Глава 11
Княжья невеста
– Тебе чего, убогий? – Казак изумленно вытаращил пьяные глаза на стрелецкого десятника.
А и то. Какой-то там стрелец смеет что-то требовать от донского казака. И плевать на то, что он десятник и что за ним сейчас весь этот самый десяток и стоит. Не трогай вольную душу, холуйское ты отродье!
– Казачок, ты сабельку-то не лапай. Не то, не ровен час, на тот свет спровадим.
– Да я тебя!.. – Сабля с легким шелестом покинула ножны.
В сторону подгулявших донцов тут же уставились клинки штыков, насаженных на пехотные винтовки. Сухо щелкнул взводимый курок. Лица стрельцов серьезны как никогда. Решительно настроены, чего уж там. Вот только дебоширу сейчас Русское море по колено. Что ему эти служилые.
– Я сказал, саблю не тронь! – повысил голос десятник.
– И что ты мне сделаешь?! Ну давай! Кишка тонка?!
– Петр, уймись! – вдруг вмешался сторонний мужик.
Хм. Ошибочка. По виду казак. Да не из простых. Оно и по облику видно, и по властному голосу. Впрочем, подтверждение этих наблюдений не заставило себя долго ждать.
– Атаман, эти кафтанные душонки…
– Остынь, сказал.
– Да я…
– Петр!
– Молчу, – пьяно выдал казачок, с трудом попадая клинком в устье ножен.
Все же какая бы ни была у казаков вольница, тем не менее, пока атаман при должности, хоть та и выборная, власть его непререкаема. Как бы ни был пьян казак, а приказ атамана непременно выполнит. Или пошлет куда подальше, если так уж захочется лишиться головы. Воля старши́ны для казака закон, это уже в кровь въелось.
– Десятник, это мой казак, я заберу его.
– Не выйдет, атаман, – возразил десятник.
На него не произвели впечатления ни потуги пьяного ухаря, ни весь из себя видный атаман, ни шестеро казаков за его спиной. Плевать. Закон в Керчи один для всех. И писан он не казаками. Они тут только гости. Желанные, то так. Но кому понравится, когда даже самый дорогой гость начинает хамить в твоем доме.
– Десятник, не перегни.
– Да ты не заводись, атаман. Посидит в холодной, протрезвеет. А там, глядишь, и в разум войдет. Ты же знаешь, с нами спорить пустое.
Это да. Измайловцы вроде и гулять не мешали, и в то же время спуску не давали, коль скоро кто-то преступал определенную черту. Зыбкую, надо сказать. Потому как Керчь с приходом сюда русских стала особым городом. Эдакая смесь московского порядка и казачьей вольницы. А еще его называли русским Порт-Ройалом. И кабаков здесь было в избытке, и иных домов, где вольные морские да степные охотники могли получить за свое серебро практически все, что пожелают.
– Что он хотя бы натворил?
– Драку учинил, чуть до поножовщины не довел.
– Что же ты, Петр?
– Атаман, то они сами, – с пьяной искренностью заверил дебошир.
– Оружие Ереме отдай. Нечего его сторонним лапать, – подзывая одного из своих казаков, приказал мужчина.
– Атаман.
– Я все сказал. Завтра поутру с тобой говорить буду. А сейчас иди со стрельцами. Понял ли?
– Понял, – понурившись, выдохнул казак, успевший растерять свой пьяный задор.
– Десятник, просьба у меня есть. Ты уж о его неповиновении страже не говори. Добрый казак и рубака славный. Многих басурман к их Аллаху на свидание спровадил.
– Ну, коли беспокойства более не доставит, так и бог с ним.
– Не доставит. Петр, слыхал ли? Я за тебя поручился.
– Да слыхал я, атаман, слыхал, – раздосадованно махнул рукой казак, передал оружие товарищу и, понурившись, встал под стрелецкий караул.
Иван проводил взглядом обе группы. Стражников, направившихся к городскому острогу, устроенному при съезжей избе воеводы, специально для изоляции дебоширов. И казаков, прошедших в тот самый кабак, откуда и выкатился дебошир.
Н-да. Керчь уже давно пришла в упадок. К тому же неоднократно подвергалась разграблению со стороны донцов. Когда же город захватили русские войска, большинство жителей предпочли его покинуть. По сути, тут осталось только христианское население. Причем лишь та его часть, что не была замарана работорговлей.
Нет, русских не удивить этим промыслом. Но ведь в Крыму в большинстве своем торговали именно православными рабами, захваченными татарами и черкесами в бесконечных набегах. И вообще, несмотря ни на что, на Руси такое понятие, как работорговля, все же отсутствовало. А потому и торговцев невольниками не привечали.
А все началось год назад. Да, именно так. Весной прошлого года Иван во главе своей сотни захватил две каланчи, стерегшие проход по Дону. Потом последовала осада Азова, продержавшегося меньше двух месяцев. Так уж вышло, что русские совершили невозможное. Не имея собственного флота, уничтожили турецкую военную флотилию в Азовском море.
Славное вышло дело. Турки расположились слишком тесно, в результате чего большинство их судов попросту сгорело. В этом бою казакам помогали и стрельцы Измайловской сотни. Дюжина добровольцев под командованием двух полусотников, решивших отличиться. Н-да. Отличились.
Нет, что касается Кузнецова, то тут все в порядке. Ему царь даровал пять семей кабальных и довольно обширные угодья в окрестностях Азова. После капитуляции гарнизона города Ивану пришлось отпускать офицера, дабы тот мог заняться обретенной вотчиной. Тот только пару недель как вернулся на службу.
Гуляеву же не повезло. Шальная пуля угодила в баллон с огнесмесью как раз в тот момент, когда они поливали жидким пламенем уже вторую галеру. Страшной смертью погибли все, включая полусотника. Ну что тут скажешь, военное счастье переменчиво.
Как только город пал, Николай по совету де Вержи, а по сути, Ивана, отправил экспедиционные силы для захвата Керчи. Городок взяли с ходу. Тут и сопротивления-то, считай, никто не оказывал. Турецкий гарнизон поспешил ретироваться в степь, едва на горизонте появилась русская флотилия, состоявшая из флагмана «Орел» и полусотни стругов. Следом же за янычарами дало деру и остальное население, не готовое жить под рукой русского царя.
По велению Николая на мысе Ак-Бурун была возведена крепость. Пока только земляная, но в перспективе планировалось построить нечто более внушительное и монолитное. В ее задачу входили как защита городка, так и закупоривание пролива между Русским и Азовским морями.
Николай полагал вовсе не лишней необходимость обезопасить свои новые владения с моря. Однажды придя на побережье, он уже не собирался отсюда уходить. Отчего-то Иван был уверен, что эти действия продиктованы советами де Вержи, сделавшего верные выводы из разговора с сотником. Ну да чего уж. Ивана амбиции не обуревают. Пусть француз пользуется.
Для вооружения новой крепости были использованы как пушки с захваченных каланчей и крепости Лютик, так и артиллерия с «Орла». Признаться, царь очень не хотел разоружать свою первую игрушку. Но все же наступил себе на горло. Что ни говори, а галеон был только опытным образцом, и ему предстояло всего лишь пройти испытание морем.
Укрепляться же на этом клочке Крыма нужно было немедленно. Впрочем, «Орлу» недолго пришлось пробыть безоружным. Государь отправил повеление о доставке новых пушек для крепости. После их прибытия корабельные вновь заняли свое место на палубе.
Кстати, галеон проекта Афанасия Дробота прошел-таки всесторонние испытания и показал себя с наилучшей стороны. Причем это касалось не только мореходных качеств. Довелось ему и поучаствовать в бою.
Капитан корабля англичанин Джек Телбот посчитал ниже своего достоинства удирать от двух фрегатов и пары галер. Как результат – обе турецкие галеры пошли на дно. Спасти сумели только сотню рабов. Ну и в плен захватили более двух сотен моряков. Один из фрегатов ушел, едва ковыляя и только благодаря тому, что команда «Орла» была занята абордажем второго парусника.
Вот так и вышло, что русский флот увеличился на еще один двадцатипушечный фрегат. Впрочем, справедливости ради нужно заметить, что это еще не все. Казаки притащили в Керчь четыре галеры, которые сейчас вовсю осваивались русскими командами.
Как уже говорилось, Керчь превратилась в эдакий Порт-Ройал. Как, впрочем, и Очаков. Только море тут не Черное, а Русское, и вместо всевозможных флибустьеров орудуют казачки. В Очакове – запорожские, здесь – донцы. Но сути это не меняет. Разбойники – они и есть разбойники.
Признаться, Иван даже не представлял, как Николай приструнит эту вольницу, когда все же настанет время мириться с турками. То, что вытворяли эти ребятки сейчас, просто уму непостижимо. Ни одно прибрежное поселение не чувствовало себя в безопасности. Количество купеческих судов в Керчи такое, словно тут морской торговый центр.
Ну и что с того, что их сюда волокли силой, а с купцов еще и выкуп требовали? Оживленно же. Вон в лунном свете видна гавань, в которой стоят шесть больших торговцев. И целая стайка казачьих стругов. Кстати, один из торговцев привела ватага атамана Игната Демина, того самого, что только что прошел в кабак.
Дьяки со съезжей тщательно описывали и оценивали всю добычу, включая корабли. После чего казакам, или каперам, если по-европейски, потому как у всех у них имеется царская грамотка на законный разбой, выплачивалась их треть добычи.
Грабеж? Вообще-то общепринятая практика. Да и казакам грех жаловаться. На воронежских верфях было построено шесть небольших и быстроходных парусников типа бригантин. Так что наиболее удачливые уже успели оседлать лошадок посерьезнее. Причем казна от этого ничего не потеряла, а только приобрела, потому как казаки выкупали корабли. Вот и здесь уже заложена верфь, где будут строиться такие же суденышки.
Заложили новый город и на мысу Таганий Рог. Этот вообще рос как на дрожжах, застраиваемый по четкому генеральному плану. Вот только казачкам туда ходу не было. В том плане, что все свои дела они должны были обделывать в Керчи. Здесь же им предстояло спускать пар и все свои богатства. Есть желание посетить Таганрог, милости просим. Только чинно и пристойно. Если не хочется огрести проблемы полной мерой.
Впрочем, Керчь казаков устраивала целиком и полностью. Здесь было все, что нужно. В предприимчивых личностях, готовых зарабатывать на предоставлении всевозможных услуг, недостатка никогда нет. Был бы спрос. Так что город очень скоро стал весьма оживленным местечком.
– И долго мы еще тут будем торчать? – недовольно поморщился Фрол, обращаясь к Ивану.
– Нужно же было убедиться, что не дойдет до драки.
– Чай, еще по прошлому лету все и всем объяснили. Да еще и головомойку казачкам устроили. И можешь не сомневаться, они тот урок не забыли.
Угу. Было дело. Не обошлось без кровопускания. Ничего. Утряслось. Если после истории с каланчами да при осаде Азова измайловцев очень даже зауважали, то после того столкновения стали опасаться. И было с чего.
По приговору суда под председательством воеводы пятерых казаков приговорили к смертной казни через повешение. Вот только донцам это пришлось не по нраву, и они решили вынуть приговоренных из-под замка. И стоило им это около полусотни горячих головушек, полегших в уличном бою. Ну и этих пятерых. Потому как никто и не подумал отменять приговор.
А вот измайловцы служат в Керчи без всякого приговора. Так, всего лишь по воле царя. Ну должен же кто-то стеречь южные рубежи государства. Только отчего именно стрельцы, зарекомендовавшие себя с наилучшей стороны при взятии Азова, непонятно. А может, именно из-за этого? И де Вержи, паразит такой, не вступился.
Впрочем, понять его несложно. Иван ведь, получается, ему как бы соперник. Причем не только в придворной возне, но и на личном фронте. Оно вроде как и не хочет выделяться или дорогу переходить, да у него само как-то получается. А так… Француз раскинул над Иваном зонтик и готов его прикрывать, но только подальше от Кремля и Москвы вообще. Учитывая же, что Карпов – человек служилый, то и сотне его самое место в Керчи…
Иван с Фролом прошли мимо кабака и направились в трактир, где собиралась публика почище. Гарнизон-то в Керчи стоит серьезный. А как иначе-то эту вольницу урезонивать. Вот и имеется парочка заведений, где сиживают господа дворяне. Здесь это только офицеры. Иное дело Таганрог и Азов, где уже появилось даже свое светское общество.
Кстати, никому из освобожденных рабов Николай не разрешил возвращаться домой. Вместо этого он одаривал их землей, наделял сельхозинвентарем и скотиной. Вообще царь подошел к вопросу освоения этих земель серьезно. Так что Иван не сомневался: уступать эти территории при подписании мирного договора он не намерен. Русь пришла сюда всерьез и надолго. Это факт.
– Иван Архипович, прошу к нашему шалашу, – едва друзья вошли в трактир, как их тут же позвал дьяк со съезжей.
Стрельцы не стали чиниться и приняли приглашение. Пусть столик и в дальнем уголке, что, конечно, не так престижно, но ничего страшного, это только на пользу. Потому как беседа предстоит не для посторонних ушей. Оно ведь как? Оказаться у кормушки и не замараться не получается. Вот и Ивана не миновала чаша сия. А что такого? Не он – так кто другой.
– Здрав будь, Гордей Гордеевич, – едва не хором поздоровались Иван и Фрол с дьяком.
– И вам здравия, господа хорошие. Присаживайтесь. Я уж заказал запеченного в яме барашка.
– Любишь ты, Гордей Гордеевич, вкусно поесть, – хмыкнув, заметил Иван.
– Есть такое. Но ничего с собой поделать не могу, только и достает сил, что каяться в этом смертном грехе.
– А с остальными как?
– Да так же. Каюсь, – вновь тяжко вздохнул дьяк.
– Это хорошо. Значит, ржа твою душу не съела, а стало быть, и вера тебе есть. А тогда давай-ка к нашим делам скорбным.
– Отчего же скорбным? – с улыбкой возразил дьяк. – Дела очень даже неплохи. Кораблик «Кырмызи чичак» в гавани видели?
– Да нам названия как-то без надобности, – пожал плечами Иван. – Ты о том, что привели четыре дня назад?
– Именно, – подтвердил дьяк. – Итак, опись и оценку уже произвели. Кормчий Елизар судно и груз принял. С рассветом выходят. Как у тебя?
– У меня всегда и все в порядке. Груз примут в лучшем виде. Список давай. Ага, и что тут у нас?
Пока Карпов знакомился со списком товаров, загруженных на трофейное купеческое судно, принесли барашка. Дьяк и Фрол недолго думая налегли на мясо. Баранина она такая. Лучше есть, пока горячая, не то потом жир будет вязнуть на зубах. Впрочем, Иван особо по этому поводу не переживал. Тем более что и список оказался не так уж велик.
– Товар не возьму, – наконец откладывая бумаги в сторону и вооружаясь ножом, безапелляционно заявил сотник.
– Как это не возьмешь? – склонив голову набок, удивился дьяк.
Механизм получения прибыли был прост, как мычание. Корабли и товар принимались у казаков за треть стоимости. И они не могли сдать его нигде, кроме Керчи. Попытка провезти добычу мимо керченского воеводы грозила серьезной карой. Хорошо как на каторге окажешься.
Далее груз доставлялся в Таганрог, где продавался купцам с наценкой не менее чем в треть. А подчас и поболее. Все зависело от самого товара. Корабли за временной ненадобностью ставились на прикол до лучших времен, когда русские купцы наконец смогут начать бороздить воды Русского моря и суда станут востребованными.
Вот Иван и решил заработать на разнице, ввернувшись в середину цепочки. Нет, не сам. У него забот, слава богу, хватало и со службой. Ходу ему из Керчи не было. Даже об отпуске просить бесполезно. Воевода как-то в приватной беседе дал понять, что государь по этому поводу высказался однозначно. Зато нарисовался другой его вильненский знакомый, которого батюшка также начал приставлять к делам.
Гурьянов Андрей. Самый рассудительный и осторожный из этой троицы. Тот, получив отцовскую поддержку, решил вложиться в довольно рисковое предприятие на Азове. С одной стороны, территория вроде как контролируется московскими войсками и казаками. С другой – опасность никуда не делась. И татары шалили, и черкесы наведывались. Да и иного разбойного люда хватало. Но перспективы и ожидаемая прибыль все же перевешивали чашу в пользу этого предприятия. Ну и Ивану это на руку. Копейка лишней не бывает.
– Гордей Гордеевич, ты так-то не возмущайся. Сам несусветно задрал цену, а туда же. Сколько я тут подниму? Одни слезы. А оно мне надо? Или сбавляй, или тащи в казенный магазин.
– Так и ты цену подними.
– Нет. Мне резону нет. Я на обороте имею, не на высокой цене. Опять же, мой заработок в ином, тут же так, приработок, не более.
– А коли я другого найду? Чай, на тебе свет клином не сошелся.
– Сошелся. И ты это знаешь. Иначе бы я тебе с самого начала без надобности. А эдак оно безопаснее выходит, поскольку никто, кроме меня, о тебе не ведает. Был бы ты хапугой безмозглым, то дело иное. Но ты человек осторожный и под дознание попадать не желаешь. Или решил изменить себе же? Не вопрос. Хочешь, свяжу тебя напрямую с купцом? Как раз на мою долю твоя прибыль и вырастет. Нет? Тогда сбавляй цену.
– Ладно, перепишу, и завтра поутру глянешь, – все же сдался дьяк.
– Вот и хорошо. Да не дуйся ты, – отрезая очередной кусок мяса, подбодрил Иван. – Воевода-то не на один год здесь. Во-от. И я о том же, – в ответ на кивок назидательно произнес Карпов. – А ты при нем. Гони ты эту дурную привычку хапать разом и помногу. Бери по чуть. В результате возьмешь куда как больше. С умом надо, а не с жадностью. Тогда и будет тебе счастье.
– Мы уж как-нибудь без сопливых.
– Э-э-эх, дядя, да где же ты был-то, когда я сопли подтирал? – с ухмылкой ответил Иван.
А еще эдак пальчиком погрозил и повел плечами, намекая на свой офицерский чин и дворянство, обретенное чуть больше года назад. Подействовало. Дьяк тут же поспешил подобраться и бросил на Карпова слегка настороженный взгляд. Кто его знает, какая моча может ударить тому в голову. Те, кто только обретал дворянство, подчас мнили о себе куда больше, чем заслуженные бояре.
– Да ты чего, Гордей Гордеевич? Я же просто шучу, – отмахнулся Иван от подобной реакции.
– Да кто же тебя разберет, шутишь ты иль уже яриться начинаешь.
– Может, по кружечке?
– Не откажусь.
Правда, засиживаться дьяк не стал. Возможно, на этот вечер у него и иные планы были. Все же очередная удачная сделка намечалась. Да только пришлось сворачиваться и еще поработать, чтобы свести все концы. Иван же с Фролом предпочли продолжить застолье.
– Дозволишь, господин сотник?
Иван обернулся на знакомый голос и указал на свободное место. Подошедший, со знаками различия полусотенного на шапке, уже без лишних разговоров уселся на стул и подозвал подавальщицу, чтобы сделать заказ.
– Ну, что расскажешь, Артем? – спросил Иван, отправляя в рот очередной кусок мяса.
– Да уж есть что порассказать, – недовольным тоном ответил парень.
Освободившаяся должность полусотника долго оставаться вакантной не могла. Тем более что кандидаты у Ивана уже имелись. И что самое примечательное, сразу двое. Он даже растерялся, не зная, как бы все обставить таким образом, чтобы никого не обидеть. Друзья детства по-разному нашли себя на службе.
К примеру, Григорий готов был держаться за свой штурмовой десяток зубами. Нравилось ему быть всегда на острие. И вообще, у парня прорезался талант к разного рода диверсионным операциям. Когда вышедшие на охоту штуцерники и штурмовики согнали со стен всех турок, Рыбин со своими парнями исхитрился забрасывать в орудийные бойницы гранаты. Что страсть как не понравилось туркам.
Дальше – больше. Парни устроили ночную вылазку в город. Благодаря атаману Минаеву план города им был хорошо известен. Вот и сходили ребятки до одного из пороховых погребов, покрошив по ходу прорву народу из бесшумных воздушек. Ну и после добавили, когда одна из внутренних башен города взлетела на воздух. Уж больно запас пороха под ней оказался велик.
Кстати, это была одна из причин скорой капитуляции Азова. Правда, молодой царь все же попенял за своеволие и за то, что устроили такую-то разруху. Некуда было деваться гарнизону, кроме как капитулировать.
Ну, может, он и прав. А может, и нет. Во всяком случае, единства среди командования как-то не наблюдалось. Царь-то молод, неопытен, да еще и едва взошел на престол. Вот и стремились придворные и генералы занять местечко подле государя. А оттого спорили и ярились изрядно. Дошло даже до того, что разгорячившийся Николай учинил штурм практически без подготовки, что повлекло серьезные потери.
Кто его знает, до чего могло дойти, не прояви Григорий своеволие. Нет, награду государь не зажал. Каждому из стрельцов перепало по двадцать рублей. Неслабо, чего уж там. Вот только в том, что сотня сейчас прозябает на побережье Крыма, была вина и Рыбина.
Но тот и в ус не дует. Время от времени устраивает с парнями набеги на татар. Ну и что с того, что пешие? Подумаешь. Зато обратно из степи возвращаются обязательно верхами и с какой-никакой добычей. Ну не умеет Гришка воровать. Разве что взять в бою.
Словом, скучно Рыбину было бы командовать полусотней, и все тут. Ефим Степанов – тот прекрасно себя чувствовал в роли старшины. Хозяйственный оказался тип. Признаться, Ивана он также полностью устраивал. С одной стороны, человек на своем месте. С другой – кому еще доверять, если не другу детства. Понятно, что с годами все меняются, и нередко далеко не в лучшую сторону. Но к Ефиму это не относилось.
Итак, на роль полусотника оставались два кандидата, Егор и Артем. И пусть оба были только десятниками, а не взводными сержантами, тем не менее потенциал у парней был изрядный. А главное, оба оказались охочими до учебы. Иван уже планировал их на взводных, но…
Тут ведь дело какое. Для начала нужно, чтобы место освободилось. А при нынешних реалиях это возможно только со смертью или увечьем. Но так уж случилось, что вакантной оказалась должность полусотника. Вот тут-то Иван и подвис. Никого из ребят обижать не хотелось, и оба службу несли так, что любо-дорого. Их десятки находились в постоянном соперничестве.
Но разрешилось все самым неожиданным образом. Иван вдруг получил письмо от Хованской… Хм. Н-да. От великой княгини де Вержи – об откомандировании Егора в ее распоряжение. Причем со всем десятком. Взамен же Карпову не возбранялось набрать новый, как, впрочем, и закупить все необходимое вооружение и амуницию.
Вот так и вышло, что Артем стал вполне довольным собой полусотенным. Ну, пока довольным. А там… Аппетит приходит во время еды. Да только Иван не стремился ни к каким авантюрам, дабы подарить дворянство еще одному своему офицеру.
Опять же, пока не стремился. Несмотря на то что Керчь была шумным городком, скука постепенно подбиралась к Карпову. А потому в одном известном месте у него уже начинало зудеть. Так что, глядишь, еще чего учудят. Кстати, предложения уже поступали…
– Артем, ты толком говори. Чего насупился, как сыч? Ну? – нетерпеливо потребовал Иван.
– Да что говорить-то. Казаки из разведки вернулись. Вести на хвостах коней принесли, – со вздохом ответил парень.
Ну да. Не все коту масленица. И не всем казачкам в морских разбойников играть. Часть из них была призвана на службу государеву. Две сотни состояли в керченском гарнизоне и попеременно выходили дозорами в степь. Бывало уходили и вовсе в глубь Крыма, откуда нередко возвращались с живой добычей. Государь платил по пять рублей за каждого русского освобожденного из неволи, женщина, мужчина, ребенок, без разницы.
– И что же тебя так расстроило?
– Говорят, турецкий султан потребовал от крымского хана, чтобы он выжег осиное гнездо, в которое превратилась Керчь. А потом ее вновь займут турки и запрут Азовское море. Чтобы ни одна казачья шайка или царев корабль не смогли выскользнуть в море Русское.
– И чем ты недоволен? Хотел же отличиться. Вот тебе и представится возможность, – допив вино в кружке одним большим глотком, хмуро проговорил Иван.
Конечно, у него уж свербело в одном месте. Но пока еще не настолько серьезно, чтобы бросаться в бой. К тому же с воеводой местным имелись кое-какие расхождения в вопросах обороны и тактики применения стрельцов.
Вот не хотелось Ивану вести своих парней в штыковую или бездумно затыкать ими бреши в обороне. Нет, если придется, то тут уж никуда не денешься. Но местная тактика была, мягко говоря, прямолинейна. А де Вержи, столь успешно выводивший сотню из-под дурости гения местных военачальников, сейчас далеко.
Не в Москве. Николай сейчас рубится с турками на реке Буг. Уж два сражения выдержали с неопределенным результатом. Каждая из сторон причисляет победу себе. Правда же заключалась в том, что после сражений противники еще несколько дней стояли напротив друг друга, хоронили павших, обихаживали раненых. Несли новые потери в коротких и жарких стычках небольших отрядов. А потом расходились, подыскивая новое место схватки. Ну и гвардия со своим полковником при государе. А то как же!
– А недоволен я тем, что Селим Герай, лиса, не собирается воевать Керчь, – в сердцах ответил Артем.
– Интересно, – тут же оживился Иван.
– Да что интересного-то, – отмахнулся Жабин, принимая у подавальщицы большую миску с мясом. – Ему, вишь, выгоды от захвата Керчи никакой. Иное дело, если удастся захватить хотя бы одну из трех крепостей на Перекопе. Дела в Крыму вроде как совсем швах. Потому как у них все на разбое держалось. А тут проход закрыт. Пытались, мол, в зиму пройти через Сиваш, да тот не замерз. Вот и желает хан открыть ворота в Дикое поле.
– Так а что тебя-то расстроило, Артем?
– Да как же! – едва не воскликнул в сердцах парень. – Как тут отличиться, коли татары не припожалуют.
Ну а Иван о чем! Хочется другу блеснуть и непременно дворянство заполучить. А что такого? Коли Ванька добился того для других, то уж для дружка так и подавно сможет. А уж за Артемом не заржавеет. В лепешку расшибется, а такого достоин будет!
Все это аршинными буквами читалось на лице парня, и сотнику ничего не оставалось, кроме как малость поддержать его. Ну а для чего еще нужны друзья?
– Ты, Артем, так-то не расстраивайся. Думается мне, что не все так просто. Сам посуди. Хан еще из своего Бахчисарая не вышел, а мы уж знаем все, о чем он думает. Бывает ли такое?
– Ну-у… Не знаю. Но казаки ить…
– Казаки. А мне думается, что хан специально такие слухи распустил. Чтобы мы тут расслабились, а он потом сюда и припожаловал. Здрасьте, не ждали.
– А как же Перекоп? Походы за добычей и невольниками?
– А вот так. Не посмеет хан пойти против турецкого султана. Исполнит так, как тот и велит.
Ну вот. Это совсем иное дело. Глазоньки загорелись, румянец на щеках. Вот и радуйся. И службу отправляй с удвоенным усердием. Оно только на пользу. А что до татар…
Не пойдут они на Керчь. Им она и впрямь не нужна. Султан Герай, конечно, вассал Ахмеда Второго. Но в то же время весьма хитер и думает в первую очередь о пользе для своего ханства. А интересы и образ жизни крымцев требуют открытия прохода в Дикое поле. Нужда гонит их в поход.
Вот только Артему о том ведать не нужно. Вон у парня даже аппетит появился. А уж о настроении и говорить нечего.
– Слышали слух из Москвы? – спросил явно повеселевший Артем.
– Смотря какой, – с некой ленцой отозвался Фрол.
– Ну так у царя сын родился.
– Про цесаревича Алексея всем ведомо, пусть пошлет ему Господь здравия и многие лета, – отмахнулся казак.
Хм. Или бывший казак? Хотя-а… Казаки бывшими не бывают. Это лет через сто или близко к этому они превратятся в сословие, и этим званием будут одаривать всех кого не лень: и калмыков, и башкир, и бурят, даже поляки с французами отметятся после Отечественной войны восемьсот двенадцатого года. Сейчас же это практически отдельный народ. Так что казак. Пусть и служит в стрелецком полку, и звание теперь имеет дворянское.
– Да я не к тому, – замотал головой Артем. – Сказывают, что государь перед своим отбытием в поход благословил брак царевны Елизаветы и боярина Трубецкого, что нынче княжит во Пскове.
– И? – подбодрил парня Фрол.
– И к концу августа отбывает она, значится, в Псков, чтобы выйти замуж за Ивана Юрьевича.
– Как так отбывает? – удивился Иван. – А отчего свадьбу не играют в Москве? Ведь он боярин московский.
– Боярин-то московский, да князь псковский. А они-то наособицу. Коли свадьбу их князь играть надумал, то непременно в Пскове.
Иван дернул себя за нос. Прикинул так и эдак. Возможно ли такое? Скорее всего. Взять разных принцесс, которые отправлялись на чужбину к будущим мужьям, где и сочетались браком. Да ту же Софью Палеолог, что привнесла на Русь как кровь басилевсов, так и регалии византийские. Тоже приехала к Ивану Третьему, да еще и крестилась повторно по его требованию.
Трубецкой же пять лет назад был призван псковичами на княжение. Традиция у них – сажать на престол московских князей. Пусть тот в Пскове и имеет слишком мало власти, тем не менее данное обстоятельство явно указывает на склонность к Москве. И если Николай решил продолжить политику своего батюшки по бескровному собиранию земель русских, то данный шаг вполне оправдан. Пусть на первый взгляд и покажется уступкой несусветной.
Хм. Надо же. Вроде и думает о политических раскладах, а на душе отчего-то кошки скребут. Муторно так, что прямо-таки подмывает заткнуть разговорившегося Артема. С чего бы это? Взревновал Елизавету к ее жениху? Да с чего бы? Он ведь всегда к ней ровно дышал. Более того, иначе как с прагматичной точки зрения ни разу о ней и не подумал.
Угу. Ну, себе-то врать не надо. Мысль о том, что по нему сохнет такая красавица, да еще и царевна, ему салом по сердцу, чего уж там. Нет, ответных чувств у него не было. Тут скорее иное. Мужское самолюбие, что ли. Вот она любила его, любила, а замуж пошла за другого. Да, скорее всего, дело именно в самолюбии. Ну а в чем ином-то?
Боярин Пятницкий пребывал в дурном настроении. И это мягко говоря. А с чего бы быть хорошему-то, коли вести хуже некуда? Мало того что сторонники Москвы уж, почитай, полсотни лет как забирают все больше и больше силы, так еще и царь московский не дремлет.
Пять лет назад стараниями партии Рюриковичей на княжеский стол вновь был призван московский князь. Причем не просто княжеского рода, а боярин. Мужичье тупое тому порадовалось и возгордилось небывало. А то как же, царь русский им поклонился, прислав на княжение своего ближника. А ведь всем ведомо, что князь в Пскове власти почти не имеет, а стало быть, боярину от того урон выходит.
Знает Ефим Ильич, чьи то наущения. Бояре Офросимов, Севрюгин да Барановский постарались. Они, вишь, видят спасение псковской земли только в единении с Москвой. Да народ к тому склоняют. И то, что уж столько лет над ними суд чинит московский князь, приучает их к повиновению царевым людишкам.
Конечно, иные партии стараются разбавить власть и влияние князей. Вон и двух посадников сумели провести, по одному от каждой партии. Так что князь без них ни одного судебного решения принять не может. И в строительство крепостей да церквей также ввели посадских помощников от веча. В поход князь мог выступить только с позволения веча. А в командовании войском ему помогали двое тысячников. Все верно. По одному от каждой партии.
Словом, пусть князь и московский, но его влияние худо-бедно удавалось сгладить. Вообще-то полумеры, но ты поди реши по-иному. В Пскове семь боярских родов. Именно что родов, потому как звание это тут наследуемое. И дети продолжают дело своих родителей. Если нарушится этот баланс хотя бы самую малость, шаткое равновесие в одночасье рухнет.
Сторонниками Москвы выступают только трое бояр. Но это-то и обеспечивает им большинство. Потому как остальные четверо разделились по двое – за Новгород и Литву. И договориться меж собой никак не могут. Только и того, что по взаимному уговору удалось сойтись по посадникам и тысячникам. Иначе и здесь московская тройка заткнула бы их за пояс.
И тут в дело вступает московский царь. Вздумалось ему выдать замуж свою сестру за Трубецкого именно в тот момент, когда тот сидел на псковском столе. Оно бы избавиться от него. Но повода серьезного нет. Народ им доволен. Да и с противоборствующими партиями у него все вроде ладится. Не выпячивается, особо никуда не лезет, обязанности выполняет справно, судит по справедливости. Да так, что народ всякий раз его решением доволен. Ни разу, паразит, не оступился.
А что такое московская царевна? Да она еще не приехала, а народ уже едва ли не приплясывает. А то как же! Мало того что покойный Дмитрий им поклонился своим боярином, так молодой Николай и вовсе сестрой отдаривается! Да стоит только ей приехать в Псков, как ее отсюда уже не выпустят. Людишки мертвой хваткой в нее вцепятся. В смысле в мужа ее, конечно, которого с княжеского стола нипочем не отпустят.
И сколько ни старались распускать очерняющие ее слухи, пока все было безрезультатно. А если она окажется хотя бы малость умна и пожелает братцу своему помочь, памятуя о долге крови… Народу ведь много не надо. Приветить пару убогих, сходить в собор на общую службу, пройтись поторговаться по рынку, потетешкаться с каким младенцем, восхитившись его красавицей-матушкой, да помочь случайной старушке, поклонившись ей в ноги. Все! Народ в нее влюбится. Даже если князь вдруг превратится в непроходимого тупицу и кровопийцу.
Вскоре на подворье Пятницкого подъехал его единомышленник, боярин Аршанский. Этому всего-то двадцать пять, вдвое младше Ефима Ильича. Но… Жизнь – она и есть жизнь. Пятницкий еще с батюшкой Никандра вместе держались и коллегиум вильненский заканчивали. Да прибрал Господь дружка его закадычного. Сын же, как и подобает достойному отпрыску, пошел по стопам родителя.
– Здравия тебе, дядька Ефим, – пройдя в горницу, поклонился хозяину гость.
Не более высокому по положению кланяется, тут они равны, но другу верному батюшки покойного. А тут уж иной подход. С него, разумеется, никто не спросит и не осудит. Но уважить того, кто держал тебя в младенчестве на коленях, ничуть не зазорно. А то и вовсе поднимет тебя в глазах окружающих.
– Здравствуй, сынок. Проходи, присаживайся. За стол пока не зову, потому как ожидаю еще гостей. Но коли голоден…
– Кваску бы испить, дядька Ефим. Палит сегодня, словно и не осень на пороге.
– Это да. Лето в этот раз выдалось жаркое. Евдокия!
– Слушаю тебя, Ефим Ильич, – поспешила на зов молодуха в теле.
– Квасу кувшин с ледника принеси.
– Нельзя тебе с ледника, боярин, – безапелляционно возразила женщина.
– Ты мне еще пооговаривайся. Живо на конюшню спроважу да прикажу вожжами по телесам пройтись.
– Вели, батюшка-боярин. А только…
– Евдокия, то мне квас, – остановил перебранку Аршанский. – Слово боярское, дядьке Ефиму и капли не дам испить. Только поспеши, богом молю.
– Ага. Ну коли так, то я живо. Глазом моргнуть не успеете, – расплывшись в довольной улыбке и не обращая внимания на насупившегося господина, ответила молодка.
Ожидаемые гости появились примерно через час. Причем прибыли вместе. Знали, что беседа предстоит не из простых, а потому для начала предпочли обсудить все в своем кругу. Ну что ж, не сказать, что сторонники Литвы не использовали это время для подобной же беседы.
Разговор у давних противников склеился сразу же. Пятницкий высказал их с Аршанским взгляды и доводы, с чем гости вполне согласились. Они в свою очередь изложили свое видение проблемы. И также были поняты с небывалым для их отношений единением.
– Так в чем выход-то, господа бояре? – на правах старшего задал вопрос Пятницкий.
Более зрелый из прибывших, Медведков, едва разменял четвертый десяток, и был на десять лет младше хозяина. Второй уступал ему целых двадцать годков. Ну а так как тут имелся и помладше, взоры сторонников Новгорода оборотились к Аршанскому. Ему первым высказывать свое мнение.
– Я так думаю, господа бояре, что царевне московской на псковской земле делать нечего. И коли она не доедет даже до границы, от того земле нашей только добро будет.
– Ты прямо говори, не ходи вокруг да около, – недовольно буркнул боярин Медведков.
– Да куда уж прямее, – развел руками Аршанский. – Я, Арсений Евсеевич, предлагаю лишить ее живота. И сделать это на землях московских. В крайнем случае – на новгородских. Но лучше все же не надо. Как-никак они наши соседи. А там пускай Николай ищет душегубов в своем царстве. Чай, есть на Москве рода, коим этот брак ну никак не в радость. Они и сами поглядывали на такой кус сладкого пирога.
– Девку-то не жаль? Говорят, красавица писаная и норова кроткого, – хохотнул Медведков, явно намекая на молодость говорившего.
– Вот и будет агнцем невинным во благо земли псковской, – с горестным вздохом закончил Аршанский.
– Толково сказано. Мне добавить нечего, – согласился с высказанным предложением Горячинов, кому пришло слово по старшинству.
Медведков и Пятницкий переглянулись понимающими взглядами. Но все же каждый из них вслух, как того требовал обычай, высказал свое одобрение.
– Кому поручим? – вновь обвел взглядом присутствующих хозяин дома.
– Есть у меня компаньон один, купец новгородский, – заговорил Медведков. – Коли пообещать ему плату достойную, так согласится все обставить в лучшем виде. Много чего о нем судачат, да только и того, что слухами разными земля полнится.
– Ты загадками-то тут не сыпь. Кто таков?
– Прости, Яков Игоревич, но прав Ефим Ильич. По такому делу надо бы без загадок разных, – поддержал своего соратника Аршанский.
Медведков было вскинулся, потому как послышались ему в голосе молодого боярина мстительные нотки. Мол, вот только что ты меня приложил, а теперь получи оборотку. Да только то намерение так намерением и осталось. Пусть Аршанский и молод, но прав. Что же до неловкости, так ведь не молодь какая, мог бы и сам сообразить да не подставляться под колкость.
– Купца того Жилиным Игнатом Пантелеевичем зовут. Но только сразу говорю, деньгами его не прельстить, а чего взамен потребует… По мелочам размениваться не станет.
– Знаю такого, – кивая в такт своим словам, произнес Пятницкий. – Особо не выпячивается, хотя в гильдии «Ивановское сто» состоит. Но и вознестись жаждет, самое малое в именитые граждане. А глядишь, и в Пскове от подобного звания не откажется. И вот вам мое слово. Захочет положения у нас, моего одобрения не будет, – припечатал Ефим Ильич.
– А отчего так-то? – вскинулся Горячинов.
– Оттого, что мы сейчас думаем, как нам хотя бы равновесие выдержать. Даже нападение предлагаем совершить на московских землях, чтобы и Новгород, и Псков в стороне остались. Вы же нам тут своего сподвижника впихнуть пытаетесь. А коли так, то и равновесию конец придет. Ну и к чему тогда вообще огород городить?
– Прав ты, Ефим Ильич, – согласился с хозяином Медведков. – Но неужто решил, что я стану подъезжать на кривой кобыле? Причем настолько кривой, что это за версту видать. Да только все интересы Жилина вокруг Новгорода вьются.
– Ну что же, если так, то все свои возможности в помощь ему употреблю. Призывай, будем договариваться. Времени, конечно, мало. Но пока терпит. А место встречи оговорить бы в стороне от Пскова.
– Ну, это-то понятно, – подытожил Медведков.
Карета мягко катила по чуть влажной дороге. Прошедший ночью дождь обильно смочил землю, но та успела слегка просохнуть. Ровно настолько, чтобы не стало грязи, но и до пыли еще далеко. Раньше, спасаясь от докучающей пыли, взвесью повисающей в карете, девушки взбирались в седла своих кобылок и продолжали путешествие верхом. Но подобная езда достаточно утомительна. Вот они и перемежают ее с поездками в карете.
Сегодняшний день был приятным исключением в череде многих. За те три сотни верст, что остались позади, чего только не было. И поломки, и вынужденные остановки из-за непогоды. Дожди ведь случались и не чета вчерашнему.
– Как думаешь, Дашуня, надолго нам выпала эта благость? – обратилась Лиза к теткиной фаворитке.
Не могла Ирина Васильевна отправить племянницу в дальнюю сторонушку без верной товарки, способной поддержать и подсказать в трудную минуту. Жизнь, она ведь на сюрпризы горазда. Опять же, Дарье следовало на время покинуть Москву. Уж очень был на нее зол батюшка.
Как ни противился профессор союзу дочери с лекарем Рудаковым, а молодые все же сделали по-своему. Больше года назад в благодарность за спасение дочери великая княгиня поспособствовала Павлу в получении звания лекаря, что автоматически даровало ему дворянское звание. После этого она организовала брак молодых людей, оградив от нападок отца. Вот только запретить Рощину портить кровь своей дочери она не могла. Потому и решила услать молодую чету в Псков.
– Если судить по погоде, то дождик больше не ожидается. Ветерок есть, а вот солнышко все больше за тучками прячется. Так что, уверена, до завтрашнего обеда обойдемся без пыли, – ответила Дарья.
– Хорошо бы, – с надеждой вздохнула царевна.
– На все воля божья, – пожав плечами, отозвалась молодая женщина.
Потом выглянула в открытое окно, через которое в карету попадал прохладный ветерок. Сентябрь. Пусть только первые числа, но от летнего зноя не осталось и следа. Золотая пора, что ни говори. Пусть сейчас и хватает зелени, но осеннее золото все прочнее занимает свое место в окружающем пейзаже.
Ага. Открытый участок заканчивается, и дорога вновь ныряет в березовую рощу. Кстати, уже достаточно обильно расцвеченную пожелтевшими листьями. Хм. А ведь когда две недели назад выезжали, кругом все было зелено.
Даша непроизвольно поискала взглядом своего мужа, ехавшего верхом. Тот уверенно подхватил на руки карабин, подвешенный за ремень к луке седла. Проверил замок. И пристроил оружие поперек холки коня. Потом ощупал пистоли на поясе. Это неизменный ритуал перед каждым лесным массивом, которые часто попадались на пути.
А вот пристегивать штык-тесак лекарь не стал. Незачем. Карабин достаточно хорошо сбалансирован, и его удобно держать вот так, перед собой, на луке седла. Присоедини клинок, и баланс тут же нарушится. Понятно, что в случае нападения очень даже может понадобиться холодное оружие. Что ни говори, но, несмотря на скорострельность карабина Карпова, второй выстрел сделать не удастся. Однако на этот случай у Рудакова имелась шпага, которой он довольно прилично владел.
Словно почувствовав взгляд, лекарь обернулся и, встретившись с глазами жены, ободряюще ей улыбнулся. Получив ответную улыбку, даже одернул было лошадь, чтобы поравняться с каретой. Но Дарья только отмахнулась от его намерения. Великая княгиня проинформировала ее относительно сердечных метаний племянницы. Поэтому верная фаворитка не хотела лишний раз травмировать девушку, демонстрируя ей их с Павлом счастье.
– Опять лес начинается, – сообщила Дарья, откидываясь на мягкую спинку сиденья.
– Даша, а отчего у вас с Павлом Валентиновичем нет детей? Вон Анюта с Егором как поженились, так к осени она его сыном одарила. Да и сейчас уж вторым ходит.
– Скажем так. Мы с Павлушей решили малость повременить. Ведь к тому времени, когда мы поженились, было уже ясно, что нам предстоит направиться в Псков. И так уж выходило, что если бы мы поторопились, то мне пришлось бы путешествовать в тягости. Погляди на свою любимую служанку, каково ей сейчас приходится.
– Значит, есть средство? Я слышала об этом краешком.
– Елизавета Дмитриевна, средство конечно же есть. Как есть и некоторые несложные предосторожности, кои помогают избежать преждевременной беременности. Первое отвратно на вкус и не дает полной уверенности. Второе может дать гарантированный результат, если супруги приходят к согласию и пониманию в данном вопросе. Но…
– Говори.
– Не стоит тебе о том думать. Иван Юрьевич – достойный муж. Но коль скоро сердечко твое к нему не лежит, подумай сразу о ребеночке. Дети, они либо оборачивают ликом к супругу, либо становятся отрадой. Но уж точно никогда не бывают нежеланными.
– Тебе-то откуда знать, Даша?
– Ну-у… Я ведь не слепая, вижу, как оно у других-то. Опять же, и сама… – Молодая женщина зарделась в смущении.
– Да-аша… – с радостным возбуждением и надеждой многозначительно произнесла царевна.
– Угу. Узнала незадолго до отъезда.
– А говорила, что не хотела отправляться в путь в тяжести, – игриво поддела ее Лиза, явно желая увести в сторону разговор о браке.
– Так ведь срок-то совсем малый. С Анютой никак не сравнить. Кстати, а что ты с собой повезла прислугу, обремененную малыми детками? Уж не в мамки ли прочишь?
– Ну, коли твоего совета слушать, а не слушать причин нет, то Анюта все еще при молоке будет. И верна она мне безмерно. Оттого и тетку попросила отправить со мной мужа ее, Егора. Это она уж сама рассудила, чтобы он был не один, а со всем десятком.
– Понятно.
Тем временем кавалькада приблизилась к очередной березовой роще. Сколько их уже было на пути. Русь – она лесами богата. А уж березой и подавно. Так что дело очень даже привычное.
– Антип, Елизар, вперед, – подкрепив свои слова жестом, приказал Егор.
Стрельцы без лишних слов пришпорили лошадей и быстро оторвались от основной группы. Еще немного, и они скрылись под сенью деревьев, держа в готовности свои винтовки, штык-тесаки которых были надеты на стволы. Измайловцев практически не учили пользоваться саблями, и те не входили в их вооружение. Зато штыком пользовались исключительно. Равных им в этом деле не было ни в одном солдатском полку.
– Ты что такой напряженный? – спросил у десятника лекарь.
– Да на душе как-то неспокойно, – повел плечами Егор и поудобнее перехватил винтовку.
Все же прежний его карабин, с которым он ходил на Урал, был куда ловчее. Оно вроде и не намного короче, всего-то в половину локтя, а насколько ощутима разница. Но с другой стороны, Иван прав. Единообразие в вооружении десятка куда важнее. Да и противостоять коннице проще. Уж проверено, и не единожды. Даже под Азовом сподобились как-то с ногайскими всадниками сойтись в ближнем бою.
– Тебе вечно неспокойно, – легкомысленно отмахнулся лекарь. – Чуть только впереди появятся кусты, как у тебя на душе начинают кошки скрести.
– Тебе хорошо судить со стороны, Павел Валентинович. Чай, случись что, ответ держать не тебе.
Егор невольно оглянулся на небольшой караван. Одна карета да три крытых повозки: в одной вещи царевны, в другой пожитки молодоженов Рудаковых, в третьей припасы. Четверо возниц, пара лакеев, три служанки, десяток стрельцов верхами, лекарь, его супруга, ну и, наконец, сама царевна.
Скромно? Ну да, скромно. Но и иначе никак. Уж больно ревностное отношение у псковичей к собственной вольности. Пошли Николай даже полусотню, и то восприняли бы в пику. Так что лучше так. А что до разбойничков, то на лихих и этого десятка вполне достанет. Сила более чем серьезная, чтобы ватага поостереглась и трижды подумала, стоит ли точить зубки на столь крепкий орешек.
Антип и Елизар держались впереди не далее чем в сотне шагов. Потому как видимость тут ограничена, и дорога продолжает закладывать повороты. Они же должны были все время находиться в поле зрения десятника.
Залихватский и одновременно угрожающий свист. Несколько разрозненных выстрелов. Воинственные крики. Треск падающего поперек дороги дерева. И мужики, внезапно появившиеся словно из-под земли. В руках разномастное оружие или то, что можно за таковое счесть.
Егор вскинул винтовку и навел ствол на бегущего к нему мужика с всклокоченными волосами и бородой. Сжимает серьезную такую дубинку. В умелых руках крепкого русского мужика страшное оружие. Вот только мастерство нападающего Егор проверять не собирался. Палец нажал на спусковой крючок. Курок исправно ударил по кресалу, высекая искру. Выстрел! Мужика словно приложило кувалдой, опрокинув на землю.
Выстрелу Егора вторят винтовки остальных стрельцов. Рудаков также вскинул карабин и пальнул в набегающего разбойника, застив на мгновение взор пороховым дымом. Затем бросил ремень карабина на луку седла и дернул из-за пояса пистоль, одновременно взводя курок. Лекарь-то он, конечно, лекарь, но и в бою побывать ему доводилось не раз. Так что не растерялся.
– Стрельцы, спешиться! – во всю мощь легких прокричал десятник.
Измайловцы хоть и поднаторели в верховой езде, но, по сути, все так же остались пехотой, посаженной в седло. А потому и драться им куда как сподручнее пешими.
Едва ноги коснулись земли, перед Егором тут же возник мужик с перекошенным в воинственном крике ртом и замахивающийся топором на длинном топорище. Голова еще ничего не сообразила, а тело все сделало само. Левая нога ступила вперед. Руки выбросили навстречу нападающему винтовку.
Штык-тесак с легким и одновременно мерзким хрустом вошел в грудину мужика. Вот только на Егора это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Разве что вызвало досаду из-за допущенного промаха. Разбойник с хрипом повалился вбок, увлекая за собой и застрявшее в его груди оружие. Теперь придется приложить определенные усилия, чтобы извлечь клинок. Однако времени на это нет совершенно.
Егор выпустил винтовку и едва успел отшатнуться в сторону, чтобы разминуться с просвистевшей рядом с его головой дубинкой. Рука метнулась сначала к пистолю на поясе, но тут же изменила траекторию движения. Воспользоваться им Попов уже не успевал. Слегка присел, подаваясь вперед и пропуская над головой дубинку, пошедшую в обратном движении. Наконец рука сомкнулась на рукояти засапожника и потянула его из-за голенища.
В едином движении десятник вогнал клинок в живот мужика, тут же огласившего округу криком боли. Провернул и потянул из раны, одновременно поведя отточенной сталью в сторону, взрезая внутренности и выпуская наружу требуху бедолаги. Все, этот уже в прошлом.
Молча, будто бойцовский пес, Егор бросился на третьего противника и, отведя в сторону его дубинку, буквально обволок его тело. Обтек и зашел сзади, словно обнимая бабу с недвусмысленными намерениями. Мгновение, и лихой падает изломанной куклой, хрипя разверстой глоткой.
Только теперь десятник наконец сумел осмотреться. Рудаков, также не успевший воспользоваться пистолетом, выхватил шпагу и прямо с седла атаковал сразу двоих разбойников. Пусть ему пока не удалось свалить ни одного из лихих, он весьма уверенно теснил их к деревьям.
Егор выхватил пистоль, взвел курок и выстрелил. Расстояние едва ли в пару десятков шагов, поэтому пуля без труда находит оного из разбойников. Второй тут же падает, сраженный шпагой лекаря. Рудаков глянул на десятника, благодарно кивнул и тут же поспешил в сторону кареты, возле которой наблюдалось не меньше десятка нападающих.
Пока рука Егора тянет очередной пистоль, взгляд продолжает охватывать всю картину. Бой распался на несколько очагов. Стрельцы бьются кто в одиночку, кто в паре. Возницы тоже отбиваются от наседающих врагов. Чай, не из простого мужичья набраны, из боевых холопов рода Рюриковичей.
Повозка с Анютой пока не привлекла ничьего внимания. Руководить схваткой в настоящий момент бессмысленно. Сейчас каждый сражался за свою жизнь. Нападающих больше чуть ли не впятеро, а потому ни о чем ином и помыслить не получается. Егор прицелился и выстрелил, загнав свинец в очередную жертву.
Сзади раздалось сразу два выстрела, и обернувшийся десятник заметил спешивающихся Антипа и Елизара. Стрельцы, следовавшие передовым дозором, с самого начала оказались как-то не у дел и только сейчас приблизились к месту схватки. Егор окинул их быстрым осуждающим взглядом, выхватил на лицах провинившихся виноватое выражение и…
– За мной, вашу душу!
И все трое помчались вслед за лекарем. Вот только если тот спешил на помощь супруге, эти торопились исполнить свой долг. Они должны были оборонить от опасности царевну…
Едва прозвучали первые выстрелы и роща наполнилась устрашающими криками, как Лиза тут же выхватила пару двуствольных «карповок». С этими пистолями она не расставалась всю дорогу. Девушка держалась за них, как утопающий за соломинку. Ведь это был подарок Ивана, изготовленный им собственноручно. Единственное, что осталось ей от ее ладушки, вместе с которым быть не судьба.
Угрожающие крики сменились выстрелами и яростью схватки. Побледневшие девушки в ужасе переглянулись и, не сговариваясь, нервно сглотнули. Потом Даша выхватила стилет и бросилась к Лизе, стараясь прикрыть ее собой. И именно в это мгновение двери кареты с обеих сторон открылись с такой синхронностью, словно нападающие старались специально подгадать момент.
– Х-ха!!! – раздался свирепый и в то же время радостный крик разбойника.
В этот момент наряду со страхом Лиза испытала вдруг такую злость на саму себя, что в сердцах оттолкнула Рудакову, отлетевшую на противоположное сиденье. Развела в стороны руки, сжимающие пистолеты, отжала предохранители и нажала на спуск. Пистоли грохнули одновременно. Карету тут же заволокло молочным дымом. Вторя выстрелам, послышались два истошных вопля.
В следующее мгновение на разбойников, столпившихся справа от кареты, навалился верховой Рудаков. Он орудовал шпагой со смертоносной стремительностью, раздавая щедрой рукой раны и увечья. Слева вновь послышались злобные выкрики, и Лиза переключила свое внимание на эту сторону, вскинув обе руки с пистолями.
Сказывалась фамильная любовь к оружию. Царевна частенько пропадала в саду, где палила из ружей и пистолей. Надо ли говорить, что «карповки» стояли у нее в особом ряду. Так что с пистолями она обращалась с привычной легкостью человека, имеющего большую практику.
Очередной разбойник, оказавшийся в дверном проеме, поймал пулю точно в лицо и повалился на землю безмолвным снопом. Последний заряд ушел мимо. Следующий нападающий, едва встретившись с решительным и разъяренным взглядом девушки, вдруг четко осознал, что смотрит в лицо своей смерти. Издав сдавленный вскрик, мужик присел и, едва только грохнуло, а смертоносный свинец просвистел над головой, порскнул в сторону.
Испуганная Лиза поспешила откинуть сиденье и извлечь оттуда футляр из-под пистолетов. Открыла крышку и дрожащими руками, начала лихорадочно перезаряжать оружие, все время бросая тревожные взгляды в распахнутые двери.
Окончательно пришедшая в себя Рудакова вновь заняла место подле царевны, сжимая в руке стилет. При всем творящемся вокруг безобразии девушка все же удосужилась взглянуть на мужа. Как там говорят про любящих супругов? У дураков мысли сходятся? Вот-вот. Павел также посмотрел в сторону жены, на мгновение встретился с ней взглядом, ободряюще улыбнулся и тут же набросился на очередного разбойника.
Пока Лиза перезаряжала пистолеты, звуки схватки пошли на убыль. Затем послышались громкие и четкие приказы, походя отдаваемые Егором. Мольбы о пощаде, обрывающиеся на высокой ноте. Никто не собирался долго возиться с лихими. До Дорофеево, где намечена очередная ночевка, порядка пятнадцати верст. То есть половина дневного перехода. Так что нечего терять время.
Наконец десятник сунулся в карету, окинул обеих пассажирок цепким взглядом:
– У вас все в порядке? Елизавета Дмитриевна?
– Все хорошо, Егор, – тут же ответила царевна, деловито убирая оружие. – Как дела у Анюты? – в свою очередь поинтересовалась она.
– Пока не дошел. Но на те повозки лихие вроде как не бросались.
– Вро-оде, – передразнила его Лиза. – Поди и глянь. Ну что так смотришь? В порядке мы. В порядке. Эвон если что, лекарь присмотрит, – кивнула она на Рудакова.
Тот уже спешился и с обеспокоенным видом изучал салон кареты. Причем взгляд его был прикован не к царевне, а к молодой супруге. Да еще эдак недвусмысленно перебегал от бледного личика к все еще плоскому животу и обратно.
– Все в порядке, Павел, – сменив окрас лица с бледного на румяный, ответила Даша.
Захар Крачкин наблюдал за происходящим со стороны. Поначалу-то он решил, что там справятся и без него. А что такого? Один лекарь, десяток стрельцов да шестеро возниц и лакеев. Баб в расчет и брать нечего. Ватага же, на которую он вышел, насчитывала четыре дюжины заматеревших на большой дороге мужиков. В лихом деле не новички, что с успехом продемонстрировали, когда сумели организовать внезапную атаку.
Вот только стрелки из них оказались никудышные. Из десятка мушкетов и трех пистолей, что имелись у разбойников, в цель не попал ни один. Добыча же огрызнулась очень даже серьезно. Да и потом, когда сошлись накоротке, разбойничкам досталось изрядно. Причем настолько, что Захар тут же понял – ему вмешиваться уже поздно.
Как, впрочем, и атаману с его двумя ближайшими подручными. Влезь они сейчас в драку, и это ни на что не повлияет. Ну, может, на пару-тройку побитых стрельцов прибавится. Но эти молодые волчата настолько ловко дрались, что такие потери не изменят главного. Результата боя. Даже несмотря на вмешательство подручного купца Жилина.
Атаман с ближниками стояли чуть поодаль и присматривали за нанимателем, которого, кроме них, никто не видел. Тот должен был убедиться, что все люди из каравана убиты, после чего расплатиться и уйти восвояси. А вот светиться перед остальными новгородец не хотел.
Осознав, что его ватага по факту разгромлена, атаман со злым видом обернулся к нанимателю. Угу. С разбойниками дела будут иметь либо дураки, либо уверенные в себе люди. Крачкин дураком никогда не был.
Не успел атаман бросить ему в лицо обвинение, как Захар выпростал по сторонам руки с зажатыми в них ножами. Клинки вошли точно в основание шеи, взрезая трахеи подручных атамана. Мгновение, и двое мужиков, хрипя и фонтанируя кровью, сложились у ног своего убийцы. Атаман хотел было спастись бегством, но, едва обернувшись, тут же изогнулся дугой, поймав нож меж лопатками.
Захар зло сплюнул, отирая клинки и наблюдая за окончанием схватки на дороге. Надо же. Опять ему не повезло. И снова эти клятые стрельцы, из коих потом выросла Измайловская сотня. Признаться, он понадеялся на то, что тут нет тех умудренных опытом казака и боевого холопа великой княгини. Но, оказывается, подросшая молодь и без взрослых дядек на что-то годна.
Он-то, грешным делом, подумал, что на фоне неудачного похода Голицина и, наоборот, удачного – молодого царя славу стрельцов сильно приукрасили. Опять же, где открытый бой и где внезапное нападение в лесу. Но…
И главное, теперь ничего не поделать. До границы новгородских земель оставалось полтора дневных перехода. А приказ был недвусмысленный – сделать все в московских землях. Вот только времени совсем не оставалось, чтобы все обставить наилучшим образом. Н-да. Опять возвратится к Игнату Пантелеевичу, как побитая собака. Ну да чего теперь-то.
