Девушка в зеркале

Конечно, можно сказать, что все началось с невинной шалости или проделки, но на самом деле это не совсем так. Она была не совсем невинной. Уортон плохо себя вел, и Лига решила его наказать, в надежде на то, что он прекратит свои безобразия или по крайней мере слегка успокоится. В самом крайнем случае Лига получит удовлетворение от того, что Уортон будет страдать, – уже кое-что. Даже немало.

Если по правде, шалость ни в малейшей степени не была безобидной. Но вполне закономерной. В любом случае, возможны ли вообще невинные проделки?

Слива являлась президентом Лиги – невыбранным, но бесспорным – и также ее основателем. Чтобы привлечь в нее единомышленников, она представила Лигу как славную и древнюю традицию Брейкбиллса, что, вероятно, не соответствовало действительности. Однако колледжу исполнилось четыреста лет, и Слива решила, что в какой-то момент такая Лига или нечто подобное наверняка существовало, а значит, можно говорить об историческом прецеденте. Во всяком случае, такую возможность не следует исключать. На самом же деле она позаимствовала идею из рассказа П. Г. Вудхауза.

Члены Лиги встретились довольно поздно в необычном маленьком кабинетике в Западной башне, имевшем форму трапеции. Они знали, что башня находится вне защитной магической сети колледжа, а значит, могли со спокойной совестью нарушать здесь комендантский час. Слива, вытянувшись во весь рост, лежала на полу – ее любимое положение, когда решались вопросы, касающиеся Лиги. Остальные девушки в самых разных позах расположились на диванах, креслах и стульях, точно конфетти после удачной, но утомительной вечеринки, которая наконец подошла к концу.

Слива установила тишину в комнате, использовав простое заклинание, уничтожавшее любые звуки в радиусе десяти ярдов, и внимание собравшихся тут же сосредоточилось на ней. Когда она прибегала к какому-нибудь магическому трюку, все сразу забывали о своих делах.

– Давайте поставим вопрос на голосование, – торжественно сказала Слива. – Все, кто за то, что мы должны наказать Уортона, скажите да.

Последовали самые разные «да» – от энергичных и усердных до ироничных и сонных. Слива не могла не признать, что поздние тайные сборища негативно влияют на режим сна. Не совсем честно по отношению к ее соратницам, поскольку сама она делала все очень быстро и проходила через любые домашние задания, точно горячий нож сквозь масло, но остальным учеба давалась не так легко. Сейчас, когда она лежала с закрытыми глазами, а ее длинные каштановые волосы веером рассыпались на ковре, прежде мягком и ворсистом, но давно ставшем гладким и блестящим, голосование получилось практически единогласным.

В общем, почти все поддержали Сливу, а от нескольких «нет» она отмахнулась как от не имеющих существенного значения.

– Это возмутительно, – сказала в наступившей тишине Эмма, словно приняла подачу. – Совершенно возмутительно.

Преувеличение, конечно, но никто не стал ей возражать. Преступление Уортона нельзя было назвать вопросом жизни и смерти, но Лига твердо решила, что пришло время положить конец его выходкам.

Дарси сидела на диване напротив длинного зеркала в потрескавшейся белой рамке, которое стояло у стены, и развлекалась со своим отражением – изящными движениями рук плела заклинание, вытягивала его и сжимала, вытягивала и сжимала. Слива не очень понимала, как она это делает, но Дарси специализировалась на магии зеркал. Конечно, она слегка рисовалась, и неудивительно – у нее не так уж часто возникала возможность продемонстрировать свои умения.

Итак, перейдем к безобразному поступку Уортона. В столовой Брейкбиллса всех обслуживали первокурсники, которые потом ели отдельно. По традиции каждый год одного из студентов четвертого курса выбирали на роль сомелье, отвечавшего за вино и все, что с ним связано. Уортон удостоился этой чести – и не без причины. Он действительно хорошо разбирался в винах, во всяком случае, помнил целую кучу названий и знал многое другое. (На самом деле сначала должность сомелье получила другая студентка четвертого курса, носившая забавное имя Медвежонок Клэр, но Уортон публично посрамил ее, когда сумел вслепую отличить «Жигонду» от «Вакераса».)

Однако с точки зрения Лиги Уортон опозорил свое звание, совершив ужасный грех, заключавшийся в том, что он систематически недоливал вино, в особенности студентам пятого курса, которым разрешалось выпивать за обедом два бокала. Он наполнял их лишь на три четверти. И в данном вопросе мнение членов Лиги было единодушным – такое преступление ни в коем случае нельзя спускать виновному с рук.

– Как вы думаете, что он со всем этим делает? – спросила Эмма.

– С чем именно?

– С остающимся вином. Должно быть, он его где-то прячет. Могу спорить, что каждый вечер у него остается лишняя бутылка.

Всего в Лиге состояло восемь девушек, из которых присутствовало шесть, Эмма была самой молодой и единственной второкурсницей, однако не стеснялась высказывать свое мнение при старших. Слива считала, что Эмма сильно преувеличивает собственную роль в Лиге. Ей следовало бы хоть иногда демонстрировать уважение. Ведь только что говорила Слива.

– Ну, не знаю, наверное, сам выпивает, – предположила Слива.

– Ему не одолеть бутылку за вечер, – возразила Дарси.

Она носила прическу с торчащим гребнем в стиле афро семидесятых.

– Ну, тогда он это делает вместе со своим дружком. Как там его зовут? У него греческое имя.

– Эпифанио, – сказали Дарси и Челси одновременно.

Челси лежала на диване напротив Дарси, положив белокурую голову на ручку и поджав под себя колени, и без особого энтузиазма пыталась помешать зеркальным фокусам Дарси. Заклинания Дарси требовали большого напряжения и внимания, но портить чужую работу гораздо проще, чем творить что-то свое. Это один из множества недостатков магии.

Дарси нахмурилась и сосредоточилась еще сильнее, отбивая атаки Челси. Вмешательство Челси вызвало легкое гудение, а зеркальное отражение Дарси изгибалось и выписывало диковинные спирали.

– Прекрати, – сказала Дарси. – Ты все испортишь.

– Наверное, вино ему необходимо для какого-то заклинания, – снова вмешалась Эмма. – Ему нужно каждый день его подпитывать, и оно как-то связано с его мужским достоинством.

– Естественно, что же еще может прийти тебе в голову? – заметила Слива.

– Ну, – сказала Эмма, ужасно покраснев. (Ага, я тебя достала!) – Вы же знаете, он такой накачанный.

Челси почувствовала, что наступил подходящий момент, и заставила изображение Дарси рассыпаться на части, а через мгновение его словно затянуло в черную дыру, и оно исчезло, как будто в зеркале ничего и не было – теперь в нем отражался лишь пустой диван с примятой подушкой.

– Ха, – сказала Челси.

– Накачанный еще не значит мужественный, – вмешалась Люси, невероятно серьезная, склонная к философствованию пятикурсница; в ее голосе слышалась горечь собственного опыта.

Толстая, болезненного вида кореянка Люси, скрестив ноги, парила в одном из неровных верхних углов комнаты. Ее темные прямые волосы были длинными, ниже талии.

– Могу спорить, он отдает вино призраку, – продолжала Люси.

– Призрака не существует, – возразила Дарси.

Кто-нибудь то и дело говорил, что по Брейкбиллсу разгуливает призрак. Вроде того, что Слива сказала про Лигу: невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.

– Кстати, – поинтересовалась Челси, которая закрепила свою победу над Дарси, водрузив ноги ей на колени, – что означает «мужественный»?

– Настоящий мужчина, с огоньком в штанах, – ответила Дарси.

– Девочки, пожалуйста, – сказала Слива, чтобы направить разговор в нужное русло. – Ни огонек Уортона, ни его штаны нас сейчас не волнуют. Вопрос в том, что делать с исчезнувшим вином? У кого есть план?

– У тебя есть план, – снова сказали Дарси и Челси одновременно.

Они напоминали близнецов из театральной постановки.

– Да, у меня есть план.

– У Сливы есть план, – сообщила веселая Холли, устроившаяся в одном из удобных кресел.

Да, у Сливы всегда имелся план; и она ничего не могла поделать с тем, что они без особых усилий постоянно рождались у нее в голове. План Сливы состоял в том, чтобы воспользоваться ахиллесовой пятой Уортона – его карандашами. Он не писал теми, что выдавали в школе, по мнению Сливы, вполне функциональными и соответствовавшими нуждам студентов: синий цвет колледжа с надписью золотыми буквами «Брейкбиллс». Но Уортону они не нравились – он говорил, что они слишком толстые, неудобно «лежат в руке», а грифель у них слишком мягкий. Уортон привозил карандаши из дома.

На самом деле карандаши Уортона производили впечатление: оливково-зеленые, сделанные из маслянистого ароматического дерева. От них исходил восковой аромат, напоминающий запах экзотических растений сельвы. Никто не знал, где он их брал. Резинки, угольно-черные, а не розовые, крепились матовыми темно-серыми стальными кольцами со слишком высоким содержанием углерода. Уортон носил свои карандаши в плоском серебряном футляре, где также лежал острый маленький ножик, которым он их затачивал, делая грифель невероятно острым. Для ножика в футляре имелось специальное бархатное гнездо.

Более того, Уортон до поступления в колледж, готовящий волшебников, участвовал в академическом десятиборье или дебатах, или еще в чем-то, потому что обладал неплохим арсеналом фокусов с карандашами, нацеленным на то, чтобы произвести впечатление на соперников по математическим олимпиадам. Он проделывал их практически непрерывно и, как казалось, бессознательно. Уже одно это вызывало раздражение, не говоря уже о махинациях с вином.

Слива предложила украсть карандаши и использовать их для шантажа, чтобы заставить Уортона объяснить, что он делает с вином, а также взять с него слово прекратить эти безобразия. К половине двенадцатого ночи члены Лиги начали зевать, Дарси и Челси восстановили отражение Дарси в зеркале, потом снова начали с ним играть. Члены Лиги подробно обсудили, одобрили и даже сделали избыточно сложным план Сливы, добавив к нему жестокие маленькие детали.

Суровая необходимость требовала наказать Уортона, ведь кто-то должен был навести порядок в Брейкбиллсе, а поскольку факультет ничего не предпринимал, Лига решила взять дело в свои руки. И пусть факультет отводит глаза от очевидных вещей, взгляд Лиги всегда будет проницательным и строгим.

Образ Дарси в зеркале съежился и задрожал.

– Прекрати! – воскликнула Дарси, которая рассердилась по-настоящему. – Я тебе говорила…

Она предупреждала и оказалась права. Зеркало треснуло: раздался громкий звон, и в нижнем правом углу на стекле появилась белая звезда, от которой побежали тонкие трещины, словно в зеркало попала невидимая пуля.

Слива вдруг вспомнила Теннисона: «Разбилось зеркало, звеня»…

– О, дерьмо, – сказала Челси, и ее руки метнулись ко рту. – Надеюсь, оно не слишком дорогое.

Одновременно зеркало потемнело и перестало отражать то, что находилось в комнате. Слива подумала, что, наверное, это какое-то устройство, которое лишь исполняет роль зеркала. Сначала она решила, что его поверхность почернела, но уже в следующее мгновение увидела мягкие тени: диван и кресла – та же комната, только пустая и погруженная в темноту. Быть может, «зеркало» показывает прошлое? Или будущее? Жутковатая картина, словно в комнате кто-то находился, а потом ушел, выключив перед уходом свет.

На следующее утро Слива встала в восемь часов, довольно-таки поздно, но хоть она и выспалась, в голове у нее клубился густой туман. Она рассчитывала, что будет испытывать возбуждение перед предстоящей проделкой, но механически отправилась в душ, оделась и зашагала на первую лекцию. Ее разум, как она часто замечала, жил своей собственной жизнью и был подобен линзе, которая позволяла ей полностью сосредоточиться на учебе или, наоборот, мешала, делая рассеянной и неспособной нормально заниматься – причем без малейшего ее участия и желания.

Будучи студенткой пятого курса, закончившей изучение всех предметов, Слива активно участвовала в семинарах семестра. Первым сегодня стоял коллоквиум по периодической магии пятнадцатого столетия в Германии, точнее, работа с элементалями, необычной техникой прорицаний и Иоханнесом Хартлибом. Крошечная Холли сидела за столом напротив, и состояние Сливы было настолько странным, что Холли пришлось дважды со значением прикоснуться к своему острому маленькому носику, прежде чем Слива вспомнила про сигнал, означающий, что Стадии один и два успешно завершены. Она сосредоточилась.

Стадия один: «Грубо, но эффективно». Несколькими часами ранее дружок Челси провел ее в Башню юношей под предлогом утреннего свидания – такие случаи бывали и прежде. Оказавшись там, Челси высвободилась из его объятий, сказала, что ей нужно в туалет, подошла к дверям комнаты Уортона, прижалась к ней спиной, потом убрала со лба роскошные кудри и вошла внутрь в форме серебристого астрального тумана. Она отыскала футляр с карандашами и прикоснулась к нему своими почти нематериальными руками. Челси не могла вынести футляр из комнаты, но такая задача и не ставилась. От нее требовалось лишь направить футляр в сторону окна.

Сам Уортон мог увидеть, что происходит, или нет – все зависело от того, будет ли он в это время спать, но особенного значения это не имело. Пусть посмотрит.

Они договорились, что как только футляр окажется возле окна, серьезная Люси увидит его из пустой аудитории, расположенной напротив комнаты Уортона, и с помощью телепортации вытащит наружу. Она могла переместить футляр только на три фута, но больше и не требовалось.

Дальше футляр с карандашами упадет на сорок футов вниз, где в кустах спрячется дрожащая Эмма – февральские рассветы были достаточно холодными – и поймает футляр на одеяло. Никакой магии.

Эффективно? Вне всяких сомнений. Избыточно сложно? Может быть. Но избыточная сложность была фирменным знаком Лиги. Именно так она действовала всегда.

После этого начнется Стадия два: «Завтрак для чемпионов». Уортон спустится вниз поздно, поскольку потратит все утро на поиски карандашей, которые так и не найдет. Он будет настолько выведен из состояния равновесия, что не обратит внимания на то, что утреннюю тарелку с кашей перед ним поставит замаскированная под анонимного первокурсника крохотуля Холли. После первой ложки он почувствует что-то странное и начнет более внимательно изучать кашу.

Каша будет приправлена не обычным крупным коричневым сахаром, а легкой ароматной оливково-зеленой пылью. Подарочек от Лиги.

По мере того как время шло, Слива все сильнее проникалась духом их выходки. Она знала, что так и будет. Просто по утрам она почти всегда чувствовала себя паршиво.

Занятия продолжались, она поглощала день большими глотками, так анаконда пожирает антилопу. Ускоренная продвинутая кинетика, квантовая некромантия, парная магия; клеточная манипуляция с растениями. В общем, чисто американские развлечения. Выбранные Сливой курсы были сложными даже для аспиранта, возможно, для нескольких аспирантов, но Слива пришла в Брейкбиллс, зная теорию и практику магии в таком объеме, каким может похвастать не каждый выпускник. Она не входила в число тех, кто стартует с нуля и заканчивает первый курс с ноющими руками и красными глазами. Слива прибыла сюда прекрасно подготовленной.

Брейкбиллс – тщательно скрытое от посторонних глаз учебное заведение для избранных – являлся единственным имевшим аккредитацию колледжем в Северной Америке, где преподавали магию. Вот почему конкурс был очень серьезным, и поступить могли лишь те, кто обладал исключительными способностями. Впрочем, строго говоря, никто не подавал сюда документы: Фогг снимал сливки с лучших учеников старших классов – отыскивал гениев, обладавших не только мощной мотивацией и выдающимся интеллектом, но и высоким болевым порогом, что совершенно необходимо для овладения магией.

Стоит ли говорить, что большинство студентов Брейкбиллса представляли собой настоящий психологический зверинец, поскольку выдающиеся способности накладывают неизбежный отпечаток на личность человека. Более того, чтобы обладать таким невероятным упорством в достижении цели, нужно быть немного тронутым.

Слива и была слегка тронутой, но внешне это никак не проявлялось. Она всегда выглядела остроумной и уверенной в себе. Попав в Брейкбиллс, она закатала рукава, пощелкала пальцами и совершила другие необходимые телодвижения, после чего погрузилась в работу. До тех пор, пока она не оказалась в одном с ними классе, большинство первокурсников считали, что она учится на старшем курсе.

Однако Слива старалась не показывать максимальных результатов, чтобы не закончить колледж на год или два раньше. Она не спешила. Ей нравилось в Брейкбиллсе. Пожалуй, она даже его любила. Нуждалась в нем. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Впрочем, она никогда не была настолько уверена в своем даре, чтобы, засыпая, представлять себя Падмой Патил (извини, Гермиона, но Когтевран победил). В глубине души Слива была романтиком, как и большинство студентов, и Брейкбиллс являлся их настоящей мечтой. Ведь кто такие волшебники, как не романтики, которые мечтают так страстно и отчаянно, что реальность не выдерживает и, точно старое зеркало, разбивается на мелкие осколки?

Слива поступила в Брейкбиллс с солидным багажом умений. Когда ее спрашивали про детство, удивляясь тому, что она настолько готова к обучению, она говорила правду. Слива выросла в Сиэтле и была единственной дочерью смешанной пары – волшебницы и маньяка Нинтендо, который знал о существовании магии, но не имел к ней ни малейших склонностей. Слива училась дома, и от родителей ей достались прекрасные способности. Она отлично понимала магию благодаря тому, что очень рано начала ею заниматься, и ей никто не мешал.

Такой была правда. Однако когда правдивая часть заканчивалась, начиналась ложь, потому что Сливе не только не хотелось рассказывать о своей дальнейшей жизни, но даже вспоминать о ней. Слива была загадкой, и ей это нравилось. Так она чувствовала себя в безопасности, ведь никто никогда не узнает всей правды. В том числе и она сама.

Но для того чтобы не думать о правде, требовалось чем-то себя занять. Отсюда и продвинутый курс ускоренной кинетики и квантовой некромантии, а также другие сложные магические дисциплины. И, разумеется, Лига.

В результате у Сливы выдался очень неплохой день; в любом случае намного лучше, чем у Уортона. Во время первой пары он обнаружил стружку от карандашей на своем стуле. Когда же отправился на ланч, оказалось, что его карманы полны черных стирательных резинок. Все как в фильмах ужасов – его драгоценные карандаши постепенно умирали, минута за минутой, а он ничего не мог сделать, чтобы их спасти! Но раз уж Лига решила, что он должен пожалеть о своем обмане с вином, значит, так тому и быть.

Когда Слива во время перемены проходила по двору мимо Уортона, она позволила себе удовлетворенно улыбнуться. Он выглядел совершенно затравленным, превратившись в призрак прежнего уверенного в себе парня. Если бы его состояние можно было выразить словами, то лучше всего подошла бы цитата из Мильтона: «А это что еще за новый ад?»

И наконец – деталь, придуманная Сливой, которую она считала самой остроумной, – на четвертом занятии, практикуме по составлению магических диаграмм, Уортон обнаружил, что стандартный карандаш Брейкбиллса, которым ему пришлось воспользоваться, не только неудобно лежит в руке, но и не слушается его. Что бы Уортон ни пытался изобразить, из-под грифеля выходили одни и те же слова.

Вот что у него получалось: ПОДАРОЧЕК ОТ ЛИГИ.

Слива не была плохим человеком, более того, считала, что и Уортон не настоящий злодей. Если откровенно, то во дворе она его даже немного пожалела. На самом деле ей всегда нравились накачанные парни, умные и мужественные, каким Уортон был на втором курсе, до того как начал выделываться. Слива вдруг поняла, что если посмотреть правде в глаза, то их шалость – с точки зрения психоанализа – является следствием ее прошлой влюбленности в Уортона. В любом случае она с облегчением подумала, что последняя стадия – Стадия девятая (немного слишком, нет?), – назначенная на время обеда, будет финальной. В процессе они уничтожат только два драгоценных карандаша Уортона. К тому же второй пострадает лишь частично.

Обеды в Брейкбиллсе проходили торжественно и одновременно были приятными и, можно сказать, даже какими-то уютными. Когда собирались выпускники, они всегда с ностальгией говорили о вечерах в старом добром обеденном зале. Он был длинным, темным и узким, на стенах висели немного мрачноватые портреты бывших деканов, одетых в соответствии с веяниями моды разных времен (впрочем, Слива считала, что портреты середины двадцатого века, написанные в стиле кубизма или более современном, немного выпадают из общего ряда). Освещали обеденный зал расставленные на столах через каждые десять футов старые кривобокие канделябры из серебра, будто явившиеся сюда из чьего-то кошмара. Свечи постоянно то разгорались, то почти гасли, а их пламя меняло цвет под влиянием бесконечной череды заклинаний. Все студенты приходили в одинаковой форме Брейкбиллса. Их имена были написаны на столах, но каждый вечер на разных местах в соответствии с необъяснимыми прихотями самих столов. Разговаривали здесь приглушенными голосами. Несколько человек – Слива никогда не попадала в их число – регулярно опаздывали, в наказание их стулья забирали, и недотепам приходилось есть стоя.

Слива, как обычно, съела первое блюдо, два не слишком вдохновляющих пирожка с крабами, но потом извинилась и вышла в туалет. Когда Слива проходила мимо Дарси, та незаметно передала ей серебряный футляр от карандашей, и Слива положила его в карман. Конечно же, она вовсе не собиралась в туалет. Точнее, у нее там было дело рядом с туалетом. И в ее планы не входило возвращаться.

Слива быстро прошла по коридору в сторону комнаты преподавателей, которую обычно не запирали, потому что никто не сомневался, что ни один студент не осмелится переступить ее порог. Однако Слива осмелилась.

Она аккуратно прикрыла за собой дверь и увидела, что все здесь устроено именно так, как она и представляла: L-образное помещение с высокими потолками, вдоль стен расставлены книжные шкафы, диваны, обитые блестящей красной кожей, и массивные столы из термообработанной древесины, которые выглядели так, словно их сделали из Истинного Креста. В комнате было пусто, точнее, почти пусто, поскольку профессор Колдуотер не считался.

Слива предполагала, что он будет здесь; большая часть факультета находилась в обеденном зале в соответствии с расписанием, а профессор Колдуотер сегодня обедал с первым курсом. Но это вполне устраивало Сливу, потому что, если говорить откровенно, все знали, что профессор слегка не в своем уме.

Ну, не совсем так, просто он постоянно пребывал в собственном мире. Если исключить то время, когда он вел занятия, его мысли витали где-то очень далеко. Профессор всегда ходил нахмурившись, без конца пытался пригладить копну седых волос, одной рукой творил какие-то диковинные заклинания и что-то бормотал себе под нос, словно решал в уме математические задачи, – возможно, так оно и было. В остальное время он что-то писал пальцами на черных и белых досках, салфетках или просто в воздухе.

Студенты никак не могли решить, является ли он романтиком и мистиком, или, сам того не желая, просто очень смешным человечком. Его постоянные студенты, у которых он вел семинар по физической магии, относились к нему с культовым почитанием, но весь остальной факультет смотрел на чудака сверху вниз.

Для профессора он был молодым, что-то около тридцати – седые волосы мешали точно определить его возраст, – и технически самым молодым преподавателем, а потому его постоянно нагружали работой, которую не хотели выполнять другие, например, обедать с первокурсниками. Однако складывалось впечатление, что это не вызывало у него раздражения. Возможно, он просто ничего не замечал.

В данный момент высокий, тощий профессор Колдуотер стоял в дальнем конце зала, спиной к Сливе, и внимательно разглядывал книжную полку, но пока не выбрал никакой книги. Слива вознесла безмолвную благодарственную молитву тому святому, который присматривал за рассеянными профессорами и заботился о том, чтобы их мысли находились где-то в другом месте. Она бесшумно прошла по толстому восточному ковру и оказалась в правой части L, где профессор Колдуотер не мог ее увидеть. Впрочем, она знала, что даже если он ее и заметит, то не станет жаловаться; в худшем случае просто выгонит вон. В общем, оно того стоило.

Потому что настало время показательного выступления: Уортон откроет кладовую с вином, которая была размером с квартиру-студию, и найдет там Сливу, пробравшуюся туда через потайной ход. Она сформулирует требования Лиги и узнает всю правду.

Эта часть плана была самой опасной, потому что о существовании потайной двери ходило много слухов, но ничего конкретного. Слива решила, что если у нее ничего не получится, она войдет в кладовую обычным способом, и представление будет не таким драматическим. Однако девушка считала, что слухи заслуживают доверия, и практически не сомневалась, что потайной ход существует. Он шел – или так было когда-то – от комнаты преподавателей до винной кладовой, чтобы они могли выбрать для себя самое лучшее вино. О нем Сливе рассказала пожилая профессор Десанте, ее прежний куратор, после того как крепко приняла на грудь – ее обычное состояние, поскольку профессор Десанте любила выпить, но предпочитала более крепкие напитки. Слива запомнила ее откровения, чтобы использовать при случае.

Кроме того, профессор Десанте сказала, что никто теперь не пользуется потайным ходом, хотя и не объяснила почему. Слива решила, что даже если проход закрыт, она сможет его отпереть. Ведь она здесь по делу Лиги, а Лигу ничто не остановит.

Слива быстро оглянулась через плечо – Колдуотер все еще оставался невидимым, очевидно, полностью погрузился в свои мысли, – затем опустилась на колени перед стенной панелью. Третья слева. Хм-м-м – она увидела половину панели и не могла решить, стоит ли ее считать. Ладно, придется попробовать оба варианта. Слива нарисовала пальцем слово, воспользовавшись руническим алфавитом – древним футарком – и постаравшись освободить свой разум от всего, кроме чувства вкуса: сочетания дубового аромата «Шардонне» и горячего тоста с маслом.

Проще простого! Она почувствовала, как сработало заклинание отпирания, еще до того как панель открылась наружу, повернувшись на невидимых петлях. Слива увидела дверь, точнее, маленькую дверцу для хоббитов, высотой в две трети обычной. Профессорам, которые ею пользовались, приходилось наклоняться, чтобы пройти в нее. Впрочем, легкое унижение вполне компенсировалось отменным вином.

Однако, к огорчению Сливы, туннель был запечатан, заложен кирпичами, и она узнала заклинание, которое делало препятствие непроходимым, – да, всего лишь заклинание, но довольно сильное. Помощнее того, что доступно выпускнику колледжа. Тут явно постарался какой-то преподаватель. Слива поджала губы и недовольно фыркнула.

Минут пять она изучала плетение, забыв об окружающем мире. В ее сознании кирпичи уже выскочили из стены и зависли в воздухе, чистые, абстрактные и сияющие. Мир съежился и сфокусировался в одной точке. Слива мысленно вошла внутрь плетения, устроилась поудобнее и начала оказывать на него давление, нащупывая слабые места и легкий дисбаланс.

Давай, Слива: ты же знаешь, что легче испортить чужое заклинание, чем сотворить свое. Хаос создать проще, чем порядок. Печать наложил очень умный маг. Но умнее ли он Сливы?

Неожиданно она уловила нечто очень странное в углах. Сущность такого глифа никоим образом не была связана с углами, тут речь шла о топологии – можно все деформировать, не потеряв связующую силу, пока важнейшие геометрические соотношения остаются неизменными. А углы между сочленениями были до некоторой степени произвольными и весьма странными – гораздо острее, чем требовалось. И совсем не казались произвольными. В них имелась система. Система внутри системы.

12 градусов и 12 градусов. Дюжина и дюжина. Два здесь, два там, единственные углы, которые встречались дважды. Слива фыркнула, едва поняв это. Простой алфавитный код. Дебильно простой алфавитный код. 12 на 12. К и К. Квентин Колдуотер.

Что-то вроде личной подписи. Водяной знак. Холодная вода. Печать на двери поставил профессор Колдуотер. В следующее мгновение Слива поняла и остальное. Может быть, он сделал так специально – устроил слабое место, ключ, на случай если потребуется быстро снять заклинание. Его подпись, его тщеславие – вот слабое место плетения! Слива вытащила маленький ножик из футляра для карандашей, принадлежавшего Уортону, и принялась высвобождать из кладки нужный кирпич. Она раскрошила раствор вокруг и надавила на кирпич – вытащить его она не могла, но нажать и освободить нужные пружины, чтобы вся система вошла в резонанс, было ей под силу. Резонанс получился таким мощным, что вибрирующий кирпич практически сам вывалился из стены. Послышался глухой удар.

Лишившись одного кирпича, стена потеряла целостность и развалилась. Странно, что дверь запечатал именно Колдуотер. Все знали, что он не прочь выпить. Слива наклонила голову, перешагнула через порог и закрыла за собой панель. В проходе, обшитом грубыми досками, было темно, холодно и сыро, совсем не так, как в уютной комнате для преподавателей.

По подсчетам Сливы, от комнаты преподавателей до винной кладовой было около ста ярдов, но она преодолела только двадцать, когда наткнулась на дверь, открытую и не запечатанную заклинанием. Слива прошла вперед и закрыла ее за собой. Странно. Никогда не знаешь, что можно здесь обнаружить, даже прожив четыре с половиной года. Брейкбиллс – очень старое заведение, здание построили давным-давно, а потом множество раз реконструировали, причем самые разные люди.

Новая дверь. Потом еще и еще, после четвертой или пятой Слива оказалась под открытым небом – в маленьком квадратном дворике, которого никогда раньше не видела. Земля здесь заросла травой, и стояло одно дерево, вроде бы фруктовое, чей ствол и ветви прижимались к каменной стене. Слива всегда считала такие деревья жутковатыми. Казалось, кто-то распял бедняжку.

Кроме того, хотя это и не так важно, сегодня вечером в небе не должно было быть луны. Слива пересекла двор и остановилась перед очередной дверью, но она оказалась запертой.

Тогда Слива осторожно провела пальцами по ручке, проверяя, имеется ли запирающее заклинание, – и да, кто-то много умнее, чем она и профессор Колдуотер, надежно запечатал дверь.

– Чтоб мне пропасть, – пробормотала Слива.

Внутреннее чувство направления подсказывало ей, что нужно двигаться прямо вперед, но во дворе, на другой стене, виднелась еще одна массивная деревянная дверь. Слива подошла к ней, толкнула, и тяжелая створка легко распахнулась.

Слива уже начала подозревать – а сейчас все ее сомнения напрочь исчезли, – что она оказалась в ином пространстве, потому что дверь открылась на одном из верхних этажей библиотеки. Такие вещи существовали – во всяком случае, в прошлом, но Слива понимала, что она столкнулась с одной из возможных невозможностей, как сказал бы Дональд Рамсфельд, будь он втайне волшебником. (Что едва ли вероятно. И вот перед ней возможное невозможное.) Абсурдное, немного жуткое, но с точки зрения магии вполне реальное.

Библиотека Брейкбиллса шла вдоль внутренних стен башни, сужающейся кверху, и сейчас Слива оказалась на одном из крошечных верхних этажей, которые видела только снизу. Раньше она считала, что это лишь украшение и здесь нет никаких книг. Проклятие, что же они там хранят?

Снизу эта часть представлялась совсем маленькой, но теперь Слива поняла, что верхние этажи построены по принципу ложной перспективы, чтобы башня казалась выше, чем на самом деле. Она была такой крошечной, что тут даже балкон не поместился бы, в общем, вроде средневековых дурацких домиков, которые безумные короли строили для своих придворных карликов.

Ей даже пришлось ползти на четвереньках! Однако книги выглядели настоящими, их коричневые кожаные корешки с золотыми буквами потрескались от времени и стали похожи на диковинное печенье, – какое-то бесконечное собрание работ о призраках.

И как кое-какие книги в библиотеке Брейкбиллса, они не были тихими или неодушевленными. Старые фолианты покидали свои места на полках, когда Слива проползала мимо, словно предлагая ей открыть их и почитать, проявить смелость или о чем-то умоляя. Парочка книг даже ткнули ее под ребра. Должно быть, у них нечасто бывают гости, – подумала Слива. Наверное, так ведут себя щенки, живущие в конуре, когда ты их навещаешь, – начинают подпрыгивать в надежде на ласку.

Нет, большое спасибо. Она предпочитала, чтобы ее книги терпеливо и вежливо ждали, когда до них дойдет очередь. Наконец Слива с облегчением выбралась через миниатюрную дверь в конце балкона – практически дверца для кошки – и снова оказалась в нормальном коридоре. Странное путешествие заняло немало времени, но она еще не опаздывала. Главное блюдо только начали подавать, к тому же предстоял десерт, и Слива предполагала, что сегодня это будет сыр. Она решила, что успеет, если поторопится.

Коридор был очень узким, и ей едва хватало там места. Более того, у нее возникло ощущение, что она находится внутри одной из стен Брейкбиллса, точнее, в стене обеденного зала: до нее доносился шум разговоров, она даже могла заглянуть внутрь через глазки` в картинах, как в старых фильмах о домах с привидениями. Да, все приступили к главному блюду, жаренному на вертеле барашку с розмарином. Сливе сразу захотелось есть. Казалось, она пребывает в миллионах миль от привычного мира, хотя и стоит совсем рядом. Слива почти ощутила ностальгию, словно утирающий слезы выпускник, по тому времени, когда полчаса назад она сидела вместе со всеми за столом и ела пирожки с крабами, и точно знала, где находится.

И еще она увидела Уортона, который без малейших признаков раскаяния продолжал наливать неполные бокалы красного вина. Вид Уортона заставил Сливу приободриться. Вот причина, по которой она здесь. Ради Лиги.

Но кто знает, сколько времени это займет? Следующая дверь вывела ее на крышу, где вечерний холод пробирал до костей. Слива не была здесь с тех пор, как профессор Сандерленд превратил их в гусей и они полетели в Антарктику. После обеденного зала это место показалось ей слишком пустым и тихим. Она находилась очень высоко, над лишенными листьев кронами самых могучих и старых деревьев. Крыша была покатой, ей пришлось снова опуститься на четвереньки, и ее ладони коснулись шершавой черепицы. Отсюда открывался прекрасный вид на изгибы серебристой реки Гудзон, и Сливе стало не по себе.

Она некоторое время пыталась решить, в какую сторону двигаться. Очевидного пути не было, она потеряла ориентировку. Наконец Слива открыла окно одной из ближайших спален и забралась внутрь.

И оказалась в комнате какого-то студента. Похоже, Уортона, хотя Слива никогда здесь не бывала, поскольку ее влюбленность носила исключительно умозрительный характер. Какова вероятность того, что здесь живет именно Уортон? Связь между пространствами прервалась окончательно, и Слива начала подозревать, что кто-то в Брейкбиллсе, возможно, сам Брейкбиллс над ней издевается.

– О, мой Бог, – сказала она вслух. – Какая ирония.

Ну и черт с ним, – подумала она, – мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним.

У нее даже возникла мысль, что она вступила в магическую дуэль с Уортоном, вот только он не сумел бы устроить ничего подобного. Возможно, ему помогали – может быть, существует теневая Анти-Лига, выступающая против их Лиги! На самом деле, было бы классно.

В комнате царил ужасный беспорядок, что по какой-то причине понравилось Сливе, ведь ей казалось, что Уортон стремится все держать под контролем. К тому же здесь очень приятно пахло. Слива решила не сопротивляться диковинной логике происходящего, а плыть по течению. Если она выйдет через дверь, то нарушит заклинание, поэтому Слива распахнула дверцу шкафа Уортона, почему-то уверенная – да, так и есть, – что внутри имеется маленькая дверца.

Она не могла не заметить, что весь шкаф был практически доверху заполнен коробками тех самых карандашей. Почему они решили, что его огорчит потеря двух? Их там хранилось несколько тысяч. От сильного аромата тропического дерева Слива начала задыхаться. Тогда она открыла дверцу, нагнулась и сделала шаг вперед.

Дальше ее путешествие продолжалось в мире снов. Дверца в шкафу Уортона привела ее на другой двор, но там стоял день. Теперь она утратила связь не только с пространством, но и со временем. День был тот же самый, только чуть раньше, потому что Слива увидела себя, идущую по слегка заиндевелой траве мимо Уортона, и отвела глаза в сторону. Очень необычное зрелище. Однако за последние полчаса она уже привыкла к странным явлениям.

Она наблюдала, как покидает двор. Ты сама, будто в ореховой скорлупе, – подумала Слива, – стоишь и смотришь, как мимо проходит твоя собственная жизнь. Интересно, если она закричат или начнет махать руками, услышат ли она сама себя, или здесь что-то посерьезнее, чем двустороннее зеркало? Она нахмурилась. Причинно-следственные связи были нарушены. Зато не вызывало сомнений, что если ее попка так выглядит сзади, значит, еще не все потеряно.

Следующая дверь оказалась еще более необычной с точки зрения времени, потому что Слива попала в совершенно другой Брейкбиллс, диковинным образом меньше того, что она знала, более темный и компактный. Потолки были ниже, коридоры у`же, воздух пах древесным дымом. Она миновала открытую дверь и увидела нескольких девушек в белых ночных рубашках, прижавшихся друг к другу в огромной кровати. Слива даже отметила, что у них длинные прямые волосы и плохие зубы.

В следующее мгновение она поняла, что видит Брейкбиллс прошлого. Призрак Брейкбиллса. Когда она проходила мимо, девушки посмотрели в ее сторону безо всякого интереса. У Сливы не возникло ни малейших сомнений в том, чем они занимались.

– Еще одна Лига, – сказала она себе. – Я знала, что иначе быть не могло.

Следующая дверь открылась в знакомую Сливе комнату – так ей показалось. Нет, она ее точно знала, но просто не хотела о ней думать. Она бывала здесь прежде, но очень давно. Сейчас комната пустовала, но что-то приближалось и находилось уже совсем рядом. Слива не сомневалась, что, когда оно появится, разразится настоящий ад. Именно об этом она не могла и не хотела думать. Однажды она уже видела подобное, но тогда сумела вмешаться. Теперь же ей было совершенно точно известно, что будет, но она ничего не могла изменить.

Девушка понимала, что должна уйти, причем прямо сейчас, пока этот ужас не начался снова.

– Нет! – воскликнула Слива. – Нет, нет, нет, нет, нет.

Она побежала, попыталась вернуться назад, в первый раз за все время, но дверь у нее за спиной оказалась запертой, тогда она бросилась вперед и вслепую врезалась в другую дверь. Открыв глаза, Слива поняла, что попала в комнату, где собиралась Лига.

О, благодарение Богу! Она никак не могла унять тяжелое дыхание и, не в силах сдержаться, громко всхлипнула. Здесь все ненастоящее, ненастоящее. Или настоящее, но оно закончилось. Ей плевать. В любом случае сейчас она в безопасности. Проклятые магические тайны остались позади. Она не вернется назад, но и вперед больше не пойдет. Тут ей ничего не грозит. Она не станет об этом думать. Никто не должен знать.

Слива без сил опустилась на старый диван, пружины которого так сильно просели, что она едва не провалилась до самого пола. Ей вдруг показалось, что сейчас она уснет. А когда она снова открыла глаза, у нее возникло ощущение, что она действительно спала. Ее взгляд остановился на зеркале, которое треснуло по вине Дарси и Челси. Конечно, она не увидела там своего отражения: ведь зеркало было волшебным. Все правильно. Слива облегченно вздохнула, ей совсем не хотелось смотреть сейчас на собственное лицо. Но через мгновение облегчение исчезло.

В зеркале стояла другая девушка. Во всяком случае, так показалось Сливе. Обнаженная, с синей кожей, испускавшей неземной свет. Даже зубы у нее были синими. А глаза показались Сливе безумными.

Это был ужас иного рода. Новый ужас.

– Ты, – прошептал призрак.

Слива поняла, что видит перед собой призрак Брейкбиллса. Она оказалась настоящей. Боже праведный! Так вот кто играл с ней. Вот кто оказался пауком в центре паутины.

Слива встала и замерла, стараясь не шевелиться, она знала, что, сдвинувшись с места, долго не проживет. Она достаточно давно занималась магией, чтобы инстинктивно ощутить присутствие чего-то настолько дикого и могущественного, что одного прикосновения к нему достаточно, чтобы оно задуло тебя, точно свечу. Синяя девушка была подобно упавшему высоковольтному проводу, мир лишился изоляции, и чистая магия пульсировала перед Сливой.

Это было уже за гранью ужаса – и Слива неожиданно ощутила спокойствие и отстраненность. Она оказалась между шестеренками чего-то огромного и знала, что они мгновенно ее разорвут, если пожелают. Они уже пришли в движение, и она ничего не могла изменить. Какая-то часть Сливы даже хотела, чтобы так и случилось. Она слишком долго ждала, когда ее настигнет рок.

Но тут со стороны левой стены послышался звук удара, и у Сливы возникло ощущение, что кто-то в нее врезался. Затем она услышала мужской голос, который произнес что-то вроде «У-уф». Слива посмотрела налево.

Призрак в зеркале даже головы не повернул.

– Я знаю, – прошептал призрак в зеркале. – Я видела.

Стена взорвалась, во все стороны полетели куски штукатурки, и в комнату вошел мужчина, с ног до головы покрытый белой пылью. Профессор Колдуотер встряхнулся, как мокрый пес, выбравшийся из воды, и часть пыли осела на пол. Белая магия сияла вокруг обеих его рук, точно римские свечи, да так ярко, что у Сливы перед глазами появились пурпурные пятна.

Направив одну руку в сторону синего призрака, он подошел к ней и встал между Сливой и зеркалом.

– Осторожно, – сказал он через плечо странно спокойным голосом, учитывая все обстоятельства.

И затем ударил длинной ногой в зеркало. Ему потребовалось повторить свой маневр трижды – после первых двух зеркало покрылось трещинами, но после третьего нога профессора прошла сквозь него. Когда он попытался вытащить ее обратно, нога застряла.

Слива была настолько потрясена, что у нее промелькнула глупейшая мысль: Я должна сказать Челси, что ей не придется платить за разбитое зеркало.

Зеркало разбилось, но призрак никуда не исчез и продолжал наблюдать за ними из образовавшейся дыры. Профессор Колдуотер повернулся лицом к стене, которая находилась за спиной Сливы, и свел руки вместе.

– Ложись, – сказал он.

Воздух вокруг него начал пульсировать и мерцать, и ей пришлось прикрыть рукой глаза, а волосы затрещали от избытка статического электричества, так что коже головы стало больно. Весь мир пронизывал свет. Она не видела, но услышала, как за ее спиной сорвало дверь.

– Беги, – сказал профессор Колдуотер. – Беги, я последую за тобой.

Она так и сделала, перепрыгнула через диван, как чемпион мира в беге с препятствиями, и почувствовала мощную волну – профессор Колдуотер метнул в призрак последнее заклинание. Сливу приподняло в воздух, она споткнулась, но не остановилась.

Бежать обратно получалось гораздо быстрее. Казалось, на ногах у нее появились семимильные сапоги, и сначала она решила, что дело в адреналине, но почти сразу поняла, что это обычная магия. Одного шага оказалось достаточно, чтобы пересечь адскую комнату, другой – и вот она уже в старом Брейкбиллсе, затем в комнате Уортона, на крыше, в узком коридорчике, в библиотеке, во дворе с жутковатым деревом, наконец, в коридоре. У нее за спиной с грохотом разрывающегося фейерверка захлопывались двери.

Тяжело дыша, она остановилась перед комнатой для преподавателей. Профессор находился у нее за спиной, как и обещал. Наверное, он спас ей жизнь; во всяком случае, Сливе стало стыдно, что она над ним смеялась. Он снова поставил запирающее заклинание. Слива наблюдала за его работой: руки профессора двигались с невероятной быстротой, как при съемке рапидом. Ему потребовалось всего пять секунд, чтобы восстановить разрушенную кирпичную стену.

Слива заметила, что на сей раз он учел возможность резонанса, которой она воспользовалась, и все исправил.

Затем они оказались вдвоем в комнате для преподавателей. Все произошедшее могло бы показаться сном, если бы не белая пыль от штукатурки на плечах блейзера профессора Колдуотера.

– Что она тебе сказала? – спросил он.

– Она? – пробормотала Слива. – А, призрак. Ничего. Она сказала «Ты», а потом молчала.

– «Ты», – повторил профессор и рассеянным взглядом уставился куда-то за плечо Сливы. На одном из пальцев все еще потрескивал белый огонь; он стряхнул его и продолжал: – Хм-м-м. Ты все еще хочешь попасть в винную кладовую? Ведь ты собиралась именно туда?

Слива невольно рассмеялась. Винная кладовая. Она о ней совершенно забыла. В ее дурацком кармане все еще лежал дурацкий футляр от карандашей Уортона. Как все печально и странно.

Но она вдруг подумала, что будет еще печальнее, если она не продолжит.

– Конечно, – сказала она, стараясь говорить весело, и ей это почти удалось. – Почему нет? Там действительно есть тайный проход?

– Несомненно. Я постоянно ворую бутылки.

Профессор начертал руну на панели, соседней с той, что использовала Слива.

– Не нужно считать половину панели, – сказал он.

Ага. Дверь открылась. Все оказалось именно так, как Слива и представляла: пустяковое дело, меньше ста ярдов, пожалуй, семьдесят пять.

Она расправила плечи и посмотрела в зеркало, чтобы проверить, как она выглядит. Волосы немного растрепались, но это сделает ее появление лишь более эффектным. Слива с удивлением и некоторым разочарованием смотрела на собственное лицо. Интересно, чей это был призрак, как умерла та женщина и почему она все еще здесь. Ведь не для развлечений же? Наверное, ее привлекли сюда вовсе не воспоминания о прежних временах. Возможно, ей что-то нужно. Оставалось надеяться, что она не собирается убить Сливу.

Но если это входило в ее планы, то она бы уже ее прикончила, разве нет? Однако она ее не тронула. Слива не призрак, и об этом стоило себе напомнить: ведь она видела настоящий призрак – а раньше не верила в их существование. Что ж, живи и учись, теперь она понимала разницу.

Тогда я не умерла, – подумала Слива, – и не умерла в той комнате. Хотя у меня возникло ощущение, будто я мертва, я хотела умереть, но осталась в живых, потому что если бы я умерла, то умерла бы совсем. И я не хочу быть призраком. Не хочу преследовать саму себя.

Она закрыла за собой потайную дверь винной кладовой, скрытую за фальшивой винной полкой, как раз в тот момент, когда Уортон вошел в кладовую – настал момент сырного десерта. Слива подумала, что идеально подгадала время. Все шло в полном соответствии с планом Лиги.

Уортон застыл с только что откупоренной бутылкой вина в одной руке и двумя перевернутыми бокалами в другой. Слива спокойно посмотрела на него.

– Ты недоливаешь пятикурсникам, – сказала она.

– Да, – ответил он. – У тебя мои карандаши.

Она наблюдала за ним. Часть очарования лица Уортона состояла в его некоторой асимметричности. У него была исправленная заячья губа, операция прошла успешно, но остался шрам, какие бывают у крутых парней, словно он пропустил один сильный удар, но продолжал схватку. И еще природа наградила его очень симпатичным вдовьим мыском. Некоторым парням достается вся удача.

– Меня волнуют не карандаши, – сказал он, – а футляр. И ножик. Они из старинного серебра, «Смит и Шарп». Теперь таких не найти.

Слива достала футляр из кармана.

– Почему ты недоливаешь вино пятикурсникам?

– Потому что оно мне необходимо.

– Ладно, зачем? – спросила Слива. – Я отдам тебе карандаши и все остальное. Я просто хочу знать.

– А ты как думаешь? – спросил в ответ Уортон. – Я отдаю вино проклятому призраку, который пугает меня до смерти.

– Ты идиот, – сказала Слива. – Ей наплевать на вино. – По какой-то причине она почувствовала себя знатоком предмета и решила, что теперь разбирается в призраках. – Призраку наплевать на тебя. А если и нет, ты ничего с этим поделать не можешь. И ты не сможешь умилостивить его при помощи вина.

Она протянула ему футляр.

– Карандаши внутри. И нож.

– Спасибо.

Он убрал футляр в карман фартука и поставил два пустых бокала на полку.

– Вина? – спросил он.

– Спасибо, не откажусь, – ответила Слива.

Свои изящные, проникновенные рассказы она начала публиковать в середине семидесятых. С тех пор постоянно печатается в журналах «Азимов», «Мэгэзин оф фэнтези энд сайенс фикшн», «Омни», «Сай фикшн» и др. В свет вышли ее романы «Испанские нищие» (переделан из рассказа, завоевавшего премии «Хьюго» и «Небьюла») и его продолжение «Beggars and Choosers»; «The Prince Of Morning Bells»; «The Golden Grove»; «The White Pipes»; «Свет чужого солнца»; «Brain Rose»; «Oaths & Miracles»; «Stinger»; «Maximum Light»; «Crossfire»; «Nothing Human»; «The Floweres of Aulit Prison»; «Crossfire»; «Crucible»; «Dogs»; «Steal Across the Sky» и Вероятностная трилогия («Probability Moon», «Probability Sun» и «Probability Space»). Рассказы Нэнси Кресс выходили в сборниках «Trinity And Other Stories», «The Aliens of Earth», «Beaker’s Dozen» и «Nano Comes to Clifford Falls and Other Stories». Ее последние работы – роман «After the Fall, Before the Fall, During the Fall» и два новых сборника «The Fountain of Age» и «Five Stories». Премию «Небьюла», помимо «Испанских нищих», получали рассказы «Out Of All Them Bright Stars» и «The Flowers of Aulit Prison». Роман «Probability Space» получил в 2003 году мемориальную премию Джона У. Кэмпбелла, рассказ «The Erdmann Nexus» – «Хьюго» в 2009-м. Живет в Сиэтле, штат Вашингтон, с мужем, писателем Джеком Скиллингстедом.

В разрушенной Америке будущего она задает нам вопрос: есть ли место красоте в мире, где каждый борется за выживание? И готовы ли вы убить ради нее?