Глава тридцать четвертая
Спускаясь вслед за древним призраком в разрушенную хтоническую деревню, Нико прокручивал в памяти все, что знал о духописи.
Насколько он помнил, могущественные чарословы прибегали к этому средству на краю могилы, когда чувствовали приближение смерти. В духописи (или призрачной магии) использовалась усовершенствованная версия того, что Шеннон называл «проецированием»: у себя в голове маг создавал сложную матрицу на нуминусе; со временем матрица превращалась в магическую копию разума мага, нечто вроде слепка с живого сознания. Позже магический разум обрастал текстовой плотью — и все это происходило внутри физического тела духодея. Автор и текст постепенно становились единым целым.
Волшебники творили призрачные чары на нуминусе, и те немногие призрачные маги, которых Нико довелось встретить, с головы до пят сверкали золотом. После смерти духодеев их призраки (или духи) продолжали жить в местах упокоения, которые сохраняли магический текст. Так, духи Звездной крепости обитали в особом некрополисе под цитаделью.
А еще Нико знал, что существует несколько разновидностей «ломаных» призраков. Умертвия, к примеру, нападали на другие тексты и даже на чарословов, которым не повезло забрести на территорию некрополиса. А вурдалаки отказывались покидать мертвое тело хозяина, частенько бродя в виде полуоживших трупов.
К счастью, у призрака, что плыл сейчас перед юношей, не имелось ни единого изъяна. Несмотря на прозрачность, его образ и текст выглядели на удивление цельными — поразительное достижение для чар тысячелетней давности…
Вслед за призраком Нико спускался по крутой осыпающейся лестнице к руинам хтонической деревушки. Порывистый ветер задувал все сильнее, бушуя высоко в кронах деревьев.
— Магистр, — обратился юноша к призраку, — как мне следует вас называть?
Хтонический дух замедлил шаг и с улыбкой передал Нико три фиолетовые фразы. Чарослов прочел: «Зови меня Талки. На нашем языке «талки» — форма мужского рода слова «переводчик». При жизни я был послом и общался с твоими предками».
Оторвавшись от послания, Нико поймал на себе пристальный взгляд широко распахнутых янтарных глаз. Талки сотворил еще две фразы и протянул их чарослову: «Полагаю, твой род ведет начало от правителей Новосолнечной империи. На тебе черные одежды, как у них».
Прочитав последнюю фразу, Нико только крепче прижал к груди Каталог. Из учебников он помнил, что Новосолнечная империя при поддержке тогда еще юного Ордена Нуминуса вырезала хтоников, всех до единого.
— Я родом из Остроземья, — осторожно вставил он.
Талки кивнул и написал ответ: «Да, я понимаю, что Новосолнечная империя пала много веков назад. Я слышал, она создавалась по образу и подобию Солнечной империи с древнего континента, но хотел бы знать больше. А пока следуй за мной».
Взмахнув собранными в конский хвост шелковистыми волосами, призрак отвернулся от Нико и поскакал дальше на своих трех конечностях. Чарослов зашагал следом, углубляясь в заросшие диким виноградом руины. По пути дух набросал очередной отрывок и перебросил текст через плечо. Нико кинулся его ловить, едва не поскользнулся, но все-таки поймал:
«Тебе стоит знать, что наши магические языки не слишком совместимы с человеческой кожей. Когда конструкты покинут твое тело, на память останутся болезненные отметины. Впрочем, не навсегда. Вот почему Химера, наша богиня, дала моему народу столь нежную и бледную кожу. Любой живой хтоник мог безболезненно записывать и стирать чары, используя собственное тело как вечный холст. Увы, это ослабило наши кожные покровы и стало одной из причин, по которой ваши предки так легко стерли древнейшую цивилизацию хтоников с лица земли».
Нико замедлил шаг, обдумывая прочитанное. Призрак остановился и, прежде чем выпустить очередной отрывок, окинул юношу внимательным взглядом.
«Не тревожься, я не держу зла. Ты ведь, как и я, ученый? Проводишь исследование?»
Дочитав, Нико поднял глаза.
— Исследование?..
Талки поспешил выложить очередной отрывок:
«Ты ведь евграфер? Исследуешь евграфичные языки, разве нет? Оба наших языка — и рикслан, и питан — евграфичны. Или есть другая причина, почему ты захватил с собой Живую книгу?»
Нико посмотрел на Каталог.
— Живую книгу?..
Хмурясь, призрак извлек очередную порцию текста:
«Пергамент Каталога остается живым благодаря Первому языку. Не знаю, известно ли тебе, но для записи наших языков подходит исключительно живая, дышащая кожа. Конструкты, ожившие фантазии подростка-мечтателя, предпочли твое тело Каталогу, потому что для них ты — источник силы. В этом и заключается прелесть наших наречий: мы способны превращать в текст собственные тела».
Нико перевел взгляд с Каталога на духа.
— Не понимаю…
Грудь призрака поднялась и опала в беззвучном вздохе: «Твоя Живая книга обучила тебя рикслану, одному из наших языков. А значит, ты евграфер, верно?»
— Я какограф.
Талки мотнул головой, записывая ответ: «Я уже это слышал от нашего последнего посетителя, который был здесь много лет тому назад. Только не забывай, что все евграферы ломают языки волшебников — в попытке сделать чары логичными. Вот почему твой разум влечет к рикслану: разум евграфера чувствует логику нашего языка. На рикслане ты должен колдовать почти без ошибок».
— Я… у меня получилось переделать субтекст, — признался Нико и тут же замер, как громом пораженный… а что, если?.. Он обернулся, рассматривая перевод призрачного послания. И к немалому удивлению, не обнаружил ни единой ошибки. Правда, оставалась вероятность, что дело в его недуге; какография частенько мешала ему распознавать сломанные руны — однако при переводе с нуминуса он каждый раз умудрялся наляпать столько ошибок, что даже его неполноценный разум легко их находил.
— Канон небесный! — тихонько выругался он. — Выходит, колдуя на этом вашем фиолетовом языке, я перестаю быть какографом?
С улыбкой призрак выдал ответ:
«Верно. С незапамятных времен мой народ знал, что состояние, которое вы зовете «какографией», вызвано несоответствием между магическим языком и разумом чарослова. В языках волшебников порядок рун произволен. А твой разум — разум какографа — отвергает произвольность; ему куда ближе языки с логическим строем, такие, как рикслан. Именно поэтому и ожили твои детские фантазии: порождения какографического разума, они воссоздали себя в виде конструктов, которыми сейчас испещрена твоя кожа. И именно поэтому Каталог обучил тебя нашему языку… Уверен, что ты здесь не ради исследований?»
Нико взволнованно посмотрел на духа.
— Нет, магистр, я не исследователь. Но я хочу выяснить, почему мой недуг не проявляет себя в… — Он не стал договаривать, заметив, что Талки уже составляет ответ.
Запечатлев несколько фраз в мышцах предплечья, призрак нахмурился… стер два предложения, кое-что подредактировал… и лишь затем продолжил писать. Нико не находил себе места, весь испереживался в ожидании готового ответа. И наконец дождался:
«Тогда я должен попросить прощения. Наткнувшись однажды на твоих очаровательных монстриков, я решил, что в один прекрасный день их автор найдет гримуар на рикслане и увидит собственные темные фантазии. Примерно триста лет тому назад нас посетил еще один евграфер — пылкий юноша. Хотел знать о евграфии все. На тебя был похож. Хотя, по правде говоря, почти все мужские человеческие особи для меня на одно лицо… Так вот, собственно, лет десять тому назад я обнаружил в лесу твоих конструктов и постарался их убедить, чтобы они, как только тебя найдут, сразу привели сюда. Большинство уперлось: мол, нет и все, и ни в какую… знаешь, они ведь всерьез удумали — уж извини за откровенность — тебя сожрать».
— Сожрать меня? — фыркнул пораженный подобной перспективой Нико.
Талки кивнул и вывесил очередной абзац: «К счастью, они передумали и вместо того, чтобы тебя слопать, привели сюда. Извини, если их действия больше походили на похищение… Впрочем, раз ты не исследователь… это все меняет. Мы давно здесь обитаем — шестьдесят четыре хтонических призрака, — и впервые за долгие годы мне страшно за нашу судьбу. А я так надеялся, что ты нам поможешь. Последний евграфер побывал здесь целых три века назад. В обмен на знания древних он обновил наши тексты. А еще задолго до его прихода к нам присылали чарословов хтоники из Небесного древа. Но, судя по всему, последнее убежище нашего народа давно уничтожено».
Нико обомлел.
— Небесное древо существует на самом деле? И хтоники действительно сбежали через Веретенный мост? Выходит, его специально для побега и построили?..
Призрак улыбнулся.
«Какой ты любопытный! Прежде чем ответить, я должен знать, восстановишь ли ты наш призрачный гримуар — Живую книгу, где содержатся наши призрачные тексты. Нужно-то всего ничего: простое прикосновение владеющего риксланом чарослова. А в награду я отвечу на любые твои вопросы».
Нико на миг задумался.
— Меня преследует смертельно опасное существо под названием голем — нечто вроде конструкта-убийцы. Вы можете меня спрятать?
Улыбка Талки погасла. Дух выткал в ладони фразу и, прежде чем перебросить Нико, некоторое время ее изучал. Фраза гласила: «Ты что, преступник? Или легионер?»
— Ни то, ни другое, — ответил Нико.
Теперь Талки не раздумывал: «Тогда даже не буду спрашивать, почему за тобой охотятся. Сам расскажешь, когда сочтешь необходимым. Однако я должен знать, каким образом конструкт тебя выслеживает».
Юноша потрогал тыльную сторону шеи.
— На мне проклятие, которое излучает сигналы в виде чар…
Призрак вновь улыбнулся.
«Тогда мы сможем помочь. Здесь хранится одна из самых могущественных священных хтонических книг. Затрудняюсь перевести ее название, но легионеры нарекли книгу «Бестиарием». Это великий том, который скрывает руины деревни за визуальным субтекстом — наверняка ты уже заметил маскирующие чары. Кроме того, благодаря Бестиарию здесь все пропитано древним метазаклинанием, рассеивающим постороннюю магию при попытке покинуть руины: сигнальным чарам твоего проклятия отсюда не вырваться».
Нико вздохнул с явным облегчением. Талки энергично закивал и выдал следующий отрывок: «Более того, любой конструкт, созданный не на рикслане, попав сюда, быстро распадается. Вероятно, твой преследователь не станет исключением. Твои ночные страшилки понимали, какую опасность таят эти руины для конструктов, и поспешили переписать себя на твою кожу сразу по прибытии. Написанные на рикслане лишь частично, они в основном состоят из питана — нашего языка, который воздействует на обычный мир, наподобие вашего магнуса. Помоги восстановить наш призрачный гримуар, и мы с радостью позволим тебе остаться в этом святилище».
— Договорились.
Призрак засиял ярче, расплываясь в улыбке.
«Просто замечательно. Как мне тебя называть?»
— Никодимус Марка. Можно Нико.
«Нико, ты, вероятно, пожелаешь побыть у нас подольше. У нас есть чему тебя научить. Ты хотел бы узнать историю нашего народа?»
Нико ответил утвердительно, и призрак горделиво расправил плечи — словно наставник, радующийся за ученика.
«Тогда следуй за мной и слушай», — написал Талки и двинулся дальше, в глубь руин, подпрыгивая на всех трех конечностях. Он то и дело, буквально на секунду, останавливался — лишь для того, чтобы на скорую руку набросать очередной абзац.
«Начну с Небесного древа: оно действительно существует глубоко в горах. Раньше туда вел особый мост. Но наши метазаклятия и конструкты синекожих давно перекрыли путь. Человеку не дано ступить в долину Небесного древа».
Шагая среди камней, Нико с трудом вчитывался в магический текст. Зато хтоник, похоже, запросто совмещал два дела, успевая писать и ориентироваться в развалинах. Призрак двигался с удивительным проворством, вместо третьей ноги используя тонкую правую руку.
— А что у вас с левой рукой? Потеряли на войне против Новосолнечной империи? — осторожно поинтересовался Нико.
Талки остановился. На его лице читалось недоумение.
«Нет, что ты, — написал призрак. — У всех хтоников по одной «руке», как вы ее называете. На самом деле, именно это и стало основной причиной вражды между нашими народами».
— А как же вы тогда… — Нико умолк на полуслове.
Талки расстегнул накидку над левым плечом и извлек длинную мертвенно-белую конечность. Одна кожистая перепонка протянулась от плеча к запястью, а другая была натянута между четырьмя гибкими пальцами, каждый длиной от двух до трех футов.
Следующую фразу Талки составил на этом парусе из кожи. Затем он соскреб текст и бросил его Нико. Тот прочел: «Наше название того, что вы называете «рукой», труднопереводимо. Ближайшее по смыслу слово — “мольберт”».
Талки продолжил писать на перепонке: «Оцени: чем больше у колдующего на рикслане кожи, тем больше у него свободного места для записи. Эти ваши, в черных мантиях, носят книжки, чтобы иметь при себе как можно больше текста. А наши тексты — это наши тела. Давным-давно предки хтоников обитали под горами вместе с зеленокожим и синекожим народами. Затем первое племя создало хтонические диалекты. Вот тогда-то богиня Химера и помогла нам сформировать тела и покинуть жестокий подземный мир, где правили синекожие».
— Синекожие?
Талки помедлил секунду, прежде чем составить ответ.
«Вы их называете кобольдами, а зеленокожих — гоблинами. Они тоже пишут на собственных телах. Правда, их шкуры грубы, а диалекты — разнузданны. Они клеймят себя. Тогда как диалекты моего народа требуют изящества. Наша богиня использовала Первый язык, чтобы приспособить тела хтоников для записи рун. Кожа у нас стала мягкой, с легко смываемым верхним слоем, специально предназначенным для рикслана и питана. Мы писали на левой руке — все больше и больше, расходуя все больше и больше кожного покрова. — Призрак кивком указал на свой «мольберт». — Благодаря Первому языку Химеры наши левые руки переродились в мольберты. Теперь ты понимаешь, почему наши предки считали друг друга чудовищами. Должно быть, однорукость хтоников казалась людям премерзким уродством, и наоборот, две человеческие руки вызывали отвращение у хтоников».
Нико мог лишь кивать. Талки взглянул на небо, а затем выбросил в воздух два коротких предложения: «Скоро рассвет. Пора спускаться под землю», — и поспешил дальше, стремительно углубляясь в древние развалины. Пристроившийся сзади юный какограф старался не отставать.
— А как же евграфия? — на бегу спросил Нико. Он едва поспевал за своим шустрым спутником и порядком запыхался. — Есть надежда, что рикслан излечит мою какографию, и я больше не буду лепить ошибки, колдуя на волшебных языках?
Не сбавляя шаг, Талки перебросил ответ через плечо:
«Нет, только вот я все не возьму в толк, зачем тебе что-то, как ты выразился, «излечивать»…»
Когда Нико прочел эти строки, Талки уже нырнул в одну из старинных построек, над которой сохранилась большая часть крыши. Нико последовал за духом и обнаружил, что почти сразу за входом начинаются узкие ступеньки, ведущие вниз, в темноту.
Тело призрака словно озарилось изнутри, мерцая нежными переливами индиго.
«Смотри не споткнись! — как бы мимоходом предупредил хтоник, прежде чем начать спускаться. — Мы надеемся, ты останешься с нами надолго и в будущем еще не раз восстановишь священный кодекс хтоников. Если не хочешь, чтобы конструкт тебя заметил, ни в коем случае не высовывайся наружу в дневное время».
— Почему? — спросил Нико, нащупав ногой крохотную ступеньку.
«Потому что яркий свет, особенно солнечный, губителен для рикслана. Ваши предки воспользовались этим знанием, чтобы нас уничтожить. Ночью мы обладали могущественными заклинаниями, равными по силе любому тексту людей. А днем становились беспомощны. Знал бы ты, с каким отчаянием и ужасом ждали мы рассвета. Надежды не было: кровожадные легионеры всегда атаковали с первыми лучами солнца».
Спустившись по ступенькам, они оказались в прямоугольной подвальной коробке с низким потолком и голыми каменными стенами.
— Наверно, вы меня ненавидите, — прошептал Нико.
Талки улыбнулся.
«Напротив! Никодимус Марка, обновив наши тексты, ты войдешь в число немногих избранных представителей людского рода, которые мне симпатичны».
