Глава 13
Сходка полевых командиров — обычное явление, если силы повстанцев раздроблены и у них нет общего командования. Подобные сходки проводили с глубокой древности и германцы, и славянские племена, еще не успевшие создать свои первые государства. Такой же разброд и шатание ощущались в рядах сирийских повстанцев. Для Запада, для прессы полевые командиры старались создать образ единения — общей цели. На самом же деле каждый командир контролировал свой участок земли, обычно его родные места, кормился с него как мог и мало думал об интересах соседей. Случалось, соседи даже воевали между собой, чтобы решить спорные вопросы.
Для сходки, над созывом которой много поработал Сармини, он выбрал нейтральное место. Старую средневековую крепость в пустынной местности. Естественно, об этом было объявлено в самый последний момент, ведь разведка Асада не дремала. Правительственные войска не упустили бы удобную возможность одним авиаударом уничтожить два десятка полевых командиров, собравшихся вместе. Сармини запустил дезинформацию, будто бы сходка произойдет в другом месте и на день позже.
Руины средневековой крепости высились среди скалистого выжженного солнцем пейзажа, как изъеденный кариесом зуб дракона. Командиры прибывали еще ночью — затемно. Машины шли с выключенными фарами, их тут же загоняли под маскировочную сеть. Во дворе крепости тоже была растянута сетка, так что с воздуха все выглядело пустынно и безлюдно. Собрать двадцать командиров лишь для того, чтобы предложить им помочь Хусейну деньгами, было бы нереально. Его случай не был единичным, хотя боевики старались особо не трогать родственников влиятельных в среде повстанцев людей. Чаще похищали родных у тех, кто жил в Дамаске и занимал какой-нибудь видный пост в администрации Асада, или же у тех, кто имел прибыльный бизнес. Поэтому основным вопросом для сходки явилось предложение скоординировать силы повстанцев, объединиться и провозгласить на контролируемой территории временное правительство.
Сармини прекрасно понимал, что цель эта недостижимая. Пауки в банке по определению не могут договориться между собой. Кому из командиров улыбается стать просто исполнителем чужих приказов, если теперь он — полновластный царь и хозяин на своей территории. Но подобные вопросы стоило поднимать время от времени, чтобы демонстрировать мировому сообществу идейную составляющую, оставляя за рамками чисто бандитскую, связанную с похищением и продажей людей.
Под маскировочной сеткой стоял длинный дощатый, грубо сколоченный стол, вокруг которого были расставлены пластиковые складные стулья. Все приехавшие сдавали оружие во избежание кровавых конфликтов при спорах. В ожидании рассвета командиры сбивались в группки по интересам, обсуждали текущие дела. Среди съехавшихся на сходку явно выделялись три типа командиров. Первая и самая многочисленная группа состояла из откровенных бандитов, косивших под повстанцев. Им по большому счету было невыгодно, чтобы война окончилась, ведь лишь в сегодняшней неразберихе и при полном отсутствии законности они могли вести свой бизнес, прикрываясь лозунгами. Следующая по численности группа состояла из религиозных фанатиков-экстремистов, мечтавших превратить светскую Сирию в исламское государство, живущее по законам шариата со всеми вытекающими из этого прелестями: ношением женщинами паранджи, отсеканием рук ворам, побиванием камнями за супружескую измену… Естественно, предусматривалось и полное уничтожение групп других религий и конфессий. И самую малочисленную группу представляли командиры, считавшие, что цель повстанцев — просто свалить режим Асада, провести люстрацию среди чиновников и в дальнейшем не допускать узурпации власти в светской стране каким-нибудь одним кланом. Первые две группы в силу своей многочисленности спокойно могли расправиться с третьей — либеральной, но не спешили этого делать. Когда приходилось вести переговоры с западными представителями, то на авансцену выпускали командиров, умеющих рассуждать о демократии и общечеловеческих ценностях.
Командиры понемногу рассаживались за столом. Диковато смотрелись заросшие бородами, одичавшие за время войны мужчины с грубыми руками, выставлявшие перед собой навороченные ноутбуки и выкладывавшие планшетники. Нередко рядом клали и солидных размеров ножи — холодное оружие проносить на сходку не запрещалось.
Хусейн не примыкал пока ни к одной из групп, он стоял рядом с Сабахом и вглядывался в лица вновь прибывших.
— Ты смотри, — прошипел он, пожирая глазами молодого мужчину с аккуратной бородкой. — Заместитель Файеза прибыл. Это же надо иметь такую наглость. Они выкрали моих жен и детей, а после этого появляются мне на глаза, — Диб сжал кулаки в бессильной злобе.
— Заместитель может и не знать об этом, — поспешил урезонить своего командира Сармини. — Скорее всего, и не знает. Вот почему Файез и прислал его вместо себя. Если бы от их отряда не приехал представитель, то высчитать виноватого было бы проще простого. А так все в сборе.
Солнце уже поднялось над горизонтом, но еще не так высоко, чтобы заглянуть во двор крепости, с четырех сторон окруженный высокими стенами. Здесь еще царила ночная прохлада.
Обсуждение основного вопроса сходки шло бурно. Никто не возражал против объединения, но каждый выставлял свои условия, которые, конечно же, были взаимоисключающими. Каждый видел себя во главе. Звучали проклятия, оскорбления, но до поножовщины, слава богу, дело не доходило. Сармини, как инициатор сходки, вовремя вмешивался и разруливал конфликт. Он же и вел протокол. В конце концов, проголосовали и приняли меморандум о намерениях, предусматривающий координацию действий полевых командиров и объединение в неопределенном будущем. Короче говоря, документ никого ни к чему не обязывал, сохранял статус-кво, но зато его можно было предъявлять Западу как очередное достижение. Отбыв официальный «номер», перешли уже без протокола к обсуждению разного. Тут уж душой никто не кривил. Командиры разграничивали сферы своего влияния, решая, где и кому позволено безнаказанно грабить, похищать и убивать людей, договаривались об обмене заложниками оптом и в розницу.
Наконец Сармини решил, что время настало, и сообщил высокому собранию, что неизвестные похитили двух жен и детей Хусейна Диба и требуют за них выкуп. Информация тут же вызвала гнев у всех командиров без исключения, хотя многие и были «на ножах» с Хусейном.
— Нужны деньги для выкупа, иначе похитители обещали убить первенца, а голову его прислать отцу, — проговорил Сабах.
— Да кто же это мог сделать? — изумился заместитель Файеза. — У кого рука поднялась?
— Не исключаю, что это дело рук одного из присутствующих, — переводя взгляд с одного полевого командира на другого, убежденно произнес Сармини.
От такого предположения всем стало не по себе. За каждым имелись всякие грешки и прегрешения, но все же посягнуть на семью собрата по оружию — это было уж слишком.
— Не может этого быть!
— Никак не может!
— Никогда не может!
— На такое только люди Асада способны!
Зазвучали возмущенные голоса.
— Меньше всего я хочу обидеть честных людей и добрых мусульман, — голос Сармини звучал вкрадчиво. — Но каждый из нас может оказаться в подобной ситуации. Война ожесточает. Жизнь обесценивается, — звучали прописные истины, после которых Сабах грамотно вставил то, что ему было нужно. — Требуются деньги. Предлагаю сброситься, сколько кто может. Лично я отдаю половину своих сбережений. Ведь все мы воюем за наше счастливое будущее, а оно принадлежит нашим детям.
Отказаться поучаствовать деньгами в освобождении семьи Хусейна после таких слов было сложно. Не заплатишь — попадешь под подозрение. Полевые командиры принялись по очереди называть суммы. Некоторые жертвовали безвозмездно, но большинство все же делало оговорки типа: «Отдашь, когда сумеешь, Хусейн. Дело святое».
Диб благодарил каждого, из надменного и грубого главаря банды он превратился в просящего и униженного.
— Аллах не забудет вашей доброты, — приговаривал он.
Сармини записывал на листке блокнота имена и обещанные суммы, чтобы не перепутать. Несколько десятков тысяч пожертвовал и заместитель Файеза. Теперь Сармини оставалось только при случае объехать отряды и собрать с командиров деньги.
Сходка закончилась, все вопросы были решены. Сабах позаботился и об угощении. Учитывая, что многие из собравшихся были религиозными фанатиками, спиртное не выставляли. Зато во внутреннем дворе средневековой крепости явственно стал чувствоваться дымок от дури, курить ее среди повстанцев не считалось плохим тоном. Соратники подбадривали Диба, обнимали, хлопали по плечу.
— Все будет хорошо… — обещали ему. — Нам надо держаться вместе… потом мы обязательно найдем мерзавца и показательно с ним расправимся, чтобы другим стало неповадно…
Полевые командиры стали разъезжаться. Джипы запылили по каменистой пустыне.
— Хусейн, — позвал Диба Сармини. — Посмотри, кто-то забыл, — и он поднял со стола за цепочку блестящую металлическую флешку.
— Будешь объезжать отряды, спросишь, вдруг на ней что-то важное для человека, — рассеянно ответил Хусейн, все его мысли сейчас были только о семье.
— Зачем спрашивать? — удивился Сармини. — Сейчас посмотрим, что на ней, да и поймем, кто забыл.
Сабах вставил флешку в нетбук, раскрыл. На флешке имелся только один видеофайл. Хусейн уже крутил самокрутку. На экране пошло видео, снятое в каком-то помещении с плохим освещением.
— Диб, быстрее сюда! — крикнул Сабах.
Хусейн глянул на экран и прикипел к нему взглядом, пальцы его замерли, «травка» сыпалась на землю, но командир не замечал этого. На экране он видел свою семью. Обе его жены сидели на лавке, между ними мальчик и девочка. Таймер в углу кадра свидетельствовал, что запись сделана вчера. Младшая жена говорила на камеру:
— У нас все в порядке. С нами хорошо обращаются. Но если ты не заплатишь выкуп, нас убьют.
— Папа, заплати за нас, пожалуйста, — попросил мальчик. — Найди деньги.
На глаза у Хусейна навернулись слезы.
* * *
С самого утра Данила и Камилла были как на иголках. Ассаф ушел из дома, обещал договориться насчет транспорта, на котором собирался не только вывезти беглецов из Абу-эд-Духура, но и доставить их на территорию, контролируемую другим полевым командиром, славившимся своими либеральными взглядами на будущее Сирии.
Ассаф ушел и пока еще не вернулся. Ключников с Бартеньевой оказались в запертом снаружи доме.
— Считай, мы с тобой снова в тюрьме, — невесело пошутила журналистка.
И тут кто-то постучал в дверь, к тому же стучал настойчиво, словно был уверен, что в доме кто-то есть.
— Ассаф, заснул ты, что ли? — раздался с улицы голос.
Беглецы замерли, затаились. Визитер не спешил уходить, стучал и стучал. Затем послышался звук подъехавшей к дому машины, двигатель заглох. Камилла тревожно глянула на своего друга.
— Люди Хусейна? — беззвучно спросила она.
— Не паникуй. Все будет хорошо, — ответил мужчина, он хоть и пытался говорить уверенно, но и сам боялся.
Это было бы ужасно, пройти такие испытания и вновь оказаться в заложниках.
— Ты чего в пустой дом стучишь? — донесся с улицы голос Ассафа, говорил хозяин нарочито громко, чтобы его услышали «квартиранты».
— Куда это ты собрался с мебелью? — спросил визитер.
— Коммерческая тайна, — рассмеялся Ассаф. — Тебе чего от меня понадобилось?
— Денег немного хотел одолжить. Получится?
Мужчины еще поговорили на улице. Затем Ассафу все же удалось сплавить надоедалу.
— Чтобы он ушел, мне пришлось одолжить ему пятьдесят долларов, — сказал хозяин, когда вышел к гостям.
Проверить, так это или не так, не представлялось возможным. Не станешь же догонять попрошайку и спрашивать его. К тому же даже если Ассаф и дал деньги, то дал их в долг, а не насовсем. Но портить отношения с тем, кто собирался их спасать, не стоило. Пятидесятка перешла из рук в руки. Ассаф выглядел вполне довольным жизнью, настроение ему немного портило лишь то, что с платежеспособными иностранцами в скором времени ему предстояло расстаться. Он вздохнул и пошел открывать ворота.
Вскоре во двор вкатил старый грузовик, груженный такой же старой мебелью.
— Все утро с двоюродным братом по разбомбленным домам собирали, — пояснил хозяин, спускаясь из кабины на землю. — Выглядит убедительно. Теперь многие домашний скарб перевозят с места на место.
Опасения Данилы, что Ассаф нарывается на то, чтобы оплатить еще и работы своего двоюродного брата, оказались напрасными. Больше о деньгах их спаситель разговора не заводил.
Ключников с сомнением смотрел на грузовик:
— Но нас же сразу разоблачат. Мы совсем не похожи на местных.
— Почему это, сразу разоблачат? — усмехнулся улыбкой проходимца Ассаф. — Вас никто не увидит. Я все предусмотрел. Женщина поедет в шкафу, а для вас я приготовил место в диване. Там большой ящик для белья. Очень удобно, я и матрас туда положил. Можете убедиться.
— А нельзя ли ехать нам обоим в шкафу?
Данила уже забрался в кузов. Но оказалось, Ассаф прав. Шкаф был небольшим — одностворчатым. Там могла уместиться, и то, поджав ноги, одна Камилла. Вдвоем было не забраться и в диван.
— Тебе же врач говорил, что лучше лежать, — напомнила Бартеньева.
— Можем выезжать хоть сейчас, — предложил Ассаф.
Сборы были недолгими. Рюкзак и запас продуктов с водой взяла с собой Камилла, а Даниле достался автомат. Ключников посадил журналистку в шкаф, поцеловал и произнес:
— Все будет хорошо.
— Надеюсь, — улыбнулась Камилла и потянула на себя дверцу за скобу для галстуков.
Ассаф надежно обвязал шкаф веревкой и приторочил его к деревянному борту кузова.
— Ехать чуть больше часа. На этой дороге блокпостов обычно не бывает, — объяснял Ассаф, поднимая матрас дивана. — Устраивайтесь.
Ездить внутри дивана Даниле еще никогда не приходилось, он чувствовал себя глупо, забираясь с автоматом в ящик для белья.
— Не бойтесь задохнуться, я и в диване, и в шкафу просверлил дырки для вентиляции, — напутствовал Ассаф и закрыл матрас, как крышку.
Слабый свет проникал в ящик для белья через вентиляционные отверстия и щели. Пахло какой-то химией — отравой для насекомых. Тощий матрас лишь немногим смягчал фанеру днища. Грузовик тронулся. Ассаф вел машину аккуратно, чтобы не рассыпалась мебель. Даниле вскоре показалось, что он путешествует в гробу.
«Ложиться в гроб живым, — подумал Ключников, — плохая примета», — и тут же стал гнать от себя эту навязчивую мысль.
Камилла сидела в шкафу, здесь тоже пахло какой-то отравой. Журналистка отыскала ее источник — к стенке был приклеен диск от моли. Отыскать отыскала, а вот выбросить его не могла. Дверца закрыта плотно, да еще и на ключ снаружи, вдобавок шкаф обвязан веревками. Поджатые ноги постепенно затекали, приходилось шевелиться. Но попробуй пошевелись, когда ты заперта в узком шкафу. Вскоре Бартеньева уже почти не чувствовала левую ногу, на которой ей приходилось сидеть. Журналистке никогда не приходилось ездить в ментовском «стакане», но, судя по описаниям, ей довелось сейчас переживать что-то подобное.
Ассаф ехал, особо не спеша. Дорога была без твердого покрытия, неровная. За грузовиком тянулся шлейф пыли. Водитель крутил руль и подпевал включенной магнитоле. Настроение было приподнятое, заработанные деньги приятно оттягивали нагрудный карман. Впереди у дороги показался мужчина с поднятой рукой. Ассаф в другое время остановился бы подобрать, но только не теперь. Он лишь развел руками, на пару секунд отпустив руль, чтобы показать — он ничем не может помочь.
Через пару километров кончалась территория, которую контролировали боевики Хусейна. Затея с вывозкой беглых русских заложников обещала быть непродолжительной, прибыльной и удачной. Впереди показался остов сгоревшей заправки. А за ней оказалось то, чего Ассаф почти не предвидел, — блокпост, которого раньше здесь не было. Но откуда ему было знать, что Хусейн после побега журналистки и оператора расставил своих людей на всех направлениях. У дороги высилось что-то вроде башенки, сложенной из мешков, заполненных песком. Из амбразуры грозно торчал ствол пулемета. Рядом на пластиковых ящиках из-под кока-колы сидели двое оборванцев. Один постарше, с бородой, второй еще совсем юноша. Они лениво ели дыню. Бородач догрыз ломоть, вытер руки о штаны, взял автомат и, поднявшись, махнул водителю, мол, стой. У юноши в одной руке было охотничье ружье, в другой он держал свежеотрезанный ломоть сочной дыни.
Ассаф послушно остановился, вышел из машины, с улыбкой поздоровался.
— Беженцев везешь? — прищурившись, спросил бородач и пошевелил пальцами босых ног.
— Какие беженцы, уважаемый, — тут же стал отпираться Ассаф. — Видишь, никого нет. Меня соседи попросили их мебель из Абу-эд-Духура в Махор перевезти. Надо же как-то на жизнь зарабатывать.
— Врешь. Ворованная у тебя мебель, — все еще щурился бородач.
— Зачем ворованная? — вскинул брови Ассаф. — Люди из города бежали впопыхах, а теперь устроились, вот я им мебель и везу. Надо же им спать на чем-то.
— Они, значит, будут на диване спать. А мы с тобой, — бородач обернулся к юноше, — на соломенных тюфяках. Не видишь, на чем сидеть приходится? Как последние нищие, на ящиках. Все, твой диван мы забираем на нужды революции. Да здравствует свободная Сирия!
— Смерть кровавому диктатору! — по ситуации отозвался Ассаф, подлизываясь к бородачу.
Дядя с юным племянником, поставленные на блокпост Хусейном, проклинали это место. Машины здесь ездили редко — одна-две в день. Особо не поживишься.
— Сгружай диван и езжай куда хочешь, — строго приказал бородач.
— Послушайте, — взмолился Ассаф, уже предчувствуя недоброе. — Зачем вам старый диван? Я не могу его отдать. Он не мой, а соседский.
— Ты еще спорить со мной собрался? — грозно нахмурил кустистые брови бородач и навел ствол на водителя. — Так мы и машину твою заберем.
— Грузовик старый, еле ездит, — Ассаф сделал над собой усилие, уж очень ему не хотелось расставаться с деньгами. — Я лучше вам заплачу, все, что мне соседи дали.
Ассаф, волнуясь, трясущейся рукой полез в карман, намереваясь вытащить сотню баксов. Но беда никогда не ходит одна. Из кармана выскользнула вся пачка и рассыпалась веером на земле. Секунд пять все трое тупо смотрели на деньги.
— Они мне сто долларов заплатили, — Ассаф хотел нагнуться и поднять деньги.
— Стой, где стоишь, — приказал бородач, присел на корточки, сгреб доллары и стал рассовывать их по карманам.
Этого зрелища Ассаф не смог вынести, он сжал кулаки.
— Я пожалуюсь вашему командиру — Хусейну Дибу.
— Жалуйся, — разрешил бородач.
— Может, он и не вернет мне деньги, но у вас их точно отберет, — в запале обрисовал очень вероятную комбинацию Ассаф.
Сказал и тут же прикусил язык, потому как понял, что попал в точку. Бородач сверкнул глазами, принципы Хусейна он знал не понаслышке. Диб наверняка заберет деньги — все, до последнего доллара.
— Зря ты так, — произнес бородач, передергивая затвор автомата.
Грянул выстрел. Пуля вошла точно в лоб водителю, хоть бородач особо и не целился. Мертвое тело упало на землю. Дырочка во лбу была совсем маленькой, словно шмель сел на Ассафа. Зато заднюю часть черепа снесло, в пыль густо потекла кровь.
— Дядя, что ты натворил? — юноша застыл с поднесенным ко рту куском сочной дыни.
— А ты что хотел, чтобы он на нас Хусейну пожаловался? Или с деньгами его собирался отпустить? — оскалился бородач. — Скажешь кому, не посмотрю, что ты мой племянник. Ясно?
— Ясно, — промямлил юноша, только начинавший постигать мастерство боевика. — А с трупом что делать станем?
— В кабину посадим. Грузовик к тростникам отгоним и подожжем, — привычно, как о чем-то обыденном, сказал бородач. Вот только диван снимем. Чего добру пропадать. А то надоело на ящиках сидеть.
Бородач открыл задний борт машины. Данила слышал и разговор, и, естественно, выстрел, поэтому наверняка знал, что произошло и что ожидает его с Камиллой. Сам поднять тяжелый матрас он не мог. В узком ящике не получалось и взять на изготовку автомат. Ключников затаил дыхание, напрягся. Почему-то больше всего его волновало то, что чувствует сейчас Камилла.
— Тяжелый, — взялся за дальний конец дивана бородач. — Я его тебе толкать буду, а ты с земли подхватывай. — Боевик повесил автомат за спину и стал толкать диван.
Юноша принимал его с земли. Данила почувствовал, как матрас под ним поехал, заскользил. Молодой боевик не удержал диван, в котором стремительно сдвинулся центр тяжести. Он еле успел отскочить, матрас отвалился. Ключников выкатился на землю, прижимая к себе автомат.
Бородач широко открыл глаза. Медлить было нельзя. Данила передернул затвор и выстрелил очередью. Раненный в грудь боевик упал на колени. Он еще сумел стащить автомат, но вторая очередь отбросила его к шкафу. Юноша трясущимися руками переломил стволы охотничьего ружья, но никак не мог вставить патроны, выронил их. Испуганно посмотрел на Ключникова, а затем отбросил бесполезное ружье и побежал к сгоревшей автозаправке.
Данила вскинул автомат, прицелился, словил спину юноши в прорезь. Но нажать на спусковой крючок так и не смог. Одно дело выстрелить во врага, который реально может убить тебя через секунду, и другое — стрелять в спину убегающего мальчишки. Ключников опустил автомат, забрался в кузов и развязал веревку, стягивающую дверку шкафа. Камилла сидела бледная, губы у нее дрожали.
— Все уже кончено, выходи, — голос Ключникова звучал тихо.
Бартеньева с ужасом посмотрела на прошитого пулями бородача. Данила подхватил ее под руки, приподнял и перенес через мертвое тело.
— Боже, — проговорила Камилла, увидев на земле убитого Ассафа. — За что нам с тобой такое?
— Один боевик убежал. Я не стал его убивать. Он еще так молод, — признался Ключников, отсоединил рожок от автомата бородача и сунул себе за пояс.
— Он все расскажет Хусейну, — ужаснулась Камилла.
— Я не смог его убить. Я оператор, а не бандит! — выкрикнул Ключников.
— Ты правильно сделал. Вот только что теперь делать нам?
— К черту, все к черту! — Данила чувствовал, что впадает в истерику. — Я снова убил человека! Это ты понимаешь?
Ключников схватил убитого бородача за ноги, подтащил к заднему борту. Безжизненное тело глухо ударилось о каменистую землю. Бартеньева даже вскрикнула:
— Зачем?
— Не собираешься же ты возить с собой труп! Едем.
За борт полетели и шкаф, и остатки мебели. Взгляд у Камиллы был как у умалишенной. Глаза остекленели. Данила буквально затолкал ее в кабину, сел за руль. Старенький грузовик завелся не сразу, он еще потрепал беглецам нервы. Наконец двигатель заурчал. Ключников немного сдал назад, чтобы объехать лежавшего на дороге мертвого Ассафа.
— Извини, приятель, что так получилось, — проговорил он, со злостью переключая передачу.
— Ты что-то сказал? — отстраненно спросила Камилла, глядя перед собой и ничего не видя.
— Не обращай внимания, я просто с мертвецами разговариваю.
Грузовик, безбожно трясясь, мчался по дороге. Временами по пути попадались остовы сгоревших машин. Если присмотреться, то в некоторых можно было разглядеть обгоревшие трупы. Но Данила не хотел присматриваться, он гнал, чтобы подальше уехать от того места, где ему пришлось убить человека. Юношу он пощадил, но факт все равно оставался фактом, на его совести смерть. Он прокручивал случившееся в памяти раз за разом, понимал, что поступил единственно правильным образом, что бородач заслуживал смерти. Но все равно мозг сверлила нелепая мысль:
«Неужели нельзя было договориться? Ведь мы люди, можем говорить на одном языке. Хорошо, тебе нужны были деньги, нужен был этот чертов диван. Да забирай ты их. Зачем же убивать?.. Но это не он тебя убил, а ты его, — тут же приходила в голову предательская мысль. — А теперь ищешь себе оправдание. Так и серийный убийца, маньяк, они ведь тоже находят оправдание своим преступлениям. Человек устроен таким образом, что обоснует необходимость чего угодно, любой мерзости».
— Черт, черт! — выкрикнул Ключников, ударяя ладонями по баранке.
— Ты чего? — на удивление спокойно спросила Камилла. — Это не мы виноваты, а они. Ты же не хотел убивать, а они хотели.
И это ничем не подкрепленное спокойствие странным образом передалось Ключникову.
Мотор несколько раз чихнул, а затем окончательно заглох. Данила выругался. Задремавшая Камилла открыла глаза.
— Почему стоим? — с тревогой спросила она.
— Бензин кончился, — доходчиво объяснил Ключников.
— Хреново.
— А я и не говорю, что хорошо.
Данила выбрался из кабины сам, помог журналистке.
— Ты как себя чувствуешь? — спросила женщина.
— Инъекция еще действует. Дальше придется идти пешком.
Беглецы зашагали по дороге. Солнце уже клонилось к горизонту. Их огромные тени извивались на земле.
— Давай не будем думать о том, что произошло, — проговорила на ходу журналистка. — Я же вижу, ты постоянно думаешь об этом выстреле. Потом, когда выберемся отсюда, думай сколько угодно. А сейчас забудь. Тут идет война, а на войне убивают, это аксиома.
— Попробуй тут не думать, — криво ухмыльнулся Данила. — Голова кругом от всего идет. Война ужасна тем, что она крутит тобой как хочет, заставляет совершать поступки, которые идут вразрез с твоими убеждениями.