Глава шестая

Отъехав от Дома культуры, я прижался к бордюру, остановился. И сразу позвонил генералу Кабакову, как и обещал. Сергей Павлович ответил тут же. Видимо, ждал моего звонка. И, судя по тому, что говорил, прожевывая, был дома, ужинал.

— Слушаю тебя, Алексей Афанасьевич. Как успехи? Проблемы при встрече возникли?

— Только одна. Требуется московская регистрация. Тогда я смогу полноправно претендовать на лицензию охранника и на место в охране под руководством Валентина Немчинова.

— Ну, это проблема решаемая. Мы такой вариант даже обговаривали с твоим «старшим братом». За определенную сумму он готов все оформить. Мы заплатим, нам не сложно, тем более не из своего кармана, и даже не из твоего. А что касается лицензии, то она на тебя уже, наверное, готова, только тебе нужно сфотографироваться и предоставить мне две фотографии. Все остальное сделают за тебя.

— Фотографии какого размера?

— Придешь фотографироваться, скажешь для чего. Там знают.

— Хорошо. Немчинов предлагал свои услуги и с регистрацией, и с лицензией. Правда, предупредил, что услуги платные.

— Скажи ему, что у брата большие связи. Он все сделает. И бесплатно. Просто по-братски.

— Тогда у меня все, товарищ генерал. Еще «старший брат» звонил. Предупредил, что у него жена приехала. Завтра утром уедет.

— Она в курсе дела и не против твоего временного проживания в их квартире. Не переживай. Завтра уедет и помешать не успеет. Продолжай работу.

— У меня все, товарищ генерал. Конец связи…

— Подожди. Еще не все. Твой смартфон взят на прослушивание неизвестным нам оператором. Жена тебе не позвонит? Не скажет лишнего?

— Она знает только, что я в командировке в Москве. Может что-то не так сказать. Следует ее предупредить. Позвонить на домашний телефон.

— Боюсь, он тоже прослушивается.

Я думал недолго.

— Тогда следует позвонить комбату. Комбат у нас сменился. Новый комбат — человек, с которым можно договориться. Он к жене сам сходит, поговорит. Можно определить, кто прослушивает номера?

— Это не СОРМ — абсолютно точно.

— Может, ГРУ взяло меня под охрану?

— Мы запрашивали — нет. Это что-то иностранное. Спутниковое. Но этот номер, по которому мы сейчас разговариваем, не прослушивается. Можем общаться. Но ты, старлей, осторожность соблюдай… Конец связи…

— Конец связи…

Я убрал трубку, выделенную мне генералом, далеко во внутренний карман. И поехал к «старшему брату». По дороге снова заехал в магазин, купил продукты, хотя не успел еще съесть те, что покупал вчера, но надеялся, что Юрий Афанасьевич помог продуктам не испортиться. При его габаритах это было бы естественным делом.

Машину я опять поставил там же, где и минувшим вечером. К этому времени во дворе собралось большое количество машин местных жителей, к которым я не принадлежал, и место мне опять досталось не слишком удобное. Снова пришлось заехать одним колесом на бордюр.

Включил сигнализацию, посмотрел на окно квартиры «старшего брата» и пошел в подъезд. Как и минувшим вечером, подъездную дверь я открывал ключом, но дверь в квартиру открывать не стал, позвонил. Все-таки в квартире находилась женщина. А я всегда предпочитаю избегать неудобных положений. И вообще не люблю хозяйничать в чужих владениях. По этой причине, если даже приезжаю в город, где у меня есть родственники, я предпочитаю останавливаться не у них, а в гостинице.

Жена Юрия Афанасьевича оказалась довольно милой симпатичной женщиной. Если смотреть издали, то еще достаточно молодой, и только вблизи бросались в глаза многочисленные мелкие морщины на верхней губе и на руках — основной признак возраста. Ко мне она отнеслась весьма приветливо, никак не «доставала» попытками поговорить по душам, и вообще беседовать с ней было приятнее, чем со «старшим братом», который тоже был дома, но сидел в пижамных полосатых штанах и в майке перед телевизором, смотрел очередную серию глупого сериала и потягивал вино.

Я предпочел ему не мешать, Ирина Александровна тоже не хотела мешать мужу. Она сварила купленные мной пельмени и села напротив, наблюдая, как я ем. Я, честно говоря, не пытался показаться чрезвычайно культурной личностью, не пытался, к примеру, держать вилку левой рукой — чему не был обучен с детства, тому и учиться не желал. Я предпочитал оставаться самим собой. И только после ужина Ирина Александровна сказала мне с улыбкой:

— А меня, признаться, муж напугал. Сообщил, что у нас временно будет жить чемпион всех российских спецназов по «поножовщине»… Я представляла этакого полудикого громилу. И рада, что вы не такой…

— Я только чемпион войск специального назначения по ножевому бою. По спортивному ножевому бою, если говорить официальным языком. Ножевой бой, это, грубо говоря, один из разделов фехтования, одного из самых интеллигентных и культурных видов спорта. Только со своей спецификой подготовки и соревнований. Обычно мы, ножевики, всегда обижаемся на термин «поножовщина». Но на вас я обижаться не хочу, только прошу уловить разницу между спортом и уголовной терминологией.

— Я поняла, — согласилась она.

В этот момент меня «позвал» мой смартфон, оставленный в куртке на вешалке. Звонил Ивон, который, как мне показалось, все еще находился под впечатлением от утренней драки.

— Леха, извини, что вечером звоню. У нас только-только тренировка закончилась. Я тут хотел тебе пару вопросов задать по утреннему событию. Сможешь любопытство мое удовлетворить?

— Спрашивай, — согласился я.

— Не по телефону. Скажи адрес, я приеду. Снизу позвоню, ты выйдешь…

Я назвал точный адрес. Но без номера квартиры.

— К нам кто-то в гости просится? — спросила меня хозяйка.

— Нет, ко мне человек приедет, позвонит, я выйду. Ему нужно кое-что уточнить…

Почти через час Ивон подъехал и позвонил. Я только-только нацепил на себя недавно купленный бронежилет, решив его просто померить и понять, как он будет смотреться под моей курткой. Снять его я не успел, поскольку как раз в момент нашего разговора сработала сигнализация в моей машине, следовательно, и на брелоке у меня в кармане. Я подскочил к окну и увидел, что около моей машины толпятся посторонние люди с палками, дергают за ручку, пытаясь открыть дверцу. Покушение на машину было откровенным, и это надо было пресечь.

— Извините, — сказал я Ирине Александровне, открыл окно, встал на подоконник и выпрыгнул на газон. Высота третьего этажа меня не смутила. Приземляться я умел. Зря, что ли, с парашютом больше четырехсот раз прыгал?

Ирина Александровна бросилась к окну за мной. Это я в последний миг перед прыжком заметил. А после приземления поднял голову и увидел испуг на ее лице. И подумал, что в туфлях на шпильке такой прыжок не совершить никогда. Почему про шпильки подумал, сам не понимал, хотя женщина была в домашних тапочках.

Я сделал рукой успокаивающий жест и заспешил к своей машине. Сразу отметил, что мне наперерез туда же от своей машины устремился Ивон. Он понял, видимо, что произошло, и спешил мне на помощь. Это, как я и догадался, было проявлением братства «бомбил», без которого, как говорил тот же Ивон, в этом городе не прожить. Но его путь был вдвое короче моего, и, как я ни старался, обогнать Ивона не смог. Вдвоем нам было бы легче, а так я опасался, что к моменту моего появления перед парнями Ивону уже прилично достанется. И оказался прав.

Я видел в руках троих из шестерых парней бейсбольные биты. Тяжелое и серьезное оружие против того, кто не обучен ему противостоять. Или обучен неправильно. Я сам однажды смотрел в Интернете, как один горе-учитель показывал, как надо подставлять предплечья, чтобы блокировать удар бейсбольной битой. Глупость несусветная, хотя автор ролика утверждал, что другого метода защиты нет и надо перетерпеть боль от удара. Он понимал, что будет очень больно. Но не понимал, что человек может таким образом рук лишиться.

Все зависит от того, как повернешь руку. Если удар придется по мягким тканям, мышцы будут просто повреждены, но через неделю восстановятся. А если рука подставится под другим углом, то удар примет на себя лучевая или локтевая кость. Это гарантированный сложный перелом, требующий скорой хирургической операции. И выздоровление будет длиться долго.

Но, видимо, тот ролик смотрел не только я один, и кто-то воспринял такие уроки всерьез. Может быть, кто-то стал так же других учить. Бедные люди! Сколько всякой глупости в Интернете можно встретить. У меня даже жена ругалась на кулинарные рецепты, которые только приводят к порче продуктов. А уж изучать по Интернету боевые единоборства вообще опасно.

Ивон принял размашистый удар биты именно на предплечья, и у него сразу же «отключились» обе руки. То есть он остался беззащитный, один против шестерых парней. Второй удар битой был нацелен в голову, но Ивон успел увидеть это и голову убрать, или просто бьющий не рискнул такой смертельный удар нанести, промедлил пару секунд, и потому бита обрушилась на плечо, наверняка сломав ключицу, а то и большой плечевой бугор, что гораздо хуже, потому что там есть кость, которая «любит» отрываться от сухожилий и может не встать на свое место уже никогда.

Ивон свалился на бок и получил еще несколько пинков в живот и в спину. Но тут подоспел я. Я видел, как высокий рыжий парень размахивается битой, чтобы ударить меня. Вместо того чтобы притормозить или отскочить, я увеличил скорость, совершил длинный скачок и не ударил, а толкнул парня в отведенное для удара плечо. Его развернуло вслед за битой, а я прямо с разбега нанес ему размашистый оверхенд. Рыжий рухнул между моей и соседней машинами, у которой тоже сработала сигнализация.

А я уже не останавливался. Остановка была просто опасной. Парням с битами не хватало, видимо, решительности. А мне решительности хватало с избытком. Они чего-то ждали, но я ждать не стал и сразу растопыренными пальцами нанес удар в лицо тому, что стоял ближе. Он даже биту поднять не успел. Удар пальцами в глаза всегда очень болезненный, и парень, бросив биту себе под ноги, согнулся и закрыл лицо ладонями. Я видел, что именно он бил битой Ивона, и плотно сжатым кулаком трижды подряд ударил его по открытому затылку.

Я бил так намеренно, разозлившись из-за Ивона. В этом случае иногда ломается основание черепа, наступает поражение головного или спинного мозга, такие удары могут иметь летальный исход. Не случайно удар называется «хаммер», что переводится, как «молоток». Мой кулак был вполне в состоянии молоток заменить.

Третий успел поднять биту и даже размахнулся до того, как я приблизился, но ударил при этом по носу своего же товарища, стоящего позади. Тот взвыл с дикими матюками. Парень с битой замер и обернулся. Мне хватило этого момента, чтобы сократить дистанцию с разворотом и нанести ему классический бэкфест. Удар свалил парня под ноги другим.

Но их еще оставалось трое против меня одного. Двое были передо мной, третий находился где-то за спиной.

Не давая налетчикам времени прийти в себя, я дал одному резкий пинок между ног — удар не из боевых единоборств, но очень действенный. Дикий вой и сморщенная физиономия убедили меня, что удар получился точным.

Второй попытался ударить меня правым прямым, который я легко направил в воздух над своим плечом легким ударом кисти в предплечье. Все точно так, как совсем недавно отрабатывал с капитаном Телегиным.

Но ждать последующих ударов, как это было с командиром разведроты, чтобы отбить и их, я не стал. Второму я тут же нанес два быстрых встречных точных удара в одну точку по центру подбородка с обеих рук. Парень посмотрел на меня с удивлением и плавно осел на землю.

Я только успел повернуться, помня, что последний противник остался у меня за спиной, когда почувствовал удар в живот каким-то предметом. И только тогда увидел нож. Но бронежилет мой выдержал, а я, сохраняя инерцию разворота тела, соединил ее с движением кулака и боковым ударом свалил парня на капот своей машины.

Нож остался в его руке, но тут раздался вой полицейской сирены, и во двор въехали сразу два «уазика». Посмотрев на них, я одновременно заметил, как от дома отъезжает красная «Митсубиши Лансер», точно такая же, как у моего нового знакомого азербайджанца Рафа. Такая же старая и грязная. Там, на стоянке, мне показалось, что у его машины было слегка помято правое крыло. Однако сейчас расстояние от меня до машины было немалое, да и темно во дворе было — фонари располагались у подъездов, а окна освещали другую сторону машины, которую мне вообще было не видно. Я не смог рассмотреть крыло. «Митсубиши Лансер» спокойно поехал навстречу двум полицейским машинам. Никто не попытался его остановить.

От дома в нашу сторону бежало трое мужчин. Только тут я заметил, что сигнализация уже работает на трех автомобилях, не считая моего «китайца». Полицейские выскакивали из «уазиков» с автоматами наперевес, хотя я не заметил, чтобы хоть один из них щелкнул предохранителем, опуская его в боевое положение.

Тут же откуда-то появилась Ирина Александровна Ветошкина. Она показала удостоверение капитану полиции и стала ему что-то объяснять. Капитан стоял по стойке «смирно» и внимательно слушал.

Снова завыла сирена, и во двор въехала машина «Скорой помощи». Я помог подняться Ивону, к которому тут же подскочили медики в зеленых халатах. Видели, что он самостоятельно даже стоять не может.

— Его дважды битой ударили, — показал один из хозяев воющих машин. — Сначала вон тот парень, потом вон тот…

До того как его увели в салон медицинского микроавтобуса, Ивон протянул мне ключи от своей машины.

— Поставь здесь, во дворе, и закрой…

— Сделаю, не переживай, — пообещал я…

Туда же, в машину «Скорой помощи», загрузили двух парней, с которыми я дрался. Одного положили на носилки, потому что стоять он не мог. Второй пополз в микроавтобус на четвереньках сам. Это тот, что получил пинок между ног. Остальных засунули в полицейские машины, одна из которых тут же двинулась вслед за «Скорой помощью».

Капитан полиции шагнул ко мне:

— Вы в состоянии вести машину?

— Даже танк или вертолет. С самолетом вот я не справлюсь по неумению.

Капитан не улыбнулся. Моя бодрость и откровенное веселье его не проняли.

— Поезжайте следом за нами в отделение. Товарищ полковник поедет с вами, — капитан кивнул на Ирину Александровну.

Он шагнул к своему «уазику».

— Товарищ полковник… — повторил я с удивлением…

— Извините, товарищ полковник, за доставленное беспокойство, — сказал я.

— Нормальная ситуация. Вы хорошо себя зарекомендовали. Не ушиблись, когда из окна выпрыгнули?

— Здесь высота небольшая, земля под ногами мягкая. У меня большой опыт десантирования с парашютом, и потому подобный прыжок не составил мне труда.

— Сергея Павловича в известность о происшествии поставьте, — подсказала Ирина Александровна. — Он научит, как вам себя вести, чтобы не раскрыться.

— Вы с ним знакомы?

— Мы с ним сидим на одном этаже, правда, в разных крыльях одного и того же здания, — так замысловато она почти представилась.

— Вы — полковник ФСБ…

— Я полковник медицинской службы, психолог управления «Альфа»…

— Понятно, — для себя я закрыл вопрос о поведении капитана полиции по отношению к Ирине Александровне. В ее удостоверении наверняка не написано, что она психолог медицинской службы, но обязательно указано, что она — полковник управления «А» ФСБ России.

Я сам, хотя очень горжусь собственной службой, к «Альфе» имею уважительное отношение. Не то чтобы «кипятком мочусь» от восторга… Но просто уважаю этих парней, зная уровень их подготовки. И полиция обязана их уважать многократно сильнее, чем делает это спецназовец ГРУ, потому что полиция никогда не имела, не имеет и не будет иметь такой подготовки, какая есть у простого солдата-разведчика. И даже спецназ полиции в сравнении со спецназом ГРУ выиграть не сможет ни в чем, даже в своих традиционных и родных областях, таких, например, как задержание. Короче говоря, я не собирался спорить с полицейскими о преимуществах той или иной службы. Главное, что и я, и они с одинаковым уважением относились к управлению «А».

Ирина Александровна давала, как я видел, показания в мою пользу. Она была права в одном. Перед полицией я не мог раскрыть себя, тем более в присутствии парней, с которыми дрался, потому что подозреваю присутствие там же, во дворе, седьмого человека из их компании — азербайджанца Рафа. А это значит, что в полицию должен поступить если не приказ, поскольку приказы ФСБ не имеют в полиции того хождения, которое имели когда-то в милиции приказы КГБ, то хотя бы указание. И это указание может дать генерал Кабаков.

Я вытащил из кармана трубку и послал вызов. На этот раз генерал ответил не сразу. Видимо, второго звонка от меня уже не ждал. Но я терпеливо слушал длинные гудки, пока Сергей Павлович не ответил.

— Да-да, Алексей Афанасьевич, слушаю. Что-то случилось?

— Случилось, но я пока не имею возможности точно сказать, насколько текущее дело имеет отношение к нашему с вами делу. Хотя иметь может. Подозрения такие у меня есть. Вот рядом со мной сидит в машине Ирина Александровна, она вам сейчас расскажет, что произошло, а потом я добавлю кое-что от себя.

Я передал трубку Ирине Александровне. Она не вела машину, и ей говорить было проще. При этом она, конечно, говоря по-военному, не докладывала, а просто рассказывала, как женщина — с эмоциями, с «охами» и «ахами», тем не менее, говорила вполне внятно и обрисовала картину, как она смотрелась со стороны. Не забыла сказать и главное, что я хотел услышать, — что она сообщила капитану полиции, что я, бывший офицер спецназа ГРУ, приехавший в гости к ее мужу, своему старшему брату, а дальше все, что она видела, кроме завершения драки — она не видела момент, когда меня ударили ножом. Нож и парня, который этим ножом меня бил, полиция забрала. Не забыла она сказать капитану и про Ивона, сообщив, что он — мой старый товарищ, который позвонил мне, когда сработала сигнализация. После чего Ирина Александровна передала трубку мне.

— Полковник Ветошкина в курсе нашей операции, — сообщил мне генерал. — Можешь при ней говорить свободно. То, что ее не касается, она быстро забудет. Что еще у тебя?

Я рассказал о красном «Митсубиши Лансер», точно таком же, как у Рафа. Не забыл рассказать и о ситуации с крылом, рассмотреть которое не было возможности.

— Я понял, — жестко сказал генерал. — И допускаю такой вариант. Дело в том, что этот Раф тоже работает у Немчинова. И только в свободное от работы время становится таксистом. Дополнительный приработок. Еще один вариант важен. Ты сказал свой адрес только одному человеку — Ивону. Он тебе звонил, надеюсь, на твой смартфон?

Этот вопрос генерала меня немного возмутил. Я не настолько «лопухнутый», чтобы давать Ивону номер второй трубки.

— Конечно. Он другого номера не знает.

— А смартфон прослушивается. Тогда становится ясно, как нашли двор, где ты ставишь машину. Об остальном можешь не беспокоиться. Я решу вопрос с руководством полиции города. На тебя ничего не повесят, а этих потрясут… Как Ивон себя чувствует?

— Я бы не сказал, что хорошо. Думаю, несколько переломов он себе обеспечил…

— Это плохо. Он, по сути дела, был твоим проводником в лагерь Немчинова. Теперь придется обходиться без него. Мы для того и устраивали первое представление на стоянке такси, чтобы ты с Ивоном сошелся. Сам сможешь?

— Думаю, что теперь смогу…

— Ладно. Сам я появляться в отделении не должен, чтобы тебя не раскрыть. Постараюсь все вопросы решить по телефону. Если что-то пойдет не так, я позвоню. Если у тебя что-то пойдет не так, пусть Ирина Александровна мне позвонит. Сам ты меня не знаешь, а менты и знать не могут, в каком управлении служит генерал Кабаков, и какими вопросами он занимается. Я уже сказал это полковнику. Она позвонит даже без твоей просьбы. Просто трубку ей оставь, и все…

Хотя генерал и предположил, что ситуация может повернуться совсем не так, как нам бы хотелось, все пошло на удивление гладко. Приехал какой-то ментовский подполковник. Судя по небольшому переполоху, что поднялся в отделении, это был сам начальник отделения. Видимо, звонком сверху его вытащили из постели, поскольку время уже было позднее, и успели проинструктировать.

Подполковник вел себя соответствующим образом. Но в какой-то момент начал задавать мне совершенно не нужные вопросы:

— А что ты, старлей, из спецназа ушел? По какой причине? С командованием не поладил?

Рассказывать начальнику отделения московской полиции о приговоре Военного Трибунала, как я догадался, было бы не самым лучшим вариантом. Ведь решение Трибунала — это, в любом случае, приговор. А если есть приговор, то я уже становлюсь человеком судимым. А к таким в полиции отношение не самое лучшее.

— Какое это может иметь отношение к настоящему делу, товарищ подполковник? — вопросом на вопрос ответил я.

— Никакого, — категорично подтвердила полковник Ветошкина.

— Это так, человеческое любопытство… — вдруг засмущался подполковник полиции, почувствовав в тоне полковника ФСБ укор за попытку сунуть нос не в свое дело.

Все остальное решалось быстро и оперативно.

Нож и бейсбольные биты рассматривались как оружие, и парням приписывалась попытка убийства. Из них только двое были гражданами России. Один, правда, из далекого Ставропольского края, то есть почти из тех же мест, откуда и я, второй из Подмосковья. Остальные четверо были иностранцами из ближнего зарубежья.

— Но «срок тянуть» вам, парни, придется в российской «зоне», — гарантировал им полицейский подполковник. А в наших «зонах» никогда не будет европейских условий. Такие условия специально не допустят, чтобы «зона» никому раем не казалась…