Глава 17
Paleosuchus trigonatus: естественный отбор

Южная Венесуэла – уникальное место на нашей планете. Это холмистая равнина, покрытая низкотравной саванной на востоке и густым дождевым лесом на западе. Над равниной поднимаются свыше сотни изолированных гор из красного и черного кварцита с вертикальными склонами и обычно плоскими вершинами. Они называются тепуи, “жилища богов” на местном языке пемон. Это одни из самых древних в мире геологических образований, остатки высокогорного плато, разрушенного выветриванием на протяжении двух миллиардов лет. Самое известное – Аян-Те-пуи, с края которого падает самый высокий в мире водопад Анхель. Некоторые тепуи настолько высокие, что их вершины представляют собой как бы острова холодного климата, с множеством растений и животных, нигде больше не встречающихся. Несколько тепуи поменьше до сих пор не исследованы.

Юго-западная часть этого региона относится к бассейну Ориноко. Благодаря нескольким порогам на Ориноко выше городка Пуэрто-Аякучо верховья реки почти не населены и прекрасно сохранились. Дорога кончается в деревушке над порогами, а дальше единственный транспорт – редкие попутные лодки.

Туризм там практически зачах; все турагентства в Пуэрто-Аякучо оказались закрыты. Мне пришлось прождать два дня на полузаброшенной турбазе возле порогов, пока не подвернулась моторка до другого, тоже полузаброшенного, лагеря, расположенного на маленькой речке у подножия Аутана-Тепуи. Высотой в 1200 метров, Аутана, как и многие небольшие тепуи, напоминает гигантский пень, но отличается от всех прочих тем, что в нем есть сквозная “дырка”. За несколько тысяч долларов можно пролететь сквозь эту дыру-пещеру на мотодельтаплане.

Речка, на которой стоял лагерь, была слишком быстрой для кайманов, но в нее впадали ручьи, казавшиеся подходящими. Те из них, которые текли со стороны тепуи, были кристально чистыми, а те, что вытекали из леса на другой стороне реки, – “черными”, с водой цвета крепкого чая. Из литературы следовало, что чистые ручьи должны быть населены карликовыми кайманами Кювье, а черные – карликовыми кайманами Шнайдера. Но мне и там и там попадался только второй вид.

Он немного крупнее, чем кайман Кювье, за которым я наблюдал в Гайане. У него самая толстая чешуя из всех крокодиловых, треугольная голова и очень сильный хвост – видимо, приспособления к жизни в быстрых реках. Недавно оказалось, что этот малоизученный кайман строит гнезда у подножия термитников. Термиты оборудуют в своих жилищах сложную систему вентиляции, по которой из подземной части постоянно поднимается теплый воздух. Кайманы используют этот теплый поток для обогрева яиц в гнездах. Другим крокодиловым для этого хватает солнца, но кайманы Шнайдера живут в густых, темных лесах.

Причудливые скалы на вершине одного из тепуи

У найденных мной кайманов были норы под нависающими берегами ручьев. Увидеть их было проще всего рано утром, когда они грелись по нескольку минут на корягах, прежде чем скрыться в норах, и в сумерках, когда они снова выходили на поверхность. Я пытался следовать за ними ночью, когда они отправлялись на охоту, но мне мало что удавалось рассмотреть. В лес почти не проникал лунный свет, а я не мог пользоваться большим фонарем, только слабым красным светом налобного фонарика. Если я включал белый свет, кайманы мгновенно исчезали. Красный свет позволял мне видеть их глаза примерно за тридцать метров, а подобраться ближе обычно не получалось.

Говорят, что карликовые кайманы часто охотятся на суше и могут пройти за ночь несколько километров в поисках добычи. Но те, за которыми я наблюдал, ничего подобного не делали. Они плыли вверх по течению, пока ручей не превращался в цепочку лужиц между камнями. Там они и охотились. Мне всего несколько раз удавалось увидеть, что они ели: мелкую рыбу и однажды – личинку стрекозы.

Было так здорово возвращаться утром в лагерь после целой ночи ползания по сплетениям лиан и паутины по берегам этих ручьев! В лагере был роскошный песчаный пляж. Я прыгал в реку и отмокал там большую часть дня, извлекая занозы и предоставляя маленьким рыбкам чистить мою кожу. Вода была такой мутной, что только верхний слой, сантиметров около пяти, сильно прогревался, а ниже таилась сладостная прохлада. Над рекой летали гигантские стрекозы; они были черные с желтыми головами и кончиками крыльев, так что каждая казалась стайкой из пяти порхающих мотыльков. Однажды я вернулся из леса еще до рассвета и увидел под водой четыре ярко-золотых глаза, отражавших свет фонарика. Они принадлежали паре расписных скатов-хвостоколов, танцевавших на отмели.

А вернулся раньше я в то утро потому, что кайман, за которым я наблюдал, около полуночи вдруг перестал охотиться, вернулся к своей норе, два часа неподвижно плавал в заводи перед входом, а потом поднял голову и хвост и заревел. Через час он снова поднял голову и хвост, но на сей раз шлепнул головой по воде, после чего уполз в нору.

К сожалению, я должен был уехать, прежде чем сумел собрать больше данных. Попутных лодок не было, так что пришлось целый день что было силы грести, чтобы спуститься по реке к проезжей дороге. Там я поймал машину до Пуэрто-Аякучо, а оттуда медлительный автобус довез меня до Сьюдад-Боливара, самого большого города на Ориноко.

В Сьюдад-Боливаре красивый исторический центр и прекрасный вид на реку. Когда я был там одиннадцатью годами раньше, множество людей страдало от речной слепоты, но с тех пор ее в Южной Америке полностью искоренили. Я спешил, поэтому сразу сел на другой автобус, потом еще на один и добрался до Тукупиты, города в дельте Ориноко. Там было закрыто вообще все. Даже бензоколонка открывалась только на два часа в день. Не знаю, почему в Венесуэле почти никто не работал, но мне это напоминало СССР 1980-х годов, когда люди часто приходили на службу и ничего не делали весь день.

Я сумел найти лодку, шедшую вглубь дельты, чтобы в очередной раз попробовать понаблюдать за очковыми кайманами, но к тому времени, как я их отыскал, лодочник уже сообщил мне, что брачный сезон у них в марте. Я на всякий случай все-таки понаблюдал за ними пару дней, вернулся в Тукупиту и оттуда поехал в Каракас. Как и вся страна, город был сверху донизу оклеен портретами Чавеса в фашистско-советском стиле, обычно в окружении рабочих и крестьян на фоне дымящихся труб и кукурузных полей.

Амазонские бабочки рода диэтрия славятся “математическим” рисунком на крыльях

Короткий перелет над Карибским морем, и я наконец-то вернулся домой. Каждый раз, как я собирался надолго уехать, я находил через ЖЖ желающих пожить в моей квартире в Майами. Она была всего в получасе от пляжа. Я разрешал людям пользоваться машиной и квартирой, а они платили вместо меня за аренду. Но в этот раз семья, которая проводила отпуск в моей квартире, уехала за месяц до моего возвращения. Поэтому на полу ванной обнаружился большой муравейник с муравьиными тропами, ведущими во все комнаты. Над ним висели четыре яруса паутины, полные дохлых муравьев. Оконные рамы покрылись зелеными водорослями, холодильник заплесневел снаружи и изнутри, почтовый ящик был забит мокрой бумажной кашей, тоже заплесневевшей. Плодовые мушки, жившие в мусорном ведре, вымерли от голода, поэтому гекконы переселились на улицу, оставив квартиру во власти тараканов. Под кроватью поселился тарантул, забытая на столе коробка сахара превратилась в сладкую лужу, трубка стек-лоомывателя в машине совсем прогнила, а на газоне перед входной дверью вырос урожай галлюциногенных грибов Psilocyhe. Обожаю жить в тропиках!

Должен признаться, что первые несколько дней я почти ничего не делал, только читал блоги, обрабатывал фотографии и обменивался комментами. Была в ЖЖ одна девушка, блог которой я читал с особым удовольствием. У нее был прекрасный стиль и замечательное чувство юмора. Я написал несколько благодарных комментариев, и вскоре мы стали переписываться. Она жила в Теннесси, всего в одном дне пути на машине, и мы договорились, что я загляну к ней в гости во время следующей поездки для изучения аллигаторов. Звали ее Настя.

Но пока у меня было слишком много работы. Оставался месяц до предполагаемого брачного сезона у крокодилов Морелета в Мексике. Мне надо было спланировать экспедицию в Африку длиной в целый год и начать отбирать добровольцев.

На мои объявления ответило много людей, но большинство из них писали что-то вроде “Это мечта всей моей жизни, но как раз сейчас я слишком занят”. Было понятно, что эти люди никогда не поедут в серьезное путешествие: они будут откладывать исполнение своей мечты, пока не станут слишком старыми. Одна славная девчонка из Англии – к тому же биолог! – почти согласилась ехать, но потом все-таки решила стать водителем грузовиков, которые возят туристов вокруг Африки. Несколько жителей России готовы были принять участие в экспедиции хоть завтра, но я не мог их взять, потому что было бы практически невозможно получить для них визы ЮАР. Я пытался уговорить Настю, но она уже купила билеты, чтобы навестить свою семью на Украине в июне, и должна была вернуться в университет в августе.

Осталось четыре кандидата, и я пригласил их всех в гости. Дама по имени Ширли жила в Нью-Йорке, так что мы поговорили по телефону. Вроде бы она подходила, так что я решил познакомиться с ней поближе потом. Я все равно собирался в Нью-Йорк через несколько месяцев. Одна девушка приехала в Майами – и через пять минут нам обоим стало понятно, что ничего не выйдет. Она была слишком нормальной для такой авантюры.

Последние добровольцы были молодой парой. Звали их Стася и Шура. Они родились в Союзе и приехали в США подростками. Шура был талантливым инженером и программистом, Стася была по образованию художником. Несколькими годами раньше Шура успешно продал основанную им компанию, и ребята решили сменить стандартную жизнь американского среднего класса на путешествия, не собираясь возвращаться в скучные офисы. Мне повезло: я поймал их во время короткого визита к родственникам. Они как раз вернулись из длинного маршрута на микроавтобусе по Центральной Америке.

Они остановились у родителей Шуры в семидесяти километрах к северу от Майами, так что встретиться было несложно. И едва мы познакомились, я понял, что они – идеальные кандидаты. Именно такие люди, какие мне нужны: свободные от обязательств, опытные путешественники, с патологической склонностью к риску, способные разделить расходы. Шура умел чинить практически все, что может поломаться, и вообще был на редкость толковый, а Стася отличалась редкой общительностью, и я понял, что смогу доверить ей всевозможные переговоры. В Африке без умения договариваться далеко не уедешь. Они говорили по-русски, так что мы могли пользоваться языком, непонятным посторонним.

Какими бы замечательными они ни казались, я все же не собирался брать их на год в Африку, не проверив на психологическую совместимость. Мы придумали простенький план на весну и лето. Они как раз собирались ехать нырять в Гондурас. Я поеду изучать крокодилов Морелета в Мексике и Гватемале, потом загляну к Шуре и Стасе на несколько дней, вернусь во Флориду и проведу апрель и май за изучением аллигаторов. Мои новые друзья вернутся из Гондураса, и мы вместе доедем на моей машине до Нью-Йорка (самые дешевые рейсы в Африку были оттуда). Мы подберем Ширли, погуляем две недели по Канаде и вернемся в Нью-Йорк. Там у Стаей мама, так что мне будет где оставить машину и вещи. В конце июня я полечу в Денвер, встречусь с моей мамой и покатаю ее три недели по горам и каньонам Запада (я давно обещал ей такую поездку). Как только я вернусь в Нью-Йорк, мы с Ширли, Стасей и Шурой полетим в Йоханнесбург, возьмем напрокат маленькую легковушку, доедем до Кейптауна, где прокат машин намного дешевле, арендуем внедорожник и перегоним его в Полосу Каприви, узкий выступ намибийской территории между Анголой, Ботсваной и Замбией. А дальше начнутся сложности.

Молодой крокодил Морелета