Она кивнула, очень серьезная и правильная, несмотря на красные волосы и зеленые глаза.

– А почему пытались удрать эти?

– Значит, – сказал Азазель раздумчиво, – в отряде были те… или, точнее, при отряде, которые понимали важность миссии. Они обязаны были сразу со всех ног бежать сообщать о возникших помехах. Чтобы, понятно, там наверху успели принять дополнительные меры.

Обизат поинтересовалась деловито:

– Ты остановил?

– Но допросить не успел, – ответил Азазель хмуро. – Одного взял живым, но сволочь моментально покончила с собой. Что как бы настораживает, чтобы не сказать хуже. Хотя эта сверхсекретность только подтверждает, что направлены были сюда с тайной даже для жителей этой местности миссией. И даже для местных вождей кланов.

Михаил сказал раздраженно:

– Да что за миссия? Давай рассказывай! Мы уже здесь.

Азазель вздохнул, развел руками.

– Миссия достаточно неприятная. Хотя вообще-то кому как… В общем, им было велено вырезать всех жителей одной из деревень.

Обизат охнула, но смолчала, Михаил спросил тупо:

– Зачем?

– На самом деле, – пояснил Азазель, – приказано вырезать только младенцев от колыбели до года. Однако демоны не люди, такое покорно не примут, матери бросятся защищать детей, мужья помогут, а на помощь могут прибежать из соседних деревень… Вожди родов и клана не могут позволить людям даже Высших Лордов вот так убивать без оповещения мирных жителей своих сел. Тут же бросят в бой отряды телохранителей, соберут войска… Потому нужно было вырезать всех жителей тайком вместе с младенцами и тут же вернуться.

Михаил сказал в нетерпении:

– Понятно, потому отряд такой большой. Чтобы все сделать как можно скорее и без особого шума. Но… почему?

Азазель оглядел их очень серьезными глазами, вздохнул.

– Мир меняется… Да, трюизм. Везде меняется, даже здесь. По мелочи, по мелочи, а по-о-о-отом…

– Пришло время потома? – спросил Михаил.

Азазель взглянул по сторонам, снял со спины рюкзак и с облегчением уронил под ноги.

– Привал!.. Поспим, завтра день будет трудным.

Обизат сказала измученным голосом:

– Я не устала…

– Зато Мишка едва на ногах держится, – сказал Азазель. – Все, отдых, короткий перекус, короткий сон, с утра марш-бросок до цели.

– Какой цели?

Азазель сказал важно:

– Прибудем, все расскажу. А то вдруг Обизат засланная шпионка?

– Обизат, – сказал Михаил быстро. – Не убивай его, у него такое странное чувство юмора. Потом убьем.

Обизат, гневно раздувая красиво вырезанные ноздри, вдвинула кинжал обратно в ножны и надменно отвернулась. Михаил бросил на землю плащ, Обизат послушно легла, а когда Михаил опустился в двух шагах, вместе с плащом перебралась к нему ближе, устроилась, прижимаясь горячим телом, опустила голову ему на широкий бицепс.

Михаил застыл на мгновение, но вспомнил укоризненный взгляд Азазеля, осторожно накрыл ладонью ее плечо, узкое, горячее и плотное.

Обизат счастливо вздохнула и закрыла глаза. Через мгновение Михаил ощутил ее мирное и равномерное сопение. Задние лапки легонько дернулись, по ним пробежала дрожь, словно в испуге удирает от кого-то.

Он погладил по ее плечу, она перестала вздрагивать, счастливо вздохнула и, не просыпаясь, прижалась плотнее, словно щенок к большой и всемогущей маме, что все знает, все умеет и от всего спасет.

Утром он проснулся от немелодичного вжиканья, это Обизат села в сторонке и, вытащив оба клинка, любовно проверила острия обоих, лезвие одного любовно протерла тряпочкой, по другому с азартом водила точильным камешком.

Азазель вынул из рюкзака бутерброды, один подал Обизат. Она взяла без боязни, но с настороженностью, готовая отшвырнуть в любой момент, если он вдруг нападет или укусит за палец.

– Странный запах… Что это?

– Еда, – сообщил Азазель. – С ароматизаторами и красителями. Но есть можно. Смотри, Мишка ест!.. Правда, он все ест, доверчивый…

Она, поглядывая на Михаила, осторожно надкусила, прожевала, вслушиваясь в ощущения, Азазель подмигнул, она ответила сердитым взглядом, но остальное съела быстро и уже без колебаний.

– У вас этим питаются?

– У людей? – уточнил Азазель. – В том числе, милая, в том числе.

Она села рядом, тихая и послушная, смотрит на Азазеля точно так же, как и Михаил, ждет рассказа насчет их таинственной миссии и не спускает взгляда с его рук, когда он вытащил из рюкзака что-то совсем уж непонятное в странных прозрачных мешочках, а затем вынул из них непривычного вида еду, от которой пошел зовущий запах.

– Подогреть? – спросил он деловито.

Михаил не ответил, Обизат не решилась раскрыть рот, а на сухой земле вспыхнул по щелчку пальцев Азазеля огонь, Михаил так же молча разложил на плоских камнях бутерброды и широкие ломти мяса, вытащил бутылки с квасом.

– Обизат, – сказал Азазель, – садись, ешь. Если не отравишься, то и мы потом поедим. Пластик не ешь, это упаковка… Хотя тебе, наверное, можно. Ладно, ешь, хочу посмотреть.

– Азазель, – сказал Михаил с упреком.

Азазель сказал со вздохом:

– Ладно, не ешь. Хоть это и вкусно, но некрасиво… для молодой девушки. Будешь старой – ешь все, тогда можно.

Обизат сказала с вызовом:

– Я никогда не буду старой! И всегда буду служить своему господину.

– Как молодость категорична, – сказал Азазель миролюбиво. – Узнаю себя! Я же молод и романтичен, а вот Мишка старый и скучный. И все время ворчит, ты заметила?

– Не подлизывайся, – отрубила Обизат с достоинством. – Мой господин красив и загадочен. И вообще он романтичен, жесток и когда-нибудь убьет этого чудовищного архангела Михаила, что сотворил этот ад!

Михаил поперхнулся бутербродом, Обизат с готовностью постучала кулачком по его спине.

– Не в то горло, господин?

– Ты ешь, – просипел он, – а то мы сожрем все…

Обизат послушно придвинулась ближе, взяла в обе руки бутерброд, как белка берет орех, а Михаил, кое-как собравшись, сказал с укором:

– Азазель… не все понимают твои дурацкие шуточки. Обизат, он все брешет. Это вкусно.

– Вкусно, – подтвердила Обизат. – Просто невероятно. У тебя хороший слуга.

Михаил сказал с неловкостью:

– Он не слуга, а напарник, который больше знает и умеет, чем я. И вообще это он командир, а не я.

Азазель подмигнул ей.

– Видишь, как брешет? Только не понимаю, зачем. Ответственность с себя хочет снять, что ли?

– Вожди тоже устают, – ответила она серьезным голосом. – Иногда уступают место заместителям, а сами присматривают со стороны. Он очень благороден.

– Слишком, – сказал Азазель. – Благородным можно быть только среди благородных, да и то удобнее быть с более… широкой натурой и демократическими взглядами. Бери мясо, уже готовое, греем только из-за человеческих причуд и привередничества. Мишка у нас такой, капризный. Но ты не обращай внимания.

– Я ему служу, – напомнила Обизат с достоинством.

– Служи дальше, – милостиво согласился Азазель. – Ну как пластик, вкусный? Вообще-то ты молодец. Едва не лопаешься от любопытства, но даже бровью не повела, это же надо! Так и держись, девочка!.. У мужчин есть свои тайны. Просто хвали нас побольше и восхищайся нами, это тебе зачтется. Но не расспрашивай.

Михаил поморщился.

– Азазель… Зачем какие-то запреты?

– Запреты, – сообщил Азазель, – это ступеньки, по которым человек поднимается к вершинам прогресса и культурки. А так как ты человек, что видно каждому, вот Обизат и сгорает от жажды узнать, как это ты, простой человек, убил Кезима.

– Я не простой человек, – пробормотал Михаил. – Как я понял, быть простым человеком позорно, да?.. Или только очень простым?

– Совсем простым, – уточнил Азазель, – совсем простым. Обизат, все было очень просто! Кезим погнался за Мишкой, поскользнулся, упал и убился головой о стену. Только и всего.

Обизат посмотрела на него с недоверием, подумала, перевела взгляд на Михаила. Тот с неловкостью улыбнулся, нет силы смотреть в ее чистые ясные глаза и брехать с легкостью Азазеля, уронил взор себе под ноги, а пока елозил там по красному песку и пытался поднять, она спросила звонким голоском:

– А с Зараном так не повезло?

– Да, – согласился Азазель, – были трудности.

– А крепость тоже сама рухнула? – уточнила она.

Михаил поперхнулся, Азазель широко улыбнулся и развел руки в стороны.

– Умница, поймала… Но лучше о таком помалкивай. Пусть все видят в Мишке простого и даже очень простого человечка. Он и в самом деле прост, как два рубля, уязвим и беззащитен, как все человеки… А крепость рухнула, потому что я чихнул в ту сторону. Сказал «чихал я на эту крепость» и… чихнул. Пусть это будет официальной версией. Народ такие сенсации обожает.

Она, почти не слушая, кивнула в сторону мрачного Михаила.

– До него смогут добраться только через меня!

– Прекрасно, – согласился Азазель, – тебя убьют, это пусть, не жалко, а он успеет убежать или дать сдачи. Ты молодец, Обизат!..

Михаил сказал сердито:

– Азазель…

– Чего?

– Прекрати обижать девушку, – сказал он. – Вдруг не знает, что ты брехло? И поверит. Это мы должны ее защищать.

Азазель вытаращил глаза:

– Тю на тебя! Зачем?

– Потому что она, – начал Михаил и запнулся, сказать «женщина» язык не поворачивается, Азазель поднимет на смех и начнет язвить о равноправии, – потому что… красивая…

Азазель в самом деле вытаращил глаза, повернулся к Обизат, а она, захваченная врасплох, неожиданно покраснела так густо, что даже лоб и шея порозовели.

– Как бы да, – проговорил Азазель медленно, – очень даже весьма как-то в тему, хоть и невпопад, но прямо в лунку… Обизат, ты слышала?

Обизат, уже опомнившись, вздернула носик. Щеки еще оставались красными, но голос прозвучал сравнительно ровно:

– Что? Ничего я не слышала!

– Молодец, – сказал Азазель почти искренне. – Видел, Мишка, как надо? Хорошее воспитание. Ты ляпнул глупость, а она сделала вид, что не заметила. Но на самом деле женщины такие вещи всегда замечают. Важное могут не заметить, но такое всегда засекут. А потом предъявят в нужный момент.

– Ничего я не предъявлю, – возразила Обизат. – Он мой повелитель, ему и так принадлежат мои мечи, моя сила и мое тело.

Азазель развел руками:

– Я убит, я сражен, мне промямлить нечего… Михаил снова победил.

Она произнесла с надменностью:

– Думаю, он всегда побеждает. Разве не так?

– Увы, так, – ответил Азазель. – Но мне тоже хочется попобеждать, как думаешь?

– С нами и ты будешь одерживать победы, – сообщила она милостиво.

– Ловлю на слове, – ответил он и повернулся Михаилу: – А ты чего нахмурился? Что за тяжкие думы терзают тебя, судя по сдвинутым бровям?

– Где ты видел двухрублевку? – спросил Михаил в недоумении.

Азазель победоносно улыбнулся.

– Их не бывает. Это к тому, что и ты существо уникальное. Как двухрублевка.

– Брехло поганое, – сказал Михаил с обидой. – А я все пытался вспомнить, как она выглядит. Своим нельзя брехать!

– Нельзя, – согласился Азазель, – но можно. Хоть и нехорошо, зато приятно и полезно в краткосрочной перспективе. А на долгосрочную в нашем быстро меняющемся мире лучше не рассчитывать, прогадаешь с инвестициями.

Михаил вытер пальцы о сухие горячие камни, повернулся к Азазелю и сказал раздельно:

– Все. Никаких отговорок и прыжков в сторону. Рассказывай.

Азазель улыбнулся как-то для него непривычно, Михаил никогда не видел его таким, словно вынужден сказать какую-то высокопарность, но язык не поворачивается, хотя да, надо.

– Поступила информация, – сказал он тем же несвойственным себе голосом, когда никак не может найти нужную тональность, – что в аду произойдет то, что однажды произошло и в мире людей… Здесь тоже родится некто, которого одни будут считать величайшим из пророков, а другие даже Мессией, что принесет в мир спасение… и его назовут Спасителем.

Михаил смотрел непонимающе, Азазель умолк, ожидая реакции, однако Михаил ждал продолжения, наконец Азазель сказал в раздражении и с долей обиды:

– Ты что, так и не понял?.. Среди демонов родится Христос!.. Пусть не сам Иисус, но все равно как бы воплощение Всевышнего, что однажды, если верить опиуму народа, случилось в мире людей. Тот, не действуя явно, как и обещал, постарается чем-то косвенно подтолкнуть популяцию демонов к развитию и совершенствованию. Хотя и не знаю, зачем, но ему виднее.

Михаил признался:

– Я как-то совсем упустил последние веяния… ну эти, насчет Иисуса и его учения. Узнавать пришлось так много, что не успевал. Слышал что-то о каком-то христианстве, но это вроде бы заметной роли не играет в мире? Да и все так быстро…

Азазель посмотрел с интересом.

– Последние веяния?.. Ну да, Христос – это же почти вчера… В общем, император не то Тит… не то Веспазиан… велел провести всеобщую перепись населения. Местные из сел и деревень должны явиться в ближайший пункт, где есть власть, и сообщить о себе все биометрические данные. В случае с плотником Иосифом и его беременной женой Марией это был заштатный городок Вифлеем. Плотник и жена, поясняю, и были той парой, у который должен был родиться этот то ли пророк, то ли богочеловек. Я романтичный революционер и бунтарь, потому для меня красивше звучит первая версия, но по уму я уже консерватор, потому принимаю и вторую…

Михаил прервал:

– Слушай, павлин, давай не о себе, а об этом… пророке!

– Ага, – сказал Азазель с пониманием, – и тебе не хочется называть его богочеловеком? Это значило бы, что Творец не сдержал слова насчет свободы воли человеку и обещания, что больше не станет вмешиваться в его жизнь! Нам же так хочется жить в упорядоченном мире, где мы хозяева своей жизни, а не пешки!

– Азазель…

– Да-да, понял-понял. Плотник и его домохозяйка прибыли в Вифлеем, но в связи с переписью все гостиницы и постоялые дворы оказались заполненными. Пришлось искать место, где переночевать, но нашлось только в хлеву. Там же Мария и родила. На всех картинках ребенок лежит в люльке на сене в яслях, а на него смотрят не то ослы, не то козы… рисуют то нубийских, то зааненских, дурачье, откуда тогда знали о зааненских?.. Сразу видно позднейших мазил, заклепочников на них бы натравить, да поздно, померли… Да не заклепочники померли, заклепочничество никогда не умрет, это же три великих беды: дураки, дороги и заклепочники!.. Ах да, осел и вол. В первоисточниках все же осел и вол… Ночь была холодной, хозяин привел этих животных и привязал там, чтоб жрали сено возле младенца и дышали на него теплом…