Глава 9
Кабинет Рэя Хантера, которого я видела в жизни от силы несколько раз, вновь стал нам штабом. Деловая атмосфера, рабочее настроение. Кажется, постепенно из должности телепортера я вырастала – кем меня можно было называть сейчас? Менеджером по связью с реальностью и временем? Корректором судеб? Звучало насколько пафосно, настолько же и сюрреалистично.
Почему-то вспомнился Булгаковский Азазелло из «Мастера и Маргариты».
– О чем думаешь?
Дрейк всегда улавливал, когда я впадала в не поддающееся описанию единым словом меланхоличное настроение.
– Надеюсь на то, что с Маком Аллертоном все пройдет так же просто, как с Халком.
И этот взгляд. Такой странный взгляд – растерянный, насмешливый и чуть виноватый, лучше всяких слов повествующий о том, что: «Увы, но так просто не получится».
– Что, опять? – я начинала кряхтеть, как старуха, которой предстояло в собачий холод идти и торговать семечками у метро. – Очередная Война?
Мой любимый покачал головой, но насмешливый взгляд не пропал.
– Голод? Холод? Эпидемии? Чудовища?
Последнее я предположила лишь для того, чтобы предложение завершилось красиво, однако Дрейк еще больше повеселел.
– Даже не думай…
Я поерзала на стуле и недобро сверкнула глазами.
– Слышишь? Не думай, я говорю. Нашли, тоже мне, Динку-Побегайку. И не надо мне ни сэндвича с тунцом, ни «горячий-кофе-хочешь?», ни обещанного рая в конце нелегкой жизни. Дрейк. Дрейк?… Не молчи мне, иначе возьму скалку…
И человек в серебристой форме, наконец, открыл рот.
Чтобы спросить:
– Зачем?
– Надеюсь, с Маком будет просто, потому что совершить тебе нужно будет лишь одно действие.
– Какое?
– Вытащить его из тюрьмы.
– ЧТО?!
Горячим кофе, который мне все-таки подали прямо в кабинет, я поперхнулась. Да еще так неудачно, что закашлялась на несколько секунд. Дрейк же невозмутимости не утратил.
– Будет просто, потому что я дам тебе очень тихую нейтрино-взрывчатку. Действует по таймеру, шума никакого, близлежащие объекты не повреждает – исключительно выбранную зону.
Я все никак не могла отойти от предыдущей фразы.
– Из тюрьмы? За что он там сидит?
– За убийство, – отозвался Дрейк почти что с пренебрежением. Мол, за что еще там можно сидеть? Но тут же улыбнулся. – Но убивал он не людей.
– А кого?
Я отставила кофе в сторону, потому как боялась поперхнуться еще раз.
Мой ненаглядный вызвал в воздухе светящийся список, состоящий из незнакомых символов, какое-то время просматривал его, затем изрек:
– Помнишь, у вас в мире есть такой фильм – «Хищник»?
Мне сделалось жарко.
– И еще «Чужой», – кивнул Дрейк с таким удовлетворением, будто только удачно сдал очередной экзамен «Лучший Творец Года».
– Я туда не иду, – изрекла я хрипло, но совершенно уверенно.
– Ты подожди…
– Я не пойду в мир, где обитают Чужие и Хищники. Спасибо, но нет.
– Это помесь того и другого.
– Мне не легче. Мой ответ: нет.
Плечи Дрейка неслышно ходили ходуном.
– А Чейзер-то нам нужен?
– Нужен. Мы будем его помнить светлой памятью.
– Ди.
– Аминь.
И Начальник расхохотался в голос.
Спустя пять минут Противный-Творец-Черт-Бы-Его-Подрал все-таки убедил меня прыгать в Дорейю – родной мир Мака Аллертона. Как он это сделал?
Полной историей с деталями.
– Его мир бесконечно красив, правда, немного мрачноват. И заселен он двумя типами особей – людьми и… чудовищами. Последние, кстати, вовсе не безмозглые, а интеллектуально развитые. Жизни людей они никак не мешают, живут отдельными колониями, развивают собственное общество и на близлежащие территории не посягают. Однако люди посягают на них – на Крыу.
– Так зовут Чужехищников?
– Да.
– Посягают зачем?
– Банальное браконьерство. Крыу имеют уникальное тело, содержащее редкие по химическому составу жидкости, из которых отлично получается делать нужный людям ассортимент редких продуктов: мази, мыло, некоторые медикаменты. С их хвостов срезают пластины, идущие на наконечники стрел, – чешуя Крыу удивительно прочная, прочнее металла.
Черт, казалось, я слушаю какую-то сказку. Только в этот раз не «Серебрянное Копытце», как в детстве, а что-то пострашнее. И при слове «чудовище» в моей голове то и дело возникали картинки различных катакомб и забрызганных кровью солдат, которых с каждой минутой на экране становилось все меньше.
– Ди… Ди? Ты где?
– Тут.
– Слушаешь меня?
– Угу.
– Аллертон – охотник.
– На Крыу? Браконьер?
– Нет, не перебивай. Он как раз охотник на тех Крыу, которые встали на тропу войны после посягнувших на их соплеменников людей – истинных браконьеров. Когда такое случается, стая отделяет одну или две особи для мщения. Правда, мстят Крыу безжалостно и долго, и потому приходится звать противодействующую силу. А наш Мак – изначально человек, способный чувствовать «мишень» на расстоянии. И один из тех, кто способен с ними справиться – те же рефлексы, тот же острый ум.
Вот как оказывается. Мак – Охотник за Охотниками. Такой поворот событий не удивлял.
– А в тюрьме-то он за убийство кого? Крыу или браконьера?
– Ни того и ни другого. Его ложно обвинили – довольно ловко, кстати. Несколько дней назад, если взять за основу времяисчисления момент, когда ты туда попадешь, сын местного старейшины отправился браконьерничать. Крыу от городка с названием Брамтон живут довольно близко.
– И как, удачно сходил?
– Сходил он неудачно. Был убит на подходе к их лагерю. Старейшина же, чтобы отвести от города возможную месть, дал весть Аллертону, чтобы тот приехал. Дождался Мака, сообщил, что Чужехищники, как ты их называешь, начали мстить, и отправил нашего Чейзера в лес. Тот отправился к границе поселения, отыскал тело сына старейшины, но забрать его в силу физических причин, не смог.
Я не стала просить объяснения последней фразе – опасалась почувствовать тошноту от ответа.
– Крыу, так как никого не потеряли, мстить не стали, и Мак вернулся в город. Но у ворот его уже ждали приставы: старейшина дал лживые показания о том, что это он – наш Чейзер – браконьерничал, а Лукас – сын старейшины, – отправился в лес для того, чтобы остановить мстителей.
– Вот сучок – все перевернул!
– Точно. Поэтому Мак пока в тюрьме – ожидает поездки в Линтолан для суда.
Я задумчиво почесала лоб.
– Послушай, если Мак в тюрьме, то как к нему пробралась эта… баба Карны?
– А она не пробиралась в тюрьму – она встретилась ему на пути позже, в поселении именуемом Тиллок.
– А как он попал в Тиллок, если ему предстояло ехать в Линто… чего там?
– Линтолан? Он сбежал.
– Но если он сбежал сам, зачем мне помогать ему сбегать?
Я все еще пыталась соединить между собой уже логические, казалось бы, фрагменты.
– Затем, чтобы он сбежал раньше, – пояснил невозмутимый Дрейк. – Потому что, если он сделает это раньше, то минует Тиллок.
– Чудесно, – теперь все встало на свои места. – Когда начинаем?
– Сегодня, – и снова улыбка в серо-голубых глазах. Дьявольская такая – холодная, но манящая. – Сейчас.
* * *
Дорейя. Родной мир Мака Аллертона, а так же Чужехищников.
(Barns Courtney – Fire)
Прыгать пришлось в местный «полицейский» участок.
Дрейк переместил меня в дальний коридор, напутствовав, что Мак находится во второй от входа «клетке» – остальные пустуют. «И на том спасибо». Снабдил гибким пластиком, похожим на квадратную гибкую виниловую пластинку, которую следовало обернуть вокруг прутьев решетки.
«– Дэлл когда-нибудь слышал о такой?
– Нет, ему пока не надо. Это… кхм… наши технологии.
– Я так и подумала».
Чтобы сработал взрыватель, следовало аккуратно соединить и пришпилить друг к другу углы.
Теперь я осторожно пробиралась по коридору и потела – черт, никогда и ни за что не хотела бы быть подрывником… Меня до изморози страшил зажатый пальцами синий пластик. Из противоположного конца коридора начиналось перпендикулярное ответвление, ведущее в сам участок, – оттуда доносились мужские голоса.
Я миновала одну пустую клетку, вторую. Чейзерова – через одну – почти напротив светлого проема.
Лишь бы не засекли.
Но настоящая проблема, как оказалось, заключалась не в этом: Мак стоял с внутренней стороны вплотную к решетке. Здоровый, кажется, еще больший, нежели тот, каким я его помнила. Стоял и задумчиво смотрел прямо на меня – глаза прищурены до прорезей, в уголке рта спичка, а руки… Я знала, что если сделаю еще шаг, эти руки протянутся и схватят меня.
От страха я едва не выронила пластик. Резко отпрыгнула, прилипла к противоположной стене коридора, вжалась в нее спиной. Вспотела окончательно.
А он смотрел на меня – Мак. Совершенно не «наш», между прочим. Огромный двухметровый мужик, не подозревающий о том, что кто-то под его взглядом способен очень быстро скиснуть.
Я выглядела глупо. Как супермен, пришедший геройствовать, но случайно превратившийся в Мистера Бина.
На Аллертоне была странного кроя рубаха с коротким рукавом, широкие и грязные штаны и высокие сапоги – света хватало, чтобы рассмотреть заключенного во всех деталях. Тень от решетки закрывала черной полосой нос, но не глаза – ити-их раздери – и не черную, покрывающую щеки щетину. Да, Мак в своем мире однозначно был еще больше, чем на Уровнях. Или же мне так казалось из-за низких потолков и непривычной взгляду одежды.
– Отойди, – пискнула я совершенно неубедительно.
И, понятное дело, хищные зеленовато-коричневые глаза продолжали созерцать меня с крокодильим спокойствием. То меня, то зажатую в пальцах квадратную граммофонную «пластинку».
«Сейчас он, наверное, задается вопросом, откуда я взялась в дальнем конце коридора…»
– Отойди к дальней стене, – прошипела я – на этот раз раздраженно, – я помогу тебе выбраться.
Тишина. Те же далекие и приглушенные смешки из участка; человек в клетке не сдвинулся с места и ничего не сказал.
Черт, это же Чейзер. Такой же лоб, как и Рен Декстер, – осел непробиваемый.
Я глубоко вдохнула, собирая решимость в кулак, – я должна его убедить.
Попытайся я приварганить взрывчатку при нем, плотно стоящем у решетки, меня бы однозначно «использовали» себе на пользу – в качестве заложницы, например.
– Отойди, мать твою, – выругалась я тихо, но грубо. – Если хочешь выйти отсюда.
Кажется, целую минуту мы смотрели друг другу в глаза – мистер Охотник и я. Затем – спасибо тебе, Создатель, – Аллертон почти бесшумно сдвинулся вглубь камеры, не переставая, впрочем, за мной наблюдать.
– Не пытайся мне мешать, понял? – я дождалась момента, когда от меня удалились до дальней стены. – Тебя не заденет.
И опустилась на колени.
Легко сказать «сожми края», когда одна грань пластикового «коврика» постоянно оказывалась замотанной остальной его частью – дурь какая-то. Но я пыталась.
Нужно было попросить Дрейка провести наглядный инструктаж. Или вытащить Дэлла, а после заслать его сюда вместо меня. Или прыгать ему самому – Великому и Ужасному. И наплевать на Карну…
За всеми этими мыслями я каким-то непостижимым образом умудрилась намотать взрывчатку на решетку и даже притянуть друг к другу уголки.
«С этого момент у тебя десять секунд».
– Не приближайся пока, – бросила я молчаливому наблюдателю и сама вновь отбежала в дальний конец коридора.
Восемь, семь, шесть, пять…
На моем мысленном слове «один» раздался тихий, но прошедший сквозь тело горячей волной взрыв. Глухо звякнула покосившаяся решетка.
Я думала, что он… Я думала… ЧЕРТОВ-МАК-АЛЛЕРТОН!
Вместо того чтобы оставить меня стоять в тупичке (сама бы нашла выход из участка), он выбрался из клетки быстро и неуловимо, как зверь, как гибкий и текучий огромный хищник. Моментально оказался позади, сжал мой подбородок огромной ручищей и почти что ласково прошептал на ухо:
– Ты идешь со мной.
Ну,… конечно! Конечно, куда же мне еще идти, ведь этим вечером я все равно совершенно свободна…
Свет – неяркий, льющийся от керосиновых ламп, – резанул глаза, когда меня впихнули в помещение, где находились двое «полицейских».
– К стене, ты! – рыкнул Мак так грозно, что у меня едва не лопнула барабанная перепонка. А еще по едва заметной боли поняла, что к моему горлу прижато лезвие ножа. Плотно прижато. – Или я ее убью.
Я мысленно материлась: вечер обещает быть чудесным.
– К стене, я сказал, – ледяным тоном пригрозил Мак. – А ты приготовь мне лошадь!
«Сейчас, – немо молилась я, – сейчас он получит свою лошадь, а меня отпихнет прочь. Подумаешь, маленькое приключение…»
Но прочь меня не отпихнули даже на улице.
– Пусти, пусти… – рвалась я прочь.
– Залезай! Я с тобой еще не поговорил!
И меня почти что закинули в седло. А следом Аллертон запрыгнул и сам – тяжелый, грузный, как подвижный мешок с цементом. Конь хрипнул от веса, дернулся и засеменил от удара хлыста по крупу.
– Пшел!
Копыта «завелись» так же споро, как будущие колеса «Фаэлона».
Я не знала, смеяться или плакать.
Нет, я могла прыгнуть и отсюда – прямо с крупа несущегося вперед коня. Могла. Но ведь даже взрослый мужик мог испытать шок от того, что его заложник взял и исчез. Просто растворился из седла несущегося на полном ходу коня.
Пока я сражалась со странным настроением – злостью, страхом и накатывающим весельем, – по правую сторону от нас плыли похожие на Швейцарские горы – высокие, неприступные, покрытые снежными шапками.
Дрейк говорил, что Дорейя – красивый мир.
Жаль, я не рассмотрю. Ночь здесь не накрывала землю, как у нас, кромешной темнотой – оставалась синей и довольно светлой, чуть похожей на Питерскую… Если бы Питер однажды перенести в Альпы…
Сзади ко прижимался горячий и твердый мужской торс, промежность подскакивала на спине взмыленной лошади, носки кроссовок выскакивали из слишком больших для моих стоп стремян – держать равновесие приходилось, уцепившись за гриву. Ну, и, конечно, меня довольно крепко держали.
За нами гнались?
Я не знала. Хрипел от галопа конь; суматошно колотилось в груди собственное сердце, и мои зубы не лязгали лишь потому, что были крепко стиснуты.
Меня спустили возле пустой и темной деревянной хибары, стоящей у кромки леса на поляне, – мы скакали, казалось, вечность, – а теперь держали за волосы.
– Кто ты такая?
Какой до зубной боли надоевший вопрос. На небе звезды, вокруг шумит от ветра трава; пахнет далеким костром и конским потом. И растекается прозрачная синь вокруг.
– Пусти меня… в туалет!
– Будешь ссать себе в штаны!
Буду. По-видимому.
– Пусти…
– Я с тобой еще не поговорил.
Он был груб, он был зол, он был прекрасен – Чейзер был самим собой. Немногословным, резким и крайне лаконичным.
– Чем ты повредила решетку?
– Расскажу, если пустишь…
– Я задал вопрос, – рука на моей шее сжималась все плотнее.
Черт, сейчас прыгну! И пусть стоит и предполагает остаток ночи собственную шизофрению.
– Я сейчас обкакаюсь! – сдерживая злость, я старалась пищать, как можно жалобнее.
– Ты обкакаешься, если я не получу ответы, поняла?
– Да…
– Сейчас я пущу тебя в кусты, но если веревка хоть чуть-чуть дернется, я тебя придушу.
Какая веревка?!
Какая веревка – я поняла, когда снятый с седла шершавый пеньковый канат, на котором хорошо вешаться, петлей обернулся вокруг моей шеи.
– Гадь быстро.
«Какие вы все одинаковые…»
Обегая кругом плотные кусты, я точно знала одну-единственную вещь: эта веревка ни за что на свете не дернется.
Все. Спряталась. А вокруг чужой прекрасный мир, Чейзер в нем и щедрая звездная пыль, рассыпанная по темно-синему небосводу. Сверчки, густой аромат леса, влажная ночная свежесть.
«Дрейк, лови-и-и-и-и-и!»
* * *
– Я больше не хочу, слышишь? Я устала. Мне нужен…
– Больше не придется.
– …отдых. Как… не придется?
Я не верила собственным ушам. Все эти «Рены» и «Маки» в их оригинальном варианте кого угодно могли душевно истощить брутальным обращением.
– Во всех остальных вариантах я могу повлиять на события дистанционно.
– Ты же говорил: требуется физическое присутствие?
– Оно и будет. Только уже без тебя. Отдыхай. Отдыхай.
* * *
(Gordi – Heave I Know)
Мак Аллертон вернулся.
А Дрейк в очередной раз что-то придумал. Я сидела на стуле в Лаборатории и наблюдала за слаженной работой Комиссионеров – множество экранов, событий и чужих жизней.
– Для Дэлла Одриарда: дата – семнадцатое августа, время – девятнадцать ноль одна. Сектор 2–4, здание по улице Трога, первый этаж. Пожар не должен быть сильным – возгорание мощностью двадцать четыре по шкале Хатта.
Я почти ничего не понимала. Голоса, слова, фигуры людей в серебристой форме – все слилось для меня в мирно идущий на задворках сознания фон.
Где-то случится пожар, где-то столкнутся машины, где-то обвалится дерево, где-то,… но уже без меня. «Везде без жертв», – пояснил Дрейк.
«Нет, во всех остальных случаях твое присутствие являлось необходимым. Но дальше мы справимся сами. Искусственные катаклизмы в мелких масштабах…»
Жесткий стул. Я привалилась щекой к прохладной стене – меня морил сон.
И нет, я уже не увижу, как выглядит мир Дэлла Одриарда, Майкла Морэна, Логана Эвертона, Рэйя Хантера или Уоррена Бойда, но так ли это важно? Мне от этого грустно? Скорее, нет.
У любого человека есть лимит на одномоментное получение новых впечатлений, и мой пока исчерпался. Скучная жизнь – плохо. Слишком много эмоций – тоже сложно.
Прежде чем позволить себе окончательно размякнуть, я представила свою старенькую родную спальню в маминой квартире.
Спустя пару секунд уже лежала на продавленной узкой кровати, кутаясь в самое родное одеяло. Застиранное почти до дыр спальное белье; запахи ворса выцветшего ковра и уже много лет цветущей на окне фиалки.
Ленинск. Все просто, знакомо и спокойно, все хорошо. В моем беспокойном сне мне отчаянно требовалось знать, что вокруг стабильность.
Я проснулась спустя какое-то время под тихое тиканье будильника. За окном висело серое небо, напоминающее вывернутый из матраса холлофайбер. Такое же бугристое, рельефное и одновременно мягкое. Пахло жареной картошкой.
Когда мягко зашуршала открываемая дверь, я улыбнулась.
Мама. Самый родной и близкий человек на свете.
– Ты пришла, – она опустилась на край моей кровати, посмотрела так, как смотрят на человека, которого беззаветно любят. – Выспалась?
На ней старенькая, знакомая мне много лет блузка, домашние штаны; волосы собраны в небрежный пучок.
– Ага.
– Почему здесь? У тебя все хорошо?
– Все. Все хорошо, правда.
Я просто устала.
– Ладно, – она, возможно, не верила. Но принадлежала к тому числу людей, которые вместо ненужного беспокойства предпочитают отпускать страхи. Не зря ведь на полке стояли книги Лууле. – Знаешь, а я ведь часто захожу в эту комнату. Иногда мне кажется, что ты по ней ходишь – я как будто тебя слышу.
– Может, и хожу.
Она всегда относилась к моему странному умению путешествовать спокойно, с почти незаметным скрытым страхом, проявляющимся лишь в словах «главное, чтобы все было хорошо». И всегда ждала домой. Радовалась теперь, смотрела на меня тепло, и я снова была ее «девчоной-котеной».
Как же это здорово, когда спокойно.
– Кушать будешь?
– Картошку?
– Да. Только огурцы закончились.
– Я схожу в магазин.
Мне и самой хотелось прогуляться.
– Не бери только вот эти маленькие… гуркины. Или как их там – которые маринованные. Возьми обычных.
Вместо ответа я улыбнулась.
Семья – это бесценно. И не важно – большая она или маленькая, – она всегда самая лучшая, потому что состоит из людей, которые любят тебя просто так. За то, что ты родился.
– На улице прохладно. Я твою зеленую куртку постирала, она на крючке возле двери висит.
– Хорошо.
* * *
Мне до боли, до счастливого опустошения требовалась эта прогулка. Этот привычный мир, в котором вдоль дороги стоят киоски, где в любое время дня или ночи можно купить шоколад, сигареты, дешевый, почти просроченный йогурт или куриные яйца. Где сидят, скучно глядя на прохожих, тетки с семечками, где по осени продают выложенную на картонных коробках кучками морковь, картофель, свеклу и редис. Где мокнут корнями аккуратно помещенные в пластиковые стаканы с водой листья салата. Где чадят выхлопом маршрутки, следующие в направлении «Ленты», «Леруа Мерлен», «Главпочтамт» или «Кирова».
Мне было хорошо здесь. Всегда. Здесь аптеки задирали цены на лекарства, здесь привыкли поносить правительство, здесь на почте не обходилось без очередей, здесь граждане нерусской национальности торговали фруктами с уличных лотков.
Я любила их всех: аптеки и фармацевтов, граждан любой национальности, бабулек, вернувшихся из садов и разложивших нехитрый скарб вдоль рынков. Продавщиц, прохожих, детей, выгуливаемых собак.
Это мой дом. Эти завешенные бельем балконы, эти неухоженные вдоль девятиэтажек клумбы, эти нападавшие в лужи у детских площадок листья – это мой дом.
Я брела без цели и направления по знакомым дорожкам. Нет, цель была – огурцы, – но в этот момент я про нее забыла. Залюбовалась. Еще пара часов, и начнет смеркаться.
И почему-то хорошо и свободно дышится. Здесь нет Ааронов и Баалов, нет Халков и Ренов, но здесь есть другое – тепло родного мира, места, где ты родился и рос. И оно грело сквозь сырую осень, как батарейка.
Пока я отсутствовала, к трем киоскам, прижавшимся к домам по проспекту Ленинградский, добавился четвертый – «Калина-Малина» – Фермерские продукты. И я, привлеченная ладными, выполненными в деревенском стиле витринами, зачем-то поднялась по четырем ступенькам. Вошла внутрь.
Здесь торговали разным: кедровыми орехами, творогом и молоком, самодельными пирожными и печеньем, готовыми салатами. У стены висел ряд колбас; жарилась на жарком гриле за стеклом курица.
Остановилась я у лотка с «фермерским» на сливках мороженым. Отодвинула холодное стекло, достала пластиковый стаканчик, собралась изучить состав, когда сбоку – совсем близко – раздался вдруг знакомый голос.
– Проголодалась?
Дрейк.
Я улыбалась, не оборачиваясь, хоть любопытство и терзало посмотреть, какую одежду для посещения этого мира избрал в этот раз Великий и Ужасный.
– Я знаю, зачем ты пришел, – отозвалась тихо.
Позади нас с недовольным кряхтением протиснулась грузная тетка. Отодвинула соседнюю дверцу холодильника, взяла хрусткую упаковку пельменей. Удалилась к кассе.
– Да? И зачем?
– Чтобы в очередной раз нарушить мое мирное существование.
Веселый смешок.
– Точно.
Я все-таки посмотрела на него – на стоящего рядом джентльмена в стильном плаще, шарфе и шляпе. Ни дать, ни взять – элегантный гангстер из прошлого, либо дэнди-англичанин, интенсивно следящий за модой.
– Я надеюсь нарушать твое мирное существование еще долго. Очень долго. Даже после того, как у нас родятся дети, внуки и правнуки.
Он редко заговаривал о детях. У меня почему-то прервалось дыхание, а в груди сделалось бесконечно тепло.
– Знаешь, почему-то я согласна.
Кто-то за нашей спиной спросил, готова ли запеканка. Получил положительный ответ и обрадовался.
– Ты позволишь мне заплатить за твое мороженое?
Он изумительно пах. А еще он был мужчиной.
Моим мужчиной.
Назад мы неторопливо шли вместе – я держала его локоть, а он мой пакет с мороженым и банкой огурцов.
– Почему ты здесь? Потерял меня?
– Нет. Соскучился.
Он умел врать, но предпочитал преподносить правду так, что хотелось пузыриться шампанским от счастья.
– Семечки? Жареные, – предложила нам сидящая у обочины старушка.
Я вежливо покачала головой.
– Мне просто нужно было поспать.
– Я знаю.
Осенние вечера обнимали город быстро. Опускались на улицы, словно синеватые призраки, заставляли фонари зажигаться раньше обычного.
– Все получилось? Все наши теперь на месте?
– Да.
Я так и не разобралась, чувствую ли разочарование от того, что не увидела миры остальных.
Мой спутник какое-то время шагал молча. А затем как будто предугадал мой вопрос:
– Я отыскал след Карны.
– Правда?
И я воззрилась на знакомый профиль с чуть выступающим вперед подбородком и совсем немножко хищным носом.
– Да.
– И это значит…
– Нет, подобраться к ней вплотную и воздействовать я пока не могу. Очень сложно. Но вот вступить в прямой диалог в реальном времени – да.
– Когда ты собираешься это сделать?
Я даже остановилась от волнения.
– Когда? – Дрейк остановился тоже – бесконечно импозантный в своей фетровой шляпе. – Очевидно, когда ты наешься жареной картошки с огурцами. Ведь ты же, как я понимаю, хочешь при нашем общении присутствовать?
– Конечно, – и шевельнулось в груди беспокойство и благодарность. – А мне можно?
– Ты ведь супруга Творца? А супруге Творца все можно.
Не описать, как сильно я любила его. Своего защитника, свою каменную крепость, свои самые настоящие четыре стены, которые в любом месте становились нам домом.
Шуршали при ходьбе полы его плаща и рукава моей старой зеленой куртки. Мы были такими разными – мальчишка и девчонка из разных миров, – но мы были парой. Одной из самых счастливых сквозь спираль галактики.
* * *
Тем же вечером.
– Мы будем общаться с ней у нас дома? Не в Реакторе?
– Наш дом защищен не хуже, чем Реактор. К тому же я поставил дополнительный сферический щит – Карна не сможет ни определить наше местонахождение, ни толком рассмотреть помещение. Только меня и тебя.
Посреди комнаты прямо напротив кресла, которое Дрейк предварительно выдвинул в центр, уже висел пустой и прозрачный прямоугольный экран. Окно, в котором вскоре предстояло появиться «лысой башке».
Признаться, я по ней не скучала и до сих пор не была уверена в причинах, по которым Дрейк решил, что мне стоило присутствовать на «совещании». Стул мне выделили поодаль от кресла – простой, «секретарский». Будь моя воля, я бы отодвинула его еще дальше – не то, чтобы «лысая» могла причинить мне какой-то вред взглядом, но, как говорится, «от греха подальше».
Ровно к восьми часам Дрейк завершил все приготовления. Перестал мысленно исследовать периметр на предмет прорех, прекратил совершать пассы руками и уселся в кресло. Сообщил, что канал связи полностью настроен.
– Ну что, начнем?
От волнения я приняла на стуле «пионерскую» позу – выпрямила спину и сложила руки на колени. Подумала, что выгляжу, как дурочка, попыталась расслабиться и расположиться удобнее, но быстро поняла, что удобнее мне может быть только в соседней комнате.
– Начинаем.
– Три… Два… Один… – веселился Дрейк. – Поехали.
Тот же блестящий выпуклый череп, слишком светлые для обычного человека глаза-перескопы, некрасиво растянутый в стороны рот.
«Жаба – не женщина».
Экран заработал; Карна смотрела с него так, будто вот уже битые сутки ожидала «входящего» из Мира Уровней, но телефон молчал – взирала на Дрейка враждебно и насмешливо одновременно.
Все это читалось не по ее лицу и даже не по глазам, – вдруг поняла я, пытаясь отогреть похолодевшие пальцы, – но по исходящей от экрана атмосфере.
– Дрейк Дамиен-Ферно, – раздался слишком низкий для женщины неприятный голос. – Рада приветствовать тебя на твоей территории.
Дрейк же, в отличие от меня, корячившейся на стуле, сидел в кресле совершенно расслабленный. Я бы даже сказала «опасно-расслабленный», так как шлейф от того места, где восседал Начальник вдруг потек совершенно не добрый.
– Карна Тан-Олио. Не могу сказать, что рад приветствовать тебя на своей территории.
Эти двое едва ли обменялись предложением, а мне вдруг начало казаться, что где-то в параллельном мире на невидимой арене, похожей на виртуальную геймерскую, вдруг вышли с противоположных концов два огроменных, готовых схлестнуться монстра.
– Ты долго.
Монстр-женщина – ящерица-горгулья – выступила вперед, взмахнула хвостом с бетонными пластинами. Приготовилась нанести первый удар – хищно ощерила пасть.
– Зато ты торопишься. Зря.
С противоположного конца ей навстречу шагнул монстр-мужчина – бронированный «голум».
«Round One Began».
Лысая на секунду перевела взгляд на меня и тут же вернула его на место.
– Посторонние будут мешать нашему диалогу. Удали их.
Дрейк даже не шелохнулся – он вообще теперь напоминал главу мафии – большого босса, которого неразумно по глупости недооценивать.
– Посторонние? Где ты их увидела? И не ту ли девушку, которую ты недавно пыталась использовать, ты только что назвала посторонней?
О-о-о, Дрейк менялся на глазах и не в лучшую сторону – с него будто спадали слои, под которыми он таился от обычных людей, дабы никого по случайности (до икоты) не напугать. А теперь становился самим собой – крайне жестким, даже жестоким, монолитным. И аура его наливалась мощью – той самой мощью повелителя, перед которым очень желательно пригнуться до земли еще до того, как на тебя посмотрят.
– Я попросила ее об… одолжении.
«Ой, какая милая пауза перед лживым словом».
– Одолжении, которое лишило ее свободного выбора? Которое на деле являлось шантажом? Которое…
– Моя ситуация не позволяет длительно искать компромиссы. Ты должен был это понять.
«Я. Тебе. Ничего. Не. Должен», – эта фраза растеклась кусковатым льдом по комнате и излилась в сад.
Монстр на игровой арене достал гигантский топор, играючи повертел им в воздухе – подходи ближе, мол, жду.
– Ты заминировала астральное тело человека, лишила его выбора – непростительно, Карна. Зачем бы ты ни явилась, ты забываешься.
– Я забываюсь? – рыбьи глаза прищурились. – Непростительно было покидать Сатаахе в момент кризиса.
– Тобой созданного? Мы приняли решение покинуть Сатаахе для того, чтобы вывести его из кризиса после того, как ты совершила фатальную ошибку, призвав использовать матрицы для создания новых живых особей.
Кажется, монстры на арене только что сошлись – ящерица клацала зубами, голум ухватил ее за горло.
– Следовало предложить дельный вариант, а не сбегать…
– Сбегать?
Еще никогда я не слышала слова от Дрейка, сказанного ласковее и страшнее, чем это.
«Все, пипец тебя, ящерица…»
Я сидела в углу, но меня плющило и штырило с Начальника – того Начальника, которого, вероятно, не видел никто и никогда – с настоящего Правителя. В этот момент… «Господина». Мне, наверное, следовало бояться или же восхищаться, но вместо этого я пузырилась, млела, растекалась лужей. Поняла, что уже не так отчетливо понимаю, о чем идет диалог.
– … по твоей указке накренился Луч, который я своим уходом выровнял. Если ты своими дальнейшими ошибочными действиями продолжала гробить Сатаахе, не ставь меня в один ряд с теми, кто к этому причастен.
– Возможно, непричастен прямо, но лишь потому, что не видел страшные катаклизмы, обрушившиеся на наш мир после изменения угла Луча.
– Твои. Ошибки.
Ох, не хотела бы я стоять на пути у Дрейка сейчас… совсем. Это был не Рен и не Мак – эти ребятки, при всем моем уважении к ним, Начальнику в подметки не годились. Сейчас Дрейк был по-настоящему страшен – не лицом, не выражением глаз даже, – но фоном, исходящим от него.
– Говорить о прошлом не имеет смысла, – как ни в чем не бывало, гладко сменила тему «лысая». – Важно другое: мы восстановили угол, но у меня осталось всего пятнадцать женских особей с готовыми к оплодотворению яйцеклетками. Мне нужны самцы.
«Какого хера ты приперлась сюда?!» – при всей моей терпимости хотелось заорать мне.
– Отстройка угла завершилась недавно и большими потерями. Людей на Сатаахе почти нет – я должна в кратчайшие сроки естественным путем восстановить популяцию, иначе Луч вновь начнет проворачиваться.
– И ты пришла сюда.
– Да, – легко отозвалась Карна, – твои соплеменники нам более не подходят: вы изменили физическую структуру – это я уже дистанционно исследовала. А вот люди, которых ты отобрал, нам вполне подойдут. Генный набор верный – с него можно восстановить численность.
– Только ты кое о чем забыла.
И тишина в комнате. Морозная и тихая, как полярная ночь.
«О чем?» – удивлялись рыбьи глаза.
– Спросить мое согласие. И согласие людей, которых ты захотела использовать.
– Мне не до согласий, и тебе это известно. На кону возрождение расы куда более продвинутой, нежели людская.
– Не выйдет.
От того, как изогнулись в улыбке Дрейковы губы, наша гостиная обросла льдом.
– Выйдет, – Карна даже не моргнула. – Да, эта особь (взгляд в мою сторону) оказалась не слишком умной, чтобы понять важность возложенной на нее задачи, а ты вновь изменил временные ветки…
«Зря, – вещали белесые глаза. – Мы могли бы разойтись миром».
– Принуждение обернется для тебя принуждением – ты это знаешь.
– Это не важно, – лысой было наплевать, – я найду способ до них добраться.
– Через меня, – пообещал Дрейк. – А это ой как непросто.
– У людей всегда есть слабые точки. У тебя тоже.
И она впервые прямо посмотрела на меня – на этот раз настолько презрительно, будто я являлась белобрысой и красноглазой альбиносом-мошкой. Вернула взгляд Начальнику и впервые явила подобие зловещей улыбки:
– А ведь наша с тобой совместимость равнялась девяноста шести процентам.
– Этого недостаточно, чтобы зачать ребенка, и ты это знаешь.
«Ох, так она его всегда любила. Хотела, наверное, сделать с ним семью, а Дрейк отказался…» – мне вдруг стали ясны и враждебность, и скрытые мотивы. Женщины – всегда женщины, и об их мстительности складывают легенды.
– Какая совместимость у тебя с ней? – едко поинтересовалась «башка».
– Я не знаю, – Дрейк закинул ногу на ногу, пожал плечами, – я не тестировался с ней на совместимость.
«Тогда как?!» – звенел со стороны экрана немой вопрос.
– Она просто подошла моему сердцу и моему уму. А также моему телу, – с удовольствием и размахом вбил он последний гвоздь в крышку гроба «лысой» Дрейк.
«Дурак! – немо кляли Начальника белесые глаза. – Ты просто дурак!»
Но Творцу Мира Уровней было плевать:
– Не советую предпринимать очередную попытку заполучить сперму людей, находящихся у меня в подчинении.
– Я ее предприму.
– Она дорого тебе обойдется. Боюсь, ты не поднимешь эту цену.
Все, что сейчас говорил Дрейк, он действительно имел в виду. И не стоило бы, прости Господи, ему перечить – никогда и ни за что. Меня продолжало «переть» и плющить с того, что я видела: Дрейк был холоден и одновременно кипуч, он был спокойно-зол, обманчиво спокоен и адово опасен.
Сидя в углу комнаты, я в который раз задалась вопросом: для чего он желал во время их диалога моего присутствия? Что именно хотел, чтобы я уловила? И, по-моему, я улавливала совершенно не то, что стоило. Любая женщина сейчас бы превратилась перед Великим и Ужасным в коврик, преклонилась бы перед ним быстрее, чем он о том бы попросил, молилась бы о том, чтобы он прошел мимо… И не прошел.
Мне делалось жарко. Но где-то на задворках сознания я понимала Карну. Совсем чуть-чуть.
– Твоя попытка станет последней. Ты знаешь об этом.
– Я добьюсь, чего хочу, – лысая внимать не желала. – Какая малость – поделиться каплей спермы.
Теперь в ее голосе звучала жесткая насмешка.
– Я все сказал.
Начальник кивком головы приказал экрану отключиться.
Все, диалог завершен.
– Как думаешь, она хоть что-то поняла? – обратился он ко мне, поглаживая себя по губе пальцем руки, на которую опирался подбородком. – Ди?
А я до сих пор плавилась. Испытывала совершенно непонятный анафилактический шок от той ауры, которая до сих пор висела в комнате, – ауры, таящей в себе такую мощь и опасность, что сносило с ног. И мне было совершенно плевать, поняла лысая что-нибудь или нет.
– Ди?
Кажется с игровой арены только что, не вступив в поединок, сбежала ящерица. Но остался стоять грозный титан, который настроился как следует размяться и поиграть.
– Любовь моя, с тобой все в порядке?
В порядке? Наверное. Но мой ответ прозвучал совершенно нелогично, коротко и очень хрипло.
– Я тебя… хочу.
* * *
(Jesse Cook – Unchosen)
Этот разговор случился уже под утро, когда волны страсти давно улеглись, когда минутная стрелка совершила пару сотен оборотов вокруг своей оси, когда предрассветная серость начала разгонять сгустившийся в саду туман.
– Дрейк?
Он не лежал – почему-то сидел на краю кровати, смотрел в сторону окна. И не нужно было быть экстрасенсом, чтобы уловить окутавшую его фигуру печаль.
– Все хорошо?
Молчание.
– Все хорошо, Ди. Спи.
Но мне не спалось. Что-то было не так – не хорошо.
Я проморгалась, приподнялась на локте. Попросила тихо:
– Расскажи мне.
Наверное, все слишком сложно, наверное, он не расскажет – предпочтет во всем разобраться сам – ведь сильный, ведь всегда «сам».
– Я ведь прихожу к тебе, когда мне тяжело? Вот и ты… приди.
Он молчал так долго, что мне показалось, что время застыло, что мы так и сидим – он на краю кровати, я позади него – годы, столетия, вечность.
– Я должен все отпустить, Ди… – вдруг послышалось глухо, и я встрепенулась.
– Отпустить что?
– То, что не могу изменить.
– О чем ты, любимый?
И он вздохнул.
– О своем мире, который гибнет. Карна погубит его, понимаешь, – осталось совсем немного…
– А это можно изменить?
Дрейк из Всемогущего Творца в эту минуту как будто превратился в обычного человека, которому предстояло совершить очередной нелегкий выбор.
– Я раньше тоже не знал, как все исправить. Теперь… знаю. Когда отстроил Мир Уровней, понял, как удержать угол луча. Мы выросли, изменились. Мы долго шли к этому пониманию.
– Так исправь это за нее.
Послышалась усмешка. Мне ответили, как младенцу, который до сих пор не усвоил простейших истин – беззлобно, но устало.
– Чтобы это изменить, я должен открыть точку прямого перехода на Сатаахе. Взять большую часть людей Комиссии, отправиться туда физически, запросить доступ, внести коррективы. Истратить большую часть своих сил, чтобы выровнять наклон.
– Так… в чем проблема?
Я, вероятно, и являлась этим самым младенцем, который, глядя на папу, безоговорочно верил, что тот – супермен.
– В чем? В том, что вы все останетесь без защиты.
– Надолго?
– Не знаю, – новый вздох. – Возможно, на неделю. Этого хватит, чтобы Карна заполучила то, что ей хочется. Спи, Ди. Спи.
Я легла, накрылась одеялом и попыталась сделать так, чтобы мой любимый не услышал натужный скрип шестерней в моей голове. Спросила спустя несколько минут:
– Скажи, а когда ты разбудишь «наших»?
– Я уже, – Дрейк все смотрел на неподвижный туман за окном. – Уже этим утром они проснутся в своих постелях.
– Они будут помнить, что на нас напала Карна?
– Да. Но не будут помнить того, что она меняла их прошлое, так как мы все изменили назад.
– Отлично.
Я закрыла глаза и притворилась спящей.
