Глава 8

Сабах посмотрел на часы. Выделенные полчаса «на раздумья» истекли.

— Время вышло! Выходите! — крикнул он в мегафон.

Из разрушенного завода строительных конструкций никто не отозвался. Диб вопросительно глянул на Сармини:

— На что они рассчитывают?

— На удачу, — криво усмехнулся Сабах. — Думают, если им повезло из-за стечения обстоятельств, то будет везти и в дальнейшем. А так, Хусейн, не бывает. Везение быстро кончается. Вот ты тоже надеялся на него, когда не забрал вовремя к себе жен и детей.

— Не напоминай. Разберемся с беглецами, и начинай переговоры с Файезом.

— У меня уже есть план, — сверкнул глазами Сабах. — Но о нем потом, когда поймаем этих русских.

Диб стоял с пистолетом в руке на том, что осталось от верхнего этажа полицейского управления. Сармини повесил мегафон на шею. Двое вооруженных автоматами боевиков смотрели на своего командира, ожидая приказа.

— Перебрасывайте лестницу, — распорядился Хусейн.

Боевики — один в возрасте, с шрамом через все лицо, второй молодой — подняли сваренную из труб лестницу и перекинули ее на плиту перекрытий завода строительных конструкций. Хлипкая конструкция покачивалась.

— Они прячутся на первом этаже, — дал вводную Сармини. — Их непременно нужно взять живыми. У них автомат и не больше двадцати-тридцати патронов к нему.

Боевик со шрамом открыто посмотрел в глаза Сабаху, тот понял этот взгляд, улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он, доставая деньги. — Каждому из вас по тысяче долларов. Если возьмете беглецов живыми, получите еще по столько же.

Сабах знал, показать «живые» деньги, вручить их, это куда действеннее, чем просто обещать. Боевики спрятали полученное.

— А теперь развяжите их, — указал Сармини на взятых в плен вертолетчиков — сторонников Асада.

Молодой боевик ножом перерезал веревки на запястьях у пленников.

— Первым пойдет… — Сабах задумался, переводил взгляд, словно произносил в уме детскую считалочку. — Пойдешь ты, — указал он на командира экипажа, а затем на видневшуюся в конце цеха дверь. — За ней лестница, ведущая вниз. Откроешь дверь. Крикнешь, что увидел, и жди.

— А если я не пойду? — спросил майор ВВС.

— В таком случае у тебя нет ни одного шанса уцелеть. Если же останешься жив, я отпущу тебя на все четыре стороны даже без выкупа.

— Даешь слово?

— Я уже сказал — на все четыре стороны! — нетерпеливо выкрикнул Сармини.

Майор размял затекшие запястья и ступил на металлическую лестницу. Та сразу же закачалась сильнее. Он глянул вниз, но тут же качнулся, разбросил руки, восстанавливая равновесие.

— Быстрее, — поторопил его Хусейн.

Военный пилот присел и ухватился за перекладину. Так, на корточках, он наконец сумел добраться до железобетонной плиты.

— Пошел, пошел, — Сармини потер подбородок.

Майор осторожно двинулся вперед, он то и дело приседал, водил перед собой руками.

— Сейчас от страха обделается, — нарочито громко сказал Хусейн. — Это тебе не с воздуха мирный город бомбить.

Майор напрягся, обернулся, с ненавистью глянул на командира боевиков, но сдержался, ничего не сказал в ответ. Минут пять прошло в тревожном ожидании. Военный уже преодолел больше половины пути до двери. Он задержался, не мог оторвать взгляда от страшного зрелища. За колонной лежал изувеченный труп юноши, на его теле нагло расселись два жирных, лоснящихся ворона и деловито выклевывали начавшую разлагаться плоть. Только теперь до майора дошло то, что своей «удаче» до этого времени он был обязан погибшему, успевшему пробежать часть минного поля. А вот дальше начинается полоса поистине неисследованного пространства.

— Кыш, — махнул он рукой на птиц-падальщиков.

Один из воронов на время прервал свое занятие, склонив голову, глянул на майора, словно изучал его. Затем каркнул. Вертолетчик поежился, ему послышалось, что ворон словно говорит ему, мол, скоро и ты станешь для меня пищей.

— Кыш, — майор наклонился, поднял обломок кирпича, бросил его в птиц.

Те вспорхнули, пронеслись у него над головой черными тенями и, вновь спланировав на труп, взялись клевать его.

— Чего стал?! — закричал Хусейн и глянул на солнце, светило уже клонилось к западу.

Вертолетчик добрался-таки до двери, взялся за ручку, но не мог найти в себе силы потянуть ее, он смотрел на труп, который клюют вороны. Боевик со шрамом через все лицо вскинул автомат, прицелился.

— Если не откроешь на счет «три», будешь убит, — пообещал ему Сармини. — Раз, два…

Он не успел сказать «три». Майор распахнул дверь. Прогремел взрыв. Половину цеха заволокло дымом и пылью. Из серого облака выпорхнули вороны. Они поднялись в небо и стали закладывать круги. Возможно, ждали, когда в цеху прояснится и можно будет вновь приступить к пиршеству.

— Твоя очередь пришла. А ему не повезло, — обратился ко второму вертолетчику Сармини.

Капитан сделал пару неуверенных шагов к лестнице, Хусейн нетерпеливо подтолкнул его в спину:

— Не тяни!

Вертолетчик двинулся вперед. Когда он оказался в цеху, то сразу же обернулся. Двое боевиков уже пробирались за ним следом. Хусейн повернулся к Сармини:

— Найди еще кого-нибудь. Не думаю, что этот урод долго продержится.

— Подыщем, — пообещал Сабах, вручая мегафон Дибу.

Капитан в сопровождении двух боевиков был уже возле двери, вернее сказать, возле дверного проема. Полотно сорвало взрывом и бросило на бетон. В лестничной клетке все еще висел дым, смешанный с пылью, его понемногу сносило сквозняком. Майор был еще жив, он лежал под стеной и пытался собрать руками вывалившиеся из живота внутренности.

— Ему уже не поможешь, — произнес обладатель шрама и выстрелил раненому в голову.

Тот дернулся и замер. Капитан спустился на первый этаж.

— Как там у тебя? — услышал он сверху.

— Вроде чисто. Дверь открыта.

— Жди.

Боевики спустились. Все трое всматривались в пространство цеха, наперед зная, что впереди поджидают «сюрпризы». Вот только бы знать, где именно. Боевик со шрамом через все лицо принялся докладывать Хусейну по рации обстановку.

— Беглецов не вижу. Внешне все спокойно.

— Спокойно там не может быть, — донесся из рации голос Диба. — Запускайте в цех вертолетчика.

Капитан тяжело вздохнул. Боевик вкрадчиво произнес:

— Доходишь до двери, открываешь и сообщаешь нам, что за ней видишь. Или не успеваешь сообщить, — несколько виновато добавил он. — У каждого своя судьба.

Вертолетчик пошел, глядя себе под ноги. Свет вечернего солнца шел почти параллельно полу, поэтому поблескивающую леску растяжки он заметил, остановился.

— Здесь растяжка! — крикнул он.

— Снимай ее, — донесся возглас.

Боевики тут же исчезли из дверного проема.

— Я ее перережу. Дайте чем!

Молодой боевик вытащил из кармана увесистый швейцарский складной нож и бросил капитану:

— Лови.

Дрожащими руками вертолетчик стал открывать лезвия. Попытался резать ножом, но тут же понял, что это опасно. В конце концов отыскал маникюрные ножнички, проверил ногтем — острые ли они. Самым «неприятным» результатом могло стать следующее — ножницы бы зажевали леску, потянули бы ее. Затаив дыхание, капитан щелкнул острыми ножничками, туго натянутая леска полетела налево и направо, свиваясь спиралями. Капитан не успел облегченно вздохнуть. Минер поработал на совесть, он любил настоящие «сюрпризы», а не банальные растяжки — эта срабатывала на обрыв лески. На колоннах по центру цеха были установлены две гранаты с выдернутыми чеками, а леска стягивала откидные рукоятки. Освобожденные, они и сработали, взлетели, кувыркаясь, в воздух. Капитан еще успел броситься ничком. Но и тут минер все правильно рассчитал. Гранаты стояли высоко, осколки разлетались перекрывающими веерами. Иссеченный металлическими осколками капитан дергался на полу. Перебитое запястье правой руки держалось лишь на лоскутке кожи.

— Что там у вас? — донеслось из рации.

— Подорвался на растяжке. К работе уже не пригоден.

— Сами целы?

— Пока да, господин, — пессимистически ответил обладатель шрама.

— Ждите. Сейчас пошлем к вам свежего человека. Недолго осталось. За этим цехом еще два. Где-то там и скрываются беглецы. Мы их достанем.

Сармини и в самом деле уже отыскал свежего человека. Заложниками он дорожил, ведь многие из них погибли во время налета. Мозг Сабаха работал сейчас, как калькулятор. И хоть планшетник с базой данных находился сейчас в руках беглецов, многое память удерживала. Пленники были во дворе, с тревогой прислушивались. Уже прогремело два взрыва. Происходящее на заводе строительных конструкций не было для них тайной. Ведь события разворачивались у них на глазах, да и планов своих ни Диб, ни Сармини не скрывали. Говорили открыто.

Все, на ком останавливался взгляд Сармини, тут же опускали головы, избегали смотреть ему в глаза.

— Добровольцы есть? — с насмешкой поинтересовался Сабах. — Я отпущу без выкупа того, кто уцелеет.

После такого вопроса все притихли, боясь, что оброненная фраза может быть истолкована как согласие стать добровольцем.

— Неужели никто не хочет вернуться к семье, выйти на волю? — спросил Сабах.

И вновь молчание в ответ. Сармини прошелся взглядом по людям. И тут поднялась женщина-арабка, четырехлетнего сына она держала за руку.

— Я пойду. Но только потом мы выйдем отсюда вместе, — она положила сыну руки на плечи. А если погибну, выйдет он.

Сабах задумался, а потом все же дал согласие. За женщину с ребенком он не мог получить много денег. Ее муж — мелкий торговец.

— Мама, не надо, — заплакал ребенок.

Женщина силой отвела его к группе мужчин, знавших ее мужа.

— Позаботьтесь о нем, — попросила она, резко повернулась и пошла, боясь передумать.

За ее спиной раздавался плач мальчишки:

— Мама, вернись!

Сармини обернулся, ласково посмотрел на мальчика и пообещал:

— Мама вернется, не плачь.

Ему самому стало не по себе. Мужчины тоже стали уговаривать мальчишку…

Данила с Камиллой уже успели подготовить себе убежище. Они сложили из газосиликатных блоков что-то вроде бункера с амбразурой для стрельбы и забросали сооружение сверху строительным мусором. Боевики могли появиться только с одной стороны — от входа, пройдя второй этаж.

— Нам нужно дотянуть до темноты, — шептал Ключников, одной рукой обнимая женщину, второй сжимая автомат. — Уже дважды гремел взрыв. Их стало на два человека меньше. Ночью они сюда не сунутся. А мы выберемся наружу.

— Я перестаю верить в удачу, — всхлипнула Бартеньева. — Они совсем близко. Зря ты дверь не заминировал. Теперь уже поздно.

За дверью послышались голоса. Скрипнула дверь. Данила прильнул к автомату и прищурился, целясь в открывающуюся дверь.

— Черт, там женщина. Она из заложников, — прошептал он.

Сирийка остановилась, обвела взглядом пустой цех. Из-за ее спины выглядывали два боевика.

— Вроде и здесь пусто. Но, может, прячутся, — доложил по рации боевик со шрамом.

— Ищите, они где-то здесь, — донесся из рации голос Хусейна.

— Пошла, женщина, — пожилой боевик не приказал, а словно попросил и неожиданно для самого себя добавил: — Удачи тебе. Храни тебя Аллах.

— Иншала, — ответила смертница, произнеся религиозную фразу, что-то вроде христианского: «Да будет воля Твоя».

Камилла жалась к Даниле.

— Они заложников впереди себя гонят. И это все из-за нас.

— Не из-за нас, — прошептал Ключников.

— Но если бы мы не убежали… — возражала Камилла.

— Они и так убивали людей. Просто так, — взывал к логике оператор.

Сирийка медленно шла прямо к песчаному валу, перегораживающему цех.

— Там же мины, — взмолилась Камилла, но тем не менее продолжила снимать происходящее на планшетник, у нее была своя замаскированная «амбразура».

— А что мы можем сделать? — пытался удержать ее Ключников, не сводя прицела с молодого боевика.

— Пусти меня.

— Никуда я тебя не пущу.

Но Бартеньева все же вырвалась. Если бы на мины шел мужчина, она бы, наверное, продолжала бы съемку до самого момента взрыва, но допустить, чтобы из-за нее погибла женщина, у которой, как она помнила, маленький ребенок, Камилла не могла. Она высунулась из-за укрытия так, чтобы сирийка могла ее видеть, но не боевики, и стала подавать знаки рукой. Женщина остановилась.

— Что там такое? — крикнул обладатель шрама.

— Ничего. Мне страшно, — растерянно произнесла смертница, так и не выдав беглецов, хотя уже могла с чистой совестью повернуть назад.

Камилла показывала на кирпичный обломок на разминированном участке и потом изображала пальцами, словно переходит через песчаный вал. Арабка наконец поняла, чуть заметно кивнула. Песок уже пересыпался под ее ступнями. Боевики на всякий случай жались за стены.

— Она прошла, — сказал молодой.

— Иди вперед, я за тобой, — отозвался старший.

Теперь сирийка видела и Ключникова с автоматом, тот тоже давал ей знаки, смысла которых она пока не могла понять.

— Стань там, — показывал Данила за колонну.

Женщина повиновалась, и тогда он выстрелил. Молодой боевик вскинул руки, выронил автомат и упал на бетон, стукнувшись об него головой. Звук был таким, словно упал кочан капусты. Обладатель шрама попятился, выпустил очередь. Ключников метнул гранату. Оператор так и не разглядел, успел боевик выскочить из цеха или его накрыло взрывом.

Дым и пыль медленно оседали, золотясь в лучах заходящего солнца. Арабская женщина сидела на полу и плакала. Ее утешала Камилла, приобняв за плечи.

— Все будет хорошо. Вот увидишь.

Молодая мать хоть и не понимала и слова по-русски, но кивала, улавливая интонацию.

Хусейн и Сармини, когда зазвучала стрельба и грохотнул взрыв, переглянулись.

— Нашли, — произнес Сабах первым.

— А куда они денутся? — Хусейн поднес рацию ко рту, щелкнул клавишей. — Что там у вас?

Ответа так и не прозвучало.

— Что у вас? Вы их нашли? Почему молчите? — допытывался командир у молчаливого куска пластмассы с электронной начинкой.

В цеху на втором этаже показался пошатывающийся боевик. Он зажимал уши ладонями. Подошел к краю плиты, но не нашел в себе сил перебраться по сварной лестнице на другую сторону.

— Они там, — прохрипел обладатель шрама. — Моего напарника убили.

— Местная женщина жива? — спросил Сабах.

— Кажется, они ее захватили, — боевик еще не пришел в себя после взрыва и вертел головой.

Сармини повернулся к Хусейну:

— От него сейчас толку не добиться. Поиски следует отложить до утра. Мы не успеем организовать новый заход. Солнце уже садится. На ночь надо усилить охрану периметра вокруг завода. Раздать людям фонари. Нельзя дать им выскользнуть с территории.

— Согласен, — после непродолжительного молчания произнес Диб. — Пошли, поговорим о твоем плане. Ты сказал, что знаешь, как освободить мою семью.

Смеркалось. В коридоре работал портативный генератор. В одном из уцелевших кабинетов расположились командир и его заместитель. Сармини на этот раз не возражал против того, чтобы Хусейн курил «траву», сам же он попивал кофе, сваренный на спиртовке. Шторы на окне были плотно задернуты. Диб опасался повторения вертолетной атаки, а потому соблюдал светомаскировку.

— …я уже связался с другими полевыми командирами, — говорил Сабах. — Рассказал им о том, что твою семью выкрали и требуют выкуп.

— Ты им сказал, что это совершил мерзавец Файез? — напрягся Хусейн.

— Естественно, нет. Зачем? Затем, чтобы он убил твоего первенца? — пожал плечами Сармини. — Я даже попросил, чтобы они связались с Файезом и пригласили его на сходку.

— Зачем тогда эта сходка? — не понял Диб.

— Сработает чувство солидарности. Мы попросим их скинуться на часть выкупа. Каждый из нас может попасть в такую ситуацию. Думаю, большинство командиров не откажутся одолжить деньги.

— Но они не соберут столько, сколько нужно, — сомневаясь в реальности плана, произнес Хусейн.

— У нас будет часть денег. Прибавишь к ним свои сбережения. Я дам половину своих. При виде «живых» денег Файез согласится уменьшить выкуп. Ну, а когда он отпустит твою семью, мы с ним разберемся. Ему не сносить головы. Такие вещи прощать нельзя. Ты же этого хочешь?

— Не знаю, как тебя и благодарить, — Диб с уважением и любовью посмотрел на своего заместителя. — Я иногда веду себя неправильно. Не слушаю хороших советов. Как ты меня до сих пор терпишь? — признался он в порыве откровения.

— Ты хороший командир, хотя иногда и совершаешь ошибки.

— Ты даже согласен дать половину своих сбережений, чтобы выкупить мою семью. А как же тогда твоя мечта о том, чтобы выйти из дела? Уехать из Сирии?

— Придется подождать. Ты же мой боевой друг. Я не могу не помочь тебе.

Расчувствовавшийся Хусейн поднялся и крепко обнял Сармини.

— Не надо благодарности. Ты бы для меня сделал то же самое, — произнес Сабах, отстраняясь.

— Ты хитрее меня, — похлопал заместителя по плечу командир. — Ты не стал пока обзаводиться семьей, тебя тяжело «достать» врагам.

— Мы еще разбогатеем. Русские телевизионщики принесут нам хорошие деньги. Лишь бы не успели подорваться на минах прежде, чем мы их возьмем. А то решат сдаться посреди ночи и напорются на растяжку.