Книга: Подъем Испанской империи. Реки золота
Назад: Глава 35 «О, владыка наш, ты измучен»
Дальше: Книга десятая Новая империя

Книга девятая
Магеллан и Элькано

Глава 36
«Плывите, и да пребудет с вами удача»

Плывите, и да пребудет с вами удача в вашем путешествии, в котором вы должны разведать часть океана в наших границах… и в последующие десять лет никому другому не будет позволено… разведать тот же путь, по которому вы отправитесь.
Наставления Магеллану, 1520 год
Вмарте 1518 года Бартоломе де лас Касас находился в покоях канцлера Жана ле Соважа в Вальядолиде, когда туда прибыл португальский капитан Эрнандо (Фернан) де Магальяиш – Магальянес на испанском, или же Магеллан. Он прибыл вместе со своим другом, Руем Фалейро, самозваным астрологом. Они попали на аудиенцию к Ле Соважу не без помощи коррумпированного, но доброжелательного торговца из Бургоса, конверсо Хуана де Аранды.
У Магеллана при себе имелся раскрашенный глобус, на котором он отметил путь на запад, по которому он хотел проплыть. Похоже, он был уверен в том, что там он найдет пролив, по которому доберется до дальнего юга того, что Вальдзеемюллер назвал Америкой, а затем до Молуккских островов, «откуда доставляются специи». Он и Фалейро, как минимум к своему удовлетворению, вычислили, что делящая между испанцами и португальцами мир линия, если ее протянуть по всей планете, оставит Острова Пряностей на испанской территории.
Лас Касас спросил: «А если вы не найдете пролив, то как же вы пройдете через Южное море?» Магеллан ответил, что в таком случае он пройдет по старому португальскому пути через Южную Африку, который он знал по собственному опыту. Антонио Пигафетта, житель Виченцы, что в Венецианской республике, позднее писал, что Магеллан был уверен в том, что найдет пролив потому, что в библиотеке короля Португалии видел карту, нарисованную Мартином де Бехаймом, на которой был такой пролив. Однако на том самом знаменитом глобусе, изготовленном Бехаймом в Нюрнберге, не показаны ни пролив, ни сама Америка. Карта Вальдзеемюллера изображает Тихий океан – но там нет никакого пролива. Скорее всего Магеллан видел его где-то еще. Важнее скорее всего то, что в голове он держал совет своего кузена, Франсиско Серрано, бывшего командующим на Молуккских островах, – тот был убежден, что на Восток можно добраться через Западные Индии.
Разведывательные экспедиции шли в этом направлении и раньше. Например, Хуан Диас де Солис, опытный моряк, ставший преемником флорентийца Веспуччи в качестве главного лоцмана, также отправлялся в поисках пролива из Атлантики в Южное море. В начале 1516 года Диас де Солис обнаружил устье Ла-Платы, которую он назвал «El Mar Dulce». Это было великим открытием – но это не было проливом. Да и сама река не оказалась dulce – «сладкой». Солис торжественно ступил на берег вместе с восемью своими спутниками, и тут их схватили, а потом и съели индейцы гуарани – трагический конец для великого мореплавателя.
Другие члены экспедиции были захвачены в плен и содержались для последующего поедания на острове Санта-Каталина, однако некоторым удалось сбежать на каноэ. Одним из них был Алехо Гарсия, предположительно португалец, потрясающая личность, как и многие из европейцев первого поколения после Колумба. Вместе с четырьмя своими соотечественниками он сумел достигнуть южноамериканского континента на импровизированном каноэ. Они отправились искать «Белого Человека», мифическую личность, который, по словам местных индейцев, владел несметными богатствами. Автор «Амадиса Галльского» не придумал бы лучше. Преследуемый много миль толпой индейцев, которых он сумел не только утихомирить, но и впечатлить, Гарсия добрался до перуанских Анд и стал первым европейцем, повстречавшимся с инками. Затем он отправился обратно и неподалеку от нынешнего Асунсьона был, как и Диас де Солис, убит гуарани примерно в 1525 году.
Что же до планов Магеллана по поводу тех вод, то между ним и королем Карлом было заключено соглашение (капитуласьон, которое также было подписано «индийскими» специалистами при дворе Карла – Кобосом, Гаттинарой, Фонсекой, Руисом де ла Мотой и Гарсией де Падильей). Магеллан повидался не только с Ле Соважем, но также с Фонсекой, а потом и со Шьевром. В капитуласьон от 19 апреля 1519 года заявлялось, что Магеллан хотел оказать испанской Короне великую услугу в границах установленной зоны контроля Испании. Там также говорилось:
«Плывите, и да пребудет с вами удача в вашем путешествии, в котором вы должны разведать часть океана в наших границах… и в последующие десять лет никому другому не будет позволено… разведать тот же путь, по которому вы отправитесь.
Также вы, возможно, обнаружите в тех местах что-то еще не открытое, однако вам запрещено совершать открытия или что-то делать в границах милостивого короля Португалии, моего дражайшего и любимого дядюшки и брата…»
Магеллан должен был отдать королю одну двадцатую всех выменянных и найденных сокровищ. Торговец Хуан де Аранда также должен был получить восьмую часть доходов от путешествия. Такова выгода важных новшеств. Магеллану было дано право вести судопроизводство в случае каких-либо конфликтов, возникших на суше или на море. Перед отбытием и Магеллан, и Фалейро получили титул рыцарей ордена Сант-Яго.

 

Магеллан родился в Саброзе, в районе Вилла-Реал, Траз-уш-Монтиш, на севере Португалии, неподалеку от Порто. Он был родом из семьи мелкой знати. Его отец, Руй Родригу де Магальяйнш, был некоторое время алькальдом Авейру, в то время как его дед, Педру Афонсу, также играл некую роль в управлении провинцией. В довольно раннем возрасте Магеллан служил пажом португальской королевы Леонор. В 1505 году он присоединился к экспедиции в Индию под предводительством Франсишку ду Альмейды, который сражался за Кастилию против Гранады. Он принимал участие в завоевании Молуккских островов. Он побывал в Индии вместе с великолепным адмиралом Афонсу ду Албукерки, а затем в Аземмуре, в Марокко.
Магеллан был не только опытным навигатором, но и военным. Однако он умудрился обидеть короля Мануэла – отчасти потому, что поругался с Албукерки, отчасти из-за тривиальной неудачи – не смог передать скот, захваченный у арабов в Марокко. Поэтому его не стали слушать, когда он захотел представить королю Португалии свой план доплыть до Молуккских островов через Индии.
Получив отказ в Лисабоне, Магеллан отправился в Севилью вместе с Руем Фалейро, голова которого всегда была полна любопытных идей. В Севилье его принял португальский торговец Диогу Барбоза, заместитель коменданта Алькасара, Жоржи ду Португала, сына знаменитого бастарда португальского королевского рода. Он привел Магеллана в Каса де Контратасьон и, конечно же, ввел его в общество Севильи; в итоге Магеллан женился на его дочери, Беатрис. Король Мануэл Португальский продолжал всячески вставлять палки в колеса Магеллану. Один из советников Мануэла, епископ Васконселос, даже предлагал убить Магеллана. Севильский агент короля Португалии, Себастьян Альварес, как-то зашел к Магеллану и, увидев, что тот собирает корзины и ящики с провиантом для своего путешествия, сказал ему, что он ступил на путь, где опасностей не меньше, чем спиц в колесе Святой Екатерины. Он должен вернуться домой. Магеллан же сказал, что «его честь не позволяет ему делать ничего, кроме того, на что он дал согласие». Альварес сказал, что медвежья услуга собственному королю не может быть делом чести. Однако Магеллан возразил: воистину печально, что ему отказали в Лисабоне, – однако сейчас уже поздно делать что-то, кроме как служить королю Кастилии.
Другой агент короля Мануэла писал, что он лично сказал королю Карлу, что «дурно и странно выглядит то, что один король принимает вассалов другого короля, своего друга, да и против его воли: такое было необычно даже среди рыцарей…»
20 сентября 1519 года Магеллан покинул Санлукар-де-Баррамеда с экспедицией из пяти кораблей и примерно 250 человек. Сначала, следуя по пути всех исследователей, он направился к Канарским островам. Затем, двумя неделями позже, он покинул Тенерифе, приняв на борт еще 26 человек; таким образом, общая численность экипажей теперь достигла 265 человек. Примерно треть людей Магеллана не были испанцами, и их фамилии часто указывали на места, откуда они были родом: Джакомо де Мессина, Симон де ла Рохола и так далее. Примерно пятнадцать человек были португальцами. Некоторые из них знали побережье Бразилии – например итальянец Джованни Караваджо. Родригес Серрано также побывал в Бразилии в 1500 году вместе с Велесом де Мендосой. Один из людей Магеллана, «маэсе Андрес», «констебль», предположительно был англичанином из Бристоля. Женщин на борту не было. Пигафетта из Виченцы писал, что Магеллан «не огласил своим людям полный путь, по которому они должны были пройти, дабы избежать со стороны своих людей нежелания отправляться в столь дальнее плавание, будь то от изумления или из страха».
Флагманом Магеллана, чье имя должно остаться в легендах, как и имя Колумба, была каравелла «Тринидад» (110 тонн), которой командовал сам Магеллан. Пигафетта плыл в качестве пассажира, как и Альваро де ла Мескита, кузен Магеллана. Магеллан велел постоянно держать на корме своего корабля горящий факел, дабы остальные не потеряли его из виду. На корабле Магеллана были хорошие чугунные пушки.
Вторым кораблем являлся «Сан-Антонио» (120 тонн), капитаном которого был инспектор армады, Хуан Перес де Картахена, – возможно, он приходился племянником епископу Фонсеке. Третьим кораблем была «Консепсьон» (90 тонн), которой командовал Гаспар Кесада, ранее служивший Фонсеке. Ее хозяином был находчивый баскский моряк Хуан Себастьян де Элькано, тоже оставивший свой след в истории. Четвертой была «Виктория» (85 тонн), капитаном которой был Луис де Мендоса, протеже архиепископа Десы. Пятым, «Сантьяго» (75 тонн), командовал Хуан Родригес Серрано.
Магеллан взял с собой много артиллерии: 62 кулеврины и 10 фальконетов, а также 50 аркебуз. Он также вез 1000 копий, 220 щитов, 60 арбалетов, 50 легких ружей (эскопет) и 50 кинталей (центнеров) пороха в бочках – уж эта экспедиция могла за себя постоять. Вдобавок имелось более 10 000 рыболовных крючков, более четырехсот бочонков вина или воды, более двадцати карт на пергаменте, шесть компасов, около двадцати квадрантов, семь астролябий, восемнадцать песочных часов и огромное количество вещей для обмена с туземцами: бубенчики, ножи, зеркала, блестящие безделушки и ножницы. На кораблях имелось более двух тонн сухарей, а также сушеная рыба, бекон, бобы, чечевица, мука, чеснок, сыры, мед, миндаль, анчоусы, белые сардины, фиги, сахар и рис. В путешествие было взято шесть коров (по одной на каждом корабле, за исключением «Тринидад» – там было две), а также три свиньи. В Санлукар-де-Баррамеда говорили, что Магеллан потратил на сухое крепленое белое вино, мансанилью, больше денег, чем на порох. Сундук с медикаментами также находился на «Тринидаде».
Флот стоил 8,78 миллиона мараведи, из которых король выделил 6,4 миллиона, а большую часть оставшейся суммы вложил Кристобаль де Аро, купец из Бургоса и ведущий торговец специями, который был особенно заинтересован в отыскании западного пути к Островам Пряностей. В кои-то веки экспедиция была по большей части спонсирована королевством – как вторая экспедиция Колумба и экспедиция Педрариаса. Большая часть королевского взноса была скорее всего оплачена из золота, привезенного с Карибского моря.
Магеллан и его корабли сначала направились к Кабо-Верде, а затем – к Сьерра-Леоне, где постоянно шел дождь. За кораблями следовали акулы. Экспедиция поймала нескольких гарпунами, но, за исключением тех, что поменьше, они оказались несъедобны. Порой моряки докладывали, что видели огни Святого Эльма, порой им чудился и образ самого святого, порой являлись птицы без хвостов, а то и райские птицы либо летающие рыбы. Магеллан отправился на юго-восток к «Верзину», что по-итальянски означает красное дерево – то есть к Бразилии.
Он достиг берега через шестьдесят дней плавания, что в то время было самым продолжительным морским путешествием без остановки. Пигафетте было ясно, что обнаруженная ими земля крайне плодородна, однако его шокировало то, что местные жители ничему не поклонялись. Однако они, по его словам, жили от 125 до 140 лет. Они ходили голыми, спали в хлопковых гамаках, подвешенных в общинных домах, в которых могли находиться до ста человек. У них были каноэ из цельных деревьев. Они ели своих противников – но не потому, что человеческая плоть была вкусна, а потому что у них был обычай: через поедание противника можно было получить его доблести. Здесь были красивые попугаи. За топор или нож аборигены были готовы отдать все, что угодно: одну или двух дочерей в качестве рабынь, пять или шесть птиц; за расческу – двух гусей; а за маленькое зеркальце или пару ножниц – столько рыбы, что «десяти мужам не съесть». За бубенчик они давали плод под названием батат. За колоду карт они давали пять курочек.
На борт взошла красивая девушка и, найдя в каюте младшего офицера немного гвоздики, «с особым изыском вложила ее между губ своего естества, по его словам». Магеллан, конечно же, усердней всего искал гвоздику на Молуккских островах. Действия девушки предрекали успех.
Аборигены Бразилии, конечно же, получили плату за внимание. Именно они стали прототипом «благородных дикарей», о которых впервые написал Драйден и в которых души не чаяли более поздние европейские писатели, в особенности Руссо. Пьеса Драйдена «Завоевание Гранады» описывает человека, который считает себя:
…свободным, словно первый человек,
Еще не ведающий рабства,
Когда благородный дикарь скитался в лесах.

Великодушные люди эпохи Просвещения вдохновлялись идеями просвещенных наблюдателей XVI века. Петер Мартир, например, рассказывал папе, что «прибывшие из Бразилии люди утверждают, что народ там живет в золотом веке… и они, естественно, следуют добродетелям». «Похвала глупости» Эразма Роттердамского была вдохновлена Бразилией, да и «Утопия» Томаса Мора находилась где-то неподалеку, ибо место, описанное им, было «к югу от экватора», но в Новом Свете. Рабле писал своего «Пантагрюэля» под влиянием слухов о Бразилии. По словам Веспуччи и других европейцев, первыми посетивших те места, эти индейцы жили в благодатном, но примитивном социализме, владея всем совместно, без всяких денег и торговли. Пигафетта припоминал, как обнаженные индейские девушки забирались на испанские корабли и отдавались европейцам с присущей им невинностью. Это впечатление позднее подтвердил великолепный французский моряк Пармантье, который в 1520-х описывал этих девушек как «необузданных жеребят».
В своем знаменитом эссе «О каннибалах» французский писатель Монтень писал, что он встречался с людьми, побывавшими в Бразилии. Через сорок лет после Магеллана, в 1560 году, нескольких туземцев привезли во Францию и показали королю Карлу IX. К тому времени у французов имелись неплохие переводчики. Монтень спросил одного из них, о чем говорят туземцы. Как оказалось, они говорили, что им казалось необычным то, что столь великолепная страна, как Франция, управляется таким низкорослым человеком.
Среди индейцев Бразилии во времена прибытия португальцев существовали большие различия, которые дожили до наших дней. Изначальная численность населения на огромной территории нынешней Бразилии составляла примерно 2,5 миллиона человек. Ныне численность индейцев тут составляет 100 000 человек – это означает, что на протяжении веков здесь случилась демографическая катастрофа.
Магеллан и его люди задержались в Бразилии на тринадцать дней, а затем, проплыв мимо Ла-Платы и не войдя в реку, доплыли до нынешней Аргентины. Там, по словам Пигафетты, они повстречались с гигантами, которых он довольно ярко описал. К тому времени путешественники были уже далеко от берегов, которые посещал кто-либо из европейцев.
Из-за проблем с кораблями экспедиция на пять месяцев остановилась в заливе Сан-Хулиан, в пяти сотнях миль к северу от мыса Горн. Магеллан не хотел отправляться в холодные воды на потрепанных кораблях. Экипажи, столь долго сидевшие без дела, уже отчаялись найти таинственный пролив. Команда сидела на жестком пайке и тосковала в этих бесплодных и холодных землях. Магеллан считал, что им стоит задержаться здесь до весны. Однако многие из его спутников хотели домой. Они считали, что принимали участие в бесполезном предприятии. Между испанцами и португальцами в экипажах возникали разногласия. Для испанцев, вроде баска Элькано, капитана «Консепсьон», было странным слышать капитан-генерала Магеллана, португальца, говорившего «от имени короля». Понятно, что между Магелланом и его испанскими капитанами возникли разногласия – в особенности с Кесадой и Картахеной. Ссора вспыхнула еще раньше, когда возникли разногласия в том, когда и как отдавать честь Магеллану. Судьбы империй часто держались на столь тривиальных проблемах.
На Вербное воскресенье 1 апреля 1520 года Магеллан велел своим экипажам сойти на берег, слушать мессу. Затем он пригласил офицеров и лоцманов отобедать с ним на «Тринидаде». Однако лишь двое, Кока и Альваро де ла Мескита (который принял командование над «Сан-Антонио») отправились на мессу, и лишь Мескита пришел на обед. Той ночью Кесада и Картахена направились на «Сан-Антонио» и, взяв Мескиту под арест, заявили команде, что теперь здесь приказывают они, а не Магеллан. Хуан де Элорриага из Гипускоа, хозяин корабля, был на стороне Магеллана, и Кесада так сильно его ударил, что тот умер через два месяца.
Вначале никто не посмел взять командование на «Сан-Антонио». В итоге это сделал Элькано при поддержке Кесады. Картахена принял командование над «Консепсьон», Луис де Мендоса направился на «Викторию».
Мятежники захватили большую часть кораблей и передали Магеллану, что теперь он должен выполнять королевский приказ согласно их трактовке. Они добавили несколько неуважительных заявлений. Магеллан был в ярости. Он приказал всем капитанам прибыть на «Тринидад», однако мятежники попросили его самого явиться на «Сан-Антонио». Он отправил на «Викторию» с письмом Луису де Мендосе своего судебного пристава, Гонсало Гомеса де Эспиносу вместе с шестью людьми. Мендоса прочитал письмо и злобно усмехнулся. Гомес де Эспиноса, увидев усмешку, нанес ему удар в горло, а другой матрос ударил его в бок. Мендоса упал замертво. Пристав и его вооруженные люди захватили корабль.
Почти то же самое случилось на «Сантьяго». Мятежники хотели бежать на «Сан-Антонио» и «Консепсьон», но Кесада послал Мескиту к Магеллану для примирения. Магеллан сказал, что это бесполезно. Элькано замешкался. Магеллан расстрелял «Сан-Антонио» из своих пушек, а потом его люди взяли корабль на абордаж. Элькано, Кока и Кесада были арестованы. Картахена на «Консепсьон» сдался без боя. На заре Магеллан отправил тело Мендосы на берег, разрубил его на четыре части и публично обвинил его в предательстве. Кесада был повешен, а затем четвертован. Другие окончили свою жизнь чуть менее ужасно: Картахену высадили на необитаемом острове со священником (скорее всего, французом по имени Кальметт). Петер Мартир позднее писал, что, по его мнению, Магеллан «имел полное право сделать это, однако другие считали иначе».
Затем Магеллан простил сорок остальных, скомпрометировавших себя во время восстания, включая Элькано. В то же время Эстебан и Гомес бежали на «Сан-Антонио», намереваясь вернуться в Испанию и взяв с собой «гиганта», которого они захватили. Херонимо Гуэрра взял на себя командование, заключив Альваро де Мескиту под арест. Они достигли Испании в мае 1521 года.
«Сантьяго» был уничтожен, однако вся его команда уцелела. Мятеж был подавлен, уцелевшие корабли в конечном счете продолжили путешествие, проплыв мимо так называемого мыса Одиннадцати тысяч Девственниц (мыс Девственниц) к нынешнему Магелланову проливу.
Открытие этого пролива, цель столь огромных испанских усилий и множества экспедиций последних лет, стало триумфом. По словам Пигафетты, он был в 110 лиг длиной, что составляет примерно 350 миль, и был по обеим сторонам окружен заснеженными горами. Сначала экспедиция приняла его за простой залив. Но Магеллан верил, что знает больше остальных, – возможно, благодаря информации, которую он собрал в Лисабоне. Он настоял на том, чтобы плыть дальше. Ветра осложняли движение. Однако Магеллан продолжил путь и буквально зарыдал от радости, когда они проплыли Кабо-Десеадо и вошли в спокойные воды Южного моря – «Тихого», как его стали называть с тех пор. Ночи в то время года длились лишь по три часа, поскольку стоял октябрь. Они назвали пролив Estrecho Patagonico в честь Патагонии, которая получила свое имя от мифической страны из романа «Дения Эспландиана» – творения Гарсии Монтальво, автора или же восстановителя «Амадиса Галльского». Роман «Деяния Эспландиана» был опубликован в Севилье в 1510 году Кромбергером.
Магеллан и его соратники еще три месяца и двадцать дней шли по Тихому океану, ни разу не попав в шторм и пройдя, по словам Пигафетты, 4000 лиг (примерно 12 000 миль). Сначала он направился на север, вдоль побережья Чили, а затем на северо-запад. Но на этом этапе умерли 19 человек, а также «гигант». Затем они двинулись в океан, повернув на запад возле нынешней Вальдивии, Чили.
Похоже, у Мегаллана было врожденное чутье на ветра. Несомненно, он кое-что узнал об их возможных направлениях, будучи в Восточных Индиях. Еда заканчивалась, и членам экспедиции приходилось есть крыс и плесневелые сухари. Вода тоже была грязной. Многие заболели цингой, а в то время не знали, что она лечится лимоном. Один из участников экспедиции написал: «Не благослови нас Господь и Богоматерь хорошей погодой, мы бы умерли от голода в этом огромном море. Я воистину верю, что больше никогда не будет свершено подобного путешествия».
В итоге Магеллан в марте 1521 года добрался до Марианских островов, тянувшихся цепью к югу от Японии. Они назвали их Островами Воров, поскольку туземцы, никогда не видевшие европейцев, стянули у них все, что смогли. Некоторое время европейцы также называли это место Islas de Velas Latinas, «Острова треугольных парусов» – из-за формы парусов, используемых местными жителями для рыбной ловли. (Эти острова не назывались Марианскими вплоть до конца XVIII века, когда королева Анна Австрийская послала туда иезуитских миссионеров.)
Пигафетта детально описал местных туземцев, сказав, что они жили свободно, не поклонялись божествам, были наги (за исключением того, что женщины носили тонкую полоску коры на своих интимных частях); у некоторых были бороды до пояса и шляпы из пальмовых листьев, «как если бы они были албанцами». У них были деревянные дома, крытые досками и фиговыми листьями, они спали на пальмовых циновках и пальмовом волокне. Магеллан несколько раз официально обменивался с ними дарами; рыба, пальмовое вино и фиги или бананы, позднее – рис и кокосы. Это были самые важные подношения туземцев. Потом путешественники получили немного золота. Еще позже им преподнесли сладкие апельсины и кур. Экспедиции порой везло, порой не очень. Магеллан некоторое время провел среди людей, чей вождь ел рис с фарфоровых тарелок, пил бульон из свинины, а также довольно хорошее пальмовое вино.
Так они продолжали путешествие. На острове Гатиган была обнаружена птица размерами с орла, а на Ззубу (нынешнем Себу) они впервые услышали известия о португальцах, приплывавших сюда раньше. Переводчик Магеллана мягко разъяснил туземцам, что их господин, король Испании, гораздо могущественней короля Португалии. Как и всегда, произошел обмен подарками: Пигафетта вручил королю Ззубы одеяние из желтого и фиолетового шелка, красную шляпу, некоторые стеклянные изделия и два позолоченных бокала для питья. Этот монарх скорее всего был рад такому вниманию, поскольку когда команда Магеллана впервые его увидела, он носил лишь набедренную повязку, легкий тюрбан, тяжелую золотую цепь на шее и две большие золотые серьги. Его лицо было ярко раскрашено, он ел черепашьи яйца, а его подданные играли музыку на странных инструментах, и испанцы танцевали с ними.
Вдобавок к подаркам, по воспоминаниям Пигафетты, они обменяли четырнадцать фунтов железа на золото, а за другие мелкие товары удалось получить коз, свиней и рис. Магеллан пытался обратить встреченных им правителей в христианство. Он действовал по следующему принципу – если удастся спасти душу правителя, то и остальные за ним потянутся. Поэтому он сказал королю Ззубу, что если он хочет стать христианином, он должен сжечь всех идолов и воздвигнуть крест. Господу надлежало поклоняться на коленях, делая крестное знамение. Король согласился, и, когда он принял христианство, он стал известен как «дон Карлос», а его брат – «дон Фердинанд». То же случилось с королевой и ее фрейлинами, которых очень привлек образ Богоматери, держащей Христа на руках. Ярко раскрашенная королева, чьи губы и ногти были окрашены в тот же ярко-красный цвет, как у современных модниц, стала «Хуаной», ее сестра – «Изабеллой», а ее дочь – «Каталиной». В определенные моменты Магеллан делал залп из своей артиллерии, дабы отпраздновать эти события.
Очень часто описания, сделанные Пигафеттой, напоминают отрывки из «Тиранта Белого» или других рыцарских романов:
«Однажды королева явилась во всей своей красе. Ее сопровождали три дамы, несшие в руках три ее шляпы. Она была одета в черное с белым и носила большую шелковую вуаль с золотыми полосками, покрывавшую ее голову и плечи. Множество женщин последовали ее примеру, покрыв головы маленькими вуалями и надев поверх них шляпки. Остальная часть их тел была обнажена, за исключением небольшого отрывка ткани, прикрывавшего их интимные части. Их волосы каскадом ниспадали на плечи. Королева, поклонившись алтарю, села на шелковую вышитую подушку, и капитан окропил ее и ее фрейлин розовой водой с мускусом. Этот запах очень им понравился…»
Позже король и его семья поклялись в верности королю Испании. В свою очередь, европейцы присутствовали на церемонии благословения свиньи, а также на ззубских похоронах.
Магеллан согласился сразиться с жителями близлежащего Мактана, дабы оказать ответную любезность королю Ззубу. Эта авантюра была выгодна только одной стороне и кончилась дурно. Битва на острове Себу, на юге архипелага, состоявшаяся 27 апреля 1521 года, завершилась трагедией. Магеллан бросился в гущу боя, но недооценил его серьезность. Его почти тут же ранили оружием, которое Пигафетта назвал «скимитаром». Он упал, и «в тот же миг все островитяне набросились на него и стали колоть копьями и прочим оружием, у них имевшимся. Так умертвили они наше зерцало, свет наш, утешение наше и верного нашего предводителя».
Новым капитаном стал Дуарте Барбоза, кузен Магеллана и тоже португалец. Судя по словам Пигафетты, его избрали на этот пост скорее всего голосованием. Хуан Серрано, старший кормчий, также принимал участие в командовании, но вскоре его оставили на растерзание «христианскому королю», которого Магеллан считал союзником.
Пигафетта так описывал характер Магеллана:
«В числе других добродетелей он отличался такой стойкостью в величайших превратностях, какой никто никогда не обладал. Он переносил голод лучше, чем все другие, безошибочнее, чем кто бы то ни было в мире, умел разбираться в навигационных картах. И то, что это так и было на самом деле, очевидно для всех, ибо никто другой не владел таким даром и такой вдумчивостью при исследовании того, как должно совершать кругосветное плавание, каковое он почти и совершил…»
Лас Касас, знавший Магеллана, говорил о нем как о «сильном духом человеке, храбром в мыслях и способном свершать великие дела» – хотя внешне он такого ощущения не вызывал, «будучи невеликого роста». Магеллан так и не завершил начатое, однако именно его путешествие привело к кругосветным плаваниям. Его воображение привело его к этому замыслу, а его храбрость помогла ему провести свои корабли через пролив, ныне носящий его имя, в самое большое море в мире.
Посчитав, что теперь они смогут справиться лишь с двумя кораблями, члены экспедиции сожгли «Консепсьон» и на «Виктории» и «Тринидаде» после нескольких любопытных встреч на Филиппинах (что в изложении Пигафетты также стоит отрывков из «Амадиса» или «Тиранта Белого») вернулись в Испанию через Индийский океан. На обратном пути Пигафетту больше всего впечатлил Борнео, поскольку ему и некоторым из его спутников пришлось покидать одну королевскую особу верхом на слонах. Также некоторые члены оставшегося экипажа здесь дезертировали. И впервые за свое путешествие здесь христиане повстречались с исламом, восточная вариация которого не слишком напоминала им о старой Гранаде.
Они также нашли маленькие и приземистые коричные деревья, лимонное дерево и сахарный тростник (который, видимо, был местным растением), за которыми Магеллан охотился с самого начала. Они видели монеты с дырками посередине, слышали истории о жемчуге размером с куриное яйцо, обнаружили китайский фарфор и жевательную смолу. Некоторые из этих товаров они обменяли на бронзу, железные ножи и, в частности, на очки.
Экспедиция добралась до Молуккских островов, Тидоре и Тернате, «где растет гвоздика», и, к своему удовольствию, по словам Пигафетты, обнаружили, что достичь их оказалось не так трудно, как описывали португальцы. Эти Острова Пряностей были захвачены мусульманами пятьдесят лет назад, и 45-летний мусульманский король острова Тидоре (раджа Султан Мансор) быстро согласился стать вассалом короля Испании. Он даже согласился изменить название своего острова на «Кастилию». Эти мусульмане, думали испанцы, куда как сговорчивей, чем средиземноморские.
Несмотря на длительность путешествия, у преемника Магеллана было еще достаточно даров: одеяние из желтого турецкого бархата, а также еще одно из парчи, кресло, обитое красным бархатом, четыре локтя алой ткани, немного желтого дамаста, белый камбейский лен, шапки, стеклянные бусины, ножи и несколько больших зеркал. Дары Востоку делала вся Европа, а не только Испания или Португалия, даже будь этот лен сделан в Индиях. Бусины наверняка были венецианские. Возможно, алая ткань была из английского Котсуолда. Таким образом Нортлич, возможно, сыграл свою роль в этой ранней «глобализации».
Члены экспедиции показали радже, как стрелять из арбалета и фальконета, который был больше аркебузы. Этот монарх был только рад миру с испанцами, поскольку ранее он рассорился с Франсиско Серрано, португальским капитан-генералом и другом Магеллана. Он даже пытался отравить его листьями бетеля.
Экспедиции удалось обменять свои товары на гвоздику: за десять локтей красной ткани хорошего качества они получили бахар (более четырех килограммов) гвоздики. Еще один бахар они получили за 15 топоров – высоко ценимый на Востоке и в Бразилии предмет европейской цивилизации, а также пятнадцать локтей ткани среднего качества, тридцать пять стеклянных чашек, двадцать шесть локтей льна, семнадцать катилов киновари, семьдесят катилов ртути, 125 ножей, пятьдесят пар ножниц и килограмм бронзы!
Когда экспедиция была готова к отплытию, каждый ее член сделал все возможное, чтобы купить как можно больше гвоздики. Некоторые продавали свои рубашки, плащи и верхнюю одежду, чтобы заполучить как можно больше этого волшебного продукта, который, как они знали, будет хорошо продаваться в Европе. Европейцы также наблюдали за тем, как гвоздика росла на высоких густых кустах, а также выяснили, что урожай гвоздики собирают дважды в год. Они видели, как деревца выживали в горах, а не на равнинах. Очевидно, туманы создавали идеальные условия для роста гвоздики. Они также видели деревья мускатного ореха и кустарник, корнями которого был имбирь. Они были в раю, который многие европейцы так долго искали. Острова Пряностей! Они их достигли!
Испанцы также узнали и некоторые тревожные вести: португальский капитан Диего Лопес де Сикерос послал в их направлении флот из шести кораблей, не зная, что Магеллан уже мертв. И вот, на единственном корабле – «Виктории» («Тринидад» вместе с пятьюдесятью тремя членами экспедиции был оставлен на попечении короля Тидоре для починки), – оставшиеся сорок семь человек пытались избежать встречи с португальцами и покинули Тидоре 21 декабря 1521 года.
По пути на запад, в Испанию, экспедиция миновала Яву и Малакку и двинулась напрямик через Индийский океан, чтобы затем повернуть на север, вдоль западного побережья Африки. Эти достижения в общих чертах были описаны итальянцем Пигафеттой. Он ни разу не упоминал Хуана Себастьяна де Элькано, 45-летнего баска из Гетарии, Гипускоа, который стал новым капитан-генералом еще до того, как они достигли Африки. Вместо этого Пигафетта рассказывал о Китае, о котором экспедиция много слышала, – о том, как там получают мускус, цепляя пиявок на специальных кошек; о том, что китайский император никогда ни с кем не встречается, а если он захочет отправиться куда-то, его сопровождают дамы, одетые так же, как он, дабы сбить с толку возможных убийц. Он также писал, что императорский дворец окружен семью стенами, на каждой из которых – люди с собаками и кнутами. Листая эти записи, мы, опять же, словно бы читаем рыцарский роман. Пигафетта писал, что все эти странные вещи ему рассказал один мусульманин, живший в Пекине.
В итоге «Виктория» достигла мыса Доброй Надежды, «самого опасного мыса в мире», и оттуда некоторые из выживших португальцев на каноэ отправились на север, к Мозамбику. Однако «другие, заботясь больше о своей чести, чем о жизни, решили плыть до Испании, хотя бы это стоило им жизни». Они отправились на северо-запад к островам Кабо-Верде, где они запаслись рисом и водой для последнего рывка до дома. Пока они плыли вдоль африканского побережья, им приходилось выбрасывать мертвецов за борт и, сухо заметил Пигафетта, «когда мы опускали в море их трупы, христиане пошли ко дну с лицами, обращенными вверх, а индейцы – с лицами, обращенными вниз». Они также обнаружили, что поскольку они постоянно плыли на запад, они выиграли день – была среда, а не четверг. У них были некоторые сложности с представителями власти, поскольку острова Кабо-Верде принадлежали португальцам, но в итоге они без проблем отправились дальше.
В субботу 6 сентября 1522 года «Виктория» наконец-то достигла Санлукар-де-Баррамеда лишь с восемнадцатью членами экипажа на борту (из 276 отправившихся), большинство из которых были больны. В Санлукар-де-Баррамеда говорили, что Элькано первым делом потребовал по прибытии стакан мансанильи – изысканного местного хереса. Гордый, пусть и забытый ныне список вернувшихся на «Виктории», можно увидеть в старой ратуше на Пласа-дель-Кабильдо в этом городе.
Два дня спустя, 8 сентября, восемнадцать выживших добрались до Севильи и дали триумфальный залп с корабля. Затем они отправились в Вальядолид, где побывали на аудиенции у короля, ранее в том же году вернувшегося в Испанию из Германии. Пигафетта, неутомимый горожанин Виченцы, изложил ему свои яркие воспоминания о первом кругосветном путешествии.
Король вручил Себастьяну де Элькано пятьсот золотых крон, а также дал ему право взять в качестве герба глобус и девиз «Primus me circumdedisti». Описание кругосветного плавания от Пигафетты было издано на итальянском языке в Венеции в 1524 году.
Команда «Тринидада», оставленная Элькано на Тидоре в марте 1522 года, в конечном счете села на свой корабль после починки и отправилась обратно в Тихий океан, где они дошли до Панамы. Однако тут корабль пошел ко дну, а моряки столкнулись с враждебно настроенными туземцами. Большинство были убиты, и лишь некоторые из них смогли вернуться в Индию. Кто-то умер в Гоа, но горстка все же достигла Лисабона, где все они, естественно, были немедленно заключены в тюрьму. Четверо из пятидесяти семи, включая кормчего, Хинеса де Мафру, сумели добраться до Испании.
И вновь было доказано, что мир – шар. Через тридцать лет после первой экспедиции Колумба Магеллан – или, скорее, Элькано – показал, что Востока можно достичь, плывя на Запад. Была доказана сферичность Земли. Достижения величественнее этого еще не бывало. Оно по праву стало великим триумфом для Испании. Однако капитан, на котором все держалось, был португальцем, а лучший летописец экспедиции – итальянцем, что не являлось редкостью в авантюрах XVI века. Большая часть экипажа происходила из Андалузии, а капитаном в обратном путешествии был баск. Не ясно, что случилось с английским «констеблем», Андресом из Бристоля, бывшим среди тех, кто отправился в путешествие. Стоит полагать, что он умер на Филиппинах.
Итак, перед нами снова европейский триумф, достойный величайшего из европейских правителей – императора Карла V, больше европейца, чем испанца, фламандца, немца или бургундца. Магеллан и Элькано отправились в путешествие к краю света – который оказался тем же самым портом, откуда они вышли. И Санлукар-де-Баррамеда, колоритный город, стоящий на реке Гвадалквивир, впадающей в океан, в тени дворца герцога Медина Сидония на границе страны хереса, остается местом, которое достойно называться эпицентром мира.
Назад: Глава 35 «О, владыка наш, ты измучен»
Дальше: Книга десятая Новая империя