Глава 17

Поскольку Файез сам происходил из низов общества, то и в отряде у него служили разные люди. Он ценил их не за происхождение, а за умение что-то делать. А ведь Сирия страна с длиннющей историей. За тысячелетия ее существования общество разделилось на слои, границу между которыми пересечь практически невозможно. Если ты родился в семье потомственного дворника, то дворником будешь и ты, и твои потомки. Если в семье богослова, то другого выхода, как заняться богословием, у тебя уже нет.

Анас — невысокий коренастый мужчина, попавший в отряд к Файезу лишь потому, что это была единственная возможность как-то выжить в это трудное время, родился в семье потомственных чистильщиков. Чистильщиками в Сирии испокон веков называли тех, кто расчищал от ила и песка подземные галереи водопровода. Этот общественный слой ценился немногим более, чем дворники. Еще со времен царицы Савской в Сирии существовала разветвленная система водоснабжения. Десятилетие за десятилетием в скалах просекались тоннели, ведущие от горных источников к городам, поселкам, колодцам. О том, чтобы водопровод исправно функционировал, заботились чистильщики, своевременно прочищавшие подземные голубые артерии. О большинстве из узких тоннелей, высеченных в скалах, не знали ни археологи, ни историки. Не существовало их карт, схем. Зато знание передавалось от одного поколения чистильщиков к последующему. Вот и Анас, выросший в семье потомственных чистильщиков, с детства работавший вместе с отцом и его братьями, получил от них эти знания.

Когда Анас появился в отряде у Файеза — пришел на базу, расположенную в старом караван-сарае, он не стал сообщать командиру, что к колодцу ведут несколько подземных ходов, через которые в него попадает и отводится вода. Зачем признаваться, что ты нечто знаешь. Ведь это может обернуться лишней проблемой — еще чего доброго заставят эти тоннели почистить. А с прошлым Анас хотел порвать окончательно.

Подавшись к боевикам, он собирался поднакопить денег, чтобы вскорости навсегда уехать из неспокойной Сирии куда-нибудь в Европу, где уже никто не станет напоминать Анасу о его низком происхождении. Но мечты пока так и оставались мечтами. Файез платил немного и нерегулярно. Собранных денег в лучшем случае хватило бы на полгода-год довольно скромной жизни. И вот тогда Анасу пригодились его тайные знания. Он прикинул, что с каждого грабежа или военной добычи большая часть уходит командиру. Рядовым боевикам достаются крохи. Однажды он рискнул. Ему стало случайно известно, что ночью по дороге с территории, контролируемой Файезом, попытается выехать вместе с семьей и скарбом один небедный человек.

Ночью Анас выбрался из своей тесной каморки в башенке и, когда все спали, спустился в подземный тоннель. Им он и выбрался за пределы дувала — в предгорье — и устроил на шоссе засаду. Он убил беглеца и его семью. Из всего скарба прихватил только деньги, которые убитая женщина прятала у себя под одеждой. Ведь по вещам могут понять, кому они принадлежали. А вот деньги безлики. Но даже банкноты Анас не рисковал хранить в своей каморке. Он прятал их в подземном тоннеле под каменной плитой. Убившего семью так и не обнаружили. Никому и в голову не пришло подумать на Анаса. Ведь единственный выход из караван-сарая — ворота — усиленно охранялся.

Несколько удачных ночных вылазок, и у бывшего чистильщика скопилась приличная сумма. Но теперь она казалась ему слишком маленькой, чтобы попытать с ней счастья в Европе. И тогда Анас затеял еще более рискованную игру. Один из тоннелей имел выход в покои самого Файеза. О его существовании не знал никто, кроме бывшего чистильщика. Узкий лаз выходил прямо под дощатый помост, заставленный сундуками. Анас частенько наведывался туда, смотрел сквозь щели в досках на командира, который, вместо того чтобы молиться, пьет виски. Надеялся узнать, где тот прячет деньги. А потом однажды ночью, когда пьяный Файез крепко уснет, забраться в его покои, украсть «кассу» отряда и сбежать.

Судьба всегда искушает людей, подбрасывая им призрачные шансы стать богатым. Словно бы проверяет на прочность — устоишь или не устоишь перед соблазном. Анас не устоял. Ему бы довольствоваться малым. Выбрать удобный случай и забраться в потайной ящик Файеза. Но он-то видел, как мелькнули тугие пачки денег в кейсе у Сармини. Слышал, как Файез уверял гостя, что денег у него совсем мало и отряд находится «на мели».

И тут словно сам шайтан позволил ему подслушать еще одну часть разговора.

— Заночуй, — предлагал захмелевший Файез. — Утром в свой Абу-эд-Духур вернешься.

— Не могу, — стал отказываться Сабах. — Я Хусейну обещал, что утром деньги будут у него. Войди в его положение, он сильно переживает за семью.

— Ночью ехать опасно.

— У меня есть охрана. К тому же никто не знает, что я везу деньги.

Анас осторожно спустился в узкий тоннель, выбрался во двор караван-сарая незамеченным. Провал располагался за обрушившейся стеной, и бывший чистильщик аккуратно прикрыл его камнем. Единственное, что могло его выдать, так это мокрые ноги. Но Анас был и осторожен, и предусмотрителен. Обувь он заранее снял, и она оставалась сухой. Присев на камень, он натянул ботинки и туго завязал шнурки. В голове у него «щелкало». Сумма, лежавшая в кейсе Сармини, была для него запредельной. Точной цифры он не знал, но понимал, что речь идет о нескольких сотнях тысяч. Эти деньги могли бы решить все его проблемы — отправить в «светлое будущее». Ради этого можно было пойти на любое преступление. Ведь приходилось же ему убивать и женщин, и детей из-за значительно меньших сумм. Он уже видел себя зажиточным гражданином одной из европейских стран. Стоило только ночью устроить засаду и расстрелять в упор машину Сабаха.

Однако тут имелось серьезное препятствие. Сармини путешествовал не один. Шофер и еще двое боевиков. Всего четыре ствола. Одному не справиться. Уже и раньше Анас подумывал о том, чтобы подыскать себе помощника. Но всякий раз отказывался от затеи, памятуя поговорку, слышанную не раз от отца, — «что знают двое, о том знает и верблюд». Так папаша-чистильщик говорил сыну, когда в подземных каналах удавалось обнаружить что-то ценное. Но теперешняя операция, задуманная Анасом, обещала стать последней. И можно было рискнуть.

Он прошелся по лагерю и отыскал своего дальнего родственника по линии матери — Али. Завел разговор издалека. Типа просто прикидывал варианты. Разговор незатейливый, о подобном тут говорили многое, но мало кому удавалось осуществить задуманное. Мол, неплохо бы поднакопить деньжат и уехать в спокойные края.

Убедившись, что родственник такой же жадный и беспринципный, как и он сам, Анас окончательно открыл свои карты.

— …Сармини везет с собой деньги, много денег. Хватит на нас обоих.

— Но если о нас узнают… Файез живьем сдерет с нас шкуру.

— А как узнают? — резонно возразил Анас и заглянул в глаза своему родственнику Али. — Все будут думать, что мы ночь провели в караван-сарае. И это подтвердит охрана на воротах. Сами будем усиленно искать того, кто убил Сабаха. Дело беспроигрышное. Соглашайся. А если — нет, — он прищурился, — найду другого человека, — и Анас, как бы между прочим, достал нож.

Последняя фраза сильно напугала Али. Последние сомнения исчезли. После того, что он слышал, уже нельзя было отказать в помощи дальнему родственнику. С такими знаниями до вечера не доживешь. Ему даже показалось, что он чувствует, как острое лезвие входит между ребрами.

— Я согласен, — с шепотом проговорил Али. — Деньги делим пополам.

Анас, конечно же, мог согласиться. Какая ему разница? Он по-любому не собирался оставлять Али в живых. Возьмут деньги — и он прикончит родственника. Но хитрый чистильщик решил уверить Али в том, что не собирается покушаться на его деньги.

— Четверть суммы, — предложил он. — Так будет по справедливости. Ведь я все узнал, все придумал.

— Треть, — сбавил аппетиты Али.

— Согласен.

И родственники ударили по рукам.

Стемнело. В жилых трейлерах загорался электрический свет. Люди ужинали, обсуждая свое положение. Мистер Томпсон уже смирился с тем, что придется работать здесь. Файез обложил его со всех сторон. Боевики Сармини расстелили ковер прямо возле машины и дремали, лежа на нем. Из открытых дверок джипа негромко лилась заунывная восточная музыка. А полевой командир вместе с Сабахом спорили о том — стоит ли начинать вторую бутылку виски.

— …к утру успеешь, — напоминал гостеприимный хозяин. — Ехать здесь часа три, не больше.

— Это если ничего не приключится, — вставил Сармини.

— А что может приключиться? — пьяно спросил Файез, откупоривая бутылку.

— Колесо пробить можно.

— Так у мебя запаска есть…

Родственники-чистильщики дождались, когда большинство их товарищей по оружию улягутся. Две тени мелькнули от башенки и исчезли за полуразрушенной стеной. Камень, закрывавший лаз, был отвален.

— Обувь сними, — предупредил Анас.

— Зачем? — удивился Али.

— Слушайся меня и не возражай.

Чистильщики спустились в провал. Не прошло и часа, как они уже выбрались из пересохшего колодца в предгорьях. Внизу виднелся серпантин, ведущий в Абу-эд-Духур. Ночное небо раскинулось над землей. На ущербную луну то и дело набегали облака, и тогда исчезали гигантские складки теней, отброшенных скалами.

— Другой дороги здесь нет. Только тут они могут поехать, — прерывающимся от волнения голосом произнес Анас. — Надо спешить. Сармини может выехать в любой момент. Если упустим — до конца жизни себе не прощу.

Родственники положили оружие на скалу и вдвоем навалились на камень. Скальный обломок раскачивался, но никак не хотел опрокидываться. Пот заливал глаза. Мужчины ругались. Пыхтели. Наконец скальный обломок с секунду балансировал, а потом, набирая скорость, покатился вниз. Бывшие чистильщики, затаив дыхание, смотрели на то, как катится камень, увлекая за собой другие обломки.

— Лишь бы дорогу не перелетел, — произнес Анас.

Но так и случилось. Скальный обломок подлетел в воздух, перевернулся и исчез в темноте. Небольшая лавина, поднятая им, съехала, прикрыв дорогу до половины.

— Объедут, гады, — хрипло произнес Али.

— А что ты хотел? Чтобы вот так сразу все получилось? Любая работа усилий требует, — рассудил Анас.

Пришлось спуститься вниз и таскать камни вручную. Запыхавшиеся, уставшие родственники оценили сделанное. Выглядело вполне убедительно.

— Теперь поднимаемся…

Подвыпивший Сармини клевал носом, сидя рядом с водителем. Очки в тонкой золотой оправе сползли и болтались, зацепившись дужкой за одно ухо. Двое боевиков позевывали на заднем сиденье. Невыспавшийся водитель тер глаза. Выпустить руль из рук, чтобы снять болтающиеся очки с Сабаха, он не мог. Дорога была неровной, приходилось объезжать колдобины и выбоины.

Свет фар джипа выхватил перегораживающие дорогу камни. Особого беспокойства у водителя не возникло. Подобное здесь случалось часто. Днем яркое солнце распаляло скалы, а ночью наступала прохлада. Вот камень и трескался, осыпался. Джип плавно остановился. Водитель снял с уха дремлющего Сармини очки и положил их на приборную панель.

— Придется выйти — работенка есть, — обратился водитель к боевикам на заднем сиденье, — хоть разомнетесь немного, — сам он остался сидеть в машине.

— Ты только фары не гаси, чтобы нам видно было.

Сармини вскинул голову, первым делом проверил — лежит ли на коленях у него кейс с деньгами — затем близоруко прищурился, пошарил перед собой рукой, нащупал очки и водрузил их на переносицу.

— Не нравится мне это, — произнес он и втянул воздух носом, словно почуял в нем опасность.

Боевики уже откатывали самый крупный камень с дороги. И тут сверху ударили автоматные очереди. Коренастый араб вздрогнул, выгнулся и рухнул на пыльную землю. Его широкоплечий напарник успел спрятаться за тот самый камень, который они собирались сбросить с обрыва.

Сармини сложился пополам, спрятался под приборную панель. Водитель торопливо включил заднюю скорость. Но дорога была узкой — не развернуться. Теперь огонь велся уже по самой машине. Разлетелись, погасли фары, осыпалось лобовое стекло. Но водитель пытался увести автомобиль из сектора обстрела.

Зашипело простреленное колесо. Джип развернуло и ткнуло багажной дверкой в скалу. Сармини толкнул дверку и выкатился из машины. Водитель уже лежал рядом с колесом и пытался дотянуться до автомата на заднем сиденье.

— Стреляйте ж, стреляйте! — кричал спрятавшийся за камнем боевик.

В распоряжении Сармини имелся только пистолет. Выстрелить из него ночью прицельно, на расстояние в сто пятьдесят метров — было нереально. А сверху продолжали вести огонь. Сыпалось стекло. Пули впивались в кузов джипа.

— Проклятье, — прошипел Сармини.

Но интуиция подсказывала ему, что не все еще потеряно. Судя по вспышкам от автоматов — стрелков наверху было всего двое.

— Есть, — хрипло выдохнул водитель, ухватив два автомата за стволы и стащив их с сиденья.

Боевик за камнем уже подавал знаки, чтобы ему бросили оружие. Водитель сомневался. Припав к земле, он посмотрел под днищем джипа на Сармини. Вдруг тот захочет получить в руки серьезное оружие? Сабах отрицательно повертел головой:

— Дай лучше ему.

Автомат скользнул по каменистой земле. Раненый боевик сумел быстро дотянуться и схватил его за ремень. Автоматчики, засевшие на горе, заметили это слишком поздно. Завязалась перестрелка.

— Отлично, — Сармини прополз под днищем машины и оказался рядом с водителем, собравшимся уже стрелять по грабителям. — Не надо, — он опустил ствол сброшенного автомата и передернул затвор своего пистолета. — А сейчас мы зайдем им в тыл. Только тихо и осторожно. Хотя бы одного из них следует взять живьем, чтобы узнать, кто их подослал.

На четвереньках водитель и Сармини выбрались из-за машины и тут же исчезли в кустах, разросшихся среди скал. Их маневры чистильщики не заметили. Ущербная луна как раз скрылась за облаками, и местность освещали только вспышки трассеров.

Али как раз перезаряжал рожок, когда в затылок ему ударил приклад автомата. И он тут же упал лицом на землю, выпустив из рук оружие. Анас почувствовал прижатый к его шее холодный ствол пистолета.

— Положи автомат, — приказал Сармини — сильнее прижал ствол и напомнил: — Ты и обернуться не успеешь. А пуля войдет прямо в твой позвоночник.

Анас осторожно положил автомат перед собой, поднял руки. Раненый боевик, прятавшийся за камнем, напряженно всматривался в темноту. Он был готов выстрелить в любой момент.

— Эй, не стреляй! Мы их взяли! — крикнул сверху Сабах.

— Отлично. — Боевик выбрался из-за камня, подошел к распростертому на земле своему напарнику.

Тот наверняка был мертв. Широко распахнутые глаза оставались неподвижными. В них отражалось небо.

— Обыщи его, — приказал Сабах водителю.

При Анасе оказался только подсумок, набитый заправленными рожками. Али пошевелился.

— Лежать! — Сармини ударил его ногой в бок, словно мстил за свой испуг. — Покажи свое лицо, что-то оно мне кажется знакомым, — он посветил фонариком-брелоком и хищно усмехнулся, — а я тебя сегодня видел на базе у Файеза. Кто тебя послал?

Анас понимал, что врать нужно быстро и не задумываясь — к тому же убедительно.

— Файез и послал, — обмирая от собственной наглости, проговорил чистильщик.

Сармини прищурился.

— Врешь, — последовал удар ногой в бок.

Анас взвыл от боли, в душе понимая, что выкрутиться ему теперь вряд ли удастся.

Сабах умел вести допросы. Умело пользовался принципом кнута и пряника. Пряником в данном случае у него выступало обещание сохранить жизнь. Не прошло и двадцати минут, как чистильщики сознались в том, что действовали сами и хотели похитить деньги.

— …по-хорошему мне следовало бы вернуть вас Файезу. Пусть он решает: выпустить вам внутренности и бросить в канаву, чтобы вас сожрали шакалы, или повесить перед строем — в назидание другим. Но я поступлю по-другому. Вы покажете мне ход, ведущий в караван-сарай. А потом так же незаметно, как и вышли, вернетесь на базу. Мне нужны свои люди в отряде Файеза. А вы теперь будете делать все, что я вам скажу.

Тарахтел дизель-генератор. А затем его стук смолк. Приходилось экономить топливо, и на ночь электричество отключали.

— Столько всего произошло, — прошептала Камилла.

— Мы с тобой оказались не в самой худшей ситуации, — ответил ей Данила.

Мужчина и женщина еще не ложились спать. У них в планах было совсем другое.

— Ты прав, — Бартеньева постаралась сказать это более-менее мягко. — Но не забывай о своей почке. У нас с тобой осталось очень мало времени.

Данила хотел возразить, но журналистка словно прочитала его мысли:

— И не говори мне, что это только у тебя осталось мало времени. А я должна думать о будущем. Будущее у нас одно на двоих. И ты сам понимаешь, что если с тобой что-то случится… нет-нет… не останавливай меня, дослушай, я говорю абсолютно серьезно. Если с тобой что-то случится, то я себе этого не смогу простить, никогда. Потому что могла помочь, а не помогла.

— Ну чем ты можешь мне помочь? — пытался достучаться до разума женщины Ключников. — Здесь ты останешься в относительной безопасности. Ведь повстанцы считают, что ты волонтер из миссии. Файез рано или поздно вас отпустит. Все будет хорошо. А я уйду один.

— Раньше мне удавалось тебе неплохо помогать, — упрямо произнесла журналистка. — Уходим вдвоем.

— А если нас поймают? — резонно напомнил Ключников. — Их главарь пообещал Джону, что беглецы будут примерно наказаны.

— Ты эгоист. Ты думаешь только о себе.

— Оставайся. Все будет хорошо.

— Никогда в жизни.

— Оставайся, — уже теряя терпение, сказал Данила.

— Ни-ког-да, — повторила, произнеся слово по складам, Камилла.

— А обо мне ты подумала? Представь, что сейчас творится в моей душе. Ты собираешься пойти на возможные страдания и даже смерть только вместе за компанию со мной. Зачем тебе это нужно?

— Вам, мужчинам, этого не понять. Вы же не любите мелодрамы, — криво улыбнулась журналистка. — Для тебя слова «они жили долго и счастливо и умерли в один день» — только слова. А я их воспринимаю сердцем.

— В том-то и дело, что жили «долго и счастливо». А счастье долгим не бывает. Я запрещаю тебе идти со мной. — Данила подхватил рюкзак, поцеловал подругу в лоб и буквально выскочил из трейлера — провернул ключ в замке, оставив его в отверстии.

Камилла бросилась, но не могла открыть дверь. Мешал оставленный в замочной скважине ключ.

— Идиот, сейчас же вернись, — прошептала она, стоя перед дверью на коленях.

Данила осмотрелся в темноте. Он специально хорошо запомнил местность и расположение на ней машин еще засветло. Свои джипы боевики не загоняли за стены дувала. Там было не так много места. Машины оставляли под стеной, с западной стороны, чтобы утреннее солнце не нагревало их.

У ворот маячили двое охранников. Но опасаться особо им было нечего, они мирно беседовали, усевшись прямо на земле. Пригнувшись, Ключников подобрался к машинам повстанцев. И тут услышал за собой шорох. Обернулся и выругался. Камилла сидела на корточках и оглядывалась, высматривая оператора.

— Сюда, — прошипел Ключников.

Женщина услышала его тихий голос и вскоре оказалась рядом.

— Как ты выбралась?

— Как-как? Через окно. Как говорится, гони природу в дверь, она войдет в окно.

Вести спор в какой-то сотне метров от дежуривших у ворот боевиков было бы опрометчиво. Поэтому Ключников махнул на все рукой. Пусть журналистка поступает так, как считает нужным. Он представил себя на ее месте и понял — сделал бы то же самое.

Данила достал из кармана заранее загнутую буквой «Г» стальную проволоку и стал ковыряться ею в дверном замке одной из машин.

— Ты и это умеешь?

— В детстве магнитолы у соседей-автолюбителей крал, — сказал оператор.

— Врешь, никогда в это не поверю.

— Немножко привираю. Просто один раз видел, как это делали старшеклассники.

— Вот это уже похоже на правду.

В замке что-то щелкнуло. Ключников осторожно открыл дверцу, забрался в машину. Пошарил за солнцезащитным козырьком. Растерянно проговорил:

— Здесь нет, посмотри у себя.

Тонкая ладошка Камиллы нырнула в кармашек. В пальцах тихо звякнул ключик с брелоком.

— Есть. Я же специально за ними наблюдала вечером. Вот и увидела, что ключ прячут за козырьком. Не очень-то они осторожны.

— Так, а теперь все становится очень серьезно. Если поймают — мало нам не покажется. — Данила вдавил педаль тормоза и аккуратно опустил ручник.

Затем оператор осторожно стал приподнимать ногу, отпуская педаль. Машина, стоявшая на пригорке, медленно двинулась с места. Ключников не позволял ей свободно катиться. Продвигал ее буквально по сантиметрам, чтобы ничего не скрипнуло, не звякнуло. Занятые беседой постовые у ворот пока не замечали, что один из джипов неторопливо отдаляется от караван-сарая.

Камилла еле унимала волнение, глядя в заднее стекло.

— Осторожно, не выдай нас. Они пока ничего не заметили. Ночь спасет нас.

Джип катился и катился, медленно спускаясь с пригорка, на котором стоял караван-сарай. Темнота скрывала его. Наконец машина замерла, даже несмотря на то, что Данила полностью отпустил педаль.

— Все, горка, а вместе с ней и халява кончились, — сообщил Ключников, — придется заводить двигатель.

Камилла перекрестила Данилу, а затем и капот машины. Оператор вставил ключ в замок зажигания и провернул его. Но ровным счетом ничего не последовало. Даже лампочки на приборной панели — и те не зажглись. Беглецы переглянулись.

— Что за черт?

— Ты не мог выбрать машину поновее? — злясь, произнесла журналистка.

— Да они все тут на металлоломе ездят, — тоже начинал злиться Ключников.

Он поискал рукой, нашел рычаг и потянул его на себя. Капот щелкнул и приоткрылся. Вышедшим из джипа беглецам только и оставалось, что присвистнуть.

— Они аккумулятор на ночь сняли, уроды, — прокомментировала очевидное журналистка и закрыла капот.

— Мне не кажется, что они думали при этом о нас. Просто сняли, и все, чтобы кто-нибудь из соратников не подменил его на старье.

— Надо было заводиться с горки. Ты об этом не подумал?

— А ты подумала?

И тут у стен караван-сарая ощутилось движение. Вспыхнул ручной фонарик, прошелся по ряду машин. Скользнул по склону и уперся прямо в замерший джип. Послышались тревожные голоса. Данила и Камилла присели, спрятавшись за машину. Один из джипов, стоявший на пригорке, завелся и покатил вниз.

— Черт, я же говорил — вляпаемся. Бежим, пока нас не заметили.

Еще одна машина завелась. Но покатила уже не по склону, а по наезженной дороге, отрезая пути отхода. Свет фар то упирался в землю, то взмывал вверх. Бегущим Даниле и Камилле приходилось думать только о том, как не попасть в лучи света, не выдать себя. В результате они вновь оказались возле своего трейлера.

— Через окно полезешь, или тебе дверь открыть? — спросил Ключников. — Быстро ложимся и делаем вид, что спали. Попытаемся повторить все завтра.

Боевики стояли возле скатившегося с пригорка джипа.

— Я же точно его на ночь на ручник ставил, — сказал один из них.

— Не держит у тебя ручник. Надо было скорость втыкать.

— Не нравится мне это. Машины сами по себе не ездят. Пошли лагерь этих миссионеров проверим.