Глава одиннадцатая
У меня сразу возникла мысль, что ключица у Ивона не сломана. Возможно, сломана рука, и она мешает ему проводить схватку, но при тех действиях, что он совершал, человек со сломанной ключицей должен был орать от боли или, по крайней мере, избегать повторения подобных кульбитов. А он своих движений не боялся. Когда человек опасается что-то делать, это бывает заметно не только по выражению лица, но и по движениям.
Ивон Ионеску, несомненно, имел определенные навыки ножевого боя. Но не был большим мастером владения своим телом, чтобы выполнять эти движения автоматически. Только я никак не мог понять, для чего ему было необходимо «ломать комедию» передо мной. Я для него был только проходным инструментом, материалом, который он намеревался использовать. Поведение его в спортивном зале было, по крайней мере, странным, и вызывало много вопросов…
Главный вопрос — перед кем он так старался, изображая пострадавшего? Причем пострадавшего серьезно…
— Не сильно ушибся? — спросил я, подавая Ивону руку и помогая встать.
— Таблеток обезболивающих наглотался, пока еще терплю. Острой боли нет… А тупую я переношу нормально.
— Что за таблетки? Поделись опытом…
— Понятия не имею. Подружка мне выделила. Сразу четыре штуки велела выпить. Я сам себе после этого удивился. Сюда ехал уже почти без боли.
Мне было интересно, что это за таблетки такие, что блокировали боль в переломах, но не смогли блокировать боль от моих лоу-киков. Как-то непонятно, выборочно работают. Если бы это было какое-то наркосодержащее вещество, то и на лоу-кики Ивон внимания бы не обратил. А ведь именно лоу-кики, а вовсе не нож и не удар локтем свалили Ивона с ног.
С этим требовалось обязательно разобраться, хотя вида, что обратил внимание на несоответствие, я не подал. И еще важный момент. Я впервые услышал, что у Ивона есть подруга, которая дает ему сильные обезболивающие средства. Такая подруга должна быть или медиком, или фармакологом, или провизором, то есть работать в аптеке. Если она работает в аптеке, это ни о чем не говорит. Если она медик, да еще к тому же врач-травматолог, это может говорить о чем-то, хотя тоже необязательно. Размышляя об этом, я не подавал вида, что обратил внимание на странности в поведении Ионеску…
— Леха! Ты бы с ним поосторожнее. Все-таки человек больной… — С нами рядом оказался Валентин Немчинов. — А у вас разница не только в здоровье, но, прежде всего, в классе.
— Разница в школе… — с чего-то вдруг ляпнул я и, кажется, неудачно, потому что Немчинов сразу помрачнел.
— Школы, конечно, разные бывают. Я вот считаю, что придерживаться системы одной школы неразумно. И пытаюсь объединить несколько. Но ты показываешь одну школу, которую я уже изучал и от которой когда-то отталкивался в своих поисках. Как я понимаю, это школа майора Кистеня. Я попытался ее развить и добавить то, чего там не хватает. А не хватает там, на мой взгляд, атлетики.
Школа майора Кистеня, по сути дела, является школой ножевого боя спецназа ГРУ. И не только ножевого, но и вообще рукопашного боя. И меня такое высказывание Немчинова задело.
— Самые большие твои успехи, Валентин, связаны как раз с тем временем, когда ты поисками не занимался, а тренировался под руководством Маслякова. А он как раз и представляет школу майора Кистеня.
Это был конфликт. Небольшой, но конфликт. И Валентину не хотелось при учениках, которые нас слушали, уступать.
— Школа Кистеня, как мне сказали когда-то, предназначена не для спортивного использования ножа. Майор обучает прикладному ножевому бою. Вы же там изучаете защиту с ножом как от невооруженного, так и вооруженного противника. Но там главное не спортивная подготовка, а умение. Сначала, помню, меня это не устраивало. Потом привык. Но однажды так получилось, в США попал в переделку, думал, что смогу за себя постоять, но не смог. Пострадал. Шрамы до сих пор остались, — он демонстративно почесал глубокий шрам у себя на скуле. — Мне вот, Алексей Батькович, сейчас в голову идея пришла. И, кажется, неплохая. Мы же с тобой так ни разу в официальной схватке и не сошлись, хотя возможность была. Но не повезло и мне, и тебе. Может, разрешим возможный спор сейчас? Чья школа лучше и эффективнее! Проведем схватку каждый в соответствии со своей школой…
Я уже завелся до такой степени, что не мог отказаться, хотя в глубине души понимал неразумность своего поведения.
— Давай, если есть желание.
— До пяти поражений.
Под «поражениями» в ножевом бою подразумевается не проигрыш, а поражение противника спортивным ножом. Это, как уколы в фехтовании на рапирах или шпагах. Своя специфическая терминология.
Немчинов властным жестом попросил освободить территорию в центре зала, где толпились его ученики. Те расступились сразу. Среди них я еще раньше увидел несколько знакомых лиц — «бомбилы» с нашей стоянки. У этих глаза горели сильнее, чем у других. Другие просто считали своего тренера мастером, а меня не знали. «Бомбилы» же кое-что знали обо мне, слышали о происшествиях, и, возможно, кто-то даже мог за меня болеть… Хотя в болельщиках я не нуждался, привычный к тому, что солдат спецназа, меня поддерживавших, среди болельщиков в зале нет.
В данном случае я просто хотел отстоять свою школу, к которой привык и которую честно считал лучшей. При этом в Немчинове я видел равного себе противника. Это был не Ивон Ионеску, допускающий множество ошибок даже в стойке. У Немчинова соревновательный опыт был даже богаче моего, хотя мой тренировочный опыт был серьезнее по нагрузке.
Мы вышли на середину зала. Ковра здесь не было, но на полу передвигаться привычнее и легче, чем на специальном покрытии.
— Правила стандартные, — не оборачиваясь ко мне, словно обращался к ученикам, предложил Немчинов. — Хотя стандартов сейчас существует великое множество, каждая школа норовит свой стандарт установить, тем не менее, ножевой удар — он всегда остается ножевым ударом. Я даже готов пойти противнику навстречу и предложить использовать «смарт-маркеры» , у меня есть несколько штук, хотя считаю, что они только имитируют настоящую ножевую атаку. Ивон, принеси из тренерской пару «смарт-маркеров». Фиолетовых. Фиолетовый цвет заметен. Еще что… Как обычно, одновременное нанесение удара или пореза оружием считается поражением обеих сторон. Судьи, как обычно, — рефери в центре и четыре судьи во бокам. Каждая пара следит не за нанесением удара, а за пропущенными ударами противной стороны. Главное решение за рефери. Леха! Выбирай пару судей, я выбираю своих. Рефери будет Ивон. Нет возражений?
— Нет возражений.
Ионеску принес маркеры и вручил нам по одному. Это была действительно сильная уступка со стороны Немчинова, поскольку в его стиле был более силовой бой, где не наносятся легкие резаные удары. А «смарт-маркеры» более соответствовали моей школе, поскольку, согласно нашей теории, легкий резаный удар, если он нанесен правильно, может оказаться таким же смертельным, как нож, вбитый в грудь по самую рукоятку. Я совершенно равнодушно выбрал двух из четверых боковых судей. Это были, как я понял, парни из «бомбил», но выбрал я их не по этому, а потому что у них глаза были умные и внимательные, почти собачьи. Мне нравятся люди с такими глазами. Признаться, я даже солдат к себе во взвод подбирал однажды не по характеристикам, указанным в документации, не по спортивной подготовке, а именно по взгляду.
— Круг шире! — потребовал Валентин. — Расступитесь. Все — к стене.
Кроме пятерки судей отошли все. Мы остались друг против друга.
Представление началось…
Я не уверен, но мне показалось, что Немчинов сильно волнуется. Все же он был на добрый десяток лет старше меня, а это уже проигрыш в скорости, то есть в том, в чем я был и без того сильнее заранее. Следовательно, мое преимущество увеличивалось дополнительно. Но он был более опытным и изобретательным бойцом.
Мы встали друг напротив друга — такие разные и внешне, и по характеру, и по желаниям. Каждый в своей стойке, изначально еще достаточно далеко друг от друга. Ивон ребром ладони разрубил между нами воздух и дал команду:
— Схватка!
Между тем я заметил, что воздух он разрубал ребром правой ладони. То есть со сломанной ключицей, на мой взгляд, он не сумел бы сделать такое резкое движение. Эти мысли слегка отвлекли меня, и я пропустил первую атаку Немчинова. Вернее, не совсем пропустил, но опоздал с защитой. Валентин подступил ко мне скачком, раскачивая корпус из стороны в сторону вместе с рукой, вооруженной «смарт-маркером». И в какой-то момент я прозевал, когда он совершил дополнительный шаг вперед. Я попытался ударить навстречу его руке, но Валентин резко изменил траекторию движения своей руки, и я почувствовал удар по предплечью, ближе к кисти. «Смарт-маркер» фиолетовой полосой подтвердил точное попадание.
Два судьи из четырех подняли руки, показывая победное очко Немчинова. Ионеску согласно кивнул:
— Счет: один — ноль.
Когда мы сошлись во второй схватке, я усиленно рисовал в воздухе «восьмерки», не давая возможности Валентину определить, в какой момент я начну атаку. И начал я ее для него совершенно неожиданно, нанеся удар по руке рядом с кистью.
Теперь взметнулись руки у двух других судей. Оба фиксировали нанесение удара по фиолетовой полосе. Ивон подтвердил и эту атаку:
— Счет: один — один.
Немчинов правильно просчитал ситуацию, сообразив, что у меня руки длиннее и в атаке издали я буду более опасен, чем на короткой дистанции, и потому пошел вперед. При этом он наносил размашистые силовые удары, часть из которых я без особого труда нейтрализовал переборами, но все же один раз он обманным движением левой руки отвлек мое внимание.
— Счет: два — один, — изрек рефери.
Следующая схватка проходила по сценарию второй, только я решил изменить тактику. Я начал больше двигаться и в движении нанес Немчинову два лоу-кика. Однако при третьей попытке использовать ногу, когда я бил мидл-кик по печени, он успел захватить мою ногу, резко дернул и тут же отпустил, поскольку захваты ног в ножевом бою запрещены. Но я оказался в неустойчивом положении, и Валентин сделал резкий выпад. Это было даже туше. А я не был готов защититься.
— Счет: три — один, — с удовольствием констатировал Ивон.
Я решил отказаться от пробития лоу-киков, поскольку ноги у Немчинова были по-настоящему железные. По ним можно было безрезультатно бить ломом. Ивону Ионеску такой мощи явно не хватало. Но, неожиданно для меня, сам Валентин ударил сильный лоу-кик. Я даже замер на месте, потому что нога какое-то время отказывалась мне подчиняться. У меня ноги были не слабые, но не такие мощные, как у Немчинова. А он момент не упустил и нанес с размахом резаный удар мне от середины груди до пояса. На протекторе хорошо было видно полосу.
— Счет: четыре — один…
Это уже походило на разгром.
Признаюсь, что я умею концентрироваться в самые сложные моменты. И тогда, когда мне для победы следовало нанести еще четыре укола, а Валентину было достаточно одного, я собрал в кулак свою волю, включил полное внимание и просто пошел на него.
Немчинов снова попытался пробить лоу-кик, но теперь мне достаточно было просто поднять ногу и ответить ему фронт-киком в грудь. Это было несложно, поскольку он был намного медленнее меня и в каждый свой удар старался вложить весь вес своего мощного тела, что замедляло его еще больше.
Ногу я успел убрать до того, как Немчинов нанесет по ней резаный удар, но тут же сам атаковал выпрямленной рукой в маску.
— Счет: четыре — два…
Я и дальше стал действовать быстро и расслабленно, работая переборами, которые у меня хорошо получались. А против размашистых ударов Валентина они вообще оказались лучшим средством защиты. Но, защищаясь одновременно и свободной рукой, и рукой с ножом, я не забывал и о нападении, и, выбрав момент, нанес резкий режущий удар в горло, прикрытое нижней частью маски. Чем почему-то сильно разозлил Немчинова.
— Счет: четыре — три, — объявил Ивон, но даже по его голосу можно было догадаться, что он очень недоволен этим счетом. После каждого успеха Валентина голос румынского молдаванина просто звенел. А мои успехи он лишь вяло констатировал, хотя боковые судьи поднимали руки равнодушно и непредвзято.
Немчинов решил, видимо, что пора заканчивать. Я увидел его глаза через маску. Он был очень зол, то ли на меня, то ли на себя, ринулся вперед, действуя мощными размашистыми ударами. Я же вступать в «рубку» не пожелал, отступил, но не назад, а в сторону, позволив Валентину «провалиться», и атаковал его сбоку, нанеся удар в плечо.
— Счет: четыре — четыре, — теперь голос Ивона звучал даже удивленно.
Через маску на меня смотрели глаза ожесточенно-возмущенного противника. А еще я увидел в глазах Валентина глубочайшее несчастье. Бессилие и несчастье. Но сдаваться он не думал, хотя уже понимал общий итог. Опыт подсказывал ему, что я знаю, как его победить. Он снова ринулся в мощную атаку, надеясь все же додавить меня. Я думал было снова повторить вариант предыдущей схватки, то есть уйти в сторону и атаковать сбоку, но тут вдруг сообразил, что авторитет Валентина в его же собственной школе, им же созданной, висит на волоске, а мне требуется с ним еще работать. Не с авторитетом, понятно, а с самим Валентином. И я отступил, позволяя ему догнать меня и нанести решающий резаный удар.
— Счет: пять — четыре. Схватка закончена! — объявил радостный Ивон.
Валентин сорвал с себя маску и отбросил ее в сторону. Пот катился по его лицу, хотя я за этот бой даже вспотеть не успел. На его лице уже не было того отчаяния, которое искажало его только минуту назад.
Он протянул мне руку для рукопожатия.
— Ну что, помогла тебе твоя школа?
Я приобнял его и шепнул на ухо:
— Мне ничего не стоило бы в последней схватке повторить предыдущий вариант, но я решил, что в твоей школе твой авторитет должен держаться на высоте.
Он и сам, видимо, понимал это, только не знал моих мотивов. Но все же шепнул мне в ответ:
— Спасибо. Я умею ценить такие жесты…
Он обернулся к залу:
— Все! На сегодня занятия окончены…
* * *
На выходе я напомнил о себе дежурной старушке, которая сдавала смену старикашке с красными, как у кролика, глазами.
— За носками я приеду обязательно. Послезавтра, как договорились.
— Послезавтра я как раз дежурю в ночь. После занятий своих меня и увидишь.
Я вышел. Машина стояла на прежнем месте, рядом с «Бентли» Немчинова. А рядом пристроилась «семерка» Ивона. Я сначала подумал дождаться его, поскольку Ионеску обещал рассказать о своем визите в отделение полиции, но потом решил, что при необходимости Ивон может всегда позвонить, значит, я могу спокойно уехать. Тем более что я, подпитывая мысль румынского молдаванина о моих финансовых проблемах, сообщил ему, что хочу сегодня допоздна поработать.
Но перед тем как уехать, я все-таки вытащил генеральскую трубку и позвонил, желая выяснить некоторые детали.
— Слушаю тебя, старлей…
Судя по звукам хоккейного репортажа, генерал Кабаков был уже дома и отдыхал перед «ящиком». Он не опустился до уровня подполковника Ветошкина, который смотрит одни сериалы. Тем самым Сергей Павлович вызвал мое глубокое уважение.
— Товарищ генерал, можно один маленький аккуратный запрос организовать?
— Выкладывай. Обосновать аккуратность не забудь… А то мы же привыкли все в лобовой атаке решать. «Лес рубят — щепки летят».
— Меня интересует медицинское заключение о состоянии здоровья Ивона Ионеску. Он утверждает, что у него перелом лучевой кости в предплечье и перелом ключицы. Но я сегодня на тренировке по ножевому бою спарринговал с ним, и мне показалось, что нет у него этих переломов. По крайней мере, перелома ключицы нет точно. Сам он говорит, что какая-то его подруга заставила его выпить сразу четыре таблетки некоего болеутоляющего средства. Если бы действовали таблетки, он бы не был чувствителен к моим лоу-кикам…
— А это что такое?
— Удары ногами по ногам. Я его такими ударами и уронил. Не понимаю, почему какие-то медикаментозные средства действуют на переломы, но не действуют на ушибы, которые я ему обеспечил. При этом я подозреваю, что его подруга может работать в той самой больнице, куда его отвозили, и она же писала ему медицинское заключение для полиции. Здесь никак нельзя подставиться и показать интерес к Ивону.
— Я понял. Сейчас мой помощник как раз по управлению дежурит, я ему дам задание. Все одно ему ночью делать нечего, пусть хакеров управления запрягает, и они в компьютерах больницы пороются. Авось да найдут чего… Пусть рентгеновские снимки проверят… Я тебе позвонить вечером обещал. Чтобы позже не беспокоить, сразу сообщу, что парни, напавшие на тебя и Ивона, начали давать показания. Пока без спецсредств обошлось. Утром мне привезут материалы допросов. Рано привезут, у дежурного для меня оставят. Как только прочитаю, позвоню. Ты где утром будешь?
— С утра я по городу мотаюсь. В свободном поиске. Когда народ на работу опаздывает, а москвичи поспать любят, они денег на такси не жалеют. В начале одиннадцатого я на стоянке появляюсь. Там я, правда, под присмотром Ивона и Рафа. Им почему-то не нравится, когда я телефоном пользуюсь.
— Позвоню тебе ровно в десять. Постарайся в это время быть без пассажира и без присмотра. У меня все… Конец связи…
— Конец связи…
Только я убрал трубку, как появился Ивон. Он с трудом нес большую спортивную сумку, забросив ее через плечо, в сумке было что-то объемное и угловатое. Впечатление такое, что у него сильно болит плечо и он очень торопится. Я вышел из машины ему навстречу, на ходу убирая трубку. Ивон забросил сумку в багажник своей «семерки». Загремело что-то металлическое и, судя по звуку, пустое.
— Ты, я вижу, трубку из рук не выпускаешь! — Он с крыльца усмотрел, что я по телефону разговариваю.
— Хотел тебя подождать, ты что-то о полиции обещал рассказать, а тут клиент позвонил. Вчерашний. Я ему номер оставил. Просит приехать. Обещает на три часа меня поездками загрузить. Дело выгодное. Значит, завтра про ментов расскажешь…
Я поковырял пальцем розовую полосу непонятного происхождения на спортивной куртке от костюма Ивона. Полоса просто так не отчищалась. Испачкался где-то.
— Ладно. Завтра так завтра. Выгодную клиентуру отпускать нельзя. Ты, я вижу, уже такими обрастаешь? Зарабатываешь неплохо? Куда тебе столько денег?
Я усмехнулся.
— У тебя лишние есть? Дай поносить… Может, удачу принесут… У меня вот постоянно не хватает. То алименты первой жене платил, и на жизнь самому не хватало. Сейчас сын в Лондоне учится, тоже содержать приходится. Да еще спортом активно занимается. Там же не как у нас, там все дорого. У него здесь был черный пояс по карате-кекусинкай. Для изнеженных англичан, говорит, это вообще немыслимый результат. На показательных выступлениях в моем присутствии кирпичную стену в полтора кирпича толщиной ногой пробивал. В папу пошел. И сам еще группу ведет, тренирует. Это хоть небольшой, но заработок. А на собственные занятия не хватает. Еще и за основное обучение платить приходится. Мама же не заплатит. Значит, мне платить…
Ивон заметно насторожился.
— А как у тебя на службе относятся к тому, что сын за границей учится?
Что это: примитивная ловушка или небрежность речи иностранца? Скорее, второе, но взгляд Ивона горел любопытством и был явно настороженным. Так что, и первое отметать не стоило.
— Относились, ты хочешь спросить? Нормально относились. Он же оставался гражданином России и не в военном училище там учится. У членов нашего правительства дети за границей учатся. Их же не выгоняют с работы. Хотя я считаю, что напрасно…
— А твой где учится?
— В какой-то школе бизнеса в самом Лондоне… Честно, не знаю, что это такое…
Я высказался по неосторожности про несуществующего сына, чтобы спровоцировать Ивона и посмотреть на его реакцию, но не просчитал вариант, при котором он спросит фамилию сына, и через своего сына или через свою службу попытается найти человека, которого в природе не существует. Да и жена у меня была всегда только одна, и алименты я никогда никому не платил. Но Ивон словно чего-то опасался, и сам замял разговор.
— Ладно. Сына поддерживать — святое дело. Работай…
А я вдруг вспомнил, что на занятия Ивон нес свою большую сумку вполне свободно. Чем он набил ее? Но спрашивать времени уже не было. Ивон сел за руль и выехал. Пора было выезжать и мне…
Но не успел я доехать до двора, который уже считал своим, как генерал Кабаков позвонил мне уже сам. Пришлось прижаться к бордюру и остановиться, чтобы не разговаривать на ходу. Тем более пятьюдесятью метрами дальше под фонарем стояла машина ГИБДД.
— Слушаю, товарищ генерал.
— Алексей Афанасьевич, мне сейчас сообщили. Сразу нашли данные на твоего друга Ивона. У него сильный ушиб предплечья и легкий ушиб плеча. Никаких переломов вообще нет. Это официальное заключение дежурной бригады «Скорой помощи», отправленное в полицию. Потом, уже из больницы, пришло другое заключение, в котором прямо так и говорится, что заключение «Скорой помощи» было ошибочным и преждевременным. Может, конечно, переломы позже обнаружили, сейчас наши IT-специалисты пытаются что-то в больничной документации найти. Но изменений пока не обнаружено. Есть только интересный факт, записанный фельдшером «Скорой помощи» в бумаге, отправленной в полицию. У Ивона на предплечьях были толстые кожаные наручи, какие носят мотоциклисты-рокеры. Такие наручи даже собака не прокусит. И бита их не перебьет. Он словно заранее готовился принять удар. И на плече была алюминиевая пластина. Словно он готовился к тому, что его будут бить по этим местам. Пластину он снял, когда его везли в машине в больницу. Она и сейчас где-то у водителя валяется. А наручи он оставил. И госпитализацию ему, кстати, никто не предлагал. А то он тебе напел про свое тяжелое состояние.
Теперь о его подруге, с которой он в настоящее время проживает и в квартире которой зарегистрирован. Она врач-травматолог той самой больницы, что давала заключение. Но на заключении стоит не ее подпись. Врач, чья подпись там стоит, сегодня как раз дежурит, но он не помнит, чтобы писал заключение, оспаривающее заключение «Скорой помощи». Там очевидная подделка документов, причем документы подменили даже в компьютере больницы. Аккуратно работают. Просчитывают варианты.
— Я понял, товарищ генерал. Сейчас вспоминаю, как его били. Тогда еще я обратил внимание, что парень с битой мог бы по голове ударить, но, как мне показалось, побоялся убить и ударил по плечу. В самый последний момент изменил направление удара. Сейчас я понимаю, что удар изначально был намечен в плечо, а не в голову. И только в последний момент парень с битой сообразил, куда бить следует, и ударил.
— Только никак я не пойму, зачем Ивону это было нужно? Против тебя он ничего предпринимать, похоже, не планировал. Тогда — против кого и для кого?
— Будем думать, товарищ генерал…
