Глава 6
Полных десять часов сна принесли желаемый результат: я чувствовала себя живой, бодрой и рвалась в бой.
– Кого следующий, любовь моя?
– Тот, кто сложнее остальных.
Я завтракала длинным, купленным по пути в магазине сэндвичем с колбасой, помидорами и майонезом; мы вновь сидели в кабинете Рэя Хантера.
– Значит, Рен Декстер.
Ух. Мда, можно было ожидать.
– Что, там тоже война?
Дрейк – причесанный, благоухающий кремом для бритья, – смотрел на меня с насмешливым прищуром.
– Нет, там мир.
– Отлично.
– Только… очень странный мир.
Я перестала жевать и прочистила горло.
– Что, мне не понравится?
– Увы. Но я уверен, что нет.
– Невероятно высокий уровень агрессии в Мире мужчин-деспотов. Женщины зависимы от них полностью – морально и физически. Если мужчина не инициирует женщину, та не живет дольше двух недель…
– Что за… – я даже не нашлась с верным словом. – Что… все это значит?
– Это значит, что как только женщина достигает возраста двадцати лет, она обязательно в кратчайшие сроки должна отыскать мужчину, который согласиться сделать ее своей.
– А иначе…
– Смерть в течение двух недель.
И вновь потерялись все слова.
– Что это… за дурь?
Дрейк сложил руки на груди.
– Я предупреждал, что тебе не понравится.
В кабинете, где всегда горела над столом лампа, время терялось. На часах еще не было и десяти утра, но на рабочем месте Хантера будто всегда царил вечер. Или глубокая ночь.
– И Рен родился в этом мире?
– Да, родился и вырос. Его мать, будучи молодой, уговорила Коула Декстера инициировать ее, предложив взамен двадцать тысяч линтов, которые оставили ей в качестве приданого ее родители. Точнее, ее мать. В их мире почти всегда работают женщины.
– Почему?
Я уже знала ответ на этот вопрос: потому что, когда женщина от тебя полностью зависима, ты можешь заставить делать ее что угодно, в том числе и пожизненно работать.
И Дрейк не ошибся: я уже, мягко говоря, недолюбливала этот мир.
– Как… можно…
– Было придумать систему с таким устройством? – он, как обычно, читал мои мысли. – Ну, их местный Создатель, который завязал физиологию женщин на мужскую инициацию, однозначно был шутником.
– Шутником. Да уж. Как и ты.
Я лишь спустя секунду поняла, что произнесла последнюю фразу вслух.
– Я? – Великий и Ужасный даже встрепенулся в веселом предвкушении интересной беседы. – Почему?
И я не стала отступать. У нас никогда не было шанса обсудить эту тему, а тут такая возможность – почему нет?
– Ну, хотя бы потому, что местный шутник по имени Дрейк тоже придумал множество всяких интересных штук.
– Каких, например?
С одной стороны, я шагала по тонкому льду, с другой, между нами царило безграничное доверие, и хождение по любой толщины льду для меня не возбранялось.
– Тот же Корпус, в который однажды попала Элли. Помнишь?
Человек в форме смотрел на меня долго. Улыбался и молчал.
– Я все помню. А еще я знаю чуть больше, чем ты, Ди.
В этом я не сомневалась.
– Только, все-таки, зачем Корпус? – спросила осторожно. – Зачем те шрамы Райны? Зачем… многое.
– Тали? Рудники? Разлучение Мака и Лайзы? Запрет на их общение? Зачем все это, ты имеешь в виду?
Его никогда и никто не осмеливался об этом спрашивать – я была в этом уверена. А еще, глядя в стальные серо-голубые глаза, я по-новому и остро ощутила, с кем рядом нахожусь, – с неимоверно могучей сущностью, чьи разум и намерения невозможно до конца понять. С крайне умным и опасным создателем здешнего мироустройства.
– Ты не подумай…
– Нет, отчего же. Подумаю. И даже отвечу: ты все еще путаешься в понятиях добра и зла, любимая. Меряешь ими жизнь, забывая о том, что некоторые людские качества попросту не выявить без жестких условий. Увы, но это так. Те самые качества, которые после помогут выстроить человеку совершенно иную судьбу. Тебя интересует Элли? Почему Корпус? Все просто: в этом месте она стала бойцом – той женщиной, которую впоследствии полюбил Рен. Думаешь, совершая побег, она силилась избавиться от ловушки, установленной сенсором в ее голове?
– А это не так?
– Мечтая избавиться от одной ловушки, она, сама того не зная, избавлялась от совершенно иной, преследующей ее куда более долгое время, – ловушки из собственных страхов, бесконечной робости и бессилия. Рен – ее идеальная пара, но он в силу того, что вырос в мире, который превращал женщин в бесправных рабов, мечтал об очень конкретной избраннице – не просто храброй, но почти безумной, способной ради любви вырваться из любых оков. Сделать то, что в свое время не сделала его собственная мать.
– А чего она… не сделала?
Я в который раз опасалась услышать правду.
– Она перестала бороться. Отец Рена пил. Он был богат, тщеславен и совершенно беспринципен, а беспринципные и богатые люди обречены на пьянство. Однажды, будучи нетрезвым, он сел за руль и понесся по трассе на скорости под двести километров в час. Разбился. Конечно же, – едкий тон Начальника скреб по напряженным нервам наждачной бумагой. Очередная страшная судьба и чье-то искореженное детство.
– А… мать Рена?
– Она сдалась. После многолетних унижений отказалась искать нового «инициатора» – пролежала в постели две недели, практически не вставая, а после умерла во сне. Сын нашел ее утром.
Мне стало плохо.
Всего десять, а уже хотелось напиться.
Я закрыла глаза и потерла вновь похолодевшими пальцами лоб.
– Послушай, я после всех этих историй стану неврастеником…
Тон Начальника встряхнул меня жестко и без обиняков.
– Для тебя это всего лишь истории. Для них это жизнь. Если ты не вытащишь Декстера из той дыры, он навсегда останется жить в мире, который ненавидит и в котором поклялся, что никогда и ни за что не инициирует ни одну женщину. Чтобы однажды не обречь ее на смерть.
– Но он ведь «инициировал» Элли…
Я не знала, как Дрейк «терпел» все эти истории. Как носил их в мозгах, как «жил» с ними, как умел не жалеть этих ребят, но помогать им.
– Да, сделал. Потому что я больше десяти лет потратил на то, чтобы переделать «волка» в человека. Потому что, в конце концов, я смог объяснить ему, что уметь брать на себя ответственность в виде судьбы другого человека не менее важно, чем эту самую ответственность не брать, понимаешь?
– Понимаю, – пробубнила я раздраженно. И тихо добавила: – Черт, почему мы не начали с Эльконто?
– Успеется. Ну что, приступим? – бодро ответили мне.
И зажужжал на столе системник.
* * *
«Твоя задача – сделать так, чтобы до двадцати пятнадцати Рен не покинул свою квартиру. Как? Давай подумаем…»
Я стояла на тротуаре незнакомой улицы. Вокруг высокие, но обветшалые дома – потрепанная кладка старого кирпича, облупившиеся углы зданий, грязные металлические ящики, приспособленные под урны. Начало восьмого, позднее лето (или ранняя осень), но снаружи уже темно. На испещренном силуэтами проводов небе проглядывали редкие звезды. Гудел и хаотично мигал на противоположной стороне улицы неисправный фонарь.
«Ты не сможешь привлечь его деньгами – их у него хватает. Рен – почти копия своего отца, не внешне, но генетически, и потому характер у него далеко не ангельский. Декстер – прирожденный убийца – да, не удивляйся, некоторые – а это ни хорошо и ни плохо – таковыми рождаются. Моррисон – так называется город – наводнен криминалом, силовыми структурами и теми, кто в силу буйного нрава и бесконечной жажды власти желает разобраться друг с другом. И потому будь осторожна, не торопись попадаться на глаза прохожим – особенно мужчинам…»
Я уже попалась. Когда после очередного изучения квартиры Декстера (а Дрейк два раза перемешал меня в нее для изучения личных вещей хозяина) неосмотрительно вышла на улицу. И почти сразу же наткнулась на курящего у подъезда парня в кожаной куртке. Кареглазого, коротко стриженного, неприятного на лицо.
Балда, почему сразу назад не прыгнула?
– Ух ты, неинициированная! – презрительно изрек незнакомец и принялся изучать меня. – Что, буйная очень? Или больная?
Как он понял, что неинициированная? Клейма на мне нет, что ли?
Я опасалась вступать в диалог – местные обитатели, как и устройство здешней системы, меня пугали.
– Могу инициировать, – после очередной затяжки и, изучив меня с ног до головы, милостиво согласился мужик. – Сосать будешь утром и вечером. Готовить два раза в день – завтрак делаю сам. Уборка, работа, стирка – все на тебе. Взамен буду кормить. Будешь глотать сперму – не выкину через неделю…
Как щедро.
От подобного предложения хотелось блевануть. Но отвечать «глотай свое деорьмо сам» было бы опрометчиво. И потому я выдавила из себя лишь одно слово:
– Больная.
Мужик, как ни странно, интереса не потерял.
– Ладно, глотка есть, язык тоже – сосать сможешь. Уборку могу заказывать, но работать все равно придется.
– Спасибо, нет.
В ответ недобро прищурились.
– Ну и мри на улице, мразь.
Окурок полетел в сторону.
– И Вам, – «того же», – всего доброго.
Изумительный мир.
Сделав пару шагов в сторону, я закрыла глаза и «прыгнула».
В следующий дубль ждать на улице машину Рена, которая должна была подъехать в девятнадцать четырнадцать, я вышла только после того, как мужик в куртке докурил и удалился прочь от подъезда. Повторять диалог не хотелось.
Вечер Сурка, блин.
«– Рен не желает инициаций, но ты должна прикинуться, что просишь его именно об этом. Конечно, он осмотрит тебя: ощупает мысленно – так у них принято, – и сообщит об отказе. Он отказывает всем, даже тем, у кого формы в разы пышнее.
– Спасибо.
Когда Дрейк „ощупал“ взглядом мою фигуру, в глазах его было столько любви, что обижаться на предыдущие слова стало бессмысленно.
– И нет, я не пытаюсь тебя под него подложить, как ты понимаешь. Скорее, я предпочел бы обрезать члены всем без исключения мужикам. Надеюсь, это ясно.
Вместо ответа я адресовала своему возлюбленному нежный поцелуй.
И снова к делу – Дрейк посерьезнел.
– Декстеру не требуется, чтобы ему варили, убирали или на него работали, как не требуется и постоянная женщина – утехи он способен получить на стороне.
„Хорошо, что тут стою я, а не Элли“.
– Но он может заинтересоваться кем-то, обладающим нестандартным даром.
– Это каким, например?
– Например, даром экстрасенсорики.
Чудесно. Чем дальше, тем запущеннее. Теперь мне всего лишь предстояло прикинуться экстрасенсом».
Для того чтобы это сделать, меня напичкали гигантским объемом пустой для моих собственных нужд информацией: с кем Декстер встречался, с кем ладил, с кем нет. Что именно держал в квартире, как проводил свободное время, где и как хранил вечно любимое им оружие.
«– Конечно, он будет тебя проверять. Спрашивать о том, чего ты знать не должна.
– И как мне быть?
– Прыгай после его вопросов ко мне – отыщем ответы.
– Прыгать каждый раз? А что, если после моего возвращения, он решит задать другой вопрос? А в следующий раз еще какой-нибудь? Я буду прыгать туда-сюда до своей глубокой старости?
На мой сарказм мне ответили укоризненным, но наполненным весельем взглядом».
Холодно. На мне джинсы, водолазка и тонкая ветровка. В сумке снова в целях безопасности ничего нет – антураж.
До момента, когда подъедет машина, три с половиной минуты.
Разговор с молодым Реном меня пугал. Казалось, я собираюсь не просто подсесть в автомобиль к «незнакомому» человеку, но шагнуть к дьяволу в пасть.
«– Почему я должна садиться к нему в машину?
– Потому что иначе он с тобой даже разговаривать не станет. Не знаешь нашего Рена? Даже если ты упадешь на его пути с приступом эпилепсии, он обогнет тебя по дуге и скроется за дверью. Любого рода заминки, неожиданные препятствия и чужие проблемы лежат вне зоны его интересов…
– Но в этом случае он может пустить мне пулю в лоб только за то, что я открыла дверь его машины!
– Не пустит. Если ты будешь вести себя аккуратно, уверенно и без страха. А страх он чувствует…»
Легко сказать – без страха. Спустя пару минут мне придется столкнуться непросто с недоброжелательностью, но с очень и очень холодной враждебностью.
«Вдох-выдох, Ди… Это наш Рен. Он нам нужен».
Огромная черная машина практически бесшумно подъехала к подъезду с точностью до секунды – в девятнадцать четырнадцать. И, невнятно прочитав молитву, я шагнула вперед и распахнула пассажирскую дверцу.
– Выйди точно так же, как зашла, – произнесли тихо, неторопливо и даже не оборачиваясь в мою сторону. И от ровного, словно поверхность ледяного стекла, тона, по моему телу зимней вьюгой пронеслись мурашки.
«Без страха, Ди, – наставительно напомнил воображаемый Дрейк. – Страх он чувствует».
Я притворилась, что просьба водителя ко мне не относится.
– Нужно поговорить.
Декстер повернулся, и я примерзла к сиденью. Нет, в его глазах не было ни злости, ни агрессии, ни интереса. В них не было ничего (человеческого), и это угнетающим образом действовало на мою нервную систему. Смотреть ему в глаза было все равно, что любоваться старухой с косой, стоящей по твою душу в дверном проеме.
Для того чтобы вновь обрести дар речи, пришлось вспомнить прошлый новый год: хохочущего Эльконто, счастливого Халка, обнимающего Шерин, и вот этого самого «пенька», так недобро теперь на меня глазеющего.
«Это наш Рен. Пока еще не наш, но уже…» – поток бессвязной мешанины из мыслей прервался.
– Мы сейчас пройдем к тебе домой, – произнесла я так же тихо, как до того мой сосед. – Ты уделишь мне ровно пять минут. И если по их истечению ты не услышишь ничего для себя интересного, можешь меня… выставить.
«Хорошо, что не сказала „пристрелить“. С него бы сталось».
Все это время, пока говорила, я смотрела прямо перед собой – через вымытое до блеска лобовое стекло на унылую темную улицу, – а когда закончила, адресовала Рену практически безразличный взгляд. Мол, выбирай.
Меня «ощупывали». Да, Декстер делал именно то, о чем предупреждал Дрейк: включил невидимый внутренний сканер и теперь продавливал меня до самых кишок. Опутывал, проникал внутрь, сковывал волю и покрывал наледью мысли.
«Бедные местные женщины…»
– Не трать мое время напрасно.
«Твое время потратится напрасно, если ты со мной не поговоришь», – хотелось прошипеть мне.
– Мне нужно пять минут.
– Я не инициирую женщин.
Я усилием воли делала вид, что мне совершенно безразличен холодный тон, взгляд и совершенно не пугают большие, лежащие на руле недвижимые руки.
«Черт, наверное, придется перемещаться сюда еще раз сорок, прежде чем у меня получится».
– Ты рискуешь.
Точно.
– Поговорим у тебя в квартире.
Повторила я и приготовилась к тому, что меня сейчас вытряхнут из машины, как ненужный хлам из мусорного бака.
Но вместо этого звякнули ключи.
Декстер вышел из машины. И до того, как пикнула нажатая на брелке кнопка блокировки дверей, я вынырнула из салона.
Он – в дальнем конце комнаты, в кресле. На коленях огромный пистолет с прикрученным к дулу глушителем, глядя на который мне так и мерещилось кровавое пятно на стене позади собственного стула.
Старуху с косой Декстер не переставал напоминать даже тогда, когда прикуривал сигарету. Щелчок зажигалки, ровный язычок пламени. Затяжка, выпущенный перед собственным лицом дым.
На круглых часах поверх кресла девятнадцать двадцать три.
«Мне его держать здесь почти час…»
Я старалась, чтобы мои сцепленные на коленях руки не дрожали, параллельно сплетая кокон непроницаемости для собственных эмоций, – он не должен чувствовать страха…
А еще говорить следовало начинать быстро – секунды утекали, как выплеснутый в раковину кисель.
– Я тебе нужна.
Тишина. Он курил и слушал. Он уже сделал гигантское одолжение, впустив меня в свою квартиру, – так он считал. Настало мое время изворачиваться.
– Я не такая, как все, – мне стоило войти в роль, как можно скорее. Я – экстрасенс. Уникальная женщина, за которую половина Моррисона передралась бы. Не раб, не искатель способа выжить, не очередная униженная дурочка. – У меня дар, который может тебе сильно пригодиться.
«Почему я? – если спросит он. – Почему ты пришла ко мне?»
«И я не найдусь с ответом, – судорожно поняла я. – Я не продумывала эту часть…»
Но Декстер ждал продолжения.
– Я знаю вещи наперед. Предвижу их.
– Да ну?
И отблеск презрительного недоверия в серо-голубых глазах.
«Господи, как с ним справляется Элли? Наверное, потом он стал мягче…»
– Да. Например, я знаю, что в своем доме ты хранишь пятнадцать пистолетов. Если не считать тот, который лежит на твоих коленях… – вот и началась опасная часть. Наверное, самая опасная. – А так же то, что в комнате наверху в дальней стене сделано бетонное углубление, которое ты используешь вместо сейфа.
– Плохое знание.
Я нервно сглотнула – хотелось придушить Дрейка за «сценарий», так как я бы тоже не порадовалась, если бы ко мне домой пожаловал тот, кто все знает о моих «заначках». И продолжать следовало, как можно быстрее:
– Ты не ладишь с Крейгом. И не напрасно – час назад он сдал твои данные агенту из службы… – я запнулась, силясь вспомнить название странной организации, – службы Контроля.
Сидящий в кресле человек напрягся. Этого ничто не выдало, кроме зазвеневшего напряжением вокруг мощной фигуры воздуха.
Не успела я раскрыть рот, чтобы сообщить об отношениях Декстера с некими Лиссом и Тронтом, как в кармане хозяина дома зазвонил сотовый.
И тут же на меня нацелилось дуло пистолета.
– Кто это звонит, экстрасенс? Скажи, или я тебя пристрелю – считаю до трех…
Я закрыла глаза.
И прыгнула к Дрейку.
* * *
Дубль два.
– Кто это звонит, экстрасенс? Скажи, или я тебя пристрелю – считаю до трех…
– Это Ронин Крессман, – я равнодушно наблюдала за тем, как секундная стрелка без пауз описывает круг старого, но все еще белого под стеклянным щитом циферблата. – Он желает скинуть на тебя один из своих заказов, хочет спросить, желаешь ли ты взяться. Клиент за спешку платит в полтора раза больше обычного.
Пока из кармана на свет доставался телефон, дуло положенного горизонтально на колени пистолета, продолжало смотреть в мою сторону.
– Алло.
И тишина. На том конце тараторил мужчина. Говорил долго, и каждое слово, которое прозвучало, было за несколько минут до этого в другом временном измерении в точности передано мне Дрейком.
«Во что я вляпалась? Во что вляпала нас всех лысая башка?»
В окно, превращая полутемную квартиру в грот пещеры игры «Half-Life», проникал свет мигающего фонаря.
Звонил Ронин. И предложил он заказ, за который платили в полтора раза больше.
В квартире Рена я находилась уже семь минут. И теперь киллер смотрел на меня иначе – более цепко, более подозрительно и еще более холодно.
– Если это ловушка, – выдал он, наконец, – тебе самой из нее не выбраться, ты это понимаешь?
– Это не ловушка.
– Почему ты пришла ко мне?
Хорошо, что спросил – вовремя, – я успела приготовиться.
– Потому что с тобой можно работать.
– С другими нельзя?
– С другими не хочется.
– Почему?
Он вел себя, как хищник. Как тот самый здоровый зверь, который вроде бы спокойно лежит на полу, а ты все ждешь, что на его теле сейчас дернется мускул, и ты обделаешься от страха быстрее, чем сократится под гладкой кожей мышца.
– Потому что ты не попросишь от меня лишнего.
– Ты уверена?
– Я вижу это наперед.
Он не верил мне – не мог поверить. И в то же время не имел права отрицать, потому что я говорила с ним о вещах, о которых никто в его понимании не должен был знать.
Да, Дрейк знал, куда давить. Обычная женщина, пришедшая к Декстеру с просьбой инициировать ее, вылетела бы из этих апартаментов быстрее той самой пули из пистолета. Или с ней же в придачу.
– Мне проще тебя убить, ты знаешь об этом? Ты слишком много знаешь. Ты опасна.
– Проще. Но выгоднее не убивать.
«Есть элементы, которые во всем этом не сходятся, – какие-то элементы…» – читалось по прищуренным глазам напротив. И яростно вращались в умных мозгах шестерни. Мне оставалось лишь надеяться, что до двадцати пятнадцати – назначенного Дрейком времени «икс» – чрезмерно каверзные вопросы еще не успеют родиться. Но к ним однозначно шло.
– Говори. Потому что пока мне не хочется оставлять тебя в живых.
Черт.
Выедал глаза сигаретный дым – хотелось встать и распахнуть форточку. Теперь в моем тоне звучало откровенное раздражение.
– Можешь не оставлять меня в живых, – на часах девятнадцать сорок три, – но если покинешь это место раньше половины девятого, никогда не узнаешь того, что по-настоящему сильно хочешь узнать.
– Чего?
Теперь мне приходилось рисковать, идти практически ва-банк.
– Того, как перестать быть элементом той системы, которая тебя так сильно раздражает.
Он долго молчал. Сидел, прикрыв глаза. Как будто спал. И все очевиднее становился тот факт, что именно сейчас решается «моя судьба»: Декстер взвешивал пользу и риск наличия такого вторженца в его жизнь, как я.
И, скорее всего, он определит, что живой меня лучше не оставлять.
Я его понимала, но к такому исходу была совершенно не готова. К тому же я еще не сказала главного.
Чертов Дрейк. Чертов сценарий. Но другой, вероятно, был бы еще хуже.
Приходилось торопиться.
– Не выходи из дома до половины девятого, понял? Кто бы тебя ни звал и кто бы что ни обещал. Но в девять отправляйся в бар «КаЭнто», как и намеревался, – там ты встретишься с человеком, разговор с которым станет судьбоносным. Слушай, – я поерзала очень даже натурально, – я схожу в туалет?
От бесконечного сидения измаялся полный мочевой пузырь. К тому же испаряться прямо из комнаты не стоило – в этом случае Рен вообще мог решить, что моя персона ему привиделась. Разыгравшееся воображение, воспаленные нервы – мало ли. А вот, если я исчезну из туалета, он будет ломать мозги, как именно у меня получилось сбежать. Это другое.
– У тебя минута.
Я не стала зубоскалить насчет того, что за минуту можно пройти половину коридора, надуть себе в штаны, а после поспешить обратно, чтобы пришпилить задницу к стулу ровно в пятьдесят девять секунд.
Двадцать ноль три.
Я сделала достаточно. Ведь так? Скорее всего, «мы не продержимся» в мире еще целых двенадцать минут.
Он поймает меня на чем-нибудь. Точно поймает. И тогда придет дубль три, а за ним четыре.
В туалет, между прочим, хотелось неимоверно, и по коридору я практически бежала. Не успела я щелкнуть замком, как по ту сторону скрипнули половицы.
– Знаешь, я тут подумал, – раздалось из-за закрытой двери, – что на эту встречу ты пойдешь со мной.
Ну и ну.
– Нет, Рен, не отправлюсь, – наверное, он зол. Не привык, когда ему отказывают и дерзят. Я же с выдохом облегчения справляла нужду в чужом доме – не могла дождаться, пока прыгнешь обратно? Нет, не могла. – Ты пойдешь на нее один.
«Выходи – поговорим», – слышалось в его молчании.
Нет, уже не поговорим. Не будет заломленных за спину рук, не будет процеженных сквозь зубы фраз: «А теперь я хочу услышать правду», – будет другое: сломанный замок и пустой туалет. А после много ярости – бессильной уже, впрочем.
– И досиди дома до половины девятого, понял? Целее будешь.
Я уже не выбирала слов. Отмотала с рулона туалетной бумаги, провела гигиену, натянула штаны. Не чувствуя ни доброты, ни терпения, посмотрела на косяк – довольно прочный.
Все. Мне пора.
Двадцать ноль пять. Я изо всех сил надеялась, что следующие десять минут хозяин квартиры потратит на то, чтобы понять, как гость испарился из комнаты, в которой нет даже окна.
Дрейк, встречай.
* * *
– Он тут? Скажи мне – он тут? Потому что я больше не пойду с ним разговаривать – он… он…
– Успокойся, Ди, успокойся.
Меня прижимали к груди, лишали нервозной подвижности.
– Я не буду разговаривать с этим… волком! Он меня чуть не пристрелил.
– Он тут. Тут.
Чертов-чертов-чертов Рен. Пусть с ним лучше ладит Элли, а я больше никогда…
– Это все отойдет. Это нормально, это шок…
Я все никак не могла успокоиться – медленно выходила наружу скопившаяся в клетках паника.
– Он вернулся. Положен в сон. И он уже не тот – уже наш Рен, – Дрейк обнимал меня, припечатывая к собственному плечу щекой. – Все. Он тут. Тут.
Я медленно успокаивалась.
Почему-то помнилась мягкость чужой туалетной бумаги – не дешевой. И отблеск полированной ручки дверного замка тесного туалета.
– Он не будет меня помнить?
– Нет.
Зато нашу «первую» встречу теперь всегда буду помнить я.
* * *
Солнечный полдень в Нордейле.
Кремовая шапка на корзинке, которую я заказала к кофе, оказалась нежной и мягкой, очень свежей. Позади работала кофе-машина – бармен шумно взбивал для следующего заказа молочную пену. Я смотрела в окно, за которым с высоких тополей слетали первые и пока немногочисленные пожелтевшие листья.
Всего лишь начало августа – рано, – но этот город жил своей собственной жизнью и не слишком спешил соответствовать заявленной статистикой погоде времен года, выдавая то полноценную весеннюю оттепель в декабре, то резкое похолодание в начале июля. Наверное, он каким-то образом зависел от настроения Дрейка – так мне казалось. Слетят эти листья, выметутся бдительными дворниками, и все вновь станет зеленым.
Дворники здесь, как ни странно, свою работу очень любили – шестым чувством осознавали, что делают улицы чище и тем самым настроение жителей лучше. Обновляют энергию пространства, напитывают ее спокойствием и любовью. Метлы здесь всегда шоркали размеренно и без спешки.
Мне же требовалась минута тишины и покоя. Что-то обычное, нормальное – не перо, которым я будто случайно прикасаюсь к странице чужих судеб, выводя одни росчерки и стирая другие, – но родное, привычное. Чашка кофе и корзинка, например.
Аарон здесь, Декстер здесь – эта реальность зафиксирована. Они уже другие – эти парни, – не те, какими были «у себя», – заслуга их самих и Дрейка, конечно же. Однако с этого момента я буду помнить их и другими – не только «после», но и «до». Расскажу ли я кому-нибудь об этом? Навряд ли.
Это просто жизнь – одна из ее сторон. И я сама до переезда в Нордейл была другой – не хуже, не лучше – другой.
Когда широкая чашка из-под латте опустела, а на тарелке от корзинки остались лишь крошки песочного теста, я толкнула дверь и вышла на улицу.
* * *
Дом Эльконто почти ничем не отличался от прежнего – такой же квадратный особняк в стиле хай-тек: море стекла и куча углов. Но совершенно другим был сад и висящие на окнах шторы – зеленые, не персиковые. И кто-то другой сидел у бассейна и читал газету; не носился вокруг шезлонга пес по имени Барт.
Одноглазый Пират остался не подобранным с улиц далекого Петербурга. И никто не забрал из приюта Хвостика. По крайней мере, не мы.
«А Тайра до сих пор в Криале…»
Мне было неуютно в Нордейле без них – без своих друзей. Нет, я и раньше не звонила им каждые пять минут – просто знала об их наличии, и этого было достаточно.
Тот же Эльконто всегда бы прогремел в трубку «Заходи!», обрадовался бы новым сигарам Халк, кинулась бы показывать свои новые картина, навести я Декстеров, Элли… Где они все сейчас? По разным дорожкам, уголкам. На разных кусочках мозаики, которая не сошлась воедино, потому что ее жестоко разбросала чья-то безжалостная рука.
Я не стала прыгать, хоть так было быстрее и проще, взяла такси и доехала до домика Тайры. Домика, вокруг которого теперь, если не считать пары диких ромашек у забора, не пестрели буйными красками цветы – лишь стриженный газон.
Мы никогда не качались на качелях на заднем дворе, никогда не сидели с чашками чая на крыльце… И никогда не видела, как прекрасны ее мама и папа, маленькая Луара. Баалька.
Еще увидит.
В моем горле стоял ком.
Короткий отдых, а дальше мы вытащим еще кого-то. Дэйна, Стива, может быть, Майкла?
«Интересно, кто работает вместо него на Магии? И кто вместо Дэйна правит пока Войной?»
Кого вместо нашего снайпера попытается убить однажды Ани? Если для нее все пойдет так же…
Глядя на трещины на асфальте под ногами, я брела домой.
* * *
К моменту, когда щелкнул замок входной двери, я успела подремать. Шуршала в коридоре одежда – Дрейк снимал ботинки.
Я потерла щеку, на которой отпечатался след от подушки и побежала вниз.
Он пришел с цветами. Почти никогда их не дарил, но почему-то принес теперь – букет из пятнадцати алых роз.
– Цветы?
Я так и осталась стоять у подножия лестницы, удивленная. Глаза Дрейка – усталые, но полные нежности – лучились теплом.
– Цветы.
– Спасибо, – прошептала я, – но ты же никогда не любил срезанные цветы?
Всегда сам учил: живое лучше. В живом течет любовь, а главнее ее в мире ничего нет.
– Я сохранил энергетическую структуру корней. Можешь посадить их в саду, и они будут цвести дальше. Они живые.
И по моей груди разлилось тепло. Дрейк – он всегда Дрейк. Никто не умел того, что умел он: обладать столь обширным набором знаний и использовать его на пользу, а не во вред. Уникальный человек, надежный, чуткий, внимательный. И бесконечно мной любимый.
Он знал, что я не поставлю их в вазу с водой – тут же возьму лейку, лопатку и отправлюсь в сад.
Пусть у нашего дома, принося счастье, растут бархатистые и ароматно пахнущие розовые кусты.
* * *
(Jesse Cook – Beyond Borders)
Наш сад – таинственный и загадочный в сумеречный час.
Мы почти никогда не сидели вместе на веранде в плетеных стульях, расположившихся по обе стороны от прозрачного столика, – слишком часто бывали заняты каждый своим. Не сидели бы и сейчас, если бы не экстраординарная ситуация, разбившая нашу рутину, а также привычный график вдребезги.
В моих руках стакан с лимонадом. Дрейк свой так и не пригубил, забыл о нем, привычно погрузился в далекий и такой же таинственный, как шелестящие кроны дубов под небом, собственный внутренний мир.
– Как успехи? – поинтересовалась я, не особенно рассчитывая услышать положительный ответ. Вообще, если на то пошло, какой-либо ответ.
– Определенные успехи есть, – отозвался Дрейк после короткой паузы. – Я ее еще не нашел. Но, думаю, понял, кто она такая.
– Она – «лысая башка»?
– Да.
– И кто же?
Сумрак обладал удивительным свойством смешивать краски и полутона синеватых и коричневых оттенков, превращая яркий и понятный днем мир, в нечто мистическое. Иногда мне казалось, что ночью из нашего сада можно попасть в совершенно иное место, заблудиться. Шагнуть в самый настоящий лес, которого никогда не существовало за оградой. Или же отыскать тропку, ведущую в сон.
– Вообще-то, раньше она не была лысой. Давно. Но всегда носила короткую стрижку.
– Давно? Да кто она такая, Дрейк? – я начала ерзать от нетерпения. Но торопить Начальника – все равно, что пытаться сдвинуть с места стоящий на асфальте могучий стальной тепловоз.
– Карна Тан-Олио.
Я притихла. Оказывается, у нашего врага (врагини?) имелось имя. И довольно заковыристое.
– Но кто она такая, откуда ты ее знаешь?
Мой возлюбленный усмехнулся. В который раз той усмешкой, от которой до предела натягивались нервы.
– Вообще-то, когда-то давно мы жили с ней в одном мире.
Я никогда – ни разу – не спрашивала Дрейка о его жизни до Уровней. Знала, что, возможно, наступит «правильное» время, которое однажды наступает для всего (вопрос лишь в том – доживем ли мы до него?), и тогда обо всем он поведает сам.
– Наш мир – он был очень сложным. Сложнее почти всех других, о которых я знаю. Хотя, возможно, это преувеличение.
Все, он был там – целиком и полностью, – в бесконечно далеких воспоминаниях. Зажглись вокруг крыльца, высвечивая на траве желтоватые окружности, воткнутые в землю фонарики.
– Мой мир – Сатаахе. Ему нет точного имени в понятном тебе языке – это примерное звучание.
Я не спрашивала. Слушала.
– И всегда – сколько я себя помню – у нас существовало два властителя. Один – глава мужчин. Второй – глава женщин. Вторая, – и, предвещая мой вопрос, он пояснил: – Нет, мы никогда не боролись и не враждовали, но такой порядок по какой-то причине был заведен еще до меня. У женщин «женская партия», у мужчин «мужская». И мы обо всем договаривались, взаимодействовали, понимали, что, как вы говорите, «инь без ян» не существует.
Перед моим мысленным взором вырисовывалась далекая голубая планета с непонятными законами.
– Почему мы разделились? Нас разделила природа – не знаю, почему. Но находить для нас «вторую половину» было очень сложно – слишком многие показатели должны были совпасть. Психологические, физические, энергетические. На подбор иногда уходили десятилетия – и всегда бесконечные тесты, анализы, сбор статистики. Детей рождалось мало, и каждый являлся поводом для праздника всей расы.
Я прочистила горло:
– То есть не как у нас? Вы не сходились по любви?
– По любви? – Дрейк даже повеселел. – Нет, мы очень давно ушли от эмоций, сохраняя энергобаланс. Возможно, за это нас и наказали – за излишний ум, логику – мне трудно судить. Но у нас женщине однозначно невозможно было забеременеть, как у вас, – случайно, например. Или же просто от того, что кто-то вставил в нее член и выплеснул внутрь долю спермы. Нет, у нас было… заковыристее. Мы всегда жили очень долго, а смерть чаще всего наступала по желанию того, кто решал, что прошел и понял достаточно для того, чтобы перейти в бестелесную форму существования. Не смерть даже – переход. И, казалось бы, дети нам ни к чему. Зачем увеличивать численность расы, «старые» члены которой практически не отходят в мир иной? Но, все же, мы искали друг друга – мужчины женщин, а женщины мужчин. Искали и будем искать – собственно, для этого мы и рождаемся разнополыми.
Я в который раз за эти длинные сутки подумала о том, что родилась в очень даже симпатичном мире. Ну и подумаешь, что у нас свои проблемы: войны, президенты, кое-где нищета или недостаток совершенных открытий. Зато мы спокойно рожали детишек без длящихся сто лет подряд тестов на совместимость.
– И ты, когда жил там, свою пару не нашел?
Каверзный вопрос, но я уже знала ответ: «Если бы нашел, то не сидел бы сейчас здесь». А Дрейк был со мной.
– Нет, не нашел. В то время я как раз был назначен главой мужской коалиции, а Карна пришла главенствовать над женской чуть позже. Вот тогда-то все и изменилось.
Великий и Ужасный совершенно невесело хмыкнул, а я подумала о том, что «лысая», вероятно, уже тогда была дурой.
– Почему изменилось? Она отказалась с вами сотрудничать?
«Феминистка»?
– Нет. Но одновременно с ее назначением на пост в нашем мире отыскалось новое и, вероятно, последнее местоположение кристаллов-матриц.
– Что это такое?
– Что? – Дрейк вспомнил про лимонад – взял стакан, сделал глоток. – Это структуры чистопородного материала. Живого материала, из которого когда-то давно был изначально выстроен наш мир.
Все страньше и страньше. Воображаемая голубая планета теперь казалась мне населенной инородным разумом и напичканной монолитными глыбами кристаллической основы. Наверное, в действительно все выглядело совершенно иначе, но транслировать изображения напрямую из головы Дрейка я не умела.
– И эти решетки нашлись не вовремя. Или же не вовремя о них узнала глава женской коалиции, потому что это именно она предложила не сохранять их для более поздних сроков, чтобы корректировать, как это делалось раньше, изношенную структуру мира, а использовать их для создания новых людей. Мол, зачем нам эти сложности с детьми? Мы просто сделаем новых членов общества…
– И ее поддержали?
– Удивительно, но ее поддержали почти все женщины и часть мужчин.
– Но почему?
– Потому что это, вероятно, означало бы больше шансов впоследствии найти свою пару.
– Из клонов?
Лысая уже тогда была сумасшедшей. Или же я чего-то не понимала.
– Они не были бы клонами, – Дрейк посмотрел на меня с улыбкой. – У нас существовала версия, что мы и сами некогда – очень давно – были произведены из подобной структуры.
– То есть лысая предложила «добавить» людей, чтобы повысить шансы на нахождение вашим членам общества пар?
– Типа того. В общем, преломить цифры статистики в положительную сторону.
Капец. Я знала, что разбираюсь во всем хуже Дрейка, но даже я бы ни за что эту сомнительную «аферу» не поддержала. Природа есть природа, и не стоит ей перечить. А все эти игры в «бога» даже в фантастических фильмах до добра не доводили.
– А ты ее поддержал?
– Нет. Я был против. И я был прав. Последствия предложенной ею идеи фатально сказались на нашем мире сразу, как только были «созданы» первые полтысячи человек: структура луча накренилась.
– Что такое структура луча?
Я чувствовала себя, как двоечник на уроке физике.
– Энергетическая основа мира. От слишком быстрого перенаселения – неожиданного прироста людей – что-то пошло не так. Наш мир не справлялся. Или же не хотел справляться с новым положением – он начал противодействовать и очень быстро разрушаться. А почти все матрицы, которые были нужны для его «реставрации», уже были определены как «кристаллы для бионужд». Вот тогда очень остро встал вопрос о том, что кто-то должен либо умереть, либо покинуть планету. Каким-либо образом.
Я бы этой лысой… уже тогда. Вот честно. Неужели сразу нельзя было предположить, что новых людей «пальцем» делать не надо ни при каких условиях?
Мда, слишком эмоциональная, справедливая и честная я. Наверное, наивная. Однако отсутствие наивности не сыграло «умной» Карне добрую службу.
И я вдруг поняла, почему Дрейк сидит именно здесь, со мной. На этом крылечке, у этого самого дома – в мире Уровней.
– Ушел ты, да?
Он ответил на удивление просто.
– Да. Иначе бы наш мир развалился – не выдержал нагрузки.
– Но ты ушел не один?
– Нет, я сообщил о своем решении совету расы и предложил всем, кто этого бы хотел, ко мне присоединиться – отправиться в иное измерение и выстроить свой собственный новый мир.
– И тебе хватило знания и собственных сил для этого?
– Хватило, Ди. Миры может создавать каждый. Даже человек. Но не может так просто их зафиксировать в пространстве-времени. Мы могли.
Вспомнив представителей Комиссии, я спросила:
– С тобой ушли только мужчины?
– Нет, какое-то количество женщин тоже. Но, как я тебе говорил раньше, женщины со временем совершили переход. Мой новый мир – наш мир, – не будучи столь же стабильным, как прежний, не позволил их физическим оболочкам надолго сохраниться.
Ему было от этого обидно – я чувствовала. Когда-то он как новый глава не сумел отыскать способ воссоздать на новом месте для всех членов общества прежние условия и корил себя. Жил с этим грузом от момента «тогда» и до «сейчас».
– Все женщины погибли? – спросила я тихо.
– Да.
Сад почернел – слились деревья с небом. Остались лишь желтые круги фонариков на траве.
– Совершили преждевременный переход.
– Это не твоя вина, Дрейк.
Мой спутник жизни промолчал. Как много тяжести он нес на своих плечах? За какое количество чужих судеб ощущал себя ответственным?
– И с тех пор вы решили, что не будете пытаться с женщинами?
– С каким женщинами, любимая? С человеческими? У нас изначально были слишком разные фоны – ты знаешь об этом.
Он не язвил, не пытался меня обидеть. Скрыто горевал, что ли, как горюет о чем-то далеком человек, глядящий на заживший шрам. Физической боли нет, а душевная осталась.
– Послушай, но это ведь еще может измениться? Есть я, есть Яна… Значит, могут найтись и другие.
– Могут. И я этому рад. Очень. Но мы ведь сейчас не о том…
Точно. О лысой башке – Карне.
– Зачем она явилась на Уровни, Дрейк?
– Я не знаю – вот в чем вопрос. Вероятно, что-то пошло совсем уж не так. Возможно, разрушилось полностью.
– И она решила связаться с тобой? Поговорить по душам, попросить о помощи? – я язвила, но не могла сдержаться. – А, главное, начала она с места в карьер – с шантажа. А когда не вышло, решила чуть-чуть изменить прошлое.
Великий и Ужасный откинулся на спинку стула, посмотрел в небо. Сделался вновь непроницаемым, как и всегда.
– Ей не сойдет это с рук, поверь мне.
– Она как будто мстит тебе за что-то… Может, за то, что вы тогда ушли и оставили их жить в разрушающемся мире?
– С огромной вероятностью мы помогли тому миру сохраниться. А все остальное – ее осознанный выбор.
Мало ли чей иногда бывает выбор? Женщины, которые кричат своим возлюбленным: «Уходи и не возвращайся!» – зачастую упрекают своих экс-бойфрендов за то, что те восприняли просьбу серьезно и смылись с горизонта. Потому что женщины – это всегда женщины. А лысая Карна при всем своем могуществе еще и дура.
– Послушай, она не зря гоняется за спермой наших ребят…
От этой фразы Дрейк сделался Дрейком – стальной улыбающейся акулой с тройным рядом зубов. В общем, собой.
– Гоняется или нет, она ее не получит.
– Получит, если мы снова не поменяем прошлое…
– Нет, Ди. Не получит – я тебе обещаю. Но однозначно получит за все, что натворила, ибо тот, кто с мечом к нам приходит…
«…тот от меча и погибнет», – не договорив вслух, улыбнулся Начальник, поднялся с плетеного стула, потянулся и качнул головой на темные стекла гостиной.
– Пойдем, любовь моя. Я немного устал. И мне бы не помешал массаж, а тебе парочка ласковых поцелуев.
И в глазах его я прочитала свою же фразу «Война – войной, а обед…»
Протянутую руку я приняла с улыбкой.
