– Мура… ну давай, заинька… ну еще чуть-чуть… ну постарайся, Мура… да, да, не сбавляй… еще, еще, еще… Все-о-о-о!!! Уф-ф-ф-ф…

«Болгарка» смолкает. Отец снимает защитные очки.

Зайка-Мура, выложившаяся на сто сорок шесть процентов, лежит, не в силах шевельнутся… Я, вымотавшись не меньше (хотя на данном этапе мой вклад был чисто моральным), подхожу, расстегиваю охватившую ее сбрую, убираю клеммы…

Мы молодцы! Все трое молодцы, но Питер Пэн всех молодцеватее! Именно я все придумал, именно я собрал из подручных деталей преобразователь, позволяющий Муре выдавать съедобные для пилы-«болгарки» 200 В/50 Гц. С погрешностями выдавали, не без того, но «болгарка» работала! И сделала свое дело!

Алюминиевую цистерну опоясывает теперь по периметру разрез, не предусмотренный конструкцией, верхнюю часть можно легко и просто снять, как крышку с кастрюли. Ну, не совсем уж легко и просто, она громоздкая и весит немало, но снимем…

Крепления, удерживающие цистерну на шасси автоприцепа, демонтированы ранее. Но пока пусть побудет на колесах, нам ее надо еще доставить на берег ковша, здешнего внутреннего водоема, и спустить на воду…

Потому что это не просто разрезанная вдоль автоцистерна. Это корпус корабля – к Новой Голландии долгие годы спустя вернулись ее кораблестроительные функции! Вернее, первенцев российского флота строили по соседству, в Адмиралтействе, а здесь на складах хранили корабельный лес, парусину, такелаж и прочие материалы, из которых корабли создавались… Не важно, все равно я сейчас горд не менее, чем тезка-царь гордился первым спущенным со стапеля фрегатом!

…А началось все с того, что вчера вечером отец безапелляционно заявил: по суше мы до Бехтеревки не доберемся. Вернее, добраться теоретически можно… Нет задач нерешаемых при надлежащей концентрации сил и средств.

Например, нам бы очень пригодился тактический ядерный заряд – небольшой, пустяковый, с полкилотонны мощностью, – способный прожечь, испарить широкий проход в «серой слизи», что широкой подковой охватила клинический комплекс… Летательный аппарат достаточной грузоподъемности, способный летать над Зоной, тоже не помешал бы. Или, на худой конец, те слизезащитные костюмы-скафандры, что разрабатывают в НИИ ИАРОР. Но этот вариант самый ненадежный – разрабатывать-то они разрабатывают, да все никак в серию отчего-то не запускают, видать, полевые испытания проходят не так уж гладко.

Увы, ни ядерного заряда, ни летательного аппарата у нас не имелось… И даже ненадежные и недоработанные скафандры раздобыть возможности не было.

Зато у меня вертелась в голове смутная мысль о возможности путешествия водным путем… Плавание на белом рояле в компании Дракулы показало: воды невской дельты не настолько уж смертельно опасны, как принято о них думать.

Если же добавить к Дракуле-разведчику оружие, беспощадно глушащее всех подводных обитателей, – Зайку-Мурата (на тот момент я еще по привычке считал Муру Муратом), то, пожалуй, можно странствовать не только по мелководным каналам, но и рискнуть выйти в Неву, где встречаются действительно крупные твари, и подобраться к Бехтеревке с тыла. Для электроудочки – а Зайка, по сути, мощнейшая электроудочка, мечта любого браконьера, – размер добычи не помеха… Более того, чем крупнее цель электроудара, тем сильнее ей, цели, достается – возникающая разность потенциалов прямо зависит от длины тела жертвы.

Максим Кириллович Панов призадумался, затем выдал короткий вердикт:

– Может сработать.

Рояль, разумеется, для задуманного рейда не годился. И утром мы обревизовали небольшую флотилию, имевшуюся в распоряжении Новой Голландии.

Флотилия была невелика – три однотипных двухместных плавсредства. До сих пор нигде, кроме ковша, эти «корабли» не плавали. И не поплывут, как убедились мы с отцом…

Хотя спроектированы катамараны как раз для водных разведывательных работ в питерской Зоне. Как раз для каналов и проток невской дельты спроектированы… Проблема в том, что их проектировщики в Зоне не бывали и понятие о ней имели чисто умозрительное.

Им, проектировщикам, поставили задачу: создать плавсредство, способное передвигаться там, где не смогут бесперебойно работать ни бензиновые, ни электрические двигатели и где попутный ветер поймать будет нелегко, а ходить галсами против ветра не позволит малая ширина каналов… Дополнительное условие: места опасные, и руки веслами занимать чревато, в руках надо держать оружие, готовое немедленно открыть огонь.

Проектировщики долго голову не ломали. И велосипед изобретать не стали… Они его, велосипед, тупо скопировали. Да, да, именно водные велосипеды, в изобилии имеющиеся на лодочных станциях в парках культуры и отдыха, послужили образцом и прототипом: тот же катамаран с педальной тягой (только поплавки стали длиннее и объемистее, что благотворно сказалось на грузоподъемности и остойчивости, и отрицательно – на маневренности). Те же два посадочных места – открытых, ничем не защищенных. То же гребное колесо сзади – шумное, шлепающее по воде.

После первого же испытания, проведенного на ковше, Леденец сразу заявил: он лучше положит на стол заявление об увольнении, чем отправится на таком гробу исследовать акваторию Зоны. Среди его подчиненных тоже не нашлось добровольцев для испытаний чудо-техники в полевых условиях.

На том тема водной разведки заглохла… Катамараны вытащили из ковша, убрали в дальний пакгауз, где их и обнаружили отец и сын Пановы, осмотрели и пришли все к тому же выводу: не годится эта техника, спроектированная злостными вредителями. Конечно же, вредителями: сидят в каком-то НИИ или КБ, деньги немаленькие государственные получают, а технические решения воруют на лодочных станциях парков… Сталина на них нет с Берией.

Мне представлялось, что нужна лодка, объемистая, легкая, с небольшой осадкой и в то же время с прочным корпусом и хорошей остойчивостью… Нечто вроде тех широких, на мыльницы похожих прогулочных катеров, что в былые времена возили экскурсии, небольшие – человек на десять-двенадцать – по питерским каналам. Наверняка эти катера не все канули при Прорыве, но где их искать, я понятия не имел…

Затевать еще одну экспедицию, сухопутную, для поиска подходящего судна? Потеряем драгоценное время и не факт, что найдем.

А затем я увидел ее… Цистерна-прицеп, достаточно длинная (семь с половиной метров, как я потом точно замерил) стояла в дальнем углу, у стены пакгауза. Кроме нее, там ржавели морские контейнеры, оставшиеся от прежних времен – тех, когда военные передали Новую Голландию городу и ее начали использовать как парк для отдыха и развлечений… Контейнеры стащили в угол, оборудуя нашу базу на Новой Голландии, чтобы не мешались. Ныне облезшие, все в потеках ржавчины, когда-то они были ярко раскрашены и использовались как точки по продаже сувениров, напитков, выпечки… Цистерна в те времена тоже была торговой точкой – не давала гуляющим-отдыхающим погибнуть от жажды, оделяя пенным квасом всех желающих и не скупящихся.

Сейчас вид у цистерны не самый презентабельный – грязная, и краска во многих местах отслоилась, облезла. Но сам алюминиевый корпус цистерны коррозии, естественно, не поддался. Не коррозирует он, алюминий…

«А почему бы нет?..» – подумал я в первый же момент, как увидел цистерну. «А как и чем?» – подумал я чуть позже. Дальнейшее известно: собранный мной преобразователь, знатный корабел Максим Панов с «болгаркой», Зайка-Мура, послужившая источником энергии… И вуаля – корпус корабля готов к спуску со стапеля (вернее, с прицепа) и к оснащению у причальной стенки.

– Жаль, нет шампанского… – вздыхаю я. – Перед спуском на воду полагается окрестить судно, разбив бутылку о борт.

– По-моему, оно уже крещеное… – Отец сейчас с другой стороны цистерны, и говорит он каким-то странным сдавленным голосом. – Погляди-ка…

Я обхожу прицеп, а Максим Кириллович Панов не выдерживает и начинает хохотать. Через секунду я присоединяюсь к нему.

Дальнейший наш диалог звучит странно. Пара-тройка реплик – взрыв здорового смеха, еще пара реплик – новый взрыв… И так далее.

– Теперь я с полным правом могу звать тебя Хамом, хе-хе-хе-хе…

– Э-э-э, с чего это? Я не согласен… Почему не Симом или Иафетом?

Дружный смех.

– Жаль, Волковка не судоходна…

– А зачем она нам?

– На «Арарат» бы сплавали, как положено… Но ничего, «Дагвино» будет почти по пути…

Новый смех.

– А где мы возьмем семь пар чистых и семь пар нечистых? У Сэмми-Волдыря девятнадцать душ списочного состава да нас двое… Недобор.

– А Красные мутанты в клетках? Вполне сойдут за нечистых!

Нет, отец и сын Пановы не сошли с ума… Они всего лишь прочитали название, волею случая украсившее борт судна.

Раньше там красовалась надпись крупными буквами: «ХМЕЛЬНОЙ КВАС».

Теперь вибрации, выдаваемые «болгаркой», заставили осыпаться краску с тех мест, где она отслаивалась, держалась непрочно. И надпись приобрела вот какой вид: «НОЙ ВАС».

– Нас Ной… что?? Признавайся, папа Ной, что ты с нами затеваешь сделать?

– На что будет воля Господа, то и сделаю… Мы, божьи праведники, народ подневольный…

…Сразу после спуска загадка разрешилась. Ной-корабел (не без помощи Хама-проектировщика) собирался «нас» – всех, кто рискнет взойти на борт ковчега, – банально утопить. Грузоподъемность у посудины оказалась что надо. А вот боковая остойчивость – хуже некуда. Если мы с отцом стояли ровно посередине вогнутого дна, судно вело себя прилично. Стоило сделать шаг к борту, начинало опасно крениться, норовя зачерпнуть воды.

Но я уже вошел во вкус работы инженера-кораблестроителя. Полет моей конструкторской мысли было не остановить, даже шарахнув дуплетом из двустволки крупной гусиной дробью.

Техническое решение мелькнуло мгновенно: разберем один из этих технических уродцев, порожденных вредителями из неведомого КБ. Нет, даже два разберем, что их жалеть… Корпуса-поплавки приделаем по бокам цистерны, тем самым превратив ее в тримаран, остойчивость получится идеальная. Гребные колеса и педальный привод тоже задействуем. Для каналов сойдет, но вот потянет ли такой движитель против течения Невы – вопрос отдельный. Но вопросы будем решать по мере их возникновения.

Однако без помощи «болгарки» вновь не обойтись… И я обращаюсь к Зайке-Муре, скушавшей ударную дозу «энерджайзеров» и уже оклемавшуюся от праведных трудов:

– Заинька, а еще раз сможешь? На этот раз немного, минут на десять, не более?

– П-п-п-по…

– Постараешься? Ай-й-й!!! Да что же ты током взяла манеру драться-то, а?!!

– П-п-п-пошел т-ты, П-пэн… Н-н-н-на с-склад-д-д-де цел-л-л-л-лый ящик «эт-т-таков»!

Вот это да… «Этаки», они же «вечные батареи», были завезены сюда, на Новую Голландию, когда в результате локального мини-Прорыва накрылась «сучья прядь», питавшая базу электричеством. Однако стоят «этаки», мягко говоря, недешево – изготавливают их исключительно из артефактов, вынесенных из первоначальных Зон Посещения. И я по умолчанию был уверен, что при эвакуации запас «вечных батарей» полностью вывезли. Ошибался… Зря третировал Муру, получается… Всю базу запитать от «этаков» я не смогу, не из чего заново собрать демонтированную систему. Но сделать еще один небольшой, на одну «болгарку», преобразователь для меня не проблема.

– Что же ты сразу не сказала?! – возмущаюсь я.

– Т-ты не сп-п-п-прашивал…

Непонятное местоимение «вас» мы все-таки отскоблили, и корабль получил гордое и лаконичное имя «Ной». А дооборудованию его предшествовала тренировка членов будущего экипажа…

Вернее, меня интересовали проверка возможностей лишь одного мутанта по прозвищу Жукер – самого, пожалуй, уникального существа из всего собравшегося на Новой Голландии зверинца. На Жукера я возлагал большие надежды в свете предстоявших на Садовой раскопок.

Остальные зверолюди подтянулись к месту испытания своей волей… И кое-кто из них устроил небольшую демонстрацию возможностей в борьбе за вакантные места на борту ковчега – Волдырь оказался прав, в Хармонт, в потерянный Эдем, к молочным рекам и кисельным берегам рвались все нынешние обитатели Новой Голландии…

Впрочем, обо всем по порядку.

Испытание возможностей Жукера происходило на бывшей площадке для велотриала среди фигур, имитирующих лестницы, спуски, парапеты и поручни, – место показалось мне идеальным, вновь объявившихся на острове ловушек здесь не было.

Площадка находилась рядом с ближним краем Рыночной площади, практически перед Кузней. Когда-то в Новой Голландии строили парк развлечений, да так и не успели окончательно достроить, но эта утеха велосипедистов-экстремалов успела появиться на свет и пережила все последующие метаморфозы острова. Монолитные бетонные конструкции проще было оставить на месте, чем возиться с их разрушением.

…За то время, что мы не виделись, Жукер подрос и в то же время словно бы помолодел: панцирь новенький, как из магазина, – ни потертостей, ни мелких повреждений хитина…

Перелинял, понятное дело. Растет наш Жукер очень быстро, но короткими периодами после очередной линьки, пока не затвердело хитиновое покрытие. К настоящему моменту Жукер вымахал примерно… ну… с крупную морскую черепаху, наверное. Сравнение наиболее корректное, учитывая форму тела и тот факт, что передвигаться в вертикальном положении он не умеет (что ходит на четвереньках, сказать тоже нельзя: конечностей у Жукера шесть).

Главное аномальное свойство этого мутанта состоит в том, что он меняет вязкость среды перед собой. Меняет настолько, что грунт, каким бы окаменевшим и слежавшимся он ни был, размягчается, приобретает свойство, именуемое сверхтекучестью, – то самое свойство, из-за которого гибнут люди в зыбучих песках.

Жукер в образовавшейся его трудами сверхтекучей почве не гибнет, не тонет… Он в ней перемещается, как подводная лодка. Вернее, в нашем случае – подземная. Грунт за ним смыкается, сверхтекучесть теряет, но прежним спрессованным монолитом быть перестает…

Внутреннего скелета этот гибрид человека и жука-скарабея не имеет: все тело покрыто твердыми щитками-пластинками, которые, собственно, и генерируют уникальное виброполе, размягчающее любую сыпучую породу. Кроме того, наружный скелет защищает Жукера от давления почвы на глубине.

Органы его чувств тоже соответствуют аналогичным органам жуков и кузнечиков… И при всем при этом в глубине головогруди скрыт сложный и развитый мозг, сравнимый по возможностям с человеческим, а не то примитивнейшее устройство из трех сросшихся ганглиев, что мы называем мозгом у насекомых.

Меня сейчас интересовало главное: насколько талант Жукера применим для прохождения сквозь твердые покрытия? Что сквозь базальт и гранит ему не пробиться, и без того понятно. А вот насколько ему окажутся «по зубам» асфальт и бетон? Без эксперимента не ответить…

Отдавал команды Жукеру в ходе эксперимента Сэмми «Волдырь» Хогбенс. Нашу речь насекомообразное существо слышит плохо, ушей в нашем понимании у него нет, зато он очень хорошо воспринимает вибрации всей поверхностью тела. Обычно делу помогает небольшая коробочка, крепящаяся к панцирю и преобразовывающая нашу речь в нечто, более понятное Жукеру. Но для подземного эксперимента коробочку пришлось снять…

– С асфальта начнем или с бетона? – спрашивает Сэмми.

– С асфальта, – отвечаю я, не раздумывая.

Умение проходить сквозь бетон может очень пригодиться позже, когда и если мы доберемся до филиала «Клиники Св. Духа», но туда не попасть без «попрыгунчиков», укрытых под многослойным асфальтом Садовой.

Волдырь отдает команду – не знаю уж, колебаниями своего «сонара» или ментально. Жукер медленно вползает на заасфальтированный участок площадки. Он вообще медлительный, основательный, спокойный, особенно в такие прохладные дни, как сегодня: терморегуляции не имеет, и температура тела соответствует температуре окружающей среды.

Не знаю уж, как другие зверолюди сумели подбить на побег этого покрытого хитином флегматика… В отличие от прочих вольной жизни он не знал никогда и сожалеть соответственно о ней не мог. Он угодил под крыло ЦАЯ не то что сразу после рождения – после первого УЗИ, сделанного его беременной матери. Кстати, свой день рождения Жукер с полным на то основанием может праздновать дважды в году: поначалу на свет появился овоид – нечто вроде огромного яйца без скорлупы, с мягкой кожистой поверхностью. В нем, в овоиде, Жукер прошел личиночную стадию развития и лишь затем еще раз родился, уже в нынешнем своем облике.

– Начали! – командую я, Сэмми команду ретранслирует.

Поначалу кажется, что ничего не происходит, что асфальтовое покрытие остается монолитным и все-таки придется смотаться за Периметр и раздобыть там оборудование для раскопок…

Но так лишь кажется. Вскоре становится видно: асфальт перед жвалами и передними конечностями оборачивается чем-то рассыпчатым порошкообразным, и исполинский скарабей начинает медленно и наклонно туда погружаться…

Причем процесс чем дальше, тем больше ускоряется. Похоже, Жукеру удалось опытным путем подобрать параметры вибрации, лучше разрушающие связь битума, минеральной крошки и песка – в основном из этих трех субстанцией асфальт и состоит.

Жукер полностью исчез из вида, последними скрылись задние лапы – широкие, веслообразные.

Я нагнулся, пощупал сыпучий результат его горнопроходческих работ и подумал: откладывать поиски нельзя ни на день… Ударят летние жары – битум размякнет, зерна его начнут тотчас же склеиваться обратно.

– Отойди, он готовит выброс, – советует Сэмми. – Нет, нет, вон туда отойди…

Отхожу – и очень вовремя. Над площадкой начинается извержение небольшого наклонного пылевого не то вулкана, не то гейзера. Жукер пустил в ход бомбарду – свою, природную, напоминавшую по принципу действия аналогичное оружие жуков-бомбардиров…

– Прекращаем? – интересуется Волдырь. – А то он до водоносного слоя этак дороется… С асфальтом и грунтом все понятно?

Он вскарабкался на бетонный парапет и уселся там, как знаменитый Шалтай-Болтай на стене. Правильно сделал – не слишком-то удобно общаться с существом ростом тебе по бедро, да еще постоянно целящимся в тебя громадной лысиной.

– Прекращаем, – соглашаюсь я. – Пусть возвращается, и попробуем еще раз во-он там, где забетонировано.

– Начал строить камеру… – информирует Сэмми.

Дело в том, что возводимый туннель идеально соответствует размерам Жукера – и вытянутому телу в нем попросту не развернуться. А заднего хода он не имеет.

И в эксперименте наступает новая фаза – человек-жук там, внизу, остановился и расширяет туннель, готовит себе круглую камеру для разворота. А здесь, наверху, Питер Пэн размышляет и вслух теоретизирует:

– Я вот все думал: зачем, для чего нам подарены эти аномальные мутации, а? Явно ведь, что они – не случайные повреждения, нанесенные генам Зоной. Иначе одна удачная мутация приходилась бы на тысячи неудачных, нежизнеспособных… А налицо обратная картина.

– Надумал что-нибудь? – спрашивает Волдырь без особого интереса.

– Да! Вот сейчас смотрел на Жукера – и окончательно понял. Нам указывают путь! Дорогу в космос нам указывают, Сэмми! В случае с Жукером дают понять: на Земле есть ветвь на эволюционном дереве, прямо-таки предназначенная для космической экспансии!

– Какая ветвь? И кто дает понять?

– Ветвь – насекомые, разумеется. А кто дает понять… ОНИ, разумеется. Творцы Зон Посещения… Инопланетяне, проще говоря.

Волдырь захихикал. Он у нас вообще смешливый. С трудом, сквозь смех, произнес:

– Теперь осталось только подыскать пару для Жукера… Учитывая способность насекомых размножаться в геометрической прогрессии, отряд космонавтов можно будет сразу расформировывать… Заодно и астронавты с тайконавтами дружными колоннами пусть маршируют в центры занятости.

– А ты зря хихикаешь. Тот же Жукер при перегрузке в десять «же» вполне бодро разгуливает по полу, а мы с тобой ляжем пластом, ни рукой не шевельнуть, ни ногой. И к перепадам давления, и к изменениям состава атмосферы насекомые гораздо менее чувствительны, чем люди. Излучений не боятся – там, где человек быстренько загнется от лейкемии, тараканы живут и размножаются. Да и наружный скелет гораздо более совершенен и функционален, чем внутренний. У нас кости только опора – а для защиты своего мягкого, ранимого тела приходится натягивать на себя кучу разных вещей, начиная от одежды и заканчивая космическим скафандром. А у Жукера свой хитиновый скафандр всегда при себе.

Делаю паузу, смотрю на Сэмми – но по направленной на меня лысине трудно понять, насколько он проникся и вразумился.

– Вот только с мозгами у насекомых имелась проблема до появления Жукера, – продолжаю я. – Обмельчали, выродились, в крохотном тельце просто места нет для развитого мозга… Гигантских насекомых прикончил тот же катаклизм, что и динозавров, а сейчас эволюция застопорилась, топчется на месте.

– Не сама собой застопорилась, – внес поправку Волдырь. – На пути эволюции тромбом встал некий биологический вид… угадаешь какой? Подсказка: название начинается на «хомо», а заканчивается на «сапиенс».

– Тромб, не тромб, не важно… – отмахиваюсь я. – Важно то, что разумный Жукер – это подарок нам, это скачок на новую ступень, это бесценный помощник в деле освоения космоса – настоящего дальнего космоса, не ближних околоземных орбит. Людей, например, так и не научились вводить в длительный анабиоз и замораживать не научились – так, чтобы потом разморозить, не повредив необратимо клеточных мембран. А для Жукера не нужна никакая хитрая аппаратура для гибернации! Просто помести его в отсек с отрицательной температурой, и он будет лететь к звездам хоть сто лет, хоть двести – долетит и проснется живым, здоровым и бодрым, едва лишь температура повысится… И ты прав, один такой мистер Жукер с одной миссис Жукер вполне смогут заселить подходящий для них мир своими потомками.

– Если все так, то раса жукеров не станет помощниками хомо сапиенсам в деле космической экспансии… – выдает Сэмми новую порцию оппортунизма. – Зачем тогда жукероидам будет нужно человечество? Балласт, да и только… Я вообще одно время подозревал, что предназначение у хомо сапиенсов одно-единственное: создать условия для нового витка эволюции. Извлечь из земных глубин радиоактивные изотопы, существенно повысить радиоактивный фон; сжечь нефть и газ, в разы увеличив содержание це-о-два в атмосфере. И эволюция снова рванет вперед: строительного материала, углерода, – избыток, геном активно мутирует от излучения… Вновь встанут травы до неба, а между ними насекомые ростом с человека шнырять будут. Разумные жукеры. А вас не станет… Вы в такой атмосфере и при таком излучении жить не сможете. Сделаете свое дело и уйдете. Не к звездам – навсегда, насовсем.

Он делает паузу и меняет тему:

– Наш будущий космический первопроходец возвращается… И что-то он непонятное несет… Что-то он там нашел интересное, когда расширял камеру.