Надгробие 16 в., Московия (к 2.2.2)

Герб Максимилиана I Габсбурга (к 2.4.5)

Иисус в папской короне, икона «Царь Царем», церковь Покрова, Фили, Москва, конец 17 в. (к 2.8.11)

Книга 2 «Колонизация России или Патриарх Филарет как предтеча английской революции» посвящена истории России с момента польско-австрийской интервенции начала 17 века до Октябрьской революции. Это история колонизации и порабощения России со стороны промышленно развитых стран Европы, а также борьбы за обретение самостоятельности. Мифы романовской историографии сопоставлены с экономической и политической историей Европы.

Глава 1 «Профессиональные пленные» анализирует официальную версию деятельности отца и сына Романовых – Филарета и Михаила – во время Смуты. Первым источником по истории русской Смуты, излагающим историю возвращения на московский престол царевича Дмитрия, является… пьеса Лопе де Бега от 1606 года. Официальная же романовская придворная версия (она же и нынешняя официальная) практически полностью изложена всего в одном сочинении – «Сказании Авраама Палицына». Эта версия, тем не менее, не в силах, несмотря на лукавые трактовки, скрыть факт сотрудничества Филарета Романова с польскими оккупантами. Именно Лжедмитрий I делает Филарета митрополитом Московским, а Лжедмитрий II – патриархом Московским и всея Руси. 4 ноября 1612 года во время освобождения Мининым и Пожарским Кремля от польских оккупантов вместе с поляками в Кремле находился Михаил Романов с матерью и дядей. Причем согласно Татищеву и «Сказанию…» в Кремле засели «поляки и русские изменники». Официальная версия объясняет поведение Романовых тем, что они то и дело находились в плену и действовали не по своей воле. Так Филарет в течение 7 лет находился в Варшаве якобы в плену, после чего прямо оттуда прибыл на московский престол. «Освобожденный» же в 1612 году из Кремля Михаил Романов отправился с матерью в Ипатьевский монастырь под Костромой, который был известен прежде всего как оплот поляков и Лжедмитрия II. Авторам официальной версии приходилось постоянно изворачиваться, чтобы скрыть известный всем в 17 веке факт: Романовы были верными союзниками поляков.

В Главе 2 «Два мира – две системы» приводятся свидетельства резких перемен, произошедших в Московии в 17 веке после прихода к власти Романовых. Западные авторы, писавшие о Московии конца 16-го века, рисуют ее как закрытую для контактов с Западом страну, похожую в этом отношении на мусульманские страны или Японию. Однако с 30-х годов 17 века происходят резкие перемены практически во всех сферах жизни. Период характеризуется «засильем иностранцев», устройством армии по западному образцу. Все, чем обычно характеризуют петровскую эпоху, уже присутствовало в Московии при первых Романовых. «Главным царским идеологом» при Алексее Михайловиче стал выпускник иезуитской коллегии, член католической конгрегации пропаганды, Паисий Лигарид. Другой выпускник иезуитской коллегии Симеон Полоцкий был наставником наследника престола, открыл в Москве латинскую академию и типографию, где печатались сочинения по латинским образцам. Сложившаяся ситуация полностью противоречит мифу об изгнании в 1612 году поляков и воцарении православного государя и свидетельствует о приходе к власти в стране прозападных сил.

В Главе 3 «Волга-Волга, мать родная, Волга, русская река!» мы начинаем разговор о причинах польско-австрийской интервенции в Московию. Почему Москва стала столицей Романовых? Москва вовсе не являлась перекрестком торговых путей или «тихой гаванью» во времена нашествий и усобиц. Но Москва была ближайшим к Польше крупным населенным пунктом Волжского бассейна, то есть плацдармом, с которого можно было взять под контроль Волжский торговый путь. До начала польско-австрийской интервенции торговый путь Астрахань-Архангельск (через Ярославль и Кострому с выходом в Западную Европу через Белое море) полностью контролировала английская Московская компания. Компания эта вела в Московии беспошлинную торговлю, чеканила свою монету, имела право открывать во всех городах свои торговые дворы, осуществлять поиск месторождений металлов и открывать «железоделательные заводы», а также получила право самоуправления и право «жить по своему закону». В целом, англо-русская торговля в 16 веке очень походила на отношения между Англией и её колониями. Недаром современники называли Ивана Грозного «английским царем». Зона деятельности Московской компании совпадала с учрежденными Иваном Грозным Опричными землями. Созданная через 4 года после появления в Московии англичан Опричнина была направлена на обеспечение колониального вывоза, осуществлявшегося Московской компанией. Барыши от торговли с Московией, а также поставки оттуда снастей для флота, позволяли Англии вести борьбу с Испанией за мировое господство. В 1588 году Англия одержала крупную победу, разгромив испанскую Непобедимую Армаду.

В Главе 4 «Голландский флаг, германский герб» обсуждается переориентация русской торговли в 17 столетии: «английский» век сменился веком «голландским». Чтобы сохранить свою торговлю, англичане в ответ на польско-австрийскую интервенцию строили планы установить над Московией протекторат, однако эти планы не были реализованы. Московская компания потерпела крах. Русская торговля с Европой была перенаправлена с Белого на Балтийское море. Теперь она находилась в руках голландцев – торговых агентов Испанской империи. Это свидетельствует о крупных политических переменах в Московском государстве. От голландцев нам достался флаг с горизонтальными белой, синей, и красной полосами. От австрийцев – герб в виде двуглавого орла.

В Главе 5 «Империя наносит ответный удар» дан очерк схватки за контроль над торговым путем Астрахань-Архангельск во время Русской Смуты. Ликвидация английской торговли с Московией позволила бы Габсбургам вывести Англию из борьбы за мировое господство. Вторжение осуществлялось с территории Польши. Польша в то время была верной союзницей австрийских и испанских Габсбургов. Торговые пути Польши контролировались немецкими купцами, во многих крупных польских городах существовали немецкие колонии, представители которых и осуществляли городское управление. Австрия и Испания финансировали поход в Московию, во вторжении участвовала немецкая и венгерская пехота. В 1605 году интервенты входят в Москву. В 1608-м отряды Сапеги и Лисовского выступают из Москвы и занимают ключевые города на пути Астрахань-Архангельск – Ярославль и Кострому. Для борьбы с поляками формируется земское ополчение, которое к весне 1609 года изгоняет интервентов с Волги.

Однако под их контролем остается Москва. В 1611 и 1612 годах Второе ополчение совершает походы на Москву. Причем поход 1612 года из Нижнего Новгорода на Москву шел через Кострому и Ярославль, то есть ополченцы усиливали или восстанавливали контроль на главном торговом пути. Финансировали поход на Москву Строгановы и «богатейшие ярославские купцы», по всей видимости, связанные с Московской компанией.

Однако осенью 1612 года интервенты берут под свой контроль участок торгового пути от Волги до Архангельска, сжигая торгово-промышленную базу англичан Вологду. Дело Московской компании было проиграно. Сразу после якобы неудачного похода польского королевича Владислава на Москву в 1618 году на московском престоле появляется прибывший из Варшавы Филарет Романов.

В Главе 6 «Так революция или экономический крах?» обсуждаются последствия для Англии краха Московской компании. Причиной Английской буржуазной революции 1640 года (сами англичане называют эти события гражданской войной) принято считать препятствия, чинимые королевской властью развитию английского капитализма. На самом деле, королевская власть активно способствовала развитию капитализма, массово выдавая предпринимателям патенты и «монополии», освобождавшие их от цеховых (гильдейских) ограничений, поддерживая мануфактуры, торговлю и судостроение. Конец 16 – начало 17 века в Англии характеризуются бумом инвестиций в компании, ведущие заморскую торговлю. Происходит объединение Англии и Шотландии. Последней Англия выплачивает субсидии. В этот же период Англия активно поддерживает борьбу с Католической лигой в Европе, как деньгами, так и посылая экспедиционный корпус в поддержку Чешского восстания. Однако после прекращения деятельности Московской компании Англия погружается в экономический, а затем политический кризис. Она идет на переговоры и уступки Габсбургам, до 18 века сворачивает свое вмешательство в европейскую политику. У короля возникают трения с парламентом из-за контроля над собранными пошлинами. Карл I требует у шотландских дворян выкупа за ранее полученные церковные земли. Вспыхивают Шотландское, затем Ирландское восстание, в Англии начинается гражданская война. В 18 же веке Англия выходит из экономического кризиса и достигает глобального доминирования. Причина – последовавший за гражданской войной сгон крестьян с земли и превращение их в армию пролетариев. За счет их труда Англия стала вначале финансовым лидером, а затем, использовав свои финансы для проведения технической революции, промышленным, военным и политическим гегемоном. Подтолкнул ее к этому рывку патриарх Филарет Романов, принявший в начале 17 века активное участие в ликвидации Московской компании.

В Главе 7 «Бунташный век» рассматриваются причины массового сопротивления романовскому режиму в Московии 17 века. Сменившие англичан в качестве торговых монополистов голландцы занялись организацией зернового экспорта. В 16 веке зерновым придатком Западной Европы стала Польша, в которой с целью производства зерна произошло закрепощение крестьян и была создана фольварочно-барщинная система. С началом зернового экспорта совпадает и закрепощение русских крестьян, завершившееся в 1649 году принятием Соборного уложения. Процесс закрепощения крестьян в Европе в 16–17 вв. называют «вторичным» закрепощением. Мы полагаем, что «первичного» никогда не существовало, поскольку «вторичное» крепостничество было «радикальным нововведением», а до него в Европе царила «эпидемия свободы». В ответ на закрепощение Россию всю вторую половину 17 века сотрясали народные восстания. Сопротивлением абсолютистским и крепостническим порядкам был и Русский раскол. На церковном соборе 1667 г. раскольники были объявлены еретиками, для них предполагались жестокие наказания, вплоть до смертной казни. Для преследования раскольников была учреждена Инквизиция. Несмотря на преследования, в России даже в середине 19 века насчитывалось около 10 миллионов раскольников, то есть 15 % населения «русских» губерний. Нелепо сводить Русский раскол к отстаиванию малосущественных различий в церковном ритуале, вроде двуперстия. Это была реакция народа на закрепощение, а, вернее, порабощение.

В Главе 8 «Kaptein Piter, предводитель гвардии» речь идет о сути петровской эпохи. Общепринятые сведения о Петре Первом получены из трудов… французских сочинителей 18 века, в том числе Вольтера. В России их писания продолжил «творец мифов истории» и «алхимик от истории» П. Н. Крекинга (1684–1763). Из них, однако, следует, что в начале своей деятельности Петр постоянно находился под началом прибывшего в Россию из Голландии Франца Лефорта, в том числе в Азовском походе, триумфом за победу в котором был удостоен Лефорт. Согласно Вольтеру, именно по поручению Лефорта Петр едет в Западную Европу с Великим Посольством. Во время азовского похода на московском престоле сидел «князь-кесарь» Федор Юрьевич Ромодановский. Он же руководил страной и во время Великого Посольства Петра. В 1699 году, покидая Москву, Петр опять якобы передает Ромодановскому власть. Неправдоподобна история подавления Стрелецкого бунта: двадцатипятилетний царь на полтора года покидает страну, которая ведет войну с Турцией и в которой регулярно вспыхивают восстания стрельцов. Как правило, такие истории кончаются сменой власти. Однако в случае Петра происходит чудо: он возвращается в России, подавляет мятеж и приступает к реформам. Мы предлагаем другую версию событий. В начале 18 века серьезную угрозу для голландской торговли на Балтике стала представлять Швеция, стремившаяся поставить под свой контроль торговые потоки. Назревало военное столкновение. В этих условиях про габсбургский романовский режим, последним представителем которого был «князь-кесарь» Ромодановский (вероятно, фамилия переделана из Романова), был заменен на более эффективное правление гвардейской хунты. Первоначальным предводителем ее был Франц Лефорт, после его смерти в 1699 году главенство перешло к голландцу Kaptein'у Piter'у, который вошел в русскую историю под именем Петра Великого. О голландском происхождении Петра свидетельствует крест с надписью на голландском языке, воздвигнутый им в благодарность Богу за спасение на Белом море. Реформы Петра после подавления Стрелецкого бунта были не просто государственным переворотом, а установлением в стране жесткого колониального режима. Был упразднен пост обладавшего большой властью патриарха, главой церкви стал сам Петр, стрелецкое войско было распущено и заменено наемной армией, офицерами в которой были, в основном, европейцы, под контроль «регулярной полиции» были поставлены русские города, менялась одежда и обычаи, в том числе церковные. Реформы проводились с крайней жестокостью. Вольтер сравнивает Петра Первого с завоевателем Мексики Кортесом. В результате в стране установилась власть гвардейской корпорации, состоящей по преимуществу из иностранцев. Русское крестьянство было полностью порабощено. Рабами правящего режима, по существу, стали и русские дворяне.

В Главе 9 «Дворяне против гвардии» речь идет о послепетровской истории России 18 века. История эта изобилует государственными переворотами, осуществленными гвардейской верхушкой. Сопоставление с изменениями в европейской торговле и политике показывает, что именно этими изменениями и были обусловлены смены правителей России. В первой трети 18 века Голландия утрачивает свое доминирование в мировой и балтийской торговле, и на ведущие позиции вновь выходит Англия, заключившая союз с империей Габсбургов. «Смотрящим» за колониальным вывозом из России вместо голландца Kaptein'a Piter'а на 1730–40 годы становится Курляндский герцог Эрнест-Иоанн Бирон. Выходцы из Курляндии были, очевидно, компромиссом между Австрией и Англией. В середине 18 века на лидерство в Европе начинает претендовать Пруссия. Россия, как сателлит Австрии, вступает в австро-прусскую войну на стороне Австрии и якобы одерживает победы и даже берет столицу Пруссии Берлин. Однако в результате Пруссия получает Силезию, из-за которой и началась война, а в России в разгар войны скоропостижно умирает императрица Елизавета Петровна и на престол вступает герцог Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский или император Петр III, первый представитель воцарившейся с тех пор в России династии Гольштейн-Готторпов. Россия возвращает Пруссии все якобы захваченные у нее земли и вступает в боевые действия с Австрией уже на стороне Пруссии. Российская армия переделывается по прусскому образцу. Это свидетельствует о поражении России войне с Пруссией и о переходе ее в зону прусского влияния. Ориентация на Англию осталась неизменной, поскольку Англия теперь находилась с союзе с Пруссией. Династия Гольштейн-Готторпов на российском престоле была на сей раз компромиссом Англии и Пруссии. Московия – Россия прошла в 16–18 вв. следующие этапы: господство английской Московской компании – польско-австрийская интервенция и голландский зерновой экспорт – борьба против шведской гегемонии на Балтике – возвращение «английского века» – смена ориентации с Австрии на Пруссию. Эти этапы сопровождались соответственными изменениями в политической власти: «английский царь» Иван Грозный – польско-австрийские ставленники Романовы (Римские) – предводитель гвардии Kaptein Piter – курляндские герцоги – Гольштейн-Готторпы. Начиная с Екатерины II Россия пытается обрести политическую самостоятельность, лавируя между Австрией и Пруссией. Об экономической независимости речь пока не идет. Начиная с Петра III российские императоры пробуют избавиться от всевластия гвардейской корпорации, пытаясь опереться на все дворянство. Недовольные утратой господствующего положения, потомки петровских гвардейцев подняли мятеж 14 декабря 1825 года. Однако политика опоры на дворянство и реформы в армии сработали, и мятеж был подавлен. Вместо гвардейской корпорации, Николай I опирается на созданный им жандармский корпус. В 1833 году публикуется «Свод законов Российской империи», ограничивающий произвол в политической жизни. В целом, система государственной власти, введенная Николаем I, просуществовала вплоть до крушения Российской империи в 1917 году.

В заключительной Главе 10 «Мы новый мир построим» речь идет об индустриализации крестьянства в Российской империи и СССР. Именно сгон крестьян земли и создание армии пролетариев позволили Англии выйти в мировые лидеры и создать Британскую империю. По этому пути обиралась идти и Россия. Крепостное право в принадлежавшей России Прибалтике было отменено в 1816–1819 гг. Однако Александр I и Николай I не торопились с отменой крепостного права на всей территории, поскольку это затрагивала интересы дворянства. Кроме того, на крепостной системе основывалась сила русской армии. Однако поражение в Крымской войне показало, что для соперничества за мировое лидерство России необходима промышленная революция. Александр II через 5 лет после окончания Крымской войны в 1861 году отменяет крепостное право. В результате появления армии пролетариев в России начался в 1893 году бурный промышленный подъем, сопровождавшийся вывозом капитала. Колониальное ограбление страны шло и после ликвидации в России крепостного рабства уже более современными способами – за счет предоставления финансовых кредитов. После Октябрьской революции 1917 года советская Россия, а затем СССР сломали колониальную систему ограбления, и доход от продолжавшейся индустриализации оставался внутри страны. Именно этот доход и есть главный мотор советской эпохи. В 70-х ресурс индустриализации крестьянства в СССР был исчерпан. Резервов для экономического роста у советской страны не осталось.

Самой крупной ошибкой СССР был разрыв отношений с Китаем и отказ от участия в процессе китайской индустриализации. С 80-х годов доход от индустриализации Китая – основной мотор развития Западного мира.

Оставшись без ресурса развития, СССР в конце 70-х вступил в период экономического кризиса. Выход был найден во включении в глобальную экономику в качестве источника энергоресурсов. За это пришлось заплатить ликвидацией социалистического лагеря, распадом самого СССР и политической зависимостью от США. По прогнозу ООН к 2030 году доля городского населения Китая составит 60 %, то есть подойдет к среднемировому уровню. Значительно сократится и разница в зарплатах по сравнению с Европой. Кончается горючее, к появлению которого невольно приложил руку «наш» патриарх Филарет – сгон крестьян с земли или индустриализация. Горючее, которое двигало мир в течение всего Нового времени. Если для создания новых армий пролетариата не будет развязана Мировая война, нас ждет жизнь в действительно новом мире. Нынешние его лидеры сойдут со сцены. А перед Россией может открыться новый шанс на самостоятельное осмысленное существование.

Для начала зададимся вопросом: а какие вообще существуют подтверждения всей этой истории о польской интервенции и подвиге русского народа? Были ли в самом деле польские отряды в Кремле? Не является ли все это идеологическим мифом, изготовленным, например, для оправдания раздела Польши, случившегося при участии России в конце 18 века?

Сходу не так просто ответить на этот вопрос. В качестве подтверждения приводят лишь писания историков. А откуда они все это узнали? Василий Татищев (про которого другой выдающийся российский историк С. М. Соловьев написал так: «Он первый начал обрабатывание русской истории, как следовало начать; первый дал понятие о том, как приняться за дело; первый показал, что такое русская история») при написании глав, касающихся «смутного времени», в своей «Истории Российской» (изд. 1768–69 гг.), по мнению современных историков, использовал лишь «Сказание Авраамия Палицына» и, как сообщается, «летописные памятники, впоследствии утраченные». Ну, о чудесных находках и утратах Татищевым «летописных памятников» написал целую книгу А. П. Толочко («История Российская» Василия Татищева: источники и известия М.-Киев, НЛО, Критика, 2005.), употребляя при этом термин «фальсификация» (см. 1.3.1). Поэтому не удивительно, что практически все сведения, которые мы знаем о Смутном времени, содержит «Сказание Авраама Палицина». И нет никаких других русских источников того периода, которые излагали бы хоть сколько-нибудь отличную точку зрения и сообщали новые факты. Да и современные историки, в общем, не спорят, а признают – это все одна и та же официальная придворная версия.

Могут возразить: но Авраамий Палицын был очевидцем описанных им событий! Как говорится, знаем мы таких очевидцев. К тому же, это стандартный литературный прием, известный по крайней мере с того же 17 века, когда писатель выдает себя за непосредственного участника действия. К примеру, Даниэль Дефо, опубликовавший своего «Робинзона Крузо» в 1719 году, первоначально выдавал книгу за творение самого Робинзона, и лишь потом был вынужден признать свое авторство.

А когда и где впервые была поведана миру авантюрная история так называемого Лжедмитрия? Если ты, читатель, не знаешь об этом, то догадаться тебе будет трудно. Драму «Новые деяния Великого князя Московского» в 1606 году опубликовал у себя на родине, естественно, на испанском Лопе де Бега. В драме рассказывается, как царь Василий убивает посохом своего сына Ивана, приходящегося Дмитрию дядей. После чего сам Василий умирает от горя. Дмитрия же в свое время мать спрятала от происков Ивана, отдав на воспитание немецкому рыцарю Ламберто. После смерти Василия воцаряется недееспособный отец Дмитрия Федор, но регент Борис норовит устранить Дмитрия, как законного наследника престола. Дмитрий скрывается в монастыре под видом послушника, но, узнанный Борисом, бежит в Ливонию, где работает на кухне у графа Палатино и влюбляется в его дочь Маргариту. Дмитрий раскрывает свое происхождение, женится на Маргарите и с помощью польского короля Сигизмунда возвращает себе законный московский престол. На этом пьеса заканчивается.

Известно, что «настоящий» исторический Лжедмитрий победно вступил в Москву 20 июня 1605 года, а 27 мая 1606 года уже был убит заговорщиками. Поэтому можно, конечно, предположить, что сначала Лопе де Бега с поразительной быстротой узнал все детали воцарения Лжедмитрия, а затем просто поленился переписать свою пьесу, хотя она теперь могла вызвать у публики юмористические чувства. Но мы полагаем, что это датировки Смутного времени были сделаны, исходя из даты публикации пьесы испанского классика. Тем более, что Лопе де Бега при написании своей пьесы использовал истории португальских самозванцев 16 века лже-Себастьянов. Лопе де Бега отчасти переработал эти истории, и те сочинители, что писали историю Смутного времени, использовали как пьесу испанского классика, так и историю португальского самозванства 16 века.

Итак:

В Португалии король Себастьян I был слаб здоровьем и слегка простоват / А в Москве – царь Федор Иоаннович.

На Себастьяне (погиб в 1578 г.) пресеклась Ависская династия / А на Федоре Иоанновиче (умер в 1598 г.) – династия Рюриковичей.

После смерти Себастьяна Португалия была присоединена к Испании / В результате падения династии Рюриковичей в Москву вошли польские войска.

Себастьян погиб в военном походе и тело его не было найдено. Что и дало повод к сомнениям в его гибели и появлению самозванцев. Тогда Филипп II объявил, что останки Себастьяна найдены в Марокко и перенес их лиссабонский монастырь Жеронимуш / Сомнения в гибели Дмитрия Иоанновича дали повод к появлению в 1603 году Лжедмитрия I, а в 1606-м – Лжедмитрия II. При вступившем на трон Василии Шуйском «святые мощи страстотерпца царевича Димитрия были обретены нетленными» и перенесены из Углича в московский Архангельский собор.

Лже-Себастьян I был монахом кармелитского монастыря в Лиссабоне, из монастыря был выгнан в 1578 г. и отправился к испанской границе, где и объявил себя королем Себастьяном / Лжедмитрий I был монахом Чудова монастыря в Кремле, затем в 1602 году бежал из монастыря в Польшу, где и объявил себя царевичем Дмитрием.

Лже-Себастьян II (казнен в 1585 г.), провозгласив себя королем, устроил свой двор неподалеку от Лиссабона в Эрисейре, где присваивал своим приверженцам высокие титулы и откуда рассылал воззвания и указы / Лжедмитрий II (убит в 1610 г.) устроил свой двор неподалеку от Москвы в Тушине, где присваивал своим приверженцам высокие титулы, раздавал им земли, принимал иностранных послов, и откуда рассылал свои манифесты.

Еще Н. А. Морозов заметил, что традиционная история просто напичкана совпадающими сюжетами. Мы полагаем, что это не потому, что история имеет свойство чудесным образом повторяться, а потому что число сюжетов ограничено и при фальсификации событий сочинители исторических трудов используют произведения своих предшественников.

Несмотря на то, что истории о самозванцах явно перекочевали к нам из Португалии, наши сведения о Смутном времени все же имеют под собой реальное основание. Тому есть и некоторые материальные свидетельства (которые мы обсудим позднее), но мы начнем с литературных.

Как мы уже упомянули, никто не возражает – то, что мы знаем о Смутном времени, есть официальная версия событий. Эта версия явно ставит своей целью преподнести династию Романовых в наилучшем виде. Патриарх Филарет целенаправленно изображается как бескомпромиссный борец с польско-литовскими оккупантами, вокруг него и его сына Михаила в ходе этой борьбы сплотились лучшие силы народа, избравшие Михаила на царство. Но отчего же, читая официальную версию, мы вдруг натыкаемся на серьезные противоречия: оценка событий делается в благоприятном для Романовых ключе, но сами-то события совершенно не вписываются в образ решительных борцов с иноземным нашествием. Судите сами: Ростовский митрополит Филарет «как только отряды Лжедмитрия II подошли к Ростову, вместе с воеводой Третьяком Сеитовым организовали оборону города и даже вылазку против поляков, возглавляемых Сапегой» (А. В. Чумаков От Ипатьевского монастыря до ипатьевского дома М., 2004). На мгновение прервемся, чтобы выяснить: а как Филарет Романов стал митрополитом Ростовским? А вот как: Ростовским митрополитом его сделал Лжедмитрий I. Объясняется: это потому, что Филарет был в опале при Борисе Годунове. Хорошо, пусть так, но если он принял предложение Лжедмитрия, то, значит, проявил полную лояльность к режиму, пришедшему к власти с польской помощью. Но зато потом встал на борьбу с польским ставленником Лжедмитрием II! – скажут нам. Правда, несколько неудачно: «Однако силы были неравными, ростовчане потерпели поражение. Филарета повезли на расправу к тушинскому вору» (там же). Да, у Лжедмитрия II были все основания расправиться с неблагодарным Филаретом, укусившим руку, которая его облагодетельствовала. В чем же состояла эта расправа? Профессор Чумаков и сам понимает весь юмор ситуации: «Расправа была оригинальной: Лжедмитрий II объявил Филарета теперь уже патриархом Московским и всея Руси». Может быть, Лжедмитрий II был добрым христианином, и подставил левую щеку ударившему его по правой? Но такой подход он применил исключительно к Филарету. Процитируем «Сказание Авраамия Палицина»: «Тверскаго архиепископа Феоктиста обесчестивше и по многих муках в бегстве к царьствующему граду на пути смерти предашя. И ратным обычаем от правоверных взято бысть тело его, обнажены кости оружии, в знамениих животных кровоядных начертано. Такожде и Суздальский архиепископ во изгнании скончася. Епископа же Коломенского Иосифа, на пушке привязавше, неединою под грады водяще и сим страшаще многих. И малии от освященнаго чина тех бед избегоша, память же тех язв многим и до смерти остася». В числе этих «малиих от освященнаго чина тех бед избегоша» оказался как раз Филарет Романов, сделавший, согласитесь, при оккупантах просто блестящую карьеру.

С. Ф. Платонов предлагает следующий ответ на эту «загадку»: «из Москвы еще при Борисе, в конце 1604 года, официально сообщали в Вену императору Рудольфу II, что Гришка был на службе у Михаила Никитича Романова… Так, несколько намеков ведут исследователя к тому же подозрению, к которому пришел в свое время Борис и которое только можно выразить словами, что корни самозванческой интриги были скрыты где-то в недрах дворцовой знати, враждебной Борису, и скорее всего в кругу Романовых и родственным им или близких по свойству семей» (С. Ф. Платонов Смутное время. Очерки истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в Московском государстве в XVI–XVII вв. СПб, 1901, гл. 2, 2).

Что же, составители официальной версии, превозносящей Романовых, не понимали, что их рассказ не лезет ни в какие ворота? Да нет, не могли не понимать, поэтому и окружили описания подобные событий пояснениями, предлагая притянутые за уши мотивировки, вроде «курил, но не затягивался». Почему же нельзя было отредактировать текст, переписав события в нужном виде? Ответ может быть только один: потому что все вокруг об этом знали. И авторам официальной истории приходилось постоянно изворачиваться, чтобы сгладить известный всем факт: Романовы были верными союзниками поляков.

Вот вся эта ситуация как раз и убеждает, что поляки, действительно, побывали в Москве в начале 17 века. Иначе, зачем было писать официальную историю, прибегая к постоянным ухищрениям, чтобы опровергнуть совершенно явно следующие из нее выводы?

А вот извлечение из «Нового летописца», посвященного тем же событиям, что и «Сказание Авраамия Палициына» – сообщается об избрании на царство Михаила Федоровича Юрьева, сына великого боярского рода боярина Федора Никитича Юрьева: «и возопили все громогласно, что люб всем на Московское государство Михаил Федорович Юрьев» (332. Царство государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии в лето 7121). Фамилия Романов здесь не упоминается. Почему? Может, потому, что это была не фамилия, а прозвище, обозначающее «Римский»? «Римский» в то время значило – относящийся к Священной Римской империи Германского народа, возглавляемой Габсбургами. Габсбурги носили титул Римских императоров, а их подданные назывались римским народом или римлянами. По-видимому, поначалу прозвище не хотели упоминать в записи об избрании Михаила на царство. Но потом оно так прилипло, что деваться уже было некуда – пришлось вносить в официальную историю.

Что же было дальше с Филаретом Романовым, он же Федор Юрьев? В 1611 году он отправляется в Польшу с посольством, которое должно было пригласить на московский престол польского королевича Владислава. Поляки, якобы, зачем-то решают арестовать Филарета и держат его в плену аж до 1619 года, когда он возвращается в Москву. Если не обращать внимание на объяснения придворных историков, то дело выглядит следующим образом: прибывший из Варшавы Филарет занял место на московском престоле рядом со своим сыном, именовался при этом Патриархом и Великим Государем, и фактически единолично управлял страной до своей смерти в 1633 году. Возвращение Филарета случилось совсем скоро после якобы неудачного похода на Москву 1618 года того самого королевича Владислава. Вполне вероятно, что Филарет и прибыл в Москву в обозе польского королевича, с тем, чтобы стать московским наместником польского короля Сигизмунда. Во всяком случае, с 1619 года до смерти Сигизмунда (1632) и Филарета о каких-либо военных конфликтах между Польшой и Московским царством ничего не известно.

Теперь остановимся на некоторых фактах из биографии Михаила Романова. Итак, праздник Народного Единства, с которого мы начали, отмечается 4 ноября, поскольку в этот день ополчение под руководством Минина и Пожарского изгнало из Кремля польских интервентов. Вот как описывает это событие С. М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен»: «Доведенные голодом до крайности, поляки вступили наконец в переговоры с ополчением, требуя только одного, чтобы им сохранена была жизнь, что и было обещано. Сперва выпустили бояр – Федора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского, Ивана Никитиче Романова с племянником Михаилом Федоровичем и матерью последнего Марфою Ивановной и всех других русских людей… На другой день сдались и поляки». Чувствуя неудобность ситуации – Минин и Пожарский выбили из Кремля отсиживавшегося там с поляками Михаила Романова – официальная историография идет по уже отработанному пути и объясняет, что Михаил Романов находился в Кремле… тоже в плену. То есть просто династия профессиональных пленных.

А вот Василий Татищев не знал, что в Кремле находились какие-то пленники и написал так: «Остальные же поляки и русские изменники ушли в Кремль и заперлись». Это он пересказал слова «Сказания Аврамия Палицына»: «Во граде же Кремле во осаде Поляки и Литва и Немцы и Руские изменники гладом зело стесняеми, люте умирающе». Естественно, что при этом ни Татищев, ни Палицын, в отличие от Соловьева, не сообщают имен находившихся в Кремле бояр. Скажем еще, что «пленный» Иван Никитич Романов известен тем, что вместе с другими московскими боярами в ночь с 20 на 21 сентября 1610 года впустил поляков в Москву и возглавил процесс приведения москвичей к присяге польскому королевичу Владиславу. Изгнанный же из Москвы Михаил Романов вместе с матерью отправился в Ипатьевский монастырь близ Костромы. Чем же известен этот монастырь? Тем, что в нем базировались сторонники поляков и Лжедмитрия II. Вот что сообщает нам сайт монастыря: «Благоденствие Ипатьевского монастыря, равно как и всей России, было нарушено страшным периодом Смутного времени. В это сложное время монастырь оказался на стороне Лжедмитрия II и поляков. В 1608 году архимандрит Ипатьевского монастыря Феодосий и игумен Костромского Богоявленского монастыря Арсений во главе посольства костромичей, состоявшее из дворян, детей боярских и посадских людей, отправились «бить челом» в Тушинский лагерь – ставку самозванца Лжедмитрия II. В начале 1609 года в Костроме вспыхнуло восстание против сторонников «тушинского вора». Оно сопровождалось жестокими избиениями местных дворян и детей боярских, около 200 дворян вместе с семьями были утоплены в реке Волге. Это не могло не вызвать осуждения восставших со стороны насельников Ипатьевского монастыря. В связи с этим они оказали поддержку тушинскому ставленнику костромскому воеводе Н. Д. Вельяминову вырвавшемуся из города вместе со своими сторонниками. В феврале-мае 1609 года братия монастыря укрыла их за надежными крепостными стенами. Осада монастыря продолжалась до начала августа 1609 года и завершилась взятием обители. Сторонники Лжедмитрия II были уничтожены, но воевода Вельяминов благополучно спасся от смерти и впоследствии служил Михаилу Федоровичу Романову верой и правдой». Думаю, воевода Вельяминов служил Романовым верой и правдой не только после, но и до.

Официальная версия истории гласит, что с 1605 по 1618 годы Московское царство вело тяжелую борьбу с польскими интервентами. Была одержана победа над захватчиками, в результате которой к власти пришла династия Романовых. Вполне естественно было бы ожидать, что их правление будет опираться на народную память о славной победе, а идеология – выдержана в антизападном-антипольском духе. Ничего подобного. Наоборот, именно 17 век характеризуется резким ростом западного, прежде всего польского влияния. Пытаясь объяснить эту тенденцию, В. О. Ключевский говорит о стремлении Московского государства преодолеть свою отсталость. Но тут же сам задается вопросом: «Почему это началось в 17 в. Трудно сказать, отчего произошла эта разница в ходе явлений между 16 и 17 вв., почему прежде у нас не замечали своей отсталости…» (Русская история, ч. 3, Начало западного влияния на Россию).

На наш взгляд, этот рост западного влияния – прямой результат насильственного воцарения пропольской династии Романовых. Ключевский говорит о постепенности перемен. Однако перемены были именно резкими. Западные авторы, писавшие о Московии конца 16-го века, рисуют ее как закрытую для контактов с Западом страну, похожую в этом отношении на мусульманские страны или Японию 19 века.

Вот что пишет в «Московии» Сигизмунд Герберштейн: «Говорят, что подавая руку послу римской веры, государь считает, что подает ее человеку оскверненному и нечистому, а потому, отпустив его, тотчас моет руки». Более пространно у Рейнгольда Гейденштейна в «Записках о Московской войне» (1578–1582): «Они считают варварами или басурманами всех, кто отступает от них в деле веры, даже и тех, кто следует обрядам Римской церкви, и отвращаются от них, как от какой-то язвы, считая непозволительным иметь что-либо общее с ними; вследствие такого убеждения явился обычай, что всякий раз, когда князья выслушивают иностранных послов, они имеют пред собою таз с водою, чтобы ею тотчас обмыть руки, как бы оскверненные от прикосновения иностранцев».

Михалон Литвин в своем труде «О нравах татар, литовцев и москвитян» (1550) постоянно говорит о сходстве нравов московитян и татар: «Московитяне, татары и турки, хотя и владеют землями, родящими виноград, но вина не пьют, но, продавая христианам, получают за него средства на ведение войны… Во всех землях татар и московитян… пьянство запрещено… Рассердившись на кого-либо из своих, московитяне желают, чтобы он перешел в римскую веру, настолько она им ненавистна… Ни татаре, ни московитяне не дают женщинам никакой воли…». Судя по первой фразе, Литвин вообще не считает москвитян христианами. (О том, какая вера была тогда в Московии см. 3.2.3, 4).

А это Чарльз Карляйль: «…женщины этой страны… живут затворницами и преимущественно знатные… если замужние женщины живут так замкнуто, то девушки тем более, и если последние и выезжают, то покрывают свое лицо большою вуалью» (Описание Московии). Эту «большую вуаль» я бы сопоставил, если уж не с паранджой, чтобы не дразнить «традиционного» читателя, то, во всяком случае, с головным убором русской казачки: «Голову покрывали несколькими платками или замысловатыми головными уборами: рогатыми кичками, тюрбанами, «корабликами». Поверх платков надевалась казачья соболья шапка. Близость к восточным традициям просматривается даже в деталях. Например, «знуздалка», или «замуздка», – платок, которым прикрывали часть лица. Этому обычаю никогда не следовали иногородние женщины, а казачек дразнили «татарками». Знуздалка была обычно красно-белого цвета. Концы шали уже поверх надетой знуздалки обертывались, прикрывая нижнюю часть лица и рот, вокруг шеи и повязывались спереди узлом» (Сайт Московского областного отдельского казачьего общества). О затворничестве женщин пишут и Джон Мильтон (1608–1674) – да, да, тот самый – в своей «Московии»: «жены послушны и не выходят из дома». И чуть ранее в своей «Московии» (1549) Сигизмунд Герберштейн: «Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки… весьма редко допускают женщин в храмы». Отмечу также и функциональную, и фонетическую близость русского терема и восточного гарема.

Отметим попутно и обычай старообрядцев – то есть всех доромановских русских – хоронить покойника в день смерти, завернув его в саван, совпадающий с современным мусульманским обычаем.

Вообще говоря, тот, кто считает, что хорошо представляет жизнь русских в 16 веке, может порой испытать сильное удивление. К примеру, специалисты не могут прочесть и объявляют тайнописью надпись на Звенигородском колоколе, отлитом якобы в 17 веке (но, скорее всего в до-романовскую эпоху).

«Не читаются», – сообщают, кпримеру, о надписях на настенных таблицах при входе в Успенский храм патриаршего Крутицкого подворья в Москве. А ведь считается, что храм был построен в 80-х годах 17 века. Или вот сообщение в прессе о находке в 2009 году на раскопках в Твери глиняной плитки, которую археологи относят в 16 веку, но надпись на которой расшифровать не могут. (Эти надписи не относятся к арабским. Надпись на Звенигородском колоколе напоминает глаголицу. Похожие по начертаниям буквы на надписи на кенотафе умершего якобы в 1365 году Рудольфа IV Габсбурга, герцога Австрии, в Венском соборе святого Стефана. Вероятно, тогда латынь еще не была распространена в Европе – см. 4.3.6).

В том же 2009 году иранский консул, увидев на выставке в Астрахани шлем Ивана Грозного, привезенный из Стокгольма, легко прочел на нем арабские слова «Аллах Ахмад», прямо под которыми находится понятная без перевода надпись «Шелом Князя Ивана Васильевича, Великого Князя сына Василия Ивановича, господаря Всея Руси самодержца». Много в последнее время писалось об арабских надписях на оружии, хранящемся в Оружейной палате московского Кремля. В ее архиве находится рукопись с говорящим названием: «Рукописная опись Оружейной палаты Московского Кремля, составленная в 1862 году помощником директора Оружейной Лукианом Яковлевым. При составлении описи восточные надписи были разобраны муллою Хейреддином Агъевым, братом его муллою Зейэддином и отцом их ахуном московского Мухамеданского общества имамом Магометом Рафиком Агъевым. Москва, 1862 год». В основном, это религиозные надписи, упоминающие Аллаха, Магомета и цитирующие Коран. Причем на ряде сабель, так же, как на шлеме Ивана Грозного, одновременно присутствуют надписи на арабском и кириллице.

Вспомним найденное Карамзиным в Троице-Сергиевой лавре «Хождение за три моря» Афанасия Никитина или же «Написание Офонаса тферитина купца, что был в Индии четыре года», где автор часто переходит со славянского на тюркский с вкраплениями арабского и фарси, к примеру: «Олло худо, Олло акь, Олло ты, Олло акъбер, Олло рагым, Олло керим, Олло рагым елъло, Олло карим елло, таньгресень, худосеньсень. Бог един, тъй царь славы, творець небу и земли». Что традиционно переводят как «Господи Боже, Боже истинный, ты Бог, Бог великий. Бог милосердный. Бог милостивый, всемилостивейший и всемилосерднейший ты. Господи Боже. Бог един, то царь славы, творец неба и земли», хотя Олло акъбер или Аллах акбар понятно сейчас и без перевода. Или вот уже в самом конце «Хождения»: «Олло перводигырь! Милостью же божиею проеидох же три моря. Дигырь худо доно, олло перводигирь доно. Амин! Смилна рахмамъ рагымъ. Олло акберь, акши худо, иллелло акши ходо. Иса – рухолло, аликсолом. Олло акберъ. Ла илягиля илл Олло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукуръ худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагым. Хуво мугу ллязи, ля иляга ильля гуя алимул гяиби ва шагадати. Хуа рахману рагыму, хуво могу лязи. Ля иляга ильля гуа. Альмелику алькудосу асалому альмумину альмугамину альазазу альчебару альмутаанъбиру альхалику альбариюу альмусавирю, алькафару алькахару альвахаду альразаку альфаиагу альалиму алькабиру альбасуту альхафизу альъррафию, альмавифу альмузилю, альсемию, альвасирю, альакаму альадьюлю, альятуфу!» Здесь уже используем точный перевод Зураба Гаджиева (статья «Хождение Афанасия Никитина за новой верой» с сайта «Исламская цивилизация»): «Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного! Аллах велик, Боже благой. Иисус – дух от Аллаха, мир ему. Аллах велик. Нет бога, кроме Аллаха. Господь-промыслитель. Хвала Аллаху, благодарение Богу всепобеждающему. Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Он Бог, кроме которого нет Бога, знающий все скрытое и явное. Он Милостивый, милосердный. Он не имеет себе подобных. Нет Бога, кроме Него. Он Властитель, Святость, Мир, Хранитель, Оценивающий добро и зло, Всемогущий, Исцеляющий, Возвеличивающий, Творец, Создатель, Изобразитель, Он Разрешитель от грехов, Каратель, Разрешающий все затруднения, Питающий, Победоносный, Всесведуший, Карающий, Исправляющий, Сохраняющий, Возвышающий, Прощающий, Низвергающий, Всеслышащий, Всевидящий, Правый, Справедливый, Благой». Зураб Гаджиев отмечает: «Заключительная молитва в «Хожении» Афанасия Никитина состоит из трех частей: 1) общего прославления Бога, 2) искаженного написанием прославления Аллаха по 22–23 аятам 59-й суры Корана и 3) безошибочного по порядку и довольно точного по написанию перечня эпитетов Аллаха, начиная с 4-го по 31-е его «имя». Кроме того «упоминание Иисуса Христа: «Иса рухоало» («Иисус дух Божий»)… соответствует Корану: «Ведь Мессия, Иса, сын Марйам – только посланник Аллаха и его слово… и дух его».

До нас дошло также большое количество русских монет с арабскими надписями. Процитируем словарь Брокгауза-Эфрона: «В конце XIV в. возникает опять самостоятельный чекан монеты в России, вследствие требования ханов Золотой орды, чтобы князья помещали на своих монетах, вместе с собственными именами, и имена их сюзеренов-ханов. Так возникают русско-татарские монеты, имеющие на лицевой стороне имя хана (Тохтамыша), изображенное арабскими буквами, а на обороте имя князя (Андрея Храброго, Юрия Димитриевича Галицкого, Бориса Константиновича городецкого) или вел. князя, написанное по-русски (Димитрия Донского, Василия Димитриевича, Василия Темного). При Иоанне III прекращается упоминание на монетах имени хана, но арабские надписи, содержащие имя князя (Ибан = Иван, Михаила Теверчи – Михаил Тверской) еще встречаются. Их употреблением старались расширить область обращения монеты и открыть для нее восточные рынки. Русская монета XIV и XV вв. имеет вес и величину татарских диргемов этого времени. Название серебряной монеты было деньга (от татарско-персидского тенга)»(ЭСБЕ, СПб, 1890–1907 Русские монеты).

При этом, Однако оказывается, что «татарские надписи на ранних русских двуязычных монетах… зачастую бессмысленны или даже не читаемы… в качестве оригиналов для копирования (надписей) брались любые монеты без разбора и очень часто старые – с именем хана, уже принадлежавшим прошлому» (Спасский И. Г. Русская монетная система Л., Эрмитаж, 1962, с. 65). Без разбора изготовляли эти двуязычные монеты фальсификаторы, как это было с монетами «Киевской Руси» (см. 1.2.8). А вот русские монеты, относимые к эпохе Ивана III, с арабскими надписями – еще одно свидетельство бытования в Московии арабской письменности.

Говоря о неожиданностях 16 века, отметим еще так называемые гаммаобразные или вилообразные кресты на надгробных плитах. Извлеченные из земли при недавних раскопках, их можно увидеть в Андронниковом монастыре в Москве, в Горицком монастыре Переславля-Залесского, в Ново-Иерусалимском монастыре. Крест напоминает дерево с двумя расходящимися в разные стороны ветвями. Там, где ветви соприкасаются со стволом, помещен кружок с орнаментом. А ведь по изображению на могиле можно с хорошей точностью определить эпоху. Меняется эпоха – меняется изображение. Так с приходом советской эпохи кресты на могилах были заменены на пятиконечные звезды.

В 17 веке явно произошла смена эпох, а не постепенное усиление западного влияния.

О «странностях» русской истории, таких, как надпись на Звенигородском колоколе, молитвы на арабском в «Хождении» Афанасия Никитина, арабские надписи на русских монетах, о тех же гаммаобразных крестах писали в последнее время представители «Новой хронологии» А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский. Может показаться, что мы пересказываем их выводы. Но это не так. Выводы «Новой Хронологии», по преимуществу, получены на основе трактовки литературных текстов, что приводит к дублированию того, с чем они будто бы спорят: мифические империи Чингисхана, Александра Македонского или Древнего Рима они предлагают заменить столь же мифической империей древнерусских ханов. По существу, представители «Новойхронологии» с блеском продемонстрировали: из полного корпуса так называемых исторических источников путем его «редактирования» можно получить какую угодно историю. При объявлении фальсификатами одного ряда источников мы получим традиционную историю, если же объявить фальсификатами другой ряд источников, то получается другая с виду история, например Великая империя по Фоменко и Носовскому. Но дело в том, что критерий достоверности тех или иных исторических источников лежит вне литературы. А именно – в истории технологий, в экономической географии. Технологическое превосходство всегда обеспечивает превосходство военное и политическое. Но ведь это англичане приплыли по морю в устье Северной Двины, а не русские корабли к устью Темзы. Первый оружейный завод в Московии построил в 1632 году в Туле голландец Винниус. Печатный станок впервые появился в Майнце, а не в Москве. Как мы уже отмечали (1.4.2), на Русской равнине до конца 16 века не было разведанных месторождений руд, пригодных для изготовления оружия. Великая империя русских ханов повисает в воздухе и напоминает памятник Александру Македонскому в Салониках, где великий полководец в короткой тунике – то есть голой задницей – сидит на ничем не покрытой спине своего Буцефала. Так далеко не уедешь.

Исключительно на анализе литературных источников построил свои исторические работы и Лев Гумилев. «Редактированием» корпуса источников он не занимался, принимал их все за данность, поэтому для объяснения фантасмагорической картины, которую дает совокупность этих источников, ему не осталось ничего другого, как прибегнуть к теории дуг пассионарности. (В частности, для того, чтобы объяснить, как это не владеющие металлургией, то есть практически безоружные кочевники, могли завоевать промышленно более развитые страны). Согласно этой теории, под влиянием облучения космическими лучами в некоторой дуге на земной поверхности возникает пассионарный толчок, то есть на этой территории начинает кипеть жизнь, создаются империи, идут завоевания и т. п. Через некоторое время мутация, произведенная космическими лучами, затухает, территория возвращается к прозябанию, а пассионарная дуга непредсказуемо возникает где-то в другом месте. На наш взгляд, теория дуг пассионарности есть теория… литературоведческая, описывающая законы художественной литературы, к которой и относятся исторические источники. (Напомним, что в 19 веке в России историю изучали на историко-филологических факультетах. Кое-где они сохранились до сих пор. А «Историю Государства Российского» Карамзин «написал»). Создание дуги пассионарности происходило следующим образом: появлялось сочинение некоего автора о некотором славном царстве-государстве. Царство это, естественно, вело войны с соседями, о чем и сообщал автор. Вслед за ним популярную тему вновь обнаруженного царства начинали развивать другие авторы, бурные действия переносились в соседние с этим царством и упомянутые первым автором страны. Какое-то время на волне читательского интереса продолжался пассионарный толчок в среде писателей. Писались сиквелы и приквелы, то есть продолжения истории, начатой первым автором, и описания событий, этой истории предшествовавших. Затем читательский интерес спадал, соответственно, пассионарный толчок в среде авторов угасал. Через некоторое время кто-то выпускал книгу об очередном славном царстве-государстве… Именно так, к примеру, выглядит история Древней Греции, где бурные события V–IV вв. до н. э. сменились полной бессобытийностью последующих по меньшей мере полутора тысяч лет. Подобная история происходила в 20 веке с трилогией «Властелин колец» Дж. Р. Р. Толкина. Сам Толкин составил хронологию периодов, предшествующих событиям трилогии. Русский автор Ник Перумов продолжил действие книги Толкина и перенес его на соседние со Средиземьем территории. Потом интерес к трилогии Толкина упал. Соответственно, пассионарный толчок во вселенной Толкина закончился. Ему на смену пришла дуга пассионарности «Звездных войн».

Своего рода дугой пассионарности является и Великая империя русских ханов «Новой Хронологии» – только космическими лучами можно объяснить, как не имеющая своей металлургии (то есть своего оружия) Русь смогла подчинить себе промышленно развитые регионы.

Итак, в 16 веке Московское государство было закрытой страной, в которой иностранцы жили строго в Немецкой слободе, а после общения с ними царь смывал с рук скверну. А вот к 1638 году, согласно «Росписному списку», они уже расселились по всей Москве без ограничений: у Покровки находилось 57 иноземных дворов и среди них «двор немецкий мирской… где живет немецкий поп Индрик». На небольшом расстоянии, за Белым городом, в Огородной слободе стоял «некрещеных немец приходской двор, на нем ропата (церковь – А.)П.) немецкая, а в ней живет немецкой пономарь, стар и увечен, ружья нет», за старым Деревянным городом (за современным Садовым кольцом – А. П.) промеж Сыромятной и Мельнишной слободы дворы иноземцев и литвы и немец» (Цит. по Павлов В. А. Конфессиональная политика русского правительства к иностранным подданным, в России XVII – начала XVIII века ИГП, 2008, № 3).

«После смерти Филарета (в 1633 г.) началось настоящее засилие иностранцев в России. Михаил (Федорович) окружал себя иноземными врачами, аптекарями, алхимиками, специалистами по изготовлению музыкальных инструментов… Михаил использовал многих иностранных специалистов, среди которых были мостостроители, стеклодувы, специалисты по выделке кож и др., но предпочтение отдавалось рабочим по металлу и искателям драгоценных металлов. Англичане и немцы проводили изыскания в окрестностях Москвы и Твери… Когда в Москве основалась многочисленная иностранная колония и стали процветать промышленность и торговля, русские окрестные слободы смогли составить ей лишь очень слабую конкуренцию» (В. Г. Анишкин, Л. В. Шманева Быт и нравы царской России Ростов-на-Дону. Феникс, 2010, гл. 18, Засилье иностранцев).

Резкие перемены произошли и в армии: «Приводили в порядок крепости по западному образцу. В начале 30-х годов появляются полки нового строя: пехотные (солдатские) и конные (рейтарские, драгунские). Офицерами в них назначали иностранцев; рядовых набирали из вольных людей – дворян, казаков, татар. Все они получали от казны жалованье и оружие. Появились в русской армии и наемники-иноземцы… Ко времени правления царя Федора Алексеевича (1676–82) число таких полков выросло до 48 солдатских (пехотных) и 26 рейтарских (кавалерийских). Для надзирания за этими полками, за работой командиров полков требовались и постоянные начальники, имеющие соответствующие знания, опыт управления такими полками. В 1670 году система воинских чинов полков иноземного строя дополняется двумя генеральскими званиями – генерал-майор и генерал-поручик» (там же). Таким образом, вовсе не Петр Первый начал реформы в армии по западноевропейским образцам. Они начались более чем за полвека до него. Именно полки «иноземного строя» разбили под Симбирском войска Степана Разина.

В 16 веке москвитяне «считают варварами или басурманами всех, кто отступает от них в деле веры, даже и тех, кто следует обрядам Римской церкви, и отвращаются от них, как от какой-то язвы, считая непозволительным иметь что либо общее с ними», а в 17 веке мы видим в окружении московских правителей целую группу людей, прибывших в Россию и «насаждавших новые идеи».

В частности, Паисия Лигарида. О нем словарь Брокгауза и Ефрона пишет следующее: «Родился на острове Хиосе. В 1623 г. отправлен в Рим, где получил образование в греческой коллегии; окончил курс в 1635 г. со степенью доктора богословия. В это время Папой был Урбан VIII, который был очень заинтересован распространением католицизма на Востоке…». Коллегия, которую окончил Лигарид, была иезуитской: «Из последующей судьбы всех этих коллегий отметим то, что в середине XVII в., по папскому определению, воспитанники этих учреждений поступили в ведение особой римской конгрегации пропаганды (конгрегация de propaganda fide), причем, вступив на поприще для деятельности, они обязывались ежегодно или же через два года (в случае отдаленности) извещать конгрегацию о своем местопребывании, положении и трудах…» (Алексей Лебедев. История Греко-Восточной церкви под властью турок (1903), Изд. О. Абышко, СПб, 2004). Продолжим цитировать словарь Брокгауза и Ефрона: Лигарид «в 1662 г. прибыл в Россию… приобрел влияние на царя, благодаря своей учености». Лигарида называют «главным царским идеологом» (A. M. Панченко Симеон Полоцкий в Словаре книжников и книжности древней Руси, вып. 3 (XVII в.), СПб 1998). Он был «государевым оком» на церковных соборах 1666–1667 гг.

А переводчиком речей Лигарида с латыни и его ближайшим сотрудником стал другой выпускник иезуитской академии – Симеон Полоцкий. «Последний вел протоколы соборов (он писал их латиницей на макароническом церковно-славянско-польском языке)… после Киевско-Могилянской академии учился в Виленской иезуитской академии и скорее всего посещал и другие коллегии общества Иисуса… Польским и латинским языками владел свободно, «греческого же писания ничтоже знаяша»…в 1667 году Алексей Михайлович назначил его наставником наследника престола Алексея Алексеевича… Симеон Полоцкий потратил много сил, чтобы добиться учреждения в Москве высшей школы, академии, по образцу Киево-Могилянской и Виленской… открывает в Московском Заиконоспаском монастыре латинскую школу… покои его в Заиконоспасском монастыре были прямо-таки роскошны… своих виршах Симеон Полоцкий изображал московское общество то «младоумным», не достигшим совершенного возраста, то слепым и нуждающимся в свете истины, то, наконец, больным, которое требует уврачевания. Симеон Полоцкий ощущал себя именно тем «искусным врачом», который призван и в состоянии построить новую русскую культуру… Естественно, что Симеон Полоцкий пытался получить доступ к печатному станку: просветительская деятельность не может иметь успеха, если сочинения остаются в рукописях, если писатель трудится «для себя» или для немногих близких людей… ему удалось завести так называемую Верхнюю типографию, в которой он печатал свои литературные труды» (там же). Сразу же после переезда в Москву Симеон Полоцкий пишет «Венец веры православнокафолической», к нему был приложен пространный катехизис. При написании их Симеон опирался на пособие для пастырей бельгийца Жака Маршана (1585–1648), которое пользовалось в Западной Европе большой популярностью. Цитаты из Библии Симеон брал либо из латинской Вульгаты, либо из текста Маршана (что одно и то же), а не из православной Библии (Маргарита Корзо Внешняя традиция как источник вдохновения. К вопросу об авторстве киевских и московских текстов XVII в. Два примера Studi Slavistici, VI, 2009, 59–84).

В 1685 году совсем рядом с Кремлем в Заиконоспаском монастыре «возводится грандиозное по тому времени здание Коллегиума» (Памятники архитектуры Москвы: Кремль. Китай-город. Центральные площади. М., Искусство, 1982. с. 417), то есть иезуитской академии.

Так что Василию Ключевскому вольно называть эти перемены постепенными. Мы же видим, что происходила резкая смена всего уклада жизни, причем во всех ее сферах. (О том, какая религия внедрялась в Московском государстве см. 2.8.15 и 3.3.4–7).

С какой же целью польские (а, вернее, австрийско-польские) интервенты оказались в Москве? Если даже поверить в историю с Лжедмитрием, которая была нужна Романовым хоть для какого-то алиби, то ведь и она – повод, а не причина для похода в далекую северную страну. Правда, традиционная история убеждает нас, что раньше державы воевали просто потому, что так было положено: есть армия – отправляйся в поход на неприятеля. Однако опыт последних двух веков говорит, что без крайней нужды никто войн не начинал, предпочитая смертельному риску скучную, зато гораздо более легкую мирную жизнь. К примеру, Наполеон отправился в поход на Москву вовсе не в стремлении завоевать Россию или захватить богатую добычу, но предотвращая войну на два фронта – с возможной коалицией Россия – Австрия – Пруссия, а также желая принудить Россию к более строгому ведению экономической блокады в отношении Англии. Империя Наполеона в то время находилась в глубоком кризисе и тянуть с решением двух вышеуказанных задач он уже не мог.

Так на кой ляд поляки двинулись на Москву?

К этому вопросу вплотную примыкает другой: отчего Москва вдруг сделалась столицей русского государства? Традиционных объяснений два. Первое – благодаря удачному стечению политических обстоятельств и личным качествам московских князей. Согласно Карамзину главное достоинство Ивана Калиты состояло в следующем: «Благоразумный Иван – видя, что все бедствия России произошли от несогласия и слабости князей – с самого восшествия на престол старался присвоить себе верховную власть над князьями древних уделов владимирских». Второе достоинство Калиты – в умении искусно интриговать во время поездок в Орду. Остается поверить, что князья других городов были отчего-то напрочь лишены честолюбия и склонности к интригам. Иначе это объяснение ничего не объясняет.

Второе объяснение – необычайно удачное географическое положение Москвы: на перекрестке путей торговых и миграционных. Начнем с миграционных. Возвышение Московского княжества объясняется массовой миграцией в него населения, спасающегося от татарского разорения. Говорят как о миграции из Владимирско-суздальских земель, так и с киевщины. Однако (если допустить, что татаро-монгольское нашествие существовало) Москва была разорена в 1237 году точно так же, как затем Владимир и Киев. Более того, в 1382 году Москва была сожжена Тохтамышем, а незадолго до этого в 1367 году все вокруг Кремля было выжжено литовцами. В промежутке между первым татарским и литовским сожжением Кремль выгорел от пожара в 1331 году, а затем Москва горела еще три раза – в 1335, 1337 и 1343 годах. К прелестям московской жизни надо добавить «смертоносную эпидемию» 1353 года и великий мор 1364 года (Тихомиров М. Н. Древняя Москва. XII–XV вв.) Средневековая Россия на международных путях. XIV–XV вв. М., Московский рабочий, 1992, гл. 2 Великокняжеская Москва). Словом, тихий уголок, куда народ должен был просто валом валить.

Теперь о торговых путях, на перекрестке которых якобы лежала Москва. Вряд ли кто-то станет подвергать сомнению тезис, что в рассматриваемую эпоху речные и морские торговые пути по степени удобства, а, следовательно, и по своей интенсивности значительно превосходили сухопутные. Важнейшим торговым путем на территории европейской России был Волжский путь (вернее путь от Астрахани на Каспийском море до Архангельска на Белом (путь А-А), либо от Астрахани до Балтийского моря). Поэтому странным выглядит утверждение, что на перекрестке торговых путей может находиться русский город, не лежащий на Волге. Обратимся опять к книге Тихомирова – к главе четвертой: «Московская торговля и московское купечество».

Через Москву проходили следующие торговые пути:

– На Дон и далее в Азовское и Черное моря. Но он проходил через стоящие на Оке Коломну и Рязань. Эти два города лежат гораздо ближе Москвы к перекрестку Волжского и Донского путей.

– Торговый путь на Новгород. Однако он проходил через стоящую на Волге Тверь, которая как раз и лежала на пересечении пути в Новгород с Волгой. Тихомиров пишет, что купцам по дороге из Москвы в Новгород часто приходилось пользоваться менее удобным путем через Волоколамск, так как он проходил в обход тверских таможенных застав. Так что Москва здесь выступает скорее не перекрестком торговых путей, а городом на объездных путях.

– Что касается пути на Запад через Смоленск, то на Старой Смоленской дороге находится город Вязьма, от которого путь уходил на север на Тверь к Волге. Москва и тут не могла быть никаким перекрестком.

– Теперь, собственно, Волжский торговый путь. Перекрестками его были Кострома и Ярославль, от которых начинались сливавшиеся потом пути на Вологду-Архангельск. Москва же находилась на самых задворках этого торгового пути.

На задворках, да зато в максимальной близости из всех городов Волжского бассейна к Смоленску (за исключением разве что Звенигорода). По этому торговому пути вряд ли двигался значительный объем товаров, поскольку связь Волжского торгового пути с Западной Европой осуществлялась водными путями через Архангельск, а также через Новгород – Балтийское море – Одер и Эльбу. Зато это был идеальный плацдарм, чтобы двинув с Запада через Смоленск сухопутный экспедиционный корпус, попытаться установить контроль над Волжским торговым путем и всем путем А-А или хотя бы перерезать его. Для империи Габсбургов это было жизненно необходимо.

В 1551 году в Англии была создана компания «Mystery and Company of Merchant Adventurers for the Discovery of Regions, Dominions, Islands, and Places unknown», позднее переименованная в Московскую. В 1553 году три корабля отплыли из Англии в сторону Норвегии для поиска пути в Японию, Китай, Индию. Два корабля погибли, а третий – «Edward Bonaventure» – вошел в устье Северной Двины в Белом море. (Детали напоминают открытие Америки Колумбом, но сомневаться в мореплавании в Америку не приходится, равно как и в появлении англичан в России). Капитан Ченслер добрался до Ивана Грозного. Сообщается, что Иван Грозный с ходу предоставил англичанам право беспошлинной торговли в России. Последнее обстоятельство наиболее ярко показывает всю фантастичность этой истории. Чуть позже мы обсудим и остальные исключительные привилегии, которые получила Московская компания. Такие можно получить, только если диктовать другой стороне свои условия или вообще ее ни о чем не спрашивать.

Вот что пишет об Иване Грозном «Временник» Ивана Тимофеева: «Всем противным ему врагам, пришедшим из (других) стран, невозможно было бы и многими силами одолеть его, если бы он сам не отдал себя в их руки. Увы! все его тайны были в руках варваров, и что они хотели, то с ним и творили; о большем не говорю – он сам себе был изменником. Этим он произвел в своей земле великий раскол» (гл. Об опричнине). Читатель может удивиться, ведь Иван Тимофеев говорит об опричнине – причем же тут иностранцы? Ответы на этот вопрос русских историков приводит в своей книге Борис Кагарлицкий: «Земельный передел, учиненный Иваном Грозным, также получил полную поддержку торгового капитала. Показательно, что в опричнину попали все основные торговые города и пути: «из всех дорог, связывавших Москву с рубежами, разве только дороги на юг, на Тулу и Рязань, оставлены опричниной без внимания, – пишет известный историк С. Ф. Платонов, – думаем потому, что их таможенная и всякая иная доходность была не велика, а всё их протяжение было в беспокойных местах южной украйны» (С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. СПб. 1910)… опричнина была организацией не столько военной, сколько социально-политической. «Недаром англичане, имевшие дело с северными областями, просили о том, чтобы и их передали в ведение опричнине; – замечает Платонов, – недаром и Строгановы потянулись туда же: торгово-промышленный капитал, конечно, нуждался в поддержке той администрации, которая ведала край и, как видно, не боялся ужасов, с которыми у нас связывается представление об опричнине». Михаил Покровский, цитируя данное высказывание, ехидно добавляет: «Еще бы бояться того, что при участии этого самого капитала было и создано» (М. Покровский. Русская история с древнейших времен). Скрынников также отмечает экономические успехи англичан, достигнутые в опричнине, им предоставили право искать в опричных уездах железо, «а там, где они удачно найдут его, построить дом для выделки этого железа» (Скрынников Р. Г. Иван Грозный М., Наука, с. 170) Этим привилегии иностранного капитала в опричнине не ограничивались. «Любопытно, что именно опричное правительство впервые в русской истории предоставило концессии иностранному капиталу, и что эти концессии располагались исключительно в пределах опричнины…» (Б. Кагарлицкий Периферийная империя. Циклы русской истории М., Эксмо, 2009, гл. 4 Английский царь).

Вышеприведенный текст дает совершенно определенный ответ на «загадку опричнины», которую принято объяснять особенностями психики царя Ивана Грозного. Опричнина начинается в 1565 году, то есть через десять лет после установления англичанами торгового пути Волга – Архангельск – Лондон, и ориентирована на создание условий для колониального вывоза из Московии. Структура эта явно создана под Московскую компанию. С этой точки зрения и опричный разгром Новгорода и Пскова выглядит как уничтожение торговых баз конкурентов – ганзейских купцов (см. 3.6.8).

Поэтому не удивительно сообщение английского посла Боуса о том, что дьяк Щелкалов известил его о смерти Ивана Грозного словами «умер твой английский царь». Добавим, что и герб Ивана Грозного – единорог – совпадал с английским.

А что мы знаем о торговой империи Строгановых, обладавшей своей, вооруженной пушками, армией и ставившей города и церкви? Считается, что Строганов был уполномочен Иваном Грозным следить за соблюдением англичанами условий торгового соглашения. Но, позвольте, что же это за условия, если торговля была беспошлинная, то есть бесконтрольная? Методы хозяйственной деятельности Строгановых характеризуются следующим образом: «батожьем засекались насмерть мастеровые и дворовые люди и на свирепой эксплуатации, каторжным трудом создавались разнообразные производства и поставленные с размахом вотчинные земледельческие хозяйства» (Гавлин М. Л. Российские предприниматели и меценаты. М., Дрофа, 2005, с. 12–29). В целом, Строгановы действовали совершенно теми же методами, что и англичане, точно так же давали кредиты московскому царю, просили право на строительство «городков», освоение новых земель, на поиск «медных и железных руд на Устюге, в Перми и в других местах», а также на разработку оловянных и серебряных руд. И получали его. Следует сделать вывод, что параллельно на одной территории существовали две торговые компании, занимавшиеся одним и тем же, говоря современным языком, бизнесом. Читатель, ты, вероятно, готов услышать о жестокой конкурентной борьбе? Ничего подобного. Мы не знаем ни о каких конфликтах Строгановых с англичанами. Так, может, это была одна и та же компания?

Откуда, вообще, мы знаем историю Строгановых? О ней, как водится, России поведал иностранец – Герхард Фридрих Миллер в своей «Истории Сибири». Этот немец принял в 1747 году российское подданство и был назначен придворным историографом. Но свои сведения о происхождении Строгановых он черпает… у других иностранцев. Первым о Строгановых написал голландец Исаак Масс в вышедшем в 1612 году в Амстердаме сборнике «Beschryvinghe van der Samoyeden Landt in Tartarien» («Описание земли самоедов в Тартарии»). Правда, Маас называет их не Строгановыми, а Аниковичами (то есть потомками Аники), но Миллер уверен, что это точно Строгановы. Заметим, что Маас нигде определенно не отождествляет Аниковичей с московитами и русскими. Он пишет, что они на момент начала рассказа живут в Московии в ста милях от Архангельска и имеют низкое происхождения, ведя свой род от сельского жителя (een Land-man). На наш взгляд, отсюда совсем не следует, что Аниковичи коренные уроженцы Московии. Более того, Аника предпринимает усилия, чтобы разузнать, откуда на Двину ежегодно для торговли приходят самоеды. Странно, что этого не знают коренные жители. Отправляя своих людей торговать с самоедами, Аника дает им «колокольчики» (товар явно западного происхождения) и другие «немецкие товары» (Deutsche Cramarye). Далее, разбогатев на торговле с самоедами, Аниковичи решают заручиться поддержкой московских царей и знати, рассказав царскому зятю Boris'y Goddenoof'у о возможностях сибирской торговли. Boris Goddenoof тут же выдает им «грамоту, по которой они без противоречия с чьей бы то ни было стороны могли взять в свое вечное потомственное владение те земли, где только пожелают» и отправляет с Аниковичами в Сибирь своих людей. Вот этих посланцев Годунова, в отличие от Аниковичей, Маас уже четко называет московитами.

– Если ваша версия верна и Строгановы являются английскими купцами Московской компании, то почему бы Маасу прямо об этом не сказать? – можешь спросить ты, читатель.

Несколько забегая вперед, скажем, что Строгановы сохранили свой бизнес в России при всех режимах. В том числе и после ликвидации Московской компании и английской торговли. В этих условиях им совершенно очевидно были не выгодны упоминания о их связях с Англией. Поэтому и появились анекдотические версии о происхождении то ли от новгородских крестьян, то ли от татарских мурз, о которых сообщает Миллер.

Итак, что же получила от Грозного Московская компания? Кроме беспошлинной торговли, о чем мы уже говорили:

– исключительное право торговли через северные порты: ни другим иностранцам, ни англичанам, не входящим в состав компании, не дозволено приезжать в Московское государство северным путем – гавани на Ледовитом океане и Белом море открыты для одной лишь компании,

– право торговать с восточными народами, в особенности вести торговлю с Персией,

– право чеканить английскую монету на русских монетных дворах и привилегия «жить везде в России по своему закону» – право суда и наказания над англичанами принадлежит главному агенту компании, русские власти обязаны оказывать ему содействие,

– право иметь свои дворы во всевозможных городах,

– наконец, право самоуправления в широких размерах.

(Кулишер И. М. История русской торговли до девятнадцатого века включительно СПб, Атеней, 1923, гл. 7).

Следует отметить и уже упомянутое право искать в опричных уездах железо и открывать железоделательные заводы (правда, завод на р. Вычегде англичане открыть не успели).

То есть мы видим полную автономию Московской компании, да при этом читаем еще и о том, что англичане что хотели, то и творили с царем Иваном Грозным. Если Россия не была превращена в английскую колонию, то что же тогда колония? (При этом, однако, англичане, по всей видимости, не вторгались во внутреннюю жизнь местного населения, ограничиваясь хозяйственной деятельностью и проживая в своих укрепленных факториях – Дворах). Не удивительно поэтому, что английский исследователь Уиллан считает: англо-русская торговля в 16 веке «во многом напоминала обмен, сложившийся между Англией и её колониями» (T.S.Willan The Early History of the Russia Company. 1553–1603 Manchester University Press, 1956. Цит. по Кагарлицкий).

Московская компания имела торговые дворы в Новгороде, Пскове, Ярославле, Казани, Астрахани, Костроме, Ивангороде, а также на всем протяжении пути от Белого моря до Волги. «У Николо-Корельского монастыря на острове Ягры в устье Двины они устроили свою пристань и поселок. Остров, где росло много диких красных роз, был назван «Розовым» (Rose Island). На нем стояли английские дома и амбары с товарами. Здесь происходила разгрузка кораблей; отсюда на мелких судах, «дощаниках» или «насадах», товар шел в Холмогоры и на Вологду; сюда же доставлялись русские товары для отправки в Англию» (С. Ф. Платонов Москва и Запад в XVI–XVII вв. Л., Сеятель, 1925).

В 1584 г. был построена Архангельская крепость, ставшая еще одним центром англо-русской торговли.

Крупной торговой (а также производственной) базой стала Вологда, которая использовалась купцами Московской компании как:

1) складской пункт «заморских» и русских товаров;

2) место реализации своих товаров, покупки русских товаров и заключения договорных сделок с вологодскими купцами;

3) место, где они разворачивали производственную деятельность;

4) нанимали судовых рабочих («ярыжек»), извозчиков, рабочих для своих промыслов, а также торговых агентов из русских людей;

5) пункт, где они постоянно проживали в качестве представителей торговых компаний и агентов (приказчиков) отдельных купцов. (М. Б. Булгаков Деятельность западноевропейского купечества в городе Вологде в первой половине XVII века// Вологда: Краеведческий альманах. Вып. 4. Вологда, Легия, 2003).

Говоря о пути в Московию через Белое море, «англичанин Гаклейт еще в 1598 году… сравнивал это открытие с открытием португальцами… морского пути в Индию, а итальянцами и испанцами – неизвестных прежде стран к западу и юго-западу от Гибралтара… Таким образом, открытие морского пути в Московию приравнивалось к открытию морского пути в Индию, а открытие самой Московии – к открытию Америки» (Кулишер, гл. 7).

Из Московии в Англию поставлялись древесина, воск, кожи, мясо, сало, зерно, лен, пенька, ворвань, смола, канаты, корабельные мачты. Заметим, что последние пять наименований являются стратегическим сырьем для развития морского флота. Недаром уже в 1557 году англичане налаживают производство канатов в Холмогорах. Другим производственным центром стала Вологда.

Вряд ли стоит объяснять моряку, какое значение имеют канаты на парусном судне. Или что есть для деревянного судна смола и пакля, получаемая из той же конопли, что и канаты.

«Поставки из России были решающим фактором в становлении английского военного флота. Русско-английское сотрудничество было частью англо-испанского противостояния. Испанский король Филипп II готовился к вторжению в Англию, а Елизавета Английская в срочно порядке создавала флот. Поставки стратегического сырья из России в Англию сыграли огромную роль в исходе военно-политической борьбы, охватившей Западную Европу во второй половине XVI столетия. Противоборство между Англией и Испанией из-за господства на Атлантическом океане становилось неизбежным. Отныне вопросом жизни и смерти для елизаветинской Англии было создание военно-морской мощи. «Английский флот построенный в эти годы и победивший испанскую Непобедимую Армаду в 1588 году был оснащен преимущественно русскими материалами», – отмечает шведский историк Артур Аттман (A. Attman The Russian and Polish Markets in International Trade, 1500–1650 Gotheborg, 1973, p. 6). Огромную роль поставок стратегического сырья признают и другие западные историки: см. С. Brinton, J. B. Christopher, R. L. Wolf A History of Civilization v. 1. p. 413. Московская компания была официальным поставщиком королевского флота. «Россия не являлась монопольным поставщиком канатов и снастей, которые ввозились также из балтийских стран, но российские поставки были особенно важны для флота Елизаветы, а канаты и снасти для тогдашнего флота имели такое же значение, как нефть для современного», пишет Уиллан. Английские моряки признавали, что снасти, поставленные из России, были «лучшие из привозимых в страну». К тому же канаты и снасти, поступавшие из Московии, были дешевле, чем те, что поставлялись из других мест. А потому, заключает Уиллан, северная торговля «была для Англии более важна, чем для России» (Кагарлицкий, гл. 4 Стратегический союз).

«Отрезать Англию и Нидерланды от восточноевропейского сырья значило уничтожить эти государства, – писал историк Я. С. Лурье. – Именно этой цели и добивался Филипп II в Польше, Швеции и России. В Польше его дипломаты имели лишь некоторый успех. В России они потерпели полную неудачу» (Я. С. Лурье Русско-английские отношения и международная политика второй половины XVI в. В кн.: Международные связи России до XVII в. М., 1961, с. 419–443. Цит. по Кагарлицкий).

То есть для того, чтобы вывести Англию из большой игры за мировую гегемонию, Габсбургам нужно было выбить англичан из Московии. Я. Лурье считает, что в случае России Филипп Второй потерпел полную неудачу. Однако давайте взглянем на то, что происходило с русско-английской торговлей на протяжении правления династии Романовых от Михаила и Филарета до Петра Первого включительно. Период наблюдения протяженностью более века даст нам возможность безошибочно уловить тенденцию.

Англичане, конечно, осознали масштаб угрозы, которую несла австрийско-польская интервенция. В 1875 году работавший в Англии над документами об истории российско-английских отношений 16–17 вв. Ю. В. Толстой обнаружил и опубликовал в примечаниях к переводу «Московии» Джона Мильтона «Проект взятия Московского государства под покровительство Англии» (1612), обычно называемый проектом капитана Томаса Чемберлена, и грамоту, выданную в ответ на него Яковом I Джону Мерику «Пусть его величество соизволит дать полномочия одному или нескольким доверенным особам, которые и отправятся с будущей флотилией, в мае месяце, для переговоров с русскими… и для постановления с ними решения на условиях или подданства, или покровительства, смотря по данному в наставлениях его величества наказу», – предлагалось в Проекте. В грамоте, которую Яков I вручил в мае 1613 года Джону Мерику и одному из директоров Московской компании Вильяму Росселю, говорилось: «Мы достоверно извещены нашим верным и возлюбленным слугою Джоном Мериком, бывшим резидентом в Московии, о бедственном и затруднительном положении этой славной страны и народа, ныне подвергнутого неминуемой опасности как вторжения врагов извне, так и внутренних беспорядков и мятежей. По этому случаю вышеуказанному Джону Мерику прошлым летом от различных значительных и главенствующих лиц этой страны были сделаны представления, клонящиеся к благу и безопасности этой страны и восстановлению в ней мира и власти при нашем посредничестве и вмешательстве, но Мерик не мог вступить в переговоры без нашего на то указания. Знайте же, что поскольку предложения переданы нам, мы не мало тронуты, чувствуя нежное сострадание к бедствиям, выпавшим на долю такой процветающей империи, к которой мы и наши августейшие предшественники всегда испытывали особое расположение».

Мерик и Россель получили полномочия «вести переговоры, совещаться, договариваться и заключать соглашения с вельможами, представителями сословий, военачальниками, дворянством и общинами или с теми лицами, которые ныне правят и представляют государственные органы, какими бы именами и титулами они ни назывались, или с соответствующими представителями и уполномоченными по поводу вышеупомянутых представлений и предложений… все, что будет принято нашими посланниками и каждым из них в отдельности по условиям договора, будет одобрено и ратифицировано» (Цит. по Г. Фруменков Соловецкий монастырь и оборона Беломорья Северо-Западное книжное издательство, 1975, гл. 1, 3).

В дальнейшем мы покажем, что планы не остались лишь на бумаге и поговорим о деталях участия англичан в событиях «смутного времени». Но дело англичан в России в 17 веке было проиграно.

«Анализируя английские документы 1618–1622 гг. советские историки обнаружили, что в Лондоне воспринимали сложившееся положение как критическое» (Б. Кагарлицкий Периферийная империя гл. 5). А, собственно, почему? Ведь поляки к тому времени были якобы изгнаны, и ничто не мешало Московской компании восстанавливать нарушенную деятельность. Однако вот тебе на – критическое положение. Положение пытается выправить королевский Тайный Совет, который издает два указа, дающие Московской компании дополнительные финансовые льготы и предписывающие ее реорганизацию. Цитируем дальше: «Реорганизация «Московской компании» не привела к успеху… Фактический распад компании…», ну и так далее. Так что, когда говорят, что торговля Московского государства с Англией была запрещена указом Алексея Михайловича в 1649 году в ответ на казнь Карла I, то это просто удобное объяснение. Мы видим, что критические проблемы у англичан появились сразу после прибытия на московский престол патриарха Филарета.

А если мы заглянем еще лет на 60 вперед? К тому времени Англией уже давно снова правил король, однако «начиная с 1713 года Архангельская заграничная торговля стала ограничиваться запретительными указами… объявлялось, «чтобы купецкие и других чинов люди… к городу Архангельску и на Вологду для торговли не возили, а привозили в С.-Питербурх»…в то время были естественные удобства Архангельского порта перед Петербургом, благодаря водным путям, дававшим возможность дешевого провозу товаров именно к Архангельску, а не к Петербургу… Поэтому Царю Петру надлежало употребить еще более крутые меры, чтобы заставить купечество свернуть с проторенной веками дороги… Дело дошло до того, что к Архангельску разрешалось везти из разных мест России только такое количество товаров, которое требовалось лишь для нужд жителей Архангельской губернии… Торговая кипучая деятельность Архангельской биржи сменилась необычною тишиной. Наоборот, ожили за это время балтийские порты: Петербург, Рига и Нарва» (Огородников С. Ф. Очерк истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении СПб, Тип. Морского Министерства, 1890, с. 145–148). Добавим, что ограничения на торговлю через Архангельск только в 1762 году сняла Екатерина II. А в 1709 году начала работать построенная Петром Первым Вышневолоцкая водная система, соединившая Волгу с Балтийским морем. (Причем, что показательно, грузы по ней можно было перевозить только в одном направлении, то есть в сторону Западной Европы).

Если 16 век в русской торговле называли веком английским, то 17 век стал веком голландским. Голландские купцы вытеснили из России английских. Казалось бы, это опровергает наш тезис о стоящими за интервенцией в Московию Габсбургами. Ведь Голландия традиционно считается противницей габсбургской Испании, оружием отстоявшей свою независимость.

Однако в отличие от Англии, Голландия вовсе не являлась глобальной соперницей Испании. Голландские корабли осуществляли торговые операции во всех испанских доминионах, являясь, собственно, торговым флотом Испанской империи.

«Нидерланды также извлекали некоторые выгоды из своей принадлежности к империи Карла V. Будучи экономически наиболее развитой страной Европы, они захватили в свои руки почти всю торговлю с испанскими колониями и значительную часть финансовых операций и внешней торговли империи, что способствовало дальнейшему экономическому развитию Нидерландов. Они занимали особое положение в империи Карла V и использовали вытекавшие из этого экономические выгоды… Огромный и хорошо устроенный порт Антверпена был местом стоянки тысяч кораблей, прибывавших из всех стран света, в том числе из испанских и португальских колоний. В Антверпене были сосредоточены конторы всех крупнейших финансистов Европы, на его биржу ежедневно сходилось до 5 тыс. купцов различных национальностей» (Всемирная история. Энциклопедия. Том 4. М., ИСЭЛ, 1958, гл. XI, 1). Функции торговых агентов империи голландские купцы осуществляли даже во время войны Голландии с Испанией за независимость. Пытаясь оказывать давление на Голландию, Филипп II периодически запрещал голландцам торговать с колониями в Новом Свете. Однако в связи с тем, что обойтись без этой торговли было нельзя, в том числе из-за угрозы голода в ряде доминионов, испанский монарх сквозь пальцы смотрел на нарушение голландскими судами этих запретов. В свою очередь, голландские купцы с удовольствием продавали «врагу» не только зерно, но также оружие, боеприпасы, военное снаряжение и корабли. После 1648 года в испанских колониальных владениях голландцы широко развернули работорговлю.

Так что голландские купцы были союзниками Габсбургов и, наоборот, смертельными конкурентами английских купцов. В период с 1652 по 1674 годы произошли три англо-голландские войны, вызванные как раз торговым соперничеством двух стран. В ходе первой войны Кромвель предлагал голландцам принятие их условий – отмену английского «Навигационного акта», из-за которого и началась война – если Голландия вступит в союз с Англией, направленный против Испании. Голландские Генеральные Штаты отклонили это предложение – свой основной доход Голландия получала от торговли в испанских владениях.

Поэтому Габсбурги могли считать выполненной свою задачу, заменив на торговом пути Архангельск-Астрахань английских купцов из Московской компании на купцов голландских.

Именно в «голландском» веке достались России два ее государственных символа: триколор, копирующий голландский флаг, и двуглавый орел – герб императоров Священной Римской империи.

Голландское происхождение российского бесикра подтверждают не только те же самые, что у голландского флага три цвета, но и «полосатость». Из четырех морских держав, представленных в 17 веке на Балтике, лишь у Голландии флаг состоял только из горизонтальных полос. Флаги же Англии, Дании и Швеции содержали крест.

О том, что двуглавый орел был позаимствован именно у Священной Римской империи (на это указывает характер расположения гербов владений на крыльях орла) и именно после 17-го века говорится в исследовании С. Панасенко (Появление двуглавого орла в России, Византии и Германии Гербоведъ, № 84. 2005 г.) Традиционная версия, гласящая, что двуглавый герб был получен в 15 веке Иваном Третьим, пишет С. Панасенко, не выдерживает критики, поскольку при жизни Ивана Грозного Максимилиан Первый еще не был коронован в Риме, а поэтому пользовался гербом в виде одноглавого орла, и было бы странно, если бы он при этом вручил императорский герб московскому князю.

Впервые «греческую» версию происхождения герба предложил Василий Татищев: «Иоанн Великий по наследию своей княгини Софии, принцессы греческой, принял за государственный герб орла распластанного, с опущенными крыльями и двумя коронами над двумя головами, который и сын его употреблял» (История Российская ч. 1, гл. 45, 21). Однако далее Татищев сообщает, что «Иоанн Грозный имел собственным своим гербом единорога, который сын его и Борис Годунов как внутри, так вне государства, на печатях для грамот употребляли». Итак, императорский герб был благополучно забыт со всем «греческим» наследием (хотя пишут, что Грозный требовал от Максимилиана II признания себя царем, то есть цесарем или императором всея Руси).

Иван Грозный, как настоящий «английский царь», и герб имел, как у королевы Елизаветы.

А вот «Царь Алексий Михайлович того ж распластанного орла с поднятыми крыльями и тремя коронами при конце своей жизни стал употреблять и чрез присланного от императора Фердинанда герольдмейстера всем упоминаемым в титуле его величества пределам либо по старым печатям, либо по деньгам тех областей гербы всем оным сочинил и в книге вместе с родословием государей описал». Татищев здесь говорит об императоре Фердинанде Третьем Габсбурге.

У австрийских императоров позаимствовал Алексей Михайлович и титул Тишайший (см. 4.7.6).

Предложим гипотезу как и когда мог появиться государственный герб в виде двуглавого орла.

С. Панасенко пишет: «Самое простое объяснение, как могли появится гербы с двуглавым орлом – это комбинация из частей двух разных гербов с одноглавыми орлами». Конечно, мы наслышаны, что двуглавый орел в качестве герба появился в Германии, как и все остальное, «еще очень давно», при императоре Фридрихе Барбароссе. С. Панасенко считает, что до начала 16 века он был исключительной принадлежностью императоров (поэтому и Максимилиан I до коронации пользовался одноглавым орлом). Но вот с начала 16 века вдруг начинается «расползание» двуглавых орлов по гербам просто знатных фамилий. Странно, не правда ли? Еще самом конце 15 века, то есть через 3 века после Барбароссы, германский король и сын императора Максимилиан не позволяет себе носить двуглавый герб до избрания императором, а буквально через пару десятилетий начинается его распространение среди остальной знати.

Нам кажется более правдоподобным, что впервые двуглавый орел появился при Максимилиане в качестве его личного герба, а затем уже герб заимствовала знать, не претендуя, конечно, ни на какое императорство. Как мог возникнуть двуглавый герб Максимилиана? Под головами на гербе по щиту: с цветами Австрии и Бургундии. Герб Австрии – орел. Герб Бургундии – тоже орел. Свою политическую карьеру Максимилиан начал с управления Бургундией (с 1477 года), а впоследствии являлся ее регентом вплоть до 1494 года (до совершеннолетия своего сына Филиппа Красивого). А в 1493 году Максимилиан становится эрцгерцогом Австрии и других габсбургских земель: Штирии, Каринтии и Крайны, получив, таким образом, права и на «австрийского» орла.

Вот в этот 1493 год и мог появиться двуглавый герб Максимилиана, объединивший «бургундского» и «австрийского» орлов, а впоследствии ставший гербом Габсбургов и, соответственно, императорским гербом, поскольку императорский титул прочно принадлежал этой династии.

Какие же силы могли бросить Габсбурги на русский фронт?

Посмотрим, что представляла собой в конце 16 века Польша. С экономической точки зрения она, как и Московия, была сырьевым, но в первую очередь зерновым, придатком Западной Европы. (Об этом мы уже говорили в 1.6.2) С целью производства зерна на вывоз, в Польше утвердилась фольварочно-барщинная система, использовавшая труд крепостных крестьян. Вывоз осуществлялся через ганзейские порты на Балтике: Любек, Штеттин, Данциг, Ригу. Немецкие купцы также вели торговлю на всех польских крупных транспортных коммуникациях – Одре, Висле, Немане, Западной Двине. В городах, расположенных вдоль этих путей, были многочисленные немецкие колонии. «Особенностью развития феодальной Польши XIII–XIV веков являлась имевшая место в этот период так называемая немецкая колонизация… духовные и светские феодалы, вслед за королем, стали приглашать немецких колонистов, которые наделялись землей на льготных условиях, а также получали право самоуправления и выборного суда. Сущность немецкой колонизации заключалась в том, что часть польских земель заселялась немцами-колонистами, которые, подобно немцам-колонистам в городах, наделялись целым рядом привилегий» (Ливанцев, К. Е. Государство и право Польши XIII–XIV вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук /Ленинградский государственный университет им. А. А. Жданова. Л., 1955). «Переселение богатых немецких купцов в Краков, Вроцлав и некоторые другие города привело к тому, что власть там перешла к немецкой верхушке (патрициату)» (Ливанцев К. Е. История средневекового государства и права СПб, СПбГУ; 2000, гл. 6, п. 4). Засилье немцев подтверждают сведения о возникавшем сопротивлении: первый король объединенного польского государства Владислав Локетек утвердил свою власть, подавив «восстание немецкого патрициата Познани (1310) и Кракова (1311)… Казимир III в 1368 г. предписал, чтобы в городской совет Кракова входили наряду с представителями патрициата представители цехов. Социальная борьба в польских городах тесно переплеталась с борьбой против немецкого патрициата. Торгово-ремесленное польское население городов требовало, чтобы присяжные (лавники) избирались не только из немцев, но и из поляков и чтобы в городских учреждениях употреблялся польский язык. С другой стороны, и борьбе с произволом мастеров, являвшихся зачастую немцами, подмастерья и ученики, как правило поляки, прибегали иногда к своего рода «забастовкам» (Всемирная история. Энциклопедия т. 3 М. ГИПЛ, 1957, глава XLIV).

Однако в 15–16 вв. «в ряде крупных польских городов среди патрициата все еще имелся сильный немецкий элемент. В поморских городах последний продолжал даже усиливаться. В городах других частей Польши, в условиях общего экономическою подъема, развивался процесс быстрой колонизации городской торгово-ремесленной верхушки» (Всемирная История. Энциклопедия т. 4 М., ИСЭЛ, 1958. гл. XVII).

Рассмотрим, для примера, Львов, расположенный на юго-востоке Польши на значительном удалении от Германии. По территории современного Львова проходит водораздел речных бассейнов Балтийского и Черного морей. То есть Львову сам бог велел быть перевалочным пунктом на торговых путях. Протекающая через Львов река Полтва впадает в Западный Буг, открывая путь в Балтийское море. В 60 км от Львова находится город Жидачов, стоящий на реке Стрый, которая впадает в Днестр, текущий в Черное море. Ниже от места впадения Стрыя, в Днестр впадает река Быстрица, протекающая через современный Ивано-Франковск (Станиславов) и Надворную. В 12 км от известной как важный торговый пункт Надворной находится Делятин, стоящий на реке Прут, которая в этом месте выходит из гор. Прут – это приток Дуная.

Львов упоминается под 1259 годом в Галицко-Волынской летописи. Считается, что построенное Даниилом Галицким укрепление находилось на холме Высокий Замок. Однако никаких материальных следов от него не сохранилось. Про ныне же существующий город, находящийся у подножия Высокого Замка, известно, что его в конце 14 века при польском короле Казимире Третьем строили немецкие каменщики, а большинство населения составляли немецкие колонисты. О немецком периоде Львова свидетельствуют дошедшие до наших дней названия его районов: Лычаков – от Лютценгоф (двор немцев Лютцев), Клепарев – от Клепергоф, Кульпарков – от Гольдберггоф, Замарстинов – от Зоммерштайнгоф (И. Лемко Легенды старого Львова Львов, Априори, 2008, с. 61–67). В 1356 году Львов был включен в систему Магдебургского права. Магдебургское право означало, что город управлялся магистратом. В магистратах же заправляли представители немецкого патрициата. Поэтому «на саксонском диалекте» немецкого языка написаны относящиеся в 14 веку документы львовского магистрата. На немецком языке велась и документация магистрата тогдашней польской столицы Кракова. Стоявший на Висле Краков с 1430 года был членом Ганзейского союза.

В целом же «Польша рассматривалась Габсбургами как аванпост на востоке Европы. Австрия и Испания помогали Польше деньгами и ландскнехтами во время её интервенции в России» (Всемирная история т. 4 гл. XXXII). «Австрийские и испанские Габсбурги одно время соперничали друг с другом в стремлении к политическому господству в Европе… однако во второй половине XVI и в начале XVII в. всё чаще практиковались их совместные действия. Разрабатывались различные династические комбинации для слияния обеих ветвей Габсбургского дома» (там же). Поход польской рати на Москву и был таким совместным действием австрийских и испанских Габсбургов.

Вот, к примеру, отрывок из Дневника Сигизмунда III Вазы, касающийся осады Смоленска осенью 1609 года: «У других ворот, Авраамиевской башни, был рыцарь, пан Новодворский с венгерской и польской пехотой. В тех воротах обе створки были открыты и пан рыцарь в одиночку два раза в крепость врывался, но венгерская пехота не хотела за ним идти и поэтому пришлось отступить ничего не сделав, не без ущерба для себя. Той же ночью немецкая пехота сожгла острог – укрепления московские, которые находились от крепости до Днепра, легкого оружия и добычи немало захватили и подожгли мост…» Про Сигизмунда III известно и то, что сразу после коронации на польский трон он вел переговоры с Габсбургами, желая отдать им Польшу в обмен на помощь в получении шведского престола. Упоминаются также его тайные договоры с Габсбургами, из-за которых Польша участвовала на их стороне в императорских конфликтах с Чехией и Венгрией.

Следует также отметить роль ордена иезуитов. «Иезуиты были всемогущими при дворе австрийских Габсбургов» (БСЭ, 1926–1936). Но Габсбурги, конечно, не были пешками в руках иезуитов, а работали с ними в тесном союзе (см. 4.11.3). «Иезуиты приветствовали и поддерживали попытки установления в Европе господства одной (католической – А. П.) державы, считая, что создание подобной универсальной монархии будет сопровождаться торжеством католицизма над Реформацией. Во второй половине XVI и в начале XVII в. орден поэтому всеми силами поддерживал притязания испанских и австрийских Габсбургов на европейскую гегемонию» (Е. Б. Черняк Пять столетий тайной войны. Из истории секретной дипломатии и разведки М., Международные отношения, 1991, гл. Теплая «Компания Иисуса»). Поэтому сокрушение конкурента Габсбургов – Англии должно было стать их первоочередной внешнеполитической задачей. Сначала они попытались действовать непосредственно в Англии: «В начале 80-х годов (17 в.) иезуиты подготовили очередной заговор (названный ими «английское дело») с целью убийства Елизаветы и возведения на престол Марии Стюарт» (там же, гл. «Английское дело» сынов Лойолы). Заговор не удался, и Мария Стюарт была казнена. В 1601 г. в Ирландии в порту Кинсал высадился 5-тысячный отряд испанских войск, стремившихся использовать ирландское восстание (1594–1603) в своей борьбе с Англией. Однако испанский отряд и восставшие не смогли соединиться, и были порознь разгромлены англичанами.

Потерпев неудачу в самой Англии, иезуиты перенесли свои усилия на Московию, стремясь подорвать источник английской гегемонии. Поэтому, когда мы читаем, что за спиной Лжедмитрия во время его похода на Москву стояли иезуиты, то должны понимать, что это вовсе не распыление сил Ордена, а правильный выбор направления главного удара.

(Об иезуитах в России см. 2.2.4. и 3.3.5.). Отметим, что Россия осталась единственной страной в Европе, где иезуиты сохранили свои владения после запрета их ордена папой в 1773 году, и которую они покинули лишь в 1820-м.

Как мы уже отметили, Москва была стоящим на Старой Смоленской дороге городом, открывающим путь с Запада в бассейн Волги. Она-то и стала базой пришедшего из Польши экспедиционного корпуса. Как развивались события дальше? Отвлечемся от вороха имен и деталей, которые вываливают на нас так называемые исторические источники для придания достоверности описываемым коллизиям, и обратим внимание на результаты, значимые с точки зрения общеевропейского расклада сил.

В 1605 году первый польский экспедиционный корпус входит в Москву. А в 1608 году польские отряды Сапеги и Лисовского начинают из Москвы свой поход к Волге. Под их контроль переходят Ярославль и Кострома, то есть два ключевых города, от которых начинались пути на Архангельск. (Кстати, начальником отряда, стоявшего в Костроме, был испанец дон Хуан (или дон Жуан) Крузатти – видимо, участие испанских Габсбургов не ограничилось лишь финансовой поддержкой похода). Далее на Волге начинается вооруженное противостояние: происходят восстания против поляков, для борьбы с ними формируется земское ополчение. К марту 1609 года весь участок Волжского пути от Нижнего Новгорода до Ярославля освобожден от поляков и в руках у них остается лишь Ипатьевский монастырь под Костромой. Летом пал и он. В 1611–1612 годах сначала Ляпунов и примкнувший Пожарский, а затем Пожарский и Минин совершают походы (ополчения) для того, чтобы выбить поляков из Москвы. (Слово «поляки» к интервентам в этот период можно применять уже с большой мерой условности – европейские наемники были, в основном, представлены немцами и венграми, то есть подданными Габсбургов). Проромановский «Новый летописец» так характеризует Ляпунова: «Сей же Прокофий Ляпунов не по мере вознесся и гордостью был обуян. Много отцовским детям позору и бесчестия делал, не только боярским детям, но и самим боярам… За то на него была ненависть великая». Как мы помним, боярское дите Михаил Романов с материю и дядей-боярином находился в это время вместе с поляками в Кремле.

Во время Первого похода 19 марта 1611 года произошел «страшный пожар Москвы» – вполне логичное действие со стороны ополчения по уничтожению опорной базы неприятеля. Уж не получил ли князь Пожарский свое прозвище за это деяние?

Однако «поляки» (совместно со всем семейством Романовых, за исключением находившегося в Польше Филарета) продолжали удерживать Кремль, и в 1612 году понадобился второй поход (так называемое Второе ополчение).

Показательно, что Минин и Пожарский поначалу двинулись из Нижнего Новгорода вовсе не на Москву, а прошли вверх по Волге через Кострому до Ярославля, то есть в первую очередь укрепили или в очередной раз восстановили контроль над Волжским торговым путем. Затем из Ярославля ополчение выступило уже на Москву, и 4 ноября 1612 года выбило оккупантов из Кремля.

Возникает естественный вопрос: а кто финансировал поход этой волжской рати? Ведь средства понадобились немалые, поскольку участие в ополчении неплохо оплачивалось: «И учали им давать князь Дмитрей Михайлович Пожарской да Кузьма Минин многие столовые запасы и денежное великое жалованье по тритцати по пяти рублев, смотря по человеку и по службе своим презреньем, и учинили ратных людей сытых и конных, и вооруженных, и покойных, и запасных» (ПСРЛ, т. 34 Вельский летописец с. 259).

Для создания ополчения были сделаны «крупные займы у представителей торгового дома Строгановых, у богатейших ярославских купцов Г. Никитникова, В. Чистого, Лыткиных» (Ю. М. Эскин, В. А. Токарев и др. День народного единства: биография праздника М., Дрофа, 2009, Второе ополчение). Однако откуда взялись «богатейшие купцы» в выжженной и разоренной шестилетней войной стране, где сражения проходили непосредственно на торговом пути, то есть он, явно, не функционировал? А вот у Московской компании средства должны были водиться, и вполне разумно со стороны англичан было часть полученной ранее из Московии прибыли направить на сохранение своего положения, оплатив поход Минина и Пожарского. Правда, прямых свидетельств тому мы не имеем, но про Строганова, давшего заем Минину, мы уже писали (см. 2.3.3), что он подозрительно напоминает нам компаньона той самой Московской компании.

А вот более поздняя история английского посла Дигса (Dudley Digges): «Дигс был послан в 1618 г. в Россию с деньгами от торговых английских организаций, решивших дать московскому правительству взаймы большую сумму (будто бы до ста тысяч рублей) под условием удаления голландцев с внутренних русских рынков и открытия англичанами Волжского пути для торга с Персией. Дигс прибыл в августе 1618 года в Холмогоры, но там (вероятно, узнав о нашествии на Москву польского войска) испугался возможности потерять свои деньги и потому спешно бежал обратно» (С. Ф. Платонов Москва и Запад в XVI–XVII вв. Л., Сеятель, 1925, гл. 2, 2). Напомним, что голландцы, которых хотел удалить Дигс на «деньги английских торговых организаций», были торговыми агентами империи Габсбургов.

Но неужели англичанам нужно было думать 13 лет – с 1605-го до 1618-го – чтобы осознать смертельную угрозу своим интересам? Маловероятно. Скорее их финансовые вливания с самого начала поддерживали сопротивление польско-габсбургской интервенции. А в Вологде «иноземные (читай «английские» – А. П.) купцы вошли в местный совет обороны края, чтобы действовать против Тушина «с головами и с ратными людьми в думе заодин» (1609 г.)» (там же, гл. 1, 10). Мы уже упоминали и о плане английского протектората над Россией, который Джон Меррик предлагал Якову I именно в 1612 году.

Итак, осенью 1612 года оккупанты изгнаны из Кремля, контроль над Волжским торговым путем восстановлен и, казалось бы, Московская компания может праздновать победу и начинать возвращать затраченные на военные действия деньги.

Однако именно в тот момент, когда под Москвой разыгралось решающее сражение с прорывавшимися в Кремль войсками польского гетмана Хоткевича, интервенты наносят удар по ключевой точке пути Архангельск – Волга, по английской производственной и торговой базе Вологда. «Нынешнего 121 (1612) сент. 24 д. с понедельника на вторник, в последнем часу ночи, разорители нашей чистой, православной веры и ругатели креста Христа, Поляки и Литовцы с Черкасами и Русскими изменниками нечаянным набегом пришли в Вологду, взяли город, умертвили людей, осквернили церкви Божии, сожгли город и посады…» – писал Вологодский епископ Сильвестр (М. В. Толстой Рассказы из истории Русской Церкви М., 1873, кн. 4, гл. 7, прим. 5).

Но сожжением Вологды дело не ограничилось: «литовские люди» в 1613 году хозяйничают на всем русском Севере, доходя до Архангельска и Холмогор: «6 декабря 1613 года разбойная рать подошла к Холмогорам… горожане отбили атаки «воров» и тем спасли центр Двинской земли от разрушения… После поражения под Холмогорами «воры» разделились на две партии: одна часть (200–300 человек) с сотником Фетко (Федором) повернула назад, на Вагу а другую, большую, Барышполец повел 11 декабря вниз по реке к устью Северной Двины. Путь второй группы шел мимо готовившегося к обороне Архангельска. «Литовские люди» обошли, или, как метко выражается местная летопись, «пробежали мимо» города, потеряв на марше в окрестностях Архангельска еще с полсотни убитыми, и вышли к Белому морю. Здесь черкасы разорили Никольско-Карельский монастырь, разграбили Неноксу, Луду, Уну, Сумскую волость и другие места, людей посекли и пожгли… Рейд Барышпольца и Сидорки принес Северу неисчислимые беды. Пробираясь глухими, непроходимыми местами, литовско-казацкие отряды всегда появлялись там, где их меньше всего ожидали, и производили страшное опустошение. Черкасы сжигали все жилища, грабили и уничтожали рыбные и соляные промыслы. Население «от великих чинов и домалых степеней» предавалось «всеядному мечу». Поход «литовских людей» довершил разорение Беломорья» (Г. Фруменков Соловецкий монастырь и оборона Беломорья Северо-Западной книжное издательство, 1975, гл. 1, 4).

Мы встречаем свидетельства того, что англичане пытались вмешаться в ситуацию и сохранить контроль над устьем Двины: «24 июля 1612 года в нашем городе (Архангельске) высадился отряд иностранных вояк, изъявивших притворное желание помочь России в борьбе с Польшей. Среди наемников были «английские немцы» Артур Астон, Якуб Гиль – авангард отряда из 20 капитанов и ротмистров и 100 солдат, который должен был прибыть в устье Северной Двины» (там же, гл. 1, 3). Скорее всего, желание у англичан было вовсе не притворное. Однако даже если им и удалось бы удержать устье Двины, весь торговый путь Архангельск-Волга был парализован деятельностью «литовских банд». Дело Московской компании было проиграно. Кому в такой ситуации принадлежала Москва, было уже не так важно.

Финальной точкой стал якобы неудачный поход на Москву королевича Владислава в 1618 году, после которого на московском престоле появился прибывший из Варшавы патриарх Филарет. Недаром, узнав о походе Владислава, спешно отбыл с деньгами восвояси английский посол Дигс. Если бы поход Владислава был неудачным для поляков, чего было бояться Дигсу? Неужели послом в Россию послали человека со слабыми нервами?

Именно «в 1618 году нидерландский резидент в России Исаак Масса писал в донесении Генеральным штатам из Архангельска, что «в настоящее время англичане осрамлены, а наша речь теперь в силе… Насколько здесь прежде англичан уважали, настолько их ныне презирают… компания их рушится в этом году…» (Кулишер И. М. История русской торговли до девятнадцатого века включительно СПб, Атеней, 1923, гл. 7).

Итак, дело Московской компании было проиграно. Посмотрим, к каким последствиям это привело в самой Англии.

Читатель, ты, конечно, знаешь, что в 1640 году в Англии началась Английская буржуазная революция, поскольку развившиеся производительные силы требовали новых производственных отношений. Но это потому, читатель, что ты учился в советской школе или институте. Сами англичане такой уверенностью в большинстве своем не обладают и называют вышеуказанные события English Civil War, то есть Английская гражданская война.

Правда, сам термин «революция» был впервые применен к политической жизни именно в Англии и именно к событиям 17 века. (До этого он существовал в области астрономии: к примеру, знаменитая книга Коперника называлась «De revolutionibus orbium coelestium», что значит «О вращении небесных сфер»). Но словом «революция» назвали… восстановление монархии в 1660 году.

А в 1850 году французский историк Франсуа Гизо писал, что суть революции в Англии в 1640–1660 гг. в том, что «парламент защищал старые существующие законы от посягательств короны» (Почему удалась английская революция? Рассуждение об истории английской революции Париж, 1850). Взгляды Гизо в своей рецензии подвергли критике Маркс и Энгельс. (Правда, они пишут, что «абсолютизм, особенно в той форме, в какой он выступил под конец во Франции, был и там новшеством, и против этого новшества восстали парламенты, защищая старые законы» (Рецензии из «Neue Rheinische Zeitung Politische-Ekonomische Revue», № 2, Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений т. 7). Так, может, Гизо был не так уж не прав?) Маркс и Энгельс считали по-другому: «победа буржуазии означала тогда победу нового общественного строя, победу буржуазной собственности над феодальной… буржуазного права над средневековыми пивилегиями» (Соч., т. 6, изд. 2, с. 115).

Маркс и Энгельс в своих работах продемонстрировали образцы блестящего, до сих пор не превзойденного, логического анализа. Однако их выводы часто диктовались задачами политической борьбы и в ряде случаев не выглядят бесспорными.

Рассмотрим их тезис, что, развиваясь, производственные силы требуют изменения производственных отношений, и эти изменения совершаются путем социальной революции. Легко убедиться, что это не так. Достаточно, скажем, взглянуть на США в период с 1865 года по настоящее время: производительные силы возросли значительно, но никакой революции, то есть резкого, а тем более насильственного изменения системы там не случилось. Можно бросить взгляд и в прошлое: даже если допустить, что, действительно, существовали рабовладельческие государства, вроде Древней Греции и Древнего Рима (что вызывает большие сомнения), то и тогда смена рабовладельческого строя на феодальный произошла вовсе не в результате социальной революции, а вследствие нашествия варваров (так называемого Великого переселения народов), в качестве причины которого называют изменение климата. Причем никакого соревнования между рабовладельческим и феодальным способами производства не было: рабовладельческий просто не мог существовать в условиях наступившего хаоса общественной жизни, поскольку требовал сложной организации общества. Но, может быть, закон социальной революции действует лишь при переходе от феодального строя к капиталистическому?

Очерк «предреволюционной» Англии первой половины 17 века дан в книге Ст. Вольского «Кромвель», рисующей живые картины тогдашней английской жизни. В списке использованной Ст. Вольским литературы такие труды, как Cunningham The Growth of English Industry и Gardine History of the Commonwealth, Hewins English Trade and Finance in 17 century. Вольский, естественно, стоит на марксистских позициях (впервые его книга вышла в 1934 г.), однако где же в книге свидетельства, что политический режим Англии тормозил ее промышленное развитие? Наоборот – всемерно этому способствовал. «Но если со стороны мастера-ремесленника капиталистическое развитие встречает только преграды, то в лице торговца-скупщика она находит лучшего своего проводника… На засилье скупщиков производственные гильдии 16 и 17 столетий жалуются постоянно, но жалобы их ни к чему ни приводят. Скупщик медленно, но верно завоевывает производство… и закладывает основание мануфактуре. Мануфактура… знаменует новый путь экономического развития, предуказанный Англии и Европе общим ходом мирового хозяйства. Стремлениям торгового капитала оказывает содействие и правительство… В царствование Елизаветы, Якова I и Карла I… широко практикуются два способа: выдача патентов и выдача монополий… Владелец патента… освобождается от всех ограничений, налагаемых на данную отрасль промышленности гильдейскими уставами и законодательством. Такие же… права создаются и монополиями, которые предоставляются отдельным лицам… (например, монополия на добычу и обработку меди была выдана для того, чтобы наладить в Англии производство медных пушек)» (Ст. Вольский Кромвель М., ГПИБ, 2002, с. 51–52). Когда в 1597 году палата общин подала Елизавете петицию об отмене монополий, королева ответила отказом. Так же щедро раздавали монополии Яков I и Карл I. «Монопольные предприятия и новые отрасли промышленности… не подлежащие действию старых гильдейских уставов, открывали широкое поле частной предприимчивости и являлись поэтому излюбленным поприщем капиталистов нового типа. Именно здесь раньше всего укрепилась и развилась мануфактура, ставшая в 18 веке господствующей формой промышленного предприятия» (там же, с. 53). То есть королевская власть активно способствовала развитию английского капитализма и грудью вставала на его защиту.

В наше время мы часто слышим, что существуют ключевые отрасли промышленности, которые создают высокотехнологичную продукцию и способны «вытянуть» за собой всю экономику страны. Правительству следует оказывать таким отраслям всяческое содействие. Что являлось наиболее высокотехнологичным изделием в Англии начала 17 века? Несомненно, морское судно, способное к дальним переходам. Что делала королевская власть? «Чуть ли не каждый год издается какой-нибудь новый закон для поощрения судоходства. За постройку корабля в 100 тонн и выше (при Карле I – 200 тонн и выше) судовладельцу выплачивается премия в 5 шиллингов за тонну… даются казенные субсидии частным экспедициям, отправляющимся за море для отыскания новых рынков сбыта… принимаются меры для улучшения существующих портов и сооружения новых» (там же, с. 79–80). Ст. Вольский, возможно, сам того не замечая, поет вдохновенный гимн королевской власти – мотору развития английского капитализма.

Вот именно – мотор, а не тормоз, который якобы должна была отбросить революция. О том же пишет и современный автор Б. Кагарлицкий: «автор показывает, насколько далек от истины миф о стихийном возникновении рыночной экономики и правительстве, как факторе, сдерживающем частную инициативу. На протяжении столетий государственная власть всей своей мощью осуществляла «принуждение крынку» (От империй – к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации М., ВШЭ, 2010, Аннотация). Словом, когда Маркс и Энгельс говорят о «прямых посягательствах Карла I на свободную конкуренцию, создававших все более невыносимые условия для торговли и промышленности Англии», то дело тут не в косности «производственных отношений». Карл I был рад бы продолжать политику своих предшественников Елизаветы и Якова I, но изменились обстоятельства. Мы знаем, какие.

Вот социальный срез тогдашнего английского общества: «У богатых арендаторов и зажиточных сквайров мы увидим уже другую (по сравнению с йоменами, которые стали опорой антикоролевских выступлений – А. П.), более показательную для духа времени картину. Их предприимчивость не стеснена отсутствием капиталов, как у йоменов, и капитализм шагает по их владениям уверенными и быстрыми шагами… Новый помещик тесно связан со всеми группами, обслуживающими нужды нового хозяйственного быта. Хлеб, шерсть и скот он продает скупщику капиталы держит у ювелиров, играющих в эту пору роль банкиров, или у богатых купцов; у этих же богатых купцов он занимает под закладные денежные суммы, необходимые для расширения его хозяйственных операций… наконец, иногда и сам приобретает паи крупных торговых компаний, ведущих заморскую торговлю… подвиги купцов, вывозящих сотни тысяч золотых дукатов из Леванта, Индии и далекой, затерянной в снегах Московии! Наживать быстрей, наживать больше – вот цель, к которой направлены все их помыслы» (там же, с. 15–17).

Останавливается Ст. Вольский и на роли торговых компаний, в том числе и Московской, всего перечисляя семь таковых и ставя на первое место Ост-Индскую: «Наиболее широкого развития торговые компании достигли в конце 16 и первую половину 17 столетия». Не правда, ли хорошо совпадает с золотыми временами Московской компании? Отчего-то потом положение не смогли спасти оставшиеся шесть торговых компаний. Но продолжим: «При Якове I, Карле I и Кромвеле они (торговые компании) становятся своего рода манией, которая охватывает самые разнообразные общественные слои, начиная от знатнейших пэров и кончая бродячими торговцами… всякий, имеющий хотя бы незначительные сбережения, спешит вложить их в паи крупных торговых компаний… Собранные с пайщиков средства эти компании тратили не только на заморскую торговлю, но и предоставляли займы частным лицам и короне. Тесно связанные с правящими кругами, они пользовались огромным влиянием при дворе и в парламенте, а накопленные ими крупные средства давали им возможность держать в своих руках более мелких купцов и устанавливать среди купечества настоящую торговую олигархию. В 1604 году во время прений в парламенте… указывалось, что компании фактически отдали всю иностранную торговлю 200 человекам. В 17 столетии эта небольшая, но могущественная группа задавала тон не только в иностранной, но и внутренней политике» (там же, с. 59–61).

Итак, английская экономика была, по существу, завязана на деятельности торговых (то есть внешнеторговых) компаний. Причем расцвет этой системы совпадает как раз с расцветом Московской компании и кончается после ее упадка.

В период расцвета Московской компании Англия заключает унию с Шотландией – с 1603 года Яков I правит обоими королевствами. (Договор о союзе и взаимопомощи с Шотландией был заключен в 1568 году и Елизавета ежегодно выплачивала шотландскому королю денежную субсидию). На континенте Англия активно поддерживает «национально-освободительную борьбу» против Габсбургской империи. В 1589–1595 гг. Елизавета ежегодно отправляла войска во Францию и в Нидерланды, помогая Генриху Наваррскому и голландцам в военных действиях против Католической лиги и стоявших за ней Габсбургов. Кроме того, Елизавета поддерживала своих союзников деньгами – денежные субсидии, не считая стоимости оснащения и оплаты отправляемых из Англии войск, обошлись более чем в 1 млн. фунтов. (История Великобритании под ред. К. О. Моргана, Весь мир, 2008, 5, Елизавета I). Такую же денежную поддержку Яков I оказывал Протестантской унии в Германии. В 1612 году был заключен оборонительный союз Англии с протестантскими князьями Империи. В 1618 году происходит Чешское антигабсбургское восстание. Чешские протестанты хотят создать независимое государство и приглашают занять его престол главу Протестантской унии (и зятя Якова I), курфюста Пфальца, Фридриха V. Англия посылает в Пфальц экспедиционный корпус Хораса Вера для поддержки Фердинанда V (Мишель Дюшен Герцог Бекингем М., Молодая гвардия (ЖЗЛ), 2007, гл. 9).

Мы снова убеждаемся, что у испанских и австрийских Габсбургов была настоятельная необходимость в организации военных экспедиций в Россию с целью ликвидировать источник английских сверхдоходов. Что же происходит после того, как в 1619 году в результате похода Владислава и воцарения Филарета рухнули надежды англичан на восстановление своей русской торговли?

Происходит резкое сворачивание всей антигабсбургской внешнеполитической деятельности Англии. Парламент отказывается одобрить выделение средств на поддержку Фердинанда V. Принудительный заем вместо 200 тысяч фунтов стерлингов, необходимых для продолжения войны, приносит только 77 тысяч. Нет денег – нет войны: Фердинанд V вместе с английским экспедиционным корпусом терпит полное поражение. Чехия на 300 лет попадает под власть Габсбургов. Яков I вступает в переговоры с испанцами. «С каждым месяцем Мадрид и Рим ставят все новые и новые требования, и с каждым месяцем Яков I и Карл (его сын) делают все большие и большие уступки» (там же, с. 89). Речь прежде всего идет о прекращении преследования католиков в Англии и об отмене законов, ограничивающих их права. В 1625 году Яков I первый умирает и на престол вступает Карл I. «Сразу возникают, а вернее продолжаются, разногласия с парламентом… Городская буржуазия и представляющий их парламент… не желают дорогостоящих военных экспедиций…» (там же. с. 95). 1632 году Англия отдает свое канадское владение Квебек Франции. Во внутренней политике «расхождения еще сильнее, компромисс безнадежнее. Парламент требует экономии в расходах» (там же, 96). В 1629 году парламент распущен из-за несогласия в том, кто будет контролировать собранные пошлины – король или парламент.

Зреет распад союза с Шотландией и Шотландское восстание. Причина – стремление Карла I получить дополнительный источник доходов. Он требует у шотландских дворян выкуп за ранее переданные им церковные земли. Вместо прежнего субсидирования Шотландии в ней вводится постоянное налогообложение в пользу английской короны.

Что же вдруг такое случилось с Англией, что полностью изменило ее как внешне – так и внутриполитическую ситуацию? Ответ напрашивается: изменение ситуации экономической. А самое крупное изменение в экономике – крах Московской компании.

Дальнейшее известно – вспыхивают Шотландское, затем Ирландское восстания, в Англии начинается гражданская война между сторонниками короля и парламента. В результате Карл I теряет голову на плахе. Печальный финал изменившейся экономической конъюнктуры.

Англия продолжала находиться в кризисе до 18 века. В Тридцатилетней войне никакого участия не принимала. Историки пишут, что «военная слабость Англии была очевидна современникам». Однако затем Англия начинает снова набирать мощь и в конце концов выигрывает у Испанской империи спор за глобальное господство. Каков же на этот раз был английский ресурс, позволивший ей обойти конкурентов? Это была индустриализация крестьянства или, проще выражаясь, сгон крестьян с земли. (О влиянии индустриализации на ход мирового развития в Новое Время см. в Приложении «Почему Гитлер начал войну и почему распался СССР», где более подробно сказано и о соответствующих событиях в Англии).

Повторим здесь некоторые тезисы. В результате сгона крестьян с земли в Англии была получена армия наемных работников, готовых тяжело и много работать за низкое вознаграждение. «В рядах крестьянства, разоренного и экспроприированного переменами в сельском хозяйстве, промышленники находили резерв дешевой рабочей силы» (Хилл К. Английская революция М., Иностранная литература, 1947). Сверхприбыль, полученная за счет дешевой рабочей силы, была направлена английским правящим классом на осуществление промышленной революции. Анализ английской истории показывает, что события происходили именно в таком порядке: сначала сгон крестьян с земли, затем превращение Англии в ведущую экономическую силу Европы (конец 17-го – начало 18 века), затем промышленная революция (вторая половина 18 века), выход Англии на передовые позиции в науке и технике и глобальное лидерство (конец 18 века).

Так что вполне резонно было бы англичанам сказать спасибо Филарету Романову – именно он, прикрыв Московскую компанию, толкнул Англию на путь форсированного промышленного развития, выведшего ее спустя полтора века на передовое место в мире.

А вот что должны сказать патриарху Филарету сами русские? Что для них означало воцарение Романовых?

Итак, что получила Россия (будем традиционно называть этим именем тогдашнюю Московию) с воцарением Романовых? Чтобы понять это, попробуем найти ключевой пункт перемен, основное звено, потянув за которое мы вытащим всю цепь.

Мы уже произносили эти слова: 16 век в России был веком английской торговли, а 17 – голландской. Однако яснее пока не стало – в чем же тут разница для населения страны? Она в следующем – в отличие от английской торговли, торговля голландская была по преимуществу зерновой, то есть из России вывозилось зерно. За век до России зерновой житницей всей Западной Европы стала Польша. Какие перемены сопровождали это процесс? Вкратце можно сказать так: для обеспечения экспорта зерна в 16 веке в Польше была создана фольварочно-барщинная система, то есть проведено полное закрепощение крестьян. Аналогично и век голландской зерновой торговли в России означал для ее населения полное закрепощение.

«Торговля зерном в мировом масштабе была сосредоточена в руках амстердамских купцов. До середины 17 в. (! – А. П.) избытка зерна в России не было… в 17 веке голландские представители начинают уговаривают московского царя резко увеличить экспорт зерна. Голландцы просят у царя монополию на вывоз хлеба… Уже в 1629 году было получено разрешение на вывоз до 20 тысяч четвертей (московская осьмипудовая четверть – 128 кг) для отправки в Амстердам и Бремен. В следующем году из Московии было вывезено уже несколько сот тысяч четвертей зерна» (Б. Кагарлицкий Переферийная империя: циклы русской истории М., ЭКСМО, 2009, гл. 6, раздел Капитализм и рабство, с. 205–207).

В связке с развитием зернового экспорта из России идет процесс закрепощения крестьян. Мы видим резкую границу – 1649 год. Она характеризуется так: «Полное запрещение переходов крестьян, включая и «Юрьев день». Окончательное оформление крепостного права». Считается, правда, что еще в 15 веке элементы крепостного права уже существовали в России. Но это обычная практика при введении чего-либо неприятного для населения – объяснить, что это уже было испокон веку. Тут власти вполне могут привлечь какого-нибудь историка, который старательно все обоснует, сняв с Романовых «заслугу» введения крепостного права. А последующие историки старательно все перепишут. Показательно, что историки современные используют понятие «вторичное (или повторное) закрепощение крестьян» (к примеру И. Березин Краткая история экономического развития. Учебное пособие М., Русская Деловая Литература, 1999, гл. Повторное закрепощение крестьян в Восточной Европе). Промышленный подъем в Западной Европе совпал, по их мнению, со «вторичным» закрепощением в Центральной и Восточной Европе. Б. Кагарлицкий приводит цитату немецкого историка Хайде Вундер: это новое крепостничество «должно рассматриваться как радикальное нововведение в отношениях между крестьянами и помещиками» (Кагарлицкий, гл. 6 Крепостничество и рынок). То есть к «первичному» крепостничеству вполне подходит выражение «это было давно и неправда» (см. также 3.8.15).

Добавим, что до создания системы производства зерна на экспорт нет никакой надобности в закрепощении крестьян. В отсутствие крупномасштабного производства зерна властям гораздо удобнее брать мзду с перевозящих товар купцов, чем пытаться что-либо получить с человека «на земле», занимавшегося, скажем, бортничеством, рыбалкой или охотой. Попробуй за ним уследи!

(Вот и в сегодняшней России доля таможенных сборов в доходной части бюджета России составляет большую часть – 52 % (2010 г.). В то же время налоги с предприятий малого бизнеса принесли в бюджет всего 2.4 % (2011 г.). Проконтролировать и собрать налоги со всех этих многочисленных ООО – никаких инспекторов не хватит!) При таком раскладе власть контролировала речные стрелки – поэтому именно там стоят русские кремли – брала мзду и с местных товаров, которые везли по малой реке в большую, и с транзитных купеческих судов, проходящих по большой реке. Таможенный или мытный двор – непременная, можно сказать, главная по значимости часть города, примыкавшая к кремлю – Московскому, Нижегородскому, Казанскому, Астраханскому… (Астраханский кремль, как и Архангельский, стоял на другой «стрелке» – реки и моря).

А вот когда производство зерна становится важнейшей экспортной статьей государства, тогда и возникает необходимость привязать земледельца к пахотному наделу и хозяину-барину.

Заглянем в Соборное уложение – свод законов Русского государства, принятый в 1649 году.

(Кстати, в 7-й его главе мы прочтем: «С Польским и с Литовским и с Немецким и с иными окрестными государствы у государя царя и великого князя Алексея Михайловича всея Русии вечный мир и докончание». Кто бы сомневался, что именно с этими названными государствами, вторгшимися в Смутное время в Россию).

Из главы 9 «Суд о крестьянех» мы узнаем, что около 1625 (7134) года «крестьяне и бобыли» были расписаны по владельцам «по писцовым книгам, которыя книги писцы в Поместной приказ отдали после московского пожару прошлого 134-го году». В Уложении отсутствуют упоминания о свободных крестьянах. Все они либо «записаны» за владельцем – за государем, за вотчиной или поместьем – и пребывают у владельца согласно этой записи, либо являются беглыми, то есть место их проживания не соответствует записи Поместного приказа. В таком случае они должны быть возвращены «правильному» владельцу: «А кому доведутся беглыя крестьяне и бобыли по суду и по сыску отдать, и тех крестьян отдавати з женами и з детми и со всеми их животы, и с хлебом стоячим и с молоченым».

«А отдавати беглых крестьян и бобылей из бегов по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет» – то есть без истечения срока данности, причем подлежали возвращению хозяину не только сами беглые, но даже их находящихся у «неправильного» владельца взрослые дети – принадлежность хозяину переходила и на детей. При этом до Уложения 1649 года существовала и возможность перехода к другому владельцу, и срок давности, после которого крестьянин переставал считаться беглым: «по нынешней государев указ (до него – А. П.) государевы заповеди не было, что ни кому за себя крестьян не приимати, а указаны были беглым крестьяном урочныя годы».

То есть Перепись 1625 года была началом закрепощения крестьян, а к 1649 году этот процесс завершился. Для сравнения заметим, что в 20 веке Советская власть провела коллективизацию крестьян в еще более короткие сроки.

Закрепощались не только крестьяне, но и население слобод, то есть поселений, не облагавшихся до этого податями и повинностями: «Которыя слободы на Москве патриарши и митрополичи и владычни и монастырския и бояр и околничих и думных и ближних и всяких чинов людей, а в тех слободах живут торговые и ремесленые люди и всякими торговыми промыслы промышляют и лавками владеют, а государевых податей не платят и служеб не служат, и те все слободы со всеми людми, которые в тех слободах живут, всех взяти за государя в тягло и в службы безлетно и бесповоротно». (Тягло – это система натуральных и денежных повинностей, считавшаяся более тяжелой, чем оброк).

А еще население должно было содержать армию, которая и обеспечивала для населения существующий порядок: «А будет которые люди учнут ратным людем продавати людския и конския кормы дорогою ценою, и тем людем по суду и по сыску, по тому же наказание чинити, а лишнее взятое отдавати».

Не удивительно, что романовский 17 век получил у историков название Бунташного.