленное стекло, о которое очень легко сдуру этот самый локоть разбить в кровь.
И палить в стекло не стал. Достав тяжелый боуи, резко рубанул обухом точно по центру, толстые и тяжелые осколки громом зазвенели по полу. Затем осторожно просунул руку, выискивая кривую дверную ручку, она имелась. Нащупал рычаг, отжал вниз, с легким скрипом дверка и открылась. Очень хорошо, теперь можно будет запереться изнутри. Незащищенное после удара окошко расположено высоко, размер небольшой, зашторим.
— О-о! Шик! Прямо отель «Бильбао Холидей Палас», а не сухогруз.
Двухместная каюта с мягкими диванами с первого взгляда показалась мне идеалом комфорта, отель четыре звезды. Даже умывальник есть. Воды в нем, как и в гальюне, конечно же, нет, но жестяная раковина имеется! Небольшой иллюминатор с крышкой, поручни, полочки с прогнившими сеточками, даже столик есть. Два шкафчика, высокий и короткий горизонтальный, навесной. Очень ценна автономная дровяная печь, самая настоящая буржуйка, но не самодельная, а фабричная, из чугуна, с вензелями и литыми буквицами на дверке со щеколдой Диваны обиты материалом, похожим на кирзу, латунные шляпки гвоздей крепят пропитанную чем-то ткань коричневого цвета, простейший кожзаменитель.
Я уже не в силах был бороться с дикой природой, и это найденное гнездышко быстро согрело мне сердце своей неплохо сохранившейся стариной интерьера. А с Хрюном на соседнем диване почувствую себя чуть менее одиноким, чуть менее потерянным.
Решено, тут и обоснуемся.
В кладовой нашлась растопка, и вскоре в печке весело загудело оранжевое пламя, немного приглушавшее сильный шум дождя, можно сушиться. Тропические ливни — очень впечатляющее зрелище. Сплошная стена падающей со взбесившихся небес воды может поднять уровень здешних рек на восемьдесят сантиметров в сутки, а за весь сезон дождей в низовьях Амазонки подъем измеряется метрами.
Вымотавшийся поросенок похрапывал на диване, куда я его закинул. Счастливое детство… Как упал, так и лежит, не меняя позы. В найденной кастрюле грелась вода, на столике лежала распластанная змея. Полоз оказался молодым, нежным, но жарить я его не стал. Такое мясо очень легко пересушить до состояния щепки, которую потом фиг разгрызешь. Суп гораздо питательней, он быстрей и полней усваивается и греет изнутри. Тесаком подобную работу делать трудно, и я кромсал мясо на мелкие кусочки добытым в спасательном жилете складным ножом. На полках нашлась крупная соль и баночка со специями серого цвета, похоже на смесь перцев. Растительное масло в узкой бутылочке использовать не рискнул, оно наверняка прогоркло, да и пес его знает, что за масло туда налили. А старые специи… Понюхал — действительно, запах уже слабый, но все еще исправно-перечный. Что им сделается в туго завинченной банке? Не слышал, чтобы в молотом перце заводился микроб, а кипячение, надеюсь, исправит возможную ошибку.
Легчало посекундно. Проверенный и кое-как почищенный пулемет стоял в углу, тряпки постепенно подсыхали, запах в каюте стоял довольно аппетитный.
— На ужин у нас будет консоме из вкусного тропического гада, — торжественно объявил я.
Стало жарко, поэтому мне пришлось открутить запорные барашки так, чтобы иллюминатор остался слегка приоткрыт, впуская в тесное помещение свежий воздух. На дверное окошко, лишившееся стекла в процессе вскрытия каюты, навесил длинный лоскут снятой с полоза кожи. Вышло даже эстетично.
Пока варево поспевало и набирало вкус, я в одних трусах выглянул на палубу.
Да… Не видать улучшения погоды. Поливало знатно, громыхало сильно, в просветах крон то и дело сверкали молнии.
Все расстояния в лесу ночью представляются по меньшей мере в два раза большими, чем днем, особенно если есть тени от луны и вспышек молний. Ночной лес вообще резко контрастирует с дневным. Такое впечатление, что даже сейчас никто не спит, из зарослей постоянно доносятся шорохи и вопли, кваканье и свист. На дереве, как мне почудилось, сверкнули раскаленные глаза. Свет фонарика падал на подергивающиеся лианы, какое-то животное задело их в движении. На грунт с шумом падали плоды и сухие ветки. Цикады в грозу заткнулись, а вот невидимая большая птица пугающе вскрикивала.
Длинная цепь островов, вытянувшаяся вдоль реки, была погружена в сумрак. В перерывах между молниями и тогда, когда луну закрывали тучи, — ни зги, единственный источник света находился у меня в руке, но я его выключил, чтобы не привлекать внимания. Только за спиной в коридоре мерцал желтоватый отсвет из помещения, где меня ждал поросенок. Возле невидимой в темноте стены леса кто-то фырчал и подвывал. Сейчас я легко мог приписать эти звуки злым духам, которые вот-вот бросятся из тьмы вперед, чтобы освободить судно от захватчиков, и я стану жертвой их ярости.
Доносившиеся из темноты звуки казались зловещими и страшными. Неожиданно на плечи словно упала какая-то необъяснимая древняя жуть, мне захотелось дико заорать и спрятаться в помещении, и только силой воли я заставил себя выждать с полминуты, чтобы потом не избивать себя за трусость на пустом месте. Или не на пустом?
В каюте меня ждал поздний ужин. Хрюн не смог составить компанию, как я его ни толкал, вот уж, натурально, дрых без задних ног. Что же, пришлось провести вечернее барбекю в вынужденном одиночестве, а кофе-брейк вообще не состоится, у меня даже полевых травок не нашлось, чтобы заварить примитивный чаек.
Плотно отужинав, я со странным недовольством испытал чувство беспричинного счастья, вытеснившее неясной причины тревоги. Какое-то время пытался честно стыдиться: наши сидят в плену, в темном и мокром зиндане, а я тут бессовестно жирую, как курортник, на мягком диване, в тепле и уюте… Но усталость быстро взяла свое. Поворочавшись с боку на бок минут пять, я провалился в такой анабиоз, словно в меня вселилась бутылка водки. Остаток ночи нам предстояло провести под непрестанный грохот дождя. Вскоре мы, тесно прижавшись друг к другу, забылись неспокойным сном.
***
Побудку учинил поросенок.
Встав на задние ноги и положив копытца передних ног мне на предплечье, он настойчиво толкался в руку прохладным пятачком.
— Хрум-хрум! Вставай, папаня!
Усилием воли разлепив глаза, я судорожно замигал, задышал, пытаясь понять, где нахожусь, и торопясь как можно быстрее загрузить все системы. В каюте царила кромешная тьма, разрываемая проблесками молний, как при работе стробоскопа, яркие всполохи проникали через щель иллюминатора. А еще оттуда выло и стонало. Что за ад… Словно силы зла напали на корабль! Звуки шторма леденили душу, быстро приобретая новый, мистический смысл.
— Случилось? — вырвалось тихое хриплое.
— Хрум!
Не слышу… Там, за металлом корпуса судна, лютовал настоящий шторм. Удары грома следовали один за другим, и мне казалось, что корпус старого сухогруза «Бильбао» раскачивается так же, как в те славные времена, когда это славное судно проходило Бискайский залив.
Но из окна никто не лез.
— Тс-с, малой… — поднял я палец к губам, поднимая с узкого дивана пистолет.
Напарник понял и тихо опустился на все четыре копытца. Но уши его насторожились, глаза горели, напряженные мускулы были готовы к действию. Драпать он был готов, так будет точнее.
В дверь поскреблись.
Я проснулся окончательно. Подтянувшись на диване, сел лицом к двери. В правой руке был зажат «люгер», в левой фонарик, но его я пока не включал.
— И кто это у нас тут в гости ломится…
Никакая любопытная макака не полезет на заброшенное судно штормовой ночью с желанием удовлетворить невесть откуда взявшееся любопытство, а люди в дверь скрестить не станут. Хищник подошел, зуб даю, проголодавшийся убийца, прибывший на запах готовки. Все разумное зверье, конечно, попряталось, но ведь у нас тут целый ресторан. Признаюсь, я бы тоже заглянул, учуяв такие ароматы.
Кожа полоза слабо шевельнулась. Поросенок, заметив это, не стал ждать дальнейшего развития событий. Лихо вскочив мне на пузо, отчего я тихо выругался, он тут же провалился в щель между телом и стеной, где и затаился подлым трусом.
Бумц! Дверь сотряс сильный удар, ого! Это гость уже телом пробует, плечом.
Дынц! Бесполезно — и полотно дубовое, толстое, и замок отличный, даром что старый. За окном опять сверкнула молния, и я увидел в круглом проеме окошка усатую морду большой кошки. Ягуар! Еще одна яркая вспышка, и вместо огромной башки показалась пушистая лапища с длиннющими когтями. Нашаривает!
Бах-бах! Бах-бах! Вы когда-нибудь слышали два сдвоенных выстрела из пистолета, произведенных в тесном купе железнодорожного вагона? В ушах зазвенело накатами, как при работе двигателя винтового самолета, морда в окне пропала, но зато сразу же раздался громкий вой раненого зверя. Затем какой-то тупой стук и треск. Плохо стрельнули, товарищ сталкер, халтурите, добрать бы нужно!
Охреневший от грохота выстрелов поросенок обморочно лежал под боком, а я вскочил на ноги.
— Да вы дадите мне спокойно поспать, гребаные паразиты?! — Заорав раненым носорогом, я босиком вылетел в короткий и пустой коридор с пистолетом и фонарем.
Меня распирало от желания отправить в сторону сбежавшего визитера парочку более крепких ругательств позамысловатее, но помешало вовремя вспомнившееся личное обязательство. Его я сам на себя наложил после проверки на заболевание случайным сифилисом у Туголуковой, врача Форт-Росса, которая меня чуть не убила после того памятного рейда по окрестностям Доусона… Опасения, слава Богу, оказались ложными, а у общины появился новый анекдот про Гоблина. Светлану я смог успокоить только спустя три недели, но обет дал строгий — забыть про матерщину на полгода… И так уже согрешил вчерашним днем.
Опять послышался крепкий треск, и опять лишь шум ливня. Ушел? На полу в луче фонарика блестели крупные капли крови. Похоже, пуля скользнула по черепу. Вот кровавое пятно на полу, где получивший контузию зверь завалился было набок, но сразу встал и вывалился за дверь.
Следом наружу выскочил и я. Страшно хотелось выпалить раза три по сторонам, несмотря на абсолютную бестолковость таковой потраты боеприпаса.
Вздохнул глубоко, разглядывая во тьме мешанину стволов деревьев, теней и струй ливня, и рявкнул:
— Эй, там, где это чучело подстреленное? Чего вы нарываетесь?! Не лезьте под горячую руку, и никто не умрет!
На несколько секунд в небесах стало неожиданно тихо, словно природа взвешивала мое предложение. И, похоже, согласилась с ним.
— Вот так вот, — пробурчал я сквозь зубы, высовывая за козырек испачканную левую ногу. Прохладный дождь послушно полил ее, смывая со ступни кровь раненого животного.
Вернувшись в теплый кубрик, я бесцеремонно перекинул тихого, как мышка, свиненка на штатное место, с ходу рухнул на диван, оглядел помещение и грустно вымолвил:
— Что я вообще здесь делаю в обществе свиньи, скажите? Боже мой, ведь где-то на свете есть античная литература…
И приказал напарнику и себе:
— Спи спокойно, дорогой товарищ, наша взяла. Больше никто сюда не придет. — Не услышав слов признательности, я хмыкнул, но потом вспомнил и добавил: — А тебе выношу благодарность по службе, боец. Молодец, с тобой можно в разведку.
И отрубился заново.
***
Когда группа проснулась, уже совсем рассвело.
Потянувшись и попив воды, я, разминая затекшие руки, выглянул в иллюминатор. Наблюдение показало, что дождя нет, хотя тучи все еще не рассеиваются. Хорошо. Низкое серое небо пока ведет себя тихо, и ничто не напоминает о том, как по стенам кубрика ночью плескались всполохи молний. Шевеление крон доложило о легком ветерке, который поможет справиться с влажной духотой, неизбежно возникающей после каждого дождя. Самая лучшая в данной ситуации погода.
Затем поднялся в рубку. С этой высоты хорошо просматривались окрестности, особенно к юго-западу. Там, в разрывах зелени крон, выше по течению серо-рыжими кучами сгрудились горы плавающего и не очень металла. Вдали высился целый лес мачт, в центре леса борт к борту стояли корпуса как минимум шести кораблей.
— Вот туда пацанов и увезли… — решил я, несколько поспешно заподозрив, что в том районе должен находиться местный центр цивилизации.
Сколько же здесь железа! Правильно люди говорят про корабельное кладбище общего захоронения, без статусов и сословий, сборная солянка. Некоторые надстройки вздымались настолько высоко, что вполне могли принадлежать и судам морским, таких отсюда точно не вытащить.
На какие-то секунды я замер, неожиданно заметив вдалеке над мачтами медленно двигающееся странное пятно в форме вытянутого овала. Дожил, уже и тебе, Сомов, летающие тарелки мерещатся! Так и в кружок эзотериков запишешься, есть у нас такие. Я протер глаза, потом достал чистый платок и провел им по линзам бинокля. Второе прицеливание неопознанного объекта не выявило.
— Мошка какая-нибудь, — пробурчал я. В деятельности по поиску следов присутствия инопланетян меня заподозрить трудно, не принадлежу к таковым сообществам. Какие еще, к чертовой матери, НЛО, если под боком сами Смотрящие орудуют! Мало, что ли?
Хорош пялиться, пора начинать. Настроение — боевое.
Эти самые речники, обитатели излишне спокойной округи, еще не знают, кто вышел на тропу войны. Не ведают, детишечки, что если разозлившийся Михаил Сомов с радиопозывным Гоблин чего-то решает, а затем начинает действовать, то в нем пробуждается настоящий вулкан, выплескивается ураган энергии. Он сметает все преграды на своем пути, не допуская даже минуты нерешительности и проволочки. И мало кто может в такие мгновения устоять перед его чудовищным напором и уверенностью в победе. Ну да, хвастаюсь немного.
Мне действительно очень хотелось действовать, тем более что я представлял, как и где именно. День обещал быть жарким, во всех смыслах.
Но небольшая заминка все-таки случилась. Прежде чем начать операцию «Цунами», нужно было привести в порядок амуницию напарника, точнее, создать ее заново. Разрезанная на длинные лоскуты шкура съеденной змеи превратилась в простейшею шлейку: два кольца и перемычка между ними. К перемычке привязал ручку для переноски, как у сумки. Удобная штука, в любой момент я мог ухватить Хрюна за эту ручку, торчащую на полосатой спине, чтобы перетащить, откинуть или просто поднять повыше.
Фляжку наполнил, репеллентом намазался. Его не так уж много, хорошо бы найти где-нибудь уцелевшие термитники или муравейники, которые здесь умудряются выживать в сезон дождей, даже когда эти домики оказываются под водой. Местные вовсю используют природный инсектицид из растертых термитов.
Оставив котелок, но забрав найденную ложку, мы с Хрюном выбрались на свежий воздух и спустились на быстро подсыхающую землю.
— Здесь должны быть лодки, — поделился я ценным соображением.
Само по себе место не совсем удачное, в нынешнем состоянии к заселению непригодное. На подходе низкий и неудобный берег, топкий, с густыми цепучими зарослями. Какой здесь, пока не знаю. Однако это нагромождение техногенных объектов в данной точке неслучайно. Взявшись моделировать, Смотрящие всегда стараются накидать в подобные места кроме ключевых ништяков еще и всякую попутную мелочь, которая, по их мнению, просто обязана присутствовать согласно описи. Раз здесь, по их разумению, должна встать перспективная речная деревенька, пусть пока что и не востребованная людьми, ее нужно обеспечить своими плавсредствами. Вон, даже сухогруз закинули.
Мы обогнули сбоку двухэтажное здание ментовки, не заглядывая в него, прошли мимо локалки-землянки и углубились в низкий лесок, за которым находился берег. Иногда мне приходилось притормаживать, с завистью наблюдая, как поросенок деловито роет носом прелую листву, успешно находя и пожирая какие-то корешки и шишечки.
— Ты бы посоветовал, что ли… Друг, называется.
Поросенок подтолкнул к ноге мерзкого вида слизь.
— Съедобная? Нет уж, хавай сам, потерплю.
Хрум! Слизь сразу же исчезла в маленькой голодной пасти. Я невольно облизнулся.
Вломившись в прибрежные заросли, мы продвинулись метров на двадцать, река уже проглядывала за кривыми серыми стволами и дрожащей листвой, за лапами папоротников-мутантов и парусами гигантских лопухов. Я был спокоен. Не стоит опасаться, что в таких лесах всякое ядовитое и хищное встречается на каждом шагу, хотя они и полны жизни. Во всем есть баланс. Но зарываться в зелень не тянуло, ну ее к бесу. Растительность на косе какая-то хаотичная, природа здесь явно против предсказуемости. Растет что попало, словно кто-то с воздуха раскидал коллекции семян. И не было рядом ни мудрого Жюля Верна, ни веселого Джеральда Даррелла, ни отличника Пети из секции юных натуралистов Замка — в общем, никого, кто объяснил бы мне: вот это, дескать, пустозвон мохнолистый, запоминай. Деревце по соседству называется криволом пупыристый, а над твоей башкой сейчас летает злокусачая муха-пипец.
Трава по пути — натуральный газон. Возле берега деревья как деревья — акации или что-то в этом роде, однако между ними густая частая поросль с колючками, такая, что не пробиться. Цвели восковые желтые крокусы, их я узнаю после разъяснений образованных людей, они кучками выбивались среди корней деревьев, сбегали по береговым откосам напротив к песчаной отмели. Желтый песок плесов обманчив, он неожиданно сменяется гиблыми участками, в которых ноги утопают — будь здоров. Там много не находишь, ищешь выход к воде ближе к лесу, где почва потверже. Даже воздух становится другим, как в бане, влажным и душным. Из-под земли чем-то тянет, что ли?
Как и ожидалось, ближе к берегу обнаружились интересные объекты — техногенка, как у нас говорят. Выше по течению протоки стоят три домика: два деревянных и один кирпичный. Я постоянно ворчу на Смотрящих за то, что солидно они ставят исключительно локалки. Все прочие объекты техногенной среды навалены по принципу «бери боже, что нам негоже», как попало и что попало. Отличные срубы стояли без крыш, значит, уже попорчены, а кирпичное здание как-то по-дурацки недостроено, у него не было одной стены — ну куда это годится? И кровля висит в воздухе, грозя обвалиться в любой момент.
Слева же застряли на песке два паровых буксира: среднего размера и маленький. Каким образом можно вытащить из песка первый, я и представить не могу, хотя допускаю, что у хитрых речников уже появились свои методики и технологии. А вот малый буксир вполне можно стянуть в воду. Ули Маурер, капитан «Клевера», провернул бы такую операцию за полчаса, но его судно сюда по мелякам не пройдет. Тут потребуется большой катер-водомет типа КС-100, а лучше КС-102, где бы их взять…
Нет, крупняки мне не помогут. Жаль, угнать такой ништяк было бы неплохо.
Значит, обратимся к судам маломерным, их я сразу присмотрел, целых две штуки. Первым делом подошел к большому старому дереву, в первой раскидистой развилке которого была спрятана небольшая, нет, прямо скажем, очень маленькая пирога. Долбленка типа таежной ветки, но с одинаковыми загибами корпуса вверх на носу и корме. Вырубить такое изделие из цельного дерева — большой труд и умение.
Руки дотягивались, и я толчком обеих чуть приподнял лодку. Легкая, запросто сниму. И весло лежит рядом, несообразно массивное, тяжелое.
— Рыбачок какой-то заховал, — догадался я.
А как она в длину? Прикинул шагами.
— Хрюн, скажи, ты как, плаваешь хорошо? Утлая посудина, есть такое выражение у писателей, как раз для этого случая. Будешь сильно ворочаться — перекинемся.
«И кто мне это говорит? — спросили безмятежные свинячьи глаза. — Кабан за центнер весом, способный не просто перевернуть несчастную пирогу, а затопить ее уже при посадке?».
— Согласен, очень ненадежно выглядит… Криво все как-то. Не годится. Потопнем.
Следующим вариантом была незнакомая моторная лодка размером чуть больше нашего «Прогресса». На серых скулах имелась белая надпись — Startrek. Это фирма-производитель или так назвали лодку? Написано очень чисто, стильно. Шильдика производителя обнаружить не удалось.
Ага, транец крепкий, умеренная килеватость, есть реданы, корпус дюралевый, часто проклепанный. На носу, прикрывая просторный отсек, лежит большая сборная панель из тщательно подогнанных тисовых плашек — отличный материал, ноги не будут скользить даже по мокрому дереву.
В целом обводы судна наводили на мысль, что мне досталась модель тридцатых годов прошлого века, причем не для среднего кошелька. И не из легких. До уреза воды было метров пятнадцать, лодку сюда принесло в паводок, дождевой или сезонный. В следующий паводок река и заберет ее обратно, если сейчас не подрезать. Я задумался: смогу ли оттолкать?
— Излишества нехорошие, буржуинские.
Внутри моторки оказалось столько растительного мусора и грязи, что не было смысла пытаться перевернуть ее без чистки. Я тяжко вздохнул. Освоившийся на берегу Хрюн помогать не собирался. Отбежав к группе кустов по соседству, поросенок что-то увлеченно рыл пятачком. Хреновый мне попался напарник, придется чистить корпус самому.
Ненавижу монотонную работу! Но времени на нытье не было.
Чтобы скрасить трудовые минуты и не ругаться слишком много, через какое-то время я начал вещать, обращаясь и к Хрюну, и к себе:
— Историю тебе расскажу, малолетка. Мы же с тобой Startrek нашли, а не «Нырок» какой-нибудь, так что будем считать, что это космический корабль. Малый десантный катер, к примеру. А я же военный космонавт! Что, не веришь, хвостатый? Да ты любого ребенка в Замке спроси, и тот сразу подтвердит, что дядя Гоблин — космонавт-герой. Я эту грустную историю еще на Земле детворе рассказывал, потом и здесь, когда на Платформу попал, скаутам, пионерам всяким… Пусть потомки знают правду. И только в музее Замка хохочут.
Поросенок, притащив в зубах какую-то изогнутую грязную ветку или корень, опустил окорочка на землю и с открытым ртом — какая там пасть, я вас умоляю — замер в восхищении от моего ораторского искусства. Столько звуков из человеческих уст сразу он не слышал не только от меня, но, похоже, вообще никогда в своей короткой жизни.
— Что же ты, наивный, думаешь, что в космосе все делали только знаменитости, Гагарин да Терешкова? — приободрился я, зачерпывая мусор горстями. — Да не… Рутинная пахота на орбите всегда лежала на плечах нас, простых рядовых, военных космонавтов, безвестных работников космического поля боя. Меня туда и призвали, ага, подошел по здоровью и уму. Старался, как мог! Но однажды, представляешь, выпустил из рук пассатижи, случайно. А они возьми да и улети прям в открытый космос. Где пропороли борт какому-то американскому спутнику связи, в Вашингтоне тогда телевизора не было месяца три… Международный скандал! Меня и списали в ВДВ, там и дослуживал. А десантура — там ведь как? Пнули тебя из самолета, три минуты орел, а потом восемь часов лошадь, никакой романтики. До сих пор с тоской гляжу на звезды.
Корпус был практически чист, на дне под мусором обнаружились деревянные полики-пайолы. Теперь осмотрим днище. Переворачивать Startrek нужно было осторожно, чтобы не повредить составленное из двух половинок гнутое ветровое стекло, лучше сразу прислонить к дереву.
— Отодвинься, малой, пришибу. Вот… На чем я остановился? До сих пор мне верят. И правильно делают: у детворы всегда должны быть герои. А героев никогда нельзя убивать в кинофильмах при детях. Пап убивать нельзя и национальных героев. Правда, иногда мальчишки переживают, спрашивают — мол, ну как же ты, дядя Гоблин, пассатижи-то упустил? Надо же было их шнурком привязать! Да вот так, отвечаю, инструкции нарушил. Разгильдяйство губит мир.
Снизу корпус оказался в отличном состоянии, даже краска облезла не везде. Что же, теперь придется немного покорячиться. Как начинать будем — с богом, с матом или просто шумно выдохнем? Отдохнув минут пять, я принялся толкать тяжеленную лодку к воде.
Через полчаса моторка закачалась на волне, и через пару минут я втащил нос на песок. Сбегав к пироге, вернулся этаким юношей с веслом. Протечек пока не было. Загрузив внутрь пулемет и рюкзак, я надел было найденный спасательный жилет, но потом снял. Уж очень демаскирует оранжевый цвет, не мой случай.
Боявшийся отходить от меня далеко Хрюн пищал под ногами, рядом с ним лежали уже две странные коряжки.
— Радуйся, малец, моторку мы с тобой, считай, добыли. Осталось поставить на нее мотор, и можно начинать. Что это за дрова у тебя?
Вместо ответа поросенок неожиданно ухватил одну деревяшку зубами и тут же сжевал чуть ли не треть!
На самом деле, место жирное, кураторы не ошиблись с локацией, с пропитанием тут нет никаких проблем, было бы время. Час работы, и я перегорожу одну из бухточек примитивной запрудой, после чего, бродя в заводях по колено, быстро наколочу себе рыбехи любой дубиной. Однако именно времени у меня и не было, так что придется потерпеть до баржи или грызть корни. Ночь я проиграл в вынужденном безделье, но этот световой день твердо был намерен провести в высшей степени продуктивно. Желательно за один день успеть сделать все, вообще все. Ребятам, которые, вполне может быть, сидят в яме, очень несладко.
— И это съедобное? Давай сюда, попробую… — На этот раз я не стал воротить морду, голод давал себя знать.
Легко зачистив ножиком неведомое корневище от песка и грязи, я обнаружил розоватую сочную мякоть, легко жующуюся и похожую на картошку с легким привкусом дыни.
— Ништяк! Хвалю, копи познания в ботанике, чувствую, они нам пригодятся. — С этими словами я нагнулся, быстро, не давая времени на испуг, схватил Хрюна за ручку и в виде живой сумки переставил его в лодку.
Мы отчалили тихо, но среди сочной зелени в залитых водой заливчиках загремел восторженный хор лягушек.
***
На барже, которая стоит в заливчике Амазонки и где ничего не подозревающий Эйнар Дагссон ожидает возвращения группы, имеется аварийная надувная лодка под небольшой подвесной мотор. Но тихоход из ПВХ в данном случае меня не устраивает, понадобится скорость, даже резкость, и прочность корпуса. Обнаруженная моторка, которая еще не совсем моторка, пока что мне нравилась. В ней, как в старом добром «Прогрессе», вполне можно стоять, не опасаясь свалиться в воду. Выяснилось, что раскачиваться мой новый космический кораблик не любит, а по просторности приближается к «Салютам». Катерок, а не банальная моторка.
Проверку на протечки судно прошло успешно. Клепки держали крепко, под пайолами было сухо. Конечно, одним веслом выгребать, постоянно ставя лодку носом по течению, было очень неудобно, временами я позволял катерку разворачиваться боком, но мы со скоростью потока неуклонно спускались к Амазонке. Ничего ценного в отсеках и в бардачке не обнаружилось, кроме клочка какой-то газеты на испанском, и я честно попробовал читать. Один из видов голода, который испытывает человек, находящийся в одиночестве, это отсутствие информации, получаемой со стороны. И даже короткая надпись на стенке заброшенного сортира или несчастный обрывок газеты, случайно попавший в руки, может поразить энциклопедичностью.
Почти восемь часов утра, первое контрольное время, когда исландец должен включать рацию на прием. Интервал дежурства — двенадцать часов, так что связываться нужно сейчас, это сильно сэкономит время подготовки к операции. Пройдя, по моим прикидкам, километров шесть по реке, попробовал достучаться. С первого раза не вышло, со второго тоже, и я немного запсиховал: времени на раскачку нет, все нужно делать очень быстро. И вместе с тем качественно, сложнейшее дело! А о каком качестве может идти речь, когда в голове полная каша из насущных вопросов, изрядно сдобренная острой приправой страха за друзей!
Лежа в лодке, плывущей почти без руля и уж совсем без ветрил, я раз за разом мучил рацию и зло мечтал, чтобы по пути встретилось какое-нибудь судно из местных.
— Ну, хоть кто-нибудь…
Заметят, решат разобраться, подплывут. А тут я, жаждущий нервной разрядки! Все. «Извините, мне нужно ваше корыто».
На беду, река по-прежнему была свободна от плавсредств, не видно даже завалящей пироги. Зато по берегу тянулся изумрудный лес, вид с воды — просто великолепный. Конечно, хорошо смотреть на красоты, когда тебе не приходится пробираться сквозь кусты, вслушиваясь в каждый шорох. Настоящий круиз по Южной Америке, «Latino Travel». Ветерок сдувает кровососов, ни змей тебе с кайманами, ни колючек, впору заниматься художественной фотографией. Или писать картины.
Километр за километром шел сплав по реке.
— Вот так живешь, — ворчал я тем временем, наклонившись над водой и обращаясь сам к себе, ибо поросенок спал без задних ног на пайолах, — делаешь свою сталкерскую работу, вместо того чтобы после регламентированного рабочего дня идти к семье, беспрерывно ходишь в рейды, вместо того чтобы вести умные разговоры с библиотекаршами…
Хитро изогнутые языки травяных полян тут и там тянулись к заводям с лягушками и цаплями. Где-то в лесной чаще пронзительно крикнула птица, я автоматически вздернул голову, заодно осмотрев и акваторию.
— То пальба, то погоня, твою мать, а то сам драпаешь. На отдыхе со стрельбища не вылезаешь, тактика, качалка, бокс. И все для того, чтобы просто иметь возможность всю эту сталкерскую безбашенность продолжать физически… Потом один хрен вляпываешься в какую-нибудь историю, потому что тупой или авантюрист, то есть не случайно, а по дурному призванию. Из огня да в полымя… А потом смотришь: криво все как-то! Многое кажется ненужным, красота мимо уплывает! И выходит, что тебе, Гоблин, заниматься надо было чем-то другим. А что, — я с вызовом возвысил голос, — может, художником бы стал, знаменитым! Или поэтом.
Вторая попытка связаться с исландцем тоже оказалась неудачной. Надо будет взять радиостанцию помощнее, есть такая в запасе. Катерок, все так же упрямо пытаясь встать к течению бортом, неспешно подходил к устью. Впереди показалась тонкая полоска дальнего берега Амазонки, отделяющая широченную водную полосу от синего безоблачного неба.
Пш-ш… Не получается.
— Ну, давай же!
Третья попытка оказалась успешной.
Как же хорошо, что у исландца северный темперамент, такой полезный в данном случае! Никакой паники и лишних рефлексий. Дед, не прерывая, терпеливо слушал, пока я произносил свой длинный монолог, всего лишь пару раз позволив себе кое-что уточнить, причем, как мне показалось, не самые существенные детали. Хотя кто знает. Я же от души выговаривался, чувствуя, как на сердце с каждой секундой эфира становится легче. Теперь о происшествии в Мертвой Бухте знает еще один человек. И даже если со мной случится что-то нехорошее, в дело включатся все необходимые силы.
Ветер с Амазонки быстро остудил разгоряченное тело, лодку, плывущую в выносе чистой воды притока, закачало сильней. Ленивые речные волны нехотя лизали ослепительно-белый, мелкий, как соль, береговой песок, окаймленный полоской высохших черных водорослей.
Завершая сеанс, я, понимая, что действовать придется ситуационно и потому не вдаваясь в точные собственные планы подробно, за неимением таковых, сказал:
— Эйнар, я заберу один мотор. Ты его пока не сдергивай, спину сорвешь, сам сниму. А большой оранжевый бак залей полностью. Собери ремкомплект, инструмента немного, поставь «кенвуд» на зарядку. Прикинь, где разместишь моего напарника, поросенка.
— Жареного? — живо поинтересовался Дагссон.
— Что? Нет, живого. Обыкновенного, мясного, почти молочного, но не для еды.
— Это шутка такая?
— Да не шучу я! Он, можно сказать, мой коллега, вместе из логова врага выбираемся… И прямо сейчас начинай связываться с Фортом. Быстро это сделать не получится, гора будет мешать, а контрольный выход только послезавтра.
— Я уже пробовал, Михаил, Форт не отвечает.
— Еще пробуй, часто! Антенну удлиняй, жди прохождения сигнала. И еще. Пожрать там собери чего-нибудь.
— Хорошо. Ты когда будешь?
— Примерно через три часа, — прикинул я время, быстро выстраивая в голове карту еще не прорисованной местности.
— Так, может быть, мне выйти на реку и забрать тебя с воды? — предложил Дагссон.
— Нет, ты там стоишь хорошо, прячься дальше. Сам подойду. Что хотел сказать… Да! Не будешь против, если я позаимствую у тебя палицу? Длинную, с набалдашником. Такой краснодеревщик, как ты, быстро себе новую выстругает.
— Убивать не хочешь?
— Да как сказать… Сейчас очень хочу.
— Персональную дубинку я тебе сделать не успею, мою возьмешь, — решил он. — А вообще, как говорят русские, дурью ты маешься.
— Дурь, говоришь? Нет, старина Эйнар. Просто ты ничего не понимаешь в силе и эффективности русского оружия.
Назад: ГЛАВА 4 АЛЕКСЕЙ СОТНИКОВ И ДЕТИ, ПОЧТИ КЛАССИКА
Дальше: ГЛАВА 6 ЮРИЙ ВОТЯКОВ НА ПРИОРИТЕТ-ТОЧКЕ ЗАПАДНЫЙ ПОСТ