На следующий день с утра пораньше я приступил к новой фазе поисков Ааза. Мотылек убедил меня, что я вряд ли найду его в финансовых кругах. Значит, оставались маги.

Как и предупреждал Эдвик, из-за многочисленности занятых в магическом бизнесе извергов эта задача казалась почти невыполнимой. Но это был единственный шанс, и мне ничего не оставалось, как им воспользоваться и надеяться на везение. Но после того как обошел с полдюжины организаций, я был готов признать свое поражение.

Проблема, с которой я столкнулся, заключалась в том, что насыщенность рынка магических услуг имела следствием жесткую конкуренцию среди магов. Везде ко мне лезли с назойливой рекламой и вдалбливали, как необходима магическая помощь в повседневной жизни каждого. А коль скоро я признавался, что и сам подвизаюсь в этом бизнесе, мне либо предлагали стать партнером, либо обвиняли в шпионаже и выбрасывали из кабинета. (Двое, впрочем, только пригрозили выбросить, но благодаря присутствию Пуки я ушел с достоинством.) А вот об Аазе никаких сведений я не получил.

Несмотря на нарастающее сомнение в успехе поиска, мне было интересно наблюдать этот искусственный магический бум со стороны. Кальвин предупредил меня насчет излишней неуверенности в себе и принижения собственных способностей. Вытерпев в тот день несколько раундов бахвальства, следовавших один за другим, я твердо усвоил – чем громче кто-то сам себя расхваливает, тем меньшее впечатление он производит на слушателя, в частности, на меня. Я подумал о спокойной уверенности, излучаемой такими людьми, как Мотылек и Пуки, и решил, что вести себя, как они, мудрее при деловых контактах… да и при светских, если уж на то пошло. Насколько я понял, главное не в том, чтобы привлечь внимание, а в том, чтобы произвести впечатление. Поэтому я твердо решил не только не поощрять обращения «господин Скив», но и отказаться от рекламной шумихи с «Великим Скивом». Все равно я не верил по-настоящему во всю эту чушь. Я был просто Скив, и людей могло либо впечатлять то, чем я был на самом деле, либо нет, а то, как я себя называл, не имело ровно никакого значения.

Этот мой вывод вам может показаться скоропалительным, но, поверьте, это не так. Я исколесил достаточно большой район Извра в такси Эдвика, и это дало мне время для раздумий и размышлений над увиденным и услышанным. И что еще важнее – советы, данные Мотыльком и Кальвином, не говоря уже о вопросах, которые мне поневоле пришлось задать себе самому по поводу Ааза, заставили меня пересмотреть собственные позиции и приоритеты. Поэтому мне было о чем подумать.

Встречи с бесконечной чередой людей, никогда ранее не только не встречавших меня, но даже и не слышавших обо мне, дали мне очень много. Я стал больше задумываться о своем отношении к людям, да и о том, каким они воспринимают меня.

Изверги были известны повсюду скверным и злобным нравом, да еще, как правило, и высокомерием. Хватало доказательств и их грубости. И все же я встретил среди них довольно любезных и готовых помочь. Как, например, Мотылек. И даже рисковых ребят вроде Дж. Р., готовых на все ради попавшего в беду почти незнакомого им человека. Не стоило мерить всех одной меркой. Интересно было проследить, как люди себя ведут в перенаселенной среде, да еще в условиях конкуренции. Впрочем, были и такие, что казались совершенно невосприимчивыми к давлению среды.

Чем больше я думал об этом, тем больше замечал изврские черты в своем собственном характере. Кальвин говорил, что я очень хочу казаться сильным… или даже холодным и безжалостным, и все это ради того, чтобы скрыть собственные пугающие меня слабости. А может, именно так обстояло и с хвастливыми извергами, которым легче наорать на кого-то, чем признать свою неправоту? Может, это из-за неуверенности в себе и закомплексованности я так холоден и замкнут с людьми, которые могли бы мне помочь?

Это навело меня на мысль высказать Эдвику свою озабоченность и поинтересоваться, нет ли у него самого каких-нибудь идей, возможно, альтернативных поиску моего партнера в магическом сообществе.

– Я как раз и думал об этом, Скив, – отозвался он, – но считал, что мне не следует лезть с советами, пока вы не спрашиваете.

– Ну вот, теперь я спрашиваю. Думаешь, мне стыдно признать, что ты знаешь это измерение лучше меня?

Этот вопрос я скорее адресовал самому себе, чем Эдвику, но таксист принял его не моргнув глазом.

– Это уж точно. Я подумал, может, не стоит приставать к магам с вопросом об их потенциальных конкурентах, а вместо этого проверить школы.

– Школы?

– Разумеется. Ну, знаете, места, где этих искусников обучают их ремеслу. У них должны храниться какие-то сведения о том, кто чему научился. И они наверняка поделятся ими с вами, поскольку вы им не конкурент.

Это имело смысл, но казалось чересчур легким.

– Даже если все так, как ты говоришь, то неужели они, по-твоему, станут утруждать себя хранением адресов бывших студентов?

– Шутите? – рассмеялся таксист. – А как же старая альмаматер сможет выуживать денежные пожертвования у своих прежних питомцев? Здесь, может, и не Дева, но какой изверг упустит источник дохода?

При его словах я почувствовал, как возрождаются мои надежды.

– Отличная идея, Эдвик! Сколько тут магических школ?

– Известных мне – не больше дюжины. Не сравнить с числом разных видов бизнеса. Будь я на вашем месте, то бы начал с самой крупной и шел дальше по нисходящей.

– Тогда именно так мы и поступим. Вези меня в первую по списку и не жалей ящеров… и, Эдвик, спасибо.

Территория Магического института Извра (МИИ) занимала целый городской микрорайон. Я говорю «территория», потому что состояла она в основном из хорошо подстриженных лужаек и кустов, что явно контрастировало с большей частью Извра, набитого зданиями и улочками. То тут, то там высившиеся величественные старые здания из кирпича или камня, казалось, не имели никакого отношения к визгу и гулу в каких-то ярдах от их метрополиса. Глядя на открывшийся перед нами величественный покой, я невольно задумался, а так ли уж важен и вечен тот остальной, суетный и жестокий, мир?

В знак символической защиты школу окружала железная ограда, но ворота стояли раскрытые настежь. Я с любопытством смотрел из окна такси на строение, которое Эдвик назвал административным корпусом, в надежде хоть мельком увидеть студентов, занимающихся в аудиториях, но меня ждало разочарование. Похоже, их больше влекло молодежное времяпрепровождение, забавы и флирты, нежели упорное приобретение знаний. Заметил я в их числе и немало студентов из других измерений. То ли школьная администрация относилась к иномирцам более терпимо, чем остальное общество, то ли просто была не столь разборчива, от кого принимать деньги. Мне так и не довелось выяснить, как обстояло все на самом деле.

После нескольких вопросов мне показали, как пройти в кабинет главного хранителя документов. Этот сотрудник внимательно выслушал мой рассказ, оставаясь все время неподвижным и абсолютно, казалось, невозмутимым. Мне приходилось бороться с искушением состроить ему рожу, не закончив фразы, чтобы проверить, вникает ли он в суть разговора. У меня даже возникло предчувствие, что в среде официального образования мне искать нечего.

– Понимаю, – проговорил он, как только я умолк. – Ну, ваша просьба кажется серьезной. Ааз… Ааз… так вот, с ходу, я не могу вспомнить этого имени, но оно кажется мне знакомым. Впрочем, проверить это довольно легко. ГРЕТТА!

В ответ на его зов в дверях кабинета появилась молодая извергиня. Она метнула быстрый взгляд на Пуки, прислонившуюся к стене позади меня, но тут же перестала обращать на мою телохранительницу внимание, как, впрочем, и хранитель документации.

– Да, сэр?

– Гретта, это господин Скив. Он пытается отыскать того, кто, возможно, здесь учился. Я хотел бы, чтобы ты помогла ему найти нужную папку… если она существует. Господин Скив, это Гретта. Она студентка и иногда помогает нам… что-то не так?

Я внезапно убрал руку, протянутую для обмена рукопожатием с Греттой, и хранитель документации заметил это движение.

– О, да ничего… пустяки, – смутился я. И быстро пожал протянутую руку. – Это дурная привычка, усвоенная мной у Ааза. Мне следовало бы избавиться от нее. Так что вы говорили?

Хранитель документации проигнорировал мои усилия загладить светский промах.

– Что за дурная привычка?

– Это глупо, но… Ааз, когда был моим учителем, а я его учеником, принципиально не пожимал мне руки. И громогласно об этом заявлял. До меня сейчас дошло, что я тоже перенял его манеру. Простите, Гретта. Ничего личного.

– Ну конечно… Аазмандиус!

Хранитель документации вдруг разволновался.

– Простите? – озадаченно переспросил я.

– Гретта, искать папку не потребуется. Принесите мне документы на имя Аазмандиуса… они находятся в картотеке недоучившихся… Трех– или четырехвековой давности, если не ошибаюсь.

Когда студентка стремглав умчалась, хранитель документации вновь обратился ко мне:

– Извините, господин Скив. Я только сейчас догадался, кого вы ищете. Когда вы упомянули о его манере не пожимать руки ученикам. Это было одной из наименее неприятных его причуд. Аазмандиус! Сколько лет прошло, а я все еще его помню.

После долгих поисков я с трудом верил в свою удачу.

– Вы уверены, что мы говорим об одном и том же лице? Об Аазе?

– О боги, да. Вот потому-то это имя и показалось мне знакомым. Ааз – это уменьшительное от Аазмандиус, он им пользовался, когда упражнялся в своем сомнительном пристрастии к розыгрышам… или занимаясь чем-нибудь не очень подходящим для занесения в личное дело, если уж на то пошло. Было время, когда это имя вселяло ужас в сердца всех первокурсников.

– Как я понимаю, он был не особенно хорошим студентом? – попытался я скрыть улыбку.

– О, напротив, он был одним из самых способных студентов, какие когда-либо здесь учились. Пожалуй, именно поэтому преподаватели и администрация готовы были закрыть глаза… гм, на некоторые черты его характера. Пока Аазмандиус учился здесь, он шел впереди своего класса, и все пророчили ему блестящее будущее. Я не уверен, сознавал ли он это. Но еще задолго до занесения его в список выпускников среди преподавателей возникли жаркие споры. Одни считали, что после выпуска его следует привлечь к преподавательской работе в институте. Другие настаивали, что при его высокомерии вводить его в постоянный контакт со студентами будет… ну, проще говоря, по их мнению, его темперамент больше подходит для частной практики, школа же тоже получит свое – в виде финансовых пожертвований от прежнего питомца… предпочтительно присланных откуда-нибудь издалека.

Это новое погружение в прошлое Ааза увлекло меня. Однако я не мог не отметить кое-каких неясностей в рассказе хранителя документации.

– Извините, – обратился я к нему. – Но правильно ли я расслышал, что вы послали Гретту посмотреть досье Ааза в картотеке недоучившихся? Если он так хорошо занимался, то почему не стал выпускником?

Изверг тяжело вздохнул, и лицо его выразило искреннюю боль.

– Его семья потеряла состояние после серии неудачных инвестиций. Лишившись финансовой поддержки, он покинул школу недоучкой… тихо ушел в середине семестра, хотя плата за обучение за этот период была внесена полностью. Мы предложили ему стипендию, чтобы он смог завершить свое образование… собрали даже по этому поводу внеочередное специальное заседание попечительского совета. Но он ее не принял. Очень жаль. Он подавал большие надежды.

– Это не похоже на того Ааза, которого я знаю, – нахмурился я. – Мне не приходилось видеть, чтобы он отказывался от денег… ему достаточно их предложить… Он что, сослался на какую-то причину отказа от стипендии?

– Нет, но в то время его было легко понять. Видите ли, семья его была очень преуспевающей, и он щеголял своим богатством перед менее удачливыми сокурсниками почти так же охотно, как и превосходством своих способностей. По-моему, он покинул школу, потому что для него даже мысль была невыносима о встрече с прежними дружками в новом качестве бедняка. Он был слишком горд, чтобы стать студентом-стипендиатом после того, как утвердился в роли аристократа. Аазмандиус, может, и не отказывался от денег как таковых, но, думаю, вы замечали в нем сильнейшее отвращение к благотворительности… или к чему-либо подобному.

Это имело смысл. Нарисованный им портрет Ааза или, как его здесь называли, Аазмандиуса, кажется, подтверждал сделанный Мотыльком анализ финансовых привычек моего старого наставника. Если ему пришлось пережить такой позор и самому увидеть, как его планы на будущее рухнули из-за неосторожного распоряжения деньгами, то это объясняло чрезмерную консервативность в его поведении и даже скупость, когда речь заходила о накоплении и охране нашего запаса наличных.

– Наконец-то!

Восклицание хранителя документации при возвращении Гретты оторвало меня от раздумий. Я почувствовал, как во мне растет предвкушение удачи, когда он взял папку и начал внимательно просматривать ее содержимое. Впервые после прибытия на Извр у меня появится верная нить, ведущая к Аазу. Затем я заметил, что он хмурится.

– Что случилось?

– Сожалею, господин Скив, – оторвался от папки хранитель документации, – похоже, у нас нет адреса вашего компаньона. Здесь только написано: «В отъезде». Наверное, понимая его финансовое положение, мы не так старались следить за ним, как обычно поступаем с другими питомцами.

Я боролся с нахлынувшей на меня волной разочарования, не желая верить, что после всего пережитого этот ход окажется еще одним тупиком.

– Разве он потом не обзавелся собственной школой, или бизнесом, или еще чем-то в этом роде? Я однажды встретил одного его ученика.

Изверг покачал головой:

– Нет. Об этом бы мы узнали. Возможно, он и обучал некоторых близких друзей или родственников… такое бывает среди занимающихся здесь. Но, думается, я могу с уверенностью сказать, что никаким официальным преподаванием он не занимался ни здесь, ни в каком-либо ином измерении. Мы бы услышали про это хотя бы потому, что его подопечные связались бы с нами для подтверждения его квалификации.

Теперь я вспомнил, что Руперта, того самого встреченного мной его ученика, мне представили как племянника Ааза. Подавленный ощущением безнадежности, я чуть не пропустил мимо ушей дальнейшие слова хранителя документации.

– Кстати, коли речь зашла о родственниках. У нас есть адрес его ближайшей родственницы… собственно, его матери. Наверно, если вы поговорите с ней, то, возможно, и выясните, где он.