Глава 18
По дороге пылил микроавтобус в сопровождении двух джипов с пулеметами. Хусейн нервно сцеплял и расцеплял пальцы.
— Лишь бы только все удалось, — уже в который раз проговорил он.
Командир сильно волновался. Он слишком многое поставил сегодня на карту. И не имел права на ошибку. Сармини, сидевший за рулем, высунул руку из окна, показывая, чтобы джипы остановились. А затем затормозил и сам. Дорога сворачивала за скалы.
— Все, дальше я сам, — сказал он Хусейну. — Таков уговор. Если Файез заподозрит неладное, он может уничтожить твою семью раньше, чем мы ее освободим.
— Не говори таких страшных вещей. Я сделаю все, как ты придумал.
Хусейн отодвинул дверцу, поднял с пола спортивную сумку, вжикнул молнией. Внутри лежали тугие пачки банкнот. Тут были и деньги, пожертвованные Сармини, и его, Хусейна, кровные, и деньги других полевых командиров, решивших помочь выкупить семью Диба. Сабах машинально отметил две пачки, пожертвованные Файезом, — их перетягивали две одинаковые желтые резинки.
— Ждите меня здесь, — сказал Сармини, принимая сумку с деньгами. — Я сообщу по рации, когда можно будет подъехать.
— Удачи, — напутствовал его Хусейн. — Ты так много для меня сделал.
Сабах махнул рукой, как бы давая понять — чувства, нахлынувшие на Диба, невозможно передать словами.
— Остальные на подходе, — сказал на прощание Диб, — и мы сегодня расправимся с этим мерзавцем, — он ступил на землю и шумно задвинул дверцу микроавтобуса.
Заурчал мотор. Машина запылила по дороге, исчезла за скалами. Диб присел на платформу джипа и подрагивающими от волнения руками стал скручивать самокрутку. Он жадно затягивался, но дурь не брала.
Сармини проехал меньше километра, свернул к кустам и остановил микроавтобус. Деловито сунул руку в глубокий карман своего светлого пиджака, вытащил пистолет, передернул затвор и снял с предохранителя. Извлек из-под сиденья еще одну спортивную сумку — побольше размером, пересыпал туда деньги, скомкал сумку, в которой они до этого были. Затем защелкнул молнию и старательно замаскировал сумку тряпьем под задним сиденьем микроавтобуса.
Сабах прошел около двухсот метров по горной тропинке, осмотрелся, после чего раздвинул руками густые кусты и продрался через них. За ними открывался ход в пещеру, который невозможно было заметить с тропинки.
— Стой! — прозвучал из темноты голос.
— Это я, Сармини, — Сабах поднял руки, и его лицо осветил яркий луч фонаря.
— Точно, Сармини, — проговорил боевик, поставив включенный фонарь на полку — его свет упал на двух женщин, сидевших на соломе, и жавшихся к ним детей — те с надеждой смотрели на Сабаха, им не терпелось услышать, что все хорошо и теперь они свободны.
Кроме заложников в пещере было и два боевика. Оба в черных масках с прорезями для глаз и ртов. Они явно опасались, что потом женщины смогут опознать их, а потому и прятали лица.
— Я передал выкуп Файезу, — сказал Сармини.
— Покажи знак.
Сабах разжал ладонь, в которой лежали сердоликовые четки.
— Точно, все сходится, — хрипло проговорил боевик, — можешь забирать их.
Женщины, не веря своему счастью, заплакали, прижимая к себе детей. В этот момент Сармини с каменным выражением на лице сунул руку и дважды выстрелил через карман. Ни один из боевиков даже не успел выхватить оружия. Два трупа остались лежать на полу пещеры. Испуганные женщины, широко открыв глаза, смотрели на то, как Сабах, подсвечивая себе фонариком, срывает с них маски.
— Так я и знал, предатели, — проговорил он, достал рацию и включил ее: — Диб, подъезжай сюда… я выйду тебя встретить… все хорошо… вся твоя семья уже в безопасности…
Женщины и дети уже сидели в одном из джипов. Сармини вместе с Дибом вернулся в пещеру.
— Вот, посмотри, — Сабах посветил фонарем в лица убитых им боевиков. — Мы тогда думали с тобой, что они просто ушли из нашего отряда, чтобы вернуться к мирной жизни. Ты сам разрешил им это сделать. Видишь, какова человеческая неблагодарность? Они предали тебя и навели Файеза на твою семью.
Хусейн, прищурившись, смотрел на мертвых боевиков.
— Зря ты их просто пристрелил, — произнес он, — они заслуживали более мучительной смерти.
— Я понимаю — ты хотел наказать их сам. Но и я не удержался, выстрелил. Все, идем. Наступает час возмездия.
* * *
Три добытых грузовика, груженные тюками с соломой, мирно катили по дороге. Солома — такой груз, что на него особо никто не позарится. Это вам не мука или сахар с консервами. В лучшем случае годится на постилку для скота или очаг топить.
Машины остановились возле нависающей скалы, под которой прятались джипы с пулеметами и микроавтобус. Хусейн отошел от своих жен и отдал приказ кому-то невидимому:
— Выгружайтесь.
Несколько прямоугольных тюков с соломой выпали из кузова. Через образовавшийся проем спрыгивали на землю прятавшиеся внутри салона боевики.
— Теперь он поплатится за все, — сквозь зубы проговорил Хусейн, обращаясь к Сармини. — Файез не думал, что мы среагируем так быстро.
— А еще он не знает, что у нас есть «секретное оружие».
— Ты постарался, Сабах. Все учел.
Сармини развел руками — мол, что поделаешь, соображать я умею.
Отряд разделили на две части. Одну, большую, Сабах увел в скалы. Меньшей остался командовать Хусейн. Боевики тащили на себе тяжелые минометы и боекомплект к ним. Позиция была присмотрена заранее. Минометы установили на плоской скалистой площадке. На вершину Хусейн поднялся вместе с корректировщиком. Они залегли и начали рассматривать, передавая друг другу бинокль, базу Файеза. Темнели пыльные стены дувала. Серебрились полированным металлом жилые трейлеры международной миссии. Трепыхались на ветру флаги с красным крестом и полумесяцем.
— Старайся, чтобы этих не сильно зацепило, — указал рукой Хусейн на жилые трейлеры.
— Постараемся, — пообещал корректировщик и поднес ко рту рацию: — Первый залп.
Ухнуло. Засвистело. Первые взрывы не достигли дувала. Мины разорвались на склоне, подняв фонтаны из камней и пыли.
— Недолет, — бросил в рацию корректировщик.
Еще раз ухнуло. На этот раз мины разорвались уже ближе к цели.
Мирная жизнь миссии была прервана. Люди попытались броситься врассыпную, но их останавливали боевики, загоняя за дувал.
— Все внутрь! Закрыть ворота! — звучали команды.
Медиков загоняли на базу. Файез выскочил на улицу и пару раз выстрелил в воздух из пистолета:
— Занять оборону! Откуда идет обстрел?
— Из-за холма, минометы бьют.
— Правительственные войска?
— А кто их знает?
Файез быстро успокоил запаниковавших боевиков. Бандиты стали занимать огневые позиции, готовые к тому, что вскоре начнется штурм. Стены дувала были толстыми. Минометными снарядами не пробьешь. Боеприпасов, воды и харчей имелось, чтобы выдержать месячную осаду. А бои, столкновения в этой войне случались только непродолжительные. Так что командир вполне мог рассчитывать удержаться на своей базе. Он смотрел в бинокль на то, как из-за пригорка с невидимой позиции дают залп минометы.
На этот раз один из снарядов угодил во внутренний двор. Когда дым рассеялся, то взору Файеза предстали тела погибших. Вернее, то, что от них осталось: оторванные руки, ноги, головы, кровавое месиво.
— Европейцев в подвал, там безопаснее! — крикнул Файез.
Медиков погнали в подвал, который освещался несколькими маленькими окошками под самыми сводами.
— Ничего себе безопаснее, — ужаснулась Камилла, увидев стоящие вдоль стен армейские ящики с боеприпасами.
— От судьбы не уйдешь, — философски заметил Данила. — Теперь от нас уже ничего не зависит. Как ты думаешь — кто обстреливает базу?
— Такие же головорезы, — вырвалось у Камиллы, но потом она с надеждой посмотрела на Ключникова. — А ты считаешь, что это правительственные войска?
— Даже если и они, то какая разница? Пуля не выбирает, где свои, а где чужие. Где заложники, а где боевики.
Когда первые мины разорвались и со старых стен с шорохом посыпалась сухая глина, Анас и Али уже были готовы к этому. Примерное время начала обстрела они знали от Сармини. Боевики еще беспорядочно метались по двору вместе с медиками, а чистильщики уже юркнули за обрушившуюся стену и исчезли в провале.
Анас спешил выслужиться перед Сабахом. Ведь тот одним движением пальца мог лишить его жизни. Следовало лечь костьми, но сделать то, что от него требовал заместитель Хусейна. И не важно, что Анас предавал своих же товарищей, своего командира. Он думал теперь только о собственной жизни.
Чистильщики выбрались из каменного туннеля в предгорьях. Тут их уже поджидал Сармини с частью отряда.
— Сюда, господин, сюда. Мы вас проведем. Никто не заметил, как мы исчезли из лагеря.
Сармини передернул затвор пистолета и угрожающе посмотрел на Анаса:
— Только попробуй подведи.
— Все будет в лучшем виде, — пообещал чистильщик.
Боевики Хусейна, один за другим, исчезали в провале. Сармини спустился в него последним. Свет фонарей плясал по стенам. Сабах не спешил. Он немного приотстал, чтобы в случае, если впереди ждет засада, первым успеть рвануть к выходу.
Файез неплохо подготовился к обороне. Боеприпасы спрятаны в глубоком подвале. Все огневые позиции размещены грамотно. Сектора обстрела заранее поделены. Во внутреннем дворике уже ухал миномет, пытаясь накрыть невидимых минометчиков за пригорком.
И тут произошло то, чего Файез просто не мог предвидеть. Из-за полуразрушенной стены, прикрывавшей вход в подземный тоннель, один за другим стали проникать люди Хусейна. Их заметили не сразу, ведь никто не ожидал удара с тыла. Большинство боевиков находились на стенах и смотрели перед собой, на подходы к лагерю. Прокравшиеся тайным тоннелем внутрь дувала боевики открыли огонь по всем направлениям.
Люди Файеза срывались с площадок, они были почти беззащитны. Ведь их противник прятался за строениями, за камнями. А они находились на виду.
Бой закончился быстро. От отряда остался лишь с десяток бойцов, сдавшихся в плен. Файез был схвачен. Его связали и бросили посреди двора.
Медиков вывели из подвала. Сармини пообещал, что с ними не произойдет ничего плохого. Мол, просто командиры сводят счеты друг с другом. Журналистка и оператор жались в задних рядах, моля бога, чтобы Сармини не обратил на них внимания. Ведь их головы, по его мнению, стоили очень дорого.
Победитель важно вкатил на джипе за дувал сквозь распахнутые ворота. Следом за ним въехал и микроавтобус. Хусейн спустился на землю. Один из его холуев сдвинул дверцу микроавтобуса. Жены Диба и дети выбрались наружу, настороженно смотрели по сторонам. Хотя, в общем-то, зрелище было не для детских глаз: мертвые тела, кровь на камнях, стреляные, еще горячие гильзы.
Хусейн подошел к связанному Файезу и плюнул на него.
— Где деньги? — спросил он.
— Какие деньги? — абсолютно искренне удивился пленник. — Ты из-за них напал на меня? У меня нет денег. Лишь самая малость. Я расплатился с людьми. Они могут подтвердить. Последнее отдал.
— И ты смеешь мне такое говорить? — рассвирепел Диб. — Где деньги, которые Сармини отдал тебе за то, чтобы выкупить моих жен и детей?
— Ты думаешь, что это я украл твою семью? — изумился Файез. — Я же не сумасшедший. Я бы никогда не пошел на такое. Я даже дал деньги на выкуп. Это Сармини может подтвердить. У меня есть твоя расписка, — вспомнил он.
— Лживый ишак! — крикнул Сабах, выхватывая пистолет. — Я могу подтвердить другое. Я тебе из рук в руки передал выкуп за похищенных тобою женщин и детей.
— Опусти оружие, — сказал Хусейн. — Я буду мучить его до тех пор, пока он не признается, где спрятал деньги.
Диб достал нож и стал водить острием перед лицом Файеза.
— Но не рассчитывай, что останешься в живых. Если не будешь долго упираться, то смерть примешь быструю и легкую. Каждая минута молчания превратится в минуту мучения. Ты пожалеешь, что родился на этот свет.
— Я не похищал твою семью. Могу поклясться на Коране.
— Ты — любитель виски, будешь клясться на Коране? Какая же тебе вера? — сказал Сармини и повернулся к Хусейну: — Дай мне с ним разобраться. Я вытащу из него признание. А то ты, не дай бог, сорвешься, и нам не удастся вернуть деньги.
Хусейн вытер вспотевший лоб, наморщился и готов был уже согласиться с предложением своего заместителя. Оно казалось ему вполне резонным. Сабах умел выбивать признание, как правдивые, так и лживые.
В это время Камилла и Ключников нервно перешептывались, прячась за спинами настоящих медиков.
— Он же его убьет, — журналистка дергала за рукав оператора.
— А тебе что до этого? Это их разборки, их жизнь, — сказал Данила. — Тебе что Джон говорил? Нас всех отпустят. Мы окажемся на свободе.
— Не верю я им. Ты же понимаешь, Сабах просто убьет Файеза. А тот ни в чем не виноват.
— Ни в чем? — удивленно протянул Данила. — Ну, прямо-таки ангел, сошедший с небес.
— Но он не похищал семью Хусейна. Это сделал Сармини.
— Стой, где стоишь! — испуганно вскрикнул Данила, когда журналистка ломанулась вперед, расталкивая врачей и волонтеров.
Хусейн вскинул голову. Наконец он принял решение.
— Он твой, Сабах, — сказал полевой командир.
Камилла оттолкнула пытавшегося ее задержать боевика. Тот не ожидал такой прыти и на несколько секунд растерялся.
— Не спеши! — крикнула она Хусейну.
Тот обернулся, и на его лице застыло выражение удивления. Вот уж кого не ожидал он здесь увидеть. А тут еще и Данила выбрался, продрался сквозь людей и стал рядом со своей подругой.
Сармини, прищурившись, смотрел на беглецов, подумывая о том, что день выдался удачным. Деньги сегодня сами плыли ему в руки. Выкуп за семью Хусейна лежал в микроавтобусе. А насчет телевизионщиков он уже сторговался с депутатом Госдумы.
— Он не похищал твою семью, — голос Камиллы дрожал от напряжения — рука ее указывала на Файеза. — Их украл он, — рука сделала плавный жест и указала на Сармини.
Обвинение было серьезным. Все взгляды устремились на Сабаха.
— Это полный бред, — проговорил заместитель Хусейна, но чувствовалось, что он сильно волнуется. — Эта тварь просто хочет поссорить нас с тобой. Сам подумай — такого быть не может.
Диб усиленно соображал. Необразованный, неотесанный, он все-таки не был лишен интуиции. С самого начала он заподозрил, что в истории с похищением его семьи не все гладко — концы не сходились с концами. Но он слишком доверял своему заместителю, ведь тот так старался освободить его семью.
— У тебя есть доказательства? — спросил Диб, глядя в глаза Камилле.
— Да какие у нее могут быть доказательства? Это же бред! — выкрикнул Сармини.
— Погоди, пусть она скажет, — Диб вскинул руку.
С доказательствами было туго. Ведь ни Камилла, ни Данила не догадались снять увиденное ими в разрушенной церкви на планшетник. Да и что бы смогли доказать эти съемки? Никто бы не опознал на экране Сармини. Просто двигались бы какие-то тени. Стояла же ночь, и расстояние было большим.
— Я… я… — стала заикаться Камилла.
На губах Сабаха уже появилась мстительная улыбка. Он воспрял духом.
Бартеньева внезапно просветлела лицом. Сунула руку в кармана халата и вытащила из него маленького плюшевого медвежонка с ангельскими крыльями. Она несла его к микроавтобусу, сложив ладони «лодочкой».
— Ведь это же твое или твое? — спросила она, переводя взгляд с мальчишки на девочку.
— Я думал, что его потерял, а вы нашли, — сказал мальчик, принимая в руки любимую игрушку.
— Ну, вот, я же говорила, — произнесла Камилла, и ей показалось, что она все доказала.
Сармини же ничего не понимал.
— Хусейн, что ты ее слушаешь? Она же сумасшедшая.
— Мы своими глазами его видели, — указала Камилла на Сабаха, — когда он приезжал к руинам христианского храма, где его подручные прятали твою семью, чтобы снять ее на камеру.
Сказанное почти ничего для Хусейна не проясняло. Какой такой христианский храм, какого черта там делал Сармини? Но две вещи засели-таки в его мозгу. Одна на эмоциональном уровне. Радость первенца, когда Камилла вернула ему найденную непонятно каким способом игрушку. И второй, уже на уровне рассудка. Журналистка упомянула о съемках его похищенной семьи. А ведь именно Сармини «подогнал» ему флешку с записью. Предыдущие факты, нестыковки завязывались в логическую цепь.
Диб еще не поверил, но уже был готов к тому, чтобы поверить.
Связанный Файез почувствовал, что ситуация изменилась — качнулась, как принято говорить, в его пользу. Он даже попытался сесть, но не сумел этого сделать связанным и вновь завалился на бок.
Хусейн недобро прищурился, шагнул к микроавтобусу и забрался внутрь. Из распахнутой дверцы полетело всякое тряпье, а затем раздался подобно звериному рык. Диб выпрыгнул из микроавтобуса с расстегнутой новенькой спортивной сумкой в руках — и высыпал пачки денег под ноги Сармини. После чего резко ударил его кулаком в подбородок. Подошвы ботинок оторвались от земли. Сабах, пролетев по воздуху пару метров, упал на землю. Хусейн, срывая злость, ударил каблуком в поблескивающие на камне очки в тонкой золотой оправе.
— Взять его!
На пытавшегося выхватить из кармана пистолет Сармини тут же навалились боевики. Хусейн глянул на лежащего на земле Файеза. Нагнулся и сам перерезал ножом ему веревки. После чего помог подняться.
— Ты уж прости, что так получилось, — проговорил он.
Файез, еще не отошедший от стресса, не поверивший в то, что остался жив, пробормотал:
— Я все понимаю.
* * *
Дальнейшее происходило с Камиллой как в калейдоскопе. Благодарности Хусейна и его жен. Крики осужденного на смерть Сармини, прощание с Томпсоном и другими медиками из международной миссии. Просьба Джона никому пока не говорить о том, что члены миссии по большому счету — заложники Файеза, а теперь и Хусейна.
Она плохо помнила, как садилась в машину, как старалась не смотреть на Сабаха. Казненный висел на перекладине ворот вверх ногами, живой, но со вспоротым животом.
Главное, что теперь она сидела в машине рядом с Хусейном Дибом, Данила на заднем сиденье, еще один повстанческий джип сопровождал их. Диб крутил баранку, сосредоточенно глядя перед собой. Он пообещал довезти заложников почти до самого порта Латакия.
Камилла не строила иллюзий. Рядом с ней сидел прежний Хусейн. Похищение семьи лишь на время затронуло в его душе сентиментальные струны. Даже у последнего негодяя остается что-то святое. Для Хусейна это были жены и дети.
Теперь, почувствовав себя в относительной безопасности, Камилла подумала «мозгом» профессиональной журналистки: «Как жаль, что многого мы не сняли на камеру».
Данила словно прочитал ее потаенные, еще не до конца оформленные в слова мысли.
— Я все снял на камеру, — сказал он, нагибаясь с заднего сиденья. — У Файеза оказалась в загашниках камера, оставшаяся у него от наших французских коллег. Не такая навороченная, конечно, но для работы сгодится. Нужно будет связаться с ними, когда вернемся, и вернуть.
— Не беспокойся о других. Подумай о себе, — обернулась к Даниле Бартеньева. — Западные журналисты все страхуют. Думаю, за камеру они получили неплохую компенсацию. А ты вечно экономишь на мелочах.
— Диб предлагал заехать за нашей техникой в Абу-эд-Духур, но мне, честно говоря, что-то не хочется.
Хусейн напряженно прислушивался к тому, что говорят его спутники. Русского он не знал. Камилла почувствовала, что полевой командир будет им благодарен, если они в общении между собой перейдут на арабский. Бартеньевой подумалось, что можно попробовать переубедить Диба бросить преступное занятие. Она, как профессиональная журналистка, по опыту знала, что сможет уболтать полевого командира и даже сумеет вырвать у него признание. Мол, все, с прошлым покончено. Но, как та же самая профессиональная журналистка, Камилла наперед знала, что такие обещания мало значат, ей даже приходилось беседовать с людьми, осужденными на «пожизненное».
Человек под влиянием ее обаяния и харизмы даст обещание, но потом вернется к прежнему. Пытаться обратить Хусейна в нормального человека являлось безнадежной задачей.
Камилла сообразила, что лучше всего не разрушать то хрупкое взаимопонимание, установившееся между российскими журналистами и Дибом.
— Я рада, что вы воссоединились с семьей, — проговорила она.
— Это случилось благодаря вам.
Камилла постаралась загнать вглубь ненависть к этому «повстанцу». Она понимала, что не пройдет и дня, как Диб вновь вернется к своей обычной практике: расстрелы под детские считалочки, насилие и бессмысленные убийства. И, самое страшное, рядом с ним не окажется Сармини, который мог его остановить. Камилла и сама не знала, правильно ли она поступила, сдав Сабаха его командиру. Но отступать было некуда. Реальность была таковой, что именно Диб вез ее и Данилу к свободе. Бартеньева с благодарностью сжимала стоящий на ее коленях рюкзак, где лежали деньги, отданные в дорогу Джоном лекарства и планшетник Сармини.
— Я не смогу довести вас до самой Латакии, — произнес Хусейн. — За порт последнее время шли тяжелые бои. Правительственные войска снова заняли город. По внегласной договоренности между нашими и правительственными позициями введена нейтральная полоса шириной в десять километров. Договоренность неофициальная. По обе стороны есть родственники и друзья. Через три километра мне придется высадить вас. Оставшееся расстояние преодолеете пешком. Это все, что я мог для вас сделать.
— Нет проблем, — сказала Камилла.
Тринадцать километров казались ей малой платой за свободу…
В это самое время на палубе корабля ВМФ Российской Федерации, стоявшего в нейтральных водах Средиземного моря, шло обучение. Российский инструктор объяснял сирийским военным, как пользоваться беспилотным вертолетом.
— В вашем распоряжении две машины, — заученно вещал инструктор. — Одна находится в воздухе. Перед ее возвращением на дежурство заступает вторая машина. И так круглые сутки.
Двое сирийцев кивали в ответ. Инструктор взял в руки пульт. Винты на небольшом, почти игрушечном вертолете ожили.
— Машина предназначена для аэроразведки. На ней установлены панорамные телекамеры, — продолжал воспроизводить по памяти заученный текст методички российский инструктор. — Но это нововведение наших оборонщиков, предусмотрены и наступательные функции.
Повинуясь движению отростка на пульте, на беспилотном вертолете пришли в движение стволы пулемета. Беспилотный вертолет взмыл в воздух.
— Боекомплект рассчитан на тридцать стандартных патронов для «АКМ», — пояснил инструктор. — Машина сейчас находится в автономном режиме. А теперь пройдем в операторскую кабину, — предложил он, — и займемся ее непосредственным управлением…
…Хусейн поглядывал на навигатор. Ему из чувства благодарности хотелось как можно ближе подвести русских журналистов в краю нейтральной полосы. Никто из боевиков не услышал за шумом ветра и гулом работающих двигателей тихое шуршание двигателей электроприводного беспилотного вертолета.
Короткая очередь из двух стволов буквально смела с платформ пулеметчиков. Вторая пришлась по водителям замыкающих джипов. Диб смотрел вперед и не заметил потери бойцов. Внезапно перед лобовым стеклом возник почти незаметный, ажурный, исполненный из титановых трубок вертолет-беспилотник. Коротко громыхнула очередь. Хусейн упал на руль простреленной головой. Джип потащило юзом. Машина перевернулась. Боевики на заднем сиденье схватили оружие, выбирались из машины, но беспилотник тут же скосил их, прежде чем они успели ответить огнем.
Камилла вытащила очумевшего Данилу из машины:
— Бежим!
Ключников, мало что соображая, схватил журналистку за руку, и они помчались по каменистой равнине. Пространство было открытым. Беспилотник агрессивно свистел за их спинами винтом.
— Он сейчас нас расстреляет! — крикнула в отчаянии женщина…
Данила понял, что от судьбы не уйти. Он остановился, спрятал у себя за спиной Камиллу и стал размахивать перед собой рюкзаком, словно отгонял шершня. Беспилотник завис напротив него. Гидравлика вжикала, нервно двигая стволами автоматов, выпуклые линзы телекамер уставились на беглецов.
— Пошел отсюда! Пошел, я сказал! — кричал Данила.
Российский оператор всматривался в экран, вслушивался в то, что звучало в наушниках. На всякий случай он перевел управление беспилотником на себя. Наконец, различив в наушниках передаваемую бортовым микрофоном родную речь, просветлел лицом.
— Да это же русские, — сказал он своим сирийским подопечным. — С кем из ваших нужно связаться, чтобы за ними оперативно прислали вертушку? А потом пусть мне доложат!..
Беспилотный вертолет, похожий на детскую игрушку, еще с полминуты повисел перед беглецами, а затем поднял стволы к небу и взмыл вверх.
— Что это было? — вымолвила Камилла, опускаясь на землю.
— Не знаю, — ответил оператор, садясь рядом с ней.
За спиной у них полыхали, догорая, остатки расстрелянных джипов.
— Поднимайся, надо идти, — предложила Камилла.
Данила не пошевелился.
— Знаешь, у меня не осталось сил.
Они сидели обнявшись, смотрели на горизонт. Где-то там, на западе, совсем близко, было море.
— Порт рядом. Всего один рывок, — напомнила Камилла.
— Дай отдышаться. Я не знаю, хватит ли меня на него. Поищи лекарство. Мне кажется, что в меня воткнули раскаленный железный прут. Извини, если мы умрем не в один и тот же день. Это не моя вина.
Камилла распаковывала рюкзак. Упаковка с ампулами была такого же размера, что и пачки с долларами. Журналистка выбрасывала их из рюкзака и злилась.
— Да куда же она завалилась? — причитала она.
Данила глянул в небо. Из-за горизонта выплыл вертолет. Он приближался.
— Кто это? — оцепенев, спросила Камилла, она была готова вновь броситься бежать.
— У повстанцев нет авиации, — уверенно произнес Данила.
Он поднялся на ноги и, превозмогая боль, стал махать над головой рюкзаком.
— Сюда! Мы здесь! — кричал он.
Вертолет с эмблемой ВВС Сирии на борту заложил круг и стал снижаться.
— А ты уверен, что офицеры, оставшиеся преданными Асаду, не торгуют заложниками? — тихо спросила Камилла.
— Сейчас узнаем, — ответил Данила. — Но, думаю, у него прямой приказ забрать нас, поэтому он и от взятки откажется.
Назад: Глава 17
На главную: Предисловие
