Глава пятнадцатая
За трое суток Дарья спускалась в камеру пыток всего один раз — бросила узникам пластиковые бутылки с водой и сразу же ушла. Все это время на экране огромного плазменного телевизора без перерыва транслировались различные кулинарные шоу. Один повар сменял другого, мастера своего дела готовили мясные, рыбные, грибные блюда, раскрывали секреты соусов, жарили, парили, варили супы. И на все это смотрели Виктор и Свин, у которых уже более трех суток во рту не было ни крошки.
Дарья наблюдала за ними. Порой часами сидела возле монитора компьютера и всматривалась в их лица. Она сама не понимала зачем. Возможно, причина была в злости, которая постоянно требовала подпитки. Ее тянуло к монитору как магнитом, и эта тяга мешала сосредоточиться на обыденных делах. Даже ночью множество раз просыпалась и шла к компьютеру — взглянет на лица убийц Киры, и обратно в постель.
Сны ей снились бредовые: то она продиралась сквозь черную густую хмарь, в которой бесновались молнии; то брела сквозь ливень неизвестно куда. Когда пробуждалась, не сразу могла сообразить, где находится, сознание выползало из цепких объятий сна медленно.
Нынешним утром Дарья взглянула в зеркало и не узнала себя: в запавших глазах странный блеск, в чертах лица что-то чуждое, холодное. Женщина из зазеркалья была новой Снежной королевой, принявшей власть у той, что лежала в больничной палате. И женщина эта не вызвала у Дарьи отвращения, напротив, она ей понравилась. Даже толика безумия в ее глазах понравилась.
Время приближалось к полудню.
Пора готовить обед. Роскошный обед! Все эти дни Дарья стряпней не занималась — перекусывала бутербродами, запивая их литрами кофе, — но сейчас был особый случай.
Она сложила в корзинку промаринованные в соевом соусе кусочки курицы, овощи, специи, зелень, масло, пластиковый контейнер с грибами и с этими продуктами спустилась в камеру пыток. Ее сегодняшняя роль не была молчаливой.
— Ну что, мрази, — громко сказала она, — проголодались? Лично я — очень. Как насчет жареной курочки, а?
Лежа на подстилке, Виктор хмыкнул и отвернулся, а Свин пялился на Дарью с таким видом, будто она и была той самой жареной курицей. Взглядом он пожирал ее, а язык жадно облизывал губы в тщетной попытке ощутить вкус.
На экране телевизора молодая женщина рассказывала о супе гаспачо, а рядом с ней женщина постарше нарезала лук. Дарья взяла пульт и убавила громкость, после чего принялась выкладывать продукты на стол.
— Меня всегда восхищало, как они так быстро ножом орудуют, — как бы между прочим заявила она. — Настоящие профи. Когда-то и я собиралась выучиться на повара, но не сложилось, — на секунду задумалась, — даже не помню почему… Кстати, вы часом не вегетарианцы? Вряд ли, по рожам вижу, что нет. Вот не понимаю я этих ребят. Жрут ботву всякую, но могу поспорить, во сне они видят мясо.
— А ты, подруга, сегодня болтливая, — проворчал Виктор. — С чего бы? Больше не брезгуешь с нами общаться?
Дарья вытащила из стола две сковороды, поставила их на плиту.
— Нет, не брезгую. К тому же я обожаю болтать во время готовки, это настроение поднимает. А знаешь, какое первое правило у уважающих себя кулинаров? Готовить с хорошим настроением. Кстати, как вам моя коллекция кулинарных шоу?
Звякнув цепью, Виктор уселся на подстилке.
— Отличная коллекция. Люблю на досуге посмотреть кулинарные шоу.
— Жрать хочу-у-у! — неожиданно взревел Свин. — Дай нам пожрать, сейчас же!
— Не кричи, брат, — спокойно сказал Виктор, — она ведь этого и добивается.
— Жрать хочу-у-у!
Эти вопли были для Дарьи как прекрасная музыка. Она с трудом скрывала ликование, хотя легкую улыбку себе позволила. Пускай этот урод вопит, и чем громче, тем лучше. Скоро, очень скоро к нему присоединится его братец. Не терпелось услышать хор голодных ртов.
— Ну дай чего-нибудь, а? — Свин протянул руку, как нищий на паперти.
Дарья включила конфорку, налила в сковородки оливковое масло и принялась резать грибы.
— Не люблю я рестораны, — деловито заявила она. — Да, как правило, в ресторанах все вкусно, но не нравится мне эта эстетика блюд. Все слишком аккуратно, что ли… Тут на тарелке кусочек рыбки, там пара капель соуса, а с краю листики зелени какой-нибудь. Симпатично, конечно, но у меня все это аппетита не вызывает.
Масло зашкворчало, и, оторвавшись от резки грибов, Дарья бросила кусочки курицы на сковородку.
— Я люблю, чтобы в тарелке было изобилие. Горячее изобилие! Гора картошки с укропом да с маслом сливочным и тут же кусок мяса поджаристый. Вот это я понимаю. — Деревянной лопаткой она поворочала в сковородке курицу. — Или пельмени со сметанкой, и чтобы зелени побольше. Любите пельмени со сметанкой, а, братцы-уродцы?
— Да-а, — выдохнул Свин. Его подбородок лоснился от слюны, а в глазах была странная томность, граничащая с безумием.
— Пельмени все любят, — добродушно заметила Дарья и принялась переворачивать кусочки курицы, чтобы со всех сторон образовалась румяная корочка. — А еще я обожаю макароны. Памятник из золота поставила бы тому, кто макароны придумал. Могу их лопать на завтрак, обед и ужин. С томатным соусом. Хотя с сыром тоже неплохо. По-флотски, опять же — просто и сердито.
Свин застонал, а Виктор лег на спину и закрыл глаза. Дарья убавила температуру в конфорке и закрыла сковородку крышкой. Включила конфорку под второй сковородкой и вернулась к столу.
— Хорошо, когда под рукой много продуктов, — улыбнулась она. — Есть где разгуляться. А вообще, на кухне я люблю импровизировать. Скучно готовить строго по рецепту, хочется эдакой отсебятинки. Тут главное не бояться экспериментировать. Готовка ведь тоже требует смелости.
Она нарезала лук, чеснок, натерла на терке морковь и все это вместе с грибами выложила на сковородку.
Свин принюхивался, вытянув шею. Крылья его носа вздулись. Он непрерывно сглатывал слюну и облизывал губы. А Виктор лежал спокойно, словно ему не было никакого дела ни до аппетитной болтовни Дарьи, ни до железного браслета на ноге.
Дарья помешала лопаткой грибы, затем сняла крышку со второй сковородки, высвобождая вместе с паром густой запах жареного мяса. До того как она зашла в камеру пыток, есть ей не хотелось, но теперь аппетит появился, в желудке заурчало.
— М-м-м, вкуснотища-а! — прокомментировала она. — И ведь ничего сложного, верно? Курица, масло и сковорода. Сегодня, уродцы, я не стану импровизировать. Пускай все будет по-простому. И вообще, если дело касается курицы, то лучше ничего не усложнять.
— Вкусно? — тихонько проскулил Свин.
— Ага! Еще как! Чуешь, какой запах?
Дарья закрыла крышку, вернулась к столу. Нарезая помидоры для салата, она то и дело поглядывала на Виктора: вот дернулся его кадык — слюну сглотнул, а вот повел носом. Маленькие, но все же доказательства его голодных мук. Пускай изображает невозмутимость, пускай… Так или иначе, голод подчинит себе его мимику, эмоции и превратит в безвольную скотину. Голод любого способен сломать.
— Предлагаю сделку, — произнес Виктор, не открывая глаз. — Я тебе информацию, а ты нам с братом по куску курицы.
Свин, расслышав лишь слова про курицу, отчаянно закивал. В его глазах загорелась надежда.
— Неинтересно, — сказала Дарья, складывая нарезанные помидоры в миску.
Виктор сел, потянулся, зевнул, изображая расслабленность и равнодушие к своему положению.
— А ты не спеши отказываться. — Он с хитринкой улыбнулся. — Информация стоящая.
— Неинтересно, — повторила Дарья.
— Неинтересно узнать тайну своего мужа? Хм-м… Давай сделаем так, рыжая: я тебе все рассказываю, а потом ты уж сама думай, стоит эта информация пары кусков курицы или нет.
— Курица, — заныл Свин, держась за живот. — Ку-урица…
Дарья молчала, сосредоточенно нарезая огурец. Ни на какую сделку она идти не собиралась. Пускай утрется урод своей сделкой! Кем он себя возомнил, дьяволом-искусителем? Не на ту нарвался!
— Ну, так я начну, если ты не против, — Виктор произнес эти слова с металлом в голосе. — Твой мудак-муженек вместе со своим приятелем, таким же мудаком, убили нашу сестру. Убили, а труп в реку сбросили. Как тебе такая информация, а, рыжая? Не пропал еще аппетит?
Дарья демонстративно съела кусочек огурца и облизала губы. Слова Виктора ее не только не шокировали, но даже и не удивили. Артур кого-то убил? Она это и так подозревала. Убил сестру этих уродов? Да и плевать. К тому же хитрый волчара мог и солгать. Он сейчас что угодно придумает, лишь бы кусок курицы заполучить.
— А ты, похоже, не слишком-то мужа любила, — заметил Виктор.
Дарья усмехнулась:
— Я его совсем не любила. А сейчас ненавижу не меньше, чем вас. Надеюсь, он страдал, прежде чем сдохнуть?
— А с чего, подруга, ты решила, что он мертв? Я этого не говорил.
Она уставилась на Виктора, позабыв про огурцы. На этот раз он метко попал в цель и вызвал любопытство. Неужели Артур все еще жив? Это казалось невероятным, учитывая, насколько сильно она уже свыклась с мыслью о его гибели.
— Во-от, во-от, — с удовлетворением протянул Виктор. — Вот такой взгляд мне нравится. Знаешь, что я в нем вижу? Две поджаристые куриные ножки. Ну а теперь поторгуемся? И не говори, что тебе неинтересно, где сейчас твой муженек. Не поверю. А ты, Свин, если хотя бы слово вякнешь, я тебя достану. Не знаю как, но достану.
Свин порывисто кивнул и зажал рот ладонями — крест-накрест. Он сейчас плохо соображал, но все же уловил суть потенциальной сделки и ее цену — кусок куриного мяса.
Дарья мысленно выругала себя за временный выход из роли и вернулась к готовке: добавила в миску с помидорами нарезанные огурцы, подошла к плите и перемешала лопаткой шкворчащие грибы. Она была в смятении. Желание узнать, где сейчас Артур, нарастало как снежный ком. И ее бесила наглость Виктора. Два куска курицы за информацию? Вот же торгаш выискался?!
— Твой муж сейчас подыхает от жажды, — заявил он. — Ему ведь теперь некому приносить воду. Страдает бедолага. Не знаю, сколько он еще протянет. Часы тикают, подруга. А в глаза-то его поглядеть хочется, правда? Хочется сказать ему все, что ты о нем думаешь? Такой охренительный бонус к твоей мести и всего за два куска курицы. А скоро он крякнет, и будет поздно. Может, уже через час будет поздно.
— Соглашайся! — заорал Свин. Молчаливое упрямство Дарьи и запах пищи сводили его с ума. — Соглашайся, давай же, сучка!
Виктор с наигранным упреком взглянул на брата:
— Не оскорбляй нашу гостеприимную хозяйку.
Дарья принялась нарезать зелень. Она поймала себя на том, что делает это слишком нервно, и взяла себя в руки. Зелень добавила в сковородку с грибами, туда же вылила сливки.
— Два куска курицы, Свин, — не отвлекаясь от готовки, сказала она. — Ты их получишь, обещаю. И немного салата в придачу. Скажешь, где сейчас мой муж, — и приятного аппетита. Это моя сделка, другой не будет. Еду я буду давать маленькими порциями, чтобы ты все съел сам. Кинешь хотя бы кусочек брату и не получишь остальное.
Свин покосился на Виктора и сразу же отвел взгляд. Минуту-другую он сидел, опустив голову, виноватое выражение на его лице сменялось злым и снова виноватым.
Виктор передернул плечами.
— Соглашайся, братишка.
Дарья с равнодушным видом сняла с плиты сковородку с курицей, открыла крышку и продемонстрировала колеблющемуся Свину поджаристое, источающее аппетитный запах содержимое.
— С корочкой, — сказала она. — Любишь курицу с золотистой корочкой?
— Начинай его кормить, рыжая, — заявил Виктор, уставившись на закованную в железный браслет ногу. — Я расскажу тебе, где твой муж. Начинай.
Все с тем же безмятежным видом Дарья поставила сковородку на разделочную доску, отложила крышку, сняла с кусочка курицы золотистую кожицу и бросила ее на пол рядом со Свином.
— Это аванс.
— Маленький какой-то у тебя аванс, — выдавил Виктор.
Свин схватил кожицу, запихал в рот, почти не пережевывая, проглотил и принялся усердно с утробным урчанием облизывать пальцы.
— Я жду, — строго сказала Дарья. — Рассказывай.
— Дай ему еще, — потребовал Виктор.
— Он ничего больше не получит, пока не расскажешь.
На экране телевизора женщина в белом фартуке медленно, наслаждаясь процессом, нарезала мясной пирог. С легкой улыбкой она то и дело поглядывала в камеру, словно говоря: «Это так вкусно, дорогие телезрители! Божественно вкусно!»
Свин стер пальцами с пола капельки жира и сунул пальцы в рот. Его глаза умоляли: еще, еще мяса!
— Я жду, — повторила Дарья.
Виктор колебался. И тут Свин выдернул пальцы изо рта и выдал на одном дыхании:
— Он на заброшенных очистных, в канализации! Дай, дай еще мяса, дай!
Виктор зажмурился и покачал головой. Со словами брата из него словно бы вышла вся невозмутимость, в лице отразилась жуткая усталость.
Дарья ощутила триумф. Свин выложил информацию за куриную кожицу, но ее больше обрадовало то, как резко изменился Виктор. Сдался? Нет, она так не думала, но спеси в нем явно поубавилось.
— Еще мяса! — со злостью требовал Свин. — Ты обещала!
Она закрыла сковородку крышкой, выключила обе конфорки — на сегодня все, теперь есть дела поважней готовки.
— Ты обещала. Я же сказал, где твой муж!
Дарья усмехнулась:
— А вдруг ты соврал? Ляпнул первое, что в голову пришло, лишь бы я тебе пожрать дала. Нет, уродец, так не пойдет. Сначала я все проверю.
Свин от возмущения потерял дар речи. Он силился что-то сказать, но из глотки вырывались лишь звуки, похожие одновременно на лай и мычание.
— Он сказал правду. — Виктор уставился в потолок. — И ты это знаешь. Свин ведь больше ничего не получит, верно?
Дарья не собиралась ему ничего отвечать. Она взяла пульт и включила громкость телевизора. Женщина на экране весело пожелала телезрителям приятного аппетита.
Свин скрежетал зубами, от бессильной злобы корябая ногтями подстилку. Дарья сложила в корзину остатки овощей, миску с салатом, а сковородки с мясом и грибным рагу решила оставить — пускай запахом и недосягаемостью сводят с ума узников. В корзинку положила лишь один кусок курицы.
Свин яростно зашипел сквозь стиснутые зубы, вскочил, схватил пластиковое ведро, служившее унитазом, и с диким воплем швырнул его в Дарью. Не попал, лишь обрызгал себя собственной мочой — ведро угодило в стол и отрекошетило в сторону Виктора.
Дарья презрительно фыркнула:
— Молодец, уродец! Теперь ты точно ничего не получишь, даже если сказал правду. Штрафное очко за плохое поведение.
С этими словами она вышла из камеры пыток.
— Я достану тебя, сука-а! — орал ей вслед Свин. — Достану тебя!
* * *
Предстояла долгая прогулка, нужно было подкрепиться. Дарья съела кусок курицы и весь салат — съела быстро, почти не ощущая вкуса. А когда складывала посуду в мойку, разбила тарелку. Она не могла ни на чем сосредоточиться, все мысли на фоне жуткого внутреннего трепета сводились к Артуру.
Рассеянно Дарья собрала в спортивную сумку фотографии мужа. Почти бездумно положила в нее несколько старых игрушек Киры. Что еще захватить? Мысли путались, и в голову больше ничего не пришло. Она и игрушки-то с фотографиями сунула в сумку, поддавшись эмоциональному порыву, не вполне понимая, зачем вообще это сделала.
Раздался телефонный звонок. Она взяла трубку и услышала пьяный сбивчивый голос Алексея:
— Это… это все неправильно! Я все расскажу… тебе. Ты многое не знаешь. Мне плохо, Дашка. — Он поперхнулся, задышал тяжело. — Расскажу… все…
Она вспомнила, что в прошлый раз обошлась с ним не лучшим образом. Да, сейчас ее раздражал его пьяный голос, но обострять положение она не собиралась. Уж он-то точно не заслуживал ее злости.
— Леш, проспись, — произнесла она мягко. — И не дуйся на меня, я тогда не в себе была.
Он сопел в трубку и бормотал что-то невнятное. Дарья вздохнула:
— Прости, Леша, — и повесила трубку. — Не до тебя сейчас.
Она взяла сумку и вышла из дома. Погода была пасмурной, по небу медленно ползли тучи. Охранник, перекидывая из руки в руку теннисный мячик, расхаживал возле будки.
— Пойду, прогуляюсь немного, — бросила ему Дарья, проходя мимо.
Он с подозрением поглядел на сумку, но от вопросов воздержался. И слава богу, она находилась сейчас в таком состоянии, что любая мелочь могла вывести ее из себя.
Дарья покинула территорию особняка и быстрым шагом пошла по грунтовой дороге. Внутренний голос ненастойчиво и даже как-то устало просил вернуться в дом и оставить все как есть. Чтобы заглушить его, она нервно забубнила:
— Празднуя восход луны, под веселый щебет птичий звери водят хоровод на поляне земляничной…
Внутренний голос умолк быстро, но она, словно в трансе, продолжала снова и снова повторять строки из детского стишка. Выражение ее лица постоянно менялось, но то были лишь разные оттенки злости. Мимо проехал автомобиль, водитель посмотрел на нее, как на дикое опасное животное. А она шла по обочине дороги, не замечая ничего вокруг.
Именно сейчас ей вспомнилось, как Артур накричал на Киру, когда та разбила чашку. А за этим воспоминанием с каким-то неумолимым напором последовали другие, и во всех них муж выглядел едва ли не демоном. Воспоминания крепко сдабривались вымышленными моментами, ложными. Дошло до того, что Дарья, как наяву, увидела перед мысленным взором Артура на кухне во время той грозы. Не Виктора, а его! Без маски, со звериным оскалом. И он же поднимался по лестнице, уводя Киру на второй этаж в ее комнату.
Дарья даже не заметила, как перешла с быстрого шага на бег. Внутри нее словно бы работал мощный поршень, накачивая кровь адреналином, а мозг — какой-то первобытной свирепостью. На перекрестке она остановилась и, дав волю эмоциям, выкрикнула в серое небо серию ругательств. Ее лицо раскраснелось, грудь вздымалась от тяжелого дыхания. На столбе недовольно каркнула ворона. Дарья бросила на нее презрительный взгляд, после чего свернула с шоссе на проселочную дорогу и пошла прямо по луже в сторону заброшенных очистных.
Через какое-то время злость пошла на спад, и Дарье это не понравилось. Она жаждала злости, как наркоман жаждет дозы наркотика. На помощь снова пришли ложные воспоминания о муже. Поршень внутри заработал с новой силой.
В таком состоянии она дошла до очистных. Исцарапав руки о ветки, продралась сквозь стену молодой поросли и выбралась к одному из отстойников. Осмотрелась: дряхлое здание из красного кирпича, мусор, пожухлая трава, гнилые доски… Скорбное зрелище. От всего здесь веяло безнадегой. Взгляд, будто по наитию, притянуло к чахлой корявой березе. Скользнув вниз, он остановился на канализационном колодце.
— Он там! — уверенно и несколько плотоядно произнесла Дарья, мысленно добавив: «Росинка».
Что-то дикое блеснуло в ее глазах. Уголки губ дрогнули и, чуть приподнявшись, образовали жуткую пародию на улыбку. Хлюпая промокшими кроссовками, Дарья устремилась к колодцу. В сознании разрасталось безумное торжество, сердце колотилось. Но за несколько шагов до люка ее словно бы окатило ледяной водой, по спине пробежали мурашки. В голову ворвалась мысль, что сейчас она заглянет не в канализационный колодец, а в глубины ада. Дурная мысль, не своевременная. Торжество резко угасло, а внутренний советчик пробудился и снова подал голос: «Уходи! Возвращайся домой и забудь про мужа!»
На этот раз подавить голос оказалось труднее. Дарья, резко выдохнув, подошла к колодцу и посмотрела вниз. В сумраке тоннеля рядом с кучкой камней что-то шевелилось. Пригляделась и поняла: это рука. Пальцы сгибались и разгибались. Дарья услышала тихий стон, а потом и хриплый болезненный голос:
— Заткнись, Фролов… не буду я охотиться на крыс… мне больно, больно…
Далее последовал скулеж, сопение и невнятное бормотание. Рука исчезла, зато в полумраке появилась лысая голова. Человек в колодце смотрел вверх, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыбина.
С трудом Дарья узнала в этом существе своего мужа. Лицо у него было черным, то ли от грязи, то ли от засохшей крови, а может, и от того и от другого. В глазах навыкате горело чистое безумие. Он моргнул, и Дарье показалось, что это не веки закрылись и открылись, а врата, ведущие в саму преисподнюю. В какой-то мере давешний мистический страх ее не обманул, она действительно заглянула в колодец и увидела нечто сатанинское, безмерно уродливое, то, что немедленно хотелось вычеркнуть из памяти.
— Происки Грозы! — выдохнул Артур, еще сильнее выпучив глаза. По его грязному лицу ползали мухи. — Тебя нет, нет тебя, тебя нет!.. — Он заворочался, уполз в сумрак и через несколько секунд появился снова, держа за волосы сгнившую человеческую голову. — Смотри, смотри, Фролов, ее нет, правда? Ее не может там быть! Это… это все Гроза…
Его пальцы разжались, голова упала и откатилась в сторону. Артур обессиленно опустил руку. Язык стал заплетаться, срывающиеся с потрескавшихся губ фразы походили на лепет впавшего в маразм старика. Лишь изредка отчетливо звучало «Гроза».
И именно это слово заставило Дарью прийти в себя от увиденного. Заставило задрожать от гнева. Слово, которое олицетворяло для нее все самое мерзкое.
— Ты привел ее! — выкрикнула она, склонившись над колодцем. Перед глазами встала красная пелена, в горле запершило от горечи. — Мразь, мразь, мразь, ты привел смерть в наш дом!
Судорожно она открыла сумку, выхватила из нее десяток фотографий мужа и с яростью швырнула их вниз.
— Никакой памяти о тебе! Слышишь? Никакой!
Следующую партию снимков она порвала, скомкала, а уж потом кинула в колодец. Снизу раздался истеричный визг. Артур отмахивался от падающих на него фотографий, как от зловредных насекомых.
— Из-за тебя погибла Росинка! — с исступлением кричала Дарья, то и дело сглатывая подступающую к горлу желчь. — Ненавижу тебя, ненавижу!
Она достала из кармана зажигалку, вынула из сумки куклу с отломанной рукой и подожгла ее. Чадя удушающим дымом, огонь с жадностью принялся пожирать целлулоидную плоть куклы. Когда вспыхнули белые синтетические волосы, Дарья кинула горящую игрушку вниз. Артур взревел от ужаса. Он прижал к груди голову Фролова, как бы прося у нее защиты.
Дарья подожгла пупса, которого Кира называла «Кузей». Он, охваченный пламенем, последовал за куклой. Настал черед красного пластмассового домика.
— Мы за все отомстим, Росинка, — быстро зашептала Дарья. — Каждый свое получит. — Ее глаза блестели от слез, руки дрожали. — Каждый получит, что заслужил. Вот увидишь. Вот увидишь…
Из колодца поднимались клубы черного дыма, а горящие игрушки падали и падали вниз. Артур хрипел, задыхаясь. Он накрыл ладонью расплавленную пластмассу, и мощнейший разряд боли затмил даже боль в сломанной ноге. Но сил кричать не было. Удушливый дым быстро заполнял пространство тоннеля. Отчаянно пищали крысы.
Артур уже почти ничего не соображал, сознание погружалось в черную трясину. Паника затмила боль, рука в каком-то порыве потянулась вверх, обожженные пальцы попытались хоть за что-то уцепиться, но там была лишь пустота. Разъедаемые едким смрадом легкие молили о глотке свежего воздуха, сердце будто тисками сжало, а в отравленном мозгу что-то пульсирующее и горячее рвалось наружу, давя изнутри на барабанные перепонки и глазные яблоки.
И именно в этот момент сознание вынырнуло из черной трясины, и Артур четко осознал свое положение. Безумие отступило, зато панический животный ужас достиг критической точки. Откуда-то взялись силы для вопля.
Артур увидел, как из дымной хмари выплыло лицо Киры. Девочка улыбалась, радужка ее глаз сияла голубым потусторонним светом.
— Я оказалась права, — произнесла она. — Гроза уготовила тебе короткую роль. Прощай, дуралей. Скучать по тебе не буду.
Ее лицо растворилось в клубах дыма. Последнее, что Артур услышал перед тем как задохнуться, — был тихий звон колокольчика: динь-динь, динь-динь… Его обмякшее тело завалилось на бок, голова опустилась рядом с черепом журналиста Фролова, на лице застыла гримаса ужаса.
Дарья бросила опустевшую сумку и зажигалку в колодец, попятилась и обессиленно села на землю. Она сейчас не чувствовала ни триумфа, ни злорадства. В душе расползалась пустота, здравый смысл временно впал в кому. Дарья ясно сознавала, что только что убила человека, своего мужа, но она думала об этом совершенно бесстрастно, как о чем-то неважном.
Ее взгляд наткнулся на ползущего по обломку кирпича жука. Она вспомнила, что эта букашка зовется жук-пожарник. Красивый, с длинными усами. Ползает себе и не делает никому зла. Его не интересует, что творится вокруг, у него свои жучиные заботы. Крошечное создание, если оно умрет, ничего не изменится. Абсолютно ничего. И никто не будет горевать по этой букашке. Вот же несправедливость.
Дарье стало тоскливо, да так, что слезы потекли, и жук тут был «виновен» лишь отчасти. Тоска копилась все эти дни, скрываясь за вуалью злости, а теперь, ничем не прикрытая, она растекалась в сознании мутными ручьями. Дарья ощущала себя одинокой букашкой, до которой никому нет дела. Безмерно одинокой и несчастной.
Рядом материализовалась копия Киры. Девочка нерешительно протянула руку и кончиками пальцев погладила Дарью по голове.
— Не плачь, — с сочувствием промолвила она. — Я не хочу, чтобы ты плакала. Будь сильной.
Дарья вытерла ладонью слезы, поднялась. Первым ее порывом было нагрубить: «Я не нуждаюсь ни в чьем сочувствии!» Но искорка гнева погасла, едва вспыхнув. Вся злость упала в колодец вместе с горящими игрушками, не осталось ни капельки. К тому же ей действительно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь ее пожалел.
— Папочка получил то, что заслужил, — сказала девочка. — Это ведь хорошо. Это правильно.
Дарья с грустью усмехнулась:
— Кира никогда не называла его «папочка».
— А я его никак называть не буду. Он теперь ничто.
— Странно, — Дарья, пошатываясь, приблизилась к колодцу, — я больше не чувствую к нему ненависти. Полное равнодушие, словно он и не существовал никогда.
Но она понимала, ненависть всего лишь взяла передышку. А вот сожаление насчет того, что сделала, появится вряд ли. Она уже сейчас неосознанно пыталась стереть из памяти грязное лицо Артура, колодец, горящие игрушки — ничего этого не было, сон.
Дарья вздохнула, развернулась и побрела прочь от колодца, а девочка еще долго глядела ей вслед, пока не растворилась в воздухе, как утренний туман.
Внизу, в тоннеле, дымный смрад немного развеялся. Одна из выживших крыс выбралась из-под шапки-ушанки, тонко пискнула, обнажив желтые зубы, подбежала к сломанной ноге Артура и начала трапезу. Скоро к ней присоединились еще две крысы. Теперь это был только их дом, безумный охотник стал пищей.
* * *
Дарья вернулась в особняк и долго стояла под горячим душем. Просто стояла, апатично глядя на стекающие по кафельной плитке струйки воды. Иногда она шептала: «Это был сон», смутно понимая, зачем произносит именно эти слова.
После того как вышла из душа и оделась, приехал Константин. Его лицо было бледным, в глазах — глубокая печаль.
— Роза умерла, — сообщил он. — Полтора часа назад. Не хотел тебе это по телефону говорить. Такое лучше лично…
Эта новость Дарью не шокировала, но жалость вызвала. Снежная королева умерла, но у нее теперь есть достойная преемница. И не было никакого удивления, что Роза ушла в мир иной в то же время, когда в колодце задохнулся ее сын, — в этом виделась какая-то логика, рассуждать о которой у Дарьи не было никакого желания.
— А я все надеялся, что она выкарабкается, — добавил Константин мрачно.
— Я тоже, — сказала Дарья, веря в свои слова, хотя еще в тот день в больничной палате мысленно попрощалась со свекровью навсегда, и ее больше удивило бы выздоровление Розы, чем ее смерть. Но сейчас хотелось верить в это «я тоже», совести так было спокойней.
Они прошли на кухню и выпили по рюмке водки, помянув Розу, а потом долго сидели молча за столом. Наконец, Константин нарушил тишину:
— Все из-за этих тварей. — Он скривился, скомкал салфетку и сжал ее в кулаке так, что костяшки побелели. — Я хочу их видеть!
— Нет! — резко отреагировала Дарья. — Но поверь, они страдают и будут страдать еще больше.
Настаивать Константин не стал. Он лишь с недовольством выпил еще водки, а потом ударил кулаком по столу.
— Заставь их страдать и молить о пощаде! Сделай это, Дарья. И ты права, лучше мне их сейчас не видеть. — Он покачал головой, сурово глядя на свой кулак. — Не сдержусь, удавлю ублюдков!
— У меня к тебе просьба. — Дарья подалась вперед, нависнув над столом. — Достань мне хорошее обезболивающее, сильное снотворное и хирургический скальпель.
Константин кивнул:
— Достану, Дарья. Достану все, что потребуется.
