Книга: Кровавое заклятие
Назад: Глава 69
Дальше: Глава 71

Глава 70

Выйдя из шатра незадолго до рассвета, Лика Алайн уже знал, что этот день станет для него последним. Он часто сражался, во многих разных землях — от этих выжженных солнцем полей до гор Сениваля, болот Кендовии, ошенийских лесов и холодной тундры Мейна. Он встречался в бою с отрядами Маэндера, открыто выступал против Хэниша, дрался с племенами в сенивальских горах. Он бился и с нюмреками — первый из всех жителей Изученного Мира. Алайн даже приручил одного из их шерстистых носорогов. Он сражался в сердце снежного шквала и под градом огненных шаров, одерживал победы и терпел поражения. Даже пристрастился к мисту, однако сумел освободиться от зависимости и получил еще один шанс.
Тогда он чувствовал себя счастливейшим из людей. Благодаря Таддеусу Клеггу и его жестокому «лечению», Лика Алайн возродился к новой жизни. Он отыскал молодого принца Дариэла и приложил руку к тому, чтобы превратить его из пирата в благородного человека — истинного наследника королевского рода и достойного сына своего отца.
Алайн видел Мэну — гибкую и худенькую, что не помешало ей стать мастером боевых искусств, каких он еще не встречал прежде. То, что делала Мэна на поле боя, было просто невероятно. Глядя на ее миниатюрную фигурку и доброе, мудрое лицо, с трудом верилось, что эта девушка способна превратиться в вихрь испепеляющей ярости.
Алайн наблюдал, как старший сын короля Леодана стал пророком перемен, благороднейшим из людей, который мечтал о лучшем мире, готов был сражаться за него и умереть. Алайн видел собственными глазами, как Аливер убил антока — тварь из глубин преисподней. Воистину, отрадное зрелище. Гибель Аливера стала тяжелейшим ударом для старого генерала. Неисповедимы и непредсказуемы пути судьбы…
Лика Алайн был доволен жизнью, которую прожил. Он не сожалел о годах, проведенных на службе королю и стране, не считал, что уже исполнил меру своих дел, и с удовольствием пожил бы еще. Однако, если так распорядилась судьба, он примет смерть уже сегодня. По крайней мере он проиграет достойно и умрет, как подобает солдату. Так размышлял Алайн утром того дня, когда должен был состояться их последний боя с армией Мейна. Он вышел из шатра, облаченный в доспехи, с мечом у бедра. Спокойный и невозмутимый, генерал собирался показать пример всем, кто сражался под его командованием.
Таково, во всяком случае, было намерение Алайна, когда он откинул полог шатра и вышел наружу. Но то, что он увидел над южным горизонтом, было так странно и неожиданно, что его невозмутимость улетучилась, как дым. Разинув рот, он смотрел вверх, не зная, что и думать. А над горизонтом пылали огромные облака — красные и оранжевые, кое-где тронутые оттенками желтого и лилового. Огромные облачные горы, заполонившие небеса. На фоне этих разноцветных облаков двигались гигантские фигуры — настолько прозрачные, что сквозь них виднелись последние предутренние звезды, мерцающие в просветах между облаками. Темные силуэты исполинских людей шли прямо по небесам, их тела раскачивались из стороны в сторону в такт шагам. Гиганты помахивали разведенными в стороны руками, будто стараясь удержать равновесие. Их ноги, должно быть, покрывали мили с каждым шагом. За первыми гигантами Лика увидел других и ощутил, что их там еще много — таких же, идущих сюда из-за горизонта. Алайн покопался в памяти, ища хоть что-нибудь, способное объяснить невероятное зрелище. В голову пришло только одно…
— Может быть, это Говорящие Словами Бога? — спросил он Мэну, когда та вышла из шатра. — Когда Тинадин изгнал их, разве они не ушли на юг в облике разгневанных гигантов? Я помню, такую сказку рассказывали мне в детстве.
Сказка из детства? Идея достаточно абсурдная, чтобы Лика усомнился в собственном здравом рассудке. Он, должно быть, спит, или у него начались галлюцинации. Сейчас Мэна смерит его презрительным взглядом и назовет безумцем. Алайн осторожно спросил:
— Вы тоже их видите? Я надеюсь…
Мэна не ответила. Она неотрывно смотрела на небо — и так генерал получил ответ на свой вопрос.
Мгновением позже к ним присоединился Дариэл. Он тоже вперил взгляд в небо, утратив дар речи. Несколько минут спустя все солдаты, оставшиеся от их армии, стояли неподвижно, глядя в сторону юга. Трудно было понять, как далеко отсюда находятся фигуры. Каждый их шаг был огромен. Казалось, в следующий миг нога перешагнет зрителей, и гигант отправится дальше, за противоположный горизонт. Но следующий шаг был таким же. И снова. И снова. Тем не менее Лика знал, что фигуры подходят ближе.
Люди вокруг встревожились. Сам Алайн не испытывал страха. Что-то происходило, да. Нечто странное. Тем не менее, даже не зная, что именно, Лика скорее радовался, чем переживал. Однако, учитывая недавние события, неудивительно, что люди перепугались. Они не старики, как Лика, они не смирились с неизбежностью смерти. Разумеется, люди вполне могли решить, что к ним приближается нечто враждебное и опасное.
Кто-то начал бормотать молитву на бетуни. Кто-то произнес слово, обозначавшее предков мейнцев — закричал, что они идут отомстить за Маэндера. Другие уверяли, будто возвращается сам Маэндер. Его убили бесчестно, и теперь надвигается кара.
— Тише-тише! Давайте-ка успокоимся, — сказал Алайн.
Никто его не услышал. Люди начали пятиться, спотыкаясь и падая. В их глазах бился страх.
— Всем стоять! — заорал Алайн. — Слушать меня! Что бы это ни было, сохраняйте мужество и встречайте врага достойно! Мы еще сражаемся — за принцессу Мэну и принца Дариэла. Просто в нашем случае…
Мэна схватила генерала за руку.
— Я знаю, что это, — сказала она. — Вы правы. Это Говорящие Словами Бога. Я призвала их сюда.
Она издала резкий и громкий звук, похожий на птичий крик. Мало-помалу лица людей обратились к Мэне, и тогда она заговорила:
— Вам нечего бояться. Эти гиганты — чародеи сантот. Они пришли, отвечая на мой зов. Они друзья моего брата. Наши друзья. Не бойтесь!
Ее голосу не доставало уверенности, но люди не обратили на это внимания. Само по себе утверждение принцессы уже произвело успокаивающий эффект. Солдаты, готовые бежать прочь, куда глаза глядят, сомкнули ряды, окружая Акаранов и генерала Алайна. Даже те, кто был далеко от Мэны и вряд ли слышал ее слова, подошли ближе, возможно, памятуя о подвигах принцессы в предыдущие дни. Так, собравшись вместе, они ждали.
Лика стоял рядом с Акаранами. Он увидел, как Дариэл наклонился к уху сестры, и услышал его шепот:
— Надеюсь, ты не ошибаешься, Мэна.
— Я тоже, — сказала она, снова поглядев в небо. — Я тоже надеюсь…
Никто не успел толком отследить момента, когда фигуры изменились. Все они прошли сквозь пространство за несколько секунд. Миг назад они еще были гигантами, какими увидел их Лика. В следующую секунду сантот уменьшились в размерах. Потом стали еще меньше. И еще. Все произошло так быстро, что генерал по-прежнему глядел в небо, хотя там уже никого не было. Разноцветные облака исчезли во вспышке беззвучного взрыва. За ними показалось утреннее небо бледно-голубого цвета, привычного для Талая.
«Что же это было?» — думал Лика. Световые картины на небесах произвели на него неизгладимое впечатление. Ничего не объяснилось, и генерал почувствовал разочарование.
Однако события отнюдь не закончились. Рука Мэны коснулась плеча Алайна, и он опустил взгляд.
По земле шла группа людей. Нормального роста, из плоти и крови. Их было около сотни. Они двигались легкими шагами, чуть раскачиваясь, как делали гиганты, но только это и придавало им сходство с фигурами на небесах. В остальном — люди как люди. Материальные, осязаемые. У них были сгорбленные плечи, тонкие старческие руки и исхудавшие лица. И все же Лика невольно подался назад, вжавшись в баррикаду тел за спиной.
Первые из пришельцев остановились в нескольких шагах от него. Они были какими-то неправильными. Не нормальными. Генерал мог рассмотреть лица до последней черточки: носы разных форм, неровные линии волос, пристальные, немигающие глаза… и все же… Лике казалось: еще немного — и он увидит стежки на лбу или под подбородком, словно пришельцы взяли лица других людей и пришили их поверх своих собственных. Временами по коже пришельцев пробегала дрожь, и они неуловимо изменялись, становились иными, нежели прежде. Чем дольше Лика смотрел на них, тем более он уверялся в мысли, что видит в лицах черты знакомых людей. Он узнал себя в хмуром взгляде одного из незнакомцев, в бровях другого, в линии челюсти третьего…
— Кто призвал нас?
Вопрос возник у него в голове. Лика услышал его, хотя ни одного слова не было сказано вслух. Губы людей не двигались, и все же слова звучали внутри мощным хором. Поглядев вокруг, генерал понял, что не только он «услышал» вопрос.
— Кто призвал нас?
— Я, — сказала Мэна. Ее голос был ломким, как прутик. Казалось, Мэне не понравилось, как он прозвучал. Она попробовала снова и заговорила, не открывая рта.
— Я призвала вас. Ты сантот Нуало? Есть он среди вас?
Фигуры подались вперед, будто скользя по воздуху. Один из пришельцев каким-то образом дал понять, что он — Нуало. Лика просто знал это. И все остальные вокруг тоже знали.
— Почему не перворожденный? — спросил Нуало.
Мэна покосилась на брата, на генерала, перевела дыхание.
— Аливер… перворожденный среди нас… мертв. — Мэна покраснела, губы ее задрожали, и все же она нашла в себе силы продолжать: — Наш враг убил его. Вот почему я призвала вас. Незадолго до смерти Аливер сказал мне, что только вы…
Сантот не позволили ей закончить. Они попросили доказательств смерти перворожденного. Мэна ответила, что его тело лежит неподалеку, и чародеи поплыли к нему. Они знали, где найти тело Аливера, не нуждаясь в указаниях.
Лика не понимал, что нужно говорить или делать, а потому молчал, не двигаясь с места. Все остальные, похоже, испытывали сходные чувства. Люди растерянно, смотрели друг на друга. Наконец, Дариэл нарушил тишину. С проблеском иронии в голосе он сказал:
— Я уже задавал этот вопрос раньше и вынужден спросить снова: у нас есть план?
Мэна не успела ответить. Сантот возвращались. Они по-прежнему двигались удивительно плавно, будто скользя над землей, и безмолвно заговорили с Мэной. Лика едва сумел уловить обрывки этой «беседы» — не только сформулированные слова, но и смутные мысли, которые не имели четкого вербального воплощения. Вскоре генерал запутался в потоке мыслей, однако Мэна, вероятно, сумела донести до сантот нужную информацию. Сантот сказали, что почувствовали смерть Аливера в тот момент, когда это случилось. Они ощутили, что связь прервалась, и все же надеялись, что здесь какая-то ошибка. Чародеи поверили Аливеру, когда тот пообещал освободить их. Только он мог это сделать, поскольку был первым в своем поколении и прямым потомком Тинадина. Сантот желали знать, почему он позволил себе умереть, не выполнив данной им клятвы.
Мэна не могла найти вразумительный ответ. Просто так получилось. Она спросила сантот: не может ли Аливер воскреснуть? Вдруг чародеи способны вернуть его к жизни?.. Нуало, который теперь говорил от имени всех остальных, сказал: нет, нет и нет. Они не умеют оживлять мертвых. Эленет и тот не выучил таких слов. Дающий берег это знание как зеницу ока и ушел из мира, ни разу не произнеся нужных слов. А может, их и не существует вовсе. Может, нельзя воскресить человека, умершего по-настоящему, без воздействия колдовства.
— Тогда сделайте то, что в силах, — сказала Мэна. — Помогите нам победить мейнцев. Они хотят убить нас. Посмотрите сами, если не верите. Они идут.
Нуало и остальные сантот поглядели туда, куда указывала принцесса. Мэна не ошиблась: мейнская армия уже приближалась. Казалось, солдат было еще больше, чем вчера, и они шли, желая довершить начатое. Глядя на них, Лика понял: акацийская армия обречена. Он надеялся, что гигантские фигуры в небе испугали мейнцев, но те наступали, словно не заметили ничего необычного. Генерал ощутил возрастающий страх и уныние своих солдат. Конец был близок. Железная стена надвигалась на них, неся смерть на кончиках мечей.
— Мы не можем, — сказал Нуало. — Мы только причиним вред.
— Мейнцы собираются сделать то же самое, — заметил Дариэл, и на сей раз в его голосе не было и тени юмора.
Разделяя свою мысленную речь со всеми присутствующими, Нуало объяснил, что язык Дающего всегда требовал очень осторожного обращения. Он не предназначался для людей, и те не должны были изучать его. Силы, которыми владели сантот, были очень опасны даже в лучшие времена, когда чародеи имели в своем распоряжении «Песнь Эленета». Теперь все только усугубилось. Как бы они ни старались, в речь всегда вносятся искажения. Тинадин изгнал чародеев не без основания. И сейчас никто из сантот не желает искушать судьбу, рискуя невольно совершить злое дело вместо доброго. Начиная петь заклинание, они не могут предсказать, во что оно превратится в конце.
— Принц Аливер знал, что мы ничего не в состоянии сделать, не изучив сперва «Песнь Эленета», — сказал Нуало.
— О чем мы спорим?! — воскликнул Дариэл.
Он поднял голову и посмотрел на север, откуда неумолимо надвигалась на лагерь мейнская армия. Она шла с боевыми песнями и воинственными выкриками, бряцая оружием. Дариэл снова обернулся к чародеям и заговорил, не раскрывая рта, как делала Мэна:
— Аливер мертв! Эта армия идет, чтобы уничтожить нас. Вы их видите, верно? Объясните мне, как вы собираетесь вообще когда-нибудь вернуться из своего изгнания, если мы все сейчас погибнем? С нами умрет и последняя ваша надежда!
Нуало всем телом повернулся к младшему Акарану. На лбу чародея возникла складка — и соскользнула вниз, пройдя через глаз, изменив форму носа и оттянув угол губ. Лика понял, что эта складка была выражением гнева, отчаяния — знак того, как трудно изгнанникам находиться в физическом мире. Он услышал безмолвные слова Нуало:
— Ты не понимаешь, о чем просишь.
И, глядя на него, Лика поверил, что сантот не кривит душой.
Возмущенный, Дариэл повернулся спиной к чародеям и пошел навстречу мейнцам, призывая солдат последовать его примеру. Пройдя мимо шатра, Дариэл прихватил свое оружие. Многие ответили на его призыв, но Мэна осталась стоять неподвижно, глядя на Нуало.
— Может быть, он и не понимает, — сказала она, — однако я понимаю. Я позвала вас, и вы пришли. Вы не затем пришли, чтобы сидеть сложа руки. Так сделайте то, что можете. Позже, когда настанет мир, я найду «Песнь Эленета». Вы снова будете петь правильные заклинания и сумеете исправить все искажения.
Некоторое время Нуало и прочие сантот стояли молча, будто осмысляя ее слова. Их лица теперь видоизменялись быстрее — шли складками, меняли черты, покрывались ямочками, шелушились и вновь исцелялись. По ним словно пробегали волны ряби. Чародеи были взволнованы, сердиты, голодны. Да, и голодны тоже. Они быстро говорили о чем-то между собой.
Лика услышал звуки разгоравшейся битвы. Генерал знал, что его место там. Он не позволит Дариэлу умереть в одиночестве. Повернувшись на каблуках, Лика поспешил прочь, когда до него донеслись мысли Нуало:
— Другие сделали ошибку, веря, что добро приходит из зла. Это не так. И сегодня не будет иначе.
Лика продолжил путь, положив ладонь на рукоять меча и ощутив успокаивающее прикосновение шершавой кожи. Он по-прежнему чувствовал исходящие от сантот эмоции. Генералу было прекрасно известно, как ощущается ярость, как она ведет людей к действию, и теперь понимал, что именно она пульсирует за его спиной. Сантот двинулись в битву. Пусть они обладали великой мудростью и знали законы мироздания, чародеи по-прежнему оставались людьми. Они желали освобождения. Они оплакивали своего избавителя. Они жаждали мести. И еще одного хотели чародеи — может быть, более всего остального. Хотели сделать то, что не могли себе позволить много столетий: сломать печать молчания и говорить.
— Что бы ни случилось, — предупредил Нуало, — держитесь сзади. Не ходите за нами и не смотрите.
Лика еще шел к месту битвы, когда сантот проплыли мимо него. Один из них сделал жест, и старый генерал отлетел назад, едва не упав. Чародеи поступали так же со всеми акацийцами, кто оказывался перед ними. Движениями пальцев они выхватывали солдат прямо из битвы и отбрасывали назад, подальше от мейнцев. Дариэл пронесся по воздуху и рухнул на землю рядом с сестрой. Мэна помогла ему встать и заставила отвернуться от битвы. Она закричала, приказывая остальным сделать то же самое.
— Нуало сказал: не смотреть! — рявкнула Мэна. — Делайте, как он велел. Что бы ни случилось — не смотрите.
Лика, однако, не позабыл свое намерение, которое пытался осуществить всего несколько секунд назад. Он не подумал толком, прежде чем принять решение. Генерал не хотел оскорблять сантот, не желал проявлять неуважения к ним. Однако же он проснулся нынче утром, намереваясь умереть, уверенный, что видит солнце в последний раз. Теперь, стоя рядом с величайшей битвой, какую только знал мир, он не мог остаться в стороне. Он отвернулся от Мэны и Дариэла, от сгрудившихся сзади акацийцев — и ринулся в битву следом за колдунами.
Алайн был среди сантот, когда те рассеялись по полю. Чародеи двигались с закрытыми глазами. Их губы шевелились. Они говорили. Нет… они пели. Они наполняли воздух вьющимися, звенящими мелодичными переплетениями слов и звуков. Их песня, казалось, была материальной. Музыкальные ноты пролетали с едва слышным шуршанием, у них была форма — сложная текстура, словно узор на спине змеи. Каждый миг кто-нибудь из сантот проводил рукой по воздуху, словно хотел притронуться к материи эфира кончиками пальцев.
Мейнцы подались назад — изумленные, растерявшиеся. Их генералы попытались восстановить порядок и возобновить атаку, но им не дали такой возможности. В этот момент сантот напали. Они двинулись вперед все той же плавной походкой, однако каждый из них за единую секунду преодолевал огромные расстояния. На ходу чародеи продолжали выкрикивать странные, непонятные слова. Они размахивали руками и били воздух как безумцы, обуянные невидимыми демонами.
Лика побежал, чтобы не отстать. Он стоял за спинами сантот, когда те приблизились к отряду белокурых солдат. Мейнцы ждали врага, выставив вперед мечи, готовые и нападать, и обороняться, но одним взмахом руки сантот сорвал с двоих солдат доспехи, одежду и даже кожу. Воины выронили мечи и застыли, еще не понимая, что произошло. Их мышцы, сухожилия и хрящи — все было обнажено; кишки, точно блестящие змеи, выскользнули из животов на землю. Чародей прошел мимо еще прежде, чем мейнцы упали, и сделал то же самое с остальными солдатами отряда, стоявшими чуть позади.
Другой маг резко ударил кулаком по воздуху — странный жест при отсутствии непосредственного противника. Однако секундой позже целая группа солдат в сотне ярдов перед ним превратилась в жидкость. Каждый из них стал тысячью шариков влаги размером с боб, собранных в форме человеческой фигуры. Капли упали на землю и разбились от удара, оставив на земле ярко-красное пятно. Еще один чародей выдул свою ярость прямо из горла — с силой, которая изогнула воздух перед ним и проложила в рядах мейнцев кровавую просеку. Оторванные конечности и головы разлетелась в разные стороны.
За несколько секунд все изменилось. В мейнской армии воцарился хаос. Многие солдаты бросали оружие и срывали шлемы. Они накидывались на своих товарищей, топтали упавших или бездумно метались по полю. Страх завладел ими безраздельно. Было ясно, что мейнцы потерпели сокрушительное поражение. Лика не знал, что они видят на лицах магов, но это зрелище наполняло их ужасом. А сантот все преследовали и преследовали врага, и ярость чародеев пылала все жарче. Они шагали по земле, и земля прогибалась под их ногами. Пласты почвы вставали торчком, словно земная кора была сделана из тонких досок, и сила ударов швыряла мейнцев высоко в воздух.
— Невозможно… — пробормотал Лика.
Такого просто не могло быть. Он повторял это снова и снова. Невозможно — пусть даже ощущение казалось ему знакомым. Оно было созвучно с его кошмарами, обуявшими генерала в те времена, когда он горел в лихорадке на плато Мейн, под грудой мертвых тел. Картины, которые вспыхивали тогда в голове Лики, во многом походили на те, что окружали его сейчас. Но его бредовые видения не были реальностью. Сны. Иллюзии… Не более. Алайну хотелось верить, что нынешние картины окажутся такими же вывертами разума. Не нужно принимать их за чистую монету. Иначе придется поверить, что мир лишь картина, написанная на ломком полотне. Ее можно разодрать на части. Проделать дыры в земле и в небе. Такие дыры возникали прямо у Алайна на глазах; они исчезали почти мгновенно, однако ужас оставался в памяти. А потом разверзлись небеса, и вниз посыпались твари. Змеи, черви, сороконожки размером с сосну, похожие на угрей чудища, словно выдернутые из черных глубин великого океана — все это падало на землю. Адские создания скручивались и извивались, налетая на мейнских солдат, расплющивая людей в кровавые лепешки. И генерал понимал, что его глаза многого не видят. Истинные кошмары находились где-то на периферии зрения, они ускользали, когда он пытался сосредоточиться. Лика вертел головой из стороны в сторону, взгляд его исступленно метался по полю, но все же он не мог разглядеть этих ужасов, хотя точно знал: они где-то здесь, рядом. Очень близко.
Один из сантот стоял неподвижно, выпевая слова очередного заклятия. Генерал узнал Нуало и двинулся к нему. Он подошел так близко, как только осмелился, и остановился — тяжело дыша, ощущая такую усталость, какой не чувствовал никогда прежде, за всю свою жизнь. Эта усталость, понял Лика, была следствием отнюдь не только физического напряжения.
Живому трудно находиться рядом с магией, подумал он. Такая сила…
Нуало обернулся — медленно, плавно. Сперва обратил к Лике взгляд, затем повернул голову и уж потом — все тело. Чародей коротко глянул на поле. В его глазах плескалась ярость, какую Лика прежде не мог даже вообразить. Там, за этими глазами, полыхало пламя, и его беззвучный рев потрясал основы мироздания.
— Искажена. Такая сила — искажена. — Алайн услышал слова у себя в голове и понял, что Нуало докончил его незавершенную мысль. — Как же вы живете?..
Глядя в глаза Нуало и думая обо всем, что кричало, билось и извивалось повсюду вокруг него, Лика не мог ответить на вопрос. Его выдернуло из обычного мира, и генерал созерцал его будто бы изнутри и снаружи одновременно. Ему позволили увидеть все это, пережить все это, но он даже примерно не представлял, как такое возможно.
Позже Лика Алайн не сумеет сказать наверняка, что именно он видел. Большая часть воспоминаний этого дня останется у него в голове калейдоскопом разрозненных картин, расколотой мозаикой. Однако кое-что генерал знал наверняка: сила, которую он наблюдал, пугала не только своей разрушительностью. Она была полным и абсолютным злом. Стремление использовать ее необязательно должно быть продиктовано дурными намерениями. Нуало и другие сантот не были злодеями сами по себе. Даже ярость, бурлившая в них, уходила корнями в любовь к миру, в желание воссоединиться с ним. Однако сила, которую они выпустили, обладала собственной злобной волей. Возможно, в прежние, далекие годы язык Дающего был языком творения. Возможно, акт творения являлся гимном любви. Так гласили легенды, и если они не лгали, то чистый, незапятнанный мир был прекрасен — как и язык-музыка, породивший его. То, что высвободили сантот, являлось полной его противоположностью. Их песня стала разрушительным огнем; пустотой, которая пожирает творение, а не питает его.
Лишь теперь Лика понял, зачем он увязался за сантот, почему бежал за ними, стремясь увидеть их деяния. Он бежал, чтобы знать. Он бежал, чтобы стать свидетелем. Для того, чтобы — если приспеет такая нужда — хоть кто-нибудь мог объяснить, почему созданное не имеет права владеть силой создателя.
Назад: Глава 69
Дальше: Глава 71