Третья испанская экспедиция в Мексику прошла под руководством Эрнана, или Эрнандо Кортеса, – если называть его по тому имени, под которым он был известен все то время. Ко времени похода ему было уже под 40, поскольку родился он примерно в 1480 году. Родом он был из городка Медельин, что в Эстремадуре, и впервые побывал в Индиях в 1506 году. Он был родом из боковой обедневшей ветви эстремадурской семьи Монрой и приходился дальней родней Овандо из Санто-Доминго. У него также были родственные связи с одним из членов Совета королевства, Лоренсо Галиндесом де Карвахалем. У него было множество кузенов, но ни одного брата или сестры. Его отец и дед по материнской линии поддержали Ла Бельтранеху в гражданской войне 1470-х годов; его дед, Диего Альфон Альтамирано, был мажордомом одного из предводителей проигравшей стороны, графини Медельин, дочери Хуана Пачеко, знаменитого фаворита короля Энрике IV. Замок Медельин был осажден королевскими войсками в 1476 году, и дед Кортеса, возможно, был в то время там. Так что завоеватель Мексики как никто другой был знаком с восстаниями, войнами и заговорами.

Городок Медельин, принадлежавший графу с той же фамилией, находился в восьми милях на запад от Вильянуэвы-де-ла-Серена, находившейся в чудесной долине Серена, где хранился архив Месты и где раз в год собирались несколько сотен участников этого «овечьего сообщества». Так что жителям Медельина было не в новинку контактировать с внешним миром. Кортес посещал университет Саламанки и там выучился латыни. Возможно, он каким-то образом был связан с деканом собора Саламанки, Альваро де Пасом. Некоторое время он прожил в Севилье в качестве нотариуса. В Медельине он познакомился не только с культурой Кастилии – ведь во времена его детства в городе были и еврейские, и мусульманские кварталы. Преемник его деда в качестве мажордома замка также был евреем, обратившимся в христианство в 1492 году, когда Кортесу было примерно двенадцать лет и когда на месте синагоги началось строительство церкви Санта-Сесилия.

Как мы знаем, Кортес служил своему родственнику Овандо в качестве нотариуса в новом городе Асуа на южном побережье Эспаньолы со своего прибытия туда осенью 1506 года до 1510 или 1511 года. Затем он стал секретарем Диего Веласкеса де Куэльяра, который взял его с собой на Кубу и фаворитом которого он сделался. Кортес скорее всего был свидетелем того, как Веласкес основал несколько новых городов на Кубе. В промежуток между 1516 и 1518 годами он также был одним из судей Сантьяго, тогдашней испанской столицы острова. Он получал довольно хороший доход от добычи золота.

Кортес был осторожным и невозмутимым человеком. Его никогда особо не заботил комфорт. Он хорошо владел пером, если судить по его искусным письмам Карлу V – единственным документам, которые стоит прочесть из всей литературы, появившейся в результате завоеваний. С другой стороны, он был тем еще сластолюбцем: список женщин, с которыми он побывал, включая множество мексиканок, огромен. Его лучший портрет – медальон, сделанный уроженцем Страсбурга Кристофом Вайдитцем.

Экспедиция Кортеса была гораздо серьезней, чем предпринятые его предшественниками, ибо он взял с собой двадцать кораблей и почти шесть сотен человек, включая матросов. Как и Эрнандес де Кордова, он взял аркебузиров. Как и Грихальва, он взял артиллерию. Но в отличие от них обоих он взял лошадей. Он взял с собой не только священника, отца Хуана Диаса из Севильи, который сопровождал Грихальву, но также неутомимого брата-мерседерианца Бартоломе де Ольмедо из окрестностей Вальядолида в Кастилии, который наверняка помогал ему просчитывать реакцию кастильского двора на его действия.

С Кортесом также было около двадцати женщин, которые были не только монахинями или любовницами, но и бойцами (роль женщины-конкистадора еще ждет своего изучения). С ним было множество молодых людей, только что прибывших из Испании, – таких как Гонсало де Сандоваль и Антонио де Тапиа, оба из его родного Медельина, а также свободный чернокожий солдат, Хуан Гарридо, побывавший во множестве битв на Карибах, Пуэрто-Рико, Гвадалупе, во Флориде вместе с Понсе де Леоном и на Кубе с Веласкесом.

Большинство людей в экспедиции провели по нескольку лет на Кубе, однако были и те, кто специально прибыл из Санто-Доминго – например Хуан де Касерес, который стал мажордомом Кортеса. Также имелись и те, кто и раньше бывал на Юкатане, как под началом Эрнандеса де Кордовы, так и Грихальвы или же в обоих экспедициях – например три старших лейтенанта (Альварадо, Авила и Монтехо). Также в экспедицию отправились Хинес Мартин Бенито де Бехар (который великолепно играл на тамбурине) и Педро Прието. Некоторые, как Франсиско де Монтехо и Берналь Диас дель Кастильо, сначала отправились в Индии с Педрариасом, но затем уехали на Кубу, когда пребывание в Дарьене стало слишком тяжелым испытанием для их здоровья и терпения.

Кортес встал во главе экспедиции как только Педро де Альварадо вернулся из своего путешествия с Грихальвой. Веласкес дал ему указания заселить земли, обнаруженные Грихальвой, распространять христианство, составить карту побережья от Юкатана на север – и по возможности разведать, есть ли там пролив в Тихий океан, который в то время еще называли Южным морем. Где бы он ни высадился, он должен был заявить права на землю от имени испанских монархов. У него был еще один необычный указ – разузнать о «людях с большими широкими ушами, и о других, у кого лица похожи на песьи, а также где и в каком направлении живут амазонки, которые, со слов индейцев, которых ты берешь с собой, живут не так далеко».

Люди Кортеса были родом почти что из всех уголков Кастилии, однако больше всего среди них было уроженцев Андалузии – примерно 36 %, в особенности из Севильи. Примерно 16 % происходили из Эстремадуры, чуть меньше – из Старой Кастилии. Командиры, однако, были в основном из Эстремадуры, включая тех, кого Кортес знал всю свою жизнь и кто безоговорочно поддержал бы его в трудный час. Верность предводителю-земляку была обычным делом среди первого поколения конкистадоров. Пара людей были родом из Арагона и Каталонии, один или двое из Валенсии, почти никого из Гранады. Кортес еще взял с собой нескольких кубинских индейцев в качестве слуг или рабов: Веласкес дал на это свое разрешение.

Его армией, когда она, наконец, была сформирована, командовали Педро де Альварадо из Бадахоса, который являлся племянником того самого Диего де Альварадо, что был одним из старейших испанских поселенцев Эспаньолы, Диего де Ордас из Кастроверде-дель-Кампо в Кастилии, Алонсо де Авила из Сьюдад-Реаля, Андрес де Тапиа, возможно, происходивший из медельинской семьи. Позднее среди командиров появился Гонсало де Сандоваль, который также родился в Медельине и в конечном счете стал правой рукой Кортеса. Ни один из них не имел большого военного опыта, хотя некоторые участвовали в боях, приведших к захвату Кубы Испанией. Диего де Ордас сражался в трагической битве при Турбако в 1509 году, будучи в экспедиции Охеды, когда был убит Хуан де ла Коса. Сам Кортес сражался на Кубе и, возможно, на Эспаньоле. Но все же большинство были родом из семей, где культ оружия был основной темой для разговоров, и у некоторых, как у самого Кортеса, отцы сражались в войне против Гранады.

Альварадо, несомненно, поделился с Кортесом своими впечатлениями о Новом Свете, найденном Эрнандесом де Кордовой и Грихальвой. Кортес внимательно слушал.

Он и его экспедиция сначала направились на Юкатан. Там они нашли монаха из Эсихи, Иеронимо де Агилара, который потерпел крушение в 1509 году во время экспедиции Никуэсы. Ему несколько лет пришлось жить среди индейцев майя. Один из людей Кортеса, Анхель Тинтореро, рассказал, как во время охоты на дикого вепря на острове неподалеку от Юкатана (как он помнил) он наткнулся на Агилара в индейской одежде, сжимавшего потрепанный «Часослов». Агилар на первый взгляд был так похож на индейца, что никто не понял, что он испанец. Но он знал язык майя. Когда позднее Кортесу подарили рабыню-мексиканку Малиналь, или «Марину», как ее назвали испанцы, которая говорила как на языке майя, так и на науатле (языке мешика), он смог общаться со своими предполагаемыми противниками с помощью корявого, но эффективного двойного перевода.

После нескольких стычек в различных местах Мексиканского побережья Кортес разбил лагерь недалеко от Вера-Крус, пренебрегши желаниями Диего Веласкеса. Там он подавил восстание, начатое сторонниками губернатора, которые присутствовали в экспедиции и хотели, по-видимому, отправиться домой. Он сумел наладить контакт с жителями побережья, тотонаками, которые были данниками мешика. Уже тогда он и его друзья, как и Грихальва до него, обнаружили признаки человеческих жертвоприношений: «подобие алтаря с запекшейся кровью» было одной из их неприятных находок на Юкатане.

Монтесума, император мешика, заигрывал с Кортесом. Он осыпал его подарками, а также попытался выяснить как можно больше об этих пришельцах с длинными волосами, острыми мечами и большой физической силой. Его колдуны, которые, как мы предполагаем, были его шпионами, доложили, что главные испанцы всю ночь вели беседу, а на заре вновь оседлали своих коней. Монтесума подарил Кортесу два тяжелых колеса хорошей работы, сделанных из золота и серебра, которые скорее всего являлись мексиканскими календарями (это были репуссе). Их скорее всего изготовили в подарок Грихальве – но тот отбыл раньше, чем они были закончены. На той стадии завоевания они показались прекрасными трофеями.

Кортесу невероятно повезло в том, что он высадился на территорию, контролируемую мешика в тот год, который жрецы посвятили доброму богу Кетцалькоатлю. Кортес и его конкистадоры пришли с того же моря, куда по легенде давным-давно ушел этот бог на плоту из змей. Кортес сыграл на этом: ведь в другой легенде говорилось, что Кетцалькоатль однажды вернется – хотя нет доказательств того, что подобная легенда существовала до завоевания. Мешика скорее всего приняли Кортеса за пропавшего бога. Именно поэтому Кортесу официально вручили одежду, походившую на одеяния Кетцалькоатля.

Кортес отправил двух прокурадоров – Алонсо Эрнандеса де Портокарреро из Медельина и Франсиско де Монтехо из Саламанки – с докладом королю. Эти люди были самыми обыкновенными прокурадорами в полном смысле этого слова. И Кортес отправлял их как своих представителей, а не представителей Вера-Крус. Несомненно, выбор пал именно на них потому, что они чувствовали себя при дворе как в своей тарелке. Кортес не упомянул о том, чтобы они доложились Диего Веласкесу, но поскольку Монтехо имел некоторую собственность на Кубе, он задержался там на день-другой по пути в Испанию. Именно здесь часть сокровищ Кортеса увидел один из его друзей, который потом рассказал о них кубинскому губернатору.

Эта миссия была обсуждена заранее. Среди сокровищ были «колеса», подаренные Монтесумой, а также подборка характерных мексиканских произведений искусства: резное дерево, бирюза, мозаики из камней и перьев, золотые украшения и нефрит. Правда, там не могло быть тех больших скульптур, которые впоследствии заслуженно прославят Мексику. Двое конкистадоров также доставили новости о том, что Херонимо де Агилар, считавшийся пропавшим без вести в последней экспедиции Никуэсы, жив-здоров и служит королю в качестве переводчика.

В августе Кортес оставил на берегу порядка сотни человек, в то время как сам, взяв с собой тотонаков в качестве носильщиков, повел остальных по тропическим низинам в умеренную зону Мексики недалеко от Пероте, через горы у востоку Теночтитлана, столицы Мексики.

Кортесу и его армии по пути в Теночтитлан пришлось пережить много сражений гораздо большего масштаба, чем все те, в которых европейцам пришлось участвовать в Новом Свете. Однако после битвы с тлаcкаланцами они заключили с ними союз. Тлаcкала, как мы знаем, являлся городом-государством, который часто воевал с мешика. Также им пришлось сражаться при Чолуле, где испанцы сочли, что местные жители собираются напасть на них. Это было маловероятным, но все же численное преимущество было не на стороне экспедиции, и люди, естественно, опасались подобного нападения. «Если бы мы не обрушили на них эту кару, наши жизни оказались бы в великой опасности», – прокомментировал Берналь Диас дель Кастильо, один из множества членов экспедиции, описавших это событие.

Затем Кортес и его спутники встретились с императором Монтесумой. Это была одна из самых пышных встреч в истории. Она произошла в ноябре 1519 года на южном мосту, ведшем через озеро Тескоко к Теночтитлану. Кортес прибыл с четырьмя или пятью сотнями европейцев, в сопровождении носильщиков и слуг-тузецев, не являвшихся ацтеками и желавшими служить ему. Эти люди были рады поддержать иноземного военачальника, который мог бы помочь им свергнуть гнет мешика.

Кортес и другие предводители экспедиции, как, например, Педро де Альварадо и Гонсало де Сандоваль, облаченные в свою броню и верхом на великолепных испанских лошадях, произвели огромное впечатление. У Кортеса была пара бойцовых собак, которые наверняка обеспокоили мешика. Вероятно, к Теночтитлану была подвезена и пара пушек на повозках, которые тянули тотонаки, – что впервые показало жителям Северной Америки полезность колеса. Вдобавок в отряде были и аркебузиры, которые могли устроить громкую стрельбу, даже если стреляли они не слишком метко.

Мешика скорее всего уже были наслышаны о длинных, крепких и страшных испанских мечах, которые успели показать свою смертоносность во время путешествия от побережья.

Монтесума лично принял Кортеса, окруженный множеством изысканно разодетых мексиканских придворных. Перед императором шел человек, держащий в руках резной шест, подчеркивающий его власть. Испанцы были знакомы с этой частью церемонии, и некоторые из них даже смогли оценить замечательную резьбу, которой был покрыт посох. Может быть, император и не хотел встречаться с Кортесом, но местные традиции гостеприимства требовали этого.

Манеры мексиканцев были безупречны: «вежлив, как мексиканский индеец» стало типичным словесным оборотом в Испании XVII века. Монтесума сошел со своих зеленых носилок, согласно записям, украшенным драгоценными камнями, резьбой, перьями и прочими предметами роскоши, которыми славился его народ. Возможно, император носил вышитый плащ с зеленой пернатой короной – вроде той, что представлена в Музее Человечества в Вене, и был обут в украшенные золотом сандалии. Коснувшись земли, он поцеловал руку Кортеса.

Кортес, вероятно, спросил: «Ты ли это? Ты ли Монтесума?» Затем он преподнес императору жемчужное ожерелье, из жемчуга, собранного, вероятно, на острове Маргарита в Венесуэле, где испанские добытчики жемчуга были особенно активны. В ответ Монтесума подарил Кортесу двойное ожерелье из красных улиток с восьмью креветками, сделанными из золота. Красный цвет ожерелья, возможно, подтверждал, что Монтесума в действительности верил в то, что Кортес может быть реинкарнацией пропавшего бога Кетцалькоатля, – ведь красный был одним из основным цветов этого божества.

Затем император обратился к Кортесу. Согласно записям фрая Бернардино де Саагуна, францисканца, который, добравшись в 1526 году до Мексики, посвятил свою жизнь изучению этой цивилизации, это было самое удивительное приветствие в истории. Предполагается, что Монтесума сказал:

«О, владыка наш, ты измучен усталостью, ты испытал тяготы, ты прибыл, чтобы жить на земле. Ты пришел править городом Мехико, ты пришел, дабы сесть на твою циновку, сиденье, которое я некоторое время берег для тебя… я не грежу и не сплю. Мне не снится, что я вижу тебя, гляжу в твое лицо… Ушедшие правители устроили так, чтобы ты посетил этот город, чтобы ты сошел на мою циновку, на твое сиденье».

Перевод с мексиканского (науатль) XVI века, сделанный Саагуном, вызвал множество скептических комментариев, – но так или иначе, подобные торжественные слова приветствия были произнесены. «Это твой дом» до сих пор является традиционным испанским приветствием незнакомцу, даже на полуострове.

Кортесу и его людям были предоставлены комнаты во дворце напротив покоев Монтесумы, за священной огороженной территорией, на том месте, где сегодня находится городской ломбард. После нескольких дней, проведенных в страхе быть запертыми, а затем убитыми мексиканцами на досуге, Кортес захватил императора и держал его в качестве пленника в этих самых комнатах. В течение периода между ноябрем 1519 и апрелем 1520 года Монтесума продолжал править Мексикой, в то время как Кортес правил Монтесумой. Кортес обучил императора использовать аркебузу, и они провели множество интересных бесед, впоследствии приведенных во многих воспоминаниях.

Отношения между Кортесом и Монтесумой стали довольно близкими, и однажды Кортес заявил, что с его оружием и талантом полководца и с мексиканскими человеческими ресурсами они, несомненно, смогли бы покорить мир вместе – или хотя бы Китай. В то же время между конкистадорами и мешика возникала напряженность – например, когда Кортес, Андрес де Тапиа с несколькими товарищами выставили изображения Девы Марии и святого Мартина в главном храме на вершине пирамиды и разбили несколько идолов мексиканских богов, останки которых были сброшены к основанию здания.

В январе 1520 года Монтесума официально присягнул на верность королю Испании Карлу V. Это, как и многое другое во время пребывания Кортеса в мексиканской столице, довольно сомнительно – вероятнее было бы предположить, что понятие вассала в Мексике отличалось от принятого в Испании. Тем не менее, до XV века мексиканцы считались вассалами тепанеков, и теперь Кортес предполагал, что они станут вассалами Кастилии. Некоторые очевидцы подтверждали, что своими глазами это видели, и определенная уступка верховной власти имела место. Быть может, Монтесума даже согласился принять христианство. Также предполагалось, что Кортес не преследовал иной цели, кроме как убедить Монтесуму признать себя вассалом Карла V.

Конец этому невероятному совместному правлению наступил в апреле 1520 года, когда около тысячи испанцев, возглавляемых опытным конкистадором, завоевателем Ямайки и заместителем командующего Кубы Панфило де Нарваэсом, высадились в ВераКрус, полные решимости захватить или убить Кортеса и установить здесь власть губернатора Кубы. Вместе с Нарваэсом пришли множество опытных и лихих авантюристов, отличившихся в битвах на Эспаньоле и Кубе. И снова бесчисленные кубинские индейцы отправились вместе с Нарваэсом в качестве рабов и слуг. Кортес сказал Монтесуме, что новоприбывшие в основном баски. Это было не так, даже если среди них и были баски – такие как Хуан Боно де Куэхо, один из капитанов Понсе де Леона во Флориде и предводитель похода на Тринидад за рабами в 1515 году.

Кортес оставил своего заместителя, Педро де Альварадо в Теночтитлане и отправился к берегу, в Семпоаллан, где ночью внезапно атаковал своих соотечественников-испанцев, находившихся под командой Нарваэса. Это было первой битвой между испанцами в Америке. Около десятка людей Нарваэса были убиты. Сам Нарваэс был ранен, схвачен и провел многие месяцы в плену в Вера-Крус. Затем Кортес вернулся в Теночтитлан с армией, пополнившейся новобранцами, переметнувшимися к нему. Теперь у него было намного больше лошадей.

Однако в то же время Альварадо в Теночтитлане, опасаясь нападения, вроде того, что случилось в Чолуле прошлой осенью, выражаясь в терминах современной стратегии, нанес упреждающий удар. Он вырезал большую часть мешикской знати на празднике, но после этого сам был окружен. Кортес вошел в Теночтитлан, чтобы начать осаду, но не смог этого сделать. Настрой мешика сильно отличался от того, что был предыдущей зимой. Монтесума погиб на крыше дворца, пытаясь усмирить бушующую толпу. По запискам фрая Франсиско Агилара выходит, что он был убит камнем, брошенным из толпы. Переговорив c Альварадо, Кортес решил втайне покинуть город ночью.

Некая женщина, набиравшая воду, подняла тревогу. В жестокой битве, разгоревшейся ночью 30 июня 1520 года на тракте из Такубы в Теночтитлан, так называемой Ночи Печали, многие испанцы были убиты. Многих застали врасплох и захватили спящими, чтобы потом принести в жертву на вершине главной пирамиды.

Испанцам все же удалось перегруппироваться в городе Такуба, где теперь стоит церковь Лос-Ремедиос. Они маршем прошли вдоль озера Тескоко и разбили мешика в открытом бою неподалеку от города Отумба. У них получилось полностью восстановить силы по другую сторону гор в Тласкале. Жители этих мест, непримиримые враги мешика, стали «союзниками» испанцев, они встретили их и помогли им в обмен на договор, который отдавал им право на владение долиной Мехико.

Тлаcкала был крупным городом-государством, успешнее всех сопротивлявшимся вхождению в империю мешика. Прочие народы были покорены и вынуждены подчиниться – что им, конечно, не нравилось. Некоторые из них сочли прибытие испанцев дарованной небом возможностью вернуть свою былую независимость. Многие тлаcкаланцы воспринимали испанцев как наемников, надеясь с их помощью выиграть, и пошли, как они считали, на тяжелую сделку в обмен на их помощь.

Кортес и его офицеры понемногу оправились от ранений. После этого они посвятили несколько месяцев завоеванию небольших городков империи мешика – например Тепеаки к востоку от столицы. Кортес умышленно использовал террор, чтобы избежать последующего сопротивления. Наконец его армия, усиленная помощью местных индейцев и новыми испанскими добровольцами, прибывшими из Санто-Доминго, весной 1521 года осадила Теночтитлан.

В это время из Испании через Канары вышла экспедиция, отправленная двумя старыми конверсо, компаньонами Кортеса, Хуаном де Кордовой, известным серебряных дел мастером из Севильи, и Луисом Фернандесом де Альфаро, торговцем и некогда морским капитаном, который привез Кортеса в Индии в 1506 году и чья жизнь была описана раньше. Родриго де Бастидас из Санто-Доминго тоже отправил экспедицию.

Кортес собрался атаковать Теночтитлан со стороны озера, поручив севильцу Мартину Лопесу построить двенадцать бригантин. Они были построены в Тлаcкале, доставлены через холмы по частям и были собраны в дельте реки, впадавшей в озеро: впечатляющее действие, наподобие акции Бальбоа на Панамском перешейке.

Много раз испанцы терпели неудачи во время осады и долгой битвы. Это сражение обычно описывается как невиданное в Новом Свете, наравне с наиболее кровавыми европейскими битвами: оно, несомненно, было одной из решающих битв мировой истории. Благодаря использованию бригантин испанцы быстро получили контроль над озером и, соответственно, отрезали мешика от источников снабжения пищей и прочими припасами. Бои привели к разрушению города и гибели от голода или во время битвы многих мешика. Последние почти всегда бросались в бой с храбростью, возможно, подбадривая себя священными грибами и кактусом пейотль. Но 13 августа 1521 года двоюродный брат и наследник Монтесумы, молодой император Куаутемок, сдал город Кортесу. Многие тысячи мешика были убиты. Этот народ никогда больше не оправился от краха, но в то же время некоторые из выживших мешика присоединились к последующим завоеваниям на стороне испанцев. Потери испанцев в Мексике с 1518 года составляли около пяти сотен человек.

Победа Кортеса над многократно превосходящими силами мешика имеет несколько объяснений. Более дисциплинированные испанцы были организованы в отряды и подразделения, аналогов которым у мешика не было. Кортес проявил себя превосходным командиром: он всегда был спокоен, особенно в сложных ситуациях Он всегда бился в первых рядах и всегда был способен творчески импровизировать, если дела шли плохо. Он был хорошим лидером как при отступлении, так и в наступлении, он умел ободрять своих солдат, говоря сдержанным и вдохновляющим голосом. Он также умел объяснять «превосходным образом… нашу святую веру» индейцам.

Сыграли свою роль и другие моменты. Берналь Диас писал, как во время осады Теночтитлана Кортес эффективно поддерживал связь по переписке с Альварадо. Берналь Диас комментировал: «Он всегда писал нам, что делать, где и как нам сражаться». Роль переписки во всех этих завоеваниях XVI века была названа «буквальным преимуществом» или «возможно… самым важным» различием между испанцами и местными. Одна из переводчиц Кортеса и впоследствии его любовница, Марина, также сыграла огромную роль.

Обе стороны были убеждены в своем преимуществе. Убежденность испанцев в том, что они несут истинную веру тем, кто приносит в жертву людей, стоила многого. При Кортесе находились трое или четверо священников (священник Хуан Диас, брат Херонимо де Агилар, фрай Бартоломе де Ольмедо, францисканец фрай Педро де Мельгарехо) – но все его люди сами по себе были одержимы религией. Эта религиозность усиливалась по мере продолжения конкисты, когда вскрывалась правда и правда о человеческих жертвоприношениях, которые практиковали индейцы.

Испанцы также оказались способны на импровизацию и поиск решений, которые мешика казались по меньшей мере странными. Например, когда после завоевания Теночтитлана стало отчаянно недоставать пороха, Кортес отправил двоих своих самых надежных товарищей Франциско де Монтано и Диего де Пенялосу к вулкану Попокатепетль. Те спустили в кратер третьего, Франсиско де Месу, дабы набрать в корзину серы.

Однако решающим фактором оказались оружие и лошади. Чтобы не дать мешика прятаться на крышах зданий своей столицы, забрасывая улицы камнями, был открыт ураганный, пусть и не точный, огонь из мортир и кулеврин. Лошади не были эффективны при рукопашном бою в городе – но они сыграли решающую роль в полевых сражениях, например в битве при Отумбе; к тому же сначала они показались мешика ужасающей диковиной. Аркебузы и более старинное оружие вроде арбалета не играли большой роли в сражениях – но длинный заточенный кастильский меч, как и везде на Карибском архипелаге, стал важнейшей частью испанского успеха. По сравнению с ним мешикские мечи из острого обсидиана, вставленного в деревянные рукояти, были предназначены в первую очередь для того, чтобы ранить, а не убивать, поскольку их хозяева рассчитывали ранить противника и взять его в плен ради жертвоприношений по праздникам.

Артиллерию необходимо было перевозить. В этом испанцы могли положиться на помощь своих индейских союзников. Вначале, вероятно, им помогали кубинские индейцы. Вряд ли Кортес отправился бы в Теночтитлан из Вера-Крус, если у него с самого начала не было столько «сипаев». Даже у пехотинцев были слуги; и солдаты, и офицеры обычно держали при себе индейских девушек в качестве любовниц. Последствием этого стало появление в Мексике расы метисов, что тоже благотворно сказалось на боевом духе испанцев.

Следующим звеном успеха испанцев стала вспышка в старой Мексике осенью 1520 года эпидемии оспы, которая ослабила сопротивление индейцев и унесла нескольких выдающихся предводителей. Испанцы по сравнению с индейцами были куда устойчивее к этой болезни. Это, должно быть, имело сильный психологический эффект, а кроме того, свело на нет численный перевес, который всегда был у мешика. Эта эпидемия была отмечена в Испании в 1518 году, на протяжении следующего года она свирепствовала в Санто-Доминго и была привезена в Новую Испанию одним рабом Нарваэса.

Двусмысленные отношения Монтесумы с его испанскими захватчиками тоже должны были отрицательно повлиять на многих его соотечественников.

После завоевания Кортес начал восстановление Теночтитлана. Он привлек к делу выживших мешика и некоторых своих союзников, например жителей Чалько, которые были известны своим зодчеством с тех пор, как они работали на строительстве столицы мешика в XV веке. Это было одним из величайших триумфов планирования городов в ренессансном стиле: в 1518 году, до разрушения, Теночтитлан, как было уже сказано, превосходил по размерам любой из городов Западной Европы. Он был восстановлен всего за три года в том же масштабе по плану, разработанному одним из друзей Кортеса из Бадахоса, Алонсо Гарсиа Браво. По словам францисканского монаха Мотолиньи, индейцы работали с невероятным энтузиазмом и целеустремленностью, восстанавливая то, что некогда было их гордостью.

Индейцы были потрясены двумя западными изобретениями, с которыми их познакомили испанцы, – колесом и воротом. Испанцы во время войны использовали повозки для перевозки пушек. Несмотря на то что у мексиканцев был гончарный круг, они не сообразили использовать колесо для транспортировки. Также у них не было подходящих домашних животных. Повозка и ворот, преобразившие работу над строительством Теночтитлана (который скоро превратился в Мехико), стали для них откровением. Они помогли обращению индейцев в христианство. Если у иноземцев были подобные технологии, то их боги (Дева Мария, святой Мартин, святой Христофор и Троица) тоже, наверное, настоящие.

Духовное завоевание Мексики стало следующим шагом после физического покорения. Оно стало триумфом прозелитизма. Многие мешика сочли, что победа Кортеса означала триумф христианского Бога и святых. Во многом они были правы.

Вскоре Кортес начал раздавать своим сторонникам энкомьенды. В письме королю Карлу он объяснил, что не хотел бы так делать, но принужден к этому тем, что для награждения отличившихся просто недоставало сокровищ. Среди первых энкомьендерас были, разумеется, герои завоевания – Андрес де Тапиа, Педро де Альварадо и Хуан Харамильо.

Весной 1521 года подробный доклад о Теночтитлане (по словам Петера Мартира, конкистадоры называли его «Богатой Венецией») наконец-то достиг Испании. Мартир сообщал об этом в письме своим привычным корреспондентам, маркизам де Мондехар и де лос Велес. Осенью в Севилью прибыли двое новых посланников Кортеса – Алонсо де Мендоса и Диего де Ордас. Первый был уроженцем Медельина, старым другом Кортеса, но не принадлежавшим, видимо, к этой большой аристократической семье. Второй, Диего де Ордас, родился в Старой Кастилии и в 1518 году был магистратом в Сантьяго-де-Куба, как и Кортес, став одним из его первых командиров.

Эти двое рассказывали о невероятном городе, который они осаждали, об империи мешика, которую Кортес уже окрестил Новой Испанией. Они говорили о той решимости, с которой их командир стремился завоевать ее для Испании. В Кастилии продолжали обсуждать эти новости, когда шесть месяцев спустя, 1 марта 1522 года, пришло донесение от Кортеса, что он действительно захватил Теночтитлан, столицу мешика. Эти новости опубликовал немецкий печатник из Севильи, Якоб Кромбергер в постскриптуме ко второму из донесений Кортеса королю, «Cartas de Relaciуn», которое уже должно было быть готово к печати.

В третьем письме, написанном Кортесом из Новой Испании в мае 1522 года, содержалось описание происходившего во время осады и завоевания Теночтитлана. Письмо достигло Севильи в ноябре 1522 года и было обнародовано в марте 1523-го. Оно было заверено для предания ему весомости отпрыском старинной семьи из Тордесильяса, Хулианом де Альдрете, королевским казначеем Теночтитлана, и двумя другими заслуженными конкистадорами – Алонсо де Градо и Бернардино Васкесом де Тапиа. Это было повествование, по сравнению с которым бледнели «Тирант Белый» и «Амадис Галльский», хотя последнюю книгу Кромбергер тоже публиковал. Отношение старой Испании к Индиям изменилось раз и навсегда.

Долгое время считалось, что изучение истории завоевания Мексики сильно облегчалось благодаря письмам участников войны. Среди них был и сам Кортес, Берналь Диас дель Кастильо, Андрес де Тапиа, отец Агилар, Бернардо Васкес де Тапиа и отец Хуан Диас (хотя последний писал лишь об экспедиции Грихальвы). Фрай Бартоломе де лас Касас и Овьедо также писали свою историю, основываясь на личных рассказах людей, участвовавших в этом завоевании. Но эти имена – лишь вершина айсберга. Но еще триста пятьдесят конкистадоров, выступавших свидетелями на residencia Кортеса, либо отвечавшие в ходе следствия об их собственных действиях, или же выступавшие как свидетели в следствии касательно действий других людей, тоже оставили что-то вроде личных воспоминаний о том, что они пережили и повидали за 1519 и 1520 годы. Все главные военачальники вели какие-то записи. Таким образом, это оказалась одна из наиболее задокументированных войн в истории. Сколь часто в ходе какого-нибудь расследования спустя двадцать или больше лет судья спрашивал пожилого конкистадора: «Но откуда вы об этом знаете?», получая в ответ: «Но я же был там, я видел это своими глазами!»