Книга: Сталин и его подручные
Назад: Последние интеллигенты
Дальше: Катынское убийство

Этнические чистки

В 1939 г., как вспоминал Каганович, поведение Сталина вновь изменилось. Он перестал интересоваться массовой «отсортировкой» советских граждан и даже начал перепоручать своим подопечным, особенно Молотову и Берия, не только мелкие дела, но и важные политические решения. Тучи, сгущавшиеся над Европой, Сталин, видимо, считал хорошей погодой для СССР: пусть себе воюют Германия с Англией и Францией до полного взаимного истребления, а СССР без единого выстрела спокойно заберет добычу и расширит свои территории. Судя по густо измаранным карандашом полям книг, Сталин посвящал большую часть своего времени чтению: он жадно читал и комментировал сценарии, исторические романы, научные монографии, грузинскую и русскую литературу, лингвистику. Его вкусы становились все более консервативными, а политика – националистической, отнюдь не социалистической.
Весной 1939 г. Сталин прервал переговоры с Великобританией и Францией и вскоре после того ошеломил мир разделом, произведенным вместе с Гитлером. Из пакта Молотова – Риббентропа вытекали огромные административные и полицейские задачи, когда Сталин, согласно секретным статьям пакта, захватил восточную часть Польши и Балтийские государства. У Берия уже не было досуга, чтобы чистить дальше советскую интеллигенцию и дипломатический корпус. Русские теперь по ночам могли спать спокойнее; а вот поляки, финны и вскоре эстонцы, латыши и литовцы страдали хронической бессонницей. То, чему Ежов подверг советских граждан, стало участью всех новых подданных Советского Союза, не говоря уже о немецких и еврейских беженцах. Людей начали карать не по классовой, а по этнической принадлежности.
Берия на самом деле был не первым чекистом, который занимался этнической чисткой. В 1920 г. около 45 тыс. терских казаков переселили из Притеречья на Украину и север европейской части России. По приказу Сталина Ягода и Ежов уже обращали внимание на этнические группы, которые проживали по обеим сторонам любой советской границы или могли испытывать приверженность к другому государству (38). Между Ленинградом и тогдашней финской границей жили 200 тыс. ингерманландцев. После убийства Кирова их финноязычные школы и газеты, колхозы и сельсоветы закрыли, а весной следующего года Ягода выселил 30 тыс. ингерманландцев на север и в Таджикистан. В Ленинграде исчезли поставлявшиеся ими молочные продукты. Позднее выселили в Казахстан 45 тыс. поляков и немцев из приграничных областей Украины. В 1937 г. Ежов наметил для истребления фактически всех поляков и латышей с советскими паспортами в российских городах. Следующим этапом была отмена любого подобия правосудия: Ежов переселял целые народы из приграничных областей в Казахстан, Сибирь и Среднюю Азию, откуда кочевников выгнали в начале 1930-х гг.
Первым народом, познавшим все ужасы массовой депортации, были дальневосточные корейцы. В начале века их считали ценными иммигрантами; многие обращались в православие и бежали от корейского императора, который обезглавливал христиан. Потом пришли корейцы, бежавшие от японских колонизаторов. В 1917 г. корейцы поддерживали большевиков. Они производили почти весь рис и сою в СССР и принимали коллективизацию более спокойно, чем любой другой народ. Тем не менее уже в 1928 г. обдумывали, куда переселить всех корейцев, чтобы русифицировать приграничные районы около Владивостока. Во время ежовщины корейцы, как и все другие народы, лишились лучших интеллигентов и партийных администраторов, но не переставали добиваться политической автономии. Несмотря на зловещие намеки в газетах, что советские китайцы и корейцы – агенты японской разведки, корейцы не подозревали, какую судьбу им готовит НКВД.
В августе 1937 г. все 180 тыс. корейцев были отправлены эшелонами в Казахстан и Узбекистан (39).
Моральная и физическая выдержка корейцев была такова, что они сумели сплотиться и выжить на новых землях. По сравнению с другими переселенцами им повезло: каждому корейцу разрешали взять с собой тридцать килограммов имущества, и они предпочитали брать семена риса и сои, чтобы в Средней Азии было что сеять. Корейцы редко говорили по-русски, и никто из них не знал казахского, но их хорошо приняло еще не прошедшее чистку казахское и узбекское руководство, нуждавшееся в добросовестных фермерах. Корейцы быстро научились выращивать в новых условиях не только рис, но также хлопок и арбузы. Тем не менее в поездах люди умирали от истощения, и многие погибли от холода в свою первую среднеазиатскую зиму. Через год условия ухудшились: корейский язык был запрещен в школах, осталась всего одна корейская газета; начался процесс принудительной ассимиляции, и корейский язык в СССР практически исчез. Земля, раньше населенная корейскими крестьянами, теперь переданная во власть пограничников из НКВД и русских переселенцев, уже не давала ни риса, ни сои.
Зимой 1937/38 г. настала очередь курдов, в особенности тех, кто жил в Нахичевани на турецко-иранской границе. Курды – народ, уже шестьсот лет не имевший своего государства, преследуемый турками, иранцами, британскими правителями Ирака и французскими правителями Сирии, – думали, что найдут защиту у Советов. Но 48 тыс. курдов из Нахичевани и столько же из Азербайджана и Армении узнали, что через сутки их погрузят на поезда НКВД. В отличие от корейцев они были совсем не подготовлены и ехали в летней одежде в степь, где стояли сорокаградусные морозы. В Казахстане курдов расселили, два-три семейства по поселку, и старшего мужчину из каждой семьи забирал НКВД и, вероятно, расстреливал, так как их больше никто не видел. Только в тюрьмах и лагерях группы курдов могли поддерживать друг друга: сопротивление ста сорока курдов, которые бились кулаками и сапогами против бандитов и воров в бараках, стало сюжетом известной курдской народной баллады (40). Никто точно не знает масштабов курдской катастрофы – курдский язык был запрещен, курдам не разрешали встречаться друг с другом или возвращаться на родину, и сегодняшние курды убеждены, что погибло около 40 % советских курдов.
В феврале 1938 г. арестовали всех (сколько именно, неизвестно) иранцев в СССР, включая бежавших от шаха. Весной того же года, когда вожди строили себе дачи около Сочи и в горах Западного Кавказа, Ежов выселил с этой территории несколько тысяч греков. Кое-кому удалось найти убежище в Греции, но большую часть ждала та же судьба, что и курдов.
Пакт Молотова – Риббентропа обеспечил Советскому Союзу аннексию почти всей – за исключением Финляндии – территории, которую потеряли Николай II и Ленин. СССР приобрел двадцать миллионов новых граждан. Начиная с сентября 1939 г. и вплоть до июня 1941 г., когда Гитлер вторгся в СССР, их делили по двум критериям – этническим и социально-политическим. Восточные территории Польши были населены еврейскими горожанами, украинскими и белорусскими крестьянами и польскими помещиками, интеллигентами и администраторами. Вначале с украинцами и белорусами НКВД обращался мягко – их просто загнали в колхозы. Крестьяне часто радовались освобождению от ига польских помещиков. Пылкие украинские и русинские патриоты из Галиции, однако, ненавидели советскую власть так же, как польскую, и Берия объявил их врагами и бандитами.
В Балтийских странах сначала арестовали всех государственных служащих, владельцев фабрик и земли, членов некоммунистических партий и всякого человека, которым народ гордился. Но после начала войны с Германией окончание программы советизации Прибалтики пришлось отложить до 1944 г.
Сталин никогда не забывал, как в 1920 г. его унизили поляки, так блестяще отбив наступление Красной армии и продемонстрировав всем беспомощность сталинской военной тактики. Теперь, вместе с Гитлером, он в полной мере им отомстил. И Гитлер, и Сталин считали Польшу «ублюдком Версальского договора» и намеревались понизить статус польского народа до нацменьшинства. В отличие от Сталина Гитлер планировал полное уничтожение польских евреев, но его операция «Aktion A-В», призванная превратить польскую интеллигенцию и военных в малозначимый элемент, оказалась по сравнению с политикой Сталина и Берия умеренной. Из Восточной Польши НКВД выселил в три приема 400 тыс. поляков, евреев, украинцев и белорусов на восток (41). Каждый шестой человек умер в первый же год ссылки, но по сравнению с теми поляками, которых бросили в лагеря в западных районах России, этим переселенцам повезло (42).
Назад: Последние интеллигенты
Дальше: Катынское убийство