Осенью 1993 года посетители сквера в Соляном городке, рядом с Музеем обороны Ленинграда, стали замечать, что каждое утро сюда приезжает пожилая женщина. Она гуляет по скверу, сидит на скамейке. Вечером за ней приезжает машина. Будто рабочий день здесь проводит.

Сотрудники музея узнали в даме своего бывшего директора, Людмилу Николаевну Белову, человека очень известного в Ленинграде, легендарную комендантшу Петропавловской крепости, основавшую Музей истории Петербурга, создательницу самой могучей музейной империи города. В конце сентября Белова перестала приходить в этот сквер, а в октябре город узнал о том, что ее больше нет, она умерла.

Людмила Николаевна Белова

Монументальная фигура Людмилы Николаевны Беловой, моющей пол на новой экспозиции, распекающей подчиненных, устраивающей их бытовые дела, хохочущей над музейным капустником, навсегда останется важнейшим воспоминанием нашей, сотрудников Петропавловской крепости, общей молодости.

Она напоминала большую русскую барыню – нечто среднее между капитаншей Мироновой из «Капитанской дочки» и Хлестовой из «Горя от ума». Недаром сотрудники Петропавловской крепости иронично называли себя «крепостными». Но в Людмиле Николаевне присутствовали не только произвол и своеволие (хотя и их хватало), но и неожиданная для брежневско-романовского Ленинграда яркая индивидуальность.

В начале 1950-х краеведение в Ленинграде и всякие занятия историей города были не в чести – после «Ленинградского дела» это просто небезопасно. Советский областной центр не должен был кичиться своим прошлым имперской столицы. Нет города с уникальной судьбой, все города советские.

Но после смерти Сталина Петропавловская крепость, бывший военный объект, стремительно превращалась в главный исторический музей Ленинграда. Масштабы работ совершенно не смущали энергичную директрису. К крепости у Беловой было особое отношение. Именно здесь отбывал заключение при последнем императоре ее отец, народоволец Николай Белов.

Надежда Белова, дочь Людмилы Беловой: «Это известная в нашей семье история. Дедушка, войдя в эту камеру, сказал: “Думал ли я, когда здесь сидел, что моя дочь будет руководить этой крепостью?”»

Из ярких черт Людмилы Николаевны нужно выделить уважение к специалистам, терпимость к человеческому своеобразию и страсть к работе. Она создала целую музейную империю, включавшую множество самых неожиданных экспозиций и учреждений – от музея-квартиры Петра Козлова до краеведческого музея в Пушкине, от Смольного собора до крепости Орешек, от Инженерного замка до Комендантского дома.

Петропавловская крепость

Людмила Аксенова, старший научный сотрудник ГМИСПб в 1974–2003 годах: «Она создавала историю города по тем крупицам, которые можно было собрать, как из кусочков смальты складывают огромную мозаичную картину».

Именно при Людмиле Николаевне фонды музея увеличились до необычайности. Были спасены десятки тысяч объектов интерьера и архитектурных деталей, обреченных погибнуть в пору комплексного капитального ремонта.

Для нее персонами грата были и почитательница русского авангарда Алла Повелихина, и исследовательница боевой организации партии эсеров Маргарита Идельсон, и поклонница «Народной воли» Альдина Барабанова. Они получали свои небольшие музейные зарплаты именно за то, что занимались предметами, совершенно не вписывавшимися в номенклатуру идеологически правильных тем. Взлет ленинградского краеведения, начавшийся в 1970-е, напрямую связан с книгами, статьями, лекциями и экскурсиями музейных сотрудников. За широкой спиной Беловой скрывалась своеобразная афинская академия, где всякий интерес поощрялся и расцветали сто цветов.

Белову не интересовали анкетные данные, недостаточная «скромность в быту», идеологическая невыдержанность и моральная нестойкость. Она терпела слабости, своеобычность, даже эксцентризм подчиненных. В крепости при ней сосуществовали и работа, и «гулянка». Молодые сотрудники флиртовали, выпивали, играли в преферанс, проводили рабочий день в домашних заботах или дружеских посиделках: это не слишком волновало Белову (более того, как мне кажется, она даже слегка гордилась их лихостью). Другое дело – экспозиция, срочная командировка в провинцию, справка для инстанции. Работа, если она действительно считалась важной, должна была быть выполнена качественно и в срок.

Музей считался «передовой линией идеологического фронта». Но защищенные крепостными стенами и авторитетом директора музейщики невольно сравнивали свое положение с положением коллег в других гуманитарных институциях. И всегда в свою пользу.

Тюрьма Трубецкого бастиона, место заключения отца директора Беловой, открылась для посетителей в 1954 году. И это было только начало. Каждый год – новая экспозиция. Показывать всегда было что. В музее собраны прекрасные дореволюционные коллекции. Тут подлинные чертежи Растрелли и Трезини и здесь же все, что осталось от ликвидированного Музея обороны Ленинграда. Главный принцип Беловой – музей не должен быть скучным. Она собрала под свое крыло всевозможных чудаков и оригиналов, энтузиастов истории города, перетасовав их с матерыми профессионалами музейщиками и выдержанными партийцами. В результате получился своего рода краеведческий НИИ с сильным кружком самодеятельности.

Хотя музей, которым руководила Белова, назывался Музеем истории Ленинграда, собственно исторической экспозиции в нем десятилетиями не было. Она появилась в Комендантском доме только 14 декабря 1975 года, в день, когда отмечали 150-летие Восстания декабристов. Первую экскурсию вел молодой научный сотрудник Александр Давыдович Марголис. Он знал, что несколько залов впереди еще не очищены от строительного мусора, и Людмила Николаевна Белова собственноручно моет там пол. Она не боялась абсолютно никакой работы.

Александр Марголис, историк: «У нас не было никакого застоя. Здесь, на Заячьем острове, шла какая-то другая жизнь, царила атмосфера какой-то другой планеты. Белова была антизастойная по сути своей, она никогда не стояла, все время была в движении».

Борис Кириков, историк архитектуры: «Я сам испытал на себе воздействие энергетики Людмилы Николаевны Беловой. Она умела так говорить, что тебе уже самому хотелось почему-то идти и работать».

Большинство советских граждан знало Музей истории Ленинграда как Петропавловскую крепость. Сюда на экскурсию неминуемо попадал каждый турист, а были их миллионы со всего света. В Стране Советов самостоятельный осмотр экспозиции не приветствовался. Экскурсовод должен был сопровождать осмотр экспонатов изложением основ марксистско-ленинского учения. Так, согласно методичке, за время экскурсии по Петропавловской крепости экскурсовод обязан был процитировать Ленина 17 раз. С легкой руки Беловой эта норма ее подопечными откровенно не выполнялась.

Всеволод Грач, сотрудник ГМИСПб: «Значение этих экскурсий было невероятным, ведь через Петропавловку проходило порядка двух миллионов человек в год».

«Здравствуйте, дорогие товарищи! Меня зовут Лев Яковлевич Лурье, я экскурсовод Музея истории города Ленинграда. Сегодня мы проведем экскурсию по части нашего музея, Петропавловской крепости, историко-культурному, историко-революционному памятнику, месту, где был основан город Ленинград. Наша экскурсия займет полтора часа, мы посетим с вами Петропавловский собор, где покоится основатель нашего города Петр I, посмотрим тюрьму Трубецкого бастиона, где томились революционеры всех трех периодов русского революционного движения (революционеры-дворяне, революционеры-разночинцы и представители пролетарского периода русского освободительного движения). Закончится наша экскурсия вот здесь, на Нарышкином бастионе, у Флажной башни, где Петропавловская крепость принимала участие в величайшем событии ХХ века, Великой Октябрьской социалистической революции», – сотни экскурсий, сопровождаемые примерно такими словами, каждый день от Иоанновского равелина уходили вглубь крепости.

Экскурсовод получал 2 рубля за полуторачасовую экскурсию. В сезон гид проводил 4–5 экскурсий в день. Труд каторжный, но и зарплата, если не лениться, неплохая, как у водителя автобуса. Научным же сотрудникам платили копейки. При этом попасть в научный отдел считалось счастьем – Белова разрешала заниматься всем – от русского авангарда до русского террора. Главное – качество работы, а монархист ты, троцкист или художник-авангардист – твое личное дело.

Всеволод Грач, сотрудник ГМИСПб: «Сотрудники получали какие-то смешные деньги – 110–130 рублей – просто полный минимум. Люди работали на энтузиазме, поскольку они были настоящими учеными».

Борис Кириков, историк архитектуры: «В музее работали очень глубокие специалисты и люди, по-настоящему увлеченные, преданные своему делу. Некоторые из них были немного чудаковатыми людьми. Например, Маргарита Владимировна Идельсон, замечательный исследователь революционного движения партии эсеров. Уникальным специалистом была Альдина Ивановна Барабанова, которая как никто знала все про Народную волю».

Вадим Воинов, художник: «Каждый маленький путеводитель, который выпускался раз в 5–10 лет, был для нас огромным событием. Главным в жизни была наука о городе».

Атмосфера в крепости в 1970-е годы обеспечивала расцвет ленинградского краеведения. Белова не только исключительно терпимо относилась к своим подчиненным, но и умело оберегала их от излишнего интереса курирующих органов. Основу научного отдела составляли люди молодые и не слишком дисциплинированные. Белова была начальница строгая, но строгая по-матерински.

Людмила Аксенова, старший научный сотрудник ГМИСПб в 1974–2003 годах: «У нее не было начальственного высокомерия, хотя, конечно, она могла очень решительно поставить человека на место».

Всеволод Грач, сотрудник ГМИСПб: «Она напоминала Екатерину II, у которой были свои слабости. Она всегда любила того же Вадика Воинова – ныне известного художника-коллажиста».

Вадим Воинов, художник: «Когда я в первый раз нелегально выставился с художниками-нонконформистами, с учетом всех других моих “заслуг” она по всем правилам должна была меня выгнать. Но она этого не сделала и, проведя какую-то интригу, перевела меня в фонды».

Примерно с 1960-х годов началось великое переселение внутри Ленинграда. Старые дома ставили на капитальный ремонт, люди выезжали в Купчино и на Комендантский аэродром, а вещи с собой не брали. Всю эту рухлядь, сохранившуюся со времен их бабушек и дедушек, все, что не было уничтожено в годы блокады и военного коммунизма, они попросту выкидывали. И вот вокруг этих покинутых обитателями домов ходили сотрудники Музея истории города, которых властная рука Беловой посылала на поиски чайников, ножичков, фрагментов сантехники – всего, что казалось абсолютным сором времени. Таким образом, постепенно в Музее истории города собралась крупнейшая коллекция бытового предмета рубежа XIX–XX века, коллекция, который нет равных в мире.

Вадим Воинов, художник: «Собирали образцы паркетов, лестничных ограждений, печек, каминов, дверей».

Людмила Аксенова, старший научный сотрудник ГМИСПб в 1974–2003 годах: «Брали тарелки, мебель, все, что касалось жизни города. Естественно, очень много покупали, хотя финансы были ограничены».

Белова по натуре была империалисткой. Все, что ей предлагали, она немедленно брала. Полуразрушенная древнерусская крепость Орешек в устье Невы или квартира Блока, памятник защитникам Ленинграда на Средней Рогатке, Пискаревское кладбище, квартира, где выпускалась газета «Правда», – все шло в огромный механизм Музея истории города.

Пик карьеры Беловой пришелся на конец 1970-х. В 1979 году ей дали Госпремию за создание мемориала защитникам Ленинграда, а в следующем 1980-м Музей истории города открыл очередной филиал – на улице Декабристов в год 100-летия со дня рождения поэта была воссоздана квартира Александра Блока. Чтобы сделать музей, пришлось расселить две коммуналки, а главное, – добыть деньги на покупку у частного коллекционера огромного собрания материалов, связанных с жизнью Блока.

Людмила Аксенова, старший научный сотрудник ГМИСПб в 1974–2003 годах: «Как она смогла купить эту коллекцию, на которую покушались многие, в том числе и сам Симонов, тогда еще живой? В Москве! Как она смогла найти такие деньги, по тем временам совершенно безумные – 15 тысяч? На основе этой коллекции и был создан музей Блока».

Мысли о работе посещали Белову в самых неожиданных местах. Однажды она пошла к своей портнихе шить шубу на Большой проспект Петроградской стороны и решила, что именно эта улица должна стать первой в Ленинграде пешеходной зоной. Но Большой сделать таковым было невозможно из-за напряженного движения машин. В конце концов, Белова остановилась на «квартале 100», вдоль Мойки от Аптекарского переулка до Конюшенного моста. Здесь все дома должны были быть расселены, а в квартирах – воссоздана обстановка рубежа XIX–XX веков. Огромный бытовой фонд Музея истории города позволял создать такую уникальную, не имеющую равных в мире экспозицию.

Валерий Наливайко, художник: «Это должна была быть целая серия музеев. Хотели восстановить торговый центр старого образца. Предполагалось, что там будут торговать сувенирной продукцией».

Проект «квартала 100» стал последним масштабным начинанием Беловой на посту директора Музея истории города. Ее 30-летнее правление подходило к концу. У многих давно уже вызывала раздражение ее чрезмерная широта взглядов, а особенно своеволие.

Александр Марголис, историк: «1988 год уже не был временем Людмилы Николаевны Беловой. Уже заканчивалось время шестидесятников, не говоря о пятидесятниках. Она очень не любила начальство среднего уровня, Управление культуры на дух не переносила, предпочитала иметь дело с хозяевами Смольного. Естественно, тем, кто был на среднем уровне, понравиться это не могло, поэтому она там нажила очень много врагов. В конце концов, они оказались сильнее ее, когда хозяин Смольного ослаб».

Из своего кабинета в здании гауптвахты Петропавловской крепости Людмила Николаевна Белова более 30 лет управляла империей Музея истории Ленинграда. Сюда к ней 1987 году, когда повеяли уже ветры перестройки, пришел пионерский отряд. Эти пытливые дети задавали Беловой неудобные вопросы. Они были озабочены охраной памятников и считали, что Белова недостаточно хорошо заботится об архитектурных сооружениях, которые находятся в ее ведении. Белова была человек жесткий, старой школы, и она сразу послала детей по матушке, чтобы они шли в школу и учились и не задавали дурацкие вопросы. Они пошли, но не в школу, а в райком партии, и в кармане у них была запись со страшными табуированными словами, которые произносила Белова, словами, недостойными коммуниста во время перестройки. В 1987 году Белову сняли с должности директора Музея истории города, потому что на нее, эту должность, претендовали очень многие важные люди. Партработники искали новые места службы.

Покидая свой пост, Белова оставляла наследникам один из богатейших музеев страны. Была сформирована бесценная бытовая коллекция, сохранены и восстановлены десятки памятников архитектуры. С ее уходом музейная империя рухнула, многочисленные филиалы стали независимыми. После 33-летнего управления главным городским музеем она еще 4 года руководила возрожденным Музеем обороны и блокады Ленинграда в Соляном городке. Отношения там не сложились, и Белова была вынуждена уйти на пенсию. Без работы легендарная комендантша прожила лишь несколько месяцев.

Сотрудники Петропавловской крепости любили иронически называть себя «крепостными». Действительно, правление Людмилы Николаевны Беловой напоминало времена XVIII века, золотого века крепостничества. Белова была барыней, которая сама женила своих подданных, разрешала их конфликты, кого-то миловала, кого-то жестоко наказывала. Когда в 1987 году Белова была вынуждена оставить место, многие из ее бывших подданных вздохнули с облегчением. Они подумали, что наступают свободные времена. Но сейчас уже абсолютно ясно, что именно время правления Беловой было самым счастливым в истории Петропавловской крепости.