Глава десятая

— Сколько я должен за месяц тренировок? — сразу спросил я.

— Вообще-то у нас месяц занятий стоит восемь тысяч рублей. Но допускается оплата частями. Тебе, как бойцу известному, можно сделать пятидесятипроцентную скидку.

— Не откажусь, — согласился я, памятуя, что должен демонстрировать хроническую болезнь современного мира — недостаток средств.

— Ты уж извини, Алексей, я наводил справки насчет тебя. Что ты там натворил? Мне такие справки навести было необходимо, поскольку меня попросили взять тебя работать в охрану. У нас Первый отдел строгий, могут ко всему придраться. Ты сможешь попросить с места службы хорошую характеристику? Иначе могут возникнуть вопросы. Обычно людей с судимостью у нас в охрану не берут. А у нас объект режимный. У тебя же, как ни посмотри, приговор Трибунала за спиной. В принципе, твое дело не такое уж и серьезное. Мне сказали, у тебя был при себе пистолет, но ты им не воспользовался.

— Да, так и было. Зачем пистолетом пользоваться, если руки есть. Характеристику сделаю. Уже после моего увольнения у нас комбат сменился. С новым комбатом у меня отношения хорошие. Думаю, он напишет нормальную характеристику. Я позвоню ему. Скан-копии будет достаточно, или обязательно требуется оригинал?

— Оригинал, конечно, лучше, но и скан-копия пойдет, если нет возможности оперативно переслать. С тебя еще автобиография и подробный послужной список. Но послужной список — это уже на бланке в Первом отделе заполнишь.

— И долго допуск делают?

— По-разному бывает. Бывает, до месяца тянется. Это уже как в ФСБ расстараются.

— Я у брата остановился. У него жена — полковник ФСБ. Кажется, в «Альфе» служит. Она может поспособствовать?

— Если возьмет на себя такую работу, это вообще все проблемы снимет. Как у нее фамилия?

— Как и у меня — Ветошкина. Полковник Ветошкина. А в честь чего у вас такие строгости?

— Ну, понимаешь, у нас научное учреждение, связанное с военными заказами, и за три месяца на территории лаборатории, дважды во дворе, один раз — прямо в лабораторном корпусе, правда, в ночное время, были убиты три специалиста. Все трое одинаково — удар ножом ниже пояса. Странный какой-то удар. Тем не менее к нам особое внимание, поскольку все сотрудники охраны у нас — в большинстве своем специалисты ножевого боя. Подозрения у следствия были, но нам ничего предъявить не смогли. Я вообще подозреваю, что это намеренная попытка «перевести на нас стрелку». Своего рода маскировка, ложный след. Кроме того, у нас не существует такого понятия, как удар ножом ниже пояса. Такой удар в принципе не отрабатывается.

— Да, кто-то умно просчитал последствия такого убийства, — согласился я. — Тут не захочешь, на охранников подумаешь… Только какой смысл ниже пояса бить?

— Видимо, из опасения, что жертва бронежилет носит. Ладно… Ты сегодня заниматься собираешься? — кивнул Немчинов на мою спортивную сумку. — Сейчас у нас группа начинающих. В следующей группе ребята будут посерьезнее. Лучше на следующие занятия. Через два часа. Там и друг твой подъехать должен. Он мне звонил сегодня.

— Мы с Ивоном договаривались. Ему трудно придется — правая рука в гипсе, правая ключица — в «шине».

— Пусть левой рукой работает. Ты же, насколько я помню, двурукий, с любой руки работаешь… И даже, помнится, на «показухе» демонстрировал как-то бой одновременно двумя ножами.

— Было дело. Только «показуха», сам понимаешь, это цирк для несоображающих. Как в рукопашном бою. Там посмотришь со стороны, думаешь, да как они друг друга не поубивают… Я много раз такое слышал. А вот чтобы убивали, не слышал ни разу…

Здесь я лукавил. Двуручный бой, то есть бой двумя ножами одновременно, входит в систему подготовки офицеров спецназа ГРУ. Там существует особая специфика тактики и применения оружия, совсем не такая, как в обычном спортивном бою. Офицер, вооруженный двумя ножами, в реальной обстановке несравненно опаснее любого специалиста с одним ножом, потому что блокирование ударов производится не рукой, а остро отточенным лезвием, и «однорукий» специалист очень быстро оказывается безоружным и ослабленным от потери крови.

Однако объяснять это Немчинову я не собирался. Он обучает всех желающих. А всем такие знания давать ни к чему, как ни к чему давать, например, навыки боя стиля «ядовитая рука». Даже у нас в спецназе ГРУ этим стилем владеют единицы, в том числе, кстати, и я. И я обучен наносить одиночный удар в конкретную точку так, что это в состоянии убить человека. Только следует хорошо усвоить, когда и в какую точку удар наносится. Здесь много составляющих факторов. Сказывается и влияние фазы луны, и время суток, и еще много важных вещей. Многочисленные легенды об этой системе только «подливают масло в огонь», разжигают ажиотаж. Существует много придумок, например, про «отложенную смерть», когда человека ударили в какую-то точку, а умер он только через три дня. Это все, конечно, чепуха, сказки. Тем не менее сама система настолько опасная, что всех подряд обучать ей запрещается. Запрещается обучать даже солдат спецназа, хотя отдельные элементы солдатам приходится все же давать.

— Значит, ты дождешься основной группы? Тогда, может, поможешь мне тренировку с новичками провести?

Немчинов сразу попытался меня загрузить. Я отказался очень неуверенно:

— У нас с тобой разные системы подготовки. То, чему обучаешь ты, мне может показаться неприемлемым.

— Это ты относительно стойки и удара ножом от пояса? — Он, оказывается, был уже в курсе моей схватки на стоянке такси.

— И это тоже.

— Там был неумеха, которому только кое-что показали, но который никогда у меня не тренировался. Если бы он хотя бы неделю позанимался, тебе могло бы это не понравиться.

— Может быть, — вяло согласился я. — Но молодым бойцам я не хочу говорить того, что будет идти вразрез с принципами твоей школы. Если разрешишь, я встречу Ивона, он должен скоро подъехать, и мы с ним дождемся основной группы.

— Как хочешь… — Немчинов показал, что рассчитывал на более активное мое участие в жизни спортивного клуба и тренировочном процессе. То есть он думал, что я буду платить ему за то, что он разрешит мне помогать ему тренировать парней. Мне, честно говоря, такая идея не импонировала. И я, оставив сумку в тренерской, вышел на улицу встречать Ивона. Время уже подходило к условленному, и ему пора было уже появиться…

— Давно приехал?

— С полчаса. Уже с Немчиновым поговорил, кое-какие вопросы выяснил. По работе. Какие документы необходимы для допуска и что может сделать Ирина Александровна, чтобы допуск прошел без проблем все инстанции.

— Опять на Лубянку поедешь?

— Может быть. Я еще не разговаривал с полковником. Поговорю, может, она сама в Москве задержится, может, с кем-то договорится, кто мне поможет. Если сама, могу все документы ей дома передавать, если пошлет к кому-то, придется ездить… Сегодня позвоню своему новому комбату, попрошу прислать характеристику. Старшему брату на электронную почту. Немчинов говорит, можно скан-копию.

— Мне бы такую родню… — вздохнул Ивон. — Полковника с подполковником… Я бы на всех ментов «забил», и никто бы не придрался. Сейчас опять в том отделении был…

— То-то я смотрю, ты такой веселый приехал!

— Постарались, посмешили. Но об этом после тренировки поговорим. Пойдем в зал, что ли? Там сейчас группа начинающих тренируется. Наша — через полтора часа. Пока посидим, посмотрим, настроимся…

Я вспомнил, что Немчинов часто перед боем занимал место среди зрителей, смотрел за чужими боями и «настраивался» таким образом на свой. Этому учил его когда-то тренер Масляков. Он и меня пытался приучить к подобному, но я сумел объяснить, что лучше настраиваюсь в одиночестве, когда сосредотачиваюсь на своем физическом состоянии. Ведь сколько существует людей, столько и видов человеческой психики. И каждая психика индивидуальна.

И сейчас, наверное, Немчинов учит так же поступать тех, кто проходит у него обучение. У меня вертелось в голове понятие «школа», но «школы Немчинова» пока, насколько я понимаю, в реальности не существует, хотя сам Валентин наверняка об этом мечтает.

Масляков тогда со мной согласился и больше никогда не настаивал. Только после боя иногда звал меня в зал посмотреть на моих возможных будущих противников. Но это дело обычное в любом виде спортивных единоборств с оружием или без оружия.

Профессионалы, которые проводят по одному бою раз в несколько месяцев, изучают противников по видеозаписям и подбирают похожих на будущего соперника спарринг-партнеров. У нас, когда за один день проводится множество схваток и завершается, по сути дела, весь турнир, это в принципе невозможно. И потому на соперников приходится смотреть не в видеозаписи, а в реальном бою. Да и такого профессионального вида спорта, как ножевой бой, к сожалению, не существует.

На мой взгляд, да и на взгляд других «ножевиков», мы могли бы собрать полный зал болельщиков, если зал будет небольшим, хотя такой популярности, как, например, профессиональный бокс, ножевой бой едва ли скоро достигнет. Да никогда, наверное, не достигнет, как и другие технические виды спорта. Просто из-за недостатка зрелищности. И еще… Когда люди смотрят бокс, многие думают: я тоже мог бы так ударить. А в бою ножевиков присутствуют сложные и быстрые, не всегда уловимые простым глазом комбинации, которые только специалист сможет повторить.

Мы прошли в Дом культуры. На этот раз дежурная старушка строгости не показала, хотя внимательно осмотрела нас с головы до пят. Меня она сегодня уже допрашивала, Ивона, скорее всего, знала в лицо и потому вопросов не задавала. Первый шерстяной носок она, как мне показалось, довязала и начала второй. Первый лежал на письменном столе, за которым она сидела.

— Извините, а у вас на себя носки заказать можно? — спросил я.

— Заказать можно, — сурово ответила старушка.

— И сколько это будет стоить?

— Из натуральной шерсти или из синтетики? Какие надо?

— Конечно, из натуральной. Они теплее, а зима уже близко.

— Размер какой?

— Носков?

— Обувь, какой размер носишь?

— Сорок третий.

— Понятно. Послезавтра будут готовы.

— Сколько это будет стоить?

— Тысячу рублей.

— Деньги сразу?

— Лучше сразу. Мне еще пряжу покупать. А то куплю, свяжу, а ты раздумаешь…

Я вытащил из кармана и положил на стол перед ней тысячную купюру. Купюра сразу исчезла под рукой бабушки.

— Простите, а ваш муж кто?

— Пенсионер. Кем ему еще быть…

— А до пенсии? В полиции служил?

— В милиции. А ты откуда знаешь?

А я не знал. Просто был уверен, что человек на человека всегда влияние оказывает. И манера разговаривать властно и чуть насмешливо, присущая ментам, обычно и их женам передается. Что уж говорить, если собака на хозяина даже внешне становится похожа, и черты характера такие же приобретает — злобу или доброту. А уж человек от человека — тем более…

Мы прошли дальше.

— Как ты вычислил?

— У старухи манеры ментовские. У мужа переняла, — объяснил я коротко, чтобы Ивон ничего не заподозрил. А то может насторожиться, а это чревато конфликтом. Конфликту между нами все равно быть, но плохо, если он произойдет раньше времени. И во многом от меня, по природе своей человека неконфликтного, зависит, когда именно ему состояться. Но я все сделаю для того, чтобы он состоялся и разрешился так, как хочется именно мне, а не ему…

Мы зашли в спортзал, сели на привычную низкую спортивную скамейку, посмотрели, как проходит разминка, затем, после разминки, Немчинов показывал стандартную атаку с выпадом против выставленной вперед вооруженной руки соперника при одновременной защите своего корпуса. Началась отработка этого движения сначала в одиночном варианте, потом в парах.

Сам Валентин ходил между парами, поправлял, показывал, но я сразу обратил внимание, что он приучает молодых бойцов наносить силовые удары. А это, на мой взгляд и на взгляд уважаемого мной тренера Василия Юрьевича Маслякова, является ошибкой. Может быть, сказывалась привязанность самого Немчинова к силовым тренажерам, стоящим здесь же, в зале. Наверное, он много внимания уделял работе на тренажерах, сам накачивал себе мышцы и того же требовал от своих бойцов.

Внешне посмотреть, он выглядел намного мощнее меня, но я был быстрее. И я никогда не позволял себе силовых ударов ножом. Зачем, скажем, в боевой обстановке пытаться прорубить руку противнику до кости, если можно одним легким движением перерезать на той же руке сухожилия, и рука перестанет действовать? Но я пришел в чужой зал, где уже устоялась чужая школа, и было бы некрасиво с моей стороны лезть с советами к ученикам Немчинова и тем самым принижать авторитет учителя и тренера.

А когда начались спарринги, я все же не выдержал и подошел к ближайшей паре. Два молодых парня так старательно грозили друг другу одной рукой, что никак не успевали зафиксировать свои движения. А следить только за правильностью своих движений — это значит гарантированно обречь себя на поражение. Я не случайно выбрал ближайшую к себе пару. Лица парней были видны под защитными масками. И я видел, как они, что один, что другой, нанося удар или защищаясь от удара, старательно закрывают испуганные глаза.

— Парни, вы вообще-то мужчины или нет? Что вы жмуритесь, как коты, когда бьете! Вы видели когда-нибудь нормальных боксеров живьем? Даже вне ринга? Особенно вне ринга…

— Видели… — ответил коренастый крепыш.

— Чем все боксеры внешне отличаются от других людей. По лицу…

— Сломанными носами, — ответил второй, поправляя протектор.

— Нет. Сломанный нос, это частое, но вовсе не обязательное явление для каждого боксера. А общее у них другое. Они все обычно держат брови приподнятыми. Старательно их на лоб задирают. Откуда это пришло? Из боя. Они брови научились задирать еще в детстве, когда только учились драться. Чтобы видеть и куда сам бьешь, и куда противник бьет. Зрячий удар, зрячая атака — она всегда точнее и мощнее. Не закрывайте глаза. Тем более вам нечего бояться. Вы же в масках. Смотрите, куда и как бьете, куда и как бьет противник. Поднимите брови на самый лоб.

Немчинов подошел ближе, слушал, что я говорю. И поддержал безоговорочно.

— Слушайте, слушайте, что вам говорит один из лучших «ножевиков» России, чемпион войск специального назначения. Я за вами за всеми уследить просто не успеваю, а Алексей Ветошкин плохого не посоветует.

В другие аспекты тренировки я не стал вмешиваться. Во-первых, меня сильно смутила похвала Валентина. Я вообще всегда смущаюсь, когда меня в глаза хвалят. Во-вторых, он своей похвалой меня в какой-то мере обезоружил, и если я хотел сначала подсказать, чтобы активнее использовалась вторая рука и удары ногами, то после похвалы передумал. Мне теперь вообще было трудно говорить, что мне не нравилось в процессе тренировки. И когда, в завершение занятий, началась работа на силовых тренажерах, я вообще вышел из зала. Сказал Ивону:

— Пойду гляну, как там машина… Кажется, я забыл ее закрыть…

Хотя машину закрывать я никогда не забываю. Но мне было просто неприятно смотреть, как из потенциальных «ножевиков» делают «качков». Работа с тяжестями допускается в любом виде спорта, кроме шахмат и стрельбы. В шахматах это не рекомендуется, потому что по закрепощенным мышцам кровь бегает медленнее и хуже снабжает мозг, а у стрелков закрепощение мышц может вызвать дрожь в руках при прицеливании.

Но эта работа в любом другом виде спорта всегда должна быть отличной от простого «накачивания» мышц. Например, полуторапудовую гирю, что стоит в казарме нашей роты на первом этаже перед зеркалом, у нас в спецназе не просто поднимают, у нас этой гирей вертят. Кругообразные силовые движения, имитирующие удар, промах после удара, неизбежное легкое «проваливание», когда гиря тащит человека за собой вперед, и возвращение в боевую стойку вместе с гирей, идущей на следующий круг для удара с другой руки. И так несколько вращательных движений вокруг головы и каждого плеча. Но не меньше десяти кругов с гирей в общей сложности в одном подходе.

После чего считается полезным надеть снарядные перчатки или перчатки для смешанных единоборств и провести раунд на мешке или макиваре, нанося те же самые удары, только уже без гири. После гири руки летают, как реактивные. Здесь же жимы штанги в разных положениях и подъемы станков с блинами от той же штанги через систему повышающих нагрузку блоков могут только «забить» мышцы, лишить их эластичности и скорости. Я вообще принципиально против всякой работы с тяжестями, превышающими собственный вес человека. Причем даже тогда, когда превышение это идет в сумме нескольких подходов.

Когда я вернулся в зал, Немчинов давал упражнения на растяжку и расслабление, на скорость движений. Таким образом, он хотя бы частично смягчал тот вред, который наносили тренажеры молодым «ножевикам». Но своим внешним видом парни впечатляли. Они все как один казались крепкими и статными. И, кажется, даже нравились сами себе, считая, что теперь сочетают в своем теле и атлетизм настоящего мужчины, и умение бойца-«ножевика». То есть они стремились подражать самому Немчинову, а он, казалось, не понимал, почему в последние годы никак не может достичь в соревнованиях нужных высот. Но зато это понимал я…

Переодевался я на тренировку в тренерской комнате. И надел на себя, как оказалось, тренерский зеленый протектор, тогда как все в зале, кроме тренера, были в белых протекторах. Разминался потом вместе со всеми, выполняя упражнения, которые показывал Немчинов, и не внося ничего своего. При этом постоянно посматривал на Ивона.

Румынский молдаванин морщился, страдая от боли, но проявлял упорство и даже упертость, занятия не прекращал и даже не останавливался. Только иногда левой рукой придерживал и подправлял правую ключицу, зажатую в фиксирующую «шину», словно бы эту самую «шину», когда она сдвигалась, ставил на место. Но она же не должна сдвигаться ни при каких обстоятельствах, вспомнил я вдруг. Тем не менее такое поведение внушало уважение. Характера и упрямства Ивону было не занимать.

Валентин, как я заметил, тоже внимательно присматривался к Ионеску. И, когда разбивал бойцов на пары, поставил его в пару со мной.

— Ты, как я понял, нашу систему занятий не слишком одобряешь, — тихо сказал мне Немчинов. — Я буду с другими работать, а ты по своей системе позанимайся с Ивоном. Только не повреди ему ключицу.

— А руку можно? — шутливо спросил я, не понимая, как Немчинов понял мое неодобрение системы, которое я старался не показывать.

— Он гипсом тебе руку повредить может…

В этом Немчинов был прав, но только отчасти. Я сам наблюдал однажды тренировочный бой двух офицеров, у одного из которых на предплечье был гипс. Правда, тогда офицер проносил его две недели и уже намеревался снимать — за две недели перелом сросся. Но на тренировку он его оставил, опасаясь руку повредить.

Он машинально в учебной схватке выполнил бэкфест, нанеся удар как раз гипсом по голове учебного противника. Нокаут был стопроцентный, и даже из тех, которые называются тяжелыми. Противник получил сотрясение мозга. Но я подумал, что на второй день после перелома Ивон бить гипсом будет еще не в состоянии. Конечно, гипс защитит руку от повторного перелома, но, чтобы удар получился жестким и резким, руку в последний момент требуется предельно резко напрячь. Но боль при этом будет такая, что Ивон сам себя может этой болью отправить в нокаут.

Учебный пластиковый нож Ивон взял в левую руку обычным фехтовальным хватом, то есть придерживая основание лезвия большим пальцем. Я заметил уже, что Немчинов не любит этот хват, предпочитая или верхний, или нижний, но более плотный, силовой. Он вообще, как мне показалось, преклоняется перед внешне сильным телом. Но, наблюдая за нами, Валентин не сделал замечания Ивону из-за хвата, тем более я свой нож держал точно так же и тоже в левой руке.

Правда, для меня не было разницы, в какой руке держать нож, поскольку я одинаково владею им и той, и другой рукой. Более того, скажем, в простой армейской «рукопашке» я был скрытым левшой. То есть бил сильнее и резче левой рукой, что иногда давало мне возможность вставать в стойку левши.

Но в ножевом бою у меня была совсем иная стойка: я предпочитал стоять почти фронтально, вроде бы предоставляя противнику большую площадь для поражения. Но это было обманчивое впечатление, поскольку я всегда использовал в схватке обе руки и обе ноги, что правилами допускалось. Одной держал нож, второй совершал отбивы атакующей руки противника и был в состоянии делать эти отбивы многократно — у нас в спецназе ГРУ это называется «совершать переборы». Не пытался за руку схватиться и дать противнику возможность совершить вращательное движение кистью, чтобы поразить мои сухожилия, а просто отбивал руку, меняя направление удара и выгибая свой корпус. Это школа майора Александра Кистеня, к которому я несколько раз ездил на тренировку. При этом моя вооруженная рука всегда имела возможность нанести быстрый режущий удар по вооруженной руке противника.

Ивон принял стойку, пружиня на ногах, как классический фехтовальщик. Но, на мой взгляд, он слишком сильно приседал. Я даже сделал ему замечание.

— Напрасно ты так глубоко садишься. Это рискованно. Могу уронить ударом.

— Это для тебя рискованно. Так у меня выпад будет длинным. Мне это удобно. Могу тебя без проблем достать. — Ивон был уверен в себе, но это было его мнение.

— Достать можешь, но только с трудом, — пообещал я и пробил лоу-кик подъемом ноги по беззащитной задней части бедра. Активной работой ног у Немчинова, похоже, вообще не занимались. По крайней мере, я не видел даже, чтобы шла простая отработка ударов ногами и защиты от этих ударов. Возможно, это было на других занятиях, где я не присутствовал. Но в спаррингах эти удары почему-то не применялись.

И потому, когда я ударил, Ивон, как мне показалось, не умеющий защищаться от лоу-кика, сразу присел глубже, чуть не на пол. А я знал, куда бью. И, пока он не опомнился, нанес еще два точно таких же удара, коротких и резких, с одной ноги — внешний, с другой — внутренний, но в то же самое место. И уже по движениям Ивона понял, что ногу я ему «пробил», она почти не держала его, и, при попытке сделать выпад, Ивон Ионеску просто упадет.

Он тоже свое состояние сразу оценил, и даже стойку изменил. Но не стал выпрямляться, а, наоборот, присел ниже и прижал руку с ножом к животу. При этом вторую руку, ту самую, сломанную, он слегка приподнял, желая использовать ее в качестве защиты. Однако совершить полноценную защиту ему должна была помешать сломанная ключица. И при каждом движении в ключице должна была возникать боль.

Сначала Ивон от этой боли сильно морщился, и даже маска не могла спрятать его гримасу, но скоро увлекся движением вокруг меня так, что, похоже, перестал чувствовать боль.

Он двигался по кругу, выбирая момент для атаки, но я был в более подвижной стойке и мешал ему смещаться, отрезая пути. Но стоило Ивону сделать вид, что он желает шагнуть вперед и атаковать меня, я ударил очередной лоу-кик в то же самое бедро. Это вообще заставило его опереться, по сути дела, только на одну ногу, а я тут же «выстрелил» правой рукой. Удар у меня получился длинным и пришелся прямо в маску, сетка которой легко прогибалась, не давая соприкоснуться кулаку и челюсти.

Однако низкая стойка и согнутые ноги сместили центр тяжести тела Ионеску. К тому же одна нога вообще не давала ему возможности маневрировать, и он просто сел сначала на зад, а потом перекатился на спину. А дальше он перекатился, что меня удивило, через правое плечо. Человек со сломанной ключицей так перекатиться просто бы не смог. Он обязательно взвыл бы от боли. А Ивон только жутко поморщился, но встал после кувырка на обе ноги.

Тут я выбрал момент и сделал выпад. Мой пластиковый нож ударил его острием в маску. Колющий удар в область лица — это стопроцентная победа. В реальности такой удар, нанесенный боевым ножом, и не в маску, а в лицо, однозначно выведет человека из строя.

Ивон попытался защититься, отбив мою атакующую руку, но это было уже после нанесения моего удара. Тем не менее он захватил рукав моей спортивной куртки. Я сделал вращательное движение кистью, вывернул рукав и нанес ему в дополнение несколько быстрых легких режущих ударов своим пластиковым оружием. Но все они приходились строго туда, где близко от поверхности, не прикрытые мышцами, находятся сухожилия. Ивон мою руку выпустил и попытался сам ударить ножом от живота, но я не зря держал фронтальную стойку. Это значило, что моя правая рука могла совершать для защиты короткие быстрые блокирующие движения. Что она и сделала, завершив блокировку резким ударом локтя в маску.

После чего я отступил на шаг и нанес еще один лоу-кик, теперь уже мощный, в который вложил весь вес своего тела. Ивон упал на пол. На спину упал, на правый бок, потому что левая нога у него после удара приподнялась и маховым движением развернула Ивона. Но я отчетливо видел, что он в этот раз даже не поморщился от боли в ключице. То ли боли не было, то ли она была не такой острой, какой должна была быть, то ли он просто забыл это сделать в пылу короткой схватки. Это заставило меня задуматься…