Глава 11
Я просыпалась странно: будто постепенно выныривала из глубокого черного и очень густого болота. Постепенно и трудно – так, словно выходила из очередной комы. В теле тяжесть, в сознании вакуум; рядом кто-то плакал:
– Что нам теперь делать? Где мы?
И снова всхлипы.
– Ди… Ди, очнись…
– Это точно она? – хриплый и тихий голос Лайзы.
– Да, – кто-то осторожно погладил меня по волосам, пощупал лицо – я поморщилась. – Она.
Ощупывала меня Тайра.
Я неохотно помотала головой, силясь окончательно вынырнуть из дурмана. Я сплю? Это все еще странный сон? Кое-как приподняла веки, но светлее не стало – чернота вокруг сохранилась столь же беспросветной.
– Ди?
– Я… тут, – закрыла и снова открыла глаза – мрак не ушел. – Что… происходит?
– Забери нас отсюда, – всхлипывала Элли. – Забери, слышишь?
Я помотала головой, села – ладони уперлись в пол – сухой, пыльный и грязный.
И темно, как в фотолаборатории с выключенными приборами. Страшно. Тут же скакнуло сердце:
– Где… мы? Кто здесь? Что происходит?
Оказалось, нас здесь было пятеро – в непонятном месте, напрочь лишенном света: Тайра, Элли, Лайза, Ани-Ра, и я. Девчонки очнулись раньше и уже успели как следует напаниковаться, а после сделать перекличку. Спустя еще несколько минут решили на ощупь обследовать территорию и тогда наткнулись на лежащую на земле меня.
– Сначала мы думали, что это подвал, – рассказывала Лайза, – но стены здесь железные, есть дверь. Наверное, гараж или что-то похожее.
– А где?
– Кто бы знал, – Ани-Ра. Тон голоса хмурый и жесткий. – Мы не знаем, где остальные и как мы тут очутились.
Дерьмо. Чем больше я пыталась соображать, тем глубже осознавала, что «вторжение», по-видимому, началось – нас «изъяли». Выбросили из домов, удалили от наших мужчин. Хорошо, если просто из Нордейла, но что, если с Уровней или даже переместили во времени? Тогда вообще дерьмо глубже некуда.
– Других нет?
– Нет.
Они теперь сидели у противоположной стены – Элли, Ани и Лайза. Тайра осталась слева от меня – я слышала шорох ее одежды и дыхание.
– Помещение большое?
– Нет. Три на четыре, может.
– Времени сколько – есть у кого-нибудь часы?
Часы нашлись. И показывали они девятый час утра.
– Ди, перенеси нас отсюда, а? – Элли старалась держаться молодцом, но сникала быстрее всех. – Я не хочу… здесь.
Я прикрыла веки и вызвала в памяти наш с Дрейком дом – получилось. Вот только сконцентрировать силу на прыжок не вышло. Глухо. Совсем. Мне будто перерезали шланги, которые ранее подавали энергию, а теперь бессмысленно шипели выходящим в никуда воздухом. Меня что-то блокировало – чужой щит; одновременно давила в голове полнейшая дезориентация и неспособность долго на чем-то фокусироваться.
Я пыжилась отчаянно, как человек, который очень желает, но не может исторгнуть из себя фекалии – силилась и так, и сяк – тщетно.
– Не могу.
– Попытайся, – Лайза, а голос отчаянный.
– Мы знали, что так будет, – констатировала Ани с горечью. – Дэйн говорил…
Прежде чем сдаться, я провела еще несколько минут, ощупывая изнутри чужую бетонную кладку – воображаемую, конечно, но оттого не менее действенную.
– Черт, не могу! Не могу, не могу, не могу…
Мои пальцы в отчаянии скребли песок на полу.
Элли снова всхлипнула.
Они то умолкали, то говорили вновь – о том, что помнили со вчерашнего дня последним, о том, что не могут понять, как можно было спящих людей транспортировать из спален, да еще так, чтобы не заметили мужчины? Как? Какими способностями нужно обладать? И если началось, значит, мутантки уже там, в их домах?
– Тай? – прошептала я очень тихо, чтобы не привлекать внимания остальных.
– М-м-м? – донеслось слева.
– Как думаешь, мы еще на Уровнях?
– Да. Энергия вокруг та же.
– Твои способности не пропали?
– Не совсем. Я же мистик. Это то, что почти нельзя уловить. Они… не знали.
Мне почему-то стало чуть легче. Совсем чуть-чуть, но все же. Если уж придется выбираться из задницы, то хотя бы с кем-то, кто способен чувствовать окружение. Раз уж я вышла из строя…
«А если я, значит, и Мак, и Халк, и остальные».
– Время то же? Мы не в прошлом или будущем?
– Моя связь со Стивом сохранилась – значит, то же.
Отлично. Хорошие новости уже есть: мы все еще на Уровнях и, значит, можем побороться. Осталось придумать как. Я ощупывала карманы на наличие каких-либо ценных предметов – удивительно, но изъяли нас из постелей не голых, но в одежде (меня в куртке и джинсах), – и теперь я почти впустую надеялась отыскать что-нибудь полезное.
Ноль. Ничего. Следовало предположить…
Итак, что у нас есть? Нерабочий телепортер, но пять рабочих голов. И один мистик – уже что-то.
– Про остальных никто ничего не знает?
– У-у, – послышался отрицательный ответ.
Мы переговаривались на грани слышимости – самым тихим из доступных шепотов.
Лайза успокаивала Элли – приказывала той собраться; Ани-Ра молчала. Ани – воин, она не тратила слов попусту. Темнота и неизвестность давила. Придут ли за нами? Если да, что будут делать? Собираются ли держать здесь, пока «насилуют» парней? Вспомнят ли про нас «после»?
«После» ждать не хотелось – хотелось что-то придумать.
– Нас тут не будут ни кормить, ни поить? – Элли.
Ей никто не ответил.
Неопределенное время спустя я вновь обратилась к Тайре.
– Ты можешь сделать «огонек»? Типа зажигалки? Осмотреть бы помещение.
– Не могу. Здесь сложно концентрироваться.
Придется так.
Я осторожно поднялась и нащупала рукой ближнюю стену – вторую вытянула в пространство.
– Хочу пройтись по периметру. Могу наступить на кого-нибудь.
Зашуршали подтягиваемые ближе к себе стопы.
– Дин, что мы будем делать, а?
Они приняли меня за старшую? Интересно, почему? Из-за работы в отряде? Из-за положения «жены» Дрейка? И хотелось бы мне ответить нечто обнадеживающее, мол, мы подумаем, но тогда они будут ждать, что я придумаю.
Пришлось дать Лайзе честный ответ:
– Я не знаю.
Помещение действительно напоминало гараж: плотный не то земляной, не то бетонный с присыпкой пол, холодные и шершавые железные стены, широкие двойные створки дверей. Щеколд с внутренней стороны не нашлось, но обнаружились поворотные механизмы. Ни предметов, ни мусора, ни чего бы то ни было полезного мне найти не удалось. Я на ощупь добралась до того места, где сидела Тайра, и опустилась рядом. Наклонилась почти к самому ее уху:
– Тай, если есть замок, то должен быть и ключ, – в моей голове вертелись кое-какие мысли. – У кого-то. Например, у того, кто запирал нас здесь.
– И?
– Я хочу попытаться представить, что у меня в кармане лежит этот ключ.
– Материализовать?
– Да, – вот мы и вернулись к переменчивой реальности, где для того, чтобы изменилось окружение, следовало изменить положение шестерней в воображении. – Я знаю, что если скажу об этом остальным…
– …они не поверят и зафиксируют в своих головах ложную реальность.
Она ловила смысл с полуслова.
– Да, забетонируют. И я ее не сдвину. А если мы с тобой вместе представим, что ключ у меня есть…
Не успела я обрисовать план целиком, как меня перебили.
– Не выйдет. Одно дело, если бы у тебя в кармане лежал хоть какой-нибудь ключ, который впоследствии изменил бы борозды…
– Какая разница?
– Большая. Изменить на чем-либо наличие рисунка проще, чем создать металл там, где его раньше не было, тем более такой плотный, как ключ.
Она только что убила мою последнюю надежду. Не сидеть мне на холодном полу, не сдвигать со скрежетом привычные шестерни, пытаясь создать что-то из ничего.
– Тогда какие идеи? – поинтересовалась я без особой надежды на ответ.
Подруга молчала.
Элли пожаловалась, что хочет пить, – Ани согласилась, что вода бы не помешала. Лайза ворчала на то, что не может понять, в какую одежду ее обрядили. Все старались молчать о страшном – о том, что именно происходит сейчас в Нордейле. О том, кто находится рядом с любимыми.
Я уперлась спиной в холодную стену, вздохнула и стала смотреть прямо перед собой широко раскрытыми глазами – в темноте распахивать веки до предела выходило на автомате. Не успела я сконцентрироваться на чем-то, как к моему уху приблизилось лицо Тайры – левое ухо защекотали ее волосы.
– Дин, мы можем попробовать представить, что «надзиратель» – или как они тут называются? – пришел сюда и забыл закрыть щеколду. Только сначала его нужно нащупать и сделать так, чтобы он захотел прийти. Принести воду, например, или еду.
– Или побить нас.
– Вселить ему добрые намерения. Ты ведь можешь окружить его любовью?
– Могу.
– И я могу поработать над тонкими телами. А после чуть-чуть над его вниманием.
Я обдумывала план.
– А почему «щеколду»? Он ведь закрывает нас на замок?
– Если это гараж, то есть и щеколда. Засов, – иногда она все еще с трудом подбирала верные слова. – Мы попробуем сделать его рассеянным.
– Рискованно.
– Здесь сейчас все рискованно.
Кажется, мы забыли про осторожность, и к нам теперь прислушивались. Когда наши с Тайрой голоса стихли, девчонки помолчали, а после принялись строить предположения – одно другого страшнее – «а что, если Рен не узнает подменыша? А если Мак?»
Ани-Ра продолжала хранить молчание.
– Блин, может, они еще не там, – попыталась обнадежить я себя, имея в виду «жабакарновых» баб.
– Там, – ответили мне слева тихо и как будто даже зло.
– Уверена?
– Да, – Тайра снова склонилась ко мне и зашептала одними губами. – Я чувствую Стива и его окружающее пространство – наши с ним энергии переплелись, понимаешь? И рядом с ним я чувствую – ее – это… существо.
– Как она выглядит? На что, – поправилась я, – похожа по ощущениям?
– На что?
Тайра пахла нежными фиалковыми духами, которыми, видимо, пользовалась накануне вечером.
– На… чужеродный сгусток. На морозильник.
– Почему «морозильник»?
В ответ молчали долго. А после неуверенно пояснили:
– Потому что в ней нет чего-то… живого.
* * *
Он проснулся бодрым и свежим – спал не как обычно, со множеством видений, а без снов – и чувствовал себя на удивление отдохнувшим. Хотя полагал, что до рассвета промучается кошмарами.
Тайра порхала вокруг бабочкой.
– С добрым утром, любимый. Чаю? Я уже попила – спущусь в подвал, перестираю белье.
На часах девять.
Почему-то не подходил к миске проснувшийся Пират – наблюдал за хозяевами, сидя у тумбы в коридоре. За окном солнце – Нордейл проснулся.
Тайра что-то стирала, мыла, терла, скребла – превратилась вдруг в отчаянную чистюлю. Она и раньше не была «грязнулей», но этим утром ее будто сорвало с катушек – «везде пыль, нужно убрать…»
Тревожный колокольчик в голове Стива зазвенел тогда, когда его возлюбленная, оттерев до идеального состояния зеркало в ванной, вдруг обвила его сзади руками вокруг талии – Лагерфельд как раз собирался полистать новые книги, которые давно принес из Реактора, но все никак не находил на это времени.
– Уже устала. Пойдем, полежим?
Она очень редко уставала, потому что никогда не тратила энергию понапрасну – он знал.
Он оборвал себя – «всякое случается». Полежать? Почему бы и нет – погладить друг друга, о чем-нибудь поговорить – ведь пока спокойно.
– Ты сегодня не здоровалась с цветами, – обронил почти автоматически и удивился, когда взяла свое начало и почему-то никак не заканчивалась пауза.
– Точно, – в голосе улыбка и легкое замешательство. – Сейчас исправим.
Забыла про цветы? Тайра забыла про цветы?
Он зачем-то пошел вместе с ней. Обулся, накинул на плечи куртку – солнечно, но утром еще прохладно, – захлопнул дверь особняка, перешел с ней дорогу. Она сама держала его за руку. Помог отпереть дверь маленького домика, удивился, когда Тайра не поздоровалась с тириниями у крыльца – сразу же направилась в сад.
И вот тут начались странности.
Может, от того, что он пристально наблюдал, а, может, от чего-то другого, но его любимая вдруг забыла, как здороваться с цветами, – о том, как всегда это делала. И вместо того, чтобы опуститься возле клумб, на которых с любовью рассаживала астры, крокусы и лейяны – вирранский аналог «собачей травки» – и коснуться листьев, она чинно поклонилась сначала кустам, затем деревьям, а затем и цветам. Обернулась, смущенно улыбнулась – мол, видишь, все сделала – и направилась по тропинке обратно к домику.
– Пойдем?
«Не коснулась листьев».
Она всегда их касалась – передавала некую энергию растениям, благодарила их за красоту, чистоту воздуха, которую они помогали поддерживать, за саму жизнь. А тут просто поклонилась – как отмахнулась.
– Пойдем, любимый. Настроение такое странное, хочется полежать в твоих объятьях. Ты ведь знаешь, сейчас нам всем тревожно…
Он знал.
Всю дорогу до особняка они молчали. В коридоре она помогла ему раздеться; Пират теперь сидел под тумбочкой – взирал на них обоих, низко опустив голову.
– Что-то не то с котом, – нахмурился Стив.
– Может, живот у него болит.
У Лагерфельда от этой фразы что-то застопорилось в голове. Казалось бы, обычные слова – у любого может болеть живот. Может. Но Тайра вместо слов всегда «посмотрела» бы. И уж точно попыталась бы помочь коту вместо того, чтобы тащить Стива в спальню, куда она сама, оставаясь скромной даже после множества проведенных вместе жарких ночей, никогда его первая не тащила.
– Идем?
– Знаешь, я хотел почитать.
– Может, позже?
– Нет, сейчас.
В голове Лагерфельда звенел звонок – дребезжал, как сломавшаяся сигнализация.
«Это не Тайра», – впервые мелькнула четкая и оформившаяся мысль и своим появлением напугала его до чертиков. Уже. Не Тайра.
На лице его не дрогнул ни единый мускул, выражение глаз чайного цвета не изменилось, пульс не зашкалил – недаром он был нейрографом высшей степени, – но мозг вдруг сделался холодным, отстраненным. И он впервые за это утро позволил себе взглянуть на свою даму сердца «со стороны».
На вид Тайра. Длинная юбка, ее любимая тонкая блузка из зеленого шелка, босые ступни. Улыбка ласковая, волосы струятся вдоль плеч, образ четкий, манящий, исключительно манящий… Не находись сейчас Стив в режиме максимальной степени контроля, он бы уже обнял ее – прильнул к губам своими, обрадовался бы тому, что она вдруг решила так – сама.
Но ее глаза – вот что не давало ему покоя. Цвет тот же, разрез прежний, пушистые ресницы призывно порхают… вот только из глубины ее зрачков на него смотрел кто-то другой. Чужой.
Стива вдруг, несмотря на контроль, пробил озноб.
Тайра попросту не умела так смотреть. Как будто огромной любовью маскировала свое истинное к нему отношение – равнодушное и потребительское. Лучших слов на ум не шло.
И стало понятно, почему Пират прятался под тумбой.
– Надо осмотреть кота.
Появившееся на знакомом лице всего на секунду разочарованное выражение стало для него светящимся в мозгах знаком «тревога!».
«Подменыш».
– Пират, – аккуратно, чтобы еще больше не напугать кота, позвал Стив. – Иди сюда, мой хороший.
– Я подожду тебя, пока закончишь.
Его ненаглядная ласково улыбалась – как будто настоящая Тайра. И не определишь наверняка.
По спине Лагерфельда стекал пот.
Кот из-под тумбы не вылез.
– Пират, иди сюда…
– Ты скажешь мне, когда закончишь? Я буду ждать в спальне, – промурлыкали тем временем.
– Конечно.
И зашуршала полами длинная юбка.
Чтобы достать питомца, пришлось встать на карачки – зверь держался за паркет всеми конечностями.
* * *
Стив не помнил, когда у него в последний раз дрожали руки, – может, когда укладывал Бернарду в искусственную кому?
Где она сейчас – Бернарда? И где его Тайра?
Нет, руки не тряслись даже тогда – он все-таки профессиональный медик.
А теперь, когда, сидя в библиотеке, где он закрылся на замок, Лагерфельд набирал на телефоне текстовое сообщение, пальцы едва попадали в нарисованные на экране буквы. Ошибались, стирали, набирали снова:
«Они – подменыши. Уже. Ненастоящие. Не говорите им, что знаете».
Сумбурное сообщение, скомканное, но все поймут.
И он разослал смс членам отряда.
* * *
Когда в кармане штанов завибрировал, приняв сообщение, телефон, Чейзер как раз брился – аккуратно водил станком по щеке, соскребая пену.
Пришлось прерваться, вытереть руки, отложить станок.
Сообщение от Стива?
Текст Мака потряс.
Уже?
В жаркой после принятия душа ванной ему вдруг сделалось муторно и душно.
Когда… все это случилось? Почему никто не заметил? Черт…
А ведь с утра он барахтался с Лайзой в постели, как обычно: дурачился, улыбался, хотел даже…
Думать о том, чего он хотел, вдруг стало неприятно – он едва не трахнул монстра. Решил, что сначала ополоснется и побреется, чтобы не исцарапать ей, как иногда случалось, щеки и подбородок.
Мирно струилась из крана вода; запотевшая стеклянная поверхность постепенно сбрасывала с себя туман из конденсата – в зеркале отражался обнаженный по пояс человек. Одна щека выбрита – на второй до сих пор пена.
– Дорогой, ты ко мне идешь? – послышалось из-за двери, и Мак Аллертон судорожно и зло сглотнул.
Когда они успели?
– Иду.
Ответ получился излишне ровным, напрочь лишенным эмоций.
Он не позволит этой твари запустить руку к нему в штаны – он ей вообще ничего не позволит. Где-то в невидимых слоях тела поднималась, как проснувшийся вулкан, ярость.
Стив сказал – не показывать, – и потому эмоции стоило бы попридержать, если получится.
Прежде чем покинуть ванную комнату, Чейзер аккуратно выбрил вторую щеку, шею и подбородок. Подравнял станком виски, убедился, что не забыл телефон, после толкнул дверь наружу.
– Ты уже не хочешь в постель?
– Не хочу. Передумал.
– Эй, что случилось?
Она хмурила брови, как настоящая, сидела на постели с ногами – такая живая, родная, – обиженно кусала нижнюю губу.
А ему срочно требовалось «проверить».
– Помнишь, о чем мы говорили с тобой вчера?
И брошенный на него взгляд пронзительно синих прищуренных глаз.
– Много о чем.
– Перечисли.
– Эй, я должна все дословно помнить?
– В такой момент – должна.
Теперь Лайза – настоящая или нет – с наигранной заинтересованностью рассматривала собственные ногти.
– О том, что ждем подвоха. Что заставим «бабакарну», если она придет, проделать дырочки на трусах и майках, и она срубится…
Пока ему отвечали, как читали с листа – точно, без запинки. Удивительно хорошо для того, кто только что сказал, что всего помнить не может.
А Мак тем временем морщился – его внутренний сканер сбоил. Настроенный на возлюбленную в режиме «охотника», он то подтверждал, что перед ним находится искомый объект, то вдруг замолкал, и в голове становилось тихо, как в пустыне ночью.
Дерьмо. Но на работающий со сбоями сканер полагаться не стоило. Нужно срочно придумать что-то еще.
– Послушай, когда все начнется, ты узнаешь, почувствуешь. Может, все-таки попробуем установить пароль?
Вроде бы Лайза. И вроде как нет – они только вчера обсуждали никудышность идеи с паролями.
И вдруг его осенило.
– Ты забыла самое важное.
Он сидел в компьютерном кресле – все еще обнаженный по пояс, сложив руки на поясе, – и старался максимально следить не только за своим лицом, но и за ее.
– Что я забыла?
– Мы собирались взять тебе билеты на Коха.
Секундная пауза. Лайза на постели на мгновенье замерла – будто опустела, пока кто-то считывал нужную информацию из пространства, – затем «ожила» вновь.
Маку сделалось не по себе. Неужели Стив прав?
– Мы об этом не говорили.
– Говорили.
А она не знала, какое выражение лица использовать, – вела себя так, как будто недостаточно точно прочувствовала характер той, которую «играла».
– Ты не Лайза.
Стив предупреждал – не говори. Но Аллертон попросту не смог – выплюнул эти слова с такой брезгливостью, как будто они жгли ему язык. Он ненавидел ложь – раз. И ненавидел того, кто сейчас использовал тело его любимой для того, чтобы достичь каких-то своих целей, – два. Да еще и ему башку пытался задурить – три. Нет, пусть тайну хранит Стив, если может, а сам он лучше прямо, лучше сразу…
– Где моя Лайза?
– Я – твоя Лайза! Блин, опять, что ли?
Это она о том, что когда-то уже проходила момент «неузнавания» и не горела желанием его повторять. Сыграно отменно – десять из десяти.
Мак со зловещим выражением лица подался вперед:
– Если ты – моя Лайза, докажи.
– Докажи?! Да я просто вот она – чем еще доказывать?
Чейзер даже глазом не моргнул.
– Любишь меня?
– Люблю.
Сказано хрипло, с придыханием – в такое бы он поверил.
– Хочешь, чтобы я был в безопасности?
– Конечно. Спрашиваешь…
– Тогда мы сейчас возьмем тебе билеты на Коха на ближайший рейс, вызовем тебе такси и отправим на острова. На семь дней. Как тебе?
Она молчала.
Его напрягала эта ситуация – привычная, залитая утренним светом спальня, смятые простыни, сидящая поверх них женщина – его любимая, должно быть, женщина… Только с каждой секундой в последнее он верил все меньше.
– Таким образом, мы будем уверены, что ты не подменыш. А?
«Лайза» продолжала молчать, и выражение ее лица постепенно менялось. Как будто тот, кто сидел внутри «маски», уставал от попыток пойти с будущей жертвой на компромисс.
– Я не поеду.
– Я так и думал.
Она даже не предприняла попыток оправдаться необходимостью насущных дел, мол, «а кто будет ходить в магазин, если…» – поняла, что тщетно.
– Тогда, полагаю, если ты все еще хочешь притворяться настоящей Лайзой, отпустишь меня. Потому что я собираюсь уйти.
Одевался Мак нарочито неторопливо, но ежесекундно ожидал чего-то страшного – того, что эта обезьяна прыгнет на него с кровати, что ли, обхватит за шею, примется душить… Он и сам не знал, чего именно ждал, но собственные вздыбленные рецепторы ощущал, как вставшие вертикально на теле металлические антенны.
– И далеко ты собрался?
– Подальше отсюда.
Теперь из-за его спины ощущался откровенно чужеродный фон, а еще недовольство. Настолько осязаемое, что его вело – подрагивающие пальцы все никак не могли справиться с пуговицей.
Прощаться он не стал – незачем, – быстро натянул носки, застегнул пряжку пояса и пошел к двери. Но коснуться ручки не успел – вокруг что-то изменилось, воздух загудел и уплотнился, – по периметру комнаты, похожий на те, что он видел в Реакторе, встал защитный контур под напряжением.
– Сука.
Мак развернулся – ноздри его в гневе раздулись, на шее, не предвещая хорошего, забилась жилка.
– Не советую его касаться.
Тот, кто сидел на кровати, теперь не был Лайзой, – все еще ее внешность: темные волосы, светлая кожа и синие глаза. Вот только глаза безумные, пустые, нечеловеческие.
* * *
С утра она всегда заваривала ему чай – черный, крепкий. Знала, что не любит вчерашний. А сегодня поднялась в студию, чтобы заняться любимыми украшениями, оставив на столе стоять пустой заварник. И еще сахарницу.
Канн не стал ворчать. Почесал щеку, огляделся вокруг и потопал наверх. Уже издалека услышал тихий жужжащий звук.
Райна. И ее украшения. Неделимая пара.
И ладно, что без чая. Зато с любимой женщиной, а не с той, которая никогда не забывала бросить утром в кипяток пакетик, но которую не хотелось обнимать.
Райна сидела к нему спиной, чуть согнувшись. Волосы стянуты ремешком от лупы; лампа включена – держала в руке не то колечко, не то сережку, по которой проходилась ручной шлифовальной машинкой.
– Уже работаешь?
Подошел ближе, остановился. Наклонился почти к самым волосам, принялся наблюдать.
– Угу, увидела во сне новый дизайн.
С ней так случалось. Сон – четкая картинка, идеальная форма, – и рука посреди ночи тянулась к лежащему на тумбе блокноту. Он привык к звуку падающей на палас ручки и шуршанию бумаги.
Золотая изогнутая сережка застыла в пальцах, как влитая, – рука Райны не шевелилась. Обычно подрагивала, быстро уставала, и тогда Райна шипела себе под нос ругательства, над которыми Аарон смеялся, – уж больно безобидными они ему казались.
А тут не рука, а станок – ни миллиметра влево, ни миллиметра вправо.
– Ты уже кофе, что ли, выпила?
– Нет. С чего ты решил?
Она никогда не завтракала и не пила кофе без него.
– Потому что у тебя сегодня руки не дрожат.
Миниатюрный диск шлифовальной машинки отодвинулся от золотой стенки на несколько миллиметров и завис. Застыл на столе и круглый яркий блик от встроенной поверх лупы лампы.
– Точно. Не дрожат.
Канн усмехнулся.
– Вот и я говорю. Слышь, ты не знаешь, у нас есть еще сахар?
Райна чуть повернула голову – блик на столе переехал от центра к краю, заполз на стопку плоских алмазных дисков для огранки.
– Есть. Второй шкаф от холодильника слева. За пачкой лапши «Саньяни», припертый открытым пакетом риса. С красной прищепкой у горловины.
– Вот это память…
Канн помотал головой и направился к выходу из студии. Вприпрыжку, ощущая себя необычайно бодрым, сбежал по лестнице и только тогда вспомнил, что забыл в спальне телефон.
* * *
– Галстуки – это всегда так сложно.
– Ничего, ты же сам сказал, что это ненадолго. Поговоришь и вернешься.
Этим утром Халку позвонил клиент – со стороны, незапланированный. Кто-то опять попросил у Информаторов телефон, затребовал «лучшего специалиста», прилично заплатил. А теперь был готов раскошелиться опять, потому что совершенно случайно запамятовал код от собственного сейфа.
Надо же.
Шерин орудовала чрезвычайно ловко – пропустила один шелковый конец в заранее сплетенный узел – что-то придержала, подтянула, поправила.
– Ты как будто каждый день их завязываешь.
– На манекенах.
Точно. У нее же магазин одежды.
Женской.
Эта мысль вогнала Конрада в ступор.
Кудряшка тем временем пояснила.
– Женщины тоже иногда носят галстуки. Не такие, как мужчины, – тоньше, элегантнее. Мода.
И он с облегчением выпустил застрявший в легких воздух – тихо и медленно, чтобы она не услышала.
В этот момент в кармане завибрировал телефон – пришло сообщение.
Халк достал сотовый, нажал подушечкой большого пальца символ «Просмотреть» – Шерин как раз стряхивала с его пиджака несуществующие пылинки – скорее, знак заботы, нежели что-то иное.
«Они – подменыши. Уже. Ненастоящие. Не говорите им, что знаете».
Пятки Халка вдруг сделались тяжелыми, как гири, – налились свинцом ноги. Рука так и вытянута вперед и чуть вбок, чтобы не мешать стоящей рядом женщине возиться с пиджаком, а взгляд намертво приклеился к экрану сотового.
– Что там? От кого?
Она коснулась его запястья прежде, чем он успел как-либо среагировать. Развернула к себе телефон, прочитала.
Теперь они смотрели друг другу в глаза, и Халк незаметно, но максимально быстро собирал силу для удара – сейчас он проникнет к ней в башку и, если поймет, что это не Шерин, разорвет ей сознание в клочья. Чтобы определить личность, ему потребуется доля секунды… Сконцентрироваться, собраться, перевести фокус на собственное сознание, затем запустить болт в глаза напротив, проникнуть…
Проникнуть он не смог.
У той, которая стояла перед ним, глаза были закрытыми таким плотным невидимым щитом, через который он не смог бы пробраться, обучайся еще хоть сто лет в Реакторе.
– Ну, здравствуй, Халк, – и дама напротив улыбнулась так, как его любимая никогда не улыбалась. Холодно и равнодушно – просто растянула в стороны губы. От того, что ее рука все еще лежала на лацкане пиджака, у Конрада по позвоночнику пробежал холодок. – Знакомиться будем?
* * *
(ICON trailer music – Imperial Uprising)
Физический переход на Сатаахе занимал примерно три часа – три часа непрерывного и почти неподвижного сидения в кресле, когда вокруг прозрачного шара-оболочки, мелькают обрывки времен, энергий, чужих мыслей, пространственных пластов. Человек бы не выдержал. Им – ста представителям Комиссии – приходилось наблюдать беспрерывное мельтешение даже под закрытыми веками. Прямой вневременной прыжок невозможен. Ментальное перемещение не принесло бы результата, и потому приходилось так – как в фантастических фильмах.
Шар он «монтировал» всю ночь – чтобы выдержал защитный кокон, чтобы сохранить ясность ума и после подвижность тела. Любой физический переход – огромное испытание.
Дрейк Дамиен-Ферно сидел в самом переднем кресле. Позади – Сиблинг. Остальные дальше.
И у Начальника было время подумать, вспомнить.
А воспоминания наваливались. Комната, в которой он рос почти всегда один. Множественные коридоры-переходы, за которыми всегда, складываясь из живой материи, возникали и распадались красочные пейзажи, снятые дальним видением с других планет. Одни ему нравились, другие нет. Некоторые задерживались на часы, и тогда он, будучи мальчишкой, подолгу сидел на мостах – смотрел вдаль, – иные исчезали, не успев сформироваться.
Детей водили по коридорам матери и отцы. Его – никто. Иногда учителя.
Потому что его и мать и отец решили странное – отдать ребенку при рождении всю свою энергию. Они ушли, наделив его неимоверной физической и астральной мощью, а сами отказались жить. В его пользу. Не то желали сыну великого будущего, не то просто очень сильно любили – он не знал.
Они оставили ему послания – тридцать четыре штуки. И каждый день он воспроизводил их – по кругу, снова и снова. Про «Учись, слушай, развивай веру, подвергай все сомнению, выводи своё…» Половину из них он не понимал вовсе: какие-то просто запоминал, веря, что осознает потом, в каких-то слушал голос матери и отца. Звучание, нотки, интонации. Эти послания – все, что у него осталось от них. Ни одной игрушки – лишь наставления.
Он бы променял их на живых людей. Не задумываясь, променял бы свое могущество, силу и любые отличающие его от остальных особенности обратно на родителей. Выбрал бы заурядность, но любовь и теплую большую ладонь, накрывающую его, маленькую.
Ему уже тогда прочили великое будущее… Ему и Карне.
Потому что Карна являлась самой одаренной из женщин – выказывала огромный потенциал в изучении наук и сотворении, уже девчонкой вела за собой остальных. Лидер.
Говорили: они будут вместе, создадут новый век для Сатаахе.
Не создали.
Когда оба достигли отметки юношеской зрелости, система объявила приговор – недостаточная совместимость. Тогда разрушились надежды многих…
Не Дрейковы, впрочем. Он, в отличие от Карны, которая заявляла, что их процент совместимости – досадная помеха, едва ли ни ошибка системы, не желал иметь неполноценную семью. Без детей.
Зачем?
Он отказался от нее публично – как того требовал официоз.
И она не забыла.
И Бог ей судья…
Дрейк возвращался туда, где родился и рос, где постигал первые основы мироздания, управления лучом, формирования материи.
На Сатаахе. В родной мир.
* * *
Дэйну смска не требовалась – рычал Барт. Не просто рычал – скалился на ведущую из кухни в коридор дверь, обнажив желтоватые клыки. И шерсть на его загривке впервые стояла дыбом.
– Тихо, тихо, – ласково успокаивал его снайпер, – я тебя понял, услышал…
Собака ни за что бы не стала рычать на настоящую Ани, и, значит, та, которая плескалась в душе в тот момент, когда проснувшийся Эльконто выходил из спальни, настоящей Ани не была.
Текст от Стива он прочитал уже после того, как пес съехал с катушек. На кухне.
Для отвлечения внимания Дэйн быстро включил полупустой чайник, чтобы тот шумел, нагнулся к самому нижнему ящику – летнему холодильнику, – достал из-за пустых стеклянных банок, стараясь не звенеть, пистолет. Привычно и ловко проверил, заряжен ли, снял с предохранителя.
Молодец, что хранил оружие в каждой комнате, в каждом закутке – теперь пригодилось.
Входящую в кухню «не Ани» с мокрой головой они встретили вдвоем с Бартом уже наготове – пес с капающей от злости на пол слюной, Эльконто в руке с «троттом» сорок пятого калибра.
– Меня ждали,… я смотрю.
В ее пальцах замерло оранжевое полотенце – новое, они вдвоем выбрали его в «Орхидее» на прошлой неделе.
Барт теперь лаял отрывисто и зло, скользил когтями задних лап по паркету, силясь удержать себя на месте – хозяин команды на атаку не давал.
Побулькал на максимальной мощности и выключился вскипевший чайник.
Дэйн за гостьей следил равнодушным взглядом – уже не глазами любящего мужчины, но находящегося во время проведения операции снайпера. Просчитывал, куда выстрелить, чтобы не убить, но вырубить. Позже перевяжет…
– Торопиться не надо, – спокойно посоветовала ему стройная девчонка с влажными после душа светло-русыми волосами, как две капли воды похожая на Ани. – Я изменю траекторию пули, и ты убьешь собаку.
Эльконто пса убивать не хотел. Но очень хотел «гостью».
– А теперь поговорим.
Она прошла мимо рычащего Барта легко, будто вовсе не замечала готовую отгрызть ей половину ноги зверюгу (пес заскулил и попятился), уселась на соседний с Дэйном стул и равнодушно взглянула на пистолет.
Предложила устало, как вымотанная многолетними ссорами жена:
– Давай решим все быстро, а? Без дополнительных трудностей. Ты знаешь, что нужно мне, я знаю, что нужно тебе.
– И что нужно мне?
У Дэйна косичка шевелилась от ужаса, когда он смотрел в такие насмешливые раньше, а теперь безразличные глаза Ани.
– Ну, хотя бы, чтобы он жил, – и та кивнула на пса. – А я все сделаю профессионально. Нежно пососу тебя, приласкаю, помогу с фантазиями, отключу центр беспокойства, если нужно. А ты сунул-кончил-вынул-и-пошел. Все просто?
– Просто, – неласково процедил Дэйн. – Но мне не подходит.
«Ани» буднично потерла краями полотенца концы волос, с которых еще стекала вода.
– Жаль. Значит, придется с проблемами.
* * *
Время здесь стояло, как зловонная вода в колодце.
Темнота, шепот; редкие всхлипы стихли – Элли сумела успокоиться и взять себя в руки.
– Тай, ты что делаешь?
Я выдохлась от постоянного воображения картины, в которой в нашу «камеру» заходит охранник, а после выходит, забыв запереть засов. Вопросы, как вороны, слетевшиеся попировать над жратвой из моих же собственных сомнений, категорически мешали процессу: а что, если придет не охранник, а одна из Карновых баб? Что, если нас придут мучить и снимать все это на камеру для трансляции? Где сейчас Дрейк? Что происходит в Нордейле? Не сдался ли кто-то?
Не могли. Не должны были.
В общем, сфокусироваться на желаемом не удавалось. Только лишь вообразишь, что кто-то заходит в гараж, как тут же одолевают страхи.
– Я ощупываю ее энергию.
Тайра никогда не сидела без дела – я знала. И кого она имеет в виду, знала тоже.
– Зачем?
Все эти шепотки в темноте усиливали гнетущее ощущение, что мы узники, ждущие казни.
– Смотрю, уязвима ли она хотя бы к чему-то. Насылаю на нее потихоньку то энергию воды, то огня, то воздуха… Звуки разные.
– А она не замечает?
– Нет. Я помаленьку. Тихо.
Мы помолчали.
– А расстояние не мешает?
Моя соседка пошевелилась, притихла вновь:
– Расстояние не имеет значения для астрального мира.
Да, точно. Дрейк учил тому же.
– И как результаты?
– Пока никак.
Уныло, тускло. И все сильнее хотелось пить. Я слышала, как Ани-Ра уже сходила в туалет по-маленькому в дальний угол. Я и сама вскоре собиралась сделать то же самое, видимо.
– Эй, девчонки, – обратилась я куда-то вперед – к дальней стене. – Время скажите?
Зашуршала одежда. Элли прочистила горло:
– Половина десятого.
И в гараже вновь повисла тишина.
* * *
К картинке, в которой кто-то вновь и вновь отпирает железную дверь, я возвращалась раз двадцать. Как карусельная лошадь: то воссоздавала ее ярко и живо, то, отвлеченная сторонними мыслями, вновь удалялась от нее. И так по кругу.
И потому, когда вдруг лязгнула настоящая задвижка, я поначалу только вздрогнула и успела подумать: «Ох, ничего себе, какой натуралистичный звук я вообразила».
Но то была не я – охранник.
И быстро-быстро у дальней стены зашуршала одежда, затем кто-то как будто упал на землю.
Что происходит?
Времени на размышления не было – дверь гаража распахнулась не полностью, но лишь ее узкая прямоугольная часть, предназначенная для людей, а не транспорта. В проем кто-то шагнул; и тут же заметался по стенам яркий луч фонаря.
– Вода вам.
Молодой парнишка-надзиратель. Довольно худой, но уже злой, как положено волчонку, желающему когда-нибудь стать волком.
– Справишься там сам? – спросили его снаружи.
Мужик постарше, судя по голосу.
– Конечно, – отмахнулся вошедший. – Тут же одни бабы.
Он поставил на пол пластиковый бутыль с водой; шаги второго надзирателя удалились.
– Питье, сучки.
И принялся рассматривать, переводя луч с одного лица на другое: сначала мое, Тайры, затем наших соседок. Но не успел рассмотреть Элли и Лайзу, когда увидел лежащее в скрюченной позе у дальней стены тело.
«Ани-Ра. Что она делает?!»
– Эй, что за х№ня? Вам положено быть живыми – нам не платят за дохляков…
Он кинулся к ней, забыв про воду, звеня на ходу многочисленными ключами у пояса.
Молодой, неопытный…
Стоило ему склониться над хрупкой фигурой, как Ани рванула удавом – резко выбросила кулак в челюсть, а как только пацан завыл и отклонился назад, подпрыгнула кошкой и скрутила жертву.
Дверь… дверь!
Я бросилась к ней на всех парах – нужно закрыть дверь, чтобы не увидели снаружи!
«Ани… что она делает? Блин…»
Когда я прикрыла створку, подивившись тому, что снаружи ночь (точно половина десятого утра?), суженая Дэйна уже обезоружила мужика, сковала ему руки его же наручниками, немилостиво перевернула и опустилась на корточки рядом.
– А теперь тихо! Один звук, и разрежу глотку.
Она действительно держала у его шеи лезвие огромного военного ножа.
– Ани, нас за это… – в панике возмущалась Элли. Подругу сдерживала Лайза.
– Тихо, Элли, тихо, иначе услышат.
– Отвечай на мои вопросы, понял?
Ани выглядела серьезнее некуда. Я никогда еще не видела ее такой – не рассерженной, но донельзя собранной и жесткой. В этот момент она напоминала Рена.
– Да пошла ты… – надзиратель попытался дернуться, но сидящая рядом поднялась в рост и с такой силой зарядила ему по грудной клетке, что тот надолго закашлялся. Ани опустилась вновь.
– В следующий раз пущу в ход нож, понял? Где мы?! Отвечай!
– Что… значит… где?
Она не шутила. Не знаю, что испытывала в этот момент Тайра или другие, но я почти одеревенела от ужаса – наша Ани скрутила охранника. Если ее план не выгорит, мы обречены.
– Нас накажут, – Элли срывающимся шепотом озвучивала мои мысли. – Ани, отпусти его,… они накажут нас.
– Я спросила, где мы? Название местности, Уровня.
И лезвие вжалось в шею пленника с такой силой, что по коже потекла кровь.
Пацан, который до того не верил, что влип, заскулил. А после набрал в легкие воздуха и со всей мочи заорал – крик его, однако, длился недолго.
– Заглохни! – в рот ему что-то запихнули.
Я не сразу поняла, что это – носок.
– Прирежу, сука, понял?
Что-то в ее глазах заставило его умолкнуть. Что-то страшное.
«Ей бы в Терминаторе играть, – пронеслось в голове, – вместо Линды Гамильтон». И да, зрители ей поверили бы, потому что Ани не притворялась – похоже, она была готова прирезать парня прямо здесь, в этом гараже. И последний верно угадал ход. Потому что, как только носок был изъят, заговорил:
– Это Уровень К8-0-2 – перевалочный пункт для будущих заключенных. «Раздача».
– «Раздача»? – ужаснулась Лайза. – Как мы сюда попали?
Но Ани этот вопрос волновал меньше всего:
– Отсюда есть выход?
Лезвие продолжало давить на плоть – кровь теперь стекала на пол ручейком:
– Есть один-единственный Портал. На северо-западе. Но далеко…
– Сколько до него?
Тишина. Пацан закашлял.
– Тридцать километров. Не дойдете…
– Транспорт есть? ЕСТЬ ТРАНСПОРТ, СПРАШИВАЮ?!
Я не увидела, почему, но она зачем-то пнула его еще раз – на этот раз по лицу.
«Так же и вырубить можно…»
Смотреть на это было страшно – это не фильм. И теперь я понимала, почему Ани оказалась единственной, способной пройти Войну.
И единственной, кто, может быть, сможет вывести нас отсюда.
– Есть две машины. Они,… если кто сбежит. Для нас – не для вас…
– Где стоят?
– Вы не пройдете мимо охраны…
Она приблизило свое лицо вплотную к его и произнесла зловещим тоном:
– Ты мне не пи№ди не по существу, понял? Я задаю вопрос – ты отвечаешь. Или я снова заткну твою пасть вонючим носком, а после начну отрезать палец за пальцем, сучок. Я умею, веришь?
Ани поверили все. Включая надзирателя.
И хорошо, что этого пока не происходило. Потому что это не кинотеатр, и потому что меня бы вырвало.
– На этом Уровне есть еще девчонки, которых привезли одновременно с нами? Где-то в соседнем боксе?
– Да, – хрип сдавшегося «недоволчонка».
– Где они находятся? Точные координаты. И еще мне понадобятся твои ключи, ствол, фонарь и карта…
* * *
Его привязали к стулу. Единственному стулу в этой комнате – тому, который Лайза однажды принесла сюда – Мак не помнил, зачем – и который она забыла вынести обратно.
А «бабакарна» крутилась напротив. Она оказалась не просто сильной – титанически сильной, к тому же с электрошокером в пальце, действие которого он испытал на себе.
– Давай, будь хорошим мальчиком, посмотри на меня…
А теперь она казалась ему Лайзой. Настоящей, манящей, игривой и очень привлекательной. Она пудрила ему мозги, и Аллертон вспоминал об этом только тогда, как специально резко дергал запястьями – тогда веревка впивалась в кожу, и боль будила сознание. Боль отрезвляла, снимала с глаз шоры, заставляла иллюзию тускнеть – перед ним не Лайза.
Перед ним другая женщина – абсолютно голая, плавно танцующая, трогающая себя за соски.
Член против воли шевелился – дурман в купе с картинкой заставлял тело испытывать возбуждение.
«Это не Лайза… Если член встанет…»
Мак старался не смотреть на танцующую – отводил глаза. Но стоило ему начать противиться, как голову окутывала новая порция дурмана, и взгляд утыкался в движущуюся перед глазами грудь. Против воли накатывала волна желания – будто чужого, не своего.
– Смотри, как я хороша, – вся твоя. Горячая, влажная, скользкая… И посмотри, как гладко выбрита…
Пальцы с ярко-красными ногтями скользнули вниз, развели в стороны складочки.
Чейзер сглотнул. Какая-то часть его – часть, поддавшаяся дурману, хотела ее, но другая ненавидела. И он незаметно дергал запястьями вновь и вновь – пенис опадал.
– Прекрати мне противиться, ты ведь хороший мальчик. А хочешь, я побуду плохой девочкой? Плохой, но очень сладкой? Хочешь?
Она разгадала его манипуляцию с запястьями, переместилась назад и зафиксировала веревкой его локти так, что он вообще больше не мог двинуть руками… Черт бы ее подрал, эту суку. Ему нужна боль – много боли. Иначе эта сволочь дождется своего стояка и сядет на него…
Пока Мак судорожно соображал, как избежать сценария изнасилования, в котором он, наконец, поддастся, потому что временно забудет, кто он такой и кто находится перед ним, эта сволочь опустилась на колени и взяла его член – все еще мягкий – в свой горячий рот. Начала совершать всасывательные движения, ласкать языком головку.
Он зарычал от бессилия.
Он был противен себе в этот момент – беспомощный, спутанный, неспособный противостоять накатывающим в мозгах чужим волнам сладострастия. Он не должен так – он мужчина, он – охотник, он…
Член оживал, потому что боли не было, потому что он забывал, что это не Лайза.
– Пошла… нах№й.
– М-м-м, а ты такой хороший. Вкусненький. Ну, давай, еще маленько, уже почти…
Аллертон взревел изнутри. Если все продолжится в таком темпе, то где-то далеко отсюда, в бездушном монстре-инкубаторе, вырастет его ребенок. Его. Ребенок. Будет ходить где-то там, никогда не узнает того, кто его отец, никогда не поймет даже, кто, как и зачем его по-настоящему родил…
Он… не должен. Он… должен… Боль.
И что-то вдруг включилось – некое понимание.
Сука продолжала сосать, удерживая в его мозгах иллюзию Лайзы.
Но Чейзер сосредоточился на другом: он Охотник. И он Жертва. Он Охотник и Жертва.
И он вдруг закольцевал на себя мысленную систему слежения. На полную мощность.
И тут же дернулся от пронзившей желудок боли. Затем, когда прострелило ухо, а после часть башки, скрипнул зубами.
Его пенис опал, как отключенный от сети насос.
«Карнасука» теперь дрючила его плоть безрезультатно. Мак сжимал зубы, чтобы не издать ни звука, когда ментальная система слежения десятки раз за секунду ставила его в «очередь» и тут же находила. Снова ставила и снова находила. Все его тело ломило от болевых спазмов.
Главное, чтобы не развалилось…
Стоящая перед ним на коленях женщина в какой-то момент устала от бесполезных попыток, выпустила тут же безвольно повисший между ног член из своего рта и со злым презрением выплюнула:
– Это что такое? Это что, я спрашиваю, вообще такое?!
Мак Аллертон радостно осклабился.
– Ты проиграла, тварь.
* * *
(Fabrizio Paterlini – Autumn Stories – Week#1)
Сатаахе
Сейчас ему все казалось неважным и будто отдалившимся на многие световые годы прочь. Переход, длившийся много часов, выход на «парковку», последовавшая сразу за этим встреча с Карной – Карной, которая желчно заявила о том, что он опоздал – «твои мальчики уже сдались. Я выиграла…» Он прошел мимо нее, не удостоив взглядом, потому что слова Карны – ложь, а ложь ему не важна, равно как и присутствие в кристалле правительницы. Которая вскоре станет бывшей.
Сатаахе износился. Не столь плотной сделалась материя перегородок, и за окнами отсутствовали пейзажи – теперь там клубилась неприятная тьма. Кристалл медленно умирал – он его восстановит.
В данный момент Дрейку Дамиен-Ферно была важна одна лишь комната – та самая, в которой он рос.
Здесь все еще сохранились остатки виртуальных обоев с перемещающимися по стенам кубиками – мамин выбор. Изображение сбоило, иногда замирало, распадалось на пиксели. Затем, будто кто-то заменял старую батарейку новой, все оживало вновь – переливалось, двигалось. И издыхало опять.
Вот его старенький арифмометр – на нем он постигал азы математических формул. Вот экран, откуда он по утрам считывал задания. Старая односпальная кровать, несколько запрятанных в тумбу игрушек – простых, механических.
И ринготрон.
Нажимая его кнопки, Дрейк слушал щелкающий звук и вспоминал себя маленького, сидящего у бокса часами. Отсюда, из крохотных динамиков когда-то лился голос отца и матери.
Теперь ринготрон молчал – угас вместе с мощью этого мира.
Щелчок, щелчок, щелчок – раньше Дрейк знал наизусть, какая фраза зазвучит следующей, теперь лишь смотрел в никуда, в пустоту, и ни за что не признался бы, как много бы отдал, лишь бы услышать родительский голос вновь.
Щелчок, щелчок, щелчок. Тишина.
Он попробовал подпитать устройство своей энергией – тишина. Щелчок. Тишина. Странный шорох – наверное, не сработает…
– Сын, – вдруг послышалось из динамиков, и человек в комнате вздрогнул. – Сын, если ты слушаешь эту запись, значит, ты вырос и вернулся. Как и предсказывала твоя мать.
Дрейк не заметил, в какой момент его веки защипало – в этот миг он не слышал ничего другого – лишь голос своего отца.
Другая запись. Скрытая. Дождавшаяся его.
– Мы никогда не говорили тебе… Твоя мама – она видела будущее – будущее Сатаахе, и это отбирало у нее много сил. Если ты слушаешь эту запись, значит, все шло так, как она предсказывала. И ты вернулся в момент всеобщего отчаяния…
Отец говорил с ним. Словно говорил не когда-то давно, но сейчас. Смущался, делал паузы, прерывался – старался донести то важное, о чем Дрейк никогда не знал.
«Мама… знала?»
– Мы совершили переход раньше времени, оставив тебя одного, чтобы отдать тебе все наши силы. Ты знаешь. Не потому что мы тебя не любили и желали тебе одинокого детства. Сын, труднее этого решения в нашей жизни никогда и ничего не было.
Теперь Дрейк сидел на корточках, закрыв лицо руками, – вдруг сделался тем пацаном, который мечтал услышать, что он не брошен, что он любим. Пусть через годы.
– …мама знала, что Саатхе будет переживать тяжелые времена, что луч накренится. Ее не слушали и ее дар не признавали – признавали только расчеты машин, ты все это теперь знаешь сам. Но она все видела. Это она убедила меня согласиться на столь трудный для нас шаг. Сын, ты теперь взрослый, – тишина, – и хотел бы я тебя обнять…
Хорошо, что Джон, что все его люди далеко, хорошо, что никто не видит его – Дрейка – расклеившегося, как никогда хрупкого в этот момент.
Где хранилась запись все это время? Как ее пропустила служба контроля? Наверняка вмешался сам Кристалл.
– Теперь ты все знаешь о непростых решениях, да? Когда спорят ум и сердце. Я тоже о них узнал, когда она сказала, что мы должны… должны… Ты не верь, что можно жить одной логикой. Нельзя. В прежних записях мы учили тебя принимать решения, но в них я так и не добавил основного: маленькая и самая сложная Вселенная, с которой тебе когда-нибудь предстоит справиться, – это твоя собственная семья. И она бесценна. Из нашей огромной любви к тебе и нашему миру, мы отдали тебе все свои силы. Знали, их хватит на то, чтобы ты обрел себя, отыскал свет, ведущий тебя. И ты пришел…
Отец вернулся через время и словно сидел рядом с Дрейком рядом. Все такой же молодой, как на голограммах, – ровесник собственного сына.
– Мама не видела, кто именно подведет Сатаахе к близкой гибели, но кем бы он ни являлся – твой текущий враг, – пощади его. Зло творят не от великого ума, а от отсутствия добра в себе. От безумия, в которое вгоняет стыд собственной никчемности и ничтожности. Всегда слушай Кристалл сердцем, и ты не сотворишь опрометчивых решений. Послушай… Я уже не услышу ответ, но все же спрошу: ты уже нашел ее? Я буду представлять, что ты мне ответил, – качнул головой, например.
И Дрейк качнул. Тер влажные веки пальцами и мечтал о том, чтобы отец услышал его настоящий ответ.
– Я нашел, пап. Я ее нашел.
– Молодец, – его будто услышали. – Ты все вернешь на место, все сделаешь правильно, я знаю. Иногда сложные решения принимаются не зря, поверь мне. Ты вырос… И не жалей ни о чем. Когда-нибудь мы встретимся снова. Обязательно. Помни, что мы с мамой очень любим тебя.
– Очень любим, сын, – тихий мамин голос.
Дрейк знал, что каким-то непостижимым образом он скопирует эту запись и обязательно унесет с собой. Если не на электронном носителе, то в собственном сердце.
Щелчок. Щелчок. Тишина.
Первую мысленную команду он дал Кристаллу несколько минут спустя: «начать прямую трансляцию экстренного сообщения во все без исключения ячейки». И тут же получил обратный запрос: «причина»?
«Восстановление угла луча, – пояснил мысленно. – Принятие действий для избежания формирования дальнейшего кризиса».
И тут же почувствовал противодействие Карны, которая запретила запуск вещания.
В который раз вмешался Кристалл – временно заморозил все процессы, думал, взвешивал.
«Дрейк Дамиен-Ферно, решение в Вашу пользу, – именно так переводился высветившийся несколькими секундами позже прямо в воздухе текст. – Выдано разрешение на массовую трансляцию. Уровень ограничений: нет».
И где-то там далеко – ему было не слышно – сотряс перегородки отсека визг разъяренной лысой женщины.
* * *
(Marcin Przybylowicz – Sword of Destiny)
Прежде чем отдать свой первый жесткий, как наковальня, приказ, Ани долго смотрела на отобранный у охранника планшет – охранника, которого потом отключила.
– Пошли!
Гуськом, как стая перепуганных цыплят, мы оббежали один гараж, второй, третий, пересекли освещенную ярким, словно на футбольном поле, прожектором дорожку и укрылись с обратной стороны дальних будок. Почти одновременно повалились на траву от неожиданного и трудного после долгого сидения бега.
– Ждите.
– Ждать? – жалобно спросила Элли. – Здесь?
– За остальными я сама. Не высовываться. Не шуметь!
И Ани, не дожидаясь комментариев, исчезла, сжимая в руке чужой пистолет.
Здесь, на «Раздаче», царила вечная ночь – чтобы заключенным тяжелее сбежать. У охранников сканеры, тепловизоры, охранники экипированы для вечной темноты.
Мы сидели в траве; позади чья-то тюрьма. За нашими спинами ряды из блоков-клеток, а в них люди, ожидающие финального вердикта. Чьего?
И мне впервые стало страшно. Уже не игра, не фильм, не чья-то зловещая сказка – наша собственная жизнь. Здесь творилось насилие, здесь могли выстрелить в спину, покалечить – и никто не придет.
Там, куда не проникал свет от прожектора, раскинулось до самого горизонта поле, а над ним звезды. Поле, начиненное минными установками: «Туда ни ногой», – приказали нам.
И мы сидели, как выводок гусочек, оставленный решительной и знающей, что делать, матерью.
Я мерзла в джинсах и куртке. Ночь, прохлада, запах бензина и разлитое в воздухе ощущение страха.
«Сортировка» – вот как нужно было назвать это место. Жуткое место, чистилище. Пахло землей и цветущей на поле полынью.
– Тай, – прошептала я в надежде на отвлекающий разговор. – Тай, что ты делаешь?
Подруга сидела, привалившись к холодной стене гаража, с закрытыми глазами.
– Не отвлекай, – отозвалась тихо и отстраненно.
Я заткнулась. Прежде чем отвернуться, поймала напуганный и сочувственный взгляд Лайзы.
Тоже закрыла глаза, попыталась успокоить расшалившееся сердце.
Больше всего я боялась новых звуков – того, что к нашему временному убежищу начнут приближаться шаги, что раздадутся незнакомые голоса, прорежут спокойную ночь крики. Но еще больше звуков выстрела. И того, что Ани за нами уже не вернется.
Мой «прыгательный» рефлекс не срабатывал. Постоянно натыкался на бетонную стену, разваливался, как наспех собранный каркас для преодоления препятствий, оставлял обессиленной. Пришлось прервать попытки.
– Водные ключи – нет, четвертый первоэлемент – нет, теперь звук… – шептала Тайра, словно сомнамбула. Разговаривала сама с собой, погрузилась в транс.
«Если она не очнется, когда вернется Ани-Ра, – подумала я в ужасе, – придется ее нести. Тащить на себе…»
Но Ани вернулась.
За ней, как прежде и мы, бежали остальные: Райна, Меган, Шерин, Алеста, Марика и Инига, которую я поначалу не узнала. Все одетые не по погоде – слишком легко. Только Мег в тонкой куртке и Марика в плотной – прямиком с Магии.
Новенькие попадали рядом с нами, теперь пытались отдышаться. Элли наспех обнимала Шерин, Райна выглядела солдатиком, внимающим генералу, Инига приземлилась слева от меня – кажется, у нее кололо бок.
– Слушаем меня, – приказала Ани, и вновь неуловимо напомнила мне Линду Гамильтон – такая же собранная, волевая, ни на минуту не теряющая решимости. – Когда скажу, сразу же выдвигаемся.
И она принялась изучать на планшете движение патрулей. Молчала секунд десять, затем пояснила:
– Бежим вдоль поля. Туда, – рука махнула в сторону горизонта, – не углубляемся. Где именно начинается минная полоса, я не знаю, поэтому держимся вдоль гаражей. Когда я подниму руку, все замираем, ясно? Никаких вопросов, никаких разговоров.
Теперь наша группа напоминала мне отряд скаутов, заблудившихся в лесу и нарвавшихся на группу сбежавших зэков. И разом кончились шутки, равно как и детство.
– Движемся к блоку с машинами. Оружия ни у кого нет?
Конечно, нет, – сама качнула она головой, разочарованная очевидным.
– Что будет,… если нас заметят? – подала голос Лайза.
– Я попытаюсь сделать так, чтобы не заметили. Но времени в обрез. К машинам нам надо быстро.
– А если заметят? – беспокойно давила Лайза.
– Будем стрелять.
– У тебя один пистолет.
– Это лучше, чем ни одного, – отозвалась Ани цинично и в то же время равнодушно. Мне почему-то показалась, что в таком ключе кто-то нам незнакомый раньше разговаривал с ней на Войне – давно, почти в прошлой жизни…
Она теперь смотрела в планшет.
– Ани, – тихонько позвала я. – Ты будешь… стрелять на поражение?
Она посмотрела на меня, как на тупого рядового.
– У тебя есть идеи получше? Можешь вывести нас иначе?
В мою сторону повернулись головы.
– Не могу.
– Тогда ты сама знаешь ответ.
И уже через двадцать секунд она дала отмашку.
– Поднялись с травы, все! Пошли. Быстро. Пошли-пошли-пошли.
Зашуршала под подошвами сухая трава.
Мы неслись, как сумасшедшие. Тормозили с опозданием, иногда натыкались друг другу на спины, пережидали, прижавшись друг к другу, как сардельки в банке, а после, когда совершала быстрый круг узкая ладонь, разгонялись в кратчайшие промежутки времени. Эта ладонь стала для нас единственным путем спасения, шлагбаумом, уберегающим от смерти, и маяком, луч которого указывал дорогу из задницы к свету.
– Быстро-быстро! – иногда слышался голос Ани, и все безропотно ему внимали, потому что планшет в руках Ани-Ра безошибочно указывал временные зазоры, в течение которых мы могли проскочить незамеченными.
– Уже недалеко, держимся.
Держались все. И те, кто выбился из дыхания, и те, у кого горели легкие или болели от быстрого бега бока.
Поле справа от нас все тянулось; гаражи казались бесконечными. Возможно, часть из них пустует. Возможно, не все они – клетки, а некоторые лишь склады или нежилые помещения.
Нас в очередной раз тормознули.
– Гараж с машинами – второе здание с краю, самое большое. Внутрь протискиваемся максимально быстро – никто не остается снаружи, слышим меня?
Мы слышали.
– А если дверь окажется закрытой? – мяукнула Меган.
– Тогда ты будешь ее взламывать, – бросили ей. Кажется, шутили.
На бегу я держала Тайру за руку – та старалась не отставать, но часть ее сознания пребывала в трансе – я чувствовала.
– Брось его, – я имела в виду процесс, – перестань, слышишь? Не время…
Мне не отвечали. Несколько раз я уберегла ее от падения. А когда настало время протискиваться в дверь, с силой впихнула вперед себя, после проскочила сама. За мной Инига и Райна – последние.
И вот тогда раздались первые выстрелы.
Ани быстро рухнула на пол, прицелилась, пальнула – снесла охранника. Перекатилась, спряталась за ящик – в ангаре, помимо нас, находился всего один человек – шофер? Увидев кучу девчонок, он рванул к отделенной перегородкой будке, но очередной выстрел заставил его упасть.
Ани на всех парах бежала к раненому охраннику. Орала, теперь уже не таясь, во весь голос.
– Заприте дверь! Быстро!!!
Секундное замешательство. Видя, что ошалевшие девчонки стоят неподвижно и хаотично озираются, я бросилась к двери.
Один замок. Второй. Оба засова – верхний и нижний, – словно потревоженные часовые, лязгнули пронзительно и зло.
К тому времени, когда я закончила с дверью, Ани уже перекатывала с живота на спину водителя. Резким и жестким движением оторвала бедолаге от рубахи лоскут, принялась бинтовать ногу.
– Лайза, центральная! – орала между делом.
– Что, вот эта? Давай возьмем две поменьше!
– Центральная! – ревела Ани буйволом. – Иначе нас разделят. Не выберемся!
И я впервые взглянула туда, куда, открыв рот смотрела прирожденная, но в этот момент шокированная гонщица, – на монстр-грузовик.
То был не просто грузовик, похожий на тот, в каких возят на службу новобранцев, – то был зверина с вместительной кабиной, внушительными ребристыми колесами и пулеметом, встроенным в центре открытого кузова.
– Этот?!
Лайза глазам своим не верила.
– ДАВАЙ В КАБИНУ! Посмотри, как его заводить!
В ангаре было достаточно светло, и машин здесь стояло несколько – почти все джипы с открытым верхом – мелкие, юркие, удобные. Но Ани вычеркнула их из списка нашего будущего транспорта.
Почему? Ей виднее.
– Обыщите помещение, найдите оружие. Соберите у раненых. Кто умеет стрелять? – неслись команды вперемешку с вопросами. – Кто-нибудь умеет?
– Я умею, – послышалось от той, в ком я меньше всего могла предположить стрелка, – от Элли. – Рен меня раз в неделю вывозил в тир. Говорил, что пригодится…
И она пожала плечами, будто извиняясь.
– Вот, нифига ты, – восхищенно присвистнула Шерин.
– Я тоже умею, – выступила вперед Инига – кожа на лице белая, на щеках пятна, а глаза блестят.
А по ней и не скажешь – снаружи, вроде бы, мягкая, внутри, похоже, стальная. Тоже с Логаном в тир ходила?
– Тогда со мной в кузов. И соберите уже все оружие, которое сможете найти.
Девчонки бросились врассыпную.
В этот момент снаружи заорали и в дверь впервые ударили.
Я пыталась помочь Лайзе разобраться с управлением, но тут была не кабина – космический корабль. Знакомой мне оказалась только ручка переключения передач и зеркало заднего вида.
– Все сенсорное, – шептала Лайза в панике. – Все будет работать, но только, если завести… Завести как?
Ее руки скользили по кнопкам и рычагам, как пальцы слепого; взгляд метался от кнопки к кнопке, от тумблера к тумблеру.
– Бак полный. Где кнопка стартера?
И тут она нашла ее. И моментально вывалилась из окна наружу, завопила:
– Ани, завод от сканирования сетчатки глаза!
В амбар теперь колотили с двух сторон – в заднюю дверь, куда протиснулись все мы, а также в закрытые пока створки ворот – тех самых, которые мы, по-видимому, собирались сбить на грузовике. И становилось вдруг понятным, почему не джипы.
– Несем водилу! Помогайте мне! Ну-ка взяли!
Марика, Алеста и Шерин поволокли по земле раненого к кабине – тот стонал.
Спасибо, глаз вырезать не стали…
Снаружи орали дико; кто-то стрелял в замок, но железка пока выдерживала, к тому же засовы…
– Мало времени! Все внутрь, по местам! По местам, – орала наша глава. – Лайза, отодвинься! Девочки, подносим,… откройте дверцу!
«Монстртрак» громыхал заведенным движком так же, как выглядел, – по-звериному. За рулем сосредоточенная до предела Лайза, следом я, у двери Райна. Только трое спереди – больше не вошло. На заднем сидении, выдохнув и наползая друг на друга конечностями: Марика, Меган, Тайра, Шерин и Алеста. Остальные с оружием в кузове.
Кажется, я впервые на полном серьезе молилась.
– Давай, мой хороший, давай, – по-своему договаривалась, как с будущим строптивым скакуном, миссис Аллертон, а сама бледная, как привидение. Быстро пробежались по обшивке руля тонкие пальцы; застыла у педали подошва кроссовка.
– Вы там разобрались с пулеметом?! – оглянулась, крикнула назад.
У стены стонали раненые – мне было сложно на них смотреть. Густо воняло выхлопом.
Райна справа от меня сжалась в комок; снаружи вовсю высаживали замок, матерились, запускали в небо, судя по звуку, сигнальные ракеты. Сигнал тревоги распространялся по лагерю со скоростью заразной болезни.
– Разобрались. Жми уже, чего стоим? ЖМИ!!!
И встал на первую скорость рычаг коробки передач.
Железная туша проломилась сквозь створки ворот, как сквозь фольгу, вылетела на дорогу, с визгом и креном вошла в поворот, ускорилась, когда дорога выровнялась.
Лайза держалась за неподходящий ей по размеру руль так крепко, как будто от этого зависела ее жизнь. И она зависела. Не только ее – десяти человек-пассажиров тоже.
Мы все теперь зависели от Лайзы. И от Ани, чем пулемет разговорился сразу, стоило грузовику покинуть пределы ангара.
«Ту-ту-ту-ту-ту…»
Едва ли я когда-нибудь слышала звук страшнее этого – сзади кричали, стреляли в ответ; иногда по краям от кузова что-то рвалось.
«Ту-ту-ту-ту-ту…»
«Тра-та-та-та-та…» – кто-то Ани помогал – Инига или Элли… Видели бы их сейчас ребята…
Я надеялась, что им хватит патронов. «Монстртрак» летел вперед на неположенной скорости – трясся, дребезжал, подпрыгивал, подскакивал почти что в небо на ухабах.
– Тридцать километров, б%я, – материлась Лайза, – кто поставил Портал так далеко?
– Мы едем, главное, едем, – подбадривала я ее, но едва ли она меня слышала – взгляд почти что стеклянный, костяшки пальцев белые. Она выжимала из грузовика максимум.
Они сражались еще минуту – длинную, вечную, наполненную запахом гари и криками и взрывами позади, – а после моего плеча коснулась Тайра.
– Ди?
– А-а-а?
Я обернулась. Глаза Тайры лихорадочно блестели – бледный вид, нездоровый взгляд.
– Ани убьют через две минуты.
– Что?!
– Да… Надо… предупредить…
– Ори ей, чтобы вылезала из кузова!
– Нет, мы должны поставить кривой щит…
– Какой щит? Как?
– Кривой… Он будет изменять траектории – долго объяснять.
– Руки! – заорала я, как до того Ани. – Всем коснуться Тайры!
И ладони Тайры тут же облепили чужие пальцы – мы с Райной перегнулись назад.
– Используй силу по максимуму, слышишь? Не жалей нас…
– Что вы там делаете? – кричала Лайза и вытягивала шею, пытаясь увидеть в зеркале больше.
– Не отвлекайся. Веди!
Бледная Тайра кивнула и закрыла глаза – выпала из происходящего вокруг нее, словно нырнула в океан. Ушла в неведомые слои; и я тут же почувствовала, как из меня к ней уходит энергия.
– Ставь на всех сразу – на троих, – шептала я ставшим почему-то сухим языком.
Она меня не слышала.
Гавкали автоматные очереди – зло им отплевывался пулемет. Стреляли по кузову, стреляли из кузова. Время от времени намеренно мотала из стороны в сторону рулем Лайза, и тогда грузовик елозил по дороге как сумасшедший. Визжали позади колеса джипов; что-то взрывалось. Кричали люди.
Происходящее становилось тем дальше от нас, чем больше энергии заимствовала Тайра. Глохли, словно уши заложили ватой, звуки, мельчали эмоции, терялся никому более не нужный страх. На него уже не хватало сил. Постепенно бледнели Шерин, Марика и Меган. Алеста держалась лучше остальных. В какой-то момент обвисла на переднем сидении Райна, и только у Тайры щеки расцвели пышными маками, и от нее пошел такой жар, что сделалось душно.
– Эй, вы чего там? – орала Лайза. – Вы там живые вообще?
– Веди… – шептала я ей. – Тай, щит есть?
От тряски мой подбородок бился о спинку сиденья, в какой-то момент я прикусила нижнюю губу, но боли почему-то не почувствовала.
– Есть, – отозвались ровно и как будто внутри моей головы, – я его держу.
И хорошо. Я впервые за долгое время прямо во время движения расслабилась, положила голову на спинку кресла и, кажется, нырнула в небытие.
