Эпилог
Что отдохнуть мне нынешней ночью не дадут, я понял, когда въезжал во двор. Генерал позвонил снова. Пяти минут не прошло после его последнего звонка.
Голос генерала был строг и даже звенел от напряжения.
— Алексей Афанасьевич, срочная работа. Приезжай ко мне. Я в управлении. Я сам к тебе выйду и с тобой поеду. На той же стоянке останавливайся.
Спрашивать, что случилось, что за срочная работа появилась, в армии меня отучили давно. И потому я ответил просто:
— Понял, товарищ генерал. Еду…
Был вечер. Москва в это время оживает. На улицах вместе с простенькими машинами появляются такие, на которые мне, офицеру спецназа, никогда не заработать. И гоняют они в полную силу своих двенадцатицилиндровых двигателей. Если днем я стараюсь придерживаться общей скорости и чувствую себя в автомобильном потоке вполне комфортно, то вечером меня не обгоняет разве что самый ленивый.
Со скоростью сто с лишним километров в час мне на вечерних московских дорогах ловить было нечего. А на большей скорости моя машина начинала дребезжать всеми креплениями, и только тогда я начинал понимать, что езжу на «китайце».
Тем не менее до Лубянской площади я добрался довольно быстро. Днем у меня так никогда не получалось. Я заехал на стоянку и стал спокойно ждать Сергея Павловича.
Естественно, тут же сработал закон подлости — откуда-то выкатила машина ГИБДД и остановилась рядом со мной. Вышел инспектор с лицом классического деревенского сторожа. Только почему-то не в лохматом треухе. Я сделал вид, что не замечаю его. Инспектор костяшками пальцев постучал мне в окно.
Я опустил стекло:
— В чем дело?
— Здесь стоянка запрещена. Проезжайте вперед, там на улице платная парковка. На ней и останавливайтесь. — Инспектор, видимо, рассмотрел иногородний номер и потому меня пожалел, не стал сразу заниматься вымогательством.
Но я показал пальцем через стекло на знак.
— И что?
— Стоянка…
— Читать разучились? «Для служебного автотранспорта», — инспектор начинал злиться, голос его зазвенел.
— А я и есть служебный автотранспорт.
— Кого ждете?
— Генерала Кабакова…
— Из какого он управления?
— Из следственного.
— Проверим…
Инспектор вытащил трубку, подслеповато щурясь, набрал номер, отошел и стал с кем-то разговаривать. В это время из подъезда вышел сам генерал Кабаков в сопровождении трех человек. Все они быстрым шагом направились в сторону стоянки. Неподалеку от меня сразу же завелся старенький «Мерседес». Генерал сел в мою машину, трое его сопровождающих сели в «Мерседес».
— Так… Алексей Афанасьевич, у нас обострение ситуации. Два крайне неприятных случая сразу. Первое. В лаборатории, куда ты планировал устроиться, совершена кража. Серьезная кража. Похищен компьютерный внешний жесткий диск с секретной документацией. В лаборатории говорят, что это катастрофа. Кем похищен — неизвестно. Взломана система сигнализации. Работал профессионал. Вскрыты дверные замки — отмычкой, вскрыт сейф с очень сложным кодовым замком. Вынести внешний диск можно в кармане. Никто внимания не обратит. Он размерами чуть больше смартфона. Все это произошло в конце рабочего дня. Вполне возможно, что работал кто-то из сотрудников. Служба охраны тоже на подозрении, потому что кабинеты опечатывались и сдавались под охрану в присутствии сотрудников службы. Второе. В своем спортивном клубе сегодня вечером ударом ножа ниже пояса был убит Валентин Немчинов. Ты же сегодня, кажется, виделся с ним?
— Виделся. И даже, грубо говоря, спарринговал с ним.
— Почему так обтекаемо — «грубо говоря»?
— Потому что в действительности мы провели полноценный и даже не учебный бой…
— И как успехи?
— Я намеренно проиграл в момент, когда уже почти выиграл.
— Зачем? — не понял генерал.
— Чтобы не подрывать его авторитет у учеников. Он понял и поблагодарил меня.
— Ну, мне эти ваши игры непонятны. Сейчас в спортивном клубе работает следственная бригада. Поехали туда. В темпе… Дорогу ты знаешь…
Я выехал со стоянки. Инспектор ГИБДД, который уже убрал свой телефон в карман, козырнул и долгим взглядом проводил мою машину. Старенький «Мерседес» поехал за нами следом и не отставал, хотя я держал приличную для Москвы скорость, пользуясь тем, что в машине у меня сидит генерал ФСБ и он приказал мне ехать в темпе. Я понял это слово, как «быстро».
Так, в темпе, мы и доехали до места. Я поставил машину там же, рядом с «Бентли», который уже лишился хозяина, как я только что узнал. Я уже много раз отвлеченно думал, глядя на роскошные автомобили, которыми гордятся хозяева, что происходит с этими машинами после смерти их обладателя. Дети начинают ездить? Жены? Обычно, когда человек владеет машиной премиум-класса, жены и дети этих людей имеют свои машины, которые любят и к которым привыкли. В итоге любимая кем-то машина может оказаться бесхозной. Мне было жалко не хозяев. Мне было жалко автомобили, которые, как я считал, тоже имеют свои привычки и привязанности. Как, например, моя старенькая «Шевроле-Нива». Под моим руководством даже эта слабосильная машина умудрялась ездить там, где не могли проехать известные «проходимцы» японского автопрома — «Ленд Крузеры». Но стоило сесть за руль моей жене, как машина начинала капризничать и могла застрять на простейшей вроде бы дороге.
Я вышел, хлопнув дверцей так, как делал это в «Шевроле-Ниве», хотя мой «китаец» умел закрываться проще, без стука. Посмотрел на «Бентли». Мне показалось, что люксовый автомобиль уже знает о судьбе своего хозяина. Он стал грустным и уже не блестел лаком так, как раньше, словно потускнел в печали.
«Мерседес» встал там, где раньше стояла машина Ивона Ионеску. Трое пассажиров вышли и ждали нас. Впереди, прямо у крыльца Дома культуры, стояло два полицейских «уазика» и микроавтобус «Газель» со значком ФСБ на дверце. Три мента с автоматами стояли на самом крыльце.
Успокаивающе погладив «Бентли» по капоту, я пошел вперед. Генерал и его сопровождающие двинулись следом. Менты на крыльце, видимо, знали генерала Кабакова в лицо, потому что молча расступились и услужливо показали на дверь, словно мы сами ее не видели.
За столом сидел старик-дежурный с кроличьими глазами. При нашем появлении он встал, но я прошел мимо него, не останавливаясь. Через зал я провел свою группу сразу в тренерскую. Тело Валентина Немчинова лежало рядом с письменным столом в большой луже крови. Нож вошел в живот, в самом деле ниже пояса. Но из раны он не торчал.
Здесь же валялась грязная половая тряпка, испачканная кровью. Убийца, когда вытаскивал нож, зажал ею рану, чтобы не обрызгаться кровью. Когда нож из раны вытаскиваешь, кровь обычно фонтанирует. Значит, убийца опытный.
Здесь же, рядом с телом, валялся на боку стул. А в руке Валентина был зажат «смарт-маркер». Из тех, которыми мы пользовались в бою, или другой, сказать было трудно. С телом никто не работал, хотя, вертикально прислоненные к стене, уже стояли носилки, а рядом прямо на полу валялся большой черный пластиковый мешок с замком-«молнией». Наверное, патологоанатом предварительный осмотр уже завершил. Фотограф, стоящий здесь же с камерой на груди, произвел съемку. И теперь тело можно было отправлять в морг, ждали только разрешения генерала и прибытия машины судмедэкспертизы.
Кабаков молча махнул рукой — работайте. Пятеро мужчин из следственной бригады осматривали тренерскую, обыскивали полки, карманы трех висящих здесь же рабочих халатов, с интересом щупали жесткие протекторы для защиты тела на тренировках и соревнованиях.
Двое по указанию генерала сразу взялись за труп. Один из них вытащил из руки покойного «смарт-маркер» и положил на стол, рядом с монитором компьютера. Я взял «смарт-маркер», провел лезвием по пальцу и увидел розовую полосу. Не фиолетовую, какие оставляли «смарт-маркеры» в учебной схватке, а именно розовую. И сразу вспомнил розовую полосу на куртке спортивного костюма Ивона. Тут же представил себе всю сцену. Валентину нечем было ударить, кроме «смарт-маркера». Им он и отмахнулся…
— Товарищ генерал, я знаю, кто его убил…
— Кто? — напрягся Кабаков.
— Ивон. Когда Ивон уезжал, у него на куртке поперек груди была полоса от розового «смарт-маркера», — я показал учебный нож. — Я сам ее пальцем поковырял. И еще он нес какую-то большую сумку. Что-то в сумке было металлическое, кажется пустое…
— Что? Соображай…
Я напряг память и подключил воображение. Взгляд мой случайно упал на монитор, пробежался по столу, юркнул под стол.
— Где компьютерный блок?
— Не было блока. Я сразу заметил. Только один монитор, — объяснил человек из следственной бригады.
— Блок был в сумке Ивона.
— А вот это что? — спросил другой представитель следственной бригады, вытаскивая с полки из-под старенького драного в нескольких местах протектора обычный внешний диск для компьютера. Из диска торчали два провода для USB-соединения.
— Ноутбук из машины принесите… — приказал генерал.
Один из прибывших с нами убежал на улицу. Мне было интересно посмотреть, насколько быстро бегают полковники по приказу генерала, потому что этого человека называли в моем присутствии «полковником». Он выскочил за дверь, а дальше бежал или шел шагом, я не видел. Но, судя по тому, как быстро он вернулся, наверное, все же бежал.
Генерал сам присоединил внешний диск к ноутбуку, загрузил программу и в расстройстве махнул рукой:
— Пароль требует… Если с трех попыток не ввести правильный пароль, сработает программа самоуничтожения данных. Так написано. Мне интересно, если это тот самый диск, сумел его Немчинов скопировать?
— На компьютер, который унес Ивон? — спросил я. — Не набрав пароля, скопировать данные невозможно.
— Но почему он просто не снял «жесткий диск» с компьютера? — не понял эксперт.
— Ничего в компьютерах не понимает… — предположил один из офицеров следственного управления. — И такое еще встречается. — Особенно если человек в школе компьютер не изучал.
— Или просто времени на разборку не было, — предположил я. — Торопился…
Кабаков вытащил трубку и отдал распоряжение о задержании Ивона Ионеску. И не забыл сказать о компьютерном блоке, который требовалось обязательно изъять. Потом нашел другой номер и послал вызов. Разговаривал с каким-то Михаилом Юрьевичем, подчеркнуто вежливо разговаривал, узнавал пароль для внешнего диска. Михаил Юрьевич, естественно, назвать пароль отказался, но сообщением генерала очень заинтересовался, спросил адрес и пообещал скоро приехать.
Нам осталось ждать.
Тот же полковник, который убегал за ноутбуком в машину, вышел встретить Михаила Юрьевича, из сейфа которого и украли внешний диск.
Я увидел еще достаточно молодого сухощавого человека, может быть, как раз из-за сухощавости выглядящего моложе своих лет. Тот посмотрел на труп, поморщился, узнал Валентина.
— Немчинов украл? — спросил генерала.
— Вероятно, — предположил генерал.
Михаил Юрьевич мотнул головой, словно привык так убирать волосы с глаз, но сейчас волосы были короткие, а привычка, видимо, давно укоренилась, сел за стол, набрал на ноутбуке пароль и просиял лицом.
— Да, это тот самый диск. Не вскрытый, к счастью. Здесь данные экспериментов, сохраненные в единственном экземпляре. Не успели размножить. Если бы диск вскрывали, скажем, подбирали пароль, даже с помощью специальной программы и быстрого суперкомпьютера, данные были бы уничтожены. А эксперимент стоит более ста миллионов долларов. Пришлось бы его заново проводить. А кто нам даст деньги на повторный длительный эксперимент! Мы же бюджетная организация. Что нам на год выделят, то и тратим. Да и то в условиях жесточайшей экономии на всем, вплоть до бумаги для принтеров. И потому данные не размножаем. Вот этот внешний диск, я, кстати, покупал на собственные деньги, потому что у лаборатории средства на оргтехнику на год вперед исчерпаны.
— А целиком скопировать весь диск было бы возможно? Не вводя пароля?
— Исключено…
— Исключено… — согласился генерал. — Но Ивон этого не знал. Он внешний диск не нашел и посчитал, что Немчинов скопировал его на свой компьютер. Может, сам Немчинов перед смертью так сказал, желая обмануть.
Генералу позвонили.
— Еще не легче! Работайте! Я еду… — сказал он в трубку, потом обернулся к нам. — Ивон захватил в заложницы женщину-врача, у которой жил в последнее время. Едем!
* * *
Адрес мне генерал сообщил уже в машине. Мы выехали в том же составе, в каком приехали в Дом культуры. Кабаков в машине со мной, офицеры следственного управления — на своем «Мерседесе».
— Заложник — это всегда серьезно, — изрек Сергей Павлович. — Просто так, чтобы пятнадцать суток за пьяную драку не получить, заложников не берут.
— Нужно было мне на задержание ехать. Я бы его из дома выманил, — вслух подумал я.
— Сейчас поздно кулаками махать. Надо что-то придумывать.
Он помолчал, выбивая пальцами дробь на жестком пластике передней панели моего «китайца».
— Вот я и думаю, что следует «Альфу» вызывать. Они умеют такие ситуации «разруливать». — Генерал вытащил трубку, чтобы позвонить дежурному.
Я слушал его разговор, его напоминание о необходимости применения снайперов, и, как только Кабаков убрал трубку, предположил:
— Снайперы его уложат, и мы никогда не узнаем ни его сообщников, ни что он сумел разнюхать, ни какие сведения передал своему командованию. Как не сумеем узнать, на кого он работал. А я не уверен, что он работал вместе с Немчиновым. Немчинов, думаю, был завербован, когда жил в США. Мы с полгода назад участвовали вместе с морскими пехотинцами из Флориды в антитеррористических учениях. Я тогда с одним сержантом морской пехоты спарринговал на ножах. В отдельные моменты Немчинов в точности повторяет стиль ножевого боя морской пехоты США. Это я, кстати, только сейчас осознал.
— Вижу в твоих словах существенное противоречие. Если Немчинов был завербован ЦРУ или армейской разведкой США, то он должен был работать в паре с Ионеску. Ионеску — офицер разведуправления НАТО, а США в НАТО играют «первую скрипку». Зачем тогда Ивону убивать Немчинова?
— Вот я к тому же и веду разговор, товарищ генерал, — согласился я. — Если снайперы уничтожат Ивона, мы никогда не узнаем, на кого он работал, а его помощники останутся на свободе и будут продолжать свое дело.
— Его главный помощник, Раф, уже задержан час назад и ждет экстрадиции в Азербайджан по запросу МВД Азербайджана. А пока дает показания по своим делам здесь, в Москве.
— Вы сами, товарищ генерал, говорили, что первое убийство на территории лаборатории произошло, когда Раф там еще не работал.
— Да, я помню. Рафа до экстрадиции допросим еще и с применением спецсредств. Всех назовет. Пока был только предварительный, обычный допрос после задержания. Кстати, его задержание стало возможным опять же с твоей помощью.
— В смысле? — не понял я.
— Его задержали по результатам допросов парней, которых Раф привлек для нападения на тебя. Он организатор. Ты не ошибся, именно его машину ты видел во дворе. Никого он под Подольск в тот вечер не возил, и никто на него там не нападал. Это простая попытка «отмазаться». Для тебя специально придумали, чтобы сбить тебя с толку. Ивон тоже видел машину Рафа и предупредил его, что и ты мог видеть, значит, можешь подозревать.
— А роль Ивона в том нападении?
— Организовал все именно Ивон. Так Раф утверждает. Тот, что бил Ивона битой, знает его лично. И знал, куда следует бить, потому что сам ставил молдаванину защиту, которую испытывал до этого на себе.
— Я не понимаю, зачем Ивону это было нужно, — честно признался я.
— Пока я могу только догадываться… Это была сложная многоходовая операция…
— И…
— Всему виной твоя репутация.
— Чем ему моя репутация не по нраву пришлась?
— Не твоя личная, а репутация спецназа ГРУ. И она, наоборот, пришлась ему весьма даже по нраву. Ему хотелось иметь в подчинении человека, который может все, как о вас часто говорят. И предпосылки надеяться на удачу у Ивона были. Во-первых, он считал, что ты должен иметь естественную обиду на власть за то, что тебя выгнали из армии…
— А меня что, уже выгнали?
— К сожалению, пока еще нет. А то я бы тебя к себе в управление забрал с восстановлением звания и даже с повышением в должности. Вплоть до майорской. У меня как раз есть свободная майорская должность. А это автоматически означает скорое получение звания…
Периферийным зрением я видел, что генерал внимательно всматривается в мое лицо, не дрогнет ли какая-нибудь мышца. Но сумел увидеть, надеюсь, только полное равнодушие к своему предложению.
— Если бы у тебя была обида на власть, ты бы легче пошел на контакт с теми, кто против этой власти работает. Что это одновременно означает и работу против своей страны, Ивона не смущало. Мне так кажется. Патриотизм ему, как и значительной части европейцев, непонятен. Это во-первых…
— А что же будет во-вторых? — спросил я.
— А во-вторых, Ивон надеялся вогнать тебя в сложное финансовое положение, воспользоваться тем, что ты человек чести, дать тебе в долг большую сумму, которую ты не «потянешь», и, таким образом, заставить работать на себя.
Помимо этого, есть множество других средств. Например, планировалось сжечь ночью твою машину. Чтобы лишить тебя возможности «бомбить». По мнению Ивона, ты бы сам пришел к нему в руки. Я так думаю. Хотя он сумел бы это обставить красиво. Например, вместе с тем же Рафом собирал бы деньги тебе на новую машину среди других «бомбил». После можно было бы подставить тебя под аварию, которая вызвала бы «наезд» на тебя с требованием непосильной для тебя оплаты. Ты голыми руками уничтожил бы бандитов. Если это же разыгрывать дальше, то возник бы конфликт с криминальными структурами, и дело закончилось бы убийством некоего «серьезного» человека. «Прикрыл» бы тебя от неприятностей, естественно, Ивон Ионеску, чтобы потом шантажировать и управлять тобой.
Дальше — больше… Все бы шло по нарастающей, действия и угрозы становились бы опаснее. Это все я перечисляю средства давления на тебя. Так Ивон заставил бы тебя работать на себя, а сам бы стоял при этом в стороне. Два перелома ему еще понадобились для того, чтобы ты работал в охране лаборатории и выполнял его указания, а он бы, как нетрудно предположить, в данный момент не смог бы пройти медицинскую комиссию. И, будучи вне лаборатории, оставался бы в стороне, вне подозрений. Понимаешь, что было задумано?
— Понимаю, товарищ генерал. Но пока это только ваши предположения? И чтобы все это выяснить точно, тем более нельзя применять снайперов. Ивон нам нужен живым…
— Я вижу, ты что-то задумал, — Кабаков словно прочитал мои мысли.
— Есть, товарищ генерал, некоторые соображения…
— Выкладывай.
— Мне нужны все данные на сына Ионеску. Где учится, в каком городе, в каком заведении. Если возможно, чем увлекается…
— Нам данные на него давали из СВР. Но только в двух словах. Если есть хоть что-то дополнительное, я запрошу. Вопрос серьезный. Когда решается серьезный вопрос, сам знаешь, наши спецслужбы работают совместно…
* * *
Квартира в доме недалеко от станции метро «Проспект Вернадского», где устроился Ивон, была на четвертом этаже дома-башни. Двор под окнами был оцеплен полицией по большому периметру. Людей посторонних и местных жителей под окна не пускали. Была информация, что Ивон вооружен двумя пистолетами, и потому возникло опасение, что он может стрелять из окна. Правда, время было позднее, и прохожих на улицах было мало. Так что, на мой взгляд, оцепление можно было бы сделать в два раза меньше. Но освещение на улице перед домом было выключено, а в темноте подойти на опасное расстояние к окнам мог любой. Однако лишних жертв полиция хотела избежать и потому держала плотное оцепление.
Нас пытались остановить еще на подъезде к дому. Но генерал показал свое удостоверение, и полковник ДПС, козырнув, предпочел отойти в сторону. Он даже прочитать, что в удостоверении написано, не успел, видимо, хватило одного звания Кабакова. А фамилию он все равно не запомнил бы.
Я проехал к оперативным машинам, которые определяются обычно по символике на дверцах. И увидел, к своему удивлению, среди людей в касках и черных бронежилетах, Ирину Александровну Ветошкину в мундире полковника, в котором я раньше ее не видел. Более того, она, как мне показалось, распоряжалась действиями бойцов спецназа ФСБ, по крайней мере, некоторым из них давала команды. Она меня тоже заметила. Я опустил стекло. Ирина Александровна наклонилась, поздоровалась только с генералом Кабаковым, поскольку со мной сегодня уже здоровалась, спросила:
— Ваш клиент балуется, как я поняла?
— Тот самый, которого вместе со мной били, — объяснил я. — Только тогда он еще не был убийцей своего тренера и предполагаемым похитителем сведений, составляющих государственную тайну. Впрочем, это он, вероятно, думает, что тайну похитил. В действительности он ничего похитить не сумел. Так нас, кажется, уверил Михаил Юрьевич? — за подтверждением я обратился к генералу Кабакову, который согласно кивнул.
— Какие сведения на него есть? — сразу перешла к делу Ирина Александровна.
Надо сказать, мундир ей был к лицу, он превращал уютную домохозяйку в настоящего жесткого полковника.
— Я запросил досье. Сейчас доставят.
— Я в машине буду, — сообщила Ирина Александровна.
— На его сына тоже доставят? — спросил я.
— Обещали, — вяло пожал плечами генерал. — Будем ждать…
Мы находились в зоне, недосягаемой для взгляда или выстрела из окна, и потому заметить мою машину, которую он хорошо знал, Ивон не мог. Да и таких «китайцев» в Москве полно. Номер с такого расстояния различить невозможно, разве что он возьмет бинокль и заберется на крышу дома. Но в подъезде этажом выше и этажом ниже уже засел спецназ ФСБ.
Квартира была полностью блокирована.
У меня между тем появилась еще одна идея.
— Товарищ генерал, а он не может сейчас по Интернету перекачать все данные с того компьютера, который унес из тренерской? Я понимаю, что там ничего нет, но тем не менее…
Не ответив, Сергей Павлович, быстро набрал номер, назвал себя, обозначил операцию, как «захват заложника», и сообщил адрес дома.
— Дом необходимо срочно отключить от Интернета.
И только после этого ответил мне:
— Сейчас отключат…
* * *
Я точно знаю, что вопреки поговорке, хуже, чем ждать и догонять, может быть еще и невыспавшаяся жена. И потому ждал я почти спокойно, хотя генерал Кабаков, этого, видимо, не знающий, заметно нервничал. Ему уже сообщили, что Интернет по адресу отключен, а генералу отправлена с машиной «глушилка», чтобы поставить ее под дверь квартиры, тогда «отрубится» и возможность выйти в Интернет через смартфон.
Я вариант со смартфоном не рассматривал по той причине, что мой смартфон обычно выходил в Интернет через WI-FI-роутер, и у меня откуда-то появилось убеждение, что все так же делают. Но в ФСБ предусмотрели все варианты. Значит, Ивон будет полностью изолирован. Он не сможет ни с кем связаться. В данном случае, он не может рассчитывать на помощь консула Молдавии или Румынии, поскольку находится в России по поддельным молдавским документам. Это выяснится и только усугубит его положение.
Как офицер разведки НАТО он обязан знать, что захват заложников обычно заканчивается для террориста плачевно. А его после захвата уже будут рассматривать как террориста, шпиона и убийцу. Осужденные на пожизненное заключение, в отличие от заключенных даже на длительные тюремные сроки, не могут быть переданы для отбывания срока в другую страну, поскольку пожизненное заключение приравнивается к смертной казни, и смертная казнь, которая не отменена, но на которую введен мораторий, считается исключительной мерой наказания. Люди, получившие пожизненный срок, вынуждены отбывать его там, где совершили преступление. И захват заложника только утяжелил положение Ивона, хотя он, возможно, считает, что такой вариант дал бы ему шанс выкрутиться и сбежать.
Генералу привезли «глушилку» и рацию, чтобы слышать все разговоры спецназа ФСБ и «Альфы» и самому иметь возможность отдавать команды. Он послал установить «глушилку» одного из офицеров своего управления. Из тех, что приехали следом за нами на старом «Мерседесе». Но документов, которые обещали доставить, все еще не было.
— Не забудь предупредить спецназовцев в подъезде, что ставишь «глушилку», а то они будут на свои рации надеяться. Радиус действия «глушилки» тридцать метров. Впрочем, я сейчас сам предупрежу…
Сергей Павлович включил рацию, из которой сразу послышался треск. Мне, уже привыкшему к связи системы оснастки «Ратник», которая вообще без помех работает, эфирные помехи сразу по ушам ударили и заставили поморщиться. Кабаков, тем не менее, неудобства связи не почувствовал и категоричным тоном передал в эфир сообщение. И даже обосновал необходимость.
Примерно в это время из подъезда вышел офицер управления «А», который вел переговоры с Ионеску, и сразу направился к штабному «Тигру», где сидели несколько офицеров, в том числе и полковник Ветошкина.
Генерал тоже поспешил к «Тигру», чтобы узнать новости из первых уст. Я опять ждал.
В отсутствие генерала подъехала еще одна машина, на сей раз «Волга». Остановилась рядом с «Мерседесом», кто-то, не пересаживаясь в его салон, передал через окно опечатанный кейс, заставил получившего расписаться в журнале регистрации, после чего тут же уехал.
Из «Мерседеса» вышел полковник, который в Доме культуры бегом бегал за ноутбуком генералу Кабакову. Принес кейс мне в машину, положил на переднее пассажирское сиденье.
— Генерал запрашивал документы… Вот привезли…
Полковник, видимо, не слишком трепетно относился к документам, за которые расписался, оставил кейс под моей охраной и ушел в свою машину.
— Что это? — спросил Кабаков, вернувшись.
— Вам, товарищ генерал, привезли документы.
— Понял. — Он положил кейс себе на колени.
— Что там «Альфа» рассказывает, товарищ генерал?
— Ничего хорошего. Ивон требует машину. Желает выехать в Эстонию, то есть в страну НАТО. Обещает на границе отпустить заложницу. Говорит, что предусмотрит вариант со снайпером, будет держать в руке гранату с выдернутой чекой. Если его застрелят, граната взорвется, и заложница погибнет. Сама женщина разговаривать с офицером «Альфы» отказалась, и у него сложилось мнение, что она не сильно обременена ролью заложницы. За дверью был слышен разговор между ней и Ивоном, шепотом. Еще он требует, чтобы ему включили Интернет и вообще восстановили связь и электропитание — «глушилка» электричество тоже блокировала.
Ему ответили, что ФСБ к связи и электроэнергии отношения не имеет. Видимо, в доме какая-то авария, а электрики управляющей компании идти сюда категорически отказываются, говорят, восстановят все только после того, как уничтожат террориста. Про уничтожение ему намеренно сказали, чтобы понимал свою участь.
— Что ему насчет машины ответили?
— Сказали, что этот вопрос в состоянии решить только руководство, но «Альфа» будет запрашивать. Ивон дал тридцать минут. С ним поторговались и выторговали час. За час он предположительно начнет уставать и слегка рассеет внимание, так Ирина Александровна утверждает. У нее целый почасовой график составлен — когда террорист наиболее опасен, когда наиболее расслаблен, когда устает, когда возбуждается. Умная женщина… Снайперы говорят, что перед окнами Ивон не показывается, и они только один раз видели его тень — он в квартире пользуется слабым фонариком-зажигалкой. А у снайперов тепловизионные прицелы, и темнота их не смущает.
— Задачка… — подвел я итог.
— Для того мы с тобой и изучали когда-то в училище математику, чтобы такие задачи решать. А то я, еще будучи курсантом, все недовольным был — зачем, думал, мне эта математика…
— Что за документы доставили, товарищ генерал? Это не по Ивону?
— Да, — хватился Сергей Павлович, раскрыл опечатанный пластилиновой печатью кейс и вытащил оттуда три папочки. Заглянул в них, одну передал мне, вторую взял себе, третью положил на переднюю панель машины.
— Тебе данные о сыне Ивона, мне — материалы по допросу Рафа, а остальное — Ирине Александровне. Полковник уже спрашивала меня. Тоже ждет…
Генерал начал читать про себя протокол допроса. Я раскрыл свою папку и быстро прочитал небольшое сообщение.
Адриан Ионеску учится в школе бизнеса в Бирмингеме по специальности экономика и финансы. Выпуск школы приравнен к бакалавриату, значит, по окончании учебного заведения Адриан должен стать бакалавром экономики.
— Интересно. Вот как дело повернулось. Ивону, значит, делать в Эстонии уже нечего. В НАТО тоже предателей не любят. Раф должен был помогать Немчинову с похищением внешнего диска. Просто подстраховывать. При этом намеревался Немчинова убить, а внешний диск забрать себе и переправить в дальнейшем брату в Ирак. Короче говоря, в ИГИЛ. Перед задержанием Раф разговаривал с Ивоном Ионеску. И перевербовал его. Сам решил с Немчиновым не связываться, не будучи уверенным в своих силах, но натравил на него Ионеску. За диск обещал Ивону миллион долларов. Самому Рафу брат обещал пять миллионов. Но Рафа задержали на выходе из дома, и потому он на работу не вышел. Немчинов и один справился. Ивон, видимо, узнал, что Раф на работу не вышел, от Немчинова. Сам Немчинов был осведомлен, что Ионеску — офицер разведуправления НАТО, и считал его своим надежным помощником. Возможно, Валентин Иосифович проговорился в разговоре с Ионеску, что добыл внешний диск. И Ивон убил его, чтобы продать украденные данные в ИГИЛ.
— Хорошие данные, — оценил я, сразу просчитав, что из услышанного можно использовать в разговоре с Ивоном.
Кабаков ушел к штабной машине «Альфы», чтобы передать полученные материалы Ирине Александровне, но в «Тигр» даже садиться не стал, просто протянул папочку через окно. И сразу вернулся.
— Ты, я вижу, что-то надумал! Пока все твои идеи хорошо работали. Ну, давай, выкладывай…
Я коротко передал свой разговор с Ивоном о несуществующем сыне, покаялся, что хотел спровоцировать румына и проследить за его реакцией. Я же, по его понятию, о его сыне, который в Англии учится, ничего не знаю. Но теперь я могу воспользоваться этим и попробовать поговорить с ним об Адриане.
Кабаков думал недолго.
— Слушай, старлей, в НКВД ты по возрасту служить не мог, хотя их методы работы усвоил хорошо. Наверное, изучал, как действует КГБ? Они ведь на отчетах НКВД учились. Но ради освобождения человека можно и так действовать. Иди, я предупрежу спецназ на этажах, чтобы тебя встретили и до двери проводили. Говори с ним через дверь. Бронежилет на тебе есть?
— Скрытого ношения. От пистолетной пули спасает… И от ножа.
— Берегись удара ножом ниже пояса! — предостерег Кабаков. — И помни, тебе еще сегодня за руль садиться — меня отвозить. А утром, если все хорошо завершится, домой ехать. Постарайся обойтись без травм.
— Домой я планирую только послезавтра отправиться, в ночь. Мне сначала одна старушка носки шерстяные свяжет. В шерстяных зимой ногам уютно. А зима уже скоро… А нож…
Я показал свое левое предплечье, куда пристегнул рукояткой вниз ножны с боевым ножом, вышел из машины и аккуратно прикрыл дверцу. Зачем хлопать, если дверца закрывается легко…
* * *
— Ивон! — позвал я, стукнув кулаком в металлическую дверь, которую и ударом ноги не вышибешь. Дверь была обита для красоты мягким уплотнителем, но он только поверху прикрывал металл тонким декоративным слоем.
— Это ты… Я так и подумал, что это ты меня сдал, — спокойно ответил Ивон из-за двери. Голос его слышался откуда-то снизу. Похоже, румынский молдаванин сидел на полу, прижавшись к двери спиной. — Жене своего брата обо мне поведал? Полоску на куртке рассмотрел… А я к тебе еще в друзья набивался. За нормального человека тебя принял, за офицера…
— Ошибаешься, Ивон. Я тебя не сдавал. Я за тобой охотился. Как крысолов за крысой… Ты, кстати, кто по званию? Как к тебе обращаться?
— Капитан. Господин капитан. У нас принято так говорить… Не ожидал?
— Ожидал. Только меня капитаны разведуправления НАТО не впечатляют.
— Ты очень много знаешь, Алекс, очень много для разжалованного в рядовые. Выслужиться надеешься, чтобы на службу вернуться?
— Не бери в голову, господин капитан… Я никогда не был разжалован. Это для неумных олухов информация. Которые клюют на то, что им подсунут.
— Здесь ты меня не проведешь. Я делал запрос. Хакеры проверяли сайт Военного Трибунала. Все данные о заседании есть. И взломали компьютер штаба твоего батальона тоже. Все подтверждено.
— Завтра после обеда этих данных уже не будет. И сайт взломать никто не сможет. А ваши хакеры… Смеюсь я над ними. Это говорит только о том, что наши не только лучше работают, они еще умеют предвидеть ваши ходы и предпринимают ответные превентивные меры.
— Ты хочешь сказать…
— Да, я хочу сказать, что тебя уже несколько лет «ведут» наши спецслужбы. И меня специально сюда пригласили, выпросили в спецназе ГРУ, чтобы я вышел на тебя через школу Немчинова. Сам Немчинов тоже не лучше тебя. Мне его не жалко. Ну, судили бы его за государственную измену, ну, посадили бы. А ты решил дело кардинальным образом. Нет человека — нет проблемы. Только одного я не пойму, что вы с ним не поделили? Он же работал на американцев, а ты на НАТО. А америкосы в НАТО главенствующую роль играют. Или ты продался ИГИЛ? Раф дал такие показания на тебя. А это автоматически значит, что власти Эстонии, члена НАТО, тебя на границе арестуют и выдадут России. В НАТО тоже не любят предателей. Пока ты до границы доедешь, данные допроса Рафа уже будут в твоем разведуправлении. Если тебя там и примут, то только для того, чтобы арестовать.
— Раф врет, чтобы себя обелить. Поверят мне, а не ему.
— Тебе поверили бы, если бы ты данные привез. Те самые, с внешнего диска. Но ты взял только компьютер Немчинова, где нет ничего, кроме данных о его школе ножевого боя. Нет даже данных об охранной структуре, потому что они на другом компьютере. А внешний диск нашли и передали владельцу. В моем, кстати, присутствии. Значит, зря Немчинов его похищал, а ты зря его убивал. Это убийство тоже тебе дорого обойдется, если ты в Брюссель вернешься. Или хотя бы к себе в Тыргу-Муреш. Тебя везде достанут. Американцы не любят, когда убивают их агентов.
— С чего ты взял, что он на Штаты работал?
— Он в сегодняшнем бою «прокололся». У него школа ножевого боя морской пехоты США. Стопроцентная. Ну, отдельные куски он берет из разных школ, но силовая основа — из морской пехоты. Так себе, признаюсь, школа.
— Тем не менее он сегодня у тебя выиграл. Даже со своей примитивной школой.
— Ты в ножевом бое просто ничего не понимаешь. Сам Немчинов сегодня признался мне, что увидел, когда я разрешил ему победить. И понял, для чего я это сделал. Но он намного опытнее тебя. Ему легче было понять. И он даже поблагодарил меня за это. А несколько месяцев назад я проводил бой с сержантом американской морской пехоты и победил пять ноль. Там у меня не было причины подставляться.
— А какая здесь была причина? — Ивон спросил как можно ехиднее. Он мне не верил.
— Я хотел продолжить знакомство и с Валентином, и с тобой, и не хотел ронять его авторитет перед учениками. Мне нужны были вы оба, чтобы за вами присматривать. Но сам Валентин заметил, как за мгновение до последнего укола я начал уходить сначала в сторону, как перед этим, а потом назад двинулся, давая ему возможность меня догнать.
— Это и я заметил… — Так он хотел «поднять» собственный вес в моих глазах.
— Только ничего не понял… Ну да, ты многого не понимаешь…
— Что конкретно я не понимаю?
— Многого… Ну, например, что тебе, даже если ты вывернешься сегодня, уже не придется перечислять деньги сыну. И часть твоего жалованья ему тоже перечислять больше не будут.
— Почему?
— В первую очередь потому, что ты больше не будешь капитаном НАТО. Тебя больше вообще не будет. Во вторую очередь… Если мне память не изменяет, твой сын учится в школе бизнеса в Бирмингеме?
— Что ты знаешь про моего сына?
— Подожди… в подъезде темно. Я сейчас подсвечу и на часы посмотрю…
— О чем ты говоришь?
Голос Ивона стал беспокойным. Этого я и добивался…
— Да. Судя по времени, мой сын со своими друзьями уже на половине пути к Бирмингему. Через полчаса он с твоим сыном встретится. Мой сын не бьет ножом ниже пояса. Ему бывает достаточно одного удара ногой, чтобы затылок человеку по стенке размазать. А когда точно так же будут бить несколько человек, то голова будет долго скакать от стены к стене, как футбольный мяч.
— Позвони… Скажи своему сыну, что все кончилось…
— Не могу. Здесь у вас в подъезде связи нет. Я, конечно, могу позвонить, но для этого мне требуется выйти на улицу и отойти хотя бы метров на двадцать от дома. Там телефон работает нормально. Позвонить?
— Позвони…
— Пойдем со мной, господин капитан. Позвоню при тебе, чтобы ты не переживал…
Его голос звучал уже не снизу. Ивон встал. И провернул ключ в замке на один оборот. Но тут что-то громко зашептала женщина.
— Ты устраиваешь мне ловушку! — сказал Ивон.
— Да какая уж ловушка… Я просто предлагаю тебе сдаться и этим спасти сына… Меняй свою свободу на его жизнь, вот и все…
Ключ провернулся на второй оборот.
Я стал спускаться по лестнице, слыша за спиной шаги Ивона и его тяжелое дыхание. Этажом ниже я сделал знак спецназовцам, чтобы они расступились. Одновременно услышал, как те, что сидели этажом выше, вошли в квартиру, которую раньше занимал Ивон. Оттуда послышался женский плач, потом дверь захлопнулась.
Мы в полном молчании вышли из подъезда. Я отошел шагов на тридцать и повернулся к Ивону.
— Ты правильно сделал, что сдался. Только твои хакеры НАТО плохо работают. У меня никогда не было сына. У меня только две дочери и одна-единственная жена. Я никогда не платил алименты. И твоему сыну никто угрожать не собирался. Можешь успокоиться. Это не методы работы российского спецназа.
— Я успокоился, — сказал Ивон ледяным голосом. — Но теперь мой заложник — ты…
Он наставил мне в грудь пистолет. Я знал, что бронежилет выдержит эту пулю. Даже в темноте я разобрал, что это за оружие — «Браунинг» калибра 7,65 миллиметра. Бронежилет выдержит, но ребра все равно будут сломаны, а это тоже неприятно. Я ломал, было дело.
— Ты слишком долго общался с женщиной-заложницей, которая стала твоей сообщницей, и сам приобрел женские привычки. Грозишь пистолетом сопернику, у которого есть только нож. Или у тебя нет ножа, которым ты убивал Немчинова? Меня сейчас, кстати, слышат по связи. И ты не успеешь выстрелить, как снайперы с разных сторон разнесут твою голову. Это я так предупредил их о готовности. Но все же я думаю, что ты возьмешься за нож, чтобы попытаться ударить меня ниже пояса.
Я рассчитал правильно, но не точно. Он не отбросил пистолет, а только сунул его за спину в поясную кобуру. Это значило, что в критический момент он может им воспользоваться. Моя задача упростилась до примитивной — сделать так, чтобы у него не успела зародиться мысль о том, что победить он меня не может. Эта мысль должна прийти к нему одновременно со смертью.
Ивон вытащил нож и прижал руку к своему животу. Такой вариант я уже видел и не оценил, как слишком опасный. Он принял низкую стойку. Я вытащил свой нож и резко сблизился с ним, стойку не принимая. С ходу, без остановки, нанес удар носком жесткого берца в челюсть. Раздался хруст кости.
Ивон успел отвести голову, и потому удар получился скользящим. Он откинулся назад, но на ногах устоял. После чего рыкнул, как зверь, почти рыгнул, снова согнулся и ринулся на меня головой вперед. Но с закрытыми от страха глазами. Он явно намеревался нанести мне удар ниже пояса. Но я легко ушел от его атаки вбок, оставив впереди только руку с оружием. Он не зря закрывал глаза, не зря боялся моего ножа и моего умения им владеть. Горло Ивона скользнуло по острию той самой стороной, где проходит сонная артерия, питающая мозг кровью.
Ивон упал лицом в асфальт…
notes
