Глава седьмая

Мы уже возвращались домой, как я мысленно окрестил квартиру «старшего брата», когда Ирина Александровна позвонила генералу Кабакову и рассказала, как все удачно завершилось. После чего вернула мне служебную трубку.

Во дворе я поставил свою машину на прежнее место. Рядом, перед своей, чтобы не мешала никому выезжать, поставил «семерку» Ивона и только после этого поднялся к «брату» на третий этаж. Ирина Александровна сразу потребовала мою куртку и бронежилет, чтобы зашить порезы, оставленные ножом. Куртка пострадала только слегка, а на бронежилете был длинный прорез на обшивке. Из чего я сделал вывод, что удар наносился правильный. Впрочем, это еще не давало повод утверждать, что ножом бил специалист. Такой удар мог быть нанесен и случайно.

Я вообще-то бы и сам с иголкой справился, как и всегда, но полковник настаивала:

— Женские руки всегда есть женские руки. С некоторой работой они справятся лучше мужских.

Когда она вернула мне куртку и бронежилет, я и в самом деле понял, что зашить так же аккуратно, как это делает женщина, я бы просто не сумел. Я бы сделал это намного грубее, так, что при внимательном взгляде порезы все равно были бы видны. А сейчас, чтобы их заметить, нужно здорово напрячься или потрогать эти места руками.

— Спасибо, товарищ полковник.

Всегда приятно, когда старший офицер заботится о младших по званию. Наверное, моим солдатам также приятно, когда я забочусь о них.

Утром, едва я вышел из подъезда, «подал голос» мой смартфон. Определитель показан номер Ивона. Ответил я сразу:

— Привет, дружище! Как самочувствие?

— Привет! Сбежал из больницы. В гипсе и в повязках, как в доспехах. Только смысла в «отлежке» не вижу. Я уже звонил Валентину Иосифовичу, он посоветовал интенсивно мышцами работать, даже через боль. Так кровь будет бегать и оживлять проблемные места. Вот я и решил, что в постели она бегать не будет, значит, следует из постели выбираться. Со скандалом, но отпустили. Еле-еле одежду и документы вытребовал. Обещал, что наблюдаться буду, к врачу приходить. И не отпустили бы, если бы у меня была медицинская страховка. А так мне громадную сумму спрогнозировали. Я сказал, что за первичные услуги заплачу, а больше денег у меня нет…

— Куда гипс наложили? — спросил я.

— Рука… Лучевая кость в предплечье сломана… Еще «шину» и фиксирующую повязку на ключицу поставили… Руку подвесили, к телу примотали, чтобы не шевелилась, но я ее уже освободил. Без повязки мне легче…

Все, как я и предполагал. Но Немчинов дал правильный совет. Мы в спецназе всегда таким методом себя оздоравливаем быстрее, чем любыми лекарствами. Лекарства, они что? Они действуют не на лечение. Они только на симптомы действуют, снимают болевые ощущения. А другой помощи от них нет. Они не лечат. А человеческий организм, как нас учат, это мощнейшая самовосстанавливающаяся система. Необходимо только правильно себя вести, выполнять необходимые упражнения, чтобы кровообращение помогало заживлению. Касается это и ранений, и переломов. И еще бывает необходимо беречь поврежденные места от повторного повреждения. Переломы обычно бывают опасны за счет сдвига костей. Тогда приходится соглашаться на операцию. Иначе со временем, через много лет, эти переломы проявятся и скажутся на здоровье. Но если операцию даже не предлагали, значит, сдвигов костей нет, и все заживет само собой. Постельный режим здесь никак не поможет, только может помешать из-за малой подвижности организма, следовательно, и малой подвижности крови в теле. Врачи постельный режим предлагают, чтобы человек от повторных травм уберегся, и только.

— Ну, и молодец, что сбежал оттуда…

— Пришлось еще расписку дать, что я явлюсь в райотдел полиции по первому требованию. Оказывается, о каждой подобной травме обязательно сообщают в полицию.

— А с тобой же менты поехали. Они вчера что, тебя не допрашивали?

— Врачи не пустили. Ни ко мне, ни к тем парням, которых со мной привезли. Тех вчера вообще оперировали. У одного, я слышал, посттравматическая кастрация. Медсестры парня жалели. Солидно ты ему приложил…

— Сам выпросил.

— Что мне в полиции говорить? Обязательно спросят, откуда я тебя знаю? Я уж думал, сказать, что с тобой и незнаком вовсе. Просто увидел, что машину ломают, сам водитель, решил влезть… Это, конечно, не в духе москвичей, но мужики понять могут.

— Нет. Я уже сказал им, что собирался выйти на звонок товарища, который ко мне приехал. Сообщил, что ты — мой знакомый…

— Вот видишь, могла бы неувязка получиться. А в таких делах неувязок быть не должно. Не зря я к тебе приехал.

— Ты где сейчас?

— Иду к тебе от метро. Ты дома?

— Во дворе около твоей машины. Поставил ее на ночь рядом со своей. Подходи, договоримся. У меня большой опыт переломов. Может, что подскажу…

Только я убрал трубку, как увидел Ивона, выворачивающего из-за угла дома. Он тоже меня увидел, резко поднял правую руку, чтобы помахать, и тут же схватился левой рукой за правое плечо. Больно стало, Ивон даже присел. Ключицу ему сломали как раз с правой стороны, как и предплечье.

Я махнул рукой, подзывая. Ивон пошел напрямую, не пожелав обходить по тротуару.

— Выглядишь молодцом. Гипс даже не видно. Физиономия свежая. Только побриться бы не мешало.

Он от природы волосатый и чернявый, и бриться таким людям приходится порой дважды в день, чтобы всегда выглядеть аккуратными. Или же следует бороду отпускать. Гражданским это не возбраняется. Это у нас Устав разрешает военнослужащим носить бороды только тогда, когда это необходимо. Там есть какая-то странная формулировка, которую каждый может трактовать по собственному усмотрению. Я помню, наш прошлый комбат, который еще до подполковника Рыкова был, разрешил одному солдату отпустить бороду потому, что тот получил ожог лица. Борода ожог прикрывала. Но я встречал несколько раз старших офицеров с бородкой. Правда, все они представляли медицинскую службу, а среди медиков бородка — явление нередкое.

— Одеждой прикрываю. — Ивон левой рукой ощупал свою ключицу. — Специально. Только «шина» на ключице выпирает. Но не настолько, чтобы «гиббоны» придрались. Домой заеду, шарф надену, хотя не по погоде, тогда совсем не видно будет. А на руке гипс вообще под рукавом.

Согласно правилам дорожного движения, водитель в болезненном состоянии не имеет права за руль садиться. Меня самого однажды под Краснодаром за рулем «гиббоны» остановили, когда я гипс с предплечья снял и заменил тугой повязкой эластичного бинта. Инспектор увидел мою повязку и спросил строго:

— Перелом?

— Нет, — соврал я.

— А что?

— Собака укусила.

— Чья?

Это инспектор опасался, видимо, что собака была бешеная.

— Своя, — соврал я, хотя собак никогда в жизни не держал.

— Что так?

Я пожал плечами…

— Характер такой.

— Болит сильно?

— Нет. Заживает. Уже неделя прошла.

На этом подозрительность инспектора прошла.

В Москве, да еще если поймут, что имеют дело с «бомбилой», «гиббоны» будут вести себя более строго.

— Шарф не по сезону только подозрения вызовет.

— Скажу, я с юга, привык к теплу…

Я пожал плечами.

— Чтобы заживало быстрее, что посоветуешь? — спросил Ивон, получив от меня ключи и открыв машину.

— Иди в аптеку, купи аппликатор. Лучше «аппликатор Ляпко». Без разницы — пластинчатый или валик. Если такой не найдешь, купи «аппликатор Кузнецова». Прокалывай, себя не жалей. Через неделю про боль забудешь…

— Хорошо. Я вчера к тебе ехал, чтобы один вопрос задать, а сейчас еще куча вопросов накопилась. Ответишь? Не сильно спешишь?

Я открыл свою машину, сел на пассажирское сиденье, свесив ноги наружу.

— Спрашивай.

— Сначала вчерашний вопрос. Когда ты на стоянке дрался. Анвар что неправильно делал? Я сам его учил, как нужно вести себя в такой ситуации. А меня Валентин Иосифович учил. Как так получилось, что с Анваром ты так легко справился?

— Учили его неправильно. Если ты учил, то ты и научил так. А тебя неправильно научил Немчинов. Нельзя в схватке нож держать у пояса.

— Это техника ножевого боя американской тюрьмы Фолсом. Мне Немчинов давал учебник читать по этой технике. Он сам его переводил. Согласно рекомендациям того учебника, никогда не стоит нож выставлять перед собой, чтобы избежать захвата. У противника две руки… В одной у него нож, второй он может захватить твою руку с ножом. И удар от пояса бывает более сильным.

— Во-первых, соглашусь с тобой, — у противника две руки. Но свободная рука может как руку с ножом захватить, так и ударить, как в случае с Анваром. Только захват руки с ножом в состоянии выполнить опытный специалист. А если это попытается сделать человек неопытный, он сразу второй руки лишится. Простое вращение кистью при захвате за рукав поможет перерезать сухожилия. А если захват идет на предплечье, то вращательное движение предплечьем сделает то же самое. При этом моя вторая рука останется свободна и сможет блокировать удар ножом от пояса. Простой отбив предплечьем совершаю, и все. И в это же время освободится от захвата рука с ножом. Кто в этом случае будет иметь преимущество? Это вопрос однозначный.

Во-вторых, сама стойка Анвара делала его положение уязвимым. Я не знаю, что он пытался изобразить, но походил в этой позе на игрушку. Была раньше такая игрушка у детей, называлась «Ванька-встанька». Ее как ни роняй, она поднимается, но склонность к падению все равно сохраняет. Точно так же и Анвар. Ноги были расставлены слишком широко, опора осуществлялась на одну линию, по другую сторону которой уже было падение. Я же в лоб его даже не ударил, а просто толкнул. И он упал. При такой стойке любой свалится от легкого толчка, как та игрушка…

В-третьих, ты сказал, что удар от пояса бывает более сильным. Имей в виду, что при нанесении сильного удара заметно закрепощаются мышцы, теряется быстрота. А быстрота — это главный аспект ножевого боя. Не в фехтовании, а в реальном бою десять порезов на руке вызовут большую потерю крови, в результате которой противник упадет прежде, чем сумеет нанести один сильный удар. Рука с ножом должна быть быстра, должна стать молнией, наносящей как можно больше резаных ран.

Ивон согласно кивнул. И продолжил:

— Значит, школа тюрьмы Фолсом не всегда работает? Или вообще не работает?

— Я не знаком с техникой этой школы. Потому не могу говорить о ней конкретно. Кроме того, в разных ситуациях следует применять навыки разных школ, как и разных боевых искусств. Даже вчерашнее происшествие тому подтверждение… Вот ты получил перелом лучевой кости. Как ты защищался? Я на бегу это видел и одобрить не могу.

— Так нас Немчинов учил защищаться от биты. Подставлять мякоть руки. Говорил, будет больно, но боль можно перетерпеть, зато жив останешься.

— С такой техникой защиты я знаком и считаю ее глупостью. А ты видел, как я действовал? Против первого… Остальные-то испугались. Вернее, второй испугался, а третий сначала так размахнулся, что своего битой огрел, и только после этого испугался.

— Если честно, мне вчера не до наблюдений было. Мне сначала руку сломали, потом ключицу. Могли бы и голову проломить, но я уже и так ничего не видел.

Я принялся объяснять суть своих действий.

— Он размахивается, разворачивается для удара. Бита вообще такое оружие, которым следует сильно размахиваться для удара. Если простой палкой можно нанести в лицо колющий удар и он будет эффективным, то колющий удар битой толку принесет мало. Размаха не хватит. Это будет легкий толчок. И потому противник разворачивается для удара из-за плеча. Твоя задача только помочь ему развернуться намного сильнее, чем он рассчитывает. Для этого необходимы и быстрота действий, и быстрота реакции. Разворачивая противника, ты ставишь его в неустойчивое положение. При этом достаточно толкнуть его в другое плечо или в грудь, и он упадет. Я бы рекомендовал при этом наносить удар другой рукой, которая заранее должна быть оставлена за спиной. Это может быть и оверхенд, как я вчера ударил, может быть и удар локтем, если ты сблизишься с противником настолько, что оверхенд нанести будет сложно. Но приложиться ты имеешь полное право и возможность со всей силы, всем весом тела, чтобы сразу выключить противника из дальнейшей схватки. Даже навсегда. Это, по сути своей, страшно, тем не менее избегать этого не следует. Иначе и сам можешь с жизнью проститься или остаться калекой до конца дней. По большому счету это твоя борьба за жизнь, за собственную жизнь, за жизнь твоих детей, которых после тебя кормить будет некому. И бить следует с пониманием этого. Тогда удар будет более эффективным и действенным. Тогда ты в него душу свою вложишь. Если бы тебя вчера вечером успели еще раз ударить битой и попали бы в голову, то, в лучшем случае, ты остался бы на всю жизнь дураком. Вот потому я и говорю, что ты борешься за свою жизнь и за жизнь своих детей. У тебя их много, кстати?

— Трое сыновей дома осталось.

— Жена их прокормить сможет?

— Только тем, что с огорода соберет. Если бы я денег не присылал, вообще бы нищенствовали. А так еще выживать получается. Старший сын школу заканчивает. Собирается в Москву учиться ехать. Опять помогать придется. Уже здесь. Через год планирует приехать.

— И хорошо. И помогай. Еще вопросы есть?

— Общая вчерашняя ситуация… Как так получилось, что их было шесть человек, трое с битами, и ты их побил? За счет чего?

— Только за счет подготовки. В спецназ приходят служить обыкновенные люди, но, как правило, имеющие соответствующие черты характера. Их многому обучают, они себя на занятиях не жалеют. В результате становятся победителями. И за счет быстроты, напора и решительности, которым тоже учат. Я приучен думать быстрее, чем они, и воплощать свои мысли быстрее. Пока они думают, я уже действую автоматически. Мое тело само знает, в какой ситуации что я должен делать. Я не задумываюсь. И потому я действую быстрее, чем они. И еще в них сильно сомнение. Они знали, что не правы, а я знал, что прав. И бил их безжалостно, не сомневаясь, не думая ни о битах, ни о ноже.

— Там и с ножом кто-то был?

— Был один. Ударил меня… вскользь… — Я чуть было не проболтался про бронежилет. Но тогда пришлось бы и про Рафа рассказывать, и передавать слова Юнуса о Рафе. И каждое мое утверждение вызвало бы кучу дополнительных вопросов, отвечать на которые я не имел права. — Я защитился, как ты понимаешь, своей атакой. На этом все кончилось…

— А кто они такие? Что за парни? Что им нужно было? Хотя в Москве могут просто так напасть, без необходимости, просто, чтобы порезвиться. Такое уже много раз случалось. И с моими земляками, и с другими ребятами.

— Я не знаю, что им было нужно. Ни одного москвича, все приезжие. Один из Подмосковья, один из Ставрополя, четверо вообще из ближнего зарубежья…

— Откуда все это знаешь?

— Жена брата узнала. Она со мной ездила. Все в окно наблюдала и подписала показания.

— Да, я краем глаза видел, мент перед какой-то женщиной навытяжку стоял.

— Вот-вот, она и есть. Перед ней встанешь навытяжку.

— Что, суровая женщина? Или просто «клеопатра»?

Что он этим хотел сказать, я не понял, поскольку не вполне владею жаргонами.

— Она — полковник ФСБ.

— Следователь?

— Хуже, из антитеррористического управления.

— Молдаване среди нападавших есть?

— Не знаю. Ты когда в полицию поедешь?

— Хочу сегодня заглянуть, чтобы потом из графика не выбиваться.

— Поезжай сейчас. Если спросят насчет нашего знакомства, скажи, познакомились в поезде. Лет, примерно, пять-шесть назад в одном купе в Москву ехали. Я примерно тогда на учебу сюда ездил. Вполне могли встретиться, если будут проверять, хотя этого им и не нужно. Не велико дело, чтобы запрос в ГРУ отправлять. Просто познакомились, после этого иногда перезванивались. Номер ты знаешь. Здесь придраться будет не к чему…

Ивон поехал со двора медленно, осторожно. Наверное, привыкал рулить через боль. Я так же медленно выехал вслед за ним, но перед выездом на главную дорогу остановился — во внутреннем кармане куртки сработал «виброзвонок». У генерала могли быть свежие сведения, откладывать разговор я не посчитал возможным.

— Слушаю, товарищ генерал.

— Здравствуй, Алексей Афанасьевич. Как самочувствие после вчерашнего?

— На мое самочувствие подобные небольшие нагрузки не влияют. На тренировках у нас они несравненно больше. А нервная система у меня крепкая. Позволяет и не то вынести без внутреннего трепыхания.

— Что такое «внутреннее трепыхание»?

— Вы птицу когда-нибудь в руках держали?

— Конечно. В детстве, правда…

— Помните, как у птицы все внутри колотится. Не только сердце, а все, буквально.

— Да, помню.

— Вот и у людей, непривычных к экстремальным обстоятельствам, такое же состояние бывает. И случается, надолго задерживается. На несколько дней. Особенно если вокруг разговоры только об этом. И это чревато инсультом. У меня такого не бывает. Я хладнокровно отношусь и к езде на машине, и к передвижению пешком, и к стрельбе, и к «рукопашке». Нормально хожу в атаку и отбиваю атаку — с автоматом или с малой саперной лопаткой — без разницы.

— Значит, даже не переживаешь?

— Ну, слегка жалко парней, зря они со мной связались. Особенно того, у которого посттравматическая кастрация. Но они сами виноваты. Окажись на моем месте кто-то другой, менее подготовленный или хотя бы менее решительный, они человека изуродовали бы или забили до смерти. По этой самой причине я вину лишнюю на себя брать не хочу и не сильно их судьбой озабочен. Ивона жалко, но у него не такие сильные травмы, чтобы на инвалидность выходить. Он только что ко мне приезжал. Беседовали…

— Ты сказал ему про машину, которую видел во дворе. Такую же, как у Рафа…

— Нет. Подумал, передаст Рафу, и это может стоить человеку жизни.

— Ты правильно поступил. Мы навели справки. Раф находится в розыске за убийство в родном Азербайджане. Как и предупреждал Юнус, он способен убить ударом в спину. Так он убил своего подельника после ограбления магазина. За небольшую сумму, чтобы не делиться. Ударил ножом в спину. И ему одинаково страшно попасть и под следствие, и в «зону», где с ним тоже быстро расправятся. Ему уже обещали это. Есть подозрения, что он ищет защиты в ИГИЛ. Его родной старший брат уехал в Ирак, вступил в ИГИЛ, может быть, и сам Раф туда же метит. По некоторым данным, он поддерживает с братом связь, и здесь, в Москве, дружит с парнями, которые на подозрении у управления «Альфа», то есть могут быть террористами или людьми, связанными с террористами. Это тоже след ИГИЛ. В охране под руководством Немчинова он работает уже больше полугода. Я тебе говорил, что в лаборатории было совершено три убийства одинаковым способом. Однако первое было совершено, когда Раф там еще не работал. Потому под подозрение он и не попадал. Сейчас к нему присматриваются внимательнее. Возможно, вчера вечером ты видел именно его машину. Потом эта же машина или похожая на нее стояла недалеко от отделения полиции, когда вы все там находились — и ты с Ириной Александровной, и напавшие на тебя бандиты…

— Думаю, этого не может быть. Я бы увидел, когда выходил оттуда. У меня привычка замечать такое, — возразил я. — Около крыльца несколько машин стояло, в том числе и моя. Красного «Лансера» я не видел.

— Об этом говорят полицейские. Там за углом стоянка для служебного транспорта. Красный «Митсубиши Лансер» стоял там. Но в темноте не было видно, кто сидел за рулем. Но человек там был, это утверждают полицейские из патрульной машины и водитель начальника отделения. Должно быть, ждал, когда выпустят нападавших. Но никого до сих пор не выпустили. Тех, что в больнице, оттуда переведут в лазарет СИЗО. Это уже вопрос решенный, как и вопрос с судом.

— А что за вопрос с судом? — спросил я.

— Будут оформлять арест сроком на два месяца. После задержания для ареста по закону требуется решение суда. Задержание-то допустимо только на семьдесят два часа — трое суток. Адвокаты, как всегда, будут настаивать на подписке о невыезде или на залоге, но поскольку среди нападавших нет ни одного москвича и все они имеют возможность скрыться, их будут арестовывать. В суде этот вопрос уже решен.

Меня заинтересовал решенный судебный вопрос, но я не стал заострять на этом внимание. Власть, она и в Африке власть, и спорить с этим бесполезно.

— Пока они не называют причину своего нападения. Говорят, просто пива перепили и пошли похулиганить. Но у троих вообще алкоголя в крови не обнаружено. Будем допрашивать поодиночке. Если не получится, применим спецсредства…

— Я понял, товарищ генерал. Держите меня в курсе дела, если возможно. Я продолжаю работать в прежнем направлении. Сегодня вечером неплохо было бы заглянуть к Немчинову. Что там, кстати, с моей пропиской?

— Ирина Александровна задержится еще на пару дней. Передай ей вечером свой паспорт и фотографии на лицензию охранника. Она в управление каждый день заезжает. Принципиально вопрос я уже решил.

— Значит, я могу это сказать Немчинову? Что документы отдал для подготовки?

— Безусловно. Пусть готовит тебе место. Тем более твой лучший друг Ивон временно из списка Немчинова выбыл по состоянию здоровья. У меня все. Конец связи…

— Конец связи, товарищ генерал…